Текст книги "Пугливая (ЛП)"

Автор книги: Лили Сен-Жермен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Крис забирает у меня листок бумаги, складывает его и сует в карман. Зажав шляпу между пальцами, он снова водружает ее на голову, этим безмолвным жестом давая мне понять, что разговор окончен.

– Если и на следующей неделе тест окажется положительным, – говорит он. – Я уже не смогу это замять. Проболтаешься кому-нибудь, что я ради тебя это скрыл, Бентли, и я тебя урою.

Облокотившись на раковину и закусив внутреннюю сторону щеки, я жду, пока Крис самостоятельно найдет дорогу на выход, и за ним захлопнется входная дверь. До меня доносится звук двигателя его машины, хруст гравия в том месте, где подъездная дорога переходит в шоссе, а затем я принимаюсь искать гребаные семена мака.

И не могу их найти.

Зато нахожу кое-что другое. Кучу пакетов с сильнодействующим снотворным, спрятанную у нас в спальне под половицей. Перевернув один из пакетов, я пробегаю по нему глазами в поисках их состава. Отыскав название препарата – опиат – я чувствую, как у меня леденеет кровь, затем аккуратно кладу таблетки обратно под половицу и сваливаю.

Что-то здесь не так.

Что-то здесь определенно не так.

***

Пайк мчит машину, как чертов дьявол, но я все равно опаздываю на приём. Кэсси уже пытается вскарабкаться на койку, и акушерка засовывает в нее пальцы.

Всё время, пока акушерка прощупывает мою девушку, я держу Кэсси за руку. Закончив, женщина снимает латексные перчатки и, бросив их в мусор, бомбардирует нас такими словами, как “мембраны” и “разрыв плодных оболочек”. Всё, что связано с рождением ребенка, так первобытно. Так сложно.

Но Кэсси, похоже, удовлетворилась заверениями в том, что она, по всей видимости, может разродиться в любую минуту, что шейка матки у нее мягкая, и что она уже кажется, немного расширенной.

По дороге домой она настаивает, чтобы мы прихватили в Макдональдсе гигантскую газировку, горячую картошку фри и два огромных двойных чизбургера. Я готов расправиться со всей этой едой тут же, как только она попадет к нам из МакАвто, но Кэсси хочет, чтобы мы поели дома на тарелках, как цивилизованные люди.

На самом деле, чем чаще я об этом задумываюсь, тем яснее понимаю, что Кэсси слишком настойчива относительно того, что мы едим и когда мы едим. Раньше я списывал это на беременность и на ее старательные попытки стать хорошей домохозяйкой, но после неожиданного заявления Криса, меня одолевает растущее чувство беспокойства.

Это, словно рак, с кровью растекается по моим конечностям, вокруг сердца, и к тому времени, как мы подъезжаем к дому, у меня уже идёт кругом голова.

Я начинаю вспоминать все те вечера, когда отключался прямо на диване, такой уставший, что мне даже не хватало сил добраться до кровати.

Просыпаясь каждое утро, я видел перед собой ласковое лицо Кэсси, которая смеялась надо мной из-за того, что я снова отрубился.

– Иди, вымой руки, – говорит Кэсси и, задев меня по бедру своим животом, забирает на кухню поднос с газировкой.

Я мою в ванной руки, и гляжу на себя в зеркало.

«Ты спятил, – думаю про себя я, – В тесте ошибка. У тебя чертова паранойя».

Вернувшись на кухню, я вижу, что стол уже накрыт. Ужин аккуратно разложен по тарелкам и стоит напротив наших мест, где мы обычно сидим. Я во главе стола, а Кэсси рядом со мной, с краю, прислонившись спиной к стене.

– Черт, – взяв со стола свою Колу, говорю я. – Я думал, что заказал Спрайт. Может, поменяемся?

Кэсси придвигает к себе свой Спрайт.

– Мне нельзя кофеин.

– А, – задумчиво произношу я.

Вполне логичное объяснение.

«У тебя паранойя, – твердит у меня в голове тихий голос. – Ты переживаешь из-за ребенка».

Внезапно потеряв аппетит, я нехотя принимаюсь за еду. Когда Кэсси уходит в туалет, я выбрасываю половину своей еды и прикрываю ее другим мусором. Затем, быстро вылив в раковину свою Колу, ставлю на стол пустой стакан. Только я сажусь на место, как на кухню возвращается Кэсси. Она резко останавливается и вглядывается мне в лицо.

