Текст книги "Пугливая (ЛП)"
Автор книги: Лили Сен-Жермен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
Я пытаюсь закричать, но из меня вырывается лишь слабый шепот. Я так замерзла. Так потрясена. Так устала. Я не могу издать и звука. Дэймон дотягивается до меня и пихает головой в непрекращающийся поток ледяной воды. Я судорожно хватаю ртом воздух и, увидев, как кружится вокруг сливного отверстия смытая с меня кровь Рэя, начинаю задыхаться.
– Посмотри на меня, – рявкает Дэймон.
Я смотрю на него.
Здесь все такое белое: белая плитка, белый потолок, белые полотенца. Даже белки глаз Дэймона. Но эти радужки пригвождают меня к полу душевой кабины, словно иголка мертвую бабочку. Такие лазурно-голубые. Раньше голубой был моим любимым цветом. Но это раньше. Теперь я ненавижу этот цвет. Теперь мне хочется отречься от неба и океана, потому что они напоминают мне о Дэймоне Кинге.
«О Дэниеле Коллинзе», – поправляю я себя.
Его настоящее имя Дэниел Коллинз.
– Мне следует вытащить тебя на улицу и прямо на снегу окатить из шланга, как гребаное животное, – выдыхает Дэймон. – Вот кто ты есть. Грёбаное животное.
Он выключает воду и оставляет меня на полу. Я сижу, обхватив руками колени и дрожу. До меня доносится шум бегущей воды, и я понимаю, что он наполняет стоящую рядом с душевой кабиной старую ванну с массивными ножками в виде лап. Через мгновение он вытаскивает меня из душа и, подняв, словно перышко, и сажает в ванну.
Опустившись голой задницей в горячую воду, я обретаю дар речи. Я кричу. После ледяного душа, он будто бросил меня в чан с кислотой. Может, так оно и есть. Может, так он меня убьёт. Дэймон зажимает мне рот рукой. Я держусь за края ванны так, словно меня бросает по бушующему океану в спасательной шлюпке, а не варят живьем в собственной ванной комнате. Раз-два-три-четыре-пять, и жжение немного отступает.
Дэймон убирает руку с моего рта и протягивает мне мочалку с мылом.
– Приведи себя в порядок, – сквозь стиснутые зубы цедит он.
Отступив назад, он пристально смотрит на то, как я, дрожа всем телом, смываю с себя остатки крови. Я, наверное, должна плакать, да? Плакать, сходить с ума или что-то в этом роде. Вместо этого, я думаю о Рэе. О Дженнифер. О Карен.
– Ты закопаешь Рэя с Дженнифер? – неожиданно спрашиваю я.
Дэймон свирепо на меня зыркает. А он изрядно поизносился, мой развратный отчим. Вся его одежда в крови, глаза чертовски воспалились, и, когда мы с ним только познакомились, таких кругов под глазами у него не было. Видимо, сложно сохранять молодость, когда отбираешь ее у других.
– Что это за вопрос? – рявкает он. – Конечно же, нет.
А потом:
– Кэсси, иногда ты вызываешь у меня серьёзное беспокойство.
У нас на нижнем этаже валяется покойник с развороченным черепом, во дворе под этим окном закопана девушка-подросток с ее мертворожденным ребенком, а беспокойство у него вызываю я? От такого нелепого хода его мыслей я сперва смеюсь про себя, а затем начинаю всем телом корчиться в конвульсиях до слёз и желудочных спазмов. Смех так похож на плач, что довольно скоро хохот переходит в настоящие рыдания, от которых рвётся душа, а из глаз сочатся соленые, обжигающие слезы.
Притянув к груди колени и обхватив их руками, я становлюсь просто голой девушкой, сжавшейся в комок в ожидании собственной смерти.
И срываюсь.
Я плачу и плачу, разбиваясь, разваливаясь на части, или просто падая в тартарары.
Это не сказка, счастливого конца тут не будет, за мной не прискачет принц на белом коне и не спасёт.
Есть только я и моё чудовище, лишь я и он в нашем доме из лжи и костей.
– Кэсси, – говорит Дэймон, на этот раз мягче.
Как будто бы умоляет. Не знаю, о чем. В тоне его голоса чувствуется тоска, потребность. Он накрывает мою руку своей ладонью и слегка её пожимает. Я бы отшатнулась, но мне некуда.
– Сегодня я ездила в Лоун Пайн, – шепчу я.
Все его поведение вмиг меняется. Он сильнее сжимает мне руку, и теперь в его голосе сквозит страх и недоверие.
– Что?
Теперь он знает, что я в курсе. Знает, что мне известны его секреты. Возможно, это станет моим концом. Возможно, он сейчас схватит меня за волосы и, сунув головой в воду, будет держать меня так до тех пор, пока я не захлебнусь.
Возможно, для него это было бы наилучшим вариантом.
– Я ездила на твою могилу, – печально говорю я, снова начиная плакать.
Не знаю, почему я рыдаю из-за него, поскольку он всегда причинял мне только боль. Но глядя на Дэймона Кинга, человека, которого не существует, на мальчика с пакета из-под молока, я не могу удержаться от слёз. Он так сильно сжимает мне руку, что у меня сейчас хрустнут кости.
– Вот куда я ездила. Я нашла на чердаке твои пакеты из-под молока. Мне нужно было узнать. Нужно было узнать.
Когда он решается снова заговорить, то похож на маленького мальчика.
– Ты кому-нибудь об этом рассказывала?
Я качаю головой.
– Мне не кому рассказывать.
Дэймон отпускает меня и безвольно садится на пол. Он тоже начинает плакать. Кажется, за все эти годы я ни разу не видела, чтобы он плакал.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Кэсси
Одна ванна, две порции бурбона, три дополнительных одеяла. Мне никак не удается согреться. Не удается унять дрожь. Мои зубы стучат в такт сердцу, которое запертой у меня в груди птицей отчаянно колотится о ребра, пытаясь вырваться на свободу. На потолке водяные разводы, темно-коричневые пятна с неровными краями. Они напоминают мне кровь. Не будь они такими старыми, я могла бы ошибочно принять их за просочившуюся с чердака кровь Дженнифер, которая капала на меня с потолка, пока я спала.
Конечно, все эти мысли о крови оттого, что я все еще от нее чешусь. От нее и от Рэя. Он, точнее то, что от него осталось, по-прежнему внизу, а потому Дэймон облачился в синий полиэтиленовый комбинезон, в каких обычно осматривают места преступления, и готов вступить в схватку с кровавым месивом и все убрать.
– Открой рот, – говорит он мне, сидя на краю кровати.
Я послушно открываю рот. Обычно в этот момент он сует туда кое-что другое, но сегодня это всего лишь маленькая белая таблетка, что лежит на кончике его пальца. Он просовывает её так глубоко, что я почти давлюсь, заглатывая таблетку без воды. Дэймон уже не в первый раз пичкает меня снотворным, но обычно он крошит его в стакан с молоком, будто думает, что так меня обманывает. Сегодня он решил не притворяться.
– Через несколько минут ты отключишься, – говорит он, как будто я этого не знаю.
Мы проходили это тысячу раз. Даже больше. Сколько дней прошло с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать? Вот сколько ночей, плюс-минус. И сколько же таблеток. Он встает, чтобы уйти, а таблетка тем временем растекается по моим конечностям и, миновав грудь, устремляется в самый низ живота.
Я ослабшими пальцами ловлю Дэймона за руку. Он оглядывается, и на его лице проступает замешательство и раздражение.
– Мне надо идти, – говорит он.
Я опять начинаю плакать.
– Я-не-хочу-чтобы-ты-уходил.
Утром я большинство из этого уже не вспомню. Таблетка подарит мне благодатное состояние почти что амнезии. У меня в голове будут мелькать обрывки воспоминаний, отдельные вырванные из общего гула слова, но и только. Это величайшая милость и самая большая ложь. Я забуду. Но сейчас, чувствуя мощный прилив эйфории от того, что там сейчас пениться в моих венах, я хочу, чтобы он остался.
– Пожалуйста, не уходи, – умоляю его я, от седативного действия препарата мои слова кажутся смазанными.
Я его умоляю! Я и впрямь больная. Конченная. Цепляюсь за своего мучителя, только потому, что кроме него у меня в жизни никого не осталось. Я вижу в глазах Дэймона нерешительность, суровую реальность того, что его ждёт, когда он спустится по лестнице и шагнёт в кровь своего брата. Он не может остаться, но и не хочет уходить.
Он сдаётся. Снимает с себя синий полиэтиленовый комбинезон, и голым забирается ко мне в кровать. Несмотря на горячую ванну, две порции бурбона и три дополнительных одеяла, под его горячими руками моя кожа кажется ледяной. Я такая же холодная, как погребенные в мёрзлой земле кости Дженнифер. Сквозь зазор в занавесках в комнату проникает жутковатая полоска лунного света, полоска, освещающая лицо Дэймона.
Его голова лежит на соседней подушке, рука под одеялом на моем голом бедре. Скользнув ладонью вниз, Дэймон кладёт ее мне между ног.
– Было больно? – спрашивает он.
Я киваю.
– Хочешь, чтобы я помог?
Эти чертовы таблетки и их обволакивающий туман. За десять минут они могут превратить вас из подневольной жертвы в умоляющую шлюху.
«Хочешь, чтобы я помог?».
Да, я хочу. Я киваю.
И вот он уже на мне и во мне, комната бешено вращается вокруг, мои колени широко раздвинуты, и бедра невольно вздрагивают от ощущения полной уязвимости. Но ничто из этого больше не ассоциируется с болью, только не теперь, когда я парю высоко над Ган-Криком в галлюцинаторном угаре. Дэймон использует меня так же, как и я его, снимает нестерпимый зуд желания там, куда, казалось, никому не под силу добраться. Он отбирает, и я отбираю, и неудивительно, что мы оба такие пустые, такие бесплодные, такие мертвые внутри. Большим пальцем он находит волшебную точку, прямо над тем местом, куда так настойчиво вколачивается, и я, наконец, снова ощущаю себя цельной.
Я изо всех сил прикусываю язык, чтобы не произнести имя Лео. Я быстро и громко кончаю, и когда Дэймон глотает вырвавшийся из моего рта стон, чувствую вкус крови.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Кэсси
Утро привносит в мир голубые оттенки, свежий слой снега и тщательно отмытые ото всех преступлений лестницу и кухню. Мне хочется спросить, где Рэй, похоронен он, сожжен или брошен на дно реки, но не спрашиваю. Вместо этого я варю кофе и пью его из своей диснеевской кружки так, словно ничего не случилось. Перед тем, как встать с постели, я приняла две таблетки Перкосета, и теперь чувствую во всем теле легкое гудение. По дому разливается жара, из-за приятного гудения я не ощущаю на запястьях и лодыжках жжения от вчерашних веревок, а за окном кухни плавно падает снег. Обеденного стола, к которому меня привязывал Рэй, больше нет, вероятно, пошёл на дрова. На его месте теперь стоит наш пластиковый садовый стол.
Судя по виду Дэймона, он не спал. Я сажусь напротив него за новый стол и невольно морщусь от того, как ноют ушибы у меня на бёдрах.
– Ты спала? – спрашивает Дэймон.
Я отвечаю ему пустым взглядом.
– Как убитая.
– Ты, блядь, издеваешься?
– Слишком рано для таких шуток?
– Просто заткнись и сделай мне кофе.
Я комично отдаю ему честь и встаю со стула. У меня с плеча спадает свободный свитер, обнажив проступившие там синяки. Дэймон смотрит на них, затем на меня. Я на секунду ловлю его взгляд, затем наливаю ему кофе и с грохотом ставлю перед ним кружку.
Снова сев на свое место, я отхлёбываю кофе и внимательно рассматриваю человека, который сразу после того, как меня изнасиловал его брат, решил, что неплохо бы накачать меня снотворным и трахнуть.
– Кэсси, – резко произносит Дэймон. – Скажи что-нибудь.
Что-нибудь, да? Ну, ладно.
– Что имел в виду Рэй, когда говорил о той сучке из наркоманского ручья?
Взгляд Дэймона тут же мрачнеет, и он смотрит в пол.
– Это ведь была Карен, не так ли? – не отстаю я.
Дэймон поднимает свой остекленевший взгляд на потолок и кивает.
– Да. Это была Карен.
Что-то у меня в груди сжимается с такой силой, что становится тяжело дышать.
– Дэймон, ты убил Карен? Ты что, убил ее и подбросил труп к дому Лео, чтобы казалось, будто он как-то с этим связан?
Он яростно мотает головой.
– Нет. Я бы такого не сделал.
– Вы изнасиловали Карен Брейнард?
