Текст книги "Ключевой момент"

Автор книги: Лидия Лукьяненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

– Нет, – шепнула она, – мне проблемы не нужны. Потерпи, женой утешишься.

Ему это не понравилось. Он замер, и несколько минут они лежали без движения. Наконец Таня улыбнулась и, чуть привстав, склонилась над ним, ища его губы. Он не мог противостоять ей. Это было волшебно. Никогда еще ласки не доставляли ей такого блаженства. Он спустил с плеч ночную сорочку и осыпал ее грудь поцелуями. Таня не знала, что это так приятно. Она наслаждалась каждым мгновением и не могла больше противиться…

Федя приходил к ней каждую ночь, пока она была в поселке. Это было сумасшествие, но она ничего не могла с собой поделать.

– Ты меня приворожила, – говорил он, – ты колдунья.

– Ага. «За одни глаза меня б сожгли на площади», – перефразировав слова популярной песенки, пропела она.

– Точно. Если я знаю, что ты рядом, ничего не могу с собой поделать. Иду за тобой, как бычок на веревочке.

Таня поморщилась от его деревенского сравнения.

– Как жизнь женатого человека? – поддела она его.

– Нормально, – буркнул он, понимая, что над ним потешаются.

– Сын на кого похож?

– Вроде на меня.

– А Лена жена хорошая?

– Ты – моя жена, – помолчав, ответил он.

Эти слова волновали Таньку и днем, когда она не видела его.

За три дня до ее отъезда снова пришла Ленка. Она сильно похудела после родов и казалась совсем девочкой. Таня как раз убиралась в кухне – мыла пол. Ленка остановилась в дверях, не решаясь пройти дальше. Таня разогнулась, увидев ее, бросила тряпку в ведро и, вытерев руки передником, села к столу.

– Привет. Ты к маме? Ее нет…

– Я к тебе.

Ленка не кричала, как обычно, и на Таню не смотрела. Видно было, что она готовилась к этой встрече, а теперь не знала, как начать. Таня молчала. И Ленка молчала. Наконец гостья подняла на нее глаза, и Таня отметила про себя, что они с ней похожи. Только у Лены волосы были каштановые и отдавали медью, и глаза тоже зеленые, но не яркие, а с мягким ореховым оттенком.

– Таня, – тихо начала она, – мы с тобой сестры. Я тебя как сестру прошу: не уводи у меня мужа. У нас семья, сын. С тех пор как ты приехала, он сам не свой. Переменился. Со мной даже не разговаривает… – Она всхлипнула. – Не ломай нашу жизнь, Таня, не лишай сына отца, – просила она.

– Лен, – разжала губы Танька, – ты уже прибегала сюда. И тогда, когда еще замужем не была, и когда только собиралась. Не надоело? Мужа я у тебя не увожу. Сына у отца не забираю. А остальное… не твое дело.

Ленка потопталась, повернулась, чтобы уйти.

– Ты можешь мне пообещать, что не заставишь его бросить нас? – спросила напоследок.

Таня выпрямилась, теряя терпение.

– Лена! Да если бы мне нужен был твой муж, он давно бы тебя бросил! Понимаешь? Иди! И не приходи сюда больше! Я никогда не выйду замуж за твоего Федьку.

Больше она не открыла окно. Федя топтался по три часа, а утром она, тайком от мамы, убирала после него многочисленные окурки. Визит его жены возымел свое действие. Танька сама себе стала противной. Их свидания прекратились.

К концу пятого курса стало ясно, что Таня остается в аспирантуре. Она оканчивала университет с красным дипломом, ее работы заняли призовые места на республиканских и всесоюзных исторических конкурсах.

– Твоя дипломная работа – это почти диссертация, – сказал Грабский. – Осталось только чуть-чуть доработать.

Теперь они были на «ты». Совместные поездки на раскопки сблизили их настолько, что они стали встречаться. Жена-математичка им не мешала. Встречались на квартирах его холостых друзей, иногда – в захудалой рабочей гостинице на окраине города. Всегда – раз в неделю. По четвергам. В четверг у Виталия было совещание. Оно заканчивалось в пять-шесть часов, но домой он мог смело вернуться к десяти. Но только в четверг. В остальные дни он оставался примерным мужем. Таню это пока не задевало. Госэкзамены. Поступление в аспирантуру. Было о чем заботиться. Мама ею страшно гордилась. Безумно радовалась редким приездам дочери. И все больше болела.

Теперь, вспоминая свои девичьи страсти, Таня снисходительно усмехалась про себя. Все осталось в прошлом и нисколько не волновало ее. Отношения с Виталием не походили на нелепые встречи с Костей или страстные ночи с Федькой. С Грабским они были больше друзья, чем любовники. Тане хватило бы и просто дружбы. Но Виталий все же был мужчиной, а не евнухом, чтобы не замечать расцветшей красоты своей студентки. Тане шел двадцать второй год. Она заметно округлилась, еще больше похорошела. В ее чертах появилась женская мягкость, в движениях – плавность, в глазах – мудрость. Тане был нужен именно такой муж. Муж-друг, с которым можно поговорить о чем угодно, а не только целоваться до дрожи в коленках. На чье плечо можно опереться, кто умнее, опытнее ее.

Она стала аспиранткой. Появились первые заработки. Ей поручили проводить практические занятия на первом курсе. Студенты ели ее глазами, когда она говорила. Во-первых, она увлекательно излагала материал. Во-вторых, была вызывающе, просто до неприличия красива. Один мальчик, Ванечка Стриженов, влюбился в нее до беспамятства. На занятиях глаз с нее не сводил, после работы домой провожал. Смех да и только! Восторженный, наивный, с гладким, как у девушки, лицом и такими же смазливыми чертами, он скорее умилял ее, чем волновал. Возможно, для него шесть лет разницы – не помеха, но Таня не могла относиться к нему серьезно.

Она окончила аспирантуру, защитила диссертацию, стала кандидатом наук. Работать осталась на кафедре. В стране начались большие перемены. Историю переписывали заново. Оказалось, что теперь она живет не в дружественной республике большого могучего государства, а в маленькой развивающейся стране. И в этой маленькой стране почему-то враз не стало денег. То есть где-то они были, но не для того, чтобы платить преподавателям и учителям. Мама как-то выживала в поселке благодаря огороду. Тане же постоянно приходилось выкручиваться. Сначала она была вынуждена отказаться от снимаемой квартиры и перебралась в общежитие для аспирантов. Потом стала прирабатывать мелкими халтурками: писать статьи в специализированные журналы, делать курсовые для нерадивых заочников. В общем, выживать. Виталий не мог помочь – сам оказался в такой же ситуации. Хотя у него были и квартира, и машина, а главное – налаженная жизнь, семья. Может, в одиночку выживать легче, но жить – труднее. Иногда Тане казалось, что она уже стала настолько необходимой ему, что Грабский мог бы уйти от жены и дочери, но он все не решался… Из-за постоянного поиска дополнительного заработка они стали меньше встречаться, а это, как известно, никак не способствует сближению. Но Таня надеялась и ждала.

Несчастье случилось внезапно. Таня как раз читала лекцию, когда ее срочно позвали к телефону. В последнее время она подсознательно ждала этого звонка, но все равно он настиг ее неожиданно. Мамы не стало…

Тане дали отпуск по семейным обстоятельствам, и она провела больше двух недель в поселке. Федька пришел в первый же день, как только она приехала. Все это время он был рядом, помогал, как мог. Если бы не он, Таня сошла бы с ума от необходимости заниматься всем этим. Удивительно, что и Ленка помогала и никак не выражала своего недовольства или ревности. После похорон и поминок Таня несколько дней ни с кем не разговаривала, даже из дому не выходила. Никого не хотелось видеть. Федька навещал ее ежедневно, садился рядом и молчал. Это потом, спустя уже много лет, она узнала, что мама, предчувствуя свой уход, попросила Федьку помочь Тане.

– Не станет меня, – сказала она, – помоги ей, не бросай. Все-таки она вам – родная кровь. Другой родни у нее нет.

В этом была причина или в другом, неизвестно. Но то, что Таня могла плакать, уткнувшись ему в грудь, уже было для нее поддержкой. Встал вопрос, как быть с домом. Оказалось, что есть несколько желающих его купить. Спасаясь от безденежья, многие возвращались к земле, на ней легче было выжить. Изъявила желание купить дом и Ленка. Они с Федькой по-прежнему жили с его матерью, а Ленке хотелось быть хозяйкой в собственном доме. Она начала разговор на эту тему, когда пришла забирать свои кастрюли, которые приносила на поминки.

– Мы хорошие деньги дадим, – заверила она.

– Вам – не продам! – отрезала, сверкнув зеленью глаз, Танька.

– Почему? – не поняла Ленка.

– Не продам – и все!

Ленка обиделась. А Таня ничего не могла с собой поделать. Пусть они и поддержали ее, помогли, но продать свой родной дом Ленке! Из-за нее расстались ее родители, она увела Федьку, а теперь еще и дом к рукам прибрать хочет. Ни за что! И Таня продала дом другим.

Неделю она провела в родных стенах, перебирая вещи. Приходилось обращать внимание на каждую мелочь, прикидывая, то ли отложить ее, чтобы позже перевезти к себе в город, то ли оставить жильцам или просто выбросить. С новыми хозяевами она договорилась, что пока в ее комнате останется кое-какая мебель, книги, постельное белье. Она тщательно просмотрела библиотеку. Забрать все книги было немыслимо. Да и просто некуда. За таким занятием застал ее Федька. В старой футболке, с собранными в пучок волосами, Таня сидела перед шкафом и укладывала книги в большую сумку. Когда он вошел, она повернула голову, посмотрела осмысленно, словно только что увидела его. Федька остриг свои вихры, лицо осунулось, кожа обтянула скулы. Он похудел и постарел одновременно, но это был единственный человек, которого она любила, и Таня, не раздумывая, протянула к нему руки…

Таня купила комнату в коммунальной квартире. Не маленькую, семнадцать метров. Практически квадратную. На тихой улице, недалеко от центра. Можно сказать, что ей повезло. В комнате жила старушка, она умерла, а родственники приехали издалека, потому продавали быстро и недорого. После косметического ремонта мамины вещи, благодаря стараниям Федьки, были перевезены сюда. У Тани появилось свое жилье. Соседей было немного: две комнаты занимала семья с двумя взрослыми сыновьями, еще одну – угрюмого вида пожилой холостяк, Не то столяр, не то слесарь. Комнаты выходили из коридора строго симметрично: две – в одну сторону, две – в другую. Прямо – кухня с большим балконом. Слева от нее – туалет и ванная. Тщательно перебранные вещи из дома заняли свои места: диван – справа, шкаф – слева. Стол под окном. Телевизор напротив дивана. Книги на полках. Два ковра, которые у них висели на стенах, Таня постелила на пол. Теперь никто не вешал ковры на стены. Зато лучше смотрелась картина, какой-то морской пейзаж – подарок маме от очередных выпускников. В комнате стало уютно. Она напоминала о доме. Таня взяла только самое лучшее. Зачем старье тащить? Федька лично привез ее вещи и мебель на грузовике и перенес вместе с шофером.

– Как ты? – спросил он, присев передохнуть.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, как тебе живется в городе одной-то?

– Почему одной? – Таня резко вскинула голову. – У меня есть мужчина.

– Что же он не пришел помогать вещи таскать, твой мужчина? – усмехнулся Федор.

– Некогда. Он в университете преподает.

– А-а-а! – протянул он. – А не женитесь чего?

– Дурное дело не хитрое. Я с этим не спешу.

– Да-а-а, – так же протянул Федор. – Все учишься. Кандидат наук! Наверное, доктором станешь… А рожать-то когда думаешь? Под тридцать уже…

– А ты мои годы не считай, – холодно оборвала его Таня. – У тебя есть о ком заботиться.

– Танька, Танька, – сказал он, сокрушенно качая головой, – что мы с тобой наделали?

Танька усмехнулась какой-то злой, нехорошей улыбкой.

– Все нормально. Каждый имеет то, чего заслуживает.

– Тебя я не заслужил, значит…

– Не заслужил, Федя.

Танька проревела всю ночь. На работу вернулась другая. Ничего не хотелось. Не было человека, ради которого нужно было к чему-то стремиться. Всего, о чем мечталось, она уже достигла. И – ни радости, ни достатка. Перебивается с хлеба на воду. От тоски взяла да и вышла замуж за Ванечку. Ну и что, что студент? Зато рядом живой человек, любящий, преданный. Мать Вани была категорически против. Его родители давно лелеяли мысль, что сын женится на дочери их старых друзей Салямовых. Старший Салямов, бывший бухгалтер, стал бизнесменом: открыл торговую точку. Семья жила зажиточно. Дочка-красавица учится в торговом институте, бойкая, расторопная, своя, родная, на глазах выросшая. А тут какая-то преподавательница нищая! Да еще и старше их сына. Новоявленная свекровь навестила молодых. После ее визита Ленка Давыдова показалась ей ангелом. Мать Ванечки закатила целый концерт – с истерическими всхлипываниями вначале и громким ором в конце. Обозвала Таню зеленоглазой ведьмой, развратницей, рыжей кошкой и прочими словами, на которые хватило ее разгоряченного ума. После криков свекрови Таня, разозлившись, чуть было не выгнала бедного, ни в чем не повинного Ванечку. Он с трудом успокоил жену и пообещал, что примет меры, чтобы в будущем такое не повторилось. Он пытался урезонить мать, но в результате просто рассорился с родителями и ушел от них, хлопнув дверью.

Таня поняла, что вместо счастливой семейной жизни она приобрела сына-студента и теперь зарабатывать придется на двоих. Но она недооценила Ванечку. Ее молодой муж работал по ночам грузчиком, а утром шел в институт. Он старался зарабатывать не меньше, чем Таня, и не быть ей в тягость. В свободное от учебы время убирал комнату, готовил, стирал одежду. Он был готов делать что угодно за счастье быть рядом с ней. Таня жалела его. Гладила по голове, как маленького. Он любил класть голову ей на колени, когда она сидела на диване и смотрела телевизор. Таня ерошила ему волосы, про себя удивляясь: что он в ней нашел? Ведь она его не любит. И не скрывает этого. Неужели молодому симпатичному мальчику достаточно такой безответной любви? Жалость к нему вызывала грусть. Почему она не может полюбить его? Как не смогла полюбить Костю. Ведь есть же влюбчивые женщины. А вот ей не везет… Всю жизнь видит во сне только одного мужчину. Точно – наваждение. Непонятно, почему Федька обвиняет ее в колдовстве. Это он ее приворожил…

Но был еще и Грабский. Его удивило замужество Татьяны, но, поразмыслив, он вроде бы понял. Их связь продолжалась в том же виде и в те же дни. Они привыкли к этим встречам, которые иногда ограничивались одним ужином в недорогом кафе, и прекращать их не хотели.

Ванечка узнал об этом только спустя два года. Неясно, от кого, и непонятно, каким образом. Но – узнал. И ушел. Красавица Салямова ждала его и приняла с распростертыми объятиями. Таня снова осталась одна, но по документам – замужняя. Ванечка не спешил разводиться и с Салямовой жил в гражданском браке. Тане было все равно.

Грабский чувствовал свою вину за случившееся. Стал более ласковым, внимательным. Встречались теперь не раз в неделю, чаще. Он приезжал к ней, они ужинали или обедали – в зависимости от времени суток, а затем обсуждали дела на кафедре, спорили по научным вопросам Грабский завершал работу над докторской. Таня помогала ему. Дочь Виталия окончила школу. Казалось бы, пришло время. Жена его уже стала доктором наук. Все чаще он заговаривал о том, что скоро они станут жить вместе, поедут к морю. Таня верила и не верила. Грабский был тем человеком, которого она хотела в мужья много лет, и эта мысль не давала ей покоя, как заноза в сердце. Виталий же собирался с духом, выбирал момент.

– Знаешь, я вот думаю: взял бы кто-нибудь да рассказал ей, и она бы меня выгнала, – поделился он с Таней своими мыслями. – А то не знаю, как об этом сообщить жене.

Он все думал и тянул. А тут на пороге появился Федька.

– Тань, я на две недели в город приехал, – с порога сказал он, – по делам хозяйства. – Федька работал главным инженером в автохозяйстве, которое осталось от бывшего совхоза. – Мне гостиницу дали. Так что две недели я в городе…

И как посмотрел на нее! Танька молча открыла дверь…

Он прожил у нее неделю. Федька – это не Ванечка с его немой любовью и не Грабский со своими умными рассуждениями. Ни о науке поговорить, ни помощи по хозяйству. Руки, как клешни, здоровые, мозолистые, но притронется – ничего не надо и никого: ни Ванечки с его покорностью, ни Виталия с его разговорами научными. Вечером ждала его с волнением. Пока ужин, поговорят о чем-то незначительном, а в комнате накаляется, накаляется… Бывало, и борщ не доест, схватит в охапку и душит своими неистовыми поцелуями… Запах Федьки, его черные бездонные глаза тянули, как в омут, привораживали. Рядом с ним она теряла способность трезво рассуждать, просто наслаждалась каждой минутой, пока он был рядом. Больше всего волновало понимание того, что это ненадолго. Когда-то давным-давно она три года терзалась тайной неразделенной любовью. Как только их отношения приобретали определенность, ей становилось неинтересно. Так обычно ведут себя мужчины с их инстинктом охотника: дичь нужна, пока бежит от них. Вот и Танька испытывала то же самое: пока она понимала, что он недоступен, ее влекло к нему, но как только вырисовывалась ситуация с вполне конкретным продолжением, теряла к нему интерес. Танька любила на расстоянии. Другая любовь не приживалась в ее сердце, и поэтому ей нужны были препятствия между ними в виде Ленки или Виталия. Когда должен был прийти Грабский, Таня выгоняла его погулять. Пусть не думает, что сна для него всегда свободна.

– Хорошо, – говорил Федор. – Не стану тебе жизнь портить. Как скажешь, так и будет.

И уходил. Грабский появлялся и вываливал на нее ворох умных слов и лаконичных суждений. Она слушала, возражала, поддакивала, но… облегченно вздыхала, когда он уходил. К нему в таком качестве она тоже привыкла. Не уйдет он от жены. Такие мужики любовницам по двадцать лет голову морочат и остаются в семье.

А Виталий на самом деле уже практически решился. Таня давно сказала, что не будет на него давить. Пусть уйдет сам. И он ушел. Случилось так, как ему когда-то хотелось: жена узнала о Тане. Когда и от кого – неизвестно, но только Грабская выставила на лестничную клетку два здоровенных чемодана, дипломат с недописанной диссертацией и закрыла перед его носом дверь.

Виталий Леонидович вроде бы хотел этого, а расстроился. Однако чемоданы взял и поехал ночью через весь город к любимой женщине. Дверь ему открыл сосед, который как раз возвращался с вечерней смены. Грабский вошел и остолбенел. У Тани на диване… (здесь просится – лежал мужик в пижаме), но нет, не в пижаме, а в обыкновенных семейных трусах и смотрел футбол по телевизору. Танечка в одной ночной сорочке лежала рядом, нежно прильнув к его плечу, и улыбалась. Они даже не сразу заметили Грабского. А когда заметили, почему-то не смутились. Таня вообще редко смущалась. Только взгляд ее стал острым, пронзительным, словно в это мгновение она что-то важное поняла. А незнакомый мужик с длинными ногами смотрел на нее, а не на вошедшего. Грабский понял, что совершил ошибку. Недолго думая, он проделал обратный путь к своему дому, где клятвенно просил прощения у своей заплаканной жены и был прощен.

Таня поняла, что у нее теперь не будет долгожданного мужа, умного и образованного. От злости она выставила Федьку. Не стала слушать его, не пыталась даже оценить ситуацию, понять. В груди клокотало от обиды. Грабский был приручен, прикормлен годами. Она работала у него на кафедре. Можно сказать, диссертацию ему писала. Это был тот самый желанный, престижный брак, в котором бы нашлось место всему: науке, деньгам, детям. И ничего этого теперь не будет?

Пропасть между ней и Федькой стала просто бездонной, и ее затопляло море ненависти. Работать, как прежде, рядом с Грабским она тоже больше не могла. Хотя сам Виталий никак не реагировал на ее присутствие. Не нервничал, не ревновал, не демонстрировал обиду. В душе он был даже благодарен Тане за ее неверность. Останься он у нее – и еще неизвестно, как сложилась бы его дальнейшая судьба. Таня не дождалась его защиты, уволилась. Платили зарплату все реже, а жизнь день ото дня дорожала. Теперь ей некому было помочь ни материально, ни морально. Приходилось рассчитывать только на себя.

Таня ушла в антикварный магазин. Пригласил ее туда один престарелый предприимчивый еврей. Раньше это была обыкновенная комиссионка. Марк Сигизмундович присматривал старую мебель, картины, изделия из бронзы и серебра. Он умел увидеть ценность в заброшенных, иногда сильно поврежденных временем вещах. Был у него и свой мастер – золотые руки и луженая глотка. Потому что когда он не работал, то пил по-черному. А уж если брался за дело, то и с перепоя руки не дрожали.

Времена пошли тяжелые. У кого не было денег, отдавали за бесценок старинные шкатулки, безделушки, статуэтки. Марк Сигизмундович так умело сбивал цену, делая вид, что берет исключительно из сострадания и входит в положение, что доверчивые старушки, вдовы бывших коллекционеров, тащили свои сокровища именно к нему. Регулярно посещая магазин, они обменивали какой-нибудь шедевр на скромную сумму.

Но появилась и другая категория людей: новые русские, как называли всех резко разбогатевших бывших граждан Советского Союза, независимо от их национальной принадлежности. У этих денег было больше, чем надо. Они, не торгуясь, покупали у Марка все, что имело достойный вид и хотя бы отдаленно напоминало произведение искусства. Хитрый антиквар быстро сообразил и разделил магазин на две части. Над входом со двора висела скромная вывеска: «Комиссионный магазин». Ниже была прикреплена бумажка с напечатанным мелким шрифтом объявлением: «Принимаем на комиссию», и дальше следовал перечень всего, что брали в скупку. А с улицы магазин сиял новыми витринами, яркими огнями и назывался «Художественный салон». При входе стоял охранник, который не пустил бы сюда всех этих старушек, вдов коллекционеров, даже если бы они и осмелились подойти. Возле салона – стоянка, всегда забитая дорогими машинами. Посетителей принимали в нарядном зале с мягкими креслами и диванами, звучала старинная музыка, подавали чай, кофе. Работали у Марка только молодые и красивые женщины с высшим образованием и безупречными манерами.

В пору, о которой идет речь, одна из двух его сотрудниц уволилась. В салоне она познакомилась с состоятельным мужчиной, тот сделал ей предложение, и счастливая невеста упорхнула со своим любимым в предсвадебное путешествие на какой-то экзотический курорт, оставив Марка и свою напарницу самим разгребать ворох дел. Марк схватился за голову. Ему было уже за шестьдесят, он вообще подумывал уйти на покой, поручив антикварные дела подходящему человеку, а тут такое вероломство. Таню он заприметил случайно. Она зашла в соседний букинистический магазин, с владельцем которого, толстым Рафиком, Марк попивал по вечерам чаек. Выяснив, что Таня историк, преподаватель в университете, он сразу же приступил к делу. Таня ему понравилась: умна, интеллигентна и, главное, красива! Со своей яркой, необычной красотой она сама – произведение искусства! Толстосумы будут приезжать в его салон уже из одного желания посмотреть на нее. А деньги ей нужны. Он сразу понял это, увидев стоптанные каблуки ее туфель и скромное пальто. Марк сделал ей предложение, от которого она не смогла отказаться. Пообещал щедрую оплату и сразу – хороший аванс.

Таня согласилась. Но не из-за денег. Хотя они, конечно, были нужны ей. Просто она не могла больше находиться рядом с Грабским. Заниматься наукой ей хотелось по-прежнему, но только не сейчас. Ей нужна была передышка. Глоток свежего воздуха. И она отправилась навстречу новой жизни, делать этот самый глоток воздуха в душные залы салона Марка, наполненные старинными пыльными вазами к картинами.

Марк не ошибся в своем выборе. Таня не только была красива и умна, но и чрезвычайно добросовестна. Она не могла заниматься делом, не разбираясь в нем. Теперь все ее вечера были посвящены изучению книг по искусствоведению, и вскоре она могла безошибочно определить подлинность изделия, возраст, принадлежность к тому или иному направлению. Консультации, которые Таня давала посетителям, были такими обстоятельными и подробными, словно она читала лекцию. Она рассказывала о вещи как о живом существе, раскрывала его сущность, обнажала душу каждого произведения искусства. Мало кто после беседы с ней уходил без покупки. Марк ценил свою новую помощницу и тайком от другой сотрудницы приплачивал ей, выдавая небольшие премии за особенно крупные продажи.

В салоне Таня познакомилась с Димой, богатым бизнесменом. Он дорого и кричаще одевался, ездил на джипе и возил ее в рестораны. После ресторанов, естественно, к себе. У него был дом на окраине, огороженный высоким забором. В доме – сауна, бассейн, бильярд, новейшая бытовая техника и тяжеловесная мебель. Для полноты счастья ему не хватало только старины, которую он покупал в салоне у Марка. Дима был грубоват, хитер к тщеславен. Таня его привлекла, конечно же, своей внешностью. К тому времени у нее появились деньги, и она стала хорошо одеваться. Он как-то зашел в салон и остолбенел. Среди тусклых люстр и бронзовых канделябров изящная белая шея в вырезе тонкого платья изумрудного цвета, золотистые локоны, собранные в пучок на затылке, и необычные глаза, в которых отражается сверкание огней, – все это заворожило его. Дима мнил себя ценителем прекрасного. Благодаря впечатлению, которое она на него произвела, Тане удалось дорого продать множество подделок ему и его друзьям, таким же малосведущим в искусстве.

Ухаживаний Димы она сначала сторонилась. Потом согласилась поужинать с ним. Дальше – больше. Правда, Дима не волновал ее. Будучи человеком недалеким, он, как собеседник, не интересовал Таню. Но у него были деньги и время, которое он хотел проводить с ней. А у нее не было никого. Работа у Марка давала Тане возможность жить безбедно и по-своему увлекала ее, но это было не то занятие, о котором она мечтала.

Жизнь вокруг по-прежнему была трудной. Многие бежали за границу: кто легально, кто нет. Люди стремились к другой жизни, мечтали о других возможностях.

– Таня, ты не хочешь поработать в Англии? – спросила ее бывшая сотрудница, Нинель Эрастовна, позвонив как-то вечером по телефону.

– В качестве кого? – усмехнулась Таня. – Официантки?

– Почему официантки? Преподавателем университета. Читать лекции по древнерусской истории.

– У них там что, нет своих учителей истории?

– Есть, конечно. Но это такая программа. Новая. Они приглашают преподавателей из разных стран. Читать надо будет и на русском, и на английском.

– Ну, на английском я вряд ли сумею.

– Почему это? Ты всегда хорошо знала язык.

– Для нашего университета – возможно, но читать лекции…

– Так есть же специальные курсы. Да и там тебя, понятное дело, сначала языку подучат, а уж потом начнешь…

– Ну, не знаю. Вообще-то, я никуда не собиралась.

– Да что ты! Такая возможность. Контракт на три года. Заработаешь на приличную квартиру. Мир посмотришь!

– Не знаю. Подумаю.

– Ладно. Думай, но недолго. Нужно два человека. Один уже есть.

– Хорошо…

Таня решила не ехать. Не хотелось снова что-то менять. Она уже привыкла к спокойным дням в салоне, к немногочисленным солидным клиентам, к ужинам с Димой, когда тот сам болтал за нее и за себя, к шумным сборищам и вечеринкам, куда он приглашал ее. Все же лучше, чем дома сидеть и скучать.

Это случилось внезапно. Таня, конечно, слышала, что в стране разгул преступности. Что существует рэкет, братки, бандитские группировки, разборки, стрелки и тому подобное. Но она никогда не думала, что это коснется ее.

Как-то зимним вечером, когда она закрыла салон и спокойно шла по тротуару, возле нее вдруг, взвизгнув тормозами, резко остановился большой черный автомобиль. Из него выскочили двое здоровых парней, схватили ее, зажали рот и буквально впихнули на заднее сиденье. От неожиданности она онемела и не стала оказывать сопротивления. Правда, у нее и не было такой возможности: ее руки были зажаты в громадных ладонях конвоиров, рот залеплен липкой лентой. Все дальнейшее показалось ей отрывком из какого-то страшного боевика.

Ее везли около часа, сначала – по улицам города, потом – по ухабистой дороге. За городом машина остановилась. Таню завели в какой-то дом, посадили в кресло. Комната была пустой и казалась нежилой. А громадные фигуры ее конвоиров – безмолвные и лишенные какого-либо человеческого сострадания. Она не могла ничего спросить, поскольку рот ее по-прежнему был заклеен, а руки связаны за спиной. Так она просидела еще какое-то время в окружении своих угрюмых стражей, оглядывая комнату. В таких местах не живут, подумалось ей. В таких местах убивают. Дверь открылась, и в комнату вошли еще два человека. Один – тщедушный и маленький, с гнусной ухмылкой и сальными глазками. Второй – вполне симпатичный мужчина лет сорока, худощавый, с гладко зачесанными за уши волосами, в кожаной куртке и с массивным золотым перстнем на правой руке.

– Вот она, наша красавица, – гаденько усмехнулся тщедушный.

Второй внимательно оглядел Таню, взял стул и сел напротив. Он сделал знак конвоирам. Один развязал ей руки, второй резким движением сорвал липкую ленту с губ. Таня невольно вскрикнула.

– Ну, ну, – успокоил ее тщедушный. – Разве больно? Мы еще не делали тебе больно, красавица.

От этих многообещающих слов у Тани сжалось сердце. Внешне она продолжала оставаться спокойной и молчала. Говорить что-либо было бесполезно и наверняка опасно. За время, что Таня провела здесь, она уже поняла это. Главное – держать себя в руках, решила она. Паника – плохой советчик. Ее самообладание, похоже, произвело на мужчину в кожаной куртке благоприятное впечатление. Они, по всей вероятности, ожидали слез, просьб, всего того лепета, который обычно несут испуганные женщины. Но Таня молчала. Мысленно она уже подготовила себя к самому страшному. Им что-то надо от нее. А она уж точно не располагает ничем для них интересным. Значит, ее будут мучить, а потом убьют. Это она поняла совершенно отчетливо. Ее не выпустят. Ее убьют. А самое страшное то, что будет предшествовать смерти.

– Приятно видеть рассудительную женщину, – произнес человек с перстнем и кивнул маленькому. – Гусь, не маячь. Сядь.

Гусь послушно сел. Парни за ее спиной переминались с ноги на ногу.

– Но все равно хочу предупредить тебя, – продолжал он. – Мы находимся за городом. Рядом нет домов и людей. Так что кричать глупо. И сбежать некуда.

– Что вы от меня хотите? – спросила Таня, стараясь, чтобы голос не дрожал.

– От тебя? – удивился мужчина. – Ничего. Мы хотим получить кое-что нам причитающееся с твоего друга.

Таня в немом вопросе вскинула на него глаза.

– Да. С твоего друга Дмитрия. Он мне задолжал. Ни много ни мало – полмиллиона долларов. А отдавать не хочет.