Текст книги "Ключевой момент"

Автор книги: Лидия Лукьяненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Она настроила против меня весь класс. Да что там класс, всю школу. Со мной перестали здороваться. Мне в спину улюлюкали. Меня обзывали за глаза такими словами, что можно было сойти с ума! Не думаю, что Изольда нарочно все это придумывала, скорее всего, она и в самом деле верила в мое вероломство, притворство и распущенность. Мой брат был далеко, Митька еще дальше, и мне не хотелось посвящать их в мои проблемы. И неоткуда было ждать помощи. Даже родители узнали обо всем, что произошло между мной и моей подругой, в последнюю очередь, когда я сразу после вручения аттестата ушла домой, не пожелав остаться на празднике. Мне тогда казалось, что против меня ополчился весь свет. Теперь я понимаю, что это было совсем не так. Изольда поведала какую-то нелепую историю о моем коварном и развратном поведении только ближайшим подругам, которые восхищались ею и не жаловали меня. Безнадежно влюбленные в Изольду мальчишки тоже приняли ее сторону. Раз Изольда против, то и они против. Остальные лишь наблюдали. Или вообще им было не до меня. Но мне казалось, что все меня осуждают и ненавидят.

Когда наступил май и началась подготовка к экзаменам, сплетни достигли учительской и меня вызвали на педсовет, где потребовали объяснений. Валерия при этом выгнали из зала. А я молчала, как партизанка. Что я могла ответить? Рассказать правду? Совершить еще одну подлость по отношению к Изольде? Этого я не могла допустить. Как бы она ни поступила, я не собиралась предавать нашу дружбу. Пусть уж лучше считают, что я влюблена в Валеру, решила я. Моя безупречная репутация и так погибла в одно мгновение.

Плохо помню, как я доучилась, как сдавала экзамены. Эта история стоила мне золотой медали. Наша директриса была убеждена, что я со своим аморальным поведением недостойна награды.

Экзаменационная комиссия поставила мне на экзамене четверку… по физике! Таким образом решили наказать и меня, и несчастного влюбленного учителя. Председательствовала директриса, а рядом с ней сидел бледный, осунувшийся Валерий Иванович. Она не дала мне даже ответить до конца и без всяких объяснений объявила, что ставит «хорошо». Я только усмехнулась. Это был последний экзамен. На всех предыдущих мне поставили «отлично», как ни пытались поймать на незнании. Директриса бесилась. Создавалось впечатление, что решение лишить меня медали стало главным делом ее жизни. Валерий вскочил и, не обращая внимания на сидящих перед ним учеников, стал спорить, доказывая несправедливость оценки.

– Успокойтесь, Валерий Иванович, – брезгливо поджав губы, произнесла директриса. – Я понимаю вашу заинтересованность в этом вопросе. Но здесь я директор. И я решаю!

– Я этого так не оставлю! – Валерий был сдержан, но решителен. – Я не поставлю своей подписи под такой оценкой! Я обращусь в гороно. Я заставлю вас проэкзаменовать Марию еще раз, в присутствии более объективной комиссии.

– Валерий Иванович, – вздохнув, произнесла директриса и посмотрела на него с некоторой жалостью. – Вам это надо? А тебе, Донцова?

И тут я впервые поступила так, как поступила бы на моем месте девушка, какой все они меня считали. Я повернулась и сказала бедному физику:

– Валера, сделай так, как она хочет. Подпиши. – И гордо повернувшись, пошла к выходу.

Смешно сказать, но после этого я сама себя зауважала. Кем я была до этого? Тенью Изольды? Ее оруженосцем, наперсницей, приближенной знатной дамы? Девочкой на побегушках, приживалкой, номером два? А тут я впервые почувствовала себя человеком. Личностью.