Он бросает на меня уничтожающий взгляд.
– Кэсси, таких девушек, как Карен, не нужно насиловать. Тебе просто нужно знать, на что давить. В ее случае это был любой стимулятор, какой она только могла заполучить в свои поганые ручонки.
– Не следует плохо говорить о мертвых.
Дэймон фыркает.
– Думаю, что мы давным-давно закрыли эту тему.
Что-то в том, как он это говорит, меня пугает. Я не могу точно понять, что именно, но мне очень неспокойно.
– Ты поэтому убил Рэя? Из-за того, что он сделал с Карен?
Наконец, он снова встречается со мной взглядом.
– Кэсси, я убил его из-за того, что он сделал с тобой. С тобой. Я думал... я не знал, успею ли вовремя его остановить.
Ты его остановил, это точно. Остановил по всей кухне. Теперь у меня в волосах застряли кусочки его черепа.
– Я тебя ненавижу, – прямо говорю я.
– Знаю, – отвечает он.
– И зная это, ты все равно убил из-за меня своего брата? – мне бы надо радоваться, но я в полном замешательстве. – Своего брата.
Дэймон смотрит на меня, и я вижу во взгляде взрослого человека маленького мальчика. Страх. Боязнь. Приехав на пустую могилу в Лоун Пайн, я не нашла там Дэниела Коллинза, зато обнаружила его прямо сейчас.
От последующего ответа у меня по коже пробегает холодок, его слова просачиваются сквозь мои синяки и свинцовой тяжестью оседают глубоко в костях.
– Он не был моим братом, – произносит Дэймон, отодвигая от себя кофе. – Это он заставил меня сесть в тот фургон.
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
Кэсси
Увы, но Дэймону нужно работать. А это значит, что ровно в 10 часов утра меня высаживают у закусочной, как раз, когда там творится полный бардак.
Гриль-бар до отказа забит заезжими дальнобойщиками, пережидающими снежную бурю, что разыгралась где-то к северу отсюда. Все они хотят есть, требуют вафли, бекон и постоянно просят подлить им кофе. Я не хочу здесь находиться, и по мере того, как проходит действие обезболивающих, мне всё труднее и труднее двигаться.
Все болит.
Кажется, отбиваясь от Рэя, я ушибла себе даже кончики пальцев. Стоит мне закрыть глаза, и я тут же вижу кровь и жуткое месиво, в которое превратил его лицо пистолет Дэймона. Я отпрашиваюсь у Аманды на перерыв, и она направляет меня к одной из задних кабинок. Она видит, что со мной что-то не так. Интересно, что бы она сказала, узнав о том, что менее двенадцати часов назад меня чуть было не убили на моей собственной кухне. Я аккуратно складываю стопку салфеток, и тут появляется он.
– Кэсси, – произносит низкий голос, и я возвращаюсь к реальности.
– Блядь, – бормочу я, опрокинув черный кофе, который только что себе налила.
Горячая жидкость растекается по всему столу, задевая и мою стопку аккуратно сложенных салфеток. Я удрученно смотрю на представшее передо мной зрелище, даже не пытаясь убрать этот бардак.
– Черт, прости, – говорит Лео.
Взяв со стойки новую пачку салфеток, он вытирает со стола кофе, а я наблюдаю за движением его рук.
– Кэсси, с тобой все в порядке?
Я поднимаю голову, и встречаюсь с ним взглядом. Боже, он прямо как чертов плюшевый мишка. У него ласковые, умоляющие глаза. Мне хочется броситься к нему в объятия и умолять увезти меня от всего этого, прежде чем Дэймон убьет меня, или еще хуже, его.
– Ты меня пугаешь, – шепчет он, окидывая взглядом закусочную.
Пока что мы с ним одни в этом укромном уголке, но кто знает, сколько это продлится.
– Я тебя пугаю? – язвительно говорю я, уставившись на приблизительно два метра мышц и плоти.
Боже мой, он выжил в тюрьме, и я его пугаю?
– Ты не похожа на себя, – говорит он и, смяв в комок пропитанные кофе салфетки, бросает их на стол между нами. – Что произошло прошлым вечером, после того как ты ушла домой?
– Я больше не могу этого делать, – говорю я. – Не могу больше с тобой видеться.
– Чушь, – произносит Лео и садится напротив меня. – Что. Произошло.
Я гляжу в окно на лес, который трижды прочесывала полиция с целой армией добровольцев в поисках следов Дженнифер.
– Он тебя ударил? – спрашивает Лео и, потянувшись через стол, берёт меня за подбородок.
Он внимательно смотрит на мою припухшую левую щёку, на синяки и отечность, которую лишь отчасти удалось скрыть челкой и толстым слоем консилера.
– Я ударилась о дверь, – безучастно говорю я.
Я не могу сказать ему правду. Не могу открыть этот ящик Пандоры. Это все испортит. Спровоцировав Дэймона, Лео снова окажется в тюрьме, и на этот раз, скорее всего, навсегда.
– Кэсси, только скажи, что мне сделать, и я это сделаю.
«Забери меня отсюда. Спрячь. Люби. Спаси меня».
Вполне приемлемая реакция на то, как я себя чувствую. На то зверское насилие, которому я подверглась. Мне просто хочется уйти с Лео в какое-нибудь темное, безопасное и тихое место, уткнуться лицом ему в грудь и рыдать.
– Скажи, что мне сделать, – повторяет он, на этот раз более настойчиво.
Я смотрю на него, стерев с лица все эмоции, словно это чистый лист. Каким оно и должно быть.
Если Дэймон подумает, что Лео как-то со мной связан, он его убьет.
– Ты и так уже много сделал, – холодно говорю я. – Спасибо за салфетки.
Я вспоминаю лицо Рэя. Руки Дэймона. Вспоминаю о том, как ударила Лео, когда с ним трахалась. Что-то во мне надламывается. Интересно, сколько дней – нет, сколько лет – пройдет, прежде чем Дэймон устанет от меня и, наконец, отпустит.
Я вспоминаю о том, каким спокойным стал Рэй после смерти, оставив после себя лишь разбитый, опустевший сосуд.
В каком ужасе я была тогда. И как спокойна теперь; я завидую. Вне себя от завистливой правды, что он умер, а мне пришлось остаться.
И я очень спокойно, очень буднично решаю, что здесь мне больше делать нечего.
Я встаю, даже не удосужившись забрать со стола залитый кофе фартук и блокнот для заказов. Они мне больше не понадобятся. Завтра я сюда уже не вернусь.
Лео тоже поднимается, преграждая мне путь, и я, пользуясь случаем, кладу ладонь ему на грудь, прямо ему на сердце.
– Я знаю, что это был несчастный случай, – печально улыбаясь, говорю ему я. – Знаю, что все эти годы в тюрьме ты меня ждал. Знаю, что ты меня любишь. Хорошо?
Лео с силой стискивает зубы, его глаза темнеют. Страдание. О, как хорошо мне знакомо это чувство.
Я бы очень хотела, чтобы все было по-другому. Это мое самое большое несбыточное желание, что все эти годы теплилось где-то в глубине моей души. Что однажды, все изменится. Но глядя сейчас на Лео, на мальчика, которого я когда-то знала, на мужчину, которого по-прежнему люблю, я пытаюсь отыскать в себе это медленно горящее пламя.
Но его больше нет. Оно исчезло. Пропало, совсем как Дженнифер. Любовь осталась, но надежда... надежда угасла.
– Прости, Лео, – тихо произношу я. – Ты все это время ждал, когда снова меня увидишь. А я оказалась для тебя сплошным разочарованием.
– Кэсс, подожди…, – говорит он, но я не останавливаюсь.
Я, не задерживаясь, иду через кухню, мимо кабинета Аманды и через пожарный выход прямиком на улицу.
Там холодно, жутко холодно, но мне плевать. Миновав ряд мусорных контейнеров, я выхожу на парковку и пускаюсь бежать.
Я возвращаюсь домой в рекордно короткие сроки. Тринадцать минут – не помню, чтобы я когда-либо так быстро бегала. Лишь оказавшись на нашей подъездной дорожке, я замедляюсь и осматриваюсь в поисках каких-либо признаков Дэймона.
Его здесь нет. Я видела его машину на стоянке перед офисом шерифа, и он никак не мог вернуться пешком. У меня по-прежнему нет ключей от собственного дома, хотя это уже не важно.
Я захожу на задний двор и отыскиваю в лежащей у стены стопке дров подходящее полено. Размахнувшись им, словно бейсбольной битой, я обрушиваю его на окно кухни. С третьего удара оно разбивается.
