Текст книги "Пугливая (ЛП)"
Автор книги: Лили Сен-Жермен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
Дэймон поднимает на меня свои измождённые глаза.
– Ну, тогда у тебя есть около трех минут, чтобы ее похоронить, – огрызается он.
На кухонном столе стоит небольшой переносной телевизор, транслирующий местные новости, которые наполняют комнату статичной болтовней. Я слышу слова «пропавшая девушка» и настораживаюсь, хоть что-то отвлекает мое внимание от этой кухни и переполняющего ее напряжения. Я выбираю из тарелки сухие квадратики хлопьев и, зажав их между зубами, медленно ими похрустываю, создавая хотя бы видимость того, что пытаюсь что-то съесть.
Новости. Они притягивают меня, словно лампы верхнего освещения глупого мотылька. ПРОПАВШАЯ ДЕВУШКА. Появляется изображение Дженнифер в форме болельщицы и с ослепительной белоснежной улыбкой. Где-то наверху у меня тоже лежит такая форма, хотя я не носила её уже много лет. Корреспондент продолжает говорить о Дженнифер, о том, что она исчезла в четверг вечером после смены в гриль-баре «У Даны», и что подозреваемых пока нет. Полиции не известно, похищение это или просто сбежавший подросток. Утром в День Благодарения она поругалась с родителями, в обед уехала на работу, а потом просто исчезла.
– Раньше фото пропавших детей размещали на пакетах с молоком, – указав на телевизор, говорит Дэймон. – Теперь у всех есть телевизоры и мобильные телефоны.
Он прав. Думаю, сегодня все в Ган-Крике приклеятся к своим телефонам, без конца обновляя местные новостные сайты, отправляя неистовые сообщения.
«Вы видели Дженнифер в пятницу?»
Её будут боготворить, ее фото в форме болельщицы расклеят по всему городу. Я уже это знаю – я уже один раз это проходила, когда пропала Карен.
Через наш крошечный городок каждый день проезжает так много людей, что смерть Карен списали на приезжих, возможно, на какого-нибудь дальнобойщика. Всем в городе стало спокойнее, после того как от нас потребовалось всего лишь следить за незнакомыми людьми. Никому не хотелось верить в то, что один из нас способен на такое ужасное преступление. Но вот, девять лет спустя, это случилось снова.
Как и ожидалось, корреспондент переходит к разговору о деле Карен – семнадцатилетней Карен Брейнард, убитой в рассвете лет.
Они сознательно умалчивают о настоящей Карен. Глубоко порочной Карен.
Она перетрахалась со всем, что двигалось, включая всю футбольную команду.
Она большую часть жизни провела под кайфом.
Сказать по правде, Карен Брейнард была не очень-то приятным человеком. Она вела себя, как полная дрянь.
Но у нее было красивое лицо, заслуживающее внимания прессы, а потому после смерти она – герой, она трагична, она идеальна.
Сегодня люди будут говорить о Карен Брейнард.
Корреспондент снова переключается на Дженнифер, призывая всех, кто хоть что-нибудь знает, звонить на специальную горячую линию. 1800 – ДЖЕННИФЕР. Мне жаль операторов. Жаль Карен. Карен была не из богатой семьи. Для Карен не открывали горячую линию. Для Карен даже не сделали объявления с ее лицом, пока с момента ее исчезновения не прошло несколько дней, а к тому времени было уже слишком поздно.
– Те ее ищешь? – спрашиваю я Дэймона.
Он хмуро глядит на меня.
– А ты как думаешь? Я шериф. Конечно, я ее ищу. Ее весь город ищет. Где ты была вообще?
Он оглядывает меня с ног до головы.
– Продолжай заниматься собой, дорогая. Остальные будут искать твою подругу Дженнифер.
Он протягивает руку и поворачивает на телевизоре выключатель. Экран становится черным, и вокруг нас снова повисает привычная тишина.
«Она мне не подруга», – хочется сказать мне, но я прикусываю кончик языка и ничего не говорю.
Я облизываю потрескавшиеся губы и делаю большой глоток кофе.
– Думаешь, она мертва? – спрашиваю я.
Дэймон встает, кладет пустую тарелку в раковину и, взяв с кухонного стола ключи, поворачивается ко мне.
– Мы опоздаем, – говорит он. – Бери свои вещи.
Я совершаю большую ошибку, решив выйти из дома через заднюю дверь. Вот тут-то и оживает мой самый страшный ночной кошмар. Моя собака по-прежнему мертва. Это был не сон, это произошло на самом деле, но сама я похоронить ее не могу, а мне некому помочь. Я останавливаюсь и опускаюсь на колени возле ее окоченевшего тела, чтобы погладить запорошённый снегом мех.
– Эй! – кричит из машины Дэймон.
Я вынуждена проглотить слёзы и уйти от нее к автомобилю.
На пассажирском сиденье полицейской машины Дэймона лежит стопка цветных плакатов. Жизнерадостная Дженнифер улыбается лучезарной улыбкой со школьной фотографии супер высокой четкости.
Я поднимаю стопку плакатов и, пока Дэймон проезжает по нашей заваленной снегом подъездной дорожке, укладываю их себе на колени. Мой взгляд прикован к Дженнифер, худшая часть меня воображает, как она умерла, что с ней сделали в самом начале, и кто. Я больше не поднимаю глаза. Не хочу видеть очертания моей запорошенной снегом собаки, застывшие вокруг нее пятна крови и дыру у нее в черепе размером с пятак.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Кэсси
К нашему приезду весь центр города уже кишит репортерами. Настроение мрачное, даже неловкое. Может ли весь город сообща испытывать неловкость? Они стесняются, это точно. Ган-Крик редко осаждают толпы гостей. Особенно таких, которые суют вам в лицо микрофоны и забрасывают вас вопросами, когда вы еще пребываете в полусонном состоянии.
Дэймон паркует патрульную машину прямо напротив входных дверей полицейского участка, у него измождённое и напряженное лицо. Должно быть, отвечать за целый город вроде нашего, это просто кошмар. Особенно, когда случается нечто подобное.
Представляю, что будет твориться дома, если в ближайшее время эту девушку не найдут.
– Это не люди, а гребаные стервятники, – бормочет он, и я согласно мычу в ответ.
Он выходит из машины и открывает для меня дверь.
Подцепив одним пальцем кожаный ремешок, Дэймон протягивает мне мою сумочку, и я изображаю на лице искусственную улыбку.
– Спасибо, – говорю я, беру сумку и перекидываю ее через плечо.
Затем надеваю свои огромные солнцезащитные очки, купленные в магазине «всё за доллар», – день для меня уже слишком яркий.
– Ты в порядке? – спрашивает Дэймон.
– Как всегда, – отвечаю я, уходя от него, прежде чем он успеет сказать что-нибудь еще.
Мне следовало спросить его, в порядке ли он, но это значит притвориться, что мне не все равно. Мне нужно сделать кое-что важное, кое-что срочное.
Я знаю, что я – сволочь, потому что меня должен беспокоить тот факт, что девушка, с которой я выросла, пропала, но у меня есть более насущные дела.
Сначала мне нужно позаботиться о себе. Уже опаздывая на смену, я направляюсь в закусочную, которая находится в пятидесяти шагах отсюда. Я проталкиваюсь сквозь толпу журналистов, нетерпеливо трущихся у дверей, в которые им запрещено входить. Они вынуждены толкаться снаружи в снегу, чтобы урвать свой кусок мяса, свои звуковые фрагменты, свои достойные новостей цитаты обезумевших от горя друзей и членов семьи Дженнифер.
Я замечаю Кейси Маллиган, девушку, с которой когда-то ходила в школу. Накручивая на палец прядь длинных светлых волос, она выдавливает перед телекамерой пару увесистых слез, и, как и в прошлый раз, меня поражает, что в этом мире наибольшее внимание уделяется людям, которые меньше всего этого заслуживают.
Тем не менее, я рада, что это не я. Последнее, что мне нужно, это торчащая у меня перед носом камера. Я незаметно и без посторонней помощи проскальзываю мимо, невидимая девушка с пустотой внутри. Заметив всё еще стоящие у дверей ящики с молоком, которые каждое утро доставляют в гриль-бар, я на ходу бросаю на один из них свою сумочку и подхватываю его на руки, что есть силы, напрягая мышцы живота, чтобы не уронить тринадцать с лишним килограмм веса. Один из наших постоянных клиентов придерживает для меня дверь, и я, благодарно улыбаясь, тащу ящик с молоком через закусочную к расположенному на заднем дворе холодильнику.
Держа в руках кучу молочных бутылок, я иду по главному проходу, минуя ряды столов и лихорадочно обсуждающих Дженнифер клиентов, как вдруг происходит это.
Я вижу его. Его.
Я останавливаюсь.
Мои руки перестают работать. Я роняю все: ящик с молоком, сумочку, своё натренированное нейтральное выражение лица. Сумочка летит на пол, бутылки с молоком с бесцеремонным грохотом разбиваются, а их синие пластиковые крышки отскакивают и разлетаются в разные стороны.
Я потрясённо опускаюсь на колени. Люди смотрят на меня, но мне не до них. Все мое внимание сосредоточено на стоящем передо мной зеленоглазом призраке. Осколки, словно укусы огненных муравьёв, жалят мне колени, и я поджимаю ноги, принимая сидячее положение.
– Черт! – произносит Лео, присев передо мной на колени. – Кэсс. Кэсси. Ты в порядке?
Все мое тело горит, кожу пронзают слабые покалывания, от которых у меня кружится голова. Это чувство расползается от груди по конечностям, будто лесной пожар, в то время как я, ошеломлённо застыв на месте, сижу на заднице посереди закусочной под раздающиеся вокруг голоса и перешептывания.
Я завороженно смотрю, как передо мной, словно чья-то пролитая кровь, огромной лужей растекается молоко. Оно устремляется ко мне, как маленькое цунами, и тут у меня в голове нарастает мучительный шум.
– Ты сейчас потеряешь сознание, – говорит Лео, протягивая руку, чтобы помочь мне подняться. Его слова доносятся откуда-то издалека. – Господи, Кэсси, ты белая, как мел.
Я неуверенно поднимаю руку, и это напоминает ту самую вспышку электричества, о которой всё говорят.
Я чувствую, как это нарастает в кончиках моих пальцев, этот электрический разряд чего-то незримого, что хочет соединиться с его незримым. Но не успеваю я с ним соприкоснуться, как вдруг мое запястье обхватывает чья-то ладонь и одёргивает мою руку от парня – нет, от мужчины – который, как я думала, все еще в тюрьме.
– Он тебя обидел? – раздавшийся у меня в ушах голос Дэймона выводит меня из полу фантастичного состояния.
Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но, передумав, судорожно глотаю воздух. И мотаю головой.
– Как ты оказалась на полу? – слегка меня встряхнув, спрашивает Дэймон.
– Она упала, – говорит Лео, его рука больше ко мне не тянется.
Он отступает от меня, и, боже, это больно. Он кажется расстроенным.
– Она уронила молоко и упала.
Я не могу отвести от него взгляд.
Я не могу на него смотреть.
Молоко достигает моих ног. Оно разливается вокруг моего правого колена, затекает под меня, под мои бедра, под ладони. Оно ледяное, и я чувствую, что дрожу.
Дэймон приседает рядом со мной и, касаясь моей щеки, отвлекает на себя мое внимание.
– Кэсси, с тобой все в порядке? – спрашивает он, помогая мне встать на ноги.
С каждым вопросом, на который я не отвечаю, его тон становится все более настойчивым. Рядом с нами Аманда поднимает с пола молочные бутылки и, пока я неотрывно таращусь на Лео, набирает себе в руки целую гору. Он... другой. У него теперь татуировки. Он такой же, как раньше, но совершенно иной.
«Он на восемь лет старше», – понимаю я.
Пролетела треть его жизни. Треть моей жизни. Кажется, что прошла целая вечность. Кажется, не прошло и минуты.
Появляется помощник шерифа Крис и неуверенно смотрит на нас с Лео.
«Почему мне никто не сказал? Как, черт возьми, Лео материализовался в гриль-баре из воздуха?»
– Кэсси, – резко бросает Дэймон, и я понимаю, что он не шутит.
Я киваю.
– Я в порядке. Все нормально.
Я лихорадочно вспоминаю, куда шла до того, как увидела Лео. Прочистить желудок. Принять таблетки.
– Дайте мне пару минут.
– Я отвезу тебя домой, – говорит Дэймон и, положив руку мне на спину, разворачивает меня к входным дверям.
Я в панике его отталкиваю.
– Тебе нужно искать пропавшую девушку, – быстро произношу я. – Я в порядке, правда. Мне просто нужен аспирин.
