355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ли Ги Ен » Земля » Текст книги (страница 29)
Земля
  • Текст добавлен: 12 октября 2016, 01:11

Текст книги "Земля"


Автор книги: Ли Ги Ен



сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 31 страниц)

– Кто это язык распустил? О чем вы тут говорите? Хоть объясните толком!

Но Ко Бен Сан вместо ответа ударил жену трубкой по спине и закричал:

– Это ты, ты все разболтала, старая лисица! Никто не видел, как я летом молился Лесному духу! Если бы вы не распускали свои длинные языки, откуда могли бы люди узнать об этом, а? Теперь у меня и семьи-то нет! Раз уж своим нельзя верить, кому же тогда верить?

Ко Бен Сан заметался по кану, заплакал в голос. Поняв, в чем дело, жена и снохи принялись наперебой уверять старика, что они никому не говорили ни слова. Но чем усердней они оправдывались, тем пуще заливался Ко Бен Сан слезами. Из груди его вырывались истошные вопли. Заверения домашних не могли его успокоить: ведь не мог же он догадаться, что вместо духа с ним разговаривала в памятную ночь мать Сун И. Он твердо был убежден, что это кто-нибудь из «глупых баб» проболталась о его ночной молитве.

Кончилось тем, что Ко Бен Сан с перекошенным от злобы лицом вскочил на ноги и начал швырять на пол домашнюю утварь. Из опасения, как бы что не разбилось и он не потерпел бы убытка, Ко Бен Сан на ходу выбирал такие вещи, которые не могли разбиться. Первым он бросил большой соломенный куль, за ним – мешок с фасолью и корзину.

– И дом, и семья – все пропало! Ничего у меня нет! Ничего мне не нужно!

Без убытков все-таки не обошлось: трубка, которой он ударил старуху, разломилась пополам.

3

Наступило время осенней страды. И поливные рисовые, и суходольные поля дали обильный урожай. Крестьяне принялись за уборку, лица у все были довольные, радостные.

Куак Ба Ви и Сун Ок с самого раннего утра до позднего вечера находились в поле: убирали рис. Сун Ок позвала на помощь Ин Сук и вместе с ней отбирала лучшие кусты риса для сдачи сельскохозяйственного налога и на семена: говорят, семенной рис следует убрать до появления первого инея.

Однажды вечером Куак Ба Ви как бы невзначай сказал:

– Послушайте, женушка. Как вы посмотрите на то, если мы уплатим налог и с нового, целинного участка?

Сун Ок не совсем поняла, о чем спрашивает муж, но ответила на его вопрос утвердительно:

– Раз вы считаете, что так нужно, я согласна!

– Правда, мы не можем сдать рис с этого участка в виде сельхозналога: целинные поля на три года освобождены от налога. Но мы могли бы внести рис в фонд государственного строительства, или в фонд эгукми[77]77
  Эгукми – пожертвование от патриотов, дословно: рис, пожертвованный патриотами.


[Закрыть]
.

– Что ж, можно и так.

– А вам не жалко будет риса?

– Да ведь я же согласилась отдать его. – Сун Ок пристально посмотрела на мужа, стараясь понять, к чему он затеял этот разговор.

– Это верно. Но я хочу знать, от души ли, с радостью ли вы соглашаетесь сдать этот рис? Если вы хоть чуть-чуть пожалеете, то это уже не будет выражением нашей благодарности государству.

– Вы, видать, до сих пор не знаете меня! Помните тот день, когда мы с вами ходили копать картошку? Я тогда многое поняла. Потому и просила у вас прощения. Ваши слова глубоко запали в мое сердце!

– Ну, раз так, не станем больше и говорить об этом. Я рад, что наши желания не расходятся. Я знал, что так и будет. Но я не мог не посоветоваться с вами: ведь вы вместе со мной и целину поднимали, и на плантации работали. Если бы вы не были в душе согласны, дополнительная сдача риса потеряла бы тот смысл, который мы в нее вкладываем. Вот что: давайте сдадим этот рис вместе с сельхозналогом? Высушим его поскорее и отправим на водяную крупорушку.

– Хорошо, – согласилась Сум Ок.

Со следующего же дня они принялись рушить рис для уплаты сельскохозяйственного налога, одновременно заготовив десять мешков риса для передачи в патриотический фонд.

Желая сдать государству отборный рис, Сун Ок выбирала кусты получше, вместе с Ин Сук теребила их и обдирала рис на водяной крупорушке.

Вслед за Куак Ба Ви и другие бэлмаырцы, получившие целинные участки, начали в меру своих возможностей сдавать рис для эгукми. Мать Сун И пожертвовала три мешка риса, Пак Чем Ди – пять мешков, другие – кто мешок, кто два; набралось мешков шестьдесят.

У Куак Ба Ви, после того как он сдал десять мешков риса сверх плана, осталось почти столько же из урожая одного только целинного поля. А всего продовольственного зерна собралось гораздо больше, чем нужно было до следующего урожая.

Кто был Куак Ба Ви в прошлом? Одинокий, горемычный скиталец, нищий батрак. А теперь он своими руками вырастил на своей земле богатый урожай. И если хорошенько подумать, какая это большая честь для бывшего батрака – отдать часть своего урожая в фонд эгукми, в фонд процветания родины, ставшей ему родной матерью!

Услышав, что Куак Ба Ви сдал государству еще десять мешков риса сверх налога, Ко Бен Сан злобно ухмыльнулся:

– Это просто сумасшедший! У каждого, кто работает, одна цель: обеспечить себе хорошую жизнь. Какой же дурак согласится работать на других? А он… шутка сказать! Ведь по нынешним ценам только один мар риса стоит двести вон. Значит, десять мар – это две тысячи вон, а сто мар – двадцать тысяч. Двадцать тысяч вон выбросить на ветер! Отдать неизвестно кому! Уж подарил бы лучше мне, я бы, по крайней мере, спасибо сказал.

Ко Бен Сан на этот раз искренне жалел Куак Ба Ви.

После неудачной попытки занизить разряд урожайности, Ко Бен Сан стал сдавать по сельскохозяйственному налогу такой негодный рис, что его несколько раз браковали. Ко Бен Сан опасался, кроме того, как бы и его не заставили сдать рис для эгукми.

Удивительное дело! Что бы ни выдумал Куак Ба Ви, все ему удавалось, и все, точно назло, оборачивалось против Ко Бен Сана, словно бывший батрак вызывал хозяина на открытый бой.

Ко Бен Сан в бессильной ярости злобствовал на Куак Ба Ви.

– Из-за этой сволочи меня теперь никто и не слушает! Нет, дальше так жить невозможно. Я буду бороться с ним не на жизнь, а на смерть! Мы еще посмотрим, чья возьмет!

С уборкой урожая было уже покончено. К концу октября бэлмаырцы полностью сдали сельхозналог. Зерно хранилось на складе при волостной мельнице. И днем и ночью там дежурила добровольная охрана. Ответственность за сохранность зерна была возложена на председателя волостного народного комитета. За волостным заготовительным пунктом он присматривал сам, по нескольку раз в ночь проверяя посты. Дежурили члены союза молодежи, молодые парни из деревень, охранявшие склад в две смены.

Куак Ба Ви свою воловью упряжку использовал вовсю: перевозил к заготовительному пункту зерно односельчан, а когда сдача сельскохозяйственного налога в их деревне была завершена, отправился помогать крестьянам соседних селений.

В числе дежурных по складу был и младший внук Ко Бен Сана.

Однажды перед завтраком он ни с того ни с сего спросил деда:

– Скажите, дедушка, если поставить котел на дымовую трубу и затопить печь, что из этого получится?

– С чего это вдруг тебе пришло в голову? – Ко Бен Сан недоумевающе уставился на внука. Но тут же, сообразив, в чем дело, протянул:

– Ах, вон ты о чем! Понимаю, понимаю… Как только подвернется подходящая партия – непременно женю! Разве твой дедушка нарочно тянет с этим делом? Никак не найду подходящей невесты, потерпи уж немного.

Ко Бен Сан рассмеялся. Но внук продолжал стоять перед ним, обидчиво надув губы и сердито сопя.

Он был крайне недоволен тем, что Ко Бен Сан до сих пор не подыскал для него невесты. Когда-то с ним была помолвлена Гым Сук, но она вернула ему сачжу. Он тогда ударился в слезы, обругал ее и хотел даже поколотить. А потом прошел слух, что Гым Сук просватана за Дон Уна. Внук Ко Бен Сана почувствовал себя перед своими сверстниками оскорбленным и униженным. А тут еще двоюродный брат опередил его, посватался к одной девушке. Это было уж слишком! Чаша терпения переполнилась, и он надумал решительно поговорить с дедом. Хоть это был и двоюродный брат, но все равно в семье должна быть соблюдена очередность! На это он и намекнул сегодня деду.

– Выслушай-ка меня, внучек, – продолжал Ко Бен Сан. – Разве я хотел, чтобы ваша помолвка была расторгнута? Нет ведь? Но что случилось, то случилось, и теперь с этим ничего не поделаешь. Обещаю тебе: как только подвернется случай, я тебя женю, непременно женю! Так что ты не беспокойся. А за это ты должен для меня обстряпать одно дельце.

– Что это за дельце?

– Ну-ка, подвинься поближе. Вот так. Только смотри: никому ни слова! Это большой секрет. Понял?

– Да понял, говорите же!

Внук подошел поближе к Ко Бен Сану и приготовился слушать.

Ко Бен Сан, приоткрыв дверь, посмотрел на улицу и, убедившись, что там никого нет, шопотом сказал:

– Ты ведь дежуришь на складе. Ну, там, где хранится верно. Так вот: склад надо поджечь. Но так, чтоб никто и знать об этом не знал! Ясно?

– Что-о? – испуганно воскликнул внук. – Поджечь склад?

– Тиш-ше! Что ты шумишь? Ну, сможешь или нет?

– А вы меня в этом году обязательно жените?

– Вот какой недоверчивый! Раз сказал, значит можешь не беспокоиться!

– Ну, тогда… я попробую.

– Вот это дело! Но смотри в оба! Если это раскроют, не миновать нам с тобой беды!

– А зачем, дедушка, понадобилось вам поджигать склад? – спросил внук.

– Вот и видать сразу, что ты еще глуп. Ты забыл, что у нас отобрали нашу землю, что чужие люди посеяли на ней рис. Что же получилось? Нашим рисом уплатили сельхозналог. Наш рис будут кушать чужие люди. С какой это стати нам даром кормить других? Уж лучше сжечь зерно, чтоб оно никому не досталось!

– Ха! А нам на собрании союза молодежи объясняли, что налог пойдет на пайки рабочим и служащим Северной Кореи. Ведь они не сеют риса. Откуда же они возьмут продовольствие?

– А какое нам дело, откуда они его возьмут? Они получают деньги. Пусть на них и покупают.

– Да ведь если крестьяне не сдадут налога, тогда рабочим и покупать будет нечего.

– Я же сказал, – раздраженно повторил Ко Бен Сан, – нам до этого дела нет. Это даже нам на руку, если в стране не хватит риса. Тогда цена на него поднимется, и мы сможем продать свой рис втридорога.

– Это верно… Только нелегко мне придется. А вы меня обязательно жените?

– Хватит об этом! Сказано – сделано!.. Сегодня, кажется, как раз твой черед идти на дежурство?

– Да.

– Сегодня же ночью улучи минутку и… Не бойся, никто на тебя и не подумает! Ты ведь сам дежуришь, можешь выбрать подходящее время…

Так Ко Бен Сан втравил внука в опасное предприятие. А тот, пообещав деду исполнить все, о чем они договорились, испытывал угрызения совести и страх, но обещание деда женить его затмило все. И он решился…

Сегодня на дежурство шли из Бэлмаыра четверо: внук Ко Бен Сана, Дон Су, До Чи и Хван Гап Сан.

Внук Ко Бен Сана поднялся с постели много раньше, чем всегда, наскоро позавтракал и, взвалив на спину вязанку поленьев, вышел со двора. Попутно он подошел к дому Дон Су и, разбудив, стал нетерпеливо торопить его.

