355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ли Ги Ен » Земля » Текст книги (страница 28)
Земля
  • Текст добавлен: 12 октября 2016, 01:11

Текст книги "Земля"


Автор книги: Ли Ги Ен



сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 31 страниц)

– Все зависит от того, чему учить людей, по какой дорожке их направлять… – Прищурив глаз, старик заглянул в соседнюю комнату. – Я вижу, там еще одна девушка. Чья же это такая?

– Это дочка Ю Чем Ди из хутора Твигор, – отозвалась хозяйка. – Да вы, наверно, проголодались? Присаживайтесь-ка к столу!

– Хо! Так это, значит, и есть та самая девушка, которая помолвлена с Дон Уном! Эге, Дон Ун! С тебя причитается! – Молодежь рассмеялась, а старик продолжал: – В счастливое вы, ребята, время живете! Прежде-то мы, крестьяне, только и знали, что копаться в земле вроде земляных крыс. А теперь, будь ты мужчина, будь женщина, – все могут учиться! Нет для вас ничего невозможного! Хе… Тут, я вижу, сидят Дон Су и Сун И. Как вы думаете: подходящая парочка? И говорят, будто они нравятся друг другу. Не сосватать ли нам их, а?

Старик лукаво взглянул на мать Сун И.

– Правильно, дедушка! – с живостью откликнулся Чен Сек. – Младший брат уже помолвлен, а старший – еще нет! Не порядок!

– Значит, согласны со мной? Ну, делать нечего, придется мне быть сватом. Надо вот только с матерью посоветоваться. Что скажете, если мы поженим вашу дочь и Дон Су?

– А что ж! Если они нравятся друг другу, то и я не возражаю! – весело ответила мать Сун И.

– Значит, по рукам! Между собой-то они, наверно, давно уж договорились. Правда, Дон Су?

Молодежь громко рассмеялась.

– Значит, с тебя, Дон Су, тоже причитается! А как вы думаете, ребята: не решить ли нам вопрос об их помолвке… хе-хе… демократически?

– Верно! Здорово придумал дед!

Старик напустил на себя серьезный, торжественный вид.

– Кто за то, чтобы Дон Су и Сун И помолвились, прошу поднять руки.

Первым поднял обе руки сам старик Ко. А за ним подняли руки и все остальные, кроме Дон Су и Сун И.

– Кто против?

– Ой, дедушка, как вы замечательно председательствуете!

– Еще бы! Эх, сбросить бы мне годков малость, я бы от вас ни в чем не отстал!

– Значит, дедушка, помолвка между Дон Су и Сун И решена?

– А как же! Думаю, что наш высокоуважаемый Дон Су ничего против не имеет? Не так ли?

– Я н-не знаю… – Дон Су смущенно опустил голову.

– Как так не знаешь! Э-э, да я тебя насквозь вижу, плут ты этакий! Сам, небось, рад-радешенек!

Снова смех, веселые хлопки.

– Раз уж зашла речь о помолвке, – вмешалась мать Сун И, – то я, дедушка, вот о чем вас попрошу: узнайте, что думают на этот счет отцы. А тогда – совет да любовь молодым!

– Уж вы не извольте беспокоиться! Раз я заделался сватом, значит, все будет в порядке. Хорошему свату, говорят, полагаются три рюмки сури. Я уверен, что сури мне обеспечена! Ха-ха!

Старик Ко оборвал вдруг смех, задумался о чем-то. Лицо его стало грустным.

– Нам вот показали сегодня кукольный театр. Прежде-то по деревням много было таких театров. Пришли японцы – и все заглохло. А теперь снова возрождается.

– Э, дедушка, вот станет наша Корея единым демократическим государством, тогда далеко до нее будет старой Корее! – с горячей надеждой воскликнул Сен Дар Хо. – Перед каждым корейцем раскроются богатства культуры!

– Потому я и говорю, детки: в хорошее время вы живете! А впереди – и еще лучшие деньки! Это нам, старикам, не суждено их увидеть. Смерть-то уж где-то рядом ходит, окаянная!

– Не горюйте, дедушка, до смерти вам еще далеко! – утешала старика мать Сун И. – Доживете и вы до счастливых дней!

– Хотелось бы… ох, как хотелось бы дожить! Когда же Корея станет независимой? Когда же сгинет эта проклятая тридцать восьмая параллель?

Старик вопросительно посмотрел на Сен Дар Хо, и тот принялся с увлечением объяснять:

– А это, дедушка, и от нас зависит. От того, насколько успешно будет идти демократическое строительство в Северной Корее. Южнокорейские реакционеры, опирающиеся на военную помощь интервентов, готовы отдать Корею на съедение американским империалистам. Но Корея сегодня уже не та! И времена не те. С тех пор как предатель Ли Ван Ен продал страну японцам, многое изменилось. Вы, дедушка, слышали, недавно был издан закон о национализации основных промышленных предприятий?

– Что это за закон такой?

– По этому закону все крупные промышленные предприятия переходят в собственность государства. Железные дороги, рудники, банки, заводы – все, чем прежде командовали японцы, ныне становится народным достоянием! Советская Армия передала Народному комитету предприятия, временно находившиеся под ее управлением.

– Вот оно что! Понятно. Я одного только в толк не возьму: если у нас дела хорошо идут, почему нельзя сделать, чтоб и на Юге так было?

– Я же говорил вам, дедушка: предатели народа, прояпонские элементы вместе с американскими империалистами хотят создать в Южной Корее такое правительство, которое защищало бы интересы капиталистов и помещиков. Потому-то они и стараются сорвать работу советско-американской комиссии. Если бы работа комиссии пошла на лад, как это предусматривалось в решениях Московского совещания, у нас давно бы уже было создано Временное правительство! Но этого-то и боятся реакционеры! Они стремятся подавить у себя демократическое движение и затянуть дело с созданием независимой Кореи.

– Ах, чорт бы их побрал! – в сердцах выбранился старик Ко, продолжая о чем-то сосредоточенно думать.

– И что на них смотрят! – всплеснула руками мать Сун И. – Давно бы уж надо им шеи свернуть.

– А на них и не смотрят, – оживился Сан Дар Хо. – С ними борются! Население Южной Кореи голыми руками, – а борется! И еще как борется!

Старик Ко вышел, наконец, из задумчивости.

– На днях Тю Тхэ Ро рассказывал, что Ли Сын Ман еще за океаном участвовал в борьбе за освобождение родины. Так по возвращении на родину он и подавно должен был бы показать себя патриотом! А он оказывается, вон что задумал: продать Корею американцам! Выходит – врут, что он вел какую-то там борьбу! Не так ли?

– Верно, дедушка! Если бы Ли Сын Ман, Ким Сен Су и вся их шайка и вправду были бы патриотами, тогда никакого вопроса об объединении Кореи и не возникло бы! Она бы с самого начала объединилась. Но Ли Сын Ман – этот корыстный слуга американских империалистов, – прибыв под видом патриота в освобожденную Корею, сразу же стал во главе реакционного движения и пустился на всяческие махинации, чтобы только сорвать дело создания Народно-демократической корейской республики! Ведь если Корея станет народной республикой, тогда реакционерам не удержаться у власти, а Ли Сын Ману не быть «президентом»!

– Так-так. Стало быть, народ – свое, а они – свое?

– Вот именно! Они враги демократической республики, враги единой, свободной Кореи! Им нужно реакционное правительство, им нравится играть в «президенