Текст книги "Дьявольские возлюбленные 2: Адам и Ева (СИ)"

Автор книги: Lika Grey

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 60 страниц)

– Ну же, Руки, задувай, – послышался нежный голос и, заметив, что над ним стоит его мать и радушно ему улыбается, улыбнулся в ответ, радуя всех своей детской, невинной улыбкой.

«Хочу, чтобы мама была рядом всегда», – зажмурив глаза, пожелал он и задул свечи, срывая новые восторженные пожелания и речи гостей, но его глаза до сих пор смотрели лишь на эту ласковую улыбку, вдыхая даже не запах сладкой глазури, а бодрящий сознание аромат жасмина, исходивший от красивых женский рук, обнимающих его сейчас.

– Мама, ты придёшь мне сегодня почитать? – спросил Руки, удерживая тонкие пальцы матери в своей небольшой ладошке.

– Да-да, конечно, – уже не замечая его, говорила она, соглашаясь на тур вальса, с совсем незнакомым для него мужчиной и выскользнув из рук сына, скрылась в толпе.

Весь вечер Руки улавливал лишь её тень, между танцами и тостами, всё это уже наскучило и, посматривая на высокие часы, он с нетерпением ждал когда же можно будет пойти в свою комнату и послушать, как читает его мать.

И вот часы пробили одиннадцать часов и поднявшись со своего трона маленький принц, высокомерно взмахнул длинной накидкой, прощаясь с гостями лишь кивком головы и уже на извилистых лестницах с резными перилами, кинул свой усталый взгляд на всё ещё веселящихся взрослых.

Наконец, оказавшись в своей комнате, Руки выгнал надоедливую горничную и, переодевшись ко сну, он лежал ожидая, что дверь вот-вот откроется и он услышит этот шелест прекрасного платья, тихие уверенные шаги, грацию рук и манящий аромат цветов, в который так хотелось окунуться и никогда не отпускать, но проходил час, другой, глаза уже начинали слипаться.

«Я дождусь… Она придёт! Обязательно!» – думал про себя ребёнок, но за дверью до сих пор не было слышно шагов, лишь тихое потрескивание свечи и её тлеющий свет, создавал тени на золотистой стене.

Спустя два часа Руки заснул, пока шум от торопливых шагов не разбудил его и, подскочив с постели, он побежал скорее к выходу топая босыми ногами по холодному полу, не думая даже прикрыть маленькое тело в хлопковой ночной рубашке и, потихоньку приоткрыв дверь, увидел то, чего ему видеть не следовало.

– Джастин, прекрати, – смеялась прекрасная леди, прикрывая рот рукой, стараясь не шуметь, пока высокий блондин страстно целовал её шею, запускаю свою большую руку под шёлковый подол алого платья.

– Я не могу остановиться, – страстно выдохнул тот, припадая к упругой груди, одаряя её своими поцелуями, – как ты можешь быть такой холодной, я же завтра отплываю, мы не сможем видеться какое-то время, – напомнил он, глядя в её полыхающие желанием глаза. – Пока твой муж пошёл пить бренди со своими компаньонами, будь со мной, – шептал блондин в самые губы хозяйки дома, сплетаясь с её языком, снова и снова срывая тихие стоны.

– Джастин, не здесь, – страстно выдохнула она, изгибаясь в спине от его нежных поцелуев, – мы можем разбудить Руки, пошли в гостевую комнату, – предложила она и побежала по коридору с незнакомцем.

Глаза Руки распахнулись, ноги и руки судорожно дрожали, перед глазами так и застыло это довольное выражение лица, с которым она смотрела на чужого человека, позволяя прикасаться к себе, чувствовать тепло её тела и не выдержав, он закрыл лицо руками и побежал на свою кровать, прячась под одеяло, пытаясь забыть всё, что невольно увидел, этот дьявольский блеск в её глазах и главное то, что она предпочла его этому незнакомцу.

«Почему, почему она так поступила?» – думал про себя он, прижимая к себе пуховую подушку, постепенно сжимаясь калачиком, как будто в комнате гулял холодный ветер, и мороз по коже пробегал вновь и вновь, навивая ту самую дрожь. «Она же обещала мне, неужели мир такой?» – сквозь слёзы спрашивал Руки сам себя, пока рассвет не проблеснул на горизонте, разнося по равнинам свои красные лучи весеннего солнца, и измученные серые глаза всё же сомкнулись, даруя усталому детскому телу долгожданный сон, в котором уже никогда не будет тех сладких, невинных грёз.

***

Жизнь – сложная штука и порой проще смириться и течь по течению, не задумываясь о том, что было в прошлом или ждёт в будущем. Есть день настоящий и новый день может перевернуть всё, что было когда-то, перечеркнуть всё светлое и хорошее, открывая путь во взрослую жизнь.

– Юный господин, пора просыпаться, уже восемь, – как всегда начала будить горничная, распахивая плотные шторы детской комнаты Руки, насыщая её холодным светом, но ответа не последовало и, улыбнувшись на маленькую прихоть такого милого создания, женщина вышла за чаем. – Мой господин, просыпайтесь, чай уже готов, – сказала она, заходя в комнату с серебряным подносом, на котором стоял горячий чайничек с чаем, его любимые рогалики и персиковый джем, который для него каждое утро намазывали на воздушную, ароматную выпечку.

Понимая, что она не отстанет, Руки нехотя поднялся с кровати, потирая свои распухшие глаза, и прокашлявшись начал отдавать приказы.

– Дай мне халат, – грубо сказал он, вытягивая свои босые ноги, на которых должны были быть уже тёплые тапки. – Чего копаешься, я замёрз! – возмутился он, метнув в горничную свой недовольный взгляд.

– Кто-то сегодня не в духе, – посмеялась женщина, добродушно надевая меховые тапочки на маленькие ножки своего господина и накидывая на его плечи бархатный халат.

«Как ты смеешь усмехаться надо мной, деревенщина?!» – вспылил про себя Руки и прищурил свои глаза.

– Не сотрясай воздух, и налей мне чая, – грозно приказал он, отмахиваясь от заботливых рук пухлой горничной.

– Слушаюсь, – чётко сказала она, не понимая, что произошло с этим ребёнком. Избалованным он был всегда, но сегодня была какая-то ненависть в его голосе, поведении и даже взгляде, от которого мурашки начинали бегать по телу.

Руки гордо сел в своё кресло и закинув ногу на ногу, стал наблюдать, как для него разливают чай. Кисти женщины начали трястись, она всеми фибрами своего тела чувствовала этот испытывающий взгляд, не понимая, в чём она провинилась или где подвох, но, наконец, чай дошёл до краёв, и она смогла передать ароматный напиток своему господину, поскорее убегая от его взора.

Простыни стали взмывать вверх, одеяла и подушки в мгновении ложились на большую кровать, создавая ровную гладь изысканных тканей, успокаивая натянутые как струны нервы женщины, пока гордыня юного господина вновь не разыгралась.

– Этот чай ужасен! – возмутился он и со злости ударил по чайнику. Кипяток вместе с развернувшимися чайными листами полетел в сторону горничной, обливая её пухлые ноги, и почувствовав резкую боль, она запрыгала, бросая белоснежные подушки, пока осколки не привели её в чувства.

– Не беспокойтесь, господин, я всё уберу, – засуетилась она, замечая всё тот же взор серых глаз, но только она отвернулась, как самодовольная улыбка искривила его губы.

– Естественно, ты всё уберёшь, – заявил Руки и направился в её сторону, – это же твоя работа, не так ли? – ехидно спросил он, наступая на пухлую руку, с силой прижимая её к пёстрому ковру. Округлое лицо женщины искривилось, еле сдерживая крик, пока мальчик втаптывал фарфоровые осколки в её ладонь, вдавливая их всё сильнее.

– Вы, как всегда, правы, милорд, – еле выдавила она не в силах сдержать слёзы, которые уже сами катились по её щекам.

– Запомни, именно так ты должна разговаривать с человеком, который выше тебя по праву рождения, и даже не смей поднимать на меня своих бесстыжих глаз, – важно проговорил Руки, ослабляя свой натиск, вновь присаживаясь в кресло, довольно поглядывая на согнувшуюся на коленях женщину. – Отныне, ты будешь приносить по утрам кофе и даже не смей туда добавлять молоко или сахар, всё поняла, не слышу?