На какой-то момент мой взгляд задерживается на том месте, где зарыта Дженнифер, и я тут же чувствую острый укол зависти. Подумав о том, как, должно быть, спокойно подо всей этой землёй, я отбрасываю палено и, подставив два больших кирпича, забираюсь на кухню.
В дом врывается холодный воздух, но я не обращаю на это никакого внимания. С военной точностью я собираю всё необходимое: бритвенное лезвие, оставшуюся водку, стул и припрятанный у меня в спальне под половицей пузырек Перкоцета. Я отношу все это в ванную, где менее двенадцати часов назад Дэймон смывал с моей пылающей кожи кровь Рэя.
Надеюсь, он найдет меня мертвой и истёкшей кровью.
Надеюсь, он заплачет.
И, надеюсь, его растерзает тот факт, что меня убило ни что иное, как его любовь, его темнота.
Пока наполняется ванна, я закидываю в рот по три таблетки и запиваю их обжигающей водкой. У меня не получается принять слишком много, поскольку к горлу подступает тошнота, но и этого уже достаточно, чтобы на время заглушить боль, пока я не провалюсь в сон, или не потеряю сознание, или хрен знает, что там будет перед смертью. Закидывая в рот таблетки, я замечаю свое отражение в зеркале, и глядящая на меня оттуда девушка, так чертовски меня злит, что я сжимаю руку в кулак и разбиваю зеркало на кусочки. Из костяшек пальцев течет кровь, и меня пронзает резкая, горячая боль. Хорошо. Отлично.
Я раздеваюсь до нижнего белья. Мое тело усеяно синяками и ссадинами, выдающими тайны, о которых я никогда бы не смогла рассказать. Я погружаюсь в ванну, с поверхности воды поднимается пар. Прежде, чем я смогу подумать, прежде чем начну сомневаться, я беру бритву и вспарываю ею кожу на левом запястье. Вот чёрт, это больно. Даже при том, что уже начали действовать обезболивающие, это все равно так больно, что меня мутит. Кровь хлещет из лучевой артерии, словно сироп, намного сильнее, да и быстрее, чем я ожидала. Комната вращается. Твою мать. Может, мне все-таки не придется резать другую.
Но Дэймон. Он в любой момент может вернуться домой. Найти меня. Спасти. А потом сделает так, что я до конца своих дней никогда больше не останусь одна.
«Режь другое запястье», – твердит у меня в голове мрачный голос.
Держать бритву в левой руке, когда из нее хлещет кровь и все такое, невероятно трудно, но я справляюсь. Я проделываю то же самое с правым запястьем, не слишком глубоко, но достаточно, чтобы это не заняло много времени.
Выронив лезвие куда-то в воду, я опускаю голову на край ванны. Я, смеясь, смотрю на свои запястья, а затем все погружается в блаженную прекрасную темноту. До Дэймона это была очень неплохая жизнь. До него у меня была такая чудесная жизнь.
ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ
Лео
Она очень недвусмысленно дала мне понять, чтобы я не приближался к ее дому. Но здесь что-то не так. Что-то чертовски не так. Не знаю, что произошло прошлым вечером после того, как Кэсси вернулась домой. Я видел, как она добралась до дома, вошла внутрь и включила свет. Видел, как домой приехал Дэймон. Как в ванной комнате, а затем и в спальне Кэсси, включился свет, и, наконец, как весь дом погрузился в темноту. Не было ни шума, ни борьбы, ни какого-то сигнала, который я отчаянно ждал. И поэтому я вернулся в постель, а затем, зажав в руке оставленные Кэсси трусики, подрочил и кончил на простыни, на которых мы с ней только что трахались, впервые за восемь лет.
Но девушка, которую я напугал этим утром в закусочной, резко отличалась от той, что бежала прошлым вечером к двери своего дома. Что-то случилось. Что-то плохое. И я намерен выяснить, что он с ней сделал.
Только бы она открыла эту чертову входную дверь. Я стучу и стучу, барабаню кулаком в дверь, но всё безрезультатно. Жму на звонок. Что-то не так. Во мне нарастает тревога. Я должен попасть в этот дом. Должен собственными глазами убедиться, что с Кэсси всё в порядке. Когда она уходила из закусочной, ее взгляд напугал меня до усрачки. Взгляд, который я никогда раньше у нее не видел, даже после той аварии.
Я обхожу дом и сквозь тающий снег пробираюсь к задней двери. Я уже собираюсь ее подёргать, как вдруг замечаю, что окно кухни разбито. Дерьмо. Если она там одна, и кто-то к ней вломился, я непременно должен попасть в дом и спасти ее. Если понадобится, я убью любого, лишь бы только уберечь ее от беды. И мне плевать, если из-за этого меня ждёт камера смертников.
Я бесшумно залезаю в окно, пробираюсь сквозь проделанную дыру и как можно тише опускаюсь на кухонный стол, а затем на пол. Я осматриваю нижний этаж, а потом, перешагивая через две ступеньки, крадусь вверх по лестнице и на полпути вздрагиваю от внезапного скрипа половиц.
До меня доносится шум воды, и именно туда я и направляюсь – в ванную. Я пытаюсь открыть дверь, но она чем-то заблокирована изнутри.
– Кэсси!? – кричу я.
Теперь, узнав, что она в ванной, я уже не беспокоюсь о взломщике – я беспокоюсь о том, что делает избитая девушка в ванной в середине рабочего дня. Если она нежится в пене после изнурительной смены в закусочной, если она слушает Айпод и поэтому меня не слышит, то я заменю ей сломанную дверь и тысячу раз извинюсь.
Но в глубине души я знаю, что Кэсси вовсе не отдыхает, не слушает музыку и не принимает чертову ванну. Прежде чем она бросилась бежать, я увидел у нее в глазах этот затравленный взгляд; я и сам пару раз уже испытывал это чувство. Целыми днями после того, как нашел в колодце Карен. Ночами после того, как слетел с моста и погубил мать Кэсси. Долгие годы, что провел в тюрьме «Лавлок», и все превратилось в один длинный кошмар. Я увидел в ее глазах этот взгляд. Взгляд, говорящий: «Не знаю, смогу ли я жить дальше».
– Кэсси! – еще раз на всякий случай кричу я.
Ничего. Я изо всех сил бью плечом в дверь, снова и снова. С третьего удара она слегка приоткрывается, совсем чуть-чуть, но мне этого вполне достаточно, чтобы заметить смертельно бледную и неподвижно лежащую в кровавой ванной девушку.
– Вот, дерьмо, – бормочу я и пинаю ногой дверь до тех пор, пока она не приоткрывается настолько, что я могу свободно просунуть туда руку.
Я вижу упирающийся в дверную ручку стул, отбрасываю его и, распахнув дверь, кидаюсь к ванной. Я падаю коленями на кафельный пол и, оцепенев от шока, смотрю на Кэсси. Она чертовски бледная, на ней только лифчик и трусики, тело усеяно синяками и ссадинами. Но меня сейчас беспокоят не они, а глубокие порезы на руках, из которых хлещет кровь. Кровь, которая начинается ярко-красным потоком и рассеивается по воде бледно-розовым цветом. Ее волосы веером рассыпаются у ее плеч, она кажется ангелом. Кажется мертвой.
– Нет, – шепчу я и, вытащив ее из ванны, кладу на кафельный пол.
Одно за другим я хватаю висящие на вешалке полотенца и обматываю ими ее запястья. Подняв их вверх, я с помощью гравитации пытаюсь остановить стремительный отток крови из одинаковых глубоких рваных ран у нее на запястьях. Одной рукой я держу ее ладони, другой – нащупываю у нее на шее пульс. Он такой слабый, что я едва чувствую биение ее сердца, из последних сил качающее оставшуюся у нее в теле кровь, чтобы хоть как-то ее сохранить.
– Кэсси, детка, ты меня слышишь?
Я вытаскиваю из кармана джинсов телефон и набираю 911. Знаю, что тем самым навлекаю на себя гнев Дэймона Кинга, но мне плевать. Чтобы спасти эту девушку, я бы прошел сквозь огонь. Я бы вскрыл себе грудную клетку и влил бы в нее свою кровь, если бы сейчас это могло уберечь ее от смерти. Я бы убил всех на свете, если бы только это вернуло ее назад, заставило очнуться. Скорая уже едет. Издали до меня доносится звук сирен. Я продолжаю слушать ее сердцебиение, потому что боюсь, что если уберу пальцы с ее шеи, то она умрет прямо здесь у меня на руках.
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
Кэсси
Я не умерла.
У меня даже этого не вышло.
Что у меня действительно вышло, так это навсегда лишить себя возможности когда-либо остаться наедине, чтобы проделать это вновь. Я не помню, как Лео нашел меня в ванной, как прибыла скорая и как на ней вместе со мной ехал Дэймон. Я не помню, как врачи прокалывали ему вену, чтобы перелить мне его кровь после того, как они израсходовали весь свой запас.
Однако я помню, как проснулась в больнице, привязанная кожаными ремнями к больничной койке. Запястья туго перебинтованы, живот полон активированного угля, а рядом с кроватью сидит мой бедный, встревоженный отчим.
Я помню, как через два дня ехала домой, после того, как Дэймон выписал меня из больницы, пообещав не спускать с меня глаз и ни на секунду не оставлять одну. Помню, как на полпути к дому он притормозил на обочине дороги, указал на окруженную густыми соснами поляну и сказал мне, что, если я когда-нибудь снова выкину подобный фокус, он зароет там труп Лео.
ЭТО БЫЛО ТРИ НЕДЕЛИ НАЗАД.
Теперь напротив меня сидит Крис Маккалистер, беспокойно барабаня пальцами по подлокотнику дивана. Мне пришлось сделать в этой комнате небольшую перестановку и подвинуть ковер, чтобы прикрыть большое пятно от крови Рэя. По иронии судьбы, это пятно не от убившего его выстрела – та кровь у обеденного уголка, по-видимому, начисто отмылась от половиц. Но здесь, в гостиной, покрывающие пол деревянные доски не глянцевые, а матовые. Они были отшлифованы и полностью подготовлены к нанесению свежего слоя лака.
Вместо этого я залила их свежей кровью Рэя, полоснув его по ладони разделочным ножом.
По словам Дэймона, чтобы удалить пятно, нам понадобится промышленный шлифовальный станок, так что на данном этапе будет вполне достаточно турецких ковров моей матери и небольшой перестановки мебели. Я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал о том, что случилось с Рэем, по той же самой причине, по какой не хочу, чтобы кто-нибудь узнал о том, что случилось с Дженнифер. Потому что Дэймон, вне всякого сомнения, сумеет повесить все эти преступления на Лео и засадит его в тюрьму на всю оставшуюся жизнь.
В Неваде есть смертная казнь.
Этому не бывать.
Крис здесь, потому что Дэймону пришлось уехать в Рино на встречу с новой оперативной группой. Они берут на себя расследование исчезновения Дженнифер. И так как теперь мне нельзя находиться одной, ко мне приставили няньку.
Сомневаюсь, что Дэймон доверил бы это Крису, знай он нашу историю. И всё же. У него нет настоящих друзей, и ради моего спасения он убил собственного брата. Поэтому, думаю, в том, что касается нянек для падчериц-самоубийц, помощнику шерифа Крису нет равных.
– Хочешь кофе? – нарушив тишину, спрашиваю я.
Крис качает головой.
– Нет, спасибо. Всё хорошо.
Я плетусь на кухню и, наливая себе кружку, между делом любуюсь пейзажем, открывающимся из нашего нового кухонного окна. Безопасное стекло. Небьющееся. Еще один замок на моем склепе.
Налив себе кофе, я поворачиваюсь и вижу, что следом за мной на кухню пришел Крис.
– Слава Богу, что ты вовремя объявился, – делая глоток, говорю я. – Я, пока наливала кофе, чуть было не покончила с собой.
Крис закатывает глаза и обходит стол.
– Я знаю, что тебе не нравится моё присутствие, – говорит он, глядя на меня с другого конца кухни. – Но Кэсси, никто не хочет, чтобы ты себе навредила.
Я делаю глубокий вдох. Сейчас мне хочется навредить вовсе не себе. А всем вокруг. Во мне кипит ярость, отчаянье. Я даже в туалет сходить не могу без того, чтобы кто-нибудь не стоял под дверью и не разговаривал со мной. Мне нужно бежать отсюда, но я не могу. Мне нужно увидеть Лео, но я не могу.
– Ты не видел Лео? – спрашиваю я Криса.
Внезапно, его присутствие перестает меня раздражать. Внезапно я вижу в этом возможность узнать, что происходит.
