Текст книги "Дьявольские возлюбленные 2: Адам и Ева (СИ)"

Автор книги: Lika Grey

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 60 страниц)

– Я не смогу больше полюбить, – на полном серьёзе ответил он, пугая девушку своим тоном. Он был настолько серьёзен, что не поверить ему было невозможно, но лишь потому, что так думал сам Руки. – Ни одна женщина больше не войдёт в моё сердце, так что ты можешь быть спокойна. Камико, я не забуду тебя, – сказал вампир, глядя ей в глаза.

Бесконечное чувство благодарности пронзило её. Она видела, что он ей не врёт, так правдиво лгать не смог бы даже лучший актёр. Желание быть единственной в его сердце переполняло её, откуда же ей было знать, что Руки говорит о своей матери, и естественно он не планировал забывать этот судьбоносный день, к которому до него готовились почти сорок лет.

– Пошли со мной, – неожиданно позвала его брюнетка, уже решив для себя, что хочет хотя бы раз испытать это чувство, когда находишься в объятиях любимого мужчины. И застыв возле одной из стен, преподнесла палец к губам, показывая этим, что с этого момента ни звука. Сняв ключ с тонкой шеи, она открыла потайной проход и, переплетаясь пальчиками с крепкой, как ей казалось, надёжной рукой, она вела его в покои короля. Это единственное место, где бы не заподозрили её. Стражи у парадных дверей уже привыкли к подобным выходкам Гайсбаха. Она предупредила всех на пиру, что желает побыть с Кроной, которая пребывала в постели и легко скрылась с вампиром в саду. Для Руки же вход в императорские залы был и вовсе закрыт.

Комната короля – это единственные покои, где стояла настоящая кровать. Он и был приверженцем обычаев, но любил комфорт, тем более он никогда не знал с кем и в каком состоянии завалится в свой чертог. Поэтому приказал изготовить невысокую кровать, чуть выше футона, дабы не порочить свой дом.

И вот усадив Руки на королевскую кровать, Камико осторожно потянула за пояс, сбрасывая своё кимоно, обнажаясь перед тем, кого смогла полюбить, но понимая, что сейчас сгорит от стыда, опустила свои сияющие глаза.

Предвидя исход, Муками довольно улыбнулся и, не говоря ничего, притянул девушку к себе, усаживая её на колени. В глазах Камико так и читалось: «Будь нежен со мной». Руки кивнул и ласково очертил её стан, призывая брюнетку обвить ногами его тело. Послушно исполняя всё, она скрестила свои ножки на сильной пояснице и, прогибаясь от влажных поцелуев на своей шее, страстно выдохнула, желая только его. Ловкие пальцы забирались в шелковые локоны, массируя голову, а свободная рука уже мяла красивую грудь, скрытую раньше плотными тканями кимоно. Видя, что Камико ещё не утонула в его нежности, он спустился горячим дыханием к напряжённым соскам и ласково, то оттягивая, то посасывая их, заставил её страстно стонать и прогибаться в спине. Придерживая стройное тело, его рука медленно поглаживала бархатную кожу, поднимаясь к прекрасной шее брюнетки, но только она запрокинула свою голову от ласковых рук, как невероятно сильные пальцы сомкнулись на её горле, ломая девичьи позвонки. Глаза девушки распахнулись, но она так и не издала звука.

«Как просто», – усмехнулся про себя Руки, довольно улыбаясь и переложив тело девушки на кровать, набросил на неё её сиреневое кимоно. «Так, осталось лишь найти этот меч», – серьёзно задумался он. Спрятать меч можно было лишь в полу или же стенах, но, поразмыслив, пришёл к выводу, что стены тонки, а под пол могли пробраться воры, ведь замок стоял высоко над уровнем земли, и под него попасть было возможно. А вот кровать была не только не стандартной для такой комнаты, но и удобной, для того чтобы спрятать меч. Недолго думая он заглянул под матрас и тут же нашёл двойное дно. «Можно было и не думать. Такой параноик явно даже спит на нём», – усмехнулся про себя Муками и спрятал меч в своём пиджаке. Он покинул покои короля, оставляя Камико на растерзание первородной семьи.

***

Императорские залы заливались смехом и алым вином. Саке лилось прозрачной рекой и лишь хмурое лицо короля сгущало все краски. Пока Карла безразлично восседал за столом, стараясь не обращать внимания на Карлхайнца. Он ухмылялся над Шином, которого как всегда кормили красивые девичьи руки.

Идиллия и процветание царило в обществе и не притворное, как это было обычно, а настоящее. Светлое, счастливое и благодарное, а это бесило Гайсбаха ещё больше и, ударив кулаком по столу, он засверкал своими глазами, шумно распахивая решётки, ведущие в сад, наполняя комнату прохладным ночным воздухом. Сквозняк заиграл на пышных столах, раздувая волосы остолбеневших гостей.

– Карлхайнц! – безумно прокричал Гайсбах, свирепея, как дикий зверь, разбрызгивая даже слюну. – Ты предал меня! – заявил он и пристально посмотрел на своего друга, спокойно поднимающегося из-за стола, улыбающегося, как всегда, но лишь с лёгкой тенью надменности и полной победы. Увидев этот взор, безумного короля перекосило от злости. Впервые за долгое время он понял, какую змею он пригрел… Кто пил и ел под его крышей. – Я убью тебя, – яростно проговорил он, сжимая руку на своём мече. Но хоть он и был один в один с великим мечом Кусанаги-но цуруги, это была лишь жалкая копия, дабы продолжать внушать страх, в то время как о подмене знали лишь члены семьи.

– Прошу вас, милорд, – принял вызов знатный лорд и, поклонившись своему противнику, вылетел на улицу, оттеняясь в серебряном свете полной луны.

– Ваше величество, но он безоружен, – возмутились аристократы, глядя, как Гайсбах бросается на своего друга, занося огромный меч.

– Подохнет раньше! – заявил он, не желая более отступать и широкий меч полетел на Карлхайнца, желая разрубить его надвое. Но, не имея уже таких сил, остриё клинка застряло между рук довольного собой вампира и, отбросив своего противника в сторону, он медленно наступал, шокируя всех.

Никто никогда не задумывался, насколько силён этот лорд. Вызова ему никто не бросал, да и повода не было. Карлхайнц отлично уживался со всеми, любезно улыбаясь, чем располагал к себе. И всё же сейчас аристократы содрогались от серьёзности его взгляда, точности движений и выпадов.

Карла с упоением смотрел, как отец махает своим тяжёлым мечом, вонзаясь то в землю, то будучи откинутым вовсе. Сама мысль о том, что Карлхайнц, наконец раскрыт, заставляла ликовать и все его ловкие движения, не могли этого изменить. Когда-нибудь отцу надоест махать клинком, и он просто прикажет казнить предателя.

Шин вообще не воспринял это в серьёз. Он знал, что у отца проблемы с головой, в чём до сих пор винил брата и мать, но такие стычки не были новы, и лишь морщась от противных звуков соскальзывающего по камням клинка, продолжал пить вино.

А тем временем Гайсбах весь мокрый от пота, свирепый как бык, сгибался в пояснице, переводя свой воинственный дух.

– Ответь, почему ты предал меня? – прохрипел он, всё ещё тяжело дыша.

– А разве не ясно? – усмехнулся Карлхайнц, отражаясь в пруду. – Ты разрушаешь эту страну. Твои подданные страдают, а ты потешаешься в своих комнатах тиская похотливых шлюх. Думаешь, такого короля будут уважать?

– Меня уважали, и будут продолжать это делать в легендах! – выкрикнул со злости он, бросаясь в новую атаку, встречаясь с бледной рукой друга. Кровь полилась по сверкающему лезвию и пара золотых глаз, встретились на этом поле боя.

– Тебя не уважают, а боятся. Это разные вещи и путать их может только глупец, – заявил Карлхайнц, сжимая в своей ладони холодное лезвие клинка, дразня Гайсбаха запахом крови, наглостью и глубиной своих слов.

– Глупец здесь только один! И он сложит свою голову, на этой траве, – завопил он, выдёргивая свой меч из цепких пальцев лорда вампиров.

– Да будет так, – довольно улыбнулся Карлхайнц, вновь отклоняясь от безуспешных атак.

