Текст книги "Ключевой момент"

Автор книги: Лидия Лукьяненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– Как рассвет встретим, приходи ко мне под окно.

Она вышла из парка с улыбкой и направилась к Косте. Он сиял, как начищенный самовар, и, похоже, был готов обнять ее прямо при всех. Она взяла букет, остановив его одним взглядом. Он подался вперед, но сдержался и сказал с глупой улыбкой:

– А я на автобус опоздал.

– А во-о-он, – показала Таня, – моя мама.

– Я ее знаю. Мой батя у нее учился.

Снова заиграла музыка. Таня отнесла букет маме и пошла танцевать с Костей.

– Я так соскучился. – Он, не стесняясь, прижимал ее к себе и заглядывал в глаза. Вокруг танцевали одноклассники и все видели. Девчонки зеленели от зависти. Мальчишки смотрели на Костю враждебно. Таня внутренне ликовала. Это была победа. За все годы ее отверженности. Она вдруг поняла, что она красивая. Сильная и красивая. И может все! У нее будет самая интересная и сногсшибательная жизнь, только надо не бояться. Она вспомнила напутствие булгаковского Коровьева, который советовал Маргарите «…никогда и ничего не бояться. Это неразумно». Она не будет бояться. Стоило сделать один смелый шаг, и жизнь перевернулась, как в калейдоскопе: из жалких стекляшек вышел яркий узор.

Костя не оставлял ее ни на минуту. Когда садились за стол, он бродил, словно привязанный, под клубом. Когда выходили танцевать, тут же оказывался рядом. Тане льстило его поклонение, но в то же время ей хотелось блистать и танцевать со всеми. Однако под ревнивым оком Кости никто ее не приглашал, а повторять прошлый опыт с белым танцем она не осмелилась. Дотом выпускники отправились встречать рассвет, и Костя, который твердо решил проводить любимую домой, шел чуть в стороне. Его немое обожание стало надоедать Тане. Ей нравилось с ним целоваться, но не более. Когда же он, как шпик царской охранки, шел на почтительном расстоянии, не сводя с нее ревнивого взгляда, это уже напрягало.

После того как выпускники благополучно встретили рассвет, Тане пришлось идти домой в сопровождении Кости. Помня, что там ее должен ждать Федя, она усиленно думала, как избежать очередного конфликта. За три дома до своего Таня остановилась и предложила Косте расстаться, объяснив ему, что во дворе ее ждет мама.

Костя решительно увлек Таню за соседский колодец и стал целовать. От его поцелуев она воспрянула, даже сон прошел. Стала активно участвовать в процессе, лохматить руками его волосы.

– Ты выйдешь за меня замуж? – спросил Костя, оторвавшись от ее губ.

– Когда? – глупо спросила она, ибо такая мысль не приходила ей в голову.

– Хоть завтра. Я уже и родителям все сказал.

– Что «все»?

– Что я тебя люблю. Что ты лучше всех. Так выйдешь?

– Не знаю, – улыбнулась она. – Надо подумать…

Федя послушно стоял под окном. «Дурак какой, – подумала Таня, – маячит, как тополь на Плющихе». Стремительно светало. Соседи же из окон могут увидеть! Она велела ему влезть в окно своей комнаты, а сама зашла через дверь. Пожелала маме спокойного сна и закрыла задвижку. Федор стоял посреди комнаты, не зная, куда деть свои длинные руки. Боится, поняла Таня. Это вызвало у нее невольную усмешку, и она почувствовала себя уверенно. Плотно задвинула шторы. Обняла его. Федя дрожал. То ли от страха, то ли от страсти. Он вдруг вспомнил, что за стенкой спит его любимая учительница, а он залез к ее несовершеннолетней дочери. И с отнюдь не благими намерениями. Но запретный плод – самый сладкий. Он не мог устоять от ее по-детски мягких губ и легких рук, которые прикасались к нему, словно крылья голубки. Она расстегнула ему рубашку и потянула на софу. Пружина жалобно скрипнула под ними. Таня была готова на все. Она слишком долго любила его, чтобы оставлять их встречу без завершения. И понимала, что другой такой возможности у нее не будет. Завтра-послезавтра она уедет отсюда. И уедет навсегда. Приезды к маме не в счет. Она больше не будет с кем-либо встречаться здесь, не будет крутить романы. Ей это не надо. Ни к чему ей нелепые поселковые страсти. У нее все будет по-другому. А этот этап надо завершить. Она сняла платье, оставшись в одном белье, прильнула к его горячему обнаженному телу. Джинсы он не снимал. Но объятия его становились все крепче, а поцелуи-все неистовее. Потом Федька вдруг обмяк, словно водой окатили. Таня ничего не поняла. Она лежала у него на плече, нежно касаясь губами его шеи, и кончиками пальцев водила по голой груди, Федя тихо погладил ее по плечу, поцеловал уже мягче, без нажима и привстал.

– Ты чего? – спросила Таня. Она ждала продолжения.

– Ничего. Просто уже утро. Надо уходить, пока не заметили.

– Ты любишь меня? – спросила она, как недавно спрашивал ее Костя.

И он ответил ее же словами:

– Не знаю. Наверное.

Федя тихо ушел. Она закрыла за ним дверь и, едва добравшись до постели, крепко уснула.

Но в поселке никогда ничего не скроешь. Кто-то что-то всегда видит. Вечером Костя снова подрался с Федькой. И не просто подрался, а избил того до полусмерти. Федя попал в больницу, а Костя – в милицию. Ленка Давыдова прибежала к ним в истерике, обвиняя во всем «эту рыжую вертихвостку»! Она металась, кусала платок и плакала. Мама едва ее успокоила. На второй день Вера Анатольевна отвезла дочь на станцию и посадила на поезд, отправив к своей давнишней подруге, поступать в столичный университет. На этом страница Таниной поселковой жизни была перевернута. Во всяком случае, она так считала…

Таня поступила в университет, на исторический. Мама приехала, когда это стало уже точно известно. По этому поводу они устроили застолье. Мамина подруга, Людмила Борисовна, жила с дочкой и внучкой. Она была совсем не такая строгая, как мама, хотя преподавала в университете высшую математику. Благодаря ее участию Таня поступила с легкостью. А вместе с ней и Настя. Родители Насти слезно умоляли Веру Анатольевну посодействовать, а мама не умела отказывать. Поэтому Настя теперь тоже была студенткой, но филологического факультета. А от ее благодарных родителей мама с трудом привезла килограммов пятнадцать парного мяса. Они на днях зарезали свинью и притащили маме и ее подруге гостинец. Людмила Борисовна ахнула, увидев столько мяса. Все, что можно было, впихнули в морозилку, а из остального настряпали биточков и приготовили жаркое. Получился настоящий праздник. Дочь Людмилы Борисовны, худая, как тростиночка, черноглазая Катя со своей двухлетней дочкой тоже сидела за столом и участвовала в общем разговоре. После шампанского и сытной мясной еды разговор от институтских дел переместился к теме Таниных подвигов.

– Как я тебе благодарна, Люда, – говорила мама. – Не знаю, что бы мы делали, если бы Танька не поступила.

– Да она и без меня бы поступила, – улыбнулась Людмила Борисовна и по-свойски подмигнула Тане. – Я за нее только словечко замолвила, чтобы не срезали. Все-таки у них конкурс. Иногда и хороших детей взять некуда. А она – умница! Блестяще сдала экзамен! Настоящая медалистка. Мне потом сказали: «За такую могли бы и не просить». Так что она у тебя сама поступила! А вот с ее подругой пришлось повозиться. Хорошо, что хоть направление у нее от вашего совхоза было. Английский, сказали, вообще не знает, а ведь поступает на филологический.

– Какой там английский! – Мама махнула рукой. – Наша последняя англичанка сбежала два года назад. Дали немке вести, а она сама уже ничего не помнит… Не хотят молодые учителя в провинцию ехать.

– Это точно, – согласилась Людмила Борисовна. – Зато мясо какое! Объедение! И то прок. На полгода нам хватит. Мы девушки незамужние, сами себя содержим.

Они действительно жили без мужчин, а куда поделись их мужья, Тане неудобно было спрашивать.

– Так что дочка у тебя – молодец, – подытожила Людмила Борисовна. – Это я тебе говорю.

– Молодец-то молодец… – Мама бросила на Таню укоризненный взгляд. – Только вот перед самым отъездом такого натворила. До сих пор все об этом говорят.

– Что ж она такого натворила?

– Всегда была спокойная, сдержанная, воды не замутит. А тут вскружила голову сразу двум парням! Они подрались. Сначала раз. Не сильно. Потом второй. Да так, что один в больницу попал, а второго, говорят, судить будут.

– За что? – вырвалось у Тани.

– За нанесение тяжких телесных повреждений. До трех лет, возможно, получит. А ты как думала! Там бабка и родители так убиваются! Стыдно людям в глаза смотреть. Точно, вертихвостка!

– Да я-то тут с какого боку? Я их лбами не сталкивала!

– Действительно, Вера. По-моему, Татьяна здесь ни при чем. Если у парней мозгов не хватило, чтобы все решить мирным путем, то это их беда, а не ее.

– Ой! – Мама махнула рукой и раздосадованно произнесла: – Вот сейчас поступила и могла бы месяц со мной побыть. А теперь и не знаю, стоит ли ей вообще в поселке появляться.

– Месяца у меня нет, – вставила Таня. – Две недели надо в общежитии поработать. Новый корпус достроили, убирать будем за строителями. Сказали, кто из иногородних станет работать, тому место раньше прочих дадут. Сразу и заселиться можно.

– Ну вот, – сказала хозяйка, повернувшись к подруге. – А пока пусть у нас поживет. Она нам не в тягость.

– Да нет, – возразила мама. – Мы с ней на море съездим. Я уже и о путевке профсоюзной договорилась. Под Одессу на десять дней. В домики. С трехразовым питанием.

Дни отдыха пролетели быстро. Таня много спала и плавала. Мама тоже с наслаждением отдыхала от трудовых будней. Жаркие августовские дни, наполненные чтением книг, долгими разговорами, текли медленно. Впервые у Тани было время расспросить маму о ее молодости, об отце, от которого не осталось ничего, кроме нескольких фотографий.

Танина мама вышла замуж в тридцать девять лет. Сразу после института она попала по распределению в совхоз, да так и осталась там. Ей выделили небольшой домик в три комнаты. И все свое время она посвятила работе. Она любила школу, детей и не торопилась замуж, а может, просто не встретила своего единственного. Николай появился у них в поселке, когда ей было уже далеко за тридцать. Отставник-военный, он в прошлом имел семью, но развелся и приехал жить к матери. Как потом оказалось, это был его третий брак. С двумя первыми женами он детей не нажил. Спокойная светловолосая учительница привлекла его внимание не сразу. Мужчина он был видный, всего сорока лет, еще в самом соку, к тому же большой любитель женского пола. В совхозе, где полным-полно одиноких женщин, ему было раздолье. Разведенки, вдовы, просто незамужние женщины. С годик он погулял, переходя от одной юбки к другой, а потом его искушенный взор остановился на Вере. Она была симпатичная, приятная и стройная, как девушка. Как же он был удивлен, когда она и в самом деле оказалась девушкой. Это его так поразило, что он решил на ней жениться.

Но супружество не изменило Николая. Не успела Таня появиться на свет, а он уже вернулся к своей прежней разгульной жизни. Вера плакала, просила, укоряла мужа. Он клялся, божился, становился на колени, но… продолжал гулять. А еще через год к ней пришла молоденькая девушка и объявила, что она беременна от него. Николай не возражал, но и не подтверждал. Если бы они жили в большом городе, Вера и это бы простила. Она устала жить одна, хотела иметь нормальную семью и готова была мириться даже с таким изъяном в муже. Но они жили в маленьком поселке, где все знали друг друга. Вера, имевшая кристально чистую репутацию, слыла женщиной высоких моральных качеств, и все, затаив дыхание, ждали, как она поступит. Общественное мнение для Веры было дороже личного счастья. Она выгнала мужа. Но к той девушке он все равно не ушел, а уехал в город, где и пропал. Мать его к тому времени умерла, дом он продал, и возвращаться ему было некуда. Алиментов от мужа Вера так и не увидела. Ходили слухи, что он снова женился. Кто-то где-то видел его с женщиной. Но с кем еще могли увидеть Николая, как не с женщиной?

Вот такую историю поведала ей мама как-то вечером, когда они в сумерках сидели у ночного моря и слушали плеск волн.

– Ты никогда его потом не хотела увидеть? – спросила Таня.

– А что толку хотеть-то? – вздохнула мама. – Он ведь знал, где мы. Не приехал…

– А какой он был? Я на него похожа?

– Похожа.

– Он был рыжий?

– К тому времени, когда мы с ним познакомились, он был уже почти лысый. Но когда-то, наверное, был ярким блондином.

Мама избегала прилагательного «рыжий», заменяя его словосочетанием «яркий блондин».

– А женщина, которая была тогда беременна, родила? – поинтересовалась вдруг Таня.

– Конечно.

– Значит, у меня есть брат или сестра по отцу?

– Сестра.

– Кто?

– Ленка Давыдова.

– Что? Ленка? Так у нее же отец есть!

– Он ей отчим. Женился на Катерине, когда Лене уже три года было.

– А она знает?

– Наверное, знает. Да все почитай знают. Только не говорят.

– Почему?

Мама неопределенно пожала плечами.

– Катерину жалеют. Меня уважают…

Тане было жаль маму. Что она видела в своей жизни, кроме чужих детей и школы? Но мама считала себя человеком счастливым. Свою работу она любила. Замужем, пусть недолго, была. Дочь выросла умная, красивая. Свой дом есть. Люди уважают. Чего еще надо?

Все шло своим чередом. Таня училась. Федька поправился. Косте дали год условно.

Тане нравилось учиться. Она с головой погружалась в атмосферу прошлых веков, уходила из реальности в другой мир, мир фараонов и принцесс, древних рыцарей и прекрасных дам. Ей казалось, что она слышит топот копыт и звон мечей, чувствует запах гари от факелов. Читая книги по истории, она настолько проникалась духом иного времени, что почти теряла связь с сегодняшним днем. И выходить из своих грез ей иногда совершенно не хотелось. Училась Таня блестяще, если не считать некоторых непрофильных дисциплин. Она так была поглощена учебой, что забывала обо всем остальном. Окружающий мир был пока чужим для нее. В большом городе свои правила. Народа – уйма. Всегда толпа, давка. Стиснутая со всех сторон в вагоне метро, она читала, не желая замечать ничего вокруг. Таня даже не знала, где проходят университетские вечера и дискотеки. В кино ходила только на исторические фильмы. Жила в общежитии, в одной комнате с двумя девочками – Валей и Любой.

Люба, на ее взгляд, была явно не в себе. Очень умная, начитанная, но какая-то странная. Большинство историй о себе она выдумывала с завидной фантазией, а когда вскрывался обман, совершенно не стесняясь, придумывала новую. Своим подвижным нервным лицом с низким лбом, обрамленным густыми волосами, она походила на смышленую обезьянку, а фигуру имела какую-то непропорциональную: узкие плечи, маленькая грудь и тяжелый зад. Все это на тонких ногах. Но вела себя с томностью красавицы. Что касается рассказанных ею историй, то они были презабавные. Люба хвасталась, что у нее любовник-поляк, красивый и состоятельный. Но однажды она сообщила, что он разбился на самолете и теперь ей приходится наведываться в посольство, чтобы переоформить на себя его шикарный дом в Кракове, потому что она почти вдова. Затем она по секрету призналась, что у нее будет ребенок. Однако через три месяца Люба сказала, что сделала аборт, так как ей не удалось отстоять наследство. Через какое-то время она сочиняла новую историю или хотя бы новую версию старой. Рассуждения у нее были настолько странные, что поначалу Валя, принимавшая их за чистую монету, просто пугалась. Позже девчонки поняли, что Люба, как говорится, с большим приветом, и стали относиться к ней соответственно. Валя была хорошей девушкой, доброй и домашней. Училась она средне, но с удовольствием убирала комнату, готовила на всех ужин, следила, чтобы всегда были запасы на завтрак. Люба жила в своем придуманном мире, Таня читала книги и витала в облаках, а кому-то ведь надо было думать о хлебе насущном. Девчонки покупали продукты в складчину, а распоряжалась ими Валя. Это устраивало всех.

В дни, когда Таня выныривала из учебы, она ходила в гости к Людмиле Борисовне и Кате, иногда оставалась у них ночевать. Время от времени Катя просила Таню посидеть с ее маленькой дочерью Аленкой, и она охотно соглашалась. Тяжело ведь работать и учиться одновременно, да еще и дочь растить. Ей нравилось бывать в их доме. И они привязались к ней. Катя даже уговаривала ее переехать на время к ним. Алену в садик не водили. Катя училась вечером. Днем делала переводы для издательства. Но иногда бывали дни, когда мать и дочь были заняты и некуда было деть малышку. Тогда Таня и помогала, но совсем переезжать не хотела. Ей было хорошо в общежитии. У нее был свой уголок, где она могла лежать, читать и мечтать.

Университет открыл ей новый мир. А какой преподаватель был у них по истории древних веков! Высокий, черноволосый, глаза метают молнии, смуглый и вдохновенный. Она обожала его. И он выделял Таню. Как студентку, конечно. Костя был забыт.

Но именно Костя появился в университете спустя два месяца. Таня растерялась, увидев его. Он напомнил ей поселок, танцы, Федьку, о котором она старалась не думать. Наверное, его увела беременная Ленка, как когда-то Ленкина мамаша увела ее отца. Что тут поделаешь!

Костя стоял бледный и даже красивый. Тане было его жалко, но больше всего хотелось, чтобы он ушел и никогда больше не появлялся. Она не знала, что сказать ему. Разговор получился какой-то дурацкий. Прозвенел звонок, и Таня ушла на лекцию, оставив его стоять в коридоре.

Костя жил и работал в небольшом городе, райцентре, недалеко от поселка. После суда ему пришлось наверстывать в учебе и на работе. Но он примчался к ней сразу же, как только смог. А она стояла перед ним чужая, высокомерная, ужасно красивая со своими вьющимися золотыми волосами и смотрела на него, как на досадную помеху. Он терпеливо ждал ее полтора часа. Потом молча шел рядом. Таня повезла его в общежитие. Не под дождем же слоняться! Костя приободрился. Он хотел остаться с ней наедине, обнять, поцеловать, как спящую красавицу, которая все забыла. Она оживет, ответит на поцелуй – и все будет, как раньше, думал он. Таня же мысленно решала, как лучше объясниться с ним, чтобы не очень обидеть. Несмотря на жалость, которую она испытывала к Косте, ей было понятно, что все прошло. Прошел беззаботный май и теплые ночи любви. Сейчас ее мысли были далеки от него. Костя совершенно не подходил ей и уже не нравился. Как сказать ему об этом, чтобы он понял? Может, сначала поцеловать? Или отдаться ему? Она бы пошла и на это, только бы он пообещал оставить ее в покое. Но здравый смысл подсказывал ей, что, если это произойдет, тогда он точно не отстанет.

Девочки, деликатно сославшись на неотложные дела, разошлись по соседям. Таня угостила парня чаем и бутербродами с колбасой, расспросила обо всем. Костя поселковых новостей не знал, потому что не был там. Обмолвился лишь о том, что Федька в порядке.

– За что ты его?

– Я видел, как он от тебя выходил, – сказал Костя, не глядя на нее.

И все. Ни упрека, ни гневного взгляда. Таня на миг смутилась и подумала, что Костя был бы ей прекрасным мужем. Не позволяет себе даже вопроса, если тот может ее обидеть. Но одновременно у нее появился необходимый повод.

– Теперь ты понимаешь?

– Что?..

– Что я не могу быть с тобой.

Костя молчал и смотрел на руки. На скулах заиграли желваки.

– Я люблю тебя, – глухо произнес он.

– Я знаю, – тихо ответила Таня.

– Почему? – с болью спросил он. – Почему?

– Не знаю.

Костя вдруг свалился со стула, упал перед ней на колени и руками обнял за талию.

– Таня, – пробормотал он, – Таня, выходи за меня.

Ей показалось, что он заплакал.

– Костя, Костя, не надо. – Она тоже присела и поцеловала его в щеки. Они были сухие, но глаза наполнились слезами. – Встань. Ну что ты… Не надо…

Он поднялся вместе с ней и вдруг схватил ее на руки и закружил по комнате. Он был такой сильный, что Таня испытала к нему невольное уважение. Но внутренне она оставалась равнодушной, даже насмешливой и чувствовала свою власть над ним.

Потом они лежали на кровати. Костя целовал ее долгими поцелуями. Ей было приятно и не хотелось сопротивляться. Она смирилась. Его руки блуждали по ее телу, но он не раздевал ее. Он боится, поняла она. Какие все-таки мужики трусливые! Она отстранилась, пригладила волосы, Костя молча смотрел на нее. В глазах – немой вопрос.

– Ладно, Костя, – сказала она. – Поговорим серьезно. Ни о каком замужестве я пока не думаю. Мне предстоит пять лет учиться. Университет серьезный. Заниматься надо много. Так что мне некогда не только встречаться с парнями, но даже к маме съездить. И ты на частые встречи не рассчитывай.

Костя согласно кивнул. В глазах – счастье. Не выгнала – и то хорошо. Снова поцелуи, ласки. Осмелев, Костя навалился на Таню всем телом, крепко обнял ее.

– Ты хочешь сделать это прямо сейчас? – со смехом спросила она, не испытывая никакого страха перед ним.

– Нет, – прошептал он между поцелуями, – я не хочу тебя обидеть.

Она проводила Костю на вокзал и взяла с него обещание, что он не станет донимать ее внезапными приездами. Пообещав написать, Таня крепко поцеловала Костю. А когда поезд тронулся, облегченно вздохнула.

Это ей только казалось, что она перевернула страницу своей поселковой жизни. Но нет, прошлое не отпускало ее. Оно являлось каждый месяц в образе Кости, которому надо было дать надежду, чтобы он мог спокойно жить дальше. Таня не ожидала от него такого постоянства. Это вызывало уважение, но… утомляло. Прошлое оживало снами о Федьке. Она привыкла лелеять мечту об этом непонятном молчаливом парне. Она, конечно, знала, что молчат не только от большого ума, но и тогда, когда просто нечего сказать. Большого ума она в Романове не подозревала, но от этого ничего не менялось. Несмотря ни на что, он оставался для нее недосягаемым и потому притягательным. Одно Таня знала твердо: замуж за него она никогда не выйдет. Федька был сельским жителем. Он любил провинцию, их поселок и собирался жить там всю жизнь. Ее это не устраивало. Если не за кого будет, она скорее согласится выйти за Костю. Он – воск в ее руках. Скажет: будем жить в столице, – значит, в столице, на Луне – так на Луне.

Федька же сам себе на уме, женщину не послушает. Ей даже непонятно было, как он так легко попался на ее удочку. Чем она могла привлечь его? Внешностью? Необычностью поведения? А может, она так сексуальна, что он не в силах был совладать с собой? Думать так было приятно. Это льстило ее самолюбию. Но часто думать о Федьке Таня не любила. Мысли о нем изначально были связаны с грустью, страданием, неизбежным ощущением потери.

Она зачитывалась историей и все свободное время по-прежнему проводила в мечтах. Если бы у нее не было необходимости возвращаться в сегодняшний день, она чувствовала бы себя счастливее. Но кроме визитов Кости и снов о Федьке были еще поездки домой. Таня скучала по маме больше, чем могла себе представить. Ради долгого, до полуночи, разговора с ней она ехала домой, а вовсе не ради встреч со старыми друзьями. И их поведение искренне удивило ее.

Новый год она поехала встречать с мамой. Все-таки связь с домом была еще сильнее городских привязанностей. Мама обрадовалась. Они накрыли стол, нарядились, включили телевизор, чокнулись шампанским под бой курантов. В общем, праздновали. Она собиралась провести с мамой всю новогоднюю ночь. Но в час прибежала Настя, оживленная, красивая, в такой роскошной дубленке и новых сапогах на шпильках, что Таня сразу почувствовала себя нищенкой. Одевалась она очень скромно. Пальто, сапоги, брюки – все это она носила уже не первый год. Вещи выглядели еще прилично, но, по ее мнению, безнадежно отстали от моды. А на подруге были новые фирменные джинсы, светлый красивый джемпер. Модная стрижка преобразила ее лицо. Настя стала красивее и увереннее. В университете они почти не виделись. Жили в общежитиях в разных концах города. Таня до вечера просиживала в читальном зале или готовила уроки в своей комнате. Ей не только нравилось учиться, но и была нужна стипендия. У Насти родители были зажиточные, денег для единственной дочери не жалели, а тяги к знаниям у девушки не наблюдалось. Поэтому Настя развлекалась от души, а за книги бралась только в сессию.

Она чуть не задушила Таню в объятиях и стала звать ее на новогоднюю дискотеку в клуб.

– Я не пойду, – отмахнулась Таня. – С мамой хочу побыть.

– Ну и побудешь! Ты же не на один день приехала? Пойдем! Там будут все наши. Полгода не виделись. Вера Анатольевна, отпустите ее, пожалуйста! Мы на пару часиков… Вы даже «Огонек» не успеете досмотреть!

– Да я не против, – согласилась мама. – Тань, ты чего? Иди, повидаешься с друзьями.

– Я не хочу. Лучше ты, Настя, с нами оставайся.

– Ты что? Меня же Колька ждет. Я потанцевать хочу. Ну ладно. С Новым годом вас! Приходи, если надумаешь…

Она чмокнула подругу в щечку и убежала.

– А чего ты и правда, Тань?.. – удивилась мама, когда за Настей закрылась дверь. – Пошла бы. Меня волки не съедят.

– Не хочу, – отрезала Таня.

– Почему?

– Ну не хочу и все.

– Из-за Федьки, что ли?

– Федька тут ни при чем. Ты видела, какая она разодетая? И все такие придут. А я, как всегда, в старье!

– Таня!

– Прости… Прости, мам… Я не в обиду тебе… Просто не хочется выглядеть хуже других… Мне лично плевать на шмотки. Но у нас же по одежке встречают. Ну не обижайся. – Она обняла маму, видя, как та огорчилась. – Ты лучшая из мам. Ты дала мне гораздо больше, чем модные тряпки. И не твоя вина, что папочка-кобель никогда и копейки для меня не прислал…

– Таня…

– Все, все, молчу. Но и ты меня пойми. Мне всего восемнадцать. Хочется быть красивой.

– Ты и так красивая…

В дверь снова постучали.

– Входите! – закричали они в два голоса. Дверь после Насти никто не запирал.

Стук повторился.

– Ну, кто там такой деликатный? – удивилась мама и пошла открывать.

Вообще, к Вере Анатольевне в новогоднюю ночь мог зайти кто угодно: и бывший ученик, и сосед-пьяница. Но это был Костя. Он стоял в дверях, запорошенный снегом, и мял в руках шапку.

– Здравствуйте, – поздоровался он. – С Новым годом. А Таня дома?

– Дома, дома, – ответила мама. – А ты кто ж такой будешь?

– Я – Костя.

– A-а! Сын Вани Васильева?

– Да.

– Как там отец?

– Хорошо. Привет вам передает.

– Спасибо. Ему тоже передай.

Таня вышла в коридор. Костя ее увидел, и лицо его осветилось улыбкой.

– Привет. С Новым годом!

– Спасибо. Тебя тоже.

– Ну, Константин, проходи, гостем будешь, – сказала мама.

– Да я, собственно, не в гости, – смутился парень. – Я хочу Таню на танцы пригласить. Вы не против?

– Конечно нет. Пойдите, потанцуйте.

– Я ее потом приведу.

– Да уж приведи, раз приглашаешь.

Таня вздохнула и пошла одеваться.

Танцы были в разгаре. Зал светился огнями. В углу сверкала елка. Ансамбль исполнял популярную песню. Пела ее хорошенькая девочка, наверное школьница. Таня не узнала ее. Подросла девочка, изменилась или, может, новенькая. Вокруг шумное оживление, смех.

К Тане стали подходить одноклассники. Они радостно приветствовали ее, поздравляли с Новым годом. Девчонки душили в объятиях. Таня была приятно удивлена. Ей были рады. По ней соскучились. Может, она просто придумала, что ее недолюбливали? От радостной сутолоки, веселого гама у нее поднялось настроение. Она тоже стала беспричинно смеяться над самыми невинными шутками, танцевать, рассказывать о себе и расспрашивать других. Костя веселился вместе с ней. Его многие знали. Подходили, здоровались, отводили в сторонку для недолгого разговора. Таня перетанцевала со всеми одноклассниками. Костя не ревновал. Поглядывал на нее со спокойной улыбкой. Потом пригласил сам и во время танца шепнул на ухо:

– У меня для тебя – подарок.

– Да? – удивленно спросила Таня. – А я тебе ничего не приготовила.

– Не важно, – отмахнулся он. – Ты сама для меня – подарок. – Его взгляд остановился на ее губах. – Погуляем потом?

Таня кивнула и прижалась щекой к его плечу. Внезапно улыбка исчезла с ее лица. Она увидела Федьку. Одетый и запорошенный снегом, он стоял в дверях зала. Таню он заметил не сразу, а когда увидел, шагнул назад. У нее что-то щелкнуло в груди. Так зажигается лампочка, когда включаешь свет. Теперь она не могла думать ни о чем другом. Она чувствовала, что и он думает о ней. Поэтому беззаботная радость куда-то улетучилась, а присутствие Кости стало тяготить. Таня растерялась. Почему с ней всегда так происходит при его появлении? Ну, пришел. Ну, стоит. И бог с ним! Ведь говорят, он собирается жениться. На Ленке. И вроде она действительно в положении. Так пусть себе женится! Ленка согласна жить в этой глуши, а она – нет. Пора ей избавиться от этого наваждения. Но как? Снова привести Федьку к себе? Но сейчас зима. Все в снегу. Уж если летом сквозь зелень деревьев разглядели его, то сейчас их свидание будет как на ладони. Она готова провести с ним одну-единственную ночь, потому что хочет, чтобы это был именно он и никто другой. Потом она с легкостью его отпустит, даже бросит. Да! Бросит сама. А не он ее. Она бросит. Пусть Ленка подбирает. Не жалко. Но последствия? Какие могут быть последствия? И так ясно. За один танец Костя его избил. За свидание – чуть не искалечил. А за это – просто убьет. Убьет и сядет. Один будет в тюрьме, другой – на кладбище. Здорово! Хорошенькая перспектива. И весь поселок станет твердить, что она – рыжая ведьма. И будут правы.

Так она раздумывала, танцуя с Костей. Но с другой стороны, почему она не может поступать так, как хочется, а должна оглядываться на этого бешеного Костю? Потому что тот любит ее? Она не привораживала его. Надо дать ему понять, что она свободный человек и может делать то, что считает нужным. Таня украдкой посмотрела на улыбающегося Костю и вздохнула. Здравомыслие перевесило: сейчас не время. И потом, пусть Федька тоже поревнует. Ему полезно.

Она вышла из клуба под руку с Костей, демонстративно не обращая внимания на стоящего неподалеку Федора. Костя тихо радовался. Он вел ее так бережно, словно боялся уронить что-то очень хрупкое. Они отправились гулять по поселку вчетвером: она с Костей и Настя с Колей.

– Тань, – привлек ее внимание Костя. – Это мой подарок. – И он вложил ей в руку маленький пакетик.

Таня остановилась у фонаря и поднесла ладонь к глазам. В прозрачном целлофане сверкало колечко. Таня вытащила его из пакетика. Настоящее золотое колечко с маленьким прозрачным камешком посередине. Камешек был в розетке наподобие цветка, а рядом – два золотых завитка в виде листиков. У Тани никогда не было золотых украшений, да и у ее мамы тоже. На это их скромного семейного бюджета просто не хватало.

– Спасибо, – тихо произнесла Таня.

Она надела кольцо на безымянный палец левой руки. Кольцо было точно впору. Колька восхищенно присвистнул. Настя завистливо нахмурилась. Таня потянулась и поцеловала Костю в щеку.