«И чертов пистолет, чтобы положить конец моим мученьям»
– Я тебя провожу, – говорит Дэймон, неизменный герой.
Если бы они только знали, о чём я думаю, пока Аманда открывает дверь служебного помещения и проводит нас внутрь.
– Дай нам минуту, – говорит Дэймон, с озабоченным видом взглянув на Аманду.
Она кивает, прикрывает за собой дверь и выходит в коридор, после чего Дэймон опускает жалюзи и запирает дверь на замок.
– Не думал, что у него хватит смелости показаться на людях, – говорит Дэймон, и вот тогда, наконец, до меня доходит.
Понимая это, я чувствую, как от лица отливает кровь. Он знал. Знал, что сегодня здесь будет Лео. Я спрашиваю его глазами, вглядываюсь ему в лицо, умоляю. Его взгляд всё говорит за него.
– Ты должен был сказать мне, что он вернулся, – шепчу я.
Он прищуривается.
– Я думал об этом. И решил, что лучше тебе пока не знать, – он на мгновение замолкает. – Не ожидал, что ты упадешь перед ним на колени.
– Пошел ты, – закипаю я.
Дэймон дергает челюстью.
– Извини, – говорит он, почти так, словно не просит прощения, а предлагает его мне.
Я отпираю замок и открываю дверь. В нашу с ним кратковременную тишину, врывается оживлённый шум закусочной, которая только что стала свидетелем трагического воссоединения двух несчастных влюбленных, а может быть, все просто сплетничают о пропавшей девушке и ее брате – звезде футбола.
– Дженнифер, – шиплю я, глядя на Дэймона.
Одно слово. Это работает. Он качает головой, его голубые глаза пылают гневом, но он уходит.
«Вот дерьмо»
Как только он покидает комнату, я снова закрываю дверь. Я и не думаю ее запирать – кто меня будет здесь разыскивать?
Лео, если у него есть хоть капля здравого смысла, давно ушел и, как бы мне ни плевать на всё, при мысли о том, что Аманде придется вытирать всё пролитое мною молоко, меня охватывает такое чувство вины, что я едва могу дышать.
Опорожнить желудок. Принять таблетки. Да.
Я иду в уборную для персонала, небольшую комнатушку, выложенную кафельной плиткой и расположенную у основного служебного помещения. Едва я успеваю закрыть дверь, как меня тут же начинает выворачивать. Мне даже не нужно совать палец в горло – во мне столько адреналина от встречи с Лео, что достаточно просто открыть рот. Это та самая тошнота, которая попадает тебе в нос, от нее щиплет глаза и текут слёзы, потому как ты от нее задыхаешься.
Опорожнив желудок и перестав давиться, я умываюсь и чувствую, что голова вот-вот расколется надвое. Мне так жарко, что, кажется, я сейчас загорюсь. Неуклюжими и мокрыми пальцами я снимаю с себя кардиган и вытираю им лицо.
«Таблетки»
Я возвращаюсь в служебное помещение в поисках фармацевтического блаженства, которое сейчас достану из своего шкафчика. Когда я сюда вошла, то не включила верхнее освещение, и в комнате без окон теперь полумрак. Единственный источник света – это слегка приоткрытая дверь уборной и горящие там на потолке люминесцентные лампы.
В служебном помещении пусто. Вот только... это не так.
Лео. Он здесь. Так или иначе, со мной тут один единственный человек – именно тот человек, к которому я не должна приближаться.
Он смотрит на меня глазами человека, повидавшего немало жестокости с тех пор, как я последний раз в них заглядывала. Я чувствую это, потому что узнаю эту очерствелость души, точно такую же, что и у меня.
Мое лицо – чистый лист, но глубоко внутри я кричу.
Не от страха. От страстного желания. Я хочу, чтобы мальчик, который все разрушил, поднял меня, отнес в эту уборную и сжал в своих объятиях. Хочу, чтобы он стер все следы последних десяти лет. Под рубашкой у меня напрягаются соски, а внутри разливается стыд.
После того, что он натворил, мне следует держаться подальше от этого парня, но я не хочу.
– Прости, – произносит Лео.
Его голос. Боже. Не помню, чтобы его голос был таким адски красивым. Он низкий и глубокий, и если его можно было бы сравнить с едой, то это был бы мед. Он больше не мальчик. Теперь он мужчина. Незнакомец.
Лео опускает голову и взмахом руки делает жест в направлении моего живота.
– У тебя кровь на рубашке, – озадаченно говорит он, показывая с безопасного расстояния. – Ты порезалась, когда упала?
Похоже, его мучают угрызения совести. Словно он думает, что кровь у меня на рубашке – это его вина.
У меня замирает сердце. Я рьяно мотаю головой, на глаза наворачиваются слезы.
– Это не моя кровь, – говорю я, мой голос напоминает мне писк.
Кажется, Лео растерян.
– Собака, – запинаясь, бормочу я. – Рокс. Она…
– Я вчера ее видел, – говорит Лео, и его широко распахнутые глаза скользят от моего лица к крови у меня на рубашке.
Я её даже не заметила. На мне все время был кардиган, который я сняла только сейчас.
– Она умерла, – произношу я. – Прости.
Лео делает шаг назад. Какая-то тень пробегает по его лицу, какое-то мимолетное подозрение.
– Как? – спрашивает он.
Я не знаю, что ему на это ответить. Поэтому ничего не отвечаю. Я протискиваюсь мимо него и, задев его плечом, как можно быстрее иду на кухню, потому что у меня нет ответа. У меня горит плечо в том месте, где я, выходя из комнаты, коснулась его руки. Может, он за одну беспечную ночь и разрушил мою жизнь, уничтожил мою семью, лишил меня будущего – но от Лео Бентли я по-прежнему горю, словно в адском огне.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Лео
– Бентли.
Я узнаю этот голос.
«Блядь»
Я работаю в гараже у гриль-бара, ремонтирую трансмиссию, которая решила выпасть из машины на 95-ом шоссе в нескольких милях отсюда. Она, разбитая в труху, лежит передо мной на верстаке, мои ладони все в трансмиссионной смазке, в руке – гаечный ключ. Я разворачиваюсь, держа гаечный ключ у бедра. Не знаю, почему. Может, просто чувствую угрозу от того, что они оба объявились вот так, как снег на голову. Я не должен. Это я тут охреневший. Я в этом городе убийца.
– Привет, шериф. Крис, – здороваюсь с ними я.
Я учтиво киваю им обоим, но всё мое внимание сосредоточено на Дэймоне Кинге. То, что я испытываю, глядя на него, не передать словами. Это нечто среднее между сильным страхом и непреодолимым стыдом, какое-то разгорающееся у меня в груди беспокойство, от которого у меня возникает острое желание надавать себе по голове.
Раньше мы с Дэймоном проводили вместе кучу времени. Он хороший парень, и это только усугубляет ситуацию. Прежде, когда я был защитником, Дэймон тренировал футбольную команду, к тому же, он шериф дерьмового города, из которого большинству людей охота поскорей свалить, а не наоборот. Он отличный парень. Раньше я бы назвал его хорошим другом.
Да. Мы с Дэймоном неплохо ладили до того, как я убил его жену. Знаю, что формально она жива, но уверен, что смерть всё же лучше, чем то, во что я превратил Терезу Кинг.
И Крис. Мужик, мы же вместе выросли. Мы вместе играли в футбол.
– Чем я могу помочь? – спрашиваю я, не зная, чем занять руки.
Дэймон небрежно расстегивает кобуру, этот звук оглушительным эхом проносится в тишине гаража. Держа руки на бедрах, он осматривает гараж, не упуская из виду ни малейшей детали. На какой-то момент я бледнею, вспомнив про фотографию Кэсси, и о том, что она все еще лежит в моем ящике с инструментами. Крышка открыта, и когда я смотрю мимо Дэймона, то вижу на этой фотографии улыбающееся лицо Кэсси, осколок давно минувших дней. Это фото как-то сделал Чейз, за несколько месяцев до того, как мы нашли Карен. Всё то лето мы провели на берегу озера, расположившись на складных стульях для пикника, а когда становилось совсем жарко, то просто сидели на мелководье, пытаясь удержать остатки прохлады.
– Ты знаешь Дженнифер Томас? – остановившись передо мной, спрашивает Дэймон.
Его улыбка кажется искренней, даже дружелюбной, но вот от взгляда его глаз, я так сильно сжимаю рукоятку гаечного ключа, что у меня немеют пальцы. Его глаза просто безумные, и думаю, ему это известно.
Когда он упоминает Дженнифер, у меня замирает сердце. Конечно. Конечно.
– Да, – говорю я. – Мы с ее братом вместе ходили в школу. До того, как…ну, Вы понимаете.
– До того, как ты убил мою жену?
Я невольно морщусь, потому что он прав.
– Да, сэр.
Дэймон кивает. Я бросаю взгляд на стоящего позади него Криса, который практически слился с пейзажем, словно его здесь нет. Он скромный парень, и полагаю, в этом есть смысл. Нельзя, чтобы два альфа-самца боролись за власть. Кроткий и мягкий характер Криса Маккалистера делает его просто идеальной «правой рукой».
– Ты в последнее время видел Дженнифер? – напирает Дэймон.
– Нет, сэр.
«Я что, слишком быстро отвечаю?»
Я снова бросаю взгляд на ящик с инструментами. Он в моем поле зрения, но если Дэймон от меня не отвернется, то не увидит его. И почему-то мне кажется, что в ближайшее время он вряд ли выпустит меня из виду.
– Похоже, ты нервничаешь, – говорит Дэймон. – Не хочешь ещё немного подумать над своим ответом?
Такое ощущение, что я задыхаюсь, находясь у него под микроскопом. Когда кто-то до меня докапывается, я веду себя довольно надменно и всегда готов ответить ударом на удар, но в данном случае я не могу сказать ни черта, потому что он действительно прав.
– Ты нервничаешь, потому что что-то скрываешь? – спрашивает он.
Я качаю головой.
– Нет, сэр. Просто... я давно собирался зайти к Вам домой и поговорить, вот и все. Извиниться.
Дэймон сжимает челюсти.
– Не стоит. Это плохая идея, малыш.
Давненько меня не называли малышом.
– Да, – соглашаюсь я, уткнувшись глазами в пол.
– Не возражаешь, если мы тут осмотримся? – спрашивает Дэймон, снова окидывая взглядом мастерскую. – В смысле, мы, конечно, можем получить ордер, но это куча канцелярской работы, а я ненавижу канцелярскую работу. Из-за заботы о жене у меня не остается времени на канцелярскую работу, понимаешь, о чем я?
Я кладу на стол гаечный ключ и, взяв тряпку, вытираю вымазанные в масле руки.
– Конечно, – говорю я. В груди нарастает чувство нервозности. – Смотрите все, что хотите. Здесь нечего скрывать.
Я думаю о том, как в последний раз видел Дженнифер. Черт, это было так недавно, что они, наверное, еще найдут следы ее ДНК на той рубашке, что была на мне, когда Дженнифер съехала с дороги и спросила меня, считаю ли я ее красивой. Твою ж мать. Я мог бы избавить себя от кучи дерьма, просто сказав ей, чтобы она завела свою чертову машину и уезжала.
– А мы можем что-нибудь найти? – спрашивает Дэймон, жестом показав Крису, чтобы тоже шевелился.
Я иду следом за ними, не сводя глаз с ящика с инструментами и мысленно молясь, чтобы Дэймон не заметил фотографию.
– Много масла и сломанных деталей, – отвечаю я, посматривая на улицу.
– А как насчет заднего двора? – проследив за моим взглядом, спрашивает Дэймон.
Я пожимаю плечами.
– Груду проржавевших машин.
Где-то там и мой старый «Мустанг». Дерьмо. Его отбуксировали сюда сразу же после аварии, и он так и пролежал на одном месте. Я знаю это только потому, что, по словам Пайка, старый Лоуренс почти десять лет разбирал его на запчасти.
Дэймон устремляется к задней двери, сдвигает ее в сторону и выходит наружу. Сегодня уже не метёт, но проникающий сюда холодный воздух, просто ледяной. Я подумываю о том, чтобы сходить за курткой, но не хочу оставлять полицейских в гараже одних. Раньше бы у меня таких сомнений не возникло, но сейчас я не доверяю никому.
Я отказываюсь от куртки, выхожу на улицу в своей спецовке, радуясь, что она хотя бы с длинными рукавами. Когда наступит лето, здесь будет настоящая жопа, и мне придется обнажить свою обожжённую в аварии руку и выставить на всеобщее обозрение шрамы. Меня пробирает холод. Холод и моё реальное положение.