«Вот оно! Сейчас или никогда…» – неожиданно подумал Карла и, бросив всё, помчался в покои отца.

– Эй вы, чего встали? Там вашему королю помощь нужна. В доме предатель! – выкрикнул Карла на стражей, освобождая себе проход, и распахнув долгожданные двери, увидел лишь Камико на хладном шелку.

Глаза распахнулись и не в силах чего-то понять, он начал трясти девушку, желая услышать, почему она лежит без одежды в кровати отца.

– Голова… – простонала она, прижимая руки к тёмным волосам. – Карла?! – напугалась она, видя перед глазами серьёзное выражение лица жениха и прижимая к себе кимоно, густо покраснела, дрожа от стыда и страха.

– Всё ясно, – холодно проговорил он, поняв, что сделал его отец. – Позже об этом поговорим, – заявил вампир, разжимая свои пальцы на хрупких плечах девушки, желая только пронзить сердце своего отца. Но отогнув матрас и проверив дно, он уже не нашёл меча, и гнев закипел в его ледяной крови.

– Где он? – злобно выкрикнул Карла, отшвыривая матрас в стену, скидывая бедную Камико на татами. – Я спрашиваю, куда делся меч? Кто здесь был? Отвечай! – прокричал он, хватая девушку за волосы.

– Я не знаю, о каком мече ты говоришь, – простонала она, не имея понятия, какая реликвия хранилась в этой комнате.

– Кто? – яростно спрашивал вампир, натягивая её кожу и чувствуя, что скальп вот-вот окажется в руках жениха, она сквозь слёзы простонала имя. – Руки, – бешено повторил Карла, не ослабляя своего давления. – Ты посмела изменять мне с этим безродным?! – взбесился ещё больше вампир, поднимая девушку на трясущиеся ноги, глядя в её страдающее лицо и прижимающуюся руку к груди, удерживающую яркую ткань кимоно.

– Карла, нет! – возражала она, цепляясь за сжавшуюся кисть юноши в её волосах, не в силах терпеть эту боль, ведь она и в правду не успела изменить ему, а была лишь использована.

– Расскажешь это своей семье, – проговорил он, поднимая её всё выше, не позволяя даже пальцам касаться шершавых полов. – Вы скоро встретитесь, – пообещал вампир и одним сильным движением вырвал сердце Камико, позволяя ей только вздохнуть, и последний раз увидев полог украшенных росписью потолков, она закрыла свои тихие глаза навек.

– Бесполезная! – брезгливо фыркнул он, сжимая ещё горячее сердце в своей ладони, разбрызгивая кровь на жёлтые стены, орошая могучую сосну красной краской. – Я отыщу Руки, и он отправится за тобой! – добавил Карла, последний раз глядя на бездыханное девичье тело в крови, под сиреневым расписным шёлком.

Но было уже поздно, Гайсбах вымотался и склонившись на свой воткнутый в землю клинок, сотрясался могучим телом, перед Карлхайнцом, величественно наступающим в его сторону.

– Это конец, мой друг, – горестно произнёс он, вытаскивая из ножен сверкающий меч, поданный ему верным слугой. – Твой меч подделка. Ты так слаб, что не в силах более носить его. И не смотри так на меня, – попросил лорд, встречаясь с ненавистными золотыми глазами. – Змея здесь не я – твой сын и твоя жена заразили тебя, но винить их абсурдно. Единственный кто виновен это ты сам, – рассказал бессмертный всю правду, занося острый клинок, видя, как трепещут золотые глаза Гайсбаха, оказавшегося в западне собственной семьи. – Умри с честью, мой друг, – тихо сказал Рейнхард, и лезвие молниеносно отсекло когда-то гордую голову.

Ужасающий женский крик разнесся по округе, лишь часть подданных понимали, что этот бой был не шуткой, а на смерть. Оказавшись в этой толпе, Шин и Карла замерли, когда глаза их отца обезображенно смотрели на них, заливая кровью зелёный ковер весенних трав в их умиротворённом дворе.

Тяжёлое тело рухнуло на родные земли, покоясь на век, а священный меч скрылся в темноте кожаных ножен. Руки, поднявшись с колен, освободил рыжеволосую голову короля от венца тянущего его в омут первородных кровей. Склоняя свою спину в глубоком поклоне передавая новому правителю бремя королей.

Возложив корону на свою голову, Карлхайнц приклонил знатных гостей, разрушая мечты о правлении неверных детей.

Тот день навечно отпечатался в сердцах великой семьи. Крона, не выдержав, вскоре умерла. Шин и Карла оставшись одни, покинули отчий дом, хоть их и не лишили привилегий, но оставаться в Киото у них больше не было сил и, храня своё горе и гнев, они затерялись средь великих легенд, в надежде однажды восстать из призраков прошлого, отомстить и вернуть свою честь.

Конец.

Урааа, дописала. Уж не знаю, как получилось, но постаралась описать характеры всех, сильно в описания не уходила, а то и так получилось очень много. Простите меня за ошибки, боюсь их много, текст тяжёлый, а голова от жары пухнет. Итак, что хочу сказать, здесь есть только маленький эпизод который можно не понять, это опыты над Кристой, ну не все сразу, в 12 разделе узнаете крупицы истории.

Расовая болезнь – Endzeit. Вот не хотела браться за это, верите, нет, но как не ходила мимо, все же пришлось раскрывать. Объясню кое-что, в двух словах Endzeit – конец времен, дословный перевод, думаю знаете, что раньше браки между родственниками были нормальным явлением, но это приводило к тому, что у детей не хватало клеток ДНК, в итоге болезни, умственная отсталость и смерть. Так же наша кровь имеет свою генетическую память.

Ещё интересный факт рыжие волосы изначально встречались в Южная и Западная Германия и Австрия, Британии и Ирландии. Но поскольку Geisbach (Гайсбах) имя немецкое, то вот и логика построения текста такая. Кстати, так и не знаю, как правильно читать его имя, пишут что Гисбач, но это если произносить с английского, а с немецкого выхолит вот так – Гайсбах (нем. Geisbach) – река в Германии, протекает по земле Гессен.

Ну, вот кому как понравится… Кроме того, исторически отмечается, что рыжие более импульсивные и смелые люди.

Очень сложно было определиться с цветом волос Мене. Склонялась к белым, но получалось как-то блекло, потом приняла во внимание тот факт, что Аято и Райто рыжеволосые, плюс был еще один момент, но этого тоже пока не скажу. Вот и получилась Мене рыженькая, а поскольку ее изображения еще не придумали или не выпустили на обозрение, то и гадать трудно.

Имя Камико – совершенный ребенок, этот персонаж планировался заранее, поэтому не удивляйтесь, что я её включила, мало же мне на Руки одну кражу повесить, огонька хочется.

Очень мало информации о Кристе и Беатрикс, но если о Кристе есть хоть что-то, то Беатрикс просто тёмная лошадка, со спокойным умным норовом, Аля Рейджи, но в юбке.

Кое-что о дворце Нидзё (Киото). Во внутренние покои дворца, невероятно сложные по планировке, невозможно было пробраться незамеченным. В комнатах были предусмотрены дополнительные потайные двери, через которые охрана могла быстро подоспеть в случае неожиданного нападения на сёгуна. Специально сконструированные «соловьиные полы», издают мелодичный скрип, похожий на птичье пение, когда кто-то проходит по их доскам.

Помолвка. В Японии жених и невеста знакомились именно на помолвке, поскольку заключение браков происходило по договоренности родителей. Она считалась официальной церемонией, на которой, если намерения жениха относительно соблюдения всех формальностей были серьезными, он преподносил невесте в дар девять подарков. Если жених отказывался от соблюдения формальностей, он дарил меньшее количество подарков. При этом родные жениха вручали будущим родственникам материальную компенсацию и подарки с пожеланиями удачи. Родные невесты со своей стороны должны были одарить будущих родственников на сумму, которая наполовину меньше полученной.

Вот вроде бы все сказала, следующая глава выйдет не скоро, всё учусь, учусь, конца и края нет, по идее через месяц освобожусь, вот тогда и ждите новых глав.

========== Часть 11. Не оставляй меня и не прощайся – раздел I ==========

***

Воздушные вихри поднимались белой дымкой к тёмному небу, где в свете городских огней не проглядывало ни единой звезды.

Высокая фигура тяжело пробиралась сквозь городские чащи домов, металлический блеск и холод окон сквозь гул машин создавали лёгкую вибрацию в каждом движении усталых ног.

Карла, помятый, но живой, возвращался домой. В его душе всё ещё пылал огонь, несмотря на то что, расовая болезнь поражала тело бессмертного, забирая жизненные силы, и стычка с Руки в самом сердце горы, могла стать роковой.

Влажный воздух родных владений позволил ровнее дышать. Аромат цветущих роз, перемешанный с травами и запахом росы, скатывающейся по гладким, как водная гладь широким листам, давал почувствовать жизнь. Тлея, словно угли в древней печи, частички сил растекались по иссушенным венам, подбираясь к тёмному, пропускающему удары сердцу. Помятый сюртук развивал ветер, просачиваясь сквозь лоскутки когда-то изысканных одежд, а частички земли, привезенной из самого Хоккайдо, ссыпались на чуждую для неё почву.

Знакомый скрип и самодовольная улыбка украшает изнеможённое лицо Карлы.

– И снова у тебя ничего не вышло, Руки, – выдохнул Тсукинами, облокачиваясь на массивные двери, закрывая их своим весом. – Я жив и Ева у меня под каблуком, захочу раздавлю, а захочу помилую, вот бы видеть твоё выражение лица, – проговорил он, прикрывая уставшие глаза.

– Брат, говорить самому с собой дурной знак, – несколько шутя высказался Шин, встречая его, но сегодня в его тоне не было этой надменности, пафоса или упрёка, скорее он приветствовал старшего брата, предчувствуя волну безумия.

– После того, как я преодолел двести километров, искупался в кипящем источнике и наглотался яда, скажи спасибо, что ещё жив, – недовольно пробурчал Карла, приоткрывая один глаз.

– Пфф, – расхохотался рыжеволосый, не в силах больше сдерживаться, – и, правда, как?! – сквозь смех передразнил он, хватаясь за свой живот.

– Хоть кому-то весело, – спокойно сказал Карла, не обращая внимания на поведение брата, ведь для него это была нормальная реакция, в отличие от его вида две минуты назад. – Я надеюсь, с нашей пленницей всё хорошо и ты ничего с ней не сделал? – вдруг грозно спросил основатель, подозревая, что без инцидента не обошлось. – Она единственный козырь в этой игре, не хочу, чтобы из-за твоей несдержанности эта Ева потеряла свою ценность, – предупредил он, не подозревая, как запоздали его наставления.

– Как сказать, – прокашлялся Шин, делаясь хмурым, – её выкрали, – заявил он, руша все надежды брата в одночасье.

– А ты где был?! – злобно прокричал Карла, хватая того за шиворот, но, видя серьёзное выражение лица младшего брата, отпихнул его в сторону и, шатаясь, отправился в подвал.

– Чёрт! Чёрт! – завопил он, пиная клетку из последних сил. Темница была закрыта, всё в точности, так как он оставил: старая лавка и клочки уже посеревшей соломы, пыль и паутина, даже кандалы и то на своём месте, нет лишь самой пленницы.

– Прости, брат, эти гадёныши провели меня, – извинился Шин, в душе злясь не меньше Карлы, ведь ему досталось не меньше, а последние силы ушли на призыв волков. – Я пытался её вернуть, но вернулся Руки и всё испортил, – оправдывался он, желая свалить всё на этого вампира, зная ненависть своего брата к этому грязнокровке.

– Руки, – повторил Карла, сидя на холодном полу, перебирая соломинкой между щелей в серых плитах, смыкающихся одна с другой уже не один десяток лет, поднимая в воздух крупинки почти прозрачного на свету песка.

– Да, я отправил за ними волков, но он услышал их приближение и спрятал Еву от меня, – повторил Шин, облокачиваясь на тёмные прутья, покрывшиеся ржавыми островками коррозий.

– И верно, Руки, – сказал вампир, смотря в некуда, пока истеричный смех не нарушил эту завесу отчаяния и злобы. – Ха-ха-ха, Руки, сколько ещё ты будешь путаться у меня под ногами? Ха-ха-ха, будешь ли ты так же самодовольно улыбаться, когда я отниму у тебя, то чем ты так дорожишь?

– Ау, – замахал руками Шин, находясь в шоке от поведения старшего брата, – ты, похоже, не только расслабляющую ванну принял, но ещё и ума лишился, – проговорил рыжеволосый, глядя, как Карлу распирает от смеха. – Эй, в нашей семье и так хватает безумных, – тряханул того вампир, как нездоровый смех сразу затих.

– Безумие – удел великих, – надменно произнёс основатель, сдавливая ладонь брата своей рукой в когда-то белой перчатке. – Но я в своём уме и здравом рассудке, в отличие от некоторых, ведь это ты вытащил девчонку из темницы? – прямо спросил он, глядя Шину в глаза.

– Скорее она меня использовала, чтобы выбраться отсюда, ну, а потом я решил, что пока тебя нет, она скрасит мою компанию, – усмехнулся юноша, прикрывая свой единственный глаз. – Ты же знаешь, мне не нравится этот Мерц, я не доверяю ему, – серьёзно сказал Шин, намекая на своё звериное чутьё. – А девушек ты приводить запретил, так что мне было скучно, – заявил он, окончательно делая из себя же жертву, а не виновника случая.

– Не терплю этот запах грязи в доме, он слишком напоминает о прошлом, – сморщился Карла, вспоминая дурные привычки отца. – Не трожь Мерца, он может и подозрительный, но других союзников у нас нет, а от него живого всё же больше пользы, чем, если он будет гнить на заднем дворе, – добавил вампир, указывая и на своё подозрение, но и на свои личные интересы.

– А? Ты уходишь? А где же укоры и презрительный взор? – удивился рыжеволосый, видя, как брат покидает темницу, устало поднимаясь по лестнице.

– Не будет их, – спокойно ответил вампир, разворачиваясь в пол оборота к вечному нарушителю спокойствия. – Пусть Ева остаётся у этих Муками как можно дольше, я отплачу Руки его же монетой, вот увидишь он будет страдать, – надменно произнёс Карла, глядя на Шина с высоты каменных ступень.

– Чего? Я не ослышался? Ты собираешь поухаживать за девушкой? – еле сдерживая смех, спросил настоящий покоритель женских сердец. – Да тебя она и на километр к себе не подпустит, – отмахнулся рыжеволосый, намекая на не искренность и холодность брата.

– У этой глупышки есть слабость, – проговорил он, стоя уже в дверях. – Ей-то, я и воспользуюсь, – признался Карла, захлопывая за собой дверь, оставляя Шина во тьме.

«Да у неё их целый комплект», – усмехнулся юноша над словами брата. «Нет! Слабость лишь одна – жалость, вот её дар и порок, она не видит границ», – понял Шин и лёгкий озноб прошёл по его телу. От одной мысли, что Карла собирается использовать Юи, так же как когда-то Руки использовал Камико, в голове всё переворачивалось. Чувство потерянности, которое уже охватило его однажды в плену, терзало с виду безразличную душу. Но даже оно не переубедило бы старшего брата изменить своим планам, он это видел по безумным глазам, игравшим во время странного приступа смеха – радости и отчаяния.

Кони сменили свои масти, короли изменили отчизне, променяв белое на чёрное, а чёрное поле боя на белое и всё ради одной единственной королевы, оказавшейся в самом центре этого сражения. И пока ум не затуманится, хитрость не иссякнет и рука не дрогнет, бессмертные сердца будут кровоточить от пронизывающих красотой шипов алых роз.

***

Сладкий и слегка резкий запах эфирных масел разносился по ванной комнате, расслабляя своими восточными ароматами, измученное тело и душу.

Горячая вода обволакивала бледное тело основателя, скрывая под своей гладью яркие кровоподтёки, оставшиеся после встречи с заклятым врагом. Мышцы изнывали от боли, в глазах всё плыло и отрывки из прошлого мелькали, словно безумный сон.

Запах крови и дым костров стоял в горле, но Карла не мог вспомнить ни места, ни времени, всё было в тумане. Завеса, как сети окутала историю их семьи и порой, когда мысли покидали это бренное тело, в памяти мелькали стены их старого дома, расположенного где-то в горах, хриплые звуки мужского голоса и тихий женский смех.

Облокотившись на холодные стенки ванны, Карла раскинул свои локти, глубоко вдыхая пряный аромат сандала, откидывая белокурую голову. Кончики волос, окрашенные кровавыми каплями, погружались в воду, впитывая её тяжесть, пока мысли о прошлом заглушали боль настоящего.

«Я помню этот голос, это был мой дед. После свадьбы мать с отцом несколько лет жили в горах с родителями, пока отец не отвоевал землю у этих бестолковых людишек», – вспоминал Тсукинами, прикрыв глаза, незаметно улыбаясь от этих мыслей. «Верно, безумный король», – усмехнулся он, вспоминая о величии. «Но безумным его прозвали не за последние годы правления, а за то, что он вознёс наш род до небывалых небес. Имея великую силу, наши предки скрывались в ночи, обходя людей стороной, а он разрушил все иллюзии и показал кто здесь добыча, а кто владыка. И резиденция, когда-то скрытая пиками гор, вознеслась над Киото, затмив своим светом жалкого императора мира людей», – подумал Карла, гордясь в такие моменты своим прошлым, но последующее правление Гайсбаха раздражало юношу, заставляя зубы сжиматься от злости, перемешанной с обидой.

– Мирная жизнь похоронила твоё величие, отец, оставив за плечами безумие, – сказал он вслух, скатываясь по влажной чаше под воду, как странные звуки чужого присутствия донеслись до вампира.

Блестящие на свету капли взмыли в воздух, обнажая покрытое шрамами тело бессмертного. Деревянная ширма с резными окошками зашаталась на кафельном полу, раскрывая непрошенную гостью.

– Ты здесь чего делаешь? – выкрикнул Карла, видя перед собой напуганную до неузнаваемости Юи. – Я спрашиваю, как ты здесь оказалась? – повторил он, выхватывая из грязного сюртука сверкающий нож. – Отвечай или я тебе башку отрежу, потом назад не приклеишь, – пригрозил Тсукинами, хватая девушку за руку, как вместо слёз и оправданий раздался смех. Перед глазами всё поплыло и, отшатнувшись в сторону, Карла врезался в ледяные края белоснежной раковины, повиснув на ней. Острый, как бритва нож выскользнул из рук, со звоном встречаясь с чёрно-белой плиткой выложенной шахматным полем. И золотые глаза сквозь пелену стали различать знакомую ухмылку.

– Точно спятил! – еле сдерживая смех, заявил Шин, видя потерянный взгляд брата. – И как ты собрался произвести впечатление на девушку? – с умным видом спросил рыжеволосый, поднимая с пола нож. – Думаешь, если кинуться на неё в чём мама родила, то путь к её сердцу будет открыт? – продолжил издеваться он, бросая брату белое полотенце. – Это, мой друг, называется – эксбиционизм, а это, позволь сказать, совсем не романтично, и даже не эротично, – заявил Шин, покручивая нож в своих руках, пропуская толстое лезвие между длинных пальцев.

– Плевать я хотел на её сердце, – пробурчал Карла себе под нос, глядя, как капли уже остывшей воды, стекают с белокурых волос, образую лужу на гладком полу, отражая его покрытое испариной лицо. – Ужин при свечах явно ей готовить не планирую, – добавил он, злобно сверкая глазами.

– Это твоё безумие, брат, то есть я хотел сказать величие, – прокашлявшись сквозь смех, поправился Шин, – не доведёт тебя до добра.

– Твоя наглость и любопытство сведёт тебя в могилу, – возразил Карла на насмешливый тон родственника. – Сколько веков прошло, а ты так и не научился стучать, прежде чем зайти, – возмутился основатель на бестактность младшего брата, которой он всегда так отличался.

– У всех свои пороки, – развёл руки он, давая понять, что эта привычка его совсем не тяготит, а скорее наоборот – воодушевляет.

– Вот и иди в другое место со своими пороками, – начал выгонять его Карла, не желая ничего объяснять из произошедшего, но этого было и не нужно, Шин уже всё давно понял.

– Подожди, – затормозил ногами юноша, не желая пока уходить, – это ведь твоя болезнь, она прогрессирует, почему ты скрываешь это от меня? – обеспокоено спросил он, посматривая на брата через плечо.

– Тебе показалось, оставь меня, – делаясь совсем безразличным, попросил Тсукинами, вновь погружаясь в ванну.

– Нет, мне не показалось, – огорчённо произнёс Шин, наклоняясь над старшим братом. – Поэтому твои раны так плохи и вдобавок галлюцинации затуманивают рассудок.

– Молодец, поставил диагноз, – ехидно произнёс Карла, поднимая свою гордую голову, – только жаль ты не врач, а то белый халат был бы тебе к лицу.

– Думаешь? – посмеялся рыжеволосый, распахивая серый жакет.

– Подлецу всё к лицу, – почти незаметно усмехнулся вампир, прикрывая от усталости глаза.

– Даже так, – посмеялся Шин, – но не нужно быть врачом, чтобы заметить твоё плохое самочувствие, – вдруг серьёзно заговорил юноша, закатывая манжеты. – Тебе стоит начать пить человеческую кровь, – посоветовал он, делая глубокий надрез на запястье, и взяв прозрачный бокал с камина, наполнил его до самых краёв. – Знаю, на вкус она не лучше золы, но всё же силы даёт, – признался бессмертный, вспоминая вкус крови обычных людей, передавая брату чистой, не запятнанной веками крови.

– Спасибо, – проглотив язвительный тон, проговорил Карла, принимая бокал. – Пока ты столь щедр, мне нет необходимости прикасаться к этой мерзости, – сморщился он, отпивая ещё тёплого напитка, который понёсся по его иссушенным венам бурным потоком, орошая потрескавшиеся стенки сосудов, заживляя раны и придавая жизненных сил.

– Порой мне кажется, что ты прародитель баранов, а не вампиров, они явно унаследовали твоё упорство, – вполне серьёзно подшутил Шин, заставляя брата поперхнуться от услышанного. – Ладно, восстанавливайся, только смотри, чтобы рога не выросли, – съехидничал рыжеволосый, зализывая свою рану, закрывающуюся с каждой секундой, оставляя на месте пореза лишь розовый след. – Я ушёл, и в следующий раз прикрывай свой срам, – поиздевался он, довольно выглядывая из-за двери, тут же захлопывая её, ведь в него летел тот самый нож, сверкая золотой окантовкой, вонзаясь в дубовую дверь.

– Исчезни! – приказал он, испытывая недовольство от наглого поведения брата. – Я покончу с Карлхайнцом и найду лекарство, – пообещал Тсукинами, понимая, что Шин стоит за дверью и на самом деле переживает за него. – Умирать я не собираюсь, может наша жизнь жалкая, но так будет не всегда, – добавил он, слыша, как брат посмеивается и качает головой, но всё же оставляет его.

– Долгожданный покой, – сладостно выдохнул Карла, погружаясь под воду, чувствуя, как все сжавшиеся ранее мышцы, ослабили давление, оставляя за собой приятное тянущее ощущение безмятежности, нарушаемое тихим потрескиванием камина, распыляющий жар от охваченных пламенем ольховых дров, пылающих дьявольским огнём.

***

Светает. Холодный блеск золотых лучей окутывает усадьбу Муками Руки, играя солнечными зайчиками на белых колоннах, поднимаясь по шероховатой поверхности к самому куполу изысканной беседки, расположившейся в цветущем саду.

Воздух свеж от капель росы, и перемешиваясь с запахом взрыхлённой почвы, обволакивает тело высокого юноши, начинающего трудиться с первыми лучами зари.

Птицы щебечут свою мелодию жизни, просыпаясь среди мокрой листвы, распушая мягкое оперение, радуясь новому дню, но для кого радость, а для кого очередной кошмар.

Как и обещал Руки, жизнь в его доме стала другой. Хотя прошло только три дня, но этого уже было достаточно для того, чтобы почувствовать себя в аду и ад начинался с первыми лучами солнца.