Текст книги "Нянечка для соседей (ЛП)"

Автор книги: Лили Голд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

ГЛАВА 35

БЕТ

Я просыпаюсь в пять утра от неистово звонящего будильника. Простонав, я переворачиваюсь на спину, и два теплых тела, между которыми я оказалась, начинают двигаться.

И тут я начинаю хмуриться. Двое? Что-то не так. Я отчетливо помню, что прошлой ночью трахалась лишь с одним мужчиной.

Я с трудом открываю глаза.

– Джек? – шепчу я, наблюдая, как светловолосый мужчина встает с кровати, потирая заросшую щетиной челюсть. – Когда ты успел появиться?

Он улыбается и склоняется, целуя меня в щеку.

– Слышал, как вы вернулись, – говорит он хриплым, сексуальным утренним голосом. – И я скучал по тебе.

Он пытается выпрямиться, но я хватаю его за руку, пытаясь уложить обратно на матрас.

– Вернись. Останься.

– Я не могу, дорогая. Мы с Саем уезжаем в Эдинбург, помнишь? – Он широко зевает, прикрывая рот тыльной стороной ладони.

Я стону, плюхаясь на подушки. Два глубоких смеха грохочут над моей головой.

– Господи, – бормочет Джек, – она выглядит разбитой. Что, черт возьми, ты с ней делал?

– Трахал, – говорит Сайрус. Я слышу шипение спрея от дезодоранта. – А как выглядят девушки после того, как ты их трахаешь?

– Сайрус танцевал для меня, – говорю я мечтательно. – А потом поедал меня вверх ногами.

Джек хихикает.

– Понятно. – Он убирает волосы с моего лица, проводя пальцами по моей щеке. – Возвращайся ко сну, Бет. Увидимся в понедельник.

Я хочу встать и поцеловать их обоих на прощание, но мои глаза слишком тяжелы, и поэтому я просто киваю.

– Хорошо, – бормочу я, утыкаясь лицом в подушку. – Счастливого пути.

Я чувствую, как два теплых рта целуют мои щеки, а потом я снова отключаюсь.

***

Я просыпаюсь чуть раньше восьми и лежу в пустой кровати Сайруса, сонно оглядываясь вокруг. Солнечный свет проникает сквозь окно, и я наконец-то могу разглядеть интерьер его комнаты. Она прекрасна. Темно-красные шелковистые простыни, абажур из оранжевого стекла, а напротив кровати – большое зеркало в золотой оправе. Прозрачные жалюзи шафранового цвета превращают лучи утреннего солнца в теплый желтый свет. Все это производит экзотический и чарующий эффект.

Где-то в квартире раздается тихий детский крик, вздохнув, я сползаю с кровати и натягиваю на себя шелковистые покрывала. Мое измятое красное платье валяется на полу, и я морщусь, влезая в него. Мне стоит покончить со своей позорной прогулкой. Я не могу скрываться здесь весь день.

Посмотрев в зеркало, я морщусь от увиденного, а затем с помощью салфеток и воды стираю размазанный по лицу макияж. Помогает не сильно. Я по-прежнему выгляжу совершенно разбитой.

Вздохнув, я опускаю плечи и выхожу в гостиную. Себастьян неловко выносит Ками из ванной, его волосы растрепаны по лицу. Он резко замирает, увидев меня.

– Бет? – недоверчиво спрашивает он. – Почему ты здесь?

– Я… – Я прочищаю горло. – Сайрус… пригласил меня остаться на ночь.

Он несколько раз моргает, уставившись на меня так, словно не уверен, что я настоящая.

– Ох, – медленно произносит он.

Мои щеки горят. Я вздергиваю подбородок.

– Я пойму, если… это станет проблемой, – говорю я спокойно. – Если ты хочешь найти кого-то другого…

– Нет, нет, – говорит он, выглядя слегка ошеломленным. – Все в порядке. Я знал, что он заинтересован в тебе. – Он бросает взгляд на Ками. Она обиженно смотрит на него. – Ты остаешься? – с надеждой спрашивает он.

– У меня выходные, – напоминаю ему я, направляясь к двери и надевая туфли на каблуках. – Я положила в холодильник немного домашнего детского питания. Расписание кормлений и сна лежит на кухонном столе, а коврик для гимнастики лежит на коробке с игрушками.

Он кивает, потирая затылок. Я не знаю, может быть, это потому, что он только что проснулся, но он выглядит совершенно не в своей тарелке. Словно едва понимает, что происходит.

Я вздыхаю. После прошлой ночи мне не сильно хочется предлагать посидеть с Ками все выходные, но так как двое других отсутствуют, я знаю, что ему будет трудно присматривать за ней в одиночку.

– Послушай, если тебе нужна помощь…

– Если мне понадобится помощь, я позову другую няню, – прерывает он. – Повторения прошлой ночи не будет. – Он встречает мой взгляд, его лицо искреннее. – Было невежливо вот так врываться к тебе. Я приношу свои извинения.

Что-то скручивается у меня в животе. Он извиняется передо мной уже в третий раз. Я бы хотела, чтобы он прекратил. Из-за этого становится намного сложнее быть непреклонной с ним.

– Ладно. Тогда хорошо. – Я опускаю взгляд на Ками. – Увидимся в понедельник, мармеладка.

Она тянется ко мне, вырываясь из рук Себа. Я посылаю ей воздушный поцелуй, последний раз неловко киваю Себастьяну и поворачиваюсь, чтобы уйти.

***

Выходные проходят медленно. Я уже привыкла к тому, что мои дни заполнены до отказа. Сейчас, когда Сайрус и Джек уехали, и нет очаровательных малышей, которых можно обнимать, я чувствую себя бесполезной и одинокой. Большую часть дня я провожу в постели, смотрю Netflix и жду, когда наступит понедельник. Сайрус и Джек присылают мне по несколько сообщений, в основном это фотографии, как они находятся на конференции, покупают еду или тусуются около разных киосков. Сай прислал мне видео, на котором Джек в гарнитуре VR избивает воздух нунчаками, и я чуть не умерла от смеха.

Я очень рада, что они находят время написать мне. У меня не было понимания, что будет происходить после того, как мы переспим. Я думала, что будет неловко. Но они милы, кокетливы и очаровательны в своих сообщениях, и я не могу не улыбаться как идиотка каждый раз, когда на моем экране появляется уведомление. Бенни был прав – я многое упустила, благодаря своим ограничениям на отношения. Если это и есть секс без обязательств, то я огромный поклонник этого явления.

В воскресенье вечером я уже свернулась калачиком в постели, ела мороженое и смотрела запись мюзикла «Злая»^[29], когда у меня зазвонил телефон. Я смотрю на экран. Себастьян. Я машинально собираюсь ответить на звонок, потом отдергиваю руку.

«Не обращай внимания», говорит голос в глубине моего сознания. «Сегодня твой выходной. Хватит подстраиваться под него, каждый раз, когда он с тобой разговаривает. Он сказал, что позвонит кому-нибудь другому, если ему понадобится помощь».

Но это касается не только его и меня, это касается Ками. Вздохнув, я беру трубку.

– Да?

– Приди ко мне, – хрипит Себастьян. – Ты мне нужна.

Я стискиваю зубы. Ради бога. Насколько трудно было бы сказать: «Извини за беспокойство, не могла бы ты прийти и помочь мне?» Почему его голос всегда звучит в приказном порядке? Его убьет небольшое «пожалуйста»?

– Что, прямо сейчас? – сухо спрашиваю я.

Он не отвечает. Я слышу, как Ками плачет на заднем плане. Она кажется расстроенной.

– Господи. Ты пробовал помочь ей срыгнуть?

– Приди ко мне, – повторяет он, его дыхание дрожит. – Сейчас же.

Моя хватка на телефоне крепче.

– Мы уже обсуждали это. Вне рабочего времени ты не имеешь права мне приказывать.

Наступает долгая пауза. Рыдания Ками продолжаются, становясь еще громче.

– Я прошу тебя, – в конце концов вырывается у него. Его голос упал до шепота. – Пожалуйста. Я бы не стал звонить тебе, если бы думал, что смогу сам присмотреть за ней. Прямо сейчас я… я не могу должным образом присмотреть за ней. Она должна быть в безопасности. Пожалуйста, приди.

Я сажусь, тревога пробегает по мне.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что она должна быть в безопасности? Себастьян, почему она не в безопасности?

Он не отвечает. Крики Ками достигают пронзительной высоты, и я ругаюсь, завершаю разговор и засовываю телефон в карман.

ГЛАВА 36

БЕТ

Когда я подхожу к квартире 5А, то начинаю паниковать. Крики и рыдания Ками настолько громкие, что я слышу их в коридоре. Звучит так, будто ей больно. Я стучу в дверь, но ответа нет. Когда я дергаю за ручку, она плавно открывается. Кто-то оставил ее незапертой. Ужас ползет по моему позвоночнику, когда я толкаю ее и вхожу внутрь. В комнатах темно, все жалюзи опущены, свет выключен. Я осторожно вхожу в гостиную.

– Себастьян? – спрашиваю я.

Он не отвечает. Беспокойство охватывает меня. С ним все в порядке? Он ранен? Я следую за криком Ками в его спальню, нерешительно открывая дверь.

Себастьян сидит, сгорбившись, на полу, оперевшись на ящики своего стола. Он крепко прижимает Ками к груди, пока она визжит. Его глаза закрыты, лицо мертвенно-белое, а рубашка прилипла к коже от пота. Его грудь то поднимается, то опускается. Похоже, он вот-вот потеряет сознание.

– Господи, – бормочу я, бегу вперед. – Черт. Дай ее мне. – Он поднимает ее, и я подхватываю ее на руки. Она яростно кричит мне в ухо, и я целую ее в щеку. – Все в порядке, – бормочу я, крепко обнимая ее. – Все в порядке, я здесь, ты в порядке, детка. Боже, Себ, ты в порядке? Ты упал? Что-то случилось?

Себастьян слегка ерзает у моих ног.

– Я не могу успокоить ее, – выдыхает он.

Я наклоняюсь, чтобы осмотреть его.

– Ты в порядке? Тебе нужна скорая помощь? – Себу не больше тридцати, но он настоящий трудоголик, и я не удивлюсь, если он умрет от сердечного приступа, возникшего из-за стресса.

Он вздрагивает и пытается отстраниться от меня.

– Нет. Я в порядке. Уйди.

Я хмурюсь, убирая волосы с его лица. Выражение его лица напряжено от боли.

– Открой глаза, – тихо говорю я. Он качает головой несколько минут, затем стонет и скручивается, прижимаясь лбом к металлическому ящику. Его пальцы впиваются в брюки. Что-то действительно не так.

Я смотрю на кричащего ребенка у меня на руках.

– Мигрень? – предполагаю я.

Он хмыкает.

Черт. Ладно. Я встаю, устраивая Ками у себя на бедре, и проверяю ее подгузник. Она чиста.

– Она ранена? – спрашиваю я. Он качает головой. – Голодна? – Еще одно покачивание головой. – Просто злится? – Он кивает. – Хорошо. – Я вытираю ее красное лицо. – Мы с тобой собираемся немного погулять, – говорю я ей.

Я вывожу ее в зал, закрывая за собой дверь в комнату Себа. Мне не нравится идея бросать его корчащимся на полу в агонии, но если у него мигрень, то мне нужно остановить крики Ками, прежде чем я смогу ему помочь. Она так взвинчена, что единственное, что, как мне кажется, может ее успокоить, – это смена обстановки. Поэтому я одеваю ее, кладу в слинг и несу вниз по лестнице, не обращая внимания на взгляды соседей в холле, пока несу ее на улицу.

Ночь теплая, и воздух прохладный и приятный. Ками нарушает спокойствие улиц своими криками, но я просто продолжаю идти, покачивая ее на руках и тихонько болтая с ней, пока она кричит. Думаю, она, скорее всего, испугалась, когда Себастьян перестал отвечать ей. Бог знает, как долго они оба пролежали на полу.

Я глажу ее маленькие ручки и ножки, пока мы идем по кварталу, показывая на собак, деревья и кусты. В конце концов, она успокаивается, ее крики превращаются в печальные вздохи. Она зарывается лицом в мою грудь, сопит, ее глаза закрываются. Я жду, когда она начнет засыпать, затем несу ее обратно в здание и поднимаюсь в квартиру ребят, где укладываю ее в кроватку. Она ерзает и хмурится во сне, сжимая свой маленький кулачок.

Оставив ее спать, я выпрямляюсь и открываю дверь в спальню Себа. Он не сдвинулся ни на сантиметр, все так же раскинувшись на полу. Меня охватывает беспокойство. Я колеблюсь, затем сажусь рядом с ним. Его глаза все еще закрыты, и он тяжело дышит. Я убираю потные волосы с его лба.

– Тебе нужно лечь в постель.

Он что-то бормочет.

– Что? – переспрашиваю я. Наклоняясь, я прикладываю ухо к его рту. Наши щеки соприкасаются. Его кожа так горяча, будто у него жар.

– Я не могу встать, – произносит он.

– Ох, милый. – Слова вылетают у меня изо рта без раздумий. Я ничего не могу с этим поделать. Ему так больно, и у меня болит сердце. Я снова глажу его по волосам. – Тебе нужно проблеваться?

– Нет.

– Ты не можешь оставаться на полу. Тебе нужно поспать. – Я обвиваю рукой его подтянутую талию. – Обопрись на меня. Я помогу тебе подняться.

– Ты ведь знаешь, насколько ты маленькая? – Он скрипит зубами. – Ты похожа на куклу-тролля^[30].

– Меньше оскорблений, больше стояния, пожалуйста.

Он выглядит так, будто хочет возразить, но я игнорирую его и тяну за талию, поднимая на ноги. Как только он принимает вертикальное положение, сразу же замирает, задыхаясь. Почему-то его лицо становится еще бледнее. Он шатается на месте.

– Прости, прости, – шепчу я. Он замирает на мгновение, его пальцы крепко сжимают пояс моей футболки.

– Все нормально, – в конце концов, вырывается у него. Я легонько подталкиваю его к кровати, и он практически падает на простыни, протирая глаза. Я тянусь к его шее, развязываю галстук, чтобы он не задохнулся во сне. Он гримасничает, пока я расстегиваю его воротник и пытаюсь подложить несколько подушек ему под голову, бесцельно отмахиваясь от меня. – Прекрати.

Я вздыхаю и сажусь на край матраса.

– Чем я могу помочь?

– Ты можешь уйти.

– Нет. Неправильный ответ. Попробуй еще раз. – Помню, когда я была ребенком, у одной из моих приемных матерей каждый месяц случались гормональные мигрени. Я сидела с ней у кровати и растирала ее виски, пока она ждала, когда начнут действовать обезболивающие. Я перемещаюсь к изголовью кровати, устраиваюсь позади него и осторожно притягиваю его голову к себе.

Он стонет.

– Бет… я…

– Тсс. Обещаю, ты сможешь быть невозмутимым и мужественным позже. И не бойся, что тебя стошнит на меня, я к этому привыкла.

Он вздрагивает, морщась, когда очередная волна боли накрывает его.

– О, черт.

– Тсс. – Я касаюсь его висков. – Где болит?

– Вся моя гребаная голова, – рычит он.

– Да, я поняла это, гений. – Я начинаю рисовать маленькие круги на его висках, сильно нажимая. – Двигай моими руками. Тебе легче, когда я надавливаю?

Он колеблется, затем протягивает руки вверх и обхватывает мои запястья, перемещая пальцы на несколько миллиметров ближе к линии роста волос. Я начинаю массировать, и все его тело сразу же расслабляется и дыхание выравнивается.

– Все в порядке, – ловлю я себя на том, что шепчу. – Ты в порядке.

Он не отвечает. Несколько минут проходят в тишине. Я продолжаю массировать его виски, пытаясь притупить боль, и постепенно напряжение уходит из него, лицо становится расслабленным. Я уже начинаю думать, не заснул ли он, когда он снова начинает говорить.

– Прости, – грубо бормочет он.

– За что?

– За то, что позвал. Я не хотел. – Его голос мягкий и невнятный. Он звучит словно пьяный.

Я качаю головой.

– Себастьян, ты совершил множество поступков, за которые мог бы извиниться. Нужда в помощи, когда у тебя хроническая боль, совершенно не входит в их число. – Я оглядываю темную комнату. – У тебя есть лекарства, которые ты можешь принять от боли? Может, тебе нужен лед или что-то еще? Воды? – Я пытаюсь отстраниться, но он наклоняется вперед, прижимаясь лицом к моему животу. Я напрягаюсь. – Себастьян?

Он бормочет что-то непонятное. Я наклоняюсь ближе, и прядь моих волос падает ему на лицо. Он ловит его и смутно рассматривает.

– Красиво, – бормочет он.

– Ох. Эмм, спасибо. Мне всегда казалось, что цвет немного напоминает морковь.

– Ты самая прекрасная женщина, которую я когда-либо встречал, – невнятно произносит он, накручивая локон на палец.

Я замираю.

– Эмм. Что?

ГЛАВА 37

СЕБАСТЬЯН

Черт. Я сказал какую-то глупость? Я закрываю глаза, пытаясь не думать о мучительной боли в голове. Все бесполезно. Я не могу ничего вспомнить. Черт, я едва могу сформировать цельные мысли.

– Извини, – бормочу я. – Не могу ясно мыслить.

Еще одна волна боли накатывает на меня, проникая за глаза. Я стону, вцепившись руками в простыни, и чувствую, как маленькие пальцы Бет снова прижимаются к моим вискам. Я хочу оттолкнуть ее, но мне слишком приятно. Кроме того, я не уверен, что способен поднять руки.

Я должен был догадаться, что это произойдет. Сегодня утром я чувствовал приближение мигрени, которая мелькала по краям моего зрения, давила на мой мозг, но я просто принял таблетки и постарался не обращать на это внимание. Что мне оставалось делать? Мне нужно было работать и присматривать за ребенком.

Ками проснулась в плохом настроении и проплакала почти весь день. Я пытался сделать все, чтобы она была счастлива. Читал ей книжки. Пел ей песенки. Обнимал ее. Но все это только злило ее больше и больше. Она отказалась обедать и не хотела ложиться спать днем. Чтобы я не делал, я не мог ее успокоить.

С каждым часом боль становилась все сильнее и сильнее, пока, наконец, вечером все не дошло до предела. Я держал Ками на руках и пытался сменить ей подгузник, когда на меня нахлынула первая волна. Мне почти удалось одеть ее в чистый подгузник, а потом я вошел в спальню и просто рухнул на пол, все еще держа ее на руках.

Мне было так страшно. В моей голове крутилась только одна мысль: я сделаю ей больно. Я мог причинить боль Ками. Я мог уронить ее или ударить обо что-то. Я потеряю сознание, а она будет лежать на полу голодная, пока завтра не вернутся ребята. Ей будет больно, и это будет моя вина.

Я не знал, что делать. Поэтому и позвонил Бет.

Бет, милой, нежной девушке, в которую полностью влюблена моя дочь. Бет, красивая девушка из квартиры по соседству, в которую влюблены оба моих соседа по комнате. Бет, которая ненавидит меня.

Я много думал о ней в эти выходные. Я не могу выкинуть ее лицо из головы. Я не могу забыть ее широко раскрытые глаза и обиженное, растерянное выражение, когда я кричал на нее из-за разбросанных игрушек. Я стону от этого воспоминания.

Я напугал ее. Знаю, что напугал. Вот почему она убралась во всей квартире после того, как я на нее накричал. Я никогда не хотел ее расстраивать, но все же сделал это, ведь я так груб и неуклюж, что не могу даже выйти из дома, не сорвавшись и не напугав до смерти какую-нибудь бедную девочку. Бет только и делала, что помогала нам. Мы были бы в полной заднице, если бы она не позволила Джеку затащить себя в нашу квартиру на прошлой неделе. А я причинил ей боль. Как и всем.

И теперь я лежу здесь, полностью недееспособный, а она вынуждена заботиться обо мне и моем ребенке.

Я бесполезный отец. Ками будет лучше без меня.

– Тсс, – тихо говорит Бет, откидывая назад часть моих волос. – Все в порядке.

Я приоткрываю глаза. Она примостилась на матрасе позади меня, держа телефон в одной руке. Свет от экрана окрашивает ее бледную кожу в голубой цвет.

– Что? – спрашиваю я. Хотя это больше похоже на ворчание.

Она слегка улыбается мне.

– О чем бы ты ни думал. Это выглядит болезненно. Все будет хорошо. – Она проверяет свой телефон, затем выскальзывает из-под меня, соскальзывает с кровати и идет к выходу из комнаты. – Одну секунду, – бормочет она, направляясь в гостиную.

Я слышу, как она ходит по кухне, роется в шкафах. Моя голова снова начинает раскалываться, и я тру глаза. Такое чувство, что кто-то пытается выбить их из моего черепа изнутри. Я пытаюсь сесть, но мое зрение так сильно затуманивается, что мне приходится лечь обратно.

Меня переполняет разочарование.

Я действительно старался в эти выходные. После того, как Бет отчитала меня в пятницу вечером, я понял, что она была права. Пока Ками со мной, я должен ставить ее в приоритет перед своей работой. Я не могу просто нанять няню и игнорировать собственного ребенка. Все выходные я был сосредоточен на Ками, оставив работу на ночь, когда она спала. Я очень старался присматривать за ней, но буквально, физически не мог.

Что означает только одно. Мне придется отдать ее.

Желудок сводит. Мысль настолько отвратительна, что, кажется, меня сейчас стошнит.

Дверь моей спальни снова открывается, и Бет проскальзывает внутрь.

– Вот, – шепчет она, ставя стакан воды и бутылочку с таблетками на мой прикроватный столик. – Выпей это.

Я стону.

– Бет. Прошу тебя. Я в порядке. Присмотри за Ками.

– Я написала Сайрусу. Он говорит, что тебе нужно принять лекарства и отоспаться. – Она вскрывает бутылочку с таблетками и, вытряхивая таблетку, протягивает ее мне. – Вот.

Я закрываю глаза.

– Нет.

Ни за что. Эти обезболивающие влияют на мой мозг. Они делают мои мысли нечеткими и нескоординированными. Нет ни единого шанса, что я могу принять их, присматривая за ребенком. Я бы, наверное, уронил ее, или заснул и забыл покормить, или попытался бы искупать ее и в итоге обжег бы. Столько ужасных сценариев проносится у меня в голове.

Нет. Я не могу принять таблетки.

Бет вздыхает, проводя рукой по моим вспотевшим волосам.

– Себ, ну же. У тебя нет ни единой причины испытывать такую сильную боль.

– Нет.

– Прошу тебя.

– Нет.

– Почему?

– Я сделаю ей больно, – бормочу я, протирая глаза. – Не смогу контролировать себя.

Она замирает.

– Что? – Я не отвечаю. Она касается моего запястья. – Себастьян. Себ, посмотри на меня.

И я смотрю. Впервые за этот вечер я действительно смотрю на нее. Она явно прибежала сюда, как только я позвонил, на ней футболка с пятном, а ее блестящие волосы собраны в пучок, который ниспадает с одной стороны головы и держится у щеки. Ее губы сухие, как будто она их кусала, а подводка для глаз размазалась.

Она выглядит абсолютно беспорядочно. Мне кажется, я никогда не видел более красивой женщины.

– Прости, что напугал тебя, – выпаливаю я. – Когда накричал. – Я делаю глубокий вдох. Комната медленно вращается вокруг меня. Такое чувство, словно я пьян.

Она выглядит смущенной.

– О чем ты говоришь? Ты не напугал меня. Ты меня разозлил.

– Тебе было больно. – Я это помню. Помню выражение ее лица. Как будто я только что дал ей пощечину. Чувство вины пульсирует у меня в животе. Я никогда не хотел ее расстраивать, однако ничего не могу с этим поделать. Неудивительно, что моя собственная дочь кричит всякий раз, когда я пытаюсь ее обнять. – Извини. Ничего личного. Я всем причиняю боль.

– Ты не причинял мне боль. – Она наклоняется ближе. – Почему ты думаешь, что причиняешь ее всем?

Я качаю головой.

– С Ками все в порядке? – бормочу я.

– Она крепко спит, – говорит она, прищуривая глаза. – Почему ты так боишься держать ее на руках? Что, по-твоему, должно произойти?

– Не хочу причинять ей боль.

– Но зачем тебе причинять ей боль? – Она делает паузу. – Ты хочешь причинить ей боль?

– Нет! Я убью любого, кто попытается! – Я сжимаю челюсти. Пот стекает по затылку. – Я был так зол, когда увидел ее. В автокресле. Мог бы убить кого-нибудь тогда.

Я не был так зол с тех пор, как мне было двенадцать лет, тогда я ударил маминого парня Стива по лицу. Возможно, боль дурманит мою голову, потому что воспоминания настолько отчетливы, что я почти чувствую на своих пальцах теплую кровь.

***

Стив смотрит на меня, кипя от злости.

– Этот парень бешеный, – бормочет он, выплевывая выбитый мною зуб. – Черт возьми, Эллен. Мы расстаемся.

Мамины глаза становятся огромными.

– Стив, пожалуйста… мне так жаль… ради Бога, не бросай меня! В том, что он тебя ударил, нет моей вины!

Стив идет к двери. Мама бежит за ним, но он захлопывает дверь прямо у нее перед носом. Она бросается ко мне, ее глаза пылают.

– Что ты наделал? – кричит она.

Я стискиваю зубы.

– Он кричал на тебя.

– Да что с тобой не так, глупый мальчишка? Ты хоть понимаешь, как он важен для нашей семьи? Все, что у тебя есть – твои кроссовки, твой телевизор, твой велосипед, – все это пришло от него.

– Я не хочу этого. Я хочу, чтобы он ушел.

– Что ж, твое желание исполнилось, малыш. Теперь он никогда не захочет меня. – Она в ярости качает головой. – Он был рядом со мной, как я и хотела!

Я хмурюсь.

– Ты хотела, чтобы он назвал тебя шлюхой?

Слезы текут по ее лицу.

– Я отсылаю тебя. Я не могу иметь с тобой дело. Ты – угроза. Как мне жить дальше с таким сыном, как ты?

– Куда ты отсылаешь меня?

– Школа-интернат. Летний лагерь. Военный лагерь. Мне насрать, я больше не могу заботиться о тебе!

***

Мягкий голос Бет возвращает меня к реальности.

– Ну же, милый. Прими таблетки.

– Почему ты меня так называешь?

– Потому что ты ужасно милый, – сухо говорит она, пытаясь передать мне таблетки.

Я отстраняюсь.

– С Ками все в порядке?

Она вздыхает.

– Конечно.

– Я собираюсь проверить, как она. – Я пытаюсь сесть.

Она кладет руку мне на плечо и толкает меня обратно в кровать.

– Нет, ты никуда не пойдешь.

– Она в порядке? – Боже, моя голова. Я опускаюсь на подушки. Темнота в комнате давит на меня. Такое ощущение, что мои уши полны помех.

– Мигрени влияют на твою память?

Я киваю и тут же жалею об этом.

– А что?

– Ты уже в десятый раз спрашиваешь меня, все ли с ней в порядке.

– Я знаю, – стону я, потирая виски. – Достаточно секунды, чтобы с ней что-то случилось.

Она колеблется, как будто пытается придумать, что сказать.

– Ладно. Подожди. – Она похлопывает меня по груди и сползает с кровати, направляясь обратно к выходу из комнаты. Я зажмуриваю глаза, стиснув зубы от очередной волны боли.

Я ненавижу эту боль. Лежать в постели, как проклятый инвалид, пока моя няня порхает вокруг меня с обезболивающими и стаканами воды. Можно подумать, что ребенок, за которым она присматривает, это я, а не моя дочь.

Моя дочь.

Каждый раз, когда я думаю об этих словах, у меня возникает ощущение, что меня пырнули палкой для скота. У меня есть дочь. Ребенок. Я отец.

Мне хочется плакать.

Боже, я не могу сделать это. Вообще не могу. Я хочу оторвать себе голову. Груда книг о детях, которые я купил в интернете, лежит на моем столе и смеется надо мной.

Дверь в спальню снова открывается, и я слышу легкие шаги Бет, которая подходит к кровати.

– Вот, – тихо говорит она. – Хочешь подержать ее?

Я прищуриваюсь и открываю глаза. Она держит на руках очень сонную на вид Ками. Моя малышка хмуро оглядывает темную комнату, ее крошечные розовые губки приоткрыты. Я чувствую щемящий прилив эмоций в своей грудной клетке. Она так великолепна, что я едва могу смотреть на нее.

– Ужасно сильно, – шепчу я, потянувшись к ней. Бет передает ее, и я осторожно прижимаю к своей груди, обнимая.

Ками сонно моргает, глядя на меня. Ее губы опускаются, и я готовлюсь к тому, что она снова начнет плакать. Вместо этого она просто зевает, запускает руку в мою рубашку и прижимается ко мне, ее тяжелые веки опускаются.

Я обхватываю ее голову рукой, прижимая ее к себе. Мое сердце колотится. Слезы застилают мне глаза, и я даже не могу притвориться, что плачу из-за боли.

Бет присаживается на край матраса.

– Я совсем тебя не понимаю, Себастьян.

Я прижимаюсь щекой к голове Ками, вдыхая ее аромат. Она прижимается ко мне, ее пухлая щека прижимается к моей рубашке, и мое сердце разбивается.

Мне придется отпустить ее. Я не могу заботиться о ней. Это правильно. Но, Боже, не думаю, что я когда-нибудь с этим смирюсь. Я буду скучать по этому ребенку до самой смерти.

– Я люблю тебя, – говорю я своей дочери. Слезы катятся по моим щекам, растворяясь в ее волосах. – Мне так жаль. Я хотел бы оставить тебя у себя. Хотел бы я это сделать.