– Вы только посмотрите на все эти машины! – говорит Дэймон так, словно страшно впечатлен свалкой, образовавшейся здесь благодаря дешевой земле и боссу-скопидому. Большинство этих завалов совершенно бесполезны, и их следует подавить на металлолом, но попробуйте сказать об этом Лоуренсу. Иногда мне кажется, что в детстве у него не было игрушек, и теперь этим кладбищем автомобилей он навёрстывает упущенное.
– Сколько всего можно спрятать в таком месте, – говорит Дэймон, и мой живот пронзает мучительная боль.
Совсем как в тот раз, когда меня ударили ножом во дворе, и я почти истек кровью, а потом провел две недели в лазарете, пока моя рана не зажила. Только на этот раз крови нет. Просто резкое осознание того, что мне крышка.
Они думают, что я похитил Дженнифер.
ОНИ ДУМАЮТ, ЧТО Я УБИЛ ДЖЕННИФЕР.
Мне хочется сказать им, что это не так, что они подозревают не того парня, но не говорю. Потому что фактически они ни в чем меня не обвиняли. Чем больше я скажу, тем виновнее буду выглядеть. Впрочем, если я вообще ничего не скажу, не покажусь ли я им слишком несговорчивым?
Блядь.
– Мне нечего прятать, шериф, – говорю я, сунув в карманы руки, чтобы хоть как-то согреться.
Я плетусь за ним, наблюдая, как он заглядывает в старые, ржавые кузова автомобилей. Я начинаю отставать, в надежде, что Дэймон последует за мной, но, конечно же, ему на глаза попадается именно то, что он не должен видеть.
– Ах, – говорит он. Его слова острые, словно осколки стекла. – Печально известный «Мустанг». Он уцелел, да?
– Если Вы называете это «уцелеть», – глядя в землю, говорю я. – То да, сэр.
Дэймон, посмеиваясь, поднимает лом, которым я выправлял на своей машине вмятины, чтобы приступить к замене искорёженного шасси.
– Проклятая машина, убившая мою жену, – говорит он, ведя одной рукой по капоту. По той его части, которая не пострадала ни от огня, ни от столкновения.
Я не произношу ни слова. Ни тогда, когда он почти нежно скользит пальцами по блестящим изгибам автомобиля, ни тогда, когда поднимает лом и со всей силы ударяет им по металлу, оставляя на нем глубокую вмятину и содрав слои краски.
Он бьет ломом по капоту, и я вздрагиваю, представив на его месте свой череп. Знаю, вот что бы он предпочел.
Рубанув еще несколько раз, Дэймон бросает лом к моим ногам, и в его лице больше нет и намека на дружелюбие.
– Мы привезем из Рино поисковых собак, – произносит он, вытирая руки о штаны. – Если у тебя здесь труп, ты можешь перевезти его в другое место, но мы все равно найдем след.
– Нет у меня здесь никакого трупа – вы даже не знаете, мертва ли она!
– Значит, ты спрятал ее в той дыре, которую называешь домом?
– У меня ее нет, – рявкаю я. – Я не знаю, что с ней случилось, ясно?
Дэймон, поморщившись, глядит на свою руку. Она обмотана плотным бинтом, и я вижу, как сквозь белую ткань проступает свежая кровь.
– Вы в порядке? – спрашиваю я. – Ваша рука.
Нахмурившись, он шевелит под повязкой пальцами.
– Она была милой, эта твоя собака, – говорит он, и я замечаю, что у него под бинтом, между большим и указательным пальцем, кровь приобрела нечеткую форму полумесяца, напоминающую сильный укус. Глубокий укус.
– Кто-то ее сбил, это так печально. И представляешь, даже не остановился! Она направлялась к вашему участку. Должно быть, поняла, что ты вернулся.
Не думаю, что ему стоит верить.
– Кто-то прямо протаранил ее своей машиной.
Он замолкает.
– Ей было так плохо. Мне пришлось всадить в нее пулю, чтобы положить конец ее мучениям. Ты когда-нибудь видел, как умирает собака? Они выживальщики. Собаки такие упёртые. Будут бороться до последнего.
У меня жжет в глазах, к горлу подступает ком. Я любил эту собаку. Я ее любил, а он ее застрелил. Я убил его жену. У меня нет права на него злиться.
– Грустно, правда? Кэсси была вне себя. Господи, мне пришлось спать с ней всю ночь. Она так сильно плакала, никак не хотела меня отпускать. Ну, ты помнишь, какой она может быть.
Образ Дэймона, спящего рядом с моей Кэсси – это удар в лицо. Во мне закипает ярость, и это, видимо, отражается у меня на лице, потому что Дэймон смеется, положив руку на кобуру своего пистолета.
– Эй, эй, не пойми меня неправильно. Она мне как дочь.
Улыбка слетает с его лица.
– Она для меня всё.
Что-то в его словах очень меня беспокоит, но я не могу понять, что. Может, я просто жутко завидую, что он вытирал ей слезы, пока я спал в одиночестве.
– Увидимся, Бентли, – произносит Дэймон, возвращаясь в мастерскую с таким видом, будто это не он только что расхерачил мою машину.
– Давай проверим тот колодец, – говорит он Крису, который просто стоит там, словно немой, аккуратно заложив руки за спину.
«Давай проверим тот колодец»
Я даже не считаю нужным реагировать на это заявление. Мы живем на государственной земле, как современные сквоттеры в нашем собственном городе. Дэймон может обыскать этот колодец, черт, да он может поселиться в этом колодце, и я ничего не смогу с этим поделать. (Сквоттеры, – лица, самовольно заселившиеся на покинутое или незанятое место или в здание и не являющиеся его юридическими собственниками или арендаторами – Прим. пер.)
Я иду за ним через мастерскую и не успеваю отрезать ему путь, как он уже у моего ящика с инструментами. Смотрит на фотографию, на единственное, что у меня осталось от Кассандры Карлино.
Он выхватывает из ящика фотографию и показывает ее мне.
– Я это забираю, – говорит он, засовывая фотографию себе в карман. – Думаю, тебе придется найти что-нибудь другое, чтобы подрочить, идёт?
Тон его голоса несерьёзный, но глаза меня просто испепеляют, они полны ненависти. Он садится в патрульную машину и не сводит с меня взгляда до тех пор, пока не останавливается у обочины, сигналя перед поворотом на шоссе.
Я стараюсь запомнить, чтобы как приду домой, сжечь одежду, в которой был, когда в последний раз видел в лесу Дженнифер.
***
– Бентли, – рявкает примерно через час чей-то голос, в то время как я ковыряюсь под машиной в гараже Лоуренса.
«Господи, да что сегодня с этими посетителями?»
Я чуть не уронил себе на лицо гаечный ключ. Этот голос я знаю. Мэр Картер. Сегодня мне не хочется видеть его жирную задницу. Я притворяюсь, что не слышу его и продолжаю затягивать гайку на болте, который только что прикрепил к днищу старого «Бьюика» миссис Ласситер.
Эта чертова машина могла бы держаться на пластыре и проевшей ее ржавчине, но ее владелица, одна пожилая дама, практически ископаемое, и знает, что я возьму с нее только за стоимость деталей.
Потому что, мне кажется неправильным драть с людей три шкуры, когда у них нет денег.
– Эй, парень, – снова верещит голос. – У меня на машине вмятина. Это нужно исправить. Сегодня же.
Я крепко сжимаю гаечный ключ. Мне стоит больших усилий не выкатиться из-под машины и не насовать мэру Картеру по лицу до тех пор, пока оно не прогнётся вовнутрь. Но я сдерживаю свой гнев, даю ему растечься и осесть у меня в венах, словно спитой кофейной гуще на дно кружки.
– Всё занято! – ору я, продолжая свою работу.
Если я проторчу здесь слишком долго, то, зная моё везение, двигатель этой машины упадет мне на лицо и раздавит меня.
– Попробуй съездить в Тонопу.
Этот мудила пинает мой ботинок. Пинает! Это похоже на смертельную инъекцию ярости – на хлынувший в сердце адреналин. Я так сильно сжимаю в руке гаечный ключ, что у меня начинают покалывать и неметь пальцы.
– Я позволил тебе остаться в этом городе, только потому, что ты единственный имеешь представление о новых машинах с этими их компьютерными наворотами, – говорит он, присев рядом с машиной, чтобы со мной поговорить. – Я подумываю позвонить шерифу и обыскать ваш участок, сынок. Возможно, мы найдем там кое-что ценное.