– Да, господин, – заикаясь, ответила она, понимая, что слёзы уже захватили всё её тело.

– Скройся с глаз моих, позже приберёшь, – брезгливо приказал он, не желая смотреть на её раскрасневшееся лицо, на котором уже не так были видны следы боли, а скорее следы жалости к себе, которые так раздражали сегодня его. Он себя не жалел и не собирался больше жалеть никого.

***

С того дня прошло восемь лет, мальчик стал юношей, красивым и сильным, но также жестоким и гордым.

Каждый его день на протяжении всех этих лет был наполнен обязанностями дворянина – танцы, верховая езда, фехтование, изучение языков и истории, экономики и политики, всё с чем он мог столкнуться в этой жизни подлежало тщательному изучению, книги это единственное что отныне увлекало его. Отец прикладывал массу усилий, чтобы сделать из сына достойного аристократа, но по-прежнему не замечал того, что делается у него под носом – любимая жена обманывала его своей слащавой улыбкой, сын жестко издевался над прислугой, а те молчали, боясь за свои семьи, ведь один вид его серых глаз вгонял в дрожь.

Так и сегодня все собрались на кухне, решая кто отправится будить юного господина, получать ожоги и тихое презрение во всём его взгляде. Но прошло уже пятнадцать минут, и никто так и не решался подняться наверх с чашечкой кофе и свежими тостами с маслом.

– Нужно решить, кто пойдёт, время идёт, если мы протянем, то потом достанется всем, – напомнил дворецкий, призывая смелых, но все только опустили глаза. Мужчина пойти не мог, Руки не любил запах пота по утрам, да и предпочитал смотреть на унижения слабых.

– Я пойду, – согласилась молодая особа, которая только на днях поступила в служение семьи Руки.

– Моммо, нет, я не позволю тебе, – возмутилась бывшая горничная Руки. – Посмотри на мои руки и ноги, они все в шрамах, не было и дня без ожогов, ран и ссадин, этот мальчик монстр, тебе нельзя ходить к нему, будет лучше, если он вообще тебя не увидит, так что оставайся на кухне.

– Нет, я всё решила, вы все слишком напуганы, кто-то должен усмирить этого зверя иначе скоро никто из вас не сможет работать, тогда, как вы будете кормить своих детей? – уверенно спросила она, устремляя на окружающих свои карие глаза. – Я не боюсь его, может, это наш шанс, – улыбаясь, сказала девушка восемнадцати лет, энергично заделывая свои длинные каштановые волосы и аккуратно взяв серебряный поднос, покинула кухню.

– Будь осторожнее, дитя, – пожелала ей горничная и, расплакавшись, закрыла своё лицо руками.

«И что представляет из себя этот аристократ?», – подумала про себя Моммо, поднимаясь по лестнице, пока её пульс не начал зашкаливать и в какой-то момент ей пришлось собрать все свои силы в кулак и открыть эту проклятую дверь. И все её самые страшные ожидания рухнули, как карточный домик, комната Руки не была похожа на пристанище монстра – лёгкий сумрак из-за зашторенных окон, аккуратно сложенная одежда, стопки книг и какие-то записи на непонятном для неё языке расположились на массивном столе. Маленькие пальчики пробежались по столешнице и, опустив поднос она пошла открывать шторы, но глаза невольно посмотрели на кровать, где мирно спал восемнадцатилетний юноша. Тёмные волосы раскинулись на белой подушке, красивые черты лица были такими тихими, что об опасности даже не приходилось задумываться и сама того не замечая, она уже стояла над ним и любовалась своим хозяином, пока его глаза резко не распахнулись, и девушка чуть не вскрикнула от неожиданности. Тонкие губы Руки изогнулись в коварной улыбке, и, удерживая её тонкую кисть, он перекинул девушку на кровать, накрыв собственным телом не давая возможности сбежать.

– Ты новенькая? – хрипло спросил он спросонья, крепко прижимая шатенку к кровати.

– Да, – еле выдавила она, испуганно всматриваясь в его пугающее выражение лица.

– Значит, ты пришла поприветствовать своего хозяина, – хитро проговорил он, и по-прежнему нависая над ней начал не спеша расстёгивать чёрные пуговички, заставляя девушку вспыхнуть от стыда.

– Мой господин, что вы делаете? – в ужасе спросила она, не веря в то, что с ней происходит, и это всё непросто злая шутка.

– Помолчи! – грубо приказал Руки, обнажая её худые плечи, – твоя обязанность – делать мою жизнь комфортной, сейчас я хочу твоё тело, и я не вижу в этом ничего такого, – спокойно заявил брюнет, коварно улыбаясь.

– Нет! – прокричала Моммо, и попыталась оттолкнуть юношу, но её руки только сильнее прижали к матрасу, грубо бросая на подушку.

– Нет?! Ты же сама этого хотела, или я неправильно понял? – ухмыльнулся он, и, уловив грозный огонёк в её глазах, решил продолжить, – если нет, тогда зачем ты пялилась на меня так долго? Вы женщины простые существа, вы, как вещи, которыми должен кто-то владеть.

– Вы неправильно поняли, – тихо сказала она, пытаясь стать как можно хладнокровнее, – я ваша новая горничная, меня зовут Моммо.

– Персик, значит, – усмехнулся он, – хорошо, горничная, иди и налей мне кофе, и смотри ничего не напутай, а то я быстро передумаю, – сказал Руки, ослабляя свой натиск, позволяя напуганной девушке выпорхнуть из-под него.

«Вот наглец, женщины – вещи, точно богатенький, избалованный мальчишка», – возмущалась про себя шатенка, с поскрипыванием распахивая плотные шторы, в мгновении насыщая всю комнату светом.

От яркого солнца Руки прищурил глаза и девушка смогла увидеть всю его сложную натуру – строгую, грустную с игривым огоньком в глазах, но была ли это жестокость пока судить она не могла, но пальцы сами дрожали пока она наливала кофе, прокручивая в своей голове его ужасные слова, пока кружка не опрокинулась с плоского блюдца, со звоном падая на яркий ковёр.

– Я всё уберу, простите меня, – начала извиняться она за собственную неуклюжесть, с каждой минутой краснея всё больше, пока Руки довольно посматривал на неё.

«Это всё из-за его взгляда, я не могу сосредоточиться и быть серьёзной, всё внутри дрожит», – думала Моммо, услышав мягкие шаги хозяина. «Всё, вот сейчас он проявит всю свою жестокость», – решила Моммо и зажмурила свои глаза, сама не замечая, как тонкие пальцы разрезали белые осколки.

– Глупая, ты порезалась, – тихо сказал он, нежно захватывая её ладонь, помогая подняться с пола.

«Почему он добр?» – подумала она, не понимая уже вообще ничего, судя из того, о чём ей рассказывали.

– Присядь, – приказал Руки, усаживая девушку в своё кресло, – сейчас обработаем твою руку, и будешь как новенькая, – серьёзно заявил молодой человек и достал из своего стола бинт и спирт.

– Не стоит беспокоиться, прошу вас, – засмущалась она, но хитрая ухмылка тут же отвлекла и, почувствовав резкую боль, она широко распахнула глаза. Парень беспощадно плеснул на её рану спирт в ожидании криков и мольбы о пощаде, но девушка только на мгновение скривилась.

– Нужно обработать, ты же не хочешь лишиться руки, – умно заявил он, прижимая к окровавленной ладони кусочек пропитанной ткани, временами посматривая на её черты лица.

«Интересная штучка попалась, значит, поиграем с ней подольше», – усмехнулся про себя он, начиная затягивать бинт, перетягивая им маленькую ладонь чуть ли не до синевы. Моммо сидела, стиснув зубы от боли, не осознавая, что на самом деле задумал её господин.

– Терпи и будь благодарна, я не каждый день такое делаю, – ухмыльнулся Руки, то и дело, посматривая на раскрасневшееся лицо девушки, полное боли и даже стыда.

– Прошу меня извинить, я была неосторожна, – извинилась она, склоняя свою голову в поклоне.

– Интересно чему послужила такая некомпетентность? Может, ты меня боишься? – довольно спросил Руки, приподнимая её подбородок с целью заглянуть в искренние карие глаза, в которых он читал самый настоящий вызов.

– Нет, – ответила Моммо и покачала головой.

– Тогда ты свободна, – приказал Руки, указывая девушке на дверь и услышав её быстрые шаги, расплылся в довольной улыбке, – поиграем, Моммо, – тихо сказал он, надкусывая хрустящий тост со свежим сливочным маслом в предвкушении нового дня.

***

Жизнь текла всё так же размеренно, у юного господина стала служить молоденькая горничная, красивая и сильная, но её сила воли стала лишь вызовом для утончённого аристократа.

С первой встречи с Руки прошла уже неделя и девушка перестала дрожать от вида его упрямых глаз, хитрых ухмылок и совсем доброго выражения лица, скорее румянец застилал её щеки, когда проницательные серые глаза смотрели на неё хоть и гордо, но так нежно, что голова шла кругом.

Все страшные истории теперь казались мифом, юноша хоть был и избалованным, но Моммо разглядела и его невероятный ум, хватку и гибкость, с которой он обсуждал хитроумные задачки отца и, привязываясь всё сильнее к нему, она больше не боялась надуманной жестокости, с радостью каждое утро преподнося чашечку кофе, незаметно подсматривая за каждым неторопливым действием юноши, который словно искушал её день за днём, но всему когда-то приходит конец.

«И где же твой пыл?» – усмехнулся про себя Руки, сидя в гостиной и посматривая за двумя горничными, которые, как всегда, в это время прибирали большие залы его фамильного поместья. «Нао и Моммо – две пташки, которые попались в мою сеть», – радовался он, глядя на свою бывшую служанку, пухленькую и познавшую весь ужас служения ему и новенькую совсем уже ручную. «Нао, а сейчас твои руки начнут дрожать, ты же боишься одного моего взгляда», – самоуверенно подумал брюнет, то и дело, поглядывая на женщину, которая в это время начищала вазу.

Холодок пробежал по спине женщины и, чувствуя на себе этот взгляд, она послушно подняла свои голубые глаза и, увидев эту ехидную улыбку, тут же вспомнила все свои раны, полученные за эти годы, ведь именно этот жест его безумно-спокойных глаз всегда предшествовал зверским поступкам. Колени застучали, руки судорожно затряслись, и высокая фарфоровая ваза повалилась со звоном на начищенный паркет, рассыпаясь на тысячи осколков. Сердце Нао было готово вылететь из груди, пухлые ладони прикрыли рот, дабы сдержать крики ужаса и тишина на считанные секунды нависла в зале.

– Нао, ты не поранилась? – спросила Моммо, скорее бросая уборку подбегая к ней, на что та лишь покачала своей головой, даже боясь поднимать побледневшее лицо в сторону своего господина.

– Ничего не меняется, ты всё такая же неуклюжая, – возмутился Руки, поднимаясь с софы и отложив свою книгу в сторону, серьёзно посмотрел на женщин. – Эта ваза стоила целое состояние, боюсь, мне придётся тебя наказать, дорогая Нао.

– Нет, прошу, – взмолилась она, начиная рыдать, и сильнее прижимаясь к Моммо, спрятала своё лицо в её тёмных волосах.

– Господин, не наказывайте её, я уверена, Нао просто перетрудилась, если это так важно, я могу понести за неё наказание, – смело заявила девушка, уверенно глядя в глаза Руки.

«Встрепенулась, значит, посмотрим, насколько хватит твоего огня», – вспыхнул про себя Руки, принимая этот вызов.

– Нет, – грубо сказал он, возвышаясь над служанками, – но если ты так хочешь, ты разделишь с ней наказание, – заявил юноша, перебивая разгорячившуюся Моммо, пока она только успела набрать воздуха для длинного монолога. – Чтобы к вечеру на моём столе стояло тридцать алых роз, Нао сорвёт их для меня, а ты, Моммо, соберёшь икебану, и если я не увижу на шипах капли твоей крови, Нао, то так легко ты не отработаешь этот долг, я заставлю тебя раскалённые угли перекладывать голыми руками, – распорядился Руки, улавливая каждую каплю ужаса на лицах женщин.

– Господин, но так нельзя, ей ещё работать потом этими руками, – всё же возразила девушка, не в силах сдерживать своего возмущения.

– Правда? – усмехнулся брюнет, возвращаясь к своей книге. – Тогда вечером она сыграет нашему гостю на сямисэне, и пусть только попробует исполнить композицию плохо, – пугающе сказал он, понимая, что разодранными в клочья пальцами, перебирать струны и тем более издать красивый звук будет адской пыткой.

– Но… – начала говорить Моммо, желая всё же переубедить своего господина, однако, женщина её остановила, качая головой, давая понять, что пора остановиться и, сжав зубы, девушка всё же глядя на Нао, поклонилась и покинула гостиную.

– Нао, прости меня, это моя вина, – сказала девушка, резко остановившись в роскошном коридоре.

– Не думай об этом, – попросила женщина, поглаживая разгорячившуюся Моммо по голове, – могло быть всё намного хуже, ты с ним не спорь, – посоветовала она, уже смирившись со своей судьбой, и оставив её одну, ушла в сад, исполнять не простой приказ своего хозяина.

«Не могу, не могу и всё тут», – решила про себя девушка, сжимая кулаки, замечая в окно, как Нао срывает колючие розы, то и дело, закусывая губы и прижимая окровавленные руки к пышной груди, стараясь унять эту резкую боль. Шипы проникали в пухлые пальцы, разрезая, разрывая и даже оставаясь в них не позволяя колющей боли уйти, пока все тридцать кроваво-алых роз не лежали на столе перед побледневшей Моммо.

«Избалованный мальчишка!» – кричала в своей голове девушка, с трудом поднимая цветок, по стеблю которого всё ещё медленно стекали капли крови. «Бесит! Как он мог так поступить?» – возмущалась про себя она, пока звуки музыки не разнеслись по дому. «Нет, неужели уже вечер?! Нао решилась играть?» – вспомнила шатенка и ужаснулась ещё больше, чувствуя, как пальцы её наставницы при прикосновении к струнам напрягаются, разрываясь снова и снова, напоминая о той нестерпимой боли, которую ей пришлось пережить сегодня и ножницы выпали из маленьких рук, сотрясаясь тонкими пальцами. «Нет, я не могу этого выносить!» – решила Моммо и убежала в тенистый сад, где тихое журчание воды и шелест листвы, мог успокоить взволнованное девичье сердце.

– Почему? Почему он так поступает? – прошептала она, облокотившись на толстый ствол ивы, раскинувшей свои длинные ветки до самой воды, временами шевеля тихую гладь.

– Почему?! – послышался надменный голос над самым ухом, и девушка обернулась, испуганно глядя в довольное собой выражение лица. – Это я должен спрашивать, почему ты до сих пор не принесла икебану? – грозно спросил Руки, хлопая рукой в тёмный ствол, заставляя Моммо прижаться к дереву всем своим телом. – Я рассчитывал удивить нашего гостя твоим творением, а ты меня так разочаровала, – признался он, тихо вздыхая, через мгновение резко бросая на неё взор своих глаз, улавливая густой румянец на девичьих щеках. – Думаю, ты уже поняла, что заслужила наказания, – довольно протянул Руки ей на ухо, заставляя зрачки шатенки расшириться.

– Нет, остановись! – прокричала она, чувствуя, как руки юноши заскользили по её телу.

– Остановись?! – недовольно повторил юноша. – Ты забываешься, я твой господин, – злобно напомнил он, наклоняясь над самым лицом Моммо, сжимая свои ладони на упругой груди, – ты принадлежишь мне, и если я чего-то захочу, то я возьму это! – нагло заявил Руки и резко дёрнул чёрную униформу девушки. Пуговицы отлетели, обнажая никем не тронутое тело, заставляя девушку прикрыться.

– Вы или ты, не имеет значения, – сквозь слёзы проговорила она, прижимая свои руки к упругой груди, стараясь её спрятать от довольного собой аристократа, – монстр, всегда им и останется, – тихо сказала Моммо, безнадёжно опуская свою голову.

– Что же ты раньше так не думала? – хитро спросил брюнет, хватая девушку за талию и притягивая к себе, но, не дождавшись ответа, продолжил свои истязания. – Неужели думала, что ты понравилась мне? Или же ты даже влюбилась в меня?

– Самоуверенный мальчишка! – прокричала со злости она и замахнулась на Руки.

– Ты хотела дать мне пощёчину, – ухмыльнулся он, удерживая её кисть возле своего лица, – мальчишка, говоришь, сейчас этот мальчишка научит тебя, как должна себя вести женщина твоего круга, – нахально заявил он и, развернув Моммо лицом к дереву, он сильно прижал, заставляя большую грудь девушки елозить по шершавой коре, оставляя на коже еле заметные ссадины.

– Нет! – в ужасе прокричала она, но юноша стал кусать её шею, заставляя тонкие ноги дрожать от страстных и несдержанных прикосновений, которые опускались к самым плечам, оставляя за собой следы от укусов.

– Можешь биться, ругаться, но от этого тебе будет только хуже, – заявил Руки, пощипывая в своих пальцах соски девушки, вызывая в ней инстинктивные чувства, выгибаться и постанывать, даже через собственное негодование и недовольство. – Вот видишь, ты сама хочешь, – ухмыльнулся он, ощущая, как её бёдра упираются в его пах и, взмахнув длинной юбкой вверх, запустил свою руку в хлопковые трусики девушки, начиная интенсивно поглаживать её, срывая с её губ возмущённый стон.

– Нет, остановись! – простонала она, прижимаясь лицом к тёмной коре, – я не хочу этого, – пролепетала Моммо, зажимая большую руку юноши своими бёдрами, не позволяя ему двигаться свободно.

– Не хочешь?! – усмехнулся Руки и вынул свои пальцы из лона девушки, заставляя её прогнуться в спине. – Тогда, что это? – похотливо спросил брюнет, растирая свои мокрые пальцы перед самым лицом горничной. – Ты непросто хочешь, ты уже вся пылаешь в моих руках, – самоуверенно заявил он, проводя блестящими пальцами по пухлым губам девушки, давая ей почувствовать всю пошлость её чувств. Маленькие ножки Моммо всё ещё дрожали, уверенная ладонь юноши поглаживала покрасневшее лицо, медленно спускаясь по шее, оставляя за собой влажную дорожку, разнося по телу мелкую дрожь, скрывая истинные мотивы за маской предельной нежности.

– Сейчас я собью твой пыл, раз и навсегда, – сладостно протянул Руки, опаляя ушки шатенки своим дыханием, спуская чёрные штаны и подняв её подол, отодвинул линию белья, приставляя горячую головку члена к влажной плоти девушки, в ту же секунду раздвигая её половые губы и делая резкий выпад вперёд.

– Аааа, – несдержанно прокричала она, зажавшись, что было сил, сжимая своими мышцами Руки, срывая с его губ довольные стоны.

– Дура, ты зря так напряглась, сейчас уже было бы всё кончено, а ты только продлила свои муки, – довольно заявил Руки, спуская свои ладони на упругие бёдра, – мне нравится это, кричи ещё сильнее, – признался беспощадный садиcт и вышел из девушки, тут же делая ещё более сильный толчок, срывая новые крики с её уст.

– Я не сдамся тебе, – еле сказала Моммо, переводя тяжёлое дыхание, вонзаясь пальцами в дерево.

– Посмотрим, – ухмыльнулся брюнет и начал делать быстрые толчки, то притягивая, то отталкивая бёдра шатенки, всё ещё не в силах прорвать ту тонкую грань между ними, заставляя её по-настоящему страдать, пока ножки горничной не стали трястись от усталости и спустя такое напряжение её мышцы расслабились, давая полную свободу безжалостному хозяину. – Вот и всё, – довольно усмехнулся он и последовал толчок, разорвавший последнюю черту того безумия, от которого у неё в глазах потемнело и острая боль заполнила весь низ живота, чувствуя как в ней что-то большое, размазывает прозрачную смазку и алую кровь, стекая по трясущимся ногам к самой земле.

– Вот ты и лишилась свой чести, – посмеялся над ней Руки и продолжил свои уверенные движения, прикрывая от удовольствия глаза, – где же теперь твоя гордость? – надменно спросил он, слушая её стоны сквозь слёзы боли.

– Растоптана! Растоптана тобой, – прокричала Моммо, прогибаясь в спине, начиная ощущать небольшие оттенки странного удовольствия, которое так, и летало внизу живота, постепенно распространяясь на ноги, сковывая их, покалывая, заставляя трястись с невообразимой ранее силой.

– Что ж, раз ты призналась, – довольно выдохнул Руки, разнося за своими словами лишь хлопающие звуки от упругого тела шатенки, снова и снова встречающегося с ним, – значит, ты мне больше неинтересна, – заявил он и вышел из уже разработанного тела Моммо, застегивая свои штаны и оправляя выбившуюся рубашку, оставляя девушку, скатившуюся к земле в полном недоумении.

«Почему мне грустно?» – спрашивала себя Моммо, прижимая руки к обнажённой груди. «Я должна радоваться, что он отступил, прежде чем могло случиться непоправимое, но я еле сдерживаю слёзы», – продолжила думать она, глядя на него снизу вверх, пока он затягивал свой галстук.

– Что неудовлетворена? – усмехнулся Руки, почувствовав её взгляд. – Я не собираюсь насиловать тебя, если хочешь продолжения, ты знаешь, где меня найти, – самодовольно заявил он и спокойно зашагал в сторону своего дома, даже не оборачиваясь на раскинувшуюся, на земле горничную, которая так беспечно доверилась ему.

«Самовлюблённый ублюдок, насиловать он не собирается, а что до этого сделал?!» – возмущалась про себя Моммо поднимаясь по лестнице, уже видя комнату своего господина. «Вот сейчас войду и выскажу ему всё, что о нём думаю», – решила она и распахнула ту самую дверь, в которую не так давно зашла в самый первый раз. «И где он?» – возмутилась про себя девушка, вспоминая, что в это время её господин обычно читает книги и, окинув взором просторную комнату в полумраке, уже собиралась уходить, как её стан обхватили сильные руки.

– Уже уходишь? – довольно спросил брюнет, прижимаясь со спины к напуганной горничной.

– Я пришла только сказать, что никогда не прощу вас, – заявила она, стараясь сохранить холодность в своём голосе, – с этого дня я отказываюсь прислуживать вам, – сказала Моммо, но её резко развернули и ладони юноши сомкнулись на её руках, оставляя на тонкой коже синяки.

– Отказываешься, говоришь, – усмехнулся Руки, глядя в её неубедительные карие глаза, – ты могла сообщить в этом моему отцу или даже управляющему, а ты пришла сюда, чего ты хочешь на самом деле? – довольно спросил он, приближаясь к самым губам заставляя девушку закрыть свои глаза в ожидании поцелуя.

– Поцелуй меня, – прошептала она, желая его страстных прикосновений.

– Нет, – самодовольно ответил Руки, не собираясь выпускать её, – я не стану тебя целовать в губы, но это не значит, что я не воспользуюсь твоим телом, – заявил он и опрокинул шатенку на свой стол, обнажая её пышную грудь, довольно покусывая розовые соски, заставляя девушку забыться от накрывшего её с головой наслаждения.

– Делай что хочешь, только не оставляй во мне своего семени, – попросила она, прогибаясь под этими сильными руками и безжалостными поцелуями, которые окрашивали её белоснежное тело красными пятнами.

– Не придавай себе значения больше, чем оно есть на самом деле, – надменно заявил Руки, приподнимаясь над плоским животом, – ты никогда не будешь носить ребёнка аристократа, – добавил он, глядя в её разочарованные глаза и сдёрнув последние клочки её чёрного платья, грубо раздвинул стройные ноги, устраиваясь между них. – Ты, кстати, испачкала мои брюки, кровь отстирывается сложно, поэтому, как только мы закончим, не откладывай, – приказал он и, распахнув свой халат, сорвал с губ Моммо новый сладостный звук, продолжая заполнять ими стены своей комнаты, радуясь своей полной победе.

***

Ночь эта стала роковой; последние капли спокойной жизни были потеряны посреди ночи, когда звуки бьющейся посуды, крики и скрежет донеслись до Руки.