– Что это с тобой нынче случилось? Будишь людей ни свет ни заря…

Поведение внука Ко Бен Сана показалось Дон Су подозрительным.

– Что может со мной случиться? Я всегда такой… Ну, собирайся же поскорей!

– И вид у тебя какой-то веселый. С какой это радости?

– Уж не сосватали ль тебя с кем-нибудь? – шутливо спросила жена Пак Чем Ди.

– Да нет еще! – засмеялся внук Ко Бен Сана.

Вдвоем с Дон Су они отправились в волость. Заготовительный пункт находился рядом с воловьим рынком. Дежурили на пункте по-двое, в две смены, сменяясь каждые два часа. Вместе с внуком Ко Бен Сана сегодня дежурил Дон Су.

Весь день внук Ко Бен Сана был необычно веселым и возбужденным. Во время обеда он затащил Дон Су в столовую и купил ему чашку лапши и пачку сигарет.

– Что это ты расщедрился сегодня? – с сомнением спросил Дон Су. – Откуда у тебя деньги взялись?

– Это мне дедушка дал на карманные расходы! – с самым непринужденным видом заявил внук Ко Бен Сана. Но Дон Су знал, что в скупости внук не уступал деду! У него и спички бывало не выпросишь! А сегодня он подозрительно щедр. Все это неспроста! Странным казалось и то, что скряга Ко Бен Сан отвалил внуку на карманные расходы несколько десятков вон.

Дон Су стал незаметно следить за внуком Ко Бен Сана.

Солнце зашло; землю окутали густые сумерки. Дон Су и на дежурстве и в свободные от дежурства часы продолжал наблюдать за поведением своего «напарника».

Время незаметно близилось к полночи. Дул холодный, пронизывающий ветер. У дежурных, около часа простоявших на улице, начали коченеть ноги, мерзнуть уши.

– Ночь-то какая холодная, а? – как бы невзначай сказал внук Ко Бен Сана Дон Су. – Б-рр… шел бы ты лучше спать, а я уж как-нибудь один додежурю!

– Нет, так нельзя… Это непорядок. Ведь по правилам должны дежурить два человека.

– Ну кто в такую ночь придет нас проверять! А в следующий раз ты за меня отдежуришь. И мы, значит, сможем часа по три поспать!

– Как же быть, а? – словно колеблясь, раздумчиво сказал Дон Су. – Пойти, что ли?

Подозрения его крепли с каждой минутой, но он сделал вид, будто совершенно искренне согласен с внуком Ко Бен Сана.

– Иди, иди! А я тебя разбужу, когда надо.

Дон Су повернулся и зашагал в дежурную.

Сменные дежурные крепко спали и сладко похрапывали во сне. Дон Су было не до сна. Но он все-таки прилег рядом с ребятами и притворился спящим. Прошло столько времени, сколько нужно на то, чтобы выкурить цыгарку. Вдруг дверь тихонько отворилась. Дон Су чуть приоткрыл глаза, В дежурной горела керосиновая лампа, висящая на стене у изголовья постели, и при ее тусклом свете Дон Су увидел, как в дверь просунулась голова внука Ко Бен Сана. Он внимательно оглядывал комнату. В дежурной слышался только громкий храп спящих. Видимо успокоившись, внук Ко Бен Сана осторожно прикрыл дверь.

У Дон Су сильно заколотилось сердце, но он заставил себя выждать минуту-другую, а потом вскочил с постели и незаметно выскользнул на улику. Было темно – хоть глаз выколи. Стараясь не шуметь, Дон Су прокрался к складу с зерном. Но как ни силился он разглядеть в темноте, что делает внук Ко Бен Сана, он ничего не смог увидеть: тот словно сквозь землю провалился.

Внук Ко Бен Сана все продумал до мелочей. Его часто можно было видеть в японской военной одежде, купленной после освобождения Кореи. Он надел японскую форму и сегодня. Ночью в этой форме его трудно было заметить: он сливался с ночной темнотой. Твердо уверенный в том, что в дежурной все крепко спят, внук Ко Бен Сана вынул из кармана заранее приготовленный комок ваты и побежал к складу. Прикрепив вату к концу длинного шеста, он поджег ее спичкой и поднес на шесте к соломенной крыше.

Дон Су закричал что есть силы:

– Пожар!

Услышав неожиданный крик, преступник растерялся. В следующее мгновение Дон Су очутился возле него и, схватив за шиворот, отвесил ему основательную оплеуху.

– Ты что же это, сволочь, делаешь!

Как раз в это время мимо проходил председатель волостного народного комитета, проверявший посты. Он поспешил на шум. То, что он узнал от Дон Су, потрясло его. Вместе с Дон Су он повел внука Ко Бен Сана в отделение народной полиции.

К ним присоединились и выскочившие из комнаты отдыхавшие дежурные. Пойманный с поличным, поджигатель трясся всем телом и даже не пытался оправдываться. В отделении народной полиции он подтвердил свидетельские показания Дон Су, а когда его спросили, что толкнуло его на это преступление, он выложил все, как было.

На следующий же день, рано утром, был арестован и доставлен в волость и Ко Бен Сан. Так как его внук во всем признался, Ко Бен Сану трудно было отрицать предъявленные ему обвинения. Против Ко Бен Сана говорило и то обстоятельство, что перед поджогом он снабдил внука деньгами.

Дело Ко Бен Сана и его внука было передано в уездное отделение народной полиции, куда и отправили преступников.

Весть о том, что внук Ко Бен Сана был схвачен на месте преступления при попытке поджечь склад с зерном и что внук и дед находятся сейчас под стражей, мгновенно облетела всю округу. И каждый, до кого доходила эта весть, удивлялся и негодовал. Зачем понадобилось им поджигать драгоценное зерно? Так могли поступить только самые подлые враги народа! Население было возмущено и требовало для преступников сурового наказания. Последние события заставили бэлмаырцев повысить свою бдительность. Хорошо еще, что злодеяние было во-время обнаружено! А ведь преступники могли довести свое черное дело до конца, и тогда все зерно погибло бы в огне! При одной мысли об этом людей охватывала дрожь.

4

В начале осени, пользуясь свободным от работы временем, Пак Чем Ди с сыном принялись расширять и подновлять дом, в котором они жили. Дом давно уже пришел в полную ветхость и даже покосился от времени. Да и было в нем всего-навсего две крохотные комнатки. Если так все оставить, Дон Су нельзя будет жениться этой зимой. А родители Сун И уже оживленно готовились к свадьбе своей дочери.

Пак Чем Ди хотелось встретить сноху в более добротном чиби. Поэтому он и решил пристроить к старому дому еще три-четыре комнаты.

Узнав, что соседи задумали поставить для их дочери новый дом, родители Сун И предложили им денег взаймы.

В последнее время, особенно после того, как Сун И выдвинулась в вечерней школе в число лучших учениц, мать Сун И стала совсем другим человеком. Она принимала активное участие во всех общественных мероприятиях, раньше всех выполняла задания, поручаемые ей женским союзом, не пропускала ни одного хуторского собрания, ни одного заседания женского союза, аккуратно платила налоги.

Она крепко полюбила своего будущего зятя и относилась к Дон Су, как к родному сыну. Приготовив какое-нибудь вкусное блюдо, она тотчас же звала к себе Дон Су. Она сшила зятю рубашку из материи, которую купила в праздник Чхусок. Получилась отличная рубашка! Когда Дон Су начал было из застенчивости отказываться от подарка, мать Сун И отчитала его:

– И не стыдно тебе, Дон Су? Это раньше родителей жены ни во что не ставили. А теперь другие времена. Не к лицу нам жить по-старинке! Что зять, что сын – какая разница! Грех тебе отказываться от одежды, сшитой твоей тещей! Твоя мать шьет одежду для Сун И, я – для тебя. Так оно и должно быть!

Дон Су не мог больше противиться и с видимым удовольствием надел подаренную ему тещей рубашку. Мать Сун И, чем могла, помогала Пак Чем Ди и Дон Су в достройке дома. Уж если такая женщина полюбит кого-нибудь, она ничего не пожалеет.

Пак Чем Ди и его жена не знали, как благодарить мать Сун И, всячески старались угодить ей. А она лишь посмеивалась:

– Да что я такого особенного сделала? Сейчас мы живем малость получше, чем вы, вот я вам и помогаю. А когда вы заживете припеваючи, вы меня на забудете. Я вам помогаю от души. Сун И, небось, родная дочь мне.

Семье Пак Чем Ди крепко помог и Куак Ба Ви с женой. Да и другие бэлмаырцы отработали на достройке дома по одному дню. И не успели схватить землю первые заморозки, как новый дом был уже готов. Было капитально отремонтировано и старое помещение: гнилые столбы заменили новыми, стены заново обмазали глиной, крышу перекрыли свежей соломой. Старый дом выглядел теперь так, как будто он был только что выстроен. Больше всех довольна была Кан Нани, с губ ее не сходила радостная улыбка. К середине октября бэлмаырцы закончили сдачу сельскохозяйственного налога, а двадцатого октября Дон Су и Сун И сыграли свадьбу. Событие это взбудоражило всю деревню. Ох, и весело же погуляли крестьяне на свадебном пиру!

Однажды вечером к дому Пак Чем Ди подошел человек, одетый в военную форму, вооруженный пистолетом. Он остановился у плетня, удивленно огляделся и крикнул в открытую дверь:

– Мама!

Жена Пак Чем Ди выглянула на улицу. Увидев военного, она растерялась.

– Мама!.. Вы что – не узнаете?

Военный снял фуражку и низко поклонился жене Пак Чем Ди. Женщина охнула: да ведь эго же ее сын, Дон Ун! Она подбежала к Дон Уну, обняла его и радостно воскликнула!

– Сынок, сыночек мой! А я – то думаю: кто ж это к нам пришел?

Она радовалась так, будто сын ее воскрес из мертвых. Дон Ун, улыбаясь, глядел на мать.

– Как у нас все переменилось, мама! Я уж было решил, что забрел по ошибке в чужой дом.

– Да ведь ты ничего не знаешь! Дон Су женился, и пришлось к старому дому пристроить новый.

Мать постеснялась пригласить Дон Уна, который был для нее почетным гостем, в старое помещение, и хотела провести его в комнаты, где жил Дон Су с женой. Но Дон Ун вошел в старый дом.

– Куда ж это девки-то разбежались? Кан Нани, где ты? Посмотри-ка, кто к нам приехал. Отец и Дон Су, – на ходу объясняла мать Дон Уну, – ушли за дровами. А Кан Нани и Сун И только что тут были.

Мать все говорила и говорила. От радости она не находила себе места.

– Да сядьте же, матушка! Расскажите, как у нас в деревне? Все живы, здоровы?

Дон Ун стал совсем взрослым мужчиной. Он степенно задавал вопрос за вопросом, солидно поглаживая подбородок. Мать не могла насмотреться на него.

* * *

Приближался день выборов в уездный и провинциальный народный комитеты. Куак Ба Ви, давно уже заслуживший славу передового крестьянина, был единодушно выдвинут кандидатом в депутаты. День выборов приурочили к годовщине героического выступления студентов Кванчжу против японских поработителей.

Впервые в истории Кореи выборы были основаны на глубоко демократических принципах: в них имели право принимать участие все без исключения мужчины и женщины, достигшие двадцати лет.

Избирательный пункт находился в сарае Куак Ба Ви. Члены союза молодежи и женского союза за несколько дней до выборов привели в порядок и украсили комнату: развесили по стенам плакаты и лозунги, на самом видном месте поместили портреты генералиссимуса Сталина и Ким Ир Сена. За перегородкой были установлены избирательные урны: черная и белая. Так оборудовались в Корее все избирательные пункты.

Деревня оживленно готовилась к выборам.

В эти торжественные для бэлмаырцев дни и приехал Дон Ун домой.

Мать была несказанно обрадована приездом сына, но недоумевала, почему он приехал так неожиданно.

– А у меня как раз выпали свободные дни, – объяснил Дон Ун, – и я попросил директора школы отпустить меня на побывку домой.

И голос, и манера говорить были у Дон Уна совсем как у взрослого. Много ли времени прошло? А он стал совершенно неузнаваем!

Узнав о приезде Дон Уна, к дому Пак Чем Ди потянулись односельчане. Пришли приятели Дон Уна из хутора Твигор и среди них Ю Гым Сук. В обоих комнатах набилось полным-полно народа. Члены союза молодежи наперебой примеряли фуражку Дон Уна, разглядывали его пистолет. В их взглядах, устремленных на товарища, сквозило почтительное удивление.

В прежние времена им, крестьянским детям, об этом и мечтать нельзя было. Любое оружие вызывало в крестьянах страх: винтовки, сабли, пистолеты служили японцам для притеснения и устрашения народа. А теперь оружие может носить простой крестьянский парень: Дон Ун, сын крестьянина из горной деревушки, учится в военной школе, одет в военную форму и скоро будет служить в отряде охранных войск.

Охранные войска! Мощный оплот родины! Молодые бэлмаырцы испытывали радостное волнение… С восхищением поглядывали они на Дон Уна и невольно завидовали ему.

Дон Уна увели в комнату Дон Су, молодежь окружила его, завязалась оживленная дружеская беседа. А бэлмаырцы, оставшиеся в старом доме, без устали хвалили Дон Уна. Он стал настоящим горожанином!

Да, Дон Ун сильно изменился. Голос у него окреп, держал он себя солидно, степенно. «Учиться, всем надо учиться! – говорили крестьяне. – Большая рыба водится а большой воде».

Только поздно вечером разошлись бэлмаырцы по домам.

На другой день Дон Ун встал пораньше, вышел на улицу и побрел по деревне. Прошло всего несколько месяцев, как Дон Ун оставил Бэлмаыр, а ему казалось, что он не был здесь долго-долго!

Он рад был каждому встречному крестьянину. Родные места казались сейчас особенно милыми его сердцу.

Что это с ним происходит? Почему таким прекрасным стал для него родной край? Почему такими чудесными стали люди? Их хочется любить и любить.

Во всем ощущалось могучее биение торжествующей жизни! На что ни взглянешь, все дышит созиданием, источает волшебные животворные лучи, подобно утреннему солнцу, вдохновенному творцу, щедро дарящему надеждой, полному огневой, плодоносящей силы.

Вон там, в низине, расположены рисовые поля, житница деревни. Рис уже убран. Перед каждым домом стоят высокие скирды.

Нищей, обездоленной была деревня до освобождения Кореи. А ныне облик ее неузнаваемо преобразился. Там и тут виднеются обновленные крестьянские чиби. Крытые свежей соломой, они по-праздничному нарядны, весь их вид говорит о счастье хозяев. Перед деревней на поднятой целине широко раскинулись рисовые поля.

Плотина и шоссе, протянувшиеся вдоль реки, окружены зеленой каймой молодых, недавно посаженных здесь тополей, придающих деревне еще большую живописность.

С шумом катит свои бурливые, живительные, словно молоко матери, воды река Апкан. Склоны гор покрыты дремучими лесами. И кажется, что все в природе устремлено к одному: как бы сделать жизнь крестьян еще зажиточней, счастливей.

Прежде клекот быстрой горной реки был похож на надрывный плач: словно это не вода звенела, а стонал в тысячи голосов народ, изнывающий в нищете и горе, – народ, попавший в хищные лапы японских палачей. И покрытые кудрявой зеленью горы с их причудливыми очертаниями выглядели прежде не так, как сейчас: темные, мрачные, словно придавленные к земле, они, казалось, вместе с крестьянами, которых они приютили, проклинали незваных гостей, жаждали избавления от горя, затопившего многострадальный край.

Чем невыносимей, бесчеловечней становились гнет и притеснения, тем неукротимее была жажда борьбы и мести, которая, подобно могучим грунтовым водам, рвалась наружу, пробивала себе путь.

Вот в это-то время советские войска и принесли на своих знаменах долгожданную свободу. И ночь озарилась лучами солнца.

Да, над Кореей взошло солнце. Оно осветило самые темные уголки, выявило все подлое, грязное, что было в прежней жизни, растопило его, словно лед, и освободило дорогу всепобеждающей нови.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю