Текст книги "Расплата"

Автор книги: Ли Ванс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

32

Я сажусь в кресло у стола мистера Розье, набираю номер Тиллинг со своего телефона и жду ответа, бездумно глядя на переполненную доску объявлений на стене. Я пытаюсь понять, какое значение может иметь тот факт, что миссис Жилина, вероятно, училась у фон Штерна и что в результате у Андрея оказалась картина, возможно, принадлежавшая профессору. Я устал, запутался и избит. Ребята из офиса в Лондоне, бывало, присылали нам 3-D головоломки – иллюзии, созданные из множества точек и, на первый взгляд, изображавшие НАСАвские снимки многоцветных звездных скоплений, пока вы не фокусировали взгляд на правильном расстоянии перед или позади образа. В результате таинственные узоры мгновенно превращались в яркое трехмерное изображение дерева, или водопада, или несущейся галопом лошади. Каждый факт, который я узнал за последнее время, похож на брызги таких вот цветных точек на картинках, и вместе они составляют рисунок, увидеть который я пока, похоже, не могу. Я бы хотел получить пару простых ответов на свои вопросы – так, для разнообразия. Тиллинг снимает трубку на пятом гудке.

– Где вы? – требовательно спрашивает она, ее резкий голос вонзается мне в ухо.

– Задерживаюсь. Мы можем поговорить по телефону?

– Не можем.

Она закрывает микрофон ладонью, и я слышу приглушенный разговор на заднем плане.

– Я приеду, – наконец говорит она. – Говорите куда.

– Только вы? Или вместе со всеми друзьями?

Проходит пять секунд, в течение которых я слушаю ее дыхание.

– Кое-что случилось, – заявляет она. – Я не могу обсуждать это по телефону.

– Это касается Лимана?

– Нет. Над его делом работают городские полицейские. Кое-что другое.

– Связанное с убийством Дженны?

– Да.

– Что?

– Не по мобильному телефону.

– Я в плохом настроении, Грейс. – Меня бесит ее непреклонность. – Намекните.

На том конце снова слышен приглушенный разговор.

– Перезвоните мне через десять минут в семнадцатый участок. – Она диктует мне номер. – Записали?

– Да, – отвечаю я, быстро записывая его на отрывном листке.

– Позовите меня к телефону как Грейс и не пользуйтесь своим мобильным.

Она кладет трубку. Я наклоняюсь вперед, по-прежнему сидя в кресле мистера Розье, и закрываю лицо ладонью, пытаясь понять, почему она собрала столько полицейских в Гарвардском клубе. Что-то здесь не так. Нет никакой причины, по которой она не могла бы рассказать мне все по мобильному. Я выдохся и настолько устал, что мне уже почти все равно.

Подняв глаза, я вижу выцветший листок с молитвой о ясности ума, приколотый к доске объявлений, а из-под него выглядывает потрескавшаяся черно-белая фотография. Я осторожно тянусь к ней и снимаю листок с молитвой, открывая фотографию. На ней изображен молодой мистер Розье на ступеньках перед входом в библиотеку, окруженный улыбающимися детьми. Дети на переднем плане держат в руках плакат: «БИБЛИОТЕКА АДСКОЙ КУХНИ ОТМЕЧАЕТ НЕДЕЛЮ НЕГРИТЯНСКОЙ ИСТОРИИ». Вдоль краев снимка нацарапаны подписи. Я прикасаюсь к ним пальцем и ощущаю неровности, сделанные шариковыми ручками тридцать или сорок лет назад. Дженне мистер Розье понравился бы; жаль, что они не были знакомы.

У меня звонит телефон.

– Это Теннис. Все уехали, кроме трех полицейских, болтающихся у входа. Какого черта тут происходит?

– Еще не знаю. Я буду говорить с Тиллинг через несколько минут. Где ты сейчас?

– На другой стороне улицы, в баре.

– Я здесь скоро закончу. Не против подобрать меня?

– Сначала надо заправиться, – отвечает он. – Приеду, как только смогу.

Несколькими минутами позже я набираю тот номер, который дала мне Тиллинг. Я все еще сижу в кресле мистера Розье.

– Семнадцатый участок.

– Грейс Тиллинг, пожалуйста. Это Питер Тайлер.

Телефон щелкает несколько раз и проходит целая минута, прежде чем она отвечает.

– Вы звоните с городского телефона? – спрашивает она. – Да.

– Мистер Тайлер, этот звонок записывается. Ранее вы отказались от своего права на адвоката. Вы можете подтвердить, что вы сами изъявили желание ответить на некоторые вопросы и что на вас не оказывается давление?

– Какие еще вопросы? – подозрительно уточняю я.

– Это значит «да»?

– Сначала расскажите мне о Лимане.

– Я уже все сказала. Этим занимается городская полиция. Ничего нового.

Мне интересно, врет она или нет.

– Скажите, почему вы устроили засаду на меня в Гарвардском клубе?

– После того как вы ответите на мои вопросы. Клянусь, вам будет небезынтересно узнать о том, что произошло. И вам ведь нечего скрывать, верно?

– Вы что, совсем меня идиотом считаете, Грейс?

– Вы хотите узнать, кто убил вашу жену?

– То есть вам это известно? – Ее слова рывком поднимают меня на ноги. Мое бедро резкой болью выражает протест против порывистых движений.

– Если вы не хотите говорить со мной, я кладу трубку, – ровным тоном заявляет Грейс. – Выбор за вами.

Она манипулирует мной. Я бы послал ее куда подальше, если бы не нуждался так отчаянно в информации. Я медленно сажусь обратно в кресло, понимая, что собираюсь заглотнуть наживку. Я хочу знать, кто убил Дженну. Все остальное не имеет значения.

– Что вы хотите, чтобы я рассказал вам?

– Все, что вы делали после того, как ушли из отеля «Мариотт» вчера вечером, – отвечает она. – Где вы были, когда пришли туда, и кого видели.

– День был суматошный, – отвечаю я, пытаясь наконец понять, на что она намекает. – Дайте мне более узкие временные рамки.

– Между шестью и десятью сегодняшнего утра.

– Я был в постели в Гарвардском клубе до половины двенадцатого. Спал.

– Может кто-нибудь подтвердить это?

– Нет. – Меня возмущают ее намеки. – Я спал один.

– Поздно же вы проснулись. Может быть, кто-то звонил вам? Или горничная стучалась?

– Горничная пыталась открыть дверь, – отвечаю я, думая, успела ли Тиллинг опросить служащих клуба. – Именно она меня и разбудила.

– Подробнее.

Я кратко описываю ей приход горничной и то, как я упал с кровати.

– Значит, вы ранены?

– У меня синяк. На лице. А что?

– Другие повреждения есть?

– Никаких, происхождение которых я не мог бы объяснить.

– Это значит «да»?

– Следующий вопрос, Грейс, – зло говорю я. Похоже, она пытается вписать меня в какой-то сценарий.

– Не кладите трубку. – Она отключается на несколько секунд. – Вы солгали, – укоризненно заявляет Тиллинг. – Вы сейчас на мобильном. Просто включили анти-АОН.

– А зачем вам отслеживать мои звонки? – интересуюсь я. – Связано ли это с тем, что вы нагнали толпу полицейских к нашей встрече?

Снова молчание. Я так и знал, что если Грейс не хочет говорить по мобильному, то что-то здесь не так.

– А вы чертовски умны, мистер Тайлер, – тихо говорит Тиллинг, и в ее голосе слышна злоба. – Всегда на один шаг впереди.

Ее слова для меня как пощечина и дают мне понять, что те отношения, которые, как я считал, у нас завязались во время охоты за Лиманом, исчезли. Она просто полицейский, напоминаю я себе. Главное, чтобы она помогла мне найти убийцу Дженны.

– Будь я умен, я бы вообще с вами не разговаривал.

– Еще несколько вопросов, – продолжает Тиллинг. – После чего я сообщу вам, что случилось. Вы вчера ездили в Уэстчестер?

– Нет. – Вопрос ставит меня в тупик.

– Вы знакомы с человеком по имени Джон Франко?

– Насколько мне известно, нет. А должен?

– У вас есть огнестрельное оружие?

– Пропускаю. – Я нервничаю, думая, что она обыскала мой дом и нашла отцовский пистолет.

– Что вы хотите этим сказать? – настаивает она.

– То, что я не хочу отвечать на этот вопрос. Задавайте следующий.

– Вы хотите, чтобы окружной прокурор сделала соответствующие выводы?

– Следующий вопрос, Грейс.

– Для вас я детектив Тиллинг, – заявляет она. – Заряжали ли вы огнестрельное оружие и стреляли ли из него в последнее время?

– Снова пропускаю, детектив Тиллинг, – холодно отвечаю я.

– Били ли вы рукоятью пистолета человека по имени Джон Франко в его трейлере в Кротоне сегодня утром?

– Нет. – Абсурдность обвинений приносит мне чувство облегчения. – Никоим образом. Почему вы решили, что я в этом замешан?

– Позвольте мне закончить. Вы застрелили мистера Франко?

– Нет.

– Нанимали ли вы или любым иным способом вовлекали других людей в причинение вреда мистеру Франко?

– «Нет» на все вопросы, касающиеся мистера Франко. Я не знаком с ним, и у меня нет ни малейшей причины желать ему зла. Я никоим образом не был вовлечен в то, что произошло в Кротоне сегодня утром. А теперь расскажите, к чему все эти вопросы.

– Сегодня утром из дома мистера Франко поступил звонок в службу спасения 911. Трубку оставили снятой. Местные полицейские выехали на место. Все было в жутком беспорядке и наводило на мысль о том, что в доме происходила борьба. Мистера Франко обнаружили мертвым на полу в кухне. Он скончался от выстрела в голову.

– Какой ужас. – Я пытаюсь уловить ход ее мысли. – А я – то здесь при чем?

– В его записной книжке обнаружили ваше имя и номер рабочего телефона. Можете ли вы это объяснить?

– А чем он занимался? – Я старательно роюсь в памяти. – Кротон находится недалеко от моего дома. Может, этот Франко однажды убирал листья у нас в саду или делал еще какую-нибудь случайную работу.

– Он работал охранником в Уингдейле в колонии для малолетних преступников.

– Ничего в голову не приходит. – Я озадачен.

– Что ж, тогда еще один интересный факт. Мы наконец достали записи телефонных звонков с того номера, который вы нам дали – того, который Понго получил от Лимана. За сорок восемь часов до убийства вашей жены между этим телефоном и домом Франко зафиксировано шесть разговоров.

Сердце у меня заколотилось.

– Вы думаете, Франко был тем самым вторым человеком и именно с ним Лиман пришел ко мне в дом в день убийства Дженны? – дрожащим голосом уточняю я.

– В трейлере Франко мы нашли слесарные инструменты и открытую коробку перчаток из латекса. У него есть пара ботинок, соответствующая некоторым отпечаткам в вашем доме. Сейчас мы исследуем его волосы и одежду. Весьма вероятно, что он один из тех грабителей.

Лиман убил Дженну, а Франко был его сообщником. Я онемел. Я должен бы чувствовать облегчение от того, что узнал правду, но если Лиман тоже мертв, моя месть накрылась медным тазом. И мне по-прежнему неизвестно, на кого они работали.

– Надеюсь, его смерть была мучительной. – Я с силой сжимаю телефон. – Жаль, что не я его убил.

– Вы бы с радостью избили и застрелили его?

– Совершенно верно.

– Мы обнаружили отчеты о состоянии банковского счета Франко, – продолжает Тиллинг. – Он открыл депозит на следующий день после убийства Дженны. Положил на него пять тысяч долларов наличными.

– Кто-то заплатил ему. – От ненависти у меня перехватывает горло.

– Возможно, – соглашается она. – Но я кое-чего не понимаю. Как ваш рабочий телефон оказался в записной книжке Франко?

– Я уже сказал, что даже не слышал об этом человеке. Может быть, у него была информация обо мне, потому что ее дал ему Лиман.

– Может быть. Надеюсь, нам все же удастся расспросить самого мистера Лимана. Однако на данный момент мы должны арестовать убийцу мистера Франко.

– Вы знаете, кто его убил? – Я затаил дыхание.

– Знаем, – отвечает она. – Его убили вы. У вас есть час на то, чтобы сдаться, мистер Тайлер. Если вы этого не сделаете, то вы будете главной темой новостей в одиннадцатичасовом выпуске.

– Так вот чего вы от меня хотели?! – в бешенстве кричу я. – Вот почему вы ждали меня в Гарвардском клубе? Я думал, у вас есть хоть капля мозгов, Грейс. Мой номер в его записной книжке ничего не доказывает. Это подстроил Ромми. Просто окружной прокурор хочет хорошо выглядеть в глазах телезрителей. Мы должны и дальше концентрировать внимание на Лимане. Мы должны найти его и вычислить, на кого он работал.

– Я забыла упомянуть еще одну деталь, – зловеще добавляет Тиллинг. – Стрелявший пользовался автоматическим оружием, и он забыл собрать гильзы. С одной из них нам удалось снять отпечаток пальца. Наш эксперт определил, кому он принадлежит. Это ваш отпечаток. Вы можете это объяснить?

– Это невозможно. – У меня такое чувство, будто меня огрели кувалдой.

– Один час. А потом каждый полицейский в этом штате начнет искать вас. Мы считаем вас вооруженным и очень опасным и разрешаем в случае необходимости применять по отношению к вам силу.

33

Так и не придя в себя окончательно, я открываю дверь кабинета мистера Розье и начинаю свой путь вниз по лестнице, опираясь на перила. Я чувствую себя одновременно невесомым и свинцово-тяжелым: голова будто парит в воздухе, а ноги приходится тащить, как каменные колонны. Достигнув подножия лестницы, я замечаю мистера Розье – он сидит во главе длинного стола в пустом читальном зале. Когда я, прихрамывая, подхожу к нему, он поднимает голову.

– Вы как-то осунулись, – обеспокоенно говорит мистер Розье. – Когда вы в последний раз ели?

– Я не помню, – отвечаю я, обессилено падая на деревянный стул рядом с ним.

– Я принесу вам шоколадный батончик, – предлагает он, вставая. – Девушка на абонементе – жуткая сладкоежка.

Мне нужно сосредоточиться. Кто-то подставил меня. Но кто? И зачем? Господь свидетель, у меня очень веские мотивы для убийства Франко и никакого алиби. Тиллинг настроена против меня. Если полиция меня сейчас арестует, я, скорее всего, проведу остаток жизни в тюрьме.

– Вот, – говорит через несколько минут мистер Розье: он принес мне «Сникерс». – Поешьте.

Я пытаюсь придумать, что бы посоветовал мне отец, но в голову ничего не приходит. Меня охватывает дикое желание скрыться.

– Мне надо идти, – говорю я. Я не имею ни малейшего представления о том, куда бежать, но скоро должен подъехать Теннис.

– Сначала поешьте, – настаивает мистер Розье, очищая обертку на батончике, как кожуру на банане, и глядя на меня поверх очков. – Вы хорошо себя чувствуете?

– Конечно, – отвечаю я, отчаянно пытаясь казаться бодрым. Я беру «Сникерс» и вонзаю в него зубы. Рот у меня пересох от страха, и шоколад прилипает к нёбу.

– Я распечатал банковский отчет по дебитной карте вашего друга. – Мистер Розье садится и придвигает ко мне несколько листков бумаги. – Вчера он дважды пользовался карточкой. Первый раз – на станции Гесс на Монтокском шоссе, а второй – в гостинице под названием «Оушн Вью инн», собственно в Монтоке, на Лонг-Айленде. Думаю, он заправил машину, а потом либо переночевал, либо хорошенько поел.

Я поддеваю комок шоколада языком и проглатываю его, не жуя и лишь чудом не подавившись. До Монтока ехать всего часа три с половиной, он находится на крайней точке южной оконечности Лонг-Айленда. Может ли Андрей находиться так близко?

– Я также взглянул на его телеграфные денежные переводы, – добавляет мистер Розье. – В последнее время ваш друг регулярно перечисляет деньги. Один из получателей – организация под названием «Нью-Йоркские пакгаузы». В примечаниях указан адрес: они находятся в Истгемптоне, возле аэропорта.

Истгемптон расположен примерно в часе езды по эту сторону от Монтока. Мы с Дженной однажды арендовали в том районе домик на лето. Я беру бумаги и изучаю тщательно выписанные слова и цифры. Мистер Розье указал все переводы и распечатал карту, на которой даны подъездные пути к заправке, гостинице и пакгаузам.

– Мне нужно идти, – снова говорю я.

– Вы действительно хорошо себя чувствуете? – переспрашивает он и недоверчиво смотрит на меня.

– Абсолютно, – отвечаю я. Андрей – моя единственная надежда. Я должен поехать на Лонг-Айленд и найти его, прямо сейчас, до того как меня найдет полиция.

– Я провожу вас на улицу, – говорит мистер Розье. – Пошел снег, так что ступеньки скользкие.

34

Подгоняемый ветром, снег кружится в свете моих фар, а я быстро, но осторожно еду на восток по пустынному Монтокскому шоссе. По обе стороны от дороги на бывших картофельных полях стоят безжизненные однообразные домики, и призрачные олени включают автоматическое сторожевое освещение, передвигаясь от одного двора к другому, чтобы попировать, поедая фигурно подстриженные кусты. В машине Тенниса жуткий холод. Мои руки, лежащие на руле, уже онемели. Если бы не обогреватель сиденья, у меня уже была бы гипотермия. Теннис очень неохотно отдал мне ключи, заявляя, что я не в состоянии вести машину, и повторяя, что он был бы счастлив поехать со мной. Я был резок с ним; я слишком торопился убраться из города и даже не пытался объяснить ситуацию.

У меня тихо работает радио, настроенное на волну новостей. Электронные часы пищат одиннадцать, и задыхающаяся от волнения ведущая читает пресс-релиз окружного прокурора Уэстчестера, в котором меня называют вооруженным преступником, разыскиваемым в связи с подозрением в двух убийствах. Бдительных граждан просят звонить по указанному телефону, если они заметят кого-нибудь, подходящего под мое описание, и предупреждают, что я опасен. Диктор обещает интервью с окружным прокурором в прямом эфире завтра, в восемь часов утра. В кровь у меня выбрасывается мощная порция адреналина, и мне приходится приложить усилия, чтобы не вдавить акселератор, как только мое подсознание начинает визжать об опасности, как сработавший сигнал пожарной тревоги. Трясущейся рукой я выключаю радио, и на меня снова наваливается чувство нереальности происходящего. Как моя жизнь докатилась до этого?

Телефон в машине Тенниса звонит, и я подпрыгиваю от неожиданности. Свой телефон я выключил, боясь, что полицейские отследят сигнал. Телефон звенит шесть раз, замолкает и снова звонит. Это, должно быть, Теннис – хочет, чтобы я объяснил ему только что прозвучавшие новости. Я неохотно нажимаю на кнопку микрофона на руле, поскольку больше не могу выносить этот звон.

– Я сейчас не могу говорить, Теннис.

– Питер, это ты?

Я не угадал. Это Катя.

– Откуда у тебя этот номер? – Я не ожидал услышать ее голос. Как бы я ни хотел избежать обсуждения убийства Франко, я все же рад, что она позвонила. Позже у меня может не быть возможности рассказать ей то, что она должна знать.

– Мне дал его Теннис.

– Почему ты решила позвонить ему?

– Он единственный друг, о котором ты когда-либо упоминал, – устало отвечает Катя. – Где ты?

– В его машине.

– Очень смешно. А где его машина?

– На Лонг-Айленде. А ты где?

– В Чикаго. В гостинице «Четыре сезона». Погода нелетная, и аэропорт закрыли, так что домой я доберусь не раньше чем завтра. Возьми трубку.

– Не могу. Я веду машину одной рукой. Ушиб левую руку.

– Сильно?

– Пустяки, пара синяков.

– У меня тоже был дурацкий день, – отвечает она, произнося некоторые слова невнятно. Похоже, она еще не знает, что меня разыскивает полиция.

– Ты получила голосовую почту?

– Нет. Только e-mail от Дебры о том, что ты звонил, и срочное сообщение от матери. Она хотела, чтобы я поговорила с ней, прежде чем звонить тебе. А что?

Мне становится немного легче от того, что Катя позвонила мне до того, как связалась со своей матерью.

– Поскольку я не смог отыскать тебя, я поехал к ней. И сказал ей, что знаю, почему Андрея уволили.

Катя вполголоса ругается.

– Расскажи мне все.

Я начинаю говорить, но потом замолкаю. Катя – руководитель высокого ранга в «Терндейл». Чем больше ей станет известно, тем меньше свободы маневра у нее будет.

– Будет лучше, если я изложу все как гипотезу – никаких имен и никаких деталей.

– Все настолько плохо? – Она сразу же понимает меня.

– Да.

На том конце провода лед звенит о бокал: это Катя сжимается, чтобы не дать себя разжалобить.

– Давай продолжай, – решительно говорит она.

– Предположим, что руководитель высшего звена, работающий на акционерную компанию, занимающуюся инвестициями, начинает использовать деньги компании для покупки ценных бумаг, которые он предварительно подделал. Предположим, что суммы выросли до такой степени, что ситуация угрожает уничтожить репутацию и бизнес компании.

– Не верю, что руководитель высшего звена мог так поступить, – возражает Катя.

– Предположим, у него были личные инвестиции, которые не были успешны. Возможно, он позаимствовал небольшую сумму и играл на рынке, пытаясь покрыть траты. Возможно, ему не повезло.

Катя молчит. Растратчик, действующий из лучших побуждений, – слишком часто встречающаяся фигура в финансовом мире: доверенный работник похищает пару баксов для покрытия насущных потребностей, возвращает их, а потом снова похищает деньги, но честно собирается компенсировать все, что взял, даже несмотря на то что «позаимствованные» суммы уже значительно выходят за рамки того, что он может выплатить.

– Однако если бы этого руководителя уволили, – медленно говорит Катя, – скажем, после того как глава компании понял, что произошло, тогда глава компании, согласно закону, должен был бы пригласить инспекторов и все им честно рассказать. И мошенничество стало бы известно всем.

– Может быть, глава компании не хочет отвечать за последствия. Может быть, он решил умолчать о мошенничестве, считая, что если никто не узнает о случившемся, он сумеет продать свои акции в компании по завышенной цене, а затем использовать вырученную сумму, чтобы покрыть необъявленные растраты.

Снова воцаряется длительное молчание.

– Я вешаю трубку, – заявляет Катя. – Я должна связаться с Уильямом.

– Подожди. Я уже с ним поговорил.

– Когда? – Похоже, она в замешательстве.

– Сегодня. Он перехватил голосовую почту, которую я тебе оставил, и приказал Дебре пригласить меня к тебе в офис. Мы встретились в зале заседаний правления в «Терндейл», и он все подтвердил.

– Уильям отслеживает мою голосовую почту?

– С тех пор как исчез Андрей. Ты должна быть осторожной, Катя. Терндейл опасен.

– Не преувеличивай, – резко отвечает она. – И так все просто ужасно. Что бы Уильям ни сделал, он не гангстер.

Я не хочу расстраивать ее больше, чем это необходимо, но она должна понимать, с чем ей придется столкнуться.

– На Уильяма работает один здоровяк по имени Эрл. Бывший полицейский?

– Бывший фэбээровец. А что?

– Уильям очень хотел убедить меня помалкивать о том, что я узнал. Эрл ему помог. Вот почему я веду машину одной рукой.

– Ты хочешь сказать, что Эрл тебя ударил? – недоверчиво переспрашивает Катя.

– По приказу Уильяма.

– Боже мой… Ты как?

– Жить буду. – Я не хочу признаваться ей, как сильно я пострадал.

– Погоди минутку.

Я слышу, как она кладет трубку на твердую поверхность, а потом раздается звук льющейся воды. Снег идет еще сильнее, и я пытаюсь разобраться с рычагами на рулевой колонке, чтобы заставить «дворники» работать быстрее.

– Я вернулась, – говорит Катя.

– Все нормально?

– Сейчас не важно, как я себя чувствую, – кратко отвечает она. – Что ты делаешь на Лонг-Айленде?

– У меня появилась ниточка к Андрею.

– Питер, послушай меня. Я хочу, чтобы ты поехал домой.

– Это даже не обсуждается.

– Не спорь со мной, – просит Катя. – Не надо было мне впутывать тебя. Я повела себя, как трусиха. Надо было самой встретиться с Уильямом лицом к лицу.

– Я рад, что ты этого не сделала. Потому что если бы Уильям или Эрл обидели тебя, мне пришлось бы что-то со всем этим делать и это сорвало бы все мои планы.

– Это ты так шутишь?

– Никоим образом.

В моем поле зрения показывается черно-бурая лисица, она неспешно бежит вдоль обочины, держа что-то в зубах. Я резко поворачиваю руль влево, чтобы дать ей побольше места.

– Питер… – Катя вздыхает. – Можешь мне поверить. Не стоит тебе волноваться, что меня обидит Уильям или кто-то из его сотрудников.

– Но я волнуюсь. Никто не поверит, что ты не участвовала в махинациях, если только ты не поднимешь тревогу. Ты должна нанять юриста и уведомить инспекторов. Скажи им, что наверняка тебе ничего не известно, но из-за того, что ты узнала, ты оказалась замешана в эту историю.

– Все не так просто.

– Все именно просто, – настаиваю я. – Ты несешь ответственность только за себя.

– А как же Андрей?

– Ты ничем ему не поможешь. Будет неправильно, если ты подставишь под удар себя.

– Ты действительно в это веришь?

Ее вопрос повисает в воздухе. Я не знаю, во что я сейчас верю.

– Я думаю, так или иначе все откроется, – говорю я, стараясь избежать прямого ответа. – Главное, уцелеешь ли ты.

– А как же Андрей? – Она не собирается отпускать меня с крючка.

– Лучшее, что ты можешь для него сделать, – быть рядом с ним и помочь ему склеить все заново.

– Но что, если глава нашей компании прав? Что, если Уильяму удастся возместить потери без того, чтобы инспектора или кто-то еще догадался о случившемся?

– Катя, неужели ты не понимаешь? У Терндейла на карту поставлено все – его компания, его богатство, его репутация и его свобода. Это жест отчаяния: я бы ожидал от него в такой ситуации чего угодно. Ты должна обезопасить себя.

– Я тебе уже сказала, – возражает она, – он никогда не обидел бы меня.

– Да что ты из меня идиота делаешь? – Я не понимаю ее уверенности. – Он ведь прослушивает твою голосовую почту. Он…

В зеркале заднего вида появляются фары. Сзади меня пристроился полицейский.

– Не вешай трубку, – прошу я.

Полицейская машина следует за мной, а я медленно еду через пустой центральный район Бриджгемптона, пытаясь двигаться не слишком быстро и не слишком медленно. Пульс у меня как минимум сто шестьдесят ударов в минуту, и я практически не чувствую руля. На перекрестке полицейский поворачивает направо, и я облегченно выпускаю воздух из легких.

– Катя?

– Да, я слушаю. Что там у тебя стряслось?

– Ничего. – Я вытираю лоб рукавом пальто.

– Зачем ты поехал к моей матери?

– Не пытайся сменить тему.

– Не знала, что меняю.

Я на секунду замолкаю, не понимая ее. Сквозь снегопад неясно вырисовывается знак, сообщающий, что аэропорт Истгемптона находится в нескольких километрах дальше по дороге, слева.

– Просто скажи мне, – просит Катя.

– О’кей. – Я как можно короче рассказываю ей о люксембургском банке. – Я пришел к твоей матери, чтобы спросить ее, не знает ли она кого-нибудь, к кому можно было отнести вопрос системы безопасности о bon papa. Она ответила отрицательно, но потом я выяснил, что этого человека звали Фредерик фон Штерн. Ты о нем слышала?

– Моя мама была его студенткой, когда училась в университете, – отвечает Катя с непонятной интонацией. – Он был ее наставником. Как ты это выяснил?

Я рассказываю ей о картине и о таланте мистера Розье к разгадыванию загадок.

– Только я так и не понял, почему твоя мать соврала мне.

– Я же тебе о ней много лет рассказываю. Почему она все время врет?

Чтобы скрыть имя отца Кати и Андрея.

– Ты же не предполагаешь, что фон Штерн на самом деле…

– Нет, конечно. – Катя невесело смеется. – То немногое, что мама сообщила нам об отце, правда. Он был американцем, они познакомились, когда она была студенткой в Восточном Берлине и училась в группе фон Штерна. Подумай, ты ведь так близок к разгадке.

Крошечный кусочек непостижимой головоломки, над которой я столько времени бьюсь, неожиданно становится на свое место, и связь между некоторыми фактами кажется потрясающе очевидной.

– Уильям Терндейл, – говорю я. – Он был в Берлине, служил в армии, когда твоя мать там училась, и увлекался живописью. Возможно, он встречался с твоей матерью.

– Да, они встречались. И он помог ей бежать на Запад, и поддерживал ее и детей, когда мы были маленькими, и устроил так, чтобы моя мать получила работу в Метрополитен-музее. А потом, когда мне исполнился двадцать один год, он нашел меня и предложил работу.

– Потому что он твой отец.

– Это так.

Хоть я и ошарашен, мне приходит в голову, что такой поворот может все изменить. Возможно, Андрей хотел навредить отцу, который никогда его не признавал, и Уильям скрыл факт кражи, чтобы защитить сына. Представить Андрея в роли мстителя так же сложно, как Уильяма Терндейла – в роли альтруиста, но когда речь идет о семье, многие перестают руководствоваться простой выгодой. Как бы там ни было, они оба поставили Катю в невыносимое положение.

– Когда ты это выяснила?

– Я не выясняла. – Она умолкает, и на ее конце провода снова звенит лед. – С подросткового возраста я подозревала, что моя мать не разрывала связи с отцом. Слишком многое не сходилось. Моя мать работала реставратором в Метрополитен-музее, но мы жили в прекрасном доме в Верхнем Вест-Сайде на Манхэттене. Она отправила нас в хорошие частные школы, покупала нам дорогую одежду и возила нас в Европу на каникулы. Было очевидно, что по счетам должен платить кто-то другой, и именно этот человек, по идее, был нашим отцом. Я постоянно следовала за матерью по всему дому, кричала на нее, требовала открыть правду. Но я никогда не задумывалась о том, что моим отцом может быть Уильям, до того момента – несколько месяцев назад – когда Андрей прислал мне письмо. Сразу после этого мой брат исчез.

– Этого не может быть. – Я все еще пытаюсь отгадать ее настроение. – И что было в письме?

– Только то, что Уильям – наш отец. И мне надо сказать маме, что мне это известно, и попросить ее объяснить все подробно.

– И ты это сделала?

– Что я сделала?

– Сказала матери, что тебе все известно?

– Да ты издеваешься надо мной! Я бы ни за что не доставила ей такого удовольствия. Это одна из причин, по которой мне очень нужно поговорить с Андреем: я хочу узнать всю историю целиком.

– Тогда зачем ты рассказала своей матери о нас? – Вопрос срывается у меня с губ прежде, чем я успеваю прикусить язык.

– Я не рассказывала ей, – горячо возражает она. – Что она говорила?

– Сослалась на нашу «связь».

– Единственный человек, которому я призналась в этом, – Андрей. – Похоже, Катя смущена. – Как-то раз я расстроилась, потому что не могла связаться с ним, и поздно вечером отправила ему e-mail. Андрею не следовало ей все рассказывать.

– Это не имеет значения, – говорю я, а сам думаю: не этот ли e-mail стал причиной того, что Андрей не отзывался на мои звонки и письма после того, как исчез. – И совершенно ничего не меняет. Ты все равно должна позаботиться о себе.

– Ты не прав, Питер. Разве ты не понимаешь? Речь идет о моей семье. Мой брат растратил деньги моего отца, и именно я должна решать, что со всем этим делать.

– Катя…

– Не надо, – просит она срывающимся голосом. – Все, кого я любила, предали меня, Питер. Даже ты. Но это не означает, что я могу повернуться к ним спиной.

– Мне жаль, – беспомощно говорю я.

– Если тебе действительно жаль, – говорит она, – если ты действительно хочешь что-нибудь для меня сделать, то, пожалуйста, просто поезжай домой и позволь мне самой все уладить. Я хотя бы буду знать, что ты в безопасности.

– Жаль, что я не могу этого сделать. – Я не хочу признаваться ей, что безопасного места для меня теперь нет.

– Я серьезно, Питер, – умоляюще говорит Катя. – Пожалуйста.

– Я не могу.

– Как поучительно. – Ее почти не слышно. – Я всегда могу рассчитывать на то, что ты подведешь меня.

В трубке что-то щелкает, и связь обрывается.