– С тобой всё в порядке? – спрашивает она. – Ты выглядишь так, будто что-то случилось.

Я качаю головой.

– Думаю, я, наконец, осознал, что у нас будет ребенок.

Ее лицо тут же мрачнеет.

– Нет, нет, нет, не в этом смысле! – спохватываюсь я, в знак протеста вскинув вверх руку. – Я имею в виду бассейн для родов, дату стимулирования схваток и гребаный водонагреватель. Да я даже не смогу надуть эту чертову штуковину.

– А, – заметно расслабившись, говорит она. – Не беспокойся. Для этого есть воздушный насос. У нас будет несколько часов, чтобы его наполнить. Если мы не успеем, ты сможешь нагреть воду с помощью печи.

– Хорошо, – говорю я, улыбаясь и изо всех сил стараясь сделать вид, что все нормально. – Я просто хочу, чтобы все было идеально. Я знаю, как сильно ты хочешь родить этого ребенка дома.

Улыбнувшись, Кэсси проскальзывает ко мне на колени. Она такая большая, что ее вздувшийся живот громоздится между нами, словно вот-вот лопнет.

– Пошли в кровать, – положив руки мне на грудь, произносит она. – Компенсируем тот факт, что целый месяц после рождения ребенка не сможем этим заниматься.

– Пошли, – соглашаюсь я.

Мы идём в постель. Мы этим занимаемся. Но в отличие от сегодняшнего утра, когда мы смеялись, а я пытался не подавиться полным ртом бекона, этим вечером я переворачиваю Кэсси на четвереньки и стараюсь сделать это как можно быстрее. Я уже почти на пределе, когда вдруг вспоминаю, что именно в такой позе я видел её около года назад в окне вместе с Дэймоном, в ночь после похорон ее матери. Уже не в силах остановиться, я кончаю в Кэсси, но от невозможности отделаться от этого навязчивого образа, чувствую себя при этом просто ужасно.

Обычно я отрубаюсь, как только моя голова касается подушки. Но сегодня сна ни в одном глазу. Я притворяюсь спящим, осознавая, что лежащая рядом со мной Кэсси по-прежнему бодрствует, комнату озаряет свечение от экрана ее телефона. Я размеренно дышу, выжидаю, и где-то минут через сорок Кэсси начинает меня трясти.

– Лео, – шепчет она. – Ты спишь?

Я продолжаю «спать». Она еще раз пытается меня разбудить, и я начинаю сомневаться. Что, если у нее схватки? Что если ей что-то нужно?

Не успеваю я опомниться, как она поднимается и встает с кровати. Скорее всего, ничего серьезного. С этим животом ей никак не удается удобно устроиться, не говоря уже о том, чтобы спать с вечно толкающимся внутри ребенком. Я внимательно прислушиваюсь к звуку ее удаляющихся на кухню шагов. Ей всё время хочется есть. Это ничего не значит.

Услышав, как Кэсси вновь поднимается по лестнице, я снова закрываю глаза в ожидании, что она сейчас ляжет в постель, но ее шаги шаркают мимо нашей спальни.

И стихают на чердаке.

Хм.

Десять или пятнадцать минут мне больше ничего не слышно. Какое-то время я тщетно пытаюсь уловить хоть что-нибудь, но в доме царит мертвая тишина.

Через несколько минут Кэсси возвращается и проскальзывает в постель. Ничего необычного. Наверное, она что-то там искала. На чердаке хранятся все ее медицинские документы и старая детская одежда. Наверное, она ходила туда за чем-нибудь. У меня паранойя.

– Лео? – снова трясет меня Кэсси.

Я знаю, что должен ей ответить, но что-то подсказывает мне не двигаться. Она ложится рядом. Кровать начинает поскрипывать. Боже мой, она и впрямь делает то, что о чем я думаю? Она. Она себя трогает. У меня тут же напрягается член, и, чтобы он не вминался в матрас, мне приходится перевернуться на бок.

Кэсси замирает.

– Лео?

На этот раз я издаю стон. Спустя мгновение ее руки стягивают с меня боксеры, и не успеваю я открыть глаза, как на меня взбирается моя глубоко беременная подруга. Мы не произносим ни слова. Она вводит в себя мой член, берет меня за руку и кладет мои пальцы на свой клитор. Не проходит и пары секунд, как она кончает от моих прикосновений.

 

ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ

Лео

На следующее утро, пока Кэсси принимает душ, я поднимаюсь на чердак. Он заперт, ничего удивительного. Вообще не проблема. У меня с собой дрель, и на то чтобы снять замок и открыть дверь у меня уходит не более трех секунд. Я не совсем понимаю, что ожидаю здесь найти. Может, ничего. Может, скопление пыли. Но чутье подсказывает мне, что я непременно что-то найду.

Внутри чердак ничем не отличается от множества других таких же чердаков. Низкий наклонный потолок. В углу в аккуратно промаркированных контейнерах и коробках сложены какие-то вещи. Как ни странно, там же громоздится большая стопка старых пакетов из-под молока. А посреди чердака стоит незатейливый сосновый ящик.

Мне нужно узнать, что в этом ящике.

Но он заперт, у меня на пути еще один замок. Пустяки. Я внимательно рассматриваю замок, нахожу слабое место, а затем с помощью захваченной с собой монтировки сбиваю его целиком. Для этого мне приходится сделать два или три удара, и я очень надеюсь, что из-за шума воды Кэсси не слышит этого грохота.

Я снимаю замок и отодвигаю защелку. Не знаю, что найду в этом ящике, но внезапно меня охватывает ужас. Не дав себе возможности передумать, я открываю крышку, и что бы вы думали? Целый год я спал прямо под ящиком с трупом.

 

ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ

Лео

Я отшатываюсь от ящика и, спотыкаясь, пячусь к стене. Я прислоняюсь к ней и, пытаясь сделать вдох, прижимаю ко рту ладонь, чтобы не заорать на весь этот чертов дом.

Я и впрямь это видел? Мне не померещилось? У нас на чердаке сосновый ящик, в котором лежит мертвец. Закусив кулак, чтобы не закричать, я медленно возвращаюсь к ящику.

Дэймон Кинг.

Моя любимая девушка лгала о полученных от него письмах, если только сама не вручила ему бумагу и ручку. Потому что ее отчим вовсе не рыбачил на досрочной пенсии и не уезжал в отпуск в Озарк по причине стресса. Нет. Все это время он был у нас на чердаке.

Когда мне кажется, что хуже уже быть не может, я заглядываю внутрь гроба, и, понимаю, что сильно ошибся. Мертвый Дэймон открывает глаза и смотрит прямо на меня. Единственное, что я узнаю в нём от прежнего Дэймона, это его ярко-голубые глаза. Но, ребята, это вовсе не фильм ужасов. Это не вампир, который только и ждет, чтобы встать из гроба и выпить мою кровь. Это человек, которого морили голодом до тех пор, пока от него не остались лишь кожа да кости. У него острые, выступающие скулы, на шее выпирают вены, и он весь скован цепями и наручниками. Его рот залеплен скотчем, видимо, чтобы он молчал. И я, не задумываясь, его срываю.

Если ему и больно, то он этого не показывает. Нет, томящийся у нас на чердаке пленник открывает рот и смеется.

Есть в его глухом, гортанном и безумном смехе нечто такое, что пугает меня практически до инфаркта. Я захлопываю крышку ящика, но он продолжает смеяться, этот звук врезается мне в мозг, словно кувалда. Я вновь открываю крышку, но лишь для того, чтобы снова залепить ему рот скотчем, а затем опять ее захлопываю.

– Лео! – раздается снизу крик Кэсси.

У нас на чердаке Дэймон. Он у нас на чердаке, мать его! По-моему, у меня шок. От того, что я здесь обнаружил, у меня кругом идет голова, и я направляюсь вниз в ванную комнату.

– Да? – каким-то чужим голосом произношу я.

Что, черт возьми, она сделала? Кэсси стоит, не замечая меня, в клубах пара, прислонившись одной рукой к стене душа.

– Вот дерьмо, – говорю я, увидев, как она сгорбилась и, как исказилось от боли ее лицо. – Началось?

Какого хрена ты натворила?

Какого хрена ты НАТВОРИЛА?

Но не могу же я попросить ее перестать рожать и объяснить мне, что ЧЁРТ ВОЗЬМИ делает у нас на чердаке связанный и с виду заморенный голодом до полусмерти мужик. Если бы не эти глаза, я бы вообще его не узнал, потому что он один в один жертва концлагеря времён нацистской Германии.

– Началось, – выпрямившись, выдыхает Кэсси, поскольку у нее, видимо, прекратилась схватка.

И вот она уже здоровая, нормальная, стоит в ванной и улыбается мне.

– Нам нужно начинать наполнять бассейн для родов.

Конечно, Кэсси. Все, что захочешь, детка. Все что только захочешь.

Я помогаю Кэсси надеть штаны для йоги и спортивный бюстгальтер, а затем мы спускаемся вниз. На полпути она останавливается, и ее пронзает очередная схватка. Срань господня, я думал, что всё это будет происходить медленнее. Разве это не должно начинаться постепенно? Может быть, прошлой ночью, когда Кэсси взобралась на меня и пустилась во все тяжкие, моя супер сперма взломала её шейку матки? Хрен её знает. Я помогаю ей спуститься, сажаю ее на диван и устраиваюсь напротив нее.

– Тебе нужно начинать засекать время между схватками, – говорит она.

Я киваю.

– Сейчас. Мне нужно с тобой кое о чем поговорить.

Она рассержено вскидывает брови.

– Я рожаю!

Я замечаю висящий у нее на шее ключ, теперь мне ясно, что это имитация тех ключей, которые покупают, чтобы сделать на них гравировку. Знаете, девчонки носят такие с надписями «ЛЮБОВЬ», «ВЕРА» или «СИЛА», словно некий знак-напоминание. Я всегда думал, что на ключе у Кэсси выгравировано слово «Номад». Я за это над ней подшучивал – ты не можешь быть номадом, поскольку никогда нигде не была – и она смеялась.

Но, полагаю, что подшутили тут как раз надо мной.

Потому что, если прочитать наоборот слово «Номад», получается «Дэймон». (В английском языке это действительно так: «Damon» – «Nomad» – прим. пер.)

 

ПАРЕНЬ В ЯЩИКЕ

ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ

Дэймон

«Чертова сука».

Это первое, о чём я подумал, когда очнулся. От того, что Кэсси подсыпала мне в кофе, у меня всё еще раскалывалась и кругом шла голова.

И это как раз тогда, когда я решил, что она начинает приходить в себя. В смысле, да, я понимаю, что она пыталась покончить с собой, но это было из-за Рэя. Грёбаный Рэй. Я всегда подозревал, что однажды мне придется его убить. Я просто не ожидал, что это произойдёт именно так.

И я уж точно не ожидал, что мне придется закрыть его в бочке с кислотой и сбросить в заброшенную шахту, что в трёх часах езды отсюда.

Первое, что я увидел, очнувшись на чердаке… Деревянная крышка. Сосна. Я в ящике. Блядь. Я в ящике. Эта сука накормила меня какой-то отравой, двинула мне по лицу, а теперь я заперт в гробу.

Не знаю, сколько я уже здесь лежу, но терпеливо выжидаю время. Я могу бушевать, брыкаться и орать, но мне известно, что она вернется. Моей маленькой птичке нужны ответы. И она их получит. К тому же мне нужно беречь силы, чтобы потом забить ее до смерти за то, что она отколола такой номер.

Наконец, Кэсси возвращается, крышка моего ящика с грохотом распахивается. Она нашла ключ от замка, и теперь он поблёскивает у нее на шее в свете горящей на потолке лампы.

– Хорошо вздремнул? – спрашивает она.

– Прекрасно, – отвечаю я. – Что ты мне подсыпала?

Она пожимает плечами.

– Немного того, немного этого. Коктейль. Честно говоря, я вообще не знала, проснешься ли ты.

Это приводит меня в бешенство. Очнувшись, я несколько часов изучал своё положение дел. Кэсси умна – руки она сковала у меня за спиной наручниками, поэтому, когда её самодовольное лицо приближается к краю ящика, я не могу потянуться и схватить ее. Мои ноги тоже скованы. Я чувствую у себя на лодыжках толстые цепи. Может быть, это моё кармическое наказание за то, что я упрятал сюда Дженнифер.

Впрочем, в карму я не верю. Я верю, что мы сами творцы своей судьбы. И как только я выберусь из этого чертового ящика, судьба Кэсси станет очень незавидной.

– Как ты это сделал? – холодно спрашивает она.

Я смеюсь.

– Сделал что?

Она размахивается и так сильно бьет меня кулаком по лицу, что у нее начинают кровоточить костяшки пальцев. Удар звоном отдается у меня в ушах, и я снова чувствую у себя на щеке кровь. Малышка злится. Она такая красивая, когда злится.

Но и глупая. Потому что она залезает в ящик и садится сверху, обхватив меня коленями.

– Осторожнее, милая, – говорю я, резко приподняв бедра. – Я могу неправильно тебя понять.

Кэсси снова меня бьет, на этот раз в челюсть. Она обрушивает на меня кулак с такой силой, что мне слышно, как где-то во рту хрустнул зуб.

– Ты сломаешь палец, – с полным ртом крови бормочу я. – И тебе стоит выражаться конкретнее. Как я сделал что?

Она завороженно смотрит, как я поворачиваю голову и сплевываю на деревянное дно ящика окровавленный коренной зуб.

Я откидываюсь назад, переключив все свое внимание на нее. Готов поспорить, она думала, что все будет по-другому. Наверное, ей казалось, что я буду молить ее о пощаде.

– Если ты пытаешься меня напугать, дорогуша, тебе следует получше постараться, – говорю я и для убедительности громыхаю намотанной у меня на лодыжках цепью.

Кэсси озадаченно моргает. Один раз. Второй. Она не так себе это представляла.

– Я не пытаюсь тебя напугать, – шипит она. – Я хочу знать о том, что ты сделал.

Я закатываю глаза.

– Ладно, Кэсси. С какого места мне начать?

– С начала.

– С какого именно начала? Их очень много.

– Это ты убил Карен?

Вау, сразу к делу. Я смотрю в потолок, шутки кончились. От Карен у меня во рту остался неприятный привкус, почти такой же, как и у Лео Бентли, который перед тем, как ее найти, выпил из колодца трупной воды.

– Нет, – тихо произношу я.

– Брехня.

– Переехав в Ган-Крик, я попытался порвать все отношения с Рэем. Он убил Карен, чтобы отправить мне предупреждение.

Похоже, она почувствовала облегчение, но всё ещё немного сомневается.

– Откуда мне знать, что ты не врешь?

Я пожимаю плечами.

– Мне больше нечего от тебя скрывать, Кэсси. Я дам тебе список убитых мною людей. Карен в нем нет.

Она кажется уставшей.

– Расскажи мне о несчастном случае.

– Мы все еще называем это несчастным случаем?

Она молча вскидывает брови.

– Хорошо, хорошо, – соглашаюсь я.

Что-то щемит у меня в груди. Я это заслужил. И она должна знать правду.

На ее красивые глаза наворачиваются слезы. Не будь у меня скованы руки, я бы смахнул эти слёзы. Я бы слизал их у нее со щек языком, поглотив всё без остатка.

– Мне уже известно, что ты сделал. Заставил Рэя подъехать к машине Лео и столкнуть ее с моста.

– Как ты это выяснила? – спрашиваю ее я. – В смысле только сейчас, серьезно? Не скоро же ты догадалась.

В её глазах вспыхивает ненависть. Печально, что она меня ненавидит. Я всего лишь пытался ее защитить.

– Следы краски, – бросает она. – Следы краски и мотив.

Возможно, это плохая идея, но я рассказываю ей то, что ей так хочется знать. Всё. Может, если она узнает правду, то, наконец, поймет, почему много лет назад я вырезал ее мать, словно раковую опухоль.

 

ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ

Дэймон

«Сердцу не прикажешь».

Вот что сказал мне Рэй, когда я признался ему в своих чувствах к Кэсси. Не успел я произнести эти слова, как понял, что мне не следовало ему этого говорить, но если ты не можешь поделиться самыми темными секретами со своим приятелем по убийству и приемным братом, то с кем же ещё?

Верно? Верно.

Короче.

Я хотел заполучить Кэсси с той самой секунды, как увидел ее тем утром на участке Бентли.

Изуродованный труп Карен Брейнард, рассеченный пополам с точностью профессионального мясника.

Одна половина в колодце – плюх! А другая в реке – бултых. Как только мне поступило сообщение по рации, я уже знал, что это Карен.

Менее двадцати четырех часов назад благодаря Рэю у нее во рту был мой член, а теперь также благодаря Рэю мне предстояло вести расследование ее убийства.

Прощальный подарок за то, что я попытался от него свинтить.

«Братья должны держаться вместе», – напомнил он мне, как ни в чем не бывало появившись у моей двери.

Карен Брейнард была предупреждением.

Тебе никогда не удастся убежать от своего прошлого. Оно будет преследовать тебя всю ночь и на следующее утро.

Но я отвлекся. Кэсси. На вид ей было больше шестнадцати, но не намного. Все всегда хотят молодых, так ведь? Думаю, именно поэтому Стивен Рэндольф забрал меня, когда мне было десять. Потому что все любят молодых. Мягких, податливых и готовых принять любую форму.

Получить Кэсси я не мог, так? Я был шерифом. По возрасту я почти годился ей в отцы. И чтобы удовлетворять свои темные желания, я должен был соблюдать закон, а не нарушать его.

Но потом я узнал, что у нее есть мать. Мать, почти такого же возраста, что и я. И такая же красивая, как Кэсси.

Тереза Карлино была веселой. Великодушной, доброй. Она была из тех людей, которые действительно тебя слушают, когда ты говоришь. И она была отличной матерью. А потом стала отличной женой.

Пока ее не стало.

Это я виноват. Мне не следовало подглядывать за Кэсси, когда она принимала душ. И уж точно не следовало в это время держать в руке свой член. Но от этого ведь никто не пострадал, так?

Однажды Тереза вернулась с работы пораньше, и из-за шума воды я не услышал звука ее шагов.

Моя жена застукала меня за тем, что я пялился на ее дочь, словно какой-то грязный извращенец, и я вынужден был что-то предпринять. Она начала сыпать такими словами, как «несовершеннолетняя» и «развод», и я не собирался во второй раз лишаться своей жизни.

Я никогда не сомневался, что Рэй мне еще пригодится. После того, как Тереза выгнала меня из дома, я поехал прямиком к нему. Рэй знает, что делать. Он всегда знал, что делать.

– Мне срочно нужно что-то предпринять, пока она меня не выставила, – сказал я, меря шагами крошечную кухню Рэя в Рино.

Рэй пил «Пабст» и, прислонившись к кухонной стойке, наблюдал за тем, как я протираю дыру в линолеуме.

– Думаешь, тебе удастся убедить ее в том, что ей это всё привиделось? – медленно спросил Рэй.

Я покачал головой.

– Нет. Неа. Она слишком сообразительная, – я постучал по лбу указательным пальцем. – Слишком, мать её, башковитая.

– Значит, тебе нужно от нее избавиться, – сказал Рэй. – Элементарно. Только ты и ребенок, как ты всегда и хотел.

Я с отвращением взглянул на него.

– Она не ребенок. Не называй ее ребенком.

Рэя, похоже, позабавила моя реакция, и, скорчив гримасу, он вскинул руки в примирительном жесте.

– А с парнем её что будешь делать? Судя по всему, эти двое не переставая трахаются в его проклятой машине, словно кролики.

Я замер.

– Блядь. Не знаю. Одну смерть я ещё как-то смогу объяснить. Но две это будет уже слишком.

Рэй пожал плечами.

– Ну, знаешь ведь, что говорят о двух зайцах и одном выстреле. Или двух зайцах и одной машине.

– Я весь во внимании, – ответил я.

Рэй загорелся. Рэю хотелось помочь мне избавиться от Терезы и Лео.

И я не собирался ему в этом препятствовать.

 

ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ

Дэймон

Два зайца одним выстрелом.

Вот как мы с Рэем решили проблему с Терезой и Лео. Хотя ни один из них умер, не так ли? Когда проворачиваешь нечто столь сложное, всегда рискуешь. Но то, что Тереза выжила, в конце концов, обернулось мне на пользу. Это крепко привязало Кэсси ко мне, к дому, к ее матери. Чтобы уйти, она слишком терзалась чувством вины, даже после всего, что я с ней сделал. Я хотел бы сказать «мы с ней сделали», но очевидно, что в наших отношениях она не была заинтересованной стороной. По крайней мере, сначала.

Впрочем, нам удалось на целых восемь лет избавиться от Лео. Боже, какое это было блаженство. К тому времени, как его освободили условно-досрочно, на меня свалилась другая проблема: проблема с тугой киской и ртом, отсасывающим как пылесос.

Дженнифер Томас.

Какая несправедливость. Выйти, не отсидев и половины назначенного ему срока? До того, как мне удалось заделать Кэсси ребенка, тем самым навсегда отрезав ей все пути к отступлению? В смысле, восемь лет пролетели в мгновение ока, и мне следовало проявить активность, сосредоточиться на задаче. Да черт возьми, просто увезти Кэсси с её впавшей в кому матерью из города, туда, где Лео Бентли никогда бы нас не нашел. Но меня сгубила алчность. Я хотел иметь всё. Свой город, свою падчерицу и золотую киску Дженнифер. И я бы никогда, ни за что в жизни не подумал, что Лео так скоро получит условно-досрочное освобождение.

Лео, мать его, Бентли. Мне нужно было убить его при первой же возможности. Мне нужно было тогда хорошенько постараться и повесить на него убийство Карен. Все так чертовски идеально складывалось. Она была у него в колодце! Он бы получил смертную казнь ну, или, по крайней мере, пожизненное без права досрочного освобождения.

Но я проявил слабость. Засомневался. Я видел, как сильно его любила Кэсси, какой нежностью наполнялись ее глаза каждый раз, когда она на него смотрела. Как будто он её солнце. Я должен был затмить солнце и погрузить ее в темноту, вместе со мной.

***

Я использую против людей их слабости.

У Лео это был алкоголь. У Кэсси — ее мать.

У всех есть слабые места, которые только и ждут, чтобы ими воспользовались.

Я попытался проделать это с Дженнифер, но это не всегда срабатывает. Иногда люди недостаточно надломлены морально, чтобы попасться на удочку, а иной раз они уже слишком далеко зашли. Мне следовало об этом помнить, когда Дженнифер села на мой стол, раздвинула ноги и сказала мне, что всегда хотела, чтобы ее трахнул полицейский. Она обвела меня вокруг пальца. Сука.

Иногда люди просто не поддаются шантажу. Хотя, чаще всего поддаются. Мне следовало об этом знать. У меня был хороший учитель. Мой самозваный отец, который спас меня от погибели. Это его слова, не мои. Тот самый, что забрал меня от всего, что я знал, а затем превратил в того, кем я теперь являюсь.

– Мне нужно пятьсот долларов, – сказала мне Дженнифер, и вот тогда у меня, наконец, появилось слабое место.

Дженнифер, шестнадцатилетней Дженнифер, мать ее, Томас, понадобилось пятьсот долларов.

Потому что она забеременела.

От меня.

И ей захотелось, чтобы я оплатил аборт.

***

Рэй, как всегда, был рядом, и его жажда кровопролития уступала лишь преданности мне. Я рассказал ему о своих проблемах, о двух угрозах, и он откинулся на спинку кресла.

– Два зайца одним выстрелом, – произнёс он.

***

Дело в том, что мне вообще не нравятся брюнетки.

Но Дженнифер, мать ее, Томас, клялась всем на свете, что она натуральная блондинка, и когда я ей не поверил, уселась на мой рабочий стол и раздвинула ноги. Ее юбка болельщицы задралась, трусиков на ней не было, и эта девушка явно не врала. С помощью краски «L'Oreal» волосы у нее на голове приобрели блестящий коричневый оттенок, с помощью туши ее светлые ресницы стали пышными и черными, а с помощью моего стола она мне доказала, что всё это ложь. Мне всегда это казалось странным. В смысле, девчонка была умной. Думаю, в этом и была вся ее проблема с тем, что она блондинка. Она знала, что умна, и хотела, чтобы все остальные тоже это заметили. Отсюда краска «L'Oreal» и тушь «Max Factor». Мне известны эти бренды, потому что она взяла их с собой, когда я ее забирал. Кто прихватывает с собой коробку с краской для волос, чтобы подкрашивать корни, когда собирается делать аборт?

В том, что касалось Дженнифер, мать ее, Томас, я получил несколько недвусмысленных предупреждающих знаков. Я ее не выбирал. Это она меня выбрала и не давала мне прохода, и это должно было стать для меня первым сигналом держаться от нее подальше. Мне следовало это учесть. Но члену не прикажешь, и когда то, что так хочет член, преподносят ему на блюдечке с голубой каёмочкой – или в данном случае на столе «Формика» – член от этого не отказывается.

Она оказалась девственницей. Это меня удивило. Я понял это лишь, когда уже проник в нее по самые яйца, и она вдруг начала плакать. Это здорово меня разозлило, знаете ли. Ты хочешь, чтобы твой первый раз стал особенным. Мой первый раз с Кэсси был особенным. Мой первый раз с Дженнифер особенным уж точно не был.

Предупреждающие знаки. Настоящие, блядь, неоновые вывески. Девушка была совершенно безбашешенной. Но настойчивой. Она заявила, что выбрала меня. В это время у меня уже была Кэсси, но Кэсси явно сопротивлялась, и я не совсем мудак (хотя вы и думаете, что это именно так). Я трахал Дженнифер на стороне, это давало Кэсси некоторую передышку, и все шло гладко.

Но когда кто-то не дает тебе прохода, это всегда проблема. Когда кто-то тебя выбирает, он неизбежно навязывает свои условия. Вот почему я выбрал Кэсси, понимаете? Я ее выбрал.

Мои правила.

Мои условия.

Мои потребности.

Мои желания.

Дженнифер, мать ее, Томас.

Залетела. Сучка сказала мне, что она на таблетках, и, конечно же, я ей поверил. Еще один предупреждающий знак. Я так часто трахал эту девчонку, что удивлен, как там у нее не оказалось целого выводка младенцев. Думаю, ей немного щекотало нервы то, что она заполучила надо мной такую власть. Заполучила частицу меня. Раз уж речь зашла о социопатах, давайте поговорим об этом мини-социопате, об этой мечте подростка. Вот что я вам скажу раз и навсегда: член она сосала просто мастерски, но не на столько, чтобы я забыл о том, что она вовсе не та девушка, которую я действительно хочу.

Не поймите меня превратно, она была очень красивой. Вы считаете меня чудовищем, но я плакал, глядя, как Рэй забрасывает ее бездыханное тело землёй, что сыпалась прямо в горло искалеченной и умершей от кровопотери девушки, которую всё же можно было спасти, обеспечив ей хорошего врача, удалив матку и влив в нее около десяти пакетов крови. Да. Я знаю о выкидышах всё. Когда мне было четыре года, от этого чуть не умерла моя собственная мать. Как-то проснувшись, я пошел ее искать, потому что она не встала и не приготовила мне мои «Хрустики с корицей», и обнаружил ее в постели уже полумертвой. Я зашел к ней в комнату с урчащим от голода животом и увидел, что все ее руки и одеяла залиты красным. Ее кровь просочилась сквозь простыни, а губы приобрели синеватый оттенок. Я подумал, что она умерла, но это было не так. Мою мать спас хороший врач, удаление матки и около десяти пакетов крови, тем самым обеспечив мне, что я навсегда останусь ее единственным ребенком. Но это было другое. Это было совершенно другое.

Дженнифер, мать ее, Томас. Ей непременно нужно было залететь, так ведь? Беременная в шестнадцать лет, и сучка настаивала на аборте.

Я сделал вид, что смирюсь с ее желанием, если она позволит мне самому отвезти ее в клинику.

Ей хотелось, чтобы незнакомец засунул ей в нутро свой холодный металлический расширитель и убил моего нерожденного ребенка. После чего она могла бы преспокойно об этом забыть и пойти в гребаный колледж.

«Как бы не так, милая», – сказал я ей, затащив ее на чердак связанную, с кляпом во рту и истекающей кровью от моего удара по носу. А потом бросил ее в деревянный ящик, тот самый, в котором лежу теперь сам.

Аборт. Этого никогда бы не случилось. Как будто, после всего этого, я бы позволил какому-то сопляку выкинуть моего ребенка, словно мусор.

В смысле, я знаю, что всё это было далеко от идеала. Я не идиот. Городской шериф, трахающий шестнадцатилетнюю болельщицу – это катастрофа. Технически это не незаконно – в Неваде возраст согласия составляет шестнадцать лет. Не думайте, что трахнув ее в самый первый раз, я не погуглил это дерьмо, чтобы хорошенько всё проверить. Но полицейский и старшеклассница? Она могла меня погубить. Я бы лишился своего значка, своей работы. Я потерял бы свой город, и что самое главное, я мог потерять свою Кэсси.