Текст книги "Пугливая (ЛП)"
Автор книги: Лили Сен-Жермен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
– Я не могу найти свои джинсы, – бормочу я и, соскользнув с кровати, начинаю рыскать по полу.
Лео садится, включает фонарик и дает его мне. Я беру фонарик и на какой-то момент возвращаюсь в то утро, когда Лео обнаружил в колодце Карен Брейнард.
– Спасибо, – схватив, наконец, джинсы говорю я.
Мне никак не удается отыскать свои трусики. Думаю, Лео может оставить их себе в качестве памятного сувенира.
– Ты уходишь? – спрашивает Лео, когда я отдаю ему фонарик.
– Да.
Он не слышит, как мое сердце вот-вот взорвется от страха.
– Сколько сейчас времени?
Он шарит в кровати, видимо, ищет свой телефон. Спустя мгновение, он отвечает:
– Шесть двадцать три.
«Блядь»
– Утра?
– Вечера.
– О, слава Богу.
Мы проспали всего пару часов. По графику сегодня я должна была работать в две смены – обычно я заканчиваю не раньше шести тридцати. У меня есть семь минут, чтобы добраться до дома, прежде чем Дэймон придёт за мной в закусочную и поймёт, что меня там нет.
Радуясь, что мои глаза привыкли к темноте, я хватаю свою сумку, нагруженную украденными из Лоун Пайн безделушками.
– Кэсси, – произносит Лео, но я не оборачиваюсь.
– Мне надо идти, – быстро говорю я и, нащупав дверь, открываю ее.
Я задыхаюсь от хлынувшего на меня потока холодного воздуха. Я закрываю дверь и резво шагаю к дороге и далее, к своему дому. Видимость вокруг не ужасная, но и не абсолютная. Мне кажется, что подъездная дорожка все еще пуста, но в этой темноте невозможно сказать наверняка. Я вспоминаю о том, как Дэймон несколько раз мимоходом наводил на жилище Лео перекрестье своего оптического прицела, и внутренне съеживаюсь, представив, как он стреляет в меня, пока я пробираюсь к дому.
– Кэсси! – раздается позади меня голос Лео, на этот раз более настойчивый. – Подожди!
Резко остановившись, я поворачиваюсь на звук его голоса.
«Боже мой, Лео, из-за тебя меня убьют».
Я бросаюсь бежать от Лео. Не думаю, что он последует за мной до самого дома. Не думаю, что он настолько глуп. У меня с плеча падает сумка, тяжелая от награбленных кладбищенских сувениров, мои легкие горят от морозного вечернего воздуха. Выйдя на дорогу, я останавливаюсь, перевожу дыхание и, когда слышу за спиной шаги, чуть ли не срываюсь на крик.
– Кэсси, – говорит Лео, останавливаясь рядом. – Что ты делаешь?
Я со всей силы его отталкиваю.
– Лео, ты втянешь меня в очень серьезное дерьмо! Тебе нужно вернуться домой и перестать меня преследовать.
От моего толчка Лео спотыкается, но он огромный, и у меня бы ни за что не получилось его оттолкнуть.
– В какое дерьмо? – спрашивает Лео и, дернув за мой шарф, обнажает синяки у меня на шее. – Он снова это сделает? Тебе не обязательно туда возвращаться…
– Боже мой, – шиплю я и, рванув на себе шарф, снова наматываю его на шею. – Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. Оставь меня. Я серьезно.
– Кэсси, если он причиняет тебе боль, мы можем позвонить в полицию…
– Лео! – я снова его отталкиваю, ясно осознавая, насколько хорошо мы просматриваемся на обочине дороги. – Он и есть полиция! Неужели ты не понимаешь? Он может снова засадить тебя в тюрьму.
Глаза Лео полны гнева и непролитых слез.
– Я не могу отпустить тебя туда, зная, что он тебе навредит, – говорит он, его слова становятся резкими.
«Твою мать. Чёрт!»
Я оглядываюсь через плечо, чтобы убедиться, что к нам не приближаются отблески фар.
– Он мне не навредит, – говорю я. – Но, если он увидит нас вместе, он здорово навредит тебе.
Первая часть – полное вранье. Рано или поздно он обязательно мне навредит.
– Я с ним справлюсь, – произносит Лео, пристально глядя на мой дом.
– Справишься с пулей? – резко бросаю я ему. – Справишься с тем, что тебя арестуют? С тем, что вернут тюрьму?
У Лео опускаются плечи.
– Хочешь, возвращайся домой, хочешь, нет, – огрызаюсь я. – Пофигу. Но ради всего святого, не переходи за мной через эту дорогу, иначе это будет нашей последней встречей. Ты меня понял?
Коротко кивнув, он отступает на пару шагов. Я оглядываюсь по сторонам, нет ли поблизости каких-нибудь машин, затем, перебежав дорогу, иду к дому и поднимаюсь по ступенькам на крыльцо.
Сегодня утром я специально не заперла дверь, это часть моего плана. У меня даже нет ключа от моего собственного дома, Дэймон контролирует каждый мой шаг. Не имея доступа к этому месту, я не могу приходить и уходить, когда мне заблагорассудится – намеренный шаг с его стороны.
Повернув дверную ручку, я открываю дверь, и, наконец, оказываюсь в безопасности. В доме кромешная тьма и тишина.
«Спасибо-спасибо-спасибо».
Я переступаю порог, закрываю за собой дверь и, привалившись к ней спиной, чувствую, как у меня в венах пульсирует адреналин.
У меня получилось.
В гостиной вспыхивает лампа. В полной тишине звук кажется просто оглушительным, а свет – невероятно ярким. Я так резко вздрагиваю, что роняю сумку, и все мои находки разлетаются по полу, словно маленькие, подставившие меня предатели.
– Ну, – ухмыляется сидящий на краю дивана Рэй; у него на коленях лежит дробовик. – Вы только посмотрите, кто к нам пожаловал.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Кэсси
Рэй разглядывает меня, словно лежащий на тарелке кусок мяса. Его глаза скользят от моего лица, вниз по телу до самых ног и обратно, после чего мне кажется, будто меня с головы до ног вымазали маслом.
– Рэй, – вяло произношу я.
– Ка-ссан-дра, —глумится он, расплывшись в широченной улыбке.
Он встаёт и, закинув ружье на плечо, приближается ко мне. Я хватаюсь за дверную ручку, быстро её поворачиваю и тяну на себя, но Рэй быстрее. Мгновенно оказавшись передо мной, он свободной рукой захлопывает дверь и, не двигаясь с места, отрезает мне путь.
Я нервно сглатываю. Блядь.
По-прежнему улыбаясь, Рэй морщит нос.
– От тебя. Воняет. Сексом.
У меня душа уходит в пятки. К горлу подступает тошнота. Комната кружит перед глазами, пока я смотрю мимо человека, зарывшего тело Дженнифер. На человека, приставившего к моей голове пистолет после того, как я скатила ее в яму. На человека, которого я боялась с шестнадцати лет, с тех самых пор, когда он впервые сжал в своей липкой ладони мою руку и слишком долго ее не отпускал.
Мне так страшно, что я даже не могу говорить.
Ухмыляясь, Рэй убирает руку и вытаскивает из джинсов мобильный. Он набирает номер, подносит телефон к уху и, гримасничая, изучает мое лицо. Его развлекает мой страх. Он... как бы это сказать? Ликует. Думает, что выиграл, но я даже не знаю, в какую игру мы играем. Я слышу на другом конце телефона голос, и правда, кто бы еще это мог быть?
– Тебе лучше вернуться домой, братишка, – говорит Рэй Дэймону. – Я нашел твою девушку. Думаю, она хочет кое-что рассказать тебе о том, кто засовывал в нее свой член.
Дэймон говорит что-то, что отвлекает Рэя. Я понимаю это по тому, как стекленеют его глаза, и он слегка от меня отворачивается. Я в ловушке у двери, но если мне удастся прошмыгнуть мимо него, то я смогу убежать на кухню.
Рэй заканчивает разговор. Черт.
На кухне есть острые предметы. Ножи.
Блядь. Чем бы все это ни закончилось, будет кровь.
Я как можно сильнее бью Рэя в пах. У него эрекция. Думаю, мне не стоит удивляться. Все это возбуждение от того, что он прижал меня в собственном доме без Дэймона, который мог бы его остановить. Рэй сгибается пополам и стонет.
– Ты чертова сука! – роняя телефон, рычит он.
Он вытягивает руку, чтобы меня поймать, но я вырываюсь из его хватки, изо всех сил толкнув его локтем в бок.
Я бегу на кухню, плечо пульсирует, мозг вопит.
«Нож! Нож?»
Нож. Я отыскиваю самый острый в доме клинок, которым случайно порезалась, когда к нам приходил Крис, и размахиваю им перед собой. Рэй бросается на меня, дробовик по-прежнему у него в руке, направлен в пол.
Если бы я только могла забрать у него пушку.
Если бы только могла добраться до пушки.
Если б только могла.
«Блядь»
– Отдай мне это, – протягивая руку, говорит мне Рэй, словно я какой-нибудь вздорный ребенок, стащивший после обеда лишнюю порцию шоколадного мороженого.
Я делаю вид, что сдаюсь и, ослабив запястье, отдаю нож Рэю. Посмеиваясь, он приближается ко мне на расстояние удара и протягивает руку.
Я не отдаю ему нож. Я со всей силы вспарываю ему ладонь.
«Пошел ты на хер, придурок. Как будто я отдам тебе свое единственное оружие».
Рэй рычит, его лицо становится красным, как свёкла.
– Бллляяяядь! – бесится он, брызжа на меня слюной.
Я отступаю, но недостаточно быстро. Рэй больше-сильнее-быстрее меня, и его окровавленная рука уже так крепко сжимает мне запястье, что, похоже, у меня сейчас треснет кость. Запястье пронзает мучительная боль, и я, судорожно хватая ртом воздух, борюсь с цепкой хваткой Рэя. Боль острая, жгучая, она обагрена кровью, льющейся по всей моей руке из глубокой раны Рэя.
– Ты, блядь, меня порезала?! – бесится он.
Нож с грохотом падает на пол, и он отпускает мое вывернутое запястье. Я разворачиваюсь, чтобы убежать, но в этот момент он вскидывает над моей головой приклад дробовика. Я чувствую сильный удар по затылку, и мне в волосы начинает просачиваться липкое тепло. Мир вокруг расплывается и шипит, но для меня это почти облегчение. Я опускаюсь на четвереньки, словно молюсь этому нависающему надо мной кровожадному Богу. Пытаюсь отползти, но мое зрение сужается до маленьких точек, и глаза начинает заволакивать черная дымка. Рэй пинает меня по ребрам, так сильно, что я падаю на спину. Переступив через меня, он удерживает меня на месте, и сквозь ткань джинсов я ощущаю тепло от его кожаных ботинок. Он все, что я вижу своим тоннельным зрением. Рэй. Он больше не улыбается.
«Что он со мной сделает?»
– Так вот, где ты была, – удивляется Рэй, держа в руке игрушечную машинку и покручивая кончиком пальца ее колесики. – На экскурсии. Похоже, ты прихватила сувениры.
Я гляжу на утонувшую в его большой ладони машинку. Снизу на ней нацарапаны корявые буквы. Они слишком далеко от меня, чтобы их прочитать, но я и так знаю, что там написано.
«ДЭНИЕЛ».
***
Открыв глаза, я чувствую в голове такую резкую боль, что меня слегка мутит. Но я на спине, и желчи больше некуда деваться. Поэтому я проглатываю её обратно. Она обжигает мне горло.
Мне холодно. У меня болят руки, они связаны у меня над головой, и когда я пытаюсь ими пошевелить, ничего не происходит. Я снова дергаю, уже сильнее.
«Блядь».
Я привязана к столу, но хуже всего то, что под столом проходит веревка или что-то не менее крепкое, что тянется от запястий к каждой из моих лодыжек. Когда я двигаю запястьями, затягивается веревка вокруг лодыжек. А если пытаюсь оторвать от ножек стола свои ноги, то крепче завязывается веревка на запястьях.
Я дергаю за веревки, кручу и так, и эдак, но это бесполезно. Каждый рывок только туже их затягивает. Я связана и полностью обездвижена, словно приготовленная на День Благодарения жареная индейка. На холодильнике стоит собранная Дэймоном коллекция игрушек с качающимися головами. Предметы коллекционирования все как один насмехаются надо мной своими неестественно большими глазами, фальшивыми улыбками, глупой иронией.
Краем глаза я замечаю Рэя. Повернув голову, я вижу, как он садится на стул и рывком придвигается ко мне.
– Ты меня здорово задела, – глядя на ладонь, бормочет он. – Ты грёбаная сука, тебе это известно?
Он смеется, но потом его смех переходит в бешенство. Он протягивает руку и прижимает к моему рту свою истекающую кровью ладонь. Не успеваю я сжать губы, как мне в рот попадает теплая кровь. Вкус такой, словно я лизнула пепельницу, полную грязи и старых медяков. Меня тошнит, Рэй впивается ногтями мне в щеки, и я пытаюсь вывернуться из-под его руки.
– Что, понравилось? – рявкает он и резко встает, от чего позади него с грохотом падает стул. – Ты сумасшедшая сука. Это твоя вина. Твоя вина.
Сменив хватку, он зажимает мне ноздри и одновременно прикрывает рот. Я судорожно дышу ему в руку, герметично запечатавшую мне лицо, пытаюсь отыскать воздух там, где его нет.
– Хочешь, чтобы я убрал ладонь? – спрашивает он.
Его темные глаза совершенно безумные, зрачки расширенные. Когда я смотрю в эти огромные, пустые, полуночно-черные зрачки, мне кажется, что я вглядываюсь в саму преисподнюю.
Я неистово киваю, умоляя глазами.
«Пожалуйста, дай мне вздохнуть».
Он еще сильнее прижимает руку, глубже впиваясь в меня ногтями. Словно мне пытается содрать лицо медведь. Он терпеливо ждет, глядя, как я борюсь с его хваткой, как начинаю бесконтрольно и отчаянно содрогаться всем телом, желая лишь глотка кислорода. Комната начинает вращаться, в глазах темнеет.
Если я снова отключусь, то не знаю, очнусь ли снова. Может, я просто умру. Может, вот и всё.
Мне не хочется умирать вот так. Не здесь. Не сейчас. Не с Рэем.
В груди начинают пульсировать легкие. Я, наверное, похожа на выброшенную из воды и задыхающуюся на воздухе рыбу с раздувающимися жабрами.
– Если я уберу руку, ты будешь себя хорошо вести. Идёт?
Я снова слегка киваю. Он убирает руку, и я, отвернувшись от него, судорожно хватаю ртом воздух. Все, что я чувствую – это вкус крови, ноющую в связанных руках молочную кислоту, мертвый вес свешивающихся с края стола ног, жжение в легких от долгого кислородного голодания.
– Я, блядь, говорил брату, что ты станешь проблемой, – произносит он и, схватив рулон бумажных полотенец, обматывает руку толстой самодельной повязкой. – Я, блядь, ему говорил. Думаешь, он послушал?
Он бормочет это себе и мне, и если он меня не убьет, я даже не знаю, кто из нас двоих больше удивится.
– Где это чертово «ПБР»? – разъярённо спрашивает он, вновь исчезая из поля зрения. (ПБР – сокращение названия марки пива «Pabst Blue Ribbon» – прим. пер.)
Я слышу, как открывается и захлопывается дверь холодильника. Серьезно? Я привязана к столу, а ему хочется гребаного пива?
Я слышу, как он топает в гараж. Как только он покидает кухню, у меня из груди вырываются сдавленные рыдания, непрошеные и неожиданные. Изо всех сил пытаясь сдержать слезы, я закусываю внутреннюю сторону щеки. Для таких людей, как Рэй, плач – это оружие. Каждая пролитая слеза – дополнительный гвоздь в твой гроб.
Интересно, удостоюсь ли я гроба, или меня просто сбросят в землю рядом с Дженнифер.
Интересно, он перед этим меня убьет или похоронит заживо.
Есть над чем поразмыслить.
И вот он возвращается. Швыряет на стол прямо у моей головы упаковку пива, от чего я вздрагиваю. Глядя на меня, словно оценивающий свою жертву хищник, он выхватывает из упаковки одну бутылку и, открыв ее, делает глоток пива. Он отставляет бутылку. Его импровизированную повязку пропитывает выступивший на стекле конденсат, и бумажное полотенце тут же становится красным.
– Никакого, блядь, толку, – бормочет он и, сняв с ладони промокшее красное полотенце, отбрасывает его в сторону.
– Итак, – говорит Рэй, почёсывая щетинистый подбородок. – Что же нам с тобой делать?
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Кэсси
«Что же нам с тобой делать?»
Его ухмылка все говорит за него. Он уже решил, что будет со мной делать. Просто ему хочется посмотреть понимаю ли это я.
– Что с тобой случилось, что ты стал таким? – шепчу я.
Рэй на секунду замирает, и его улыбка слетает с лица. Он вытаскивает из кармана рубашки всё ту же машинку и бросает её в меня. Она падает мне на грудь, и, если приподнять голову, мне видны проступившие на ее металлическом корпусе крошечные следы ржавчины.
– Что со мной случилось? Что со мной случилось.
Он достает из кармана джинсов медицинские ножницы и, шагнув ко мне, так сильно впивается мне в бедро большим и указательным пальцами, что я вскрикиваю. Я знаю, что это медицинские ножницы – такие металлические штуковины с выгнутыми на концах лезвиями, чтобы, удаляя с кожи ткань, случайно не порезать человека. Мне это известно, потому что я видела, как в больнице после аварии ими срезали одежду с моей матери.
Подняв голову повыше, я вижу, как он в считанные секунды превращает мои джинсы в клочки темно-синей ткани.
– Что ты делаешь? – всхлипываю я.
– Дорогая, тебе нужно беспокоиться не о том, что я делаю, – говорит он, закончив свою работу. – А о том, что я собираюсь сделать.
Он посмеивается.
Я учащённо дышу.
Воздух холодный, я голая ниже пояса, и он прав – от того, что он собирается сделать, меня бросает в дрожь. Я трясусь на столе всем телом, словно у меня припадок. Каждый раз, когда я судорожно втягиваю в себя воздух, у меня на груди подпрыгивает лежащая на ней игрушечная машинка. Срезав у меня ниже пояса всю одежду, Рэй берет свое пиво и, с ухмылкой глядя на меня, неспешно его потягивает. Как будто мы с ним в баре на свидании, и он вовсе не собирается изнасиловать меня и убить.
Мне холодно, я полуголая, и не верю, что это происходит со мной. Брыкаясь, словно дикое животное, я чувствую, как Рэй хватает меня за бёдра и резко разводит их в стороны. Так легко, словно это ерунда, словно он рвет напополам клочок бумаги. Я так истошно ору, что спокойно заткнула бы за пояс Дженнифер с ее предсмертными воплями.
– Нет! – кричу я.
«Блядь»
Я ору изо всех своих сил, истошно и пронзительно. И хотя я и сказала Лео никогда больше не приближаться к этому дому, я очень надеюсь, что он меня не послушал.
– Пожалуйста. Пожалуйста. Нет.
Мне не хотелось умолять, но сейчас я умоляю.
«Пожалуйста, не надо».
Впрочем, от этого никакого толку.
Насмешливого Рэя внезапно сменяет разъяренный, бешеный Рэй. Он бьет меня по лицу, и так сильно, что из глаз сыплются искры. Не успеваю я прийти в себя, как он запихивает мне в рот скомканный кусок джинсовой ткани, грубый обрезок того, что когда-то было моими джинсами. Я давлюсь, пытаясь вытолкнуть ткань языком, но она не двигается с места, принимает форму моего рта и от этого к горлу подступает тошнота.
– Не стоило этого делать, – злобно говорит Рэй. – Думаешь, твой герой-любовник из той трущобы тебя спасет? А? Думаешь, в эту дверь вломится мой брат и меня остановит?
Он допивает пиво и, наклонившись ко мне, выплевывает жидкость прямо мне в лицо. Я пытаюсь как-нибудь отстраниться, но мне некуда деться, и в результате я только ударяюсь затылком об стол. Согревшееся во рту у Рэя пиво затекает мне в глаза и нос, стекает по лицу и попадает в уши.
– Лежи смирно, – велит он и, плюнув себе на ладонь, с размаху прижимает ее к тому месту, где должны быть мои трусики.
Где бы они были, не оставь я их где-то в постели у Лео.
– Лежи смирно, или получишь то, что заслуживаешь, так же, как получила твоя мать.
«Моя мать?»
Я не лежу смирно. Я сопротивляюсь. Борюсь. Рэй тщетно пытается в меня проникнуть, но у него не получается. Это все равно, что доставать из вазочки последний шарик мороженого. Он постоянно выскальзывает, ты его ловишь, но никак не можешь поймать своей ложкой.
Кругом кровь, пиво, слюна, и Рэй не может поймать ложкой мороженое, не может засунуть в меня свой член. Да и как, если я брыкаюсь, словно дикое животное. Он бьет меня, но я не перестаю сопротивляться. Он орёт мне в лицо:
– Лежи. Смирно!
Но я не перестаю сопротивляться.
Явно раздражённый, он берет кухонное полотенце и прижимает его к моему лицу. Ну, не так уж и плохо. Мне ничего не видно, но хотя бы не больно. Затем он выливает на ткань холодное пиво, от чего она тут же прилипает к моему рту и носу. Поэтому, когда я пытаюсь сделать вдох, в меня устремляется обжигающая жидкость. Он хватает меня за подбородок и задирает его так, что жидкость легко затекает мне в ноздри. Это быдляцкая пытка водой. Все равно, что посреди зимы окунуться головой в Ган-Крик и не выныривать. Только это еще хуже. Потому что как только я пытаюсь сделать вдох, то захлёбываюсь пивом, которое затекает мне в ноздри сквозь герметично закрывающую мое лицо ткань.
Меня вот-вот утопят в моем собственном доме, без единой капли воды, и я ничем не смогу этому помешать.
– Я без проблем трахну тебя и мертвой, если ты этого добиваешься, – говорит Рэй, и пока я давлюсь, стаскивает с моего лица влажную ткань. – Лежи. Смирно.
Я лежу смирно.
– Хорошая девочка. Ты быстро учишься.
Рэй проталкивается в меня. Жуткий звук скрежета его зубов, сопровождается только моими сдавленными рыданиями. Это больно. Кряхтя, Рэй врезается в меня взад-вперед, словно тупая пила в дерево. Взад-вперед.
Взад-вперед.
Я лежу смирно. Пиво огненными линиями прожигает мне грудь, пазухи моего носа. Каждый раз, когда Рэй вколачивается глубже, веревка сильнее вонзается мне в кожу, обжигая запястья и лодыжки. Повсюду огонь.
Я уступаю боли. Она накрывает меня, словно волна, словно цунами. Тонуть – это то еще удовольствие, но как только перестаешь этому сопротивляться, становится легче.
Покинув свое тело, скинув его с себя, словно грязное платье, и оставив на полу, я парю под потолком и наблюдаю. И жду. Пожалуйста, быстрей. А что «быстрей», не совсем понимаю. Чтобы он закончил. Чтобы меня убил. Или чтобы кто-то открыл входную дверь.
«Тебе лучше вернуться домой, братишка», – так сказал Рэй, когда звонил Дэймону.
Когда был этот звонок? Десять минут назад? Час? Я потеряла счет времени. Не знаю, сколько я пролежала на столе без сознания, пока Рэй связывал мне конечности и смотрел, как я сплю. Не знаю, сколько он меня трахал. Я знаю лишь то, что Дэймон давно уже должен быть дома.
Вот уж не думала, что однажды буду с нетерпением ждать, когда же появится худший из моих кошмаров и спасёт меня.
Впрочем, я не думала и о том, что меня когда-нибудь привяжут к моему собственному кухонному столу, к тому самому, за которым я каждое утро ем хлопья, по вкусу напоминающие кислое молоко и ложь, а мой не-дядя изнасилует меня до смерти.
Кое-что ты и представить себе не можешь, пока это с тобой не произойдёт.
И тут появляется он... здесь. Здесь. Стоит на кухне, его яркие голубые глаза широко распахнуты, рука на кобуре.
– Рэй.
Можно подумать, Рэй остановится.
Ничего подобного.
– Рэй!
Рэй. Не. Останавливается.
Мне хочется закричать, но я не могу.
«Помоги мне. Пожалуйста, помоги. Спаси меня от этого человека».
Но он этого не делает. Он, блядь, просто стоит и смотрит так, словно вот-вот заплачет.
Рэй ненадолго прерывает свой долбёж, чтобы повернуться к брату и отхлебнуть глоток пива. Какой же наш Рэй многофункциональный, справляется одновременно с кучей дел. Я мычу сквозь набитую в рот ткань, пытаясь перетянуть на себя внимание совершенно охреневшего шерифа полиции, который должен немедленно застрелить Рэя, если у него ещё остались хоть какие-то моральные принципы.
– Я застукал ее, когда она тайком прошмыгнула в парадную дверь, – задыхаясь от напряжения, говорит Рэй. – От нее воняло, как от грязного спермосборника, так ведь, милая?
Он так сильно тычет пальцем мне в живот, что я вскрикиваю.
– Она пришла прямо из трейлера этого говнюка. Без трусов, но со «взбитыми сливками» на память о нем.
Рэй поворачивается ко мне.
– Что, думаешь, я не удостоверился прежде, чем начал тебя трахать?
«Пожалуйста-останови-его. Дэймон! Ты-должен-мне-помочь. Пожалуйста. ПОЖАЛУЙСТА».
Мои слова – одна сплошная неразборчивая путаница, заглушенная торчащим у меня во рту кляпом. У меня в глазах мольба. Но Дэймон не слышит.
– Присаживайся, братишка, – говорит Рэй, снова принимаясь за дело и врываясь в меня так сильно, что я вскрикиваю. – Возьми себе пива. Давай отымеем эту сучку, прежде чем ее закопать.
Рэй берет медицинские ножницы и, разрезав на мне рубашку и лифчик, бросает на пол обрывки ткани. Теперь на мне ничего нет. Мои соски сжимаются от холода. Лишившись последней защиты, я дрожу еще неистовее.
На мне столько же одежды, как в тот день, когда я родилась, и, наверное, столько же крови.
Я в недоумении смотрю на Дэймона. Мой страх расцветает, сердце стучит злобно и быстро, и он превращается в растекающийся по венам гнев, в горячую и густую ярость. Я вижу, как он садится. Чувствую его волнение по тому, как он потирает рукой щетинистый подбородок. Как он смотрит в то место, куда снова и снова вколачивается Рэй, и ничего не делает.
Наконец, он опять переводит взгляд на мое лицо, и тогда я понимаю: это мое наказание. Мой урок. Я нарушила правила игры. Пошла к Лео. И теперь должна за это заплатить.
Дэймон выглядит больным. Интересно, как выгляжу я. Вся в крови и пиве, и со стремительно опухающим от ударов Рэя лицом.
– Помнишь, Дэнни? – тяжело дыша, произносит Рэй, продолжая вонзаться в меня. – Помнишь, как хорошо нам было вместе? Держу пари, мы могли бы сделать это одновременно. Как в старые добрые времена.
Он назвал его Дэнни.
– Заткнись, Рэй, – рявкает Дэймон.
Рэй не перестаёт.
– После той сучки из наркоманской речки мы с тобой больше не трахали одну девчонку на двоих, – говорит он и, обхватив руками мое горло, сильно его сжимает.
То, что осталось от меня в моем теле – этот крошечный кусочек Кэсси – начинает задыхаться, глядя на Дэймона с мольбой в глазах.
– Помнишь?
«После той сучки из наркоманской речки мы с тобой больше не трахали одну девчонку на двоих».
Что-то в этом заявлении не дает мне покоя, и я мысленно откладываю его про запас, чтобы попозже над ним поразмыслить. Если, конечно, доживу до этого «попозже».
Я вижу, как Дэймон, тянется за чем-то позади себя. Я снова под потолком. Парю. Ничего не слышу и не чувствую. Я могу лишь парить и ждать, когда все это кончится. Внезапно я начинаю скучать по своим снежинкам. Чувствую неодолимое желание что-нибудь посчитать. А у Рэя есть выдержка, это уж точно. Я была уверена, что он не продержится и пары минут. Но он всё наяривает и наяривает, неустанно, взад-вперед. Сдавившие горло пальцы отбирают у меня воздух, отбирают у меня жизнь.
И вдруг, ни с того ни с сего, вся комната взрывается, и меня нещадно забрасывает обратно в мое истерзанное, обнаженное тело.
По крайней мере, именно так всё выглядит. Внезапно рядом с моим ухом раздается глухой хлопок. Голова Рэя разлетается, как арбуз под отбойным молотком, и вокруг того места, где он стоял всего секунду назад, разлетаются брызги крови и ещё какой-то жижи. Я чувствую, как он выходит из меня, а затем то, что от него осталось, с грохотом падает на деревянный кухонный пол.
Рэй исчез – просто испарился – и теперь у стола стоит Дэймон, держа в одной руке пистолет с привинченным к стволу глушителем. Неудивительно, что звук оказался негромким. Но услышал ли его из своего дома Лео? Очень сомневаюсь. Надо мной нависает Дэймон, внезапно у него руке появляется нож, и он взмахивает им у меня над лицом.
Я визжу. Я и так вся в какой-то непонятной жиже – в том, что осталось от Рэя – а теперь ещё и Дэймон собирается заколоть меня до смерти?
– Я ничего тебе не сделаю, – шипит он и высвобождает мои запястья.
Они все еще связаны, но уже не прикреплены к проходящей под столом веревке, которая фиксирует мои лодыжки. Под лезвием веревка рвётся, и я инстинктивно обхватываю себя руками, чувствуя в плечах неописуемую боль. Как будто кто-то отрезал мне руки ржавым ножом для масла, а потом пришил их обратно.
Дэймон обходит вокруг стола и освобождает от веревок мои лодыжки. Я притягиваю колени к груди и, соскользнув с залитого кровью и пивом стола, падаю вниз на что-то мокрое.
Я лежу на полу в тёплой жиже, обхватив руками колени. Я поворачиваюсь и, увидев половину головы Рэя, дико ору в свой кляп. У меня такое чувство, что мои глаза вот-вот выскочат из орбит. Повсюду кровь. Я в ней лежу, она забрызгала мне лицо и руки, я вся в крови и мозгах Рэя.
В том, что осталось от Рэя.
Дэймон подхватывает меня под мышки и приподнимает в сидячее положение.
– Обещаешь вести себя тихо? – спрашивает он.
Я лихорадочно киваю, и он достает у меня изо рта зажатую там ткань. Как только он ее вытаскивает, я нагибаюсь, и меня выворачивает. У меня распущены волосы, и я почти уверена, что испачкала их рвотой, но мне плевать. Мне вообще на всё плевать.
Ни на секунду не сводя глаз с Рэя, чтобы он вдруг не ожил и не прикончил меня, я на четвереньках пячусь от него назад. Я чувствую, как сзади меня подхватывают руки Дэймона, и рывком поставив на трясущиеся колени, с тихим звуком разрезают веревку у меня на запястьях.
Он удерживает меня над полом, и я повисаю на нем, прижавшись спиной к его груди. Откинув голову ему на плечо, я никак не могу найти в себе силы и попытаться убежать, даже при том, что он, скорее всего, сейчас меня застрелит. Даже при том, что он убийца.
«Наверное, я в шоке», – думаю про себя я.
Я окоченела, и не только от сильного холода. Мне никак не удается пошевелить ногами. Не удается включить свой мозг и решить, что делать дальше. Я не свожу глаз с Рэя, с его головы, которая просто разлетелась на части, словно набитая кусочками арбуза пиньята.
– У меня есть один вопрос, – шепчет Дэймон. Его рот так близко к моему уху, что я чувствую, как он задевает зубами мочку уха. – Это правда, то, что он сказал про Лео?
Мое молчание всё говорит за меня.
– Ох, Кэсси, – с горечью говорит Дэймон. – Я из последних сил стараюсь сделать тебя счастливой. А ты так меня расстраиваешь.
Его нежные руки становятся безжалостными. Одной он, словно тисками, держит меня за плечо. Другую запускает в мои спутанные волосы и, сжав в кулаке окровавленные пряди, рывком поднимает меня на ноги.
– Ч-что ты делаешь!? – взвизгиваю я, пытаясь убрать со своей головы его руку.
Такое чувство, что он собирается сорвать с меня кожу до самых костей, содрать мне лицо и оставить один безликий череп.
Я начинаю неудержимо дрожать всем телом. Потому что мне казалось, что все уже закончилось. Что теперь я в безопасности. Только вот ни в какой я ни в безопасности. Я просто поменяла одно чудовище на другое. Есть какая-то причина, по которой они притворялись братьями. Кто-то много лет назад увёз Дэймона, посадил его в машину и уехал, а потом с ним произошло нечто настолько страшное, что Дэймон так и не вернулся домой. Не обратился в полицию и не сообщил, что выжил. Выжил после чего? Что могло случиться с десятилетним мальчиком, что он превратился вот в это? Что там было такого ужасного, что он предпочел иметь собственную могилу, лишь бы не признаваться, что он жив?
Он тащит меня за волосы в ванную. На самом деле, это жутко больно, когда тебя тащат за волосы. Я все еще в ошмётках Рэя, в его крови и кусочках мозга, к тому же вся липкая от того, что мне на лицо несколько раз вылили «Пабст». Оставляя тянущийся за мной ярко-красный след, Дэймон волочёт меня вверх по лестнице, по совершенно белой плитке, а затем заталкивает в маленькую душевую кабинку. Я неудачно падаю, и всё тело от колен пронзает острая боль. Только я напоминаю себе о том, что всё всегда может стать еще хуже, как на меня из душа ледяным потоком обрушивается холодная вода. Очень холодная. Очень, очень холодная. Сейчас зима – опустись температура еще на несколько градусов, и у нас в доме замерзнут трубы.