Я вспомнила, как сразу после этого нелепого недоразумения я хотела поговорить с подругой и объяснить ей все. Но она не пришла на следующий день в школу. Я отправилась к ней домой. Меня встретила тетя Галя и была, как всегда, достаточно приветливой. Но Изольда не захотела со мной говорить и даже не вышла из комнаты. На третий день она наконец появилась в школе. Ее голос донесся до меня из коридора. Она во всеуслышание рассказывала нашим одноклассникам страшную историю про подлую змею, которую она пригрела у себя на груди. Изольда говорила, что я наушничала, докладывая обо всем, что происходило с нашими ребятами, за глаза обливала их грязью и даже ее, лучшую подругу, обсуждала и высмеивала перед учителями. Она не постеснялась признаться, что узнала об этом, когда сидела под партой и подслушивала. Она, видите ли, была вынуждена это сделать, так как заподозрила измену и перестала мне доверять. И убедилась! Она, мол, своими ушами слышала, как я и мой любовник-физик обсуждали всех влюбленных в него девиц. Я услышала возглас Вики Темяновой и негодующий голос Юльки Скворцовой, которые откровенно кокетничали с Валерием. Затем Изольда заявила, что только под моим влиянием учитель мог назвать ее «глупой красоткой». Мальчишки возмущенно зашумели. А Изольда, притворно вздохнув, сказала, что не ее вина в том, что она красива, но называть ее дурой только потому, что ей не нравится физика, она никому не позволит.

После этих ее слов мне уже расхотелось говорить с ней. Я развернулась и пошла домой. А появившись в школе на следующий день, я была готова к тому, что меня ожидало. Никто из одноклассников не подошел ко мне, не поддержал и не ободрил. Популярность Изольды была велика. Все поверили ей безоговорочно. Но при этом одни были враждебно настроены по отношению ко мне, а другие равнодушно обходили стороной. Весть распространялась очень быстро, обрастая новыми подробностями. Валерий ходил как в воду опущенный, боялся подойти ко мне. Только однажды, столкнувшись со мной в пустом коридоре, он приблизился на минуту и прошептал какие-то слова ободрения. Мне стало жаль его. Он чувствовал себя виноватым и не знал, как ему поступить в этой ситуации. Если бы я плакала, просила о помощи, думаю, он тут же женился бы на мне или хотя бы объявил о нашем решении. Но я не плакала и ни о чем не просила. Валерий не мог понять моего отношения к нему и решил выждать. До выпускного вечера оставалось совсем немного. Но слухи множились гораздо быстрее. В результате – злополучный педсовет и безвозвратно утраченная мечта о золотой медали.

Я так ждала выпускного вечера! У меня было красивое белое платье, как у невесты, и такие же туфли. Мама с папой так гордились мной! Они мечтали увидеть меня в этом наряде на сцене, когда мне будут вручать золотую медаль. Я не могла их обидеть и не надеть наряд, на который они несколько месяцев откладывали деньги. Но перед выходом мне пришлось предупредить их, что никакой медали не будет. Они опешили и расстроились. А еще больше расстроились, когда узнали, что я ушла домой сразу после вручения аттестата. Родители не сразу заметили мой уход, а потому остались сидеть в зале и смотреть праздничный концерт.

Я шла по притихшим улицам в своем белом платье. Стоял светлый, звездный вечер, о каком я мечтала. Но в моих мечтах у меня была медаль и любимая подруга, были одноклассники и школа, и со всем этим мне раньше было жаль расставаться. А теперь я уходила, чувствуя невыразимую грусть. Я не плакала, но мне было невероятно тяжело. Я была одна, совсем одна. И некому было меня утешить и успокоить. Я несла свой аттестат, в котором были все пятерки, кроме одной четверки, полученной за мое преждевременное познание жизни.

У самого дома меня догнал Валерий. Он единственный заметил мое отсутствие и пошел за мной. Перехватив меня у самой двери в парадное, он спросил:

– Маша, ты почему ушла?

– А что мне там делать?

– Чудачка! Это же выпускной! Твой выпускной! Понимаешь? Все позади. Ты взрослый человек. Ты получила аттестат. Теперь тебе никто не страшен. Пойдем назад. Не бойся. Я буду с тобой!

– Я не боюсь, Валера. Я просто не хочу.

– Но это же выпускной вечер! Такое больше не повторится. Сейчас никто не скажет тебе ничего плохого. Все будут веселиться, танцевать. Потом пойдут встречать рассвет!

– Я не хочу танцевать. И мне не до веселья.

– Маша, – умоляющим голосом произнес Валерий, – я не могу себе простить… Это все из-за меня! Ты самая лучшая и достойная девушка в школе! И вот… Из-за меня у тебя нет медали и ты даже отказываешься повеселиться на своем выпускному балу.

– Самая лучшая у нас всегда была Изольда. И она меня ненавидит. А с ней и все остальные.

– Неправда! – горячо возразил он. – Умные люди не верят ей и все понимают! Например, Никитин. Он сам подошел ко мне и заявил, что не верит всем этим сплетням. Он считает, что наши чувства заслуживают уважения.

– Что ж, спасибо ему за добрые слова, – горько усмехнулась я. – Но на каждый роток не накинешь платок. Так что не казните себя. Все не так…

Он обнял меня.

– Машенька, пойдем, и я при всех объявлю тебя своей невестой.

– Вы с ума сошли! – испугалась я. – Не вздумайте!

Не хватало мне еще и замуж за него выйти из-за дурацких сплетен!

– А что мне тогда сделать? – не унимался он. – Ты только скажи.

Я чуть не ответила ему: «Оставьте меня в покое», но вовремя спохватилась, вспомнив внезапно помутившийся рассудок моей здравомыслящей подруги и то, что она после этого выкинула. А вдруг и этот такой же? Я его прогоню, а он возьмет и повесится. И что, я опять буду виновата? Через три дня я все равно уезжаю. Билет в Ленинград давно уже лежит у меня в столе. Я столько вытерпела! В сравнении с этим какие-то три дня ничего не значат!

– Идите на концерт, Валерий Иванович. Танцевать я не собираюсь. Когда все выйдут на реку встречать рассвет, зайдите за мной. Я хочу его встретить. Но только с вами. И не говорите никому ничего! А то я не выйду.

– Не скажу! – преданно воскликнул Валерий и совсем по-мальчишески поправил очки на носу. – Никому не скажу. Покажи мне, где твое окно, я в него камешком брошу.

Рассвет я проспала. Напрасно Валера кидал мне камешки в окно. Я спала как убитая. А на следующий день мне предстоял долгий разговор с родителями. Им я рассказала правду – все, как было на самом деле, не вдаваясь в подробности травли, организованной Изольдой, и ее участия в этом. Но папа все понял и сильно расстроился. Он порывался пойти к Изольде и поговорить с ней. Однако мама запретила ему касаться этой темы и так пристально посмотрела на него, что он сник и согласился с ней. Меня это удивило – обычно мама спрашивала совета отца и полагалась на его мнение.

Накануне моего отъезда я еще раз увиделась с Валерием. Он пришел вечером, чтобы проститься со мной. Валерий принес большой букет цветов и пригласил погулять. Это было первое свидание в моей жизни. И я впервые поцеловалась с парнем, моим учителем, к которому не испытывала никаких чувств, даже отдаленно похожих на любовь.

С Изольдой после этого я ни разу не встречалась. Я поступила в университет, на исторический факультет. Странный для меня выбор, но заниматься физикой я больше не хотела. Жизнь шла своим чередом, проходили годы. Я начала работать. Вышла замуж, родила сына. Когда я приезжала к родителям, они рассказывали мне о жизни моей бывшей подруги. Изольда поступила в театральный институт, стала актрисой. Играла в театре. Когда мне было уже за тридцать, я увидела ее в кино, в одной из второстепенных ролей. Она была так же красива, с таким же надменным выражением лица и гордой осанкой. Но ее игра мне не понравилась. У меня осталось впечатление, что она никого не играла, а была просто Изольдой. Слов у нее было мало, она лишь красовалась на экране, как некий образ богатой дамы из высшего общества. Это была ее роль, но думаю, что любая актриса с похожими внешними данными могла бы легко заменить ее. Для фильма это не имело бы никакого значения. Потом она изредка мелькала в каких-то фильмах – всегда в одном и том же амплуа. Мне довелось встретиться с ней, когда нам обеим было уже за сорок, а точнее, под пятьдесят. В это время я пробовала себя как сценарист.

Долгое время я проработала в одном научно-популярном журнале, писала статьи на исторические темы, а затем стала писать романы. На серьезные исторические труды они не тянули: я слишком любила фантазировать. Но мои книги нашли своего читателя. Они хорошо раскупались, и вскоре я оставила свою работу в издательстве и полностью посвятила себя писательскому труду. Так я стала автором авантюрно-приключенческих романов на исторические темы. Моими читателями были в основном женщины. А именно для этого контингента создаются мыльные оперы. Один из моих романов решили экранизировать. Мне было предложено написать по нему сценарий. Вот так я появилась в огромном съемочном павильоне, где и увидела Изольду.

К тому времени я вышла замуж во второй раз. Первым моим мужем был Митька. Он вернулся из армии и приехал в Ленинград к моему брату. После этого мы уже не расставались, а вскоре поженились. У нас родился сын. Митька окончил техникум и стал геологом. Вместе с геологоразведочной партией он разъезжал по всей стране. Такая жизнь нравилась ему. А я его ждала. По правде сказать, меня это тоже устраивало, потому что Митька рядом – это совсем не то что Митька вообще. У нас не складывались ровные семейные отношения. То мы с ума сходили от страсти, то готовы были убить друг друга. То вверх, то вниз – как на качелях. Его командировки для нашего брака были единственным спасением. Неделю после месячной разлуки у нас была полная идиллия, но потом неизменно вспыхивала ссора. Так мы протянули десять лет.

В один из приездов, когда наш сын уже пошел в школу, Митька признался, что у него появилась женщина, тоже геолог. Что меня удивило, так это его выбор – новая подруга была на шесть лет старше моего мужа. Но он заявил, что любит ее, и попросил развод. Для меня это было потрясением. Как бы ни складывались наши отношения, он все равно оставался моей единственной любовью! Я готова была любить и ждать его всю жизнь! Но он ушел. Я долго переживала и не могла забыть его. Десять лет я была одна. Не понимаю, зачем ему нужен был этот развод? Ведь триста шестьдесят дней в году он и так принадлежал ей. И только пять был со мной. Но Митька не мог врать. Потому и ушел…

Второй раз я вышла замуж только тогда, когда наш с Митькой сын ушел в армию. Вышла, как все считали, удачно. Мой супруг имел собственное дело и был чуть моложе меня. Мода, что ли, пошла такая – жениться на женщинах постарше? У моего второго мужа до меня было два распавшихся брака. Первый раз он женился на однокласснице. У них родилась дочь. Потом они спокойно расстались по обоюдному согласию. Вторая жена была на пятнадцать лет моложе, любила рестораны, меха и мужчин. Но почти не любила мужа. А я полюбила. Полюбила, ничего не зная о том, что он «владелец заводов, газет, пароходов». Хотя это громко сказано, никаким таким владельцем он, конечно, не был, но оказался вполне обеспеченным человеком. Он выступил спонсором в издании моих романов, и благодаря этому моя популярность быстро выросла.

И вот я, солидная сорокасемилетняя дама, в строгом деловом пиджаке и серой юбке, иду по гулкому коридору съемочного павильона. По обе стороны – двери с надписями «Не входить. Идет съемка». Я уже кое-что знаю об этой кухне, где, как здесь говорят, «варят мыло». Не могу сказать, что мне все это нравится, но я дала свое согласие на экранизацию. Более того, я выступаю как сценарист, а значит, мне небезразлично, какое «мыло» сварят из моего романа. Сегодня я имела длительный и не очень приятный разговор с режиссером, присутствовала на съемке и теперь, уставшая и недовольная, решила зайти в кафе, чтобы перед уходом домой выпить кофе.

В павильоне было оборудовано довольно приличное кафе, где бесплатно поили и кормили всех присутствующих, от режиссеров до массовки. У стойки я попросила один эспрессо. Взяла кофе и повернулась к залу, высматривая свободный столик. Посетителей в это время было немного. Я направилась к ближайшему свободному столику и вдруг услышала:

– Маша?

Я повернулась. Передо мной за столом сидела немолодая, но еще достаточно красивая женщина. У нее было до боли знакомое лицо.

– Изольда! – ахнула я.

От неожиданности мы замерли и впервые посмотрели друг другу в лицо через столько лет. Я – с кофейной чашечкой в руках, Изольда – с обилием грима на полном лице и в пышном кринолине времен Екатерины Великой.

Она сильно располнела, и ее пышная грудь, смело выставленная на всеобщее обозрение, была едва прикрыта расшитым золотыми нитками лифом. Талия стянута корсетом. И надо сказать, что все это: и низко декольтированное платье, и покатые полные плечи, и высокий парик – удивительным образом шло ей. Словно передо мной сидела одна из придворных дам из далекого прошлого. Черты ее лица немного изменились. Морщин почти не было, но на полном гладком лице уже меньше выделялись глаза. Ярко накрашенные губы, наоборот, сразу приковывали к себе внимание. Ее лицо утратило правильность овала. Щеки немного обвисли, второй подбородок тоже угадывался, хотя Изольда сохранила привычку высоко держать голову, и это было еще не слишком заметно. Я уже немного разбиралась в людях. И сразу подумала о том, что Изольда вряд ли ведет здоровый образ жизни, скорее всего она любит полениться, поесть и выпить. В своих предположениях я не ошиблась.

– Слушай, какая встреча! – Она покачала головой и заговорщически понизила голос: – Это надо отметить.

– Где? – удивилась я. – Здесь?

– У меня с собой есть, – хитро усмехнулась она. – На всякий случай всегда держу под рукой. – Незаметным движением Изольда приподняла кринолин и достала оттуда маленькую металлическую фляжку. Наверное, в резинку чулка сунула, подумала я. Как Душечка в американской комедии про женский джаз.

– На какой случай?

– Да вот на такой, когда неожиданно встречаешь старую подругу. – Взяв чашку и быстро вылив в тарелку остатки чая, она кивнула мне: – Кофе-то выпей.

Я послушно допила остывший кофе, стряхнула в ту же тарелку гущу и придвинула к ней свою чашку. Изольда плеснула мне и себе по щедрой порции коньяка и так же быстро сунула фляжку под платье.

– Давай. За встречу.

Коньяк был хороший. Тепло сразу полилось по пищеводу, согревая грудь и расслабляя тело.

– Ну, как? – довольно спросила Изольда. – Вот вещь! Настоишься, бывает, в павильоне, намерзнешься, так что сил уже никаких нет. Глотнешь коньячку – и сразу второе дыхание открывается. Только им и спасаюсь.

– Спиться не боишься?

– Нет. Не боюсь. – Изольда надменно вскинула подбородок. – Спиваются дуры и слабые люди. А я ни к тем, ни к другим не отношусь… Слушай… Сколько же мы с тобой не виделись?

– Почти тридцать лет.

– А ведь верно. Тридцать лет прошло… Ни много ни мало…

Я вспомнила Изольду такой, какой я видела ее в последний раз, на выпускном вечере. Белое платье с кружевами, высокая модная прическа, точеная фигура и уверенное выражение лица. Она была самая статная и красивая из нас, но тогда мне казалось, что только я вижу глубоко запрятанную в ее холодных голубых глазах боль.

В кафе шумной стайкой влетели девушки лет восемнадцати-двадцати в военной форме времен Великой Отечественной войны. Шумя и толкаясь, они хватали со стойки подносы с обедом и занимали столы.

– Так, – проворчала Изольда. – Теперь нам нормально поговорить не удастся. Слушай, ты вообще как здесь? Да ладно, потом расскажешь. У меня еще две сцены. Очередное «мыло» снимают по новому нашумевшему роману. Мне уже пора идти. Давай через час у входа встретимся. Или нет. – Она вытащила из лифа маленький мобильник. – Какой у тебя номер? Как освобожусь, позвоню. А то ведь знаешь, может, управятся за четверть часа, а может, и за три. А нам поговорить надо – неизвестно, когда еще свидимся.

И она упорхнула с завидной для своей комплекции легкостью, оставив после себя сладковато-приторный запах духов и старого платья.

Я снова взяла чашку кофе. Села за столик и задумалась. Ничего не изменилось. Столько лет прошло, а ничего не изменилось в наших отношениях с Изольдой. Она даже не удосужилась поинтересоваться у меня, свободна я или занята. Зачем? Она и раньше никогда не спрашивала. Разве я могу быть чем-то занята, когда Изольде хочется поговорить со мной? Конечно нет! В душе нарастало раздражение, но я сидела, долго пила кофе и не уходила. Я тоже не изменилась.

Через полчаса я решила вернуться в павильон, где снимали сериал по моему сценарию, чтобы в ожидании звонка Изольды посмотреть, что там происходит.

Снимали сцену на балу. Я нечаянно хлопнула дверью, и помощник режиссера Верочка уже повернула свое сердитое личико, чтобы шикнуть на вошедшего. Но когда она увидела меня, выражение ее лица изменилось. Приветливо кивнув, Верочка лишь поднесла палец к губам. Я понятливо покивала в ответ и пристроилась за столом с аппаратурой, откуда был виден весь небольшой зал.

Моя старая подруга участвовала в массовке. Она гордо сидела у стены и обмахивалась веером. Наверное, в этом и состояла ее роль, потому что ничего больше она не делала. Режиссер снимал дубль за дублем. То ему не нравилось, как выставлен свет, то не устраивала поза главного героя, то героиня забывала слова. В общем, снимали невыносимо долго. Даже я заскучала. Приглашенные танцоры, которым несколько раз пришлось танцевать один и тот же вальс, уже норовили присесть между дублями. У главной героини чуть не началась истерика. Был вечер, а она снималась с самого утра в других сценах и с другой массовкой. Герой стал материться, совершенно не смущаясь присутствующих тут женщин. У него на сегодня была назначена съемка на телевидении, и он боялся не успеть. Всеобщее раздражение охватило почти всех. Только Изольда с завидным хладнокровием продолжала с величественным видом обмахиваться веером и, очевидно, думала о своем. По ее виду и разговору в кафе можно было подумать, что она снимается как минимум в роли второго плана. А на самом деле она просто участвовала в массовке, куда обычно приглашают даже не актеров, а так, людей с улицы, потому что это непрестижно и плохо оплачивается. Неважные, наверное, у нее дела, подумала я, раз она согласилась.

Наконец режиссер прекратил съемку, поблагодарил и отпустил всех, кроме главной героини. Она подошла к нему, и они стали спорить. Режиссер доказывал ей свою точку зрения, она – свою. Героиней была молодая актриса лет двадцати пяти, хорошенькая, хрупкая, с нежным, как у ангелочка, личиком. Но сейчас она приправляла свою речь матом, нервно курила и выглядела отнюдь не ангелом.

– Ты не понимаешь характер своей героини! – настаивал режиссер. – В тексте сказано, что она любит его и боится одновременно. А что ты играешь?

– Я играю так, как надо! – огрызнулась актриса, безуспешно пытаясь открыть бутылку с пивом.

– Дай сюда. – Режиссер взял у нее бутылку и легко, одними пальцами сорвал крышку. – На! Пойми, Настенька, твоя героиня наивная и невинная. Ее страх должен быть явным, а взгляд доверчивым, как у ребенка. И потом, что это за поцелуй? Мне что, учить тебя целоваться?

Настенька запрокинула голову и отпила из бутылки почти треть. «Да они здесь все пьют», – подумала я.

– Поцелуй можно переснять. – Актриса согласно кивнула, остыв после глотка живительной влаги. – Там крупный план. Только скажите этому козлу, чтобы он перед сценой зубы почистил, а то меня чуть не вывернуло.

– Хорошо, договорились. – Режиссер примирительно похлопал ее по плечу и наконец заметил меня: – Мария Николаевна, вы меня ждете?

– Нет-нет, – отозвалась я. – Я жду знакомую.

И я прошла за декорацию, где в полумраке суетились участники массовки. Все – и мужчины, и женщины – снимали с себя костюмы, переодевались, не стесняясь окружающих. В толстой тетке у самой стены я едва узнала Изольду. Она стояла спиной ко мне в одном белье и натягивала на себя платье. Потом расчесала свалявшиеся после парика волосы и, схватив костюм и сумку, повернулась ко мне:

– О! Ты меня нашла? Молодец! Я как раз хотела позвонить тебе. Ты подожди, я сейчас.

Она проворно прошла в зал и обратилась к Верочке. Та указала ей на Тамару, женщину, отвечавшую за массовку. Тамара забрала у Изольды реквизит и подсунула ей ведомость. Потом отсчитала деньги и повернулась к другим актерам из массовки.

– Пошли, – сказала Изольда и, гулко стуча высокими каблуками, направилась к выходу.

После сидения в павильоне серый сумрак на улице показался мне раем небесным. Как они здесь выдерживают, подумала я, ведь целый день проводят в этом огромном холодном помещении. Я пришла сюда на пару часов и еще столько же прождала Изольду, но едва выдержала. А ведь для них это работа! Вон Настя весь день в тонком платье. У них по фильму лето. А то, что на улице минус два и павильон практически не отапливается, это мелочи. Изольда гордо вышагивала к тротуару, проходя мимо стоянки, где я припарковала свою машину.

– Ты куда? – окликнула я ее.

– На маршрутку тебя веду. Надо найти какое-нибудь пристойное место. Не на улице же нам разговаривать!

– Погоди. У меня здесь машина.

Я вытащила ключ и щелчком разблокировала сигнализацию моей серой «мазды». Многие почему-то считали, что эту машину мне подарил муж, хотя на самом деле я сама купила ее, потратив весь гонорар за свою последнюю книгу. Изольда села рядом, и мы поехали к центру города. Я уже поняла, что с деньгами у нее не очень, раз она весь день просидела, обмахиваясь веером, за двадцать долларов, и не спешила ее расспрашивать о жизни. Захочет – сама расскажет. Изольда исподтишка рассматривала машину и меня, стараясь, чтобы я не заметила ее интереса. Я сделала вид, что сосредоточена на дороге, и небрежно спросила:

– Куда ехать?

– Не знаю. В какое-нибудь приличное место.

– Ресторан подойдет?

– Вполне.

Я повезла Изольду в хороший ресторан, расположенный недалеко от нашего дома. Мы с мужем часто бывали там, и метрдотель меня знал. Он приветливо улыбнулся мне, спросил о здоровье мужа и провел нас к моему любимому столику. Потом посоветовал лучшие на сегодня блюда и, пожелав приятного вечера, передал нас в руки молодого услужливого официанта. Все это время Изольда сидела с каменным лицом. Мое явное благополучие повергло ее в шок. Она завистливо осмотрела зал ресторана и, поджав губы, поинтересовалась:

– Ты часто здесь бываешь?

– Это любимый ресторан моего мужа, – уклончиво ответила я.

Проворный официант тем временем принес нам белое вино и разлил его по бокалам. На столе появились холодные закуски.

– Тут, наверное, цены сумасшедшие, – заметила Изольда, залпом осушив бокал и принявшись за бутерброд с икрой.

– Не волнуйся, я угощаю.

– А я и не волнуюсь, – отрезала она. – Ты пригласила, ты и плати.

И она, не стесняясь, нагребла на тарелку целую гору закуски.

– Ну что, еще по одной? – Изольда подняла бокал, предупредительно наполненный официантом. – Еще раз за встречу.

Мне расхотелось есть. Я сидела и что-то мяла в тарелке, ожидая, когда подадут горячее. Метрдотель сказал, что сегодня потрясающая форель, запеченная с овощами, и я решила не перебивать аппетит.

Изольда ела много, но аккуратно. Она изящно держала пухлыми пальцами нож и вилку, и гора закусок быстро таяла на ее тарелке. Мы выпили еще. Я только пригубливала вино, а Изольда каждый раз выпивала бокал до дна. Наконец она насытилась и приступила к расспросам. Я отвечала односложно. Задушевного разговора со старой подругой почему-то не получалось.

– Ты, видно, до сих пор на меня сердишься, – недовольно заметила Изольда. – Зачем тогда ждала меня? Шла бы по своим делам.

– Ничего я не сержусь, – возразила я. – Просто растерялась. Не знаю даже, о чем говорить…

– Сердишься. Я же вижу. – Изольда вздохнула. – Ну, что было, то было. Но и ты меня пойми! Я к нему всей душой! А он?

– Я понимаю. Я и тогда понимала и хотела тебе объяснить. Ты же сама меня к нему отправила. Я как чувствовала, не хотела идти. И тебе говорила! А ты уперлась на своем: иди да иди! Я же не виновата, что так получилось.

– Ничего себе! Получается, я виновата?

– Какая же ты странная! – вспылила я. – Да я-то тут при чем?

– Так ведь ты ему глазки строила, авансы выдавала!

– Я? Глазки строила? Изольда, ты в своем уме?

– Конечно! Вечно на глаза ему лезла. К доске вызывалась! Способности свои демонстрировала!

– Ты действительно так думаешь? – холодно спросила я.

Видимо, мой тон на нее подействовал. Она словно очнулась.

– Теперь – нет. Но тогда только такое объяснение и пришло мне в голову.

– А спросить у меня ты не могла? Мы же столько лет подругами были!

– Да я тогда вообще не хотела тебя видеть. А уж говорить… – Изольда вытащила пачку сигарет и закурила.

– А ты не пыталась представить себе все это в другом свете? – спросила я. – Неужели ты не поняла тогда, что он тебя просто не любит?

– Нет, – капризно ответила она, и в этом была прежняя Изольда. – В то время мне и в голову не приходило, что меня можно не любить!

Я засмеялась.

– Ну, теперь-то ты так не думаешь?

Изольда не ответила, только чуть улыбнулась уголками губ.

– Знаешь, а я ведь все равно его покорила! – похвасталась она.

– Кого?

– Нашего физика, Валеру. После второго курса приехала на лето домой и с ним… закрутила.

Я слегка подняла брови.

– Правда, из этого так ничего путного и не вышло. – Она потушила в пепельнице сигарету и повернулась к официанту: – Принесите мне хорошего коньяка. Большой бокал.

– Но почему? – спросила я.

– По кочану! Побарахтались в постели с месяц, а потом он мне заявляет, что не может тебя забыть. Я ему по морде! Вот и вся любовь. Так что это я на тебя, а не ты на меня должна обижаться.

– Я же тебе сказала, что не обижаюсь.

– Ладно, проехали. – Изольда с наслаждением выпила коньяк и снова закурила. – Тебя-то каким ветром на студию занесло?

– Сериал, в котором ты снималась сегодня, ставят по моему роману.

– Да? Ты посмотри! – искренне удивилась она. – Так ты у нас писательница?

– Теперь еще и сценаристка, – добавила я.

– А! Точно. Я помню, как ты еще в школе все время текст за кулисами читала. А я стала актрисой, – гордо заявила она. – И довольно известной. Правда, давно это было. В молодости. Меня на главные роли приглашали. «Вечер в Москве» помнишь? Моя первая роль.

Я не видела этот фильм, потому смолчала.

– Какие раньше у меня роли были! Какие мужчины! – с пафосом говорила Изольда. – На коленях стояли! В любви признавались! Один даже травился от безответной любви… Спасли, правда, его, – добавила она с непонятным сожалением.

Изольда стала перечислять фамилии известных актеров, отпуская реплики в их адрес. Тот был пьяница, тот дурак, тот ревнивец. Из того, что я услышала, стало понятно, что живет она одна.

– Не замужем и не была, – подтвердила Изольда. – Пришлось выбирать: семья или искусство!

Мне стало жаль свою старую подругу, потому что к пятидесяти годам у нее не было ни того, ни другого.

– А ты давно вышла?

– Полтора года назад.

– И дети есть?

– Сын. Сейчас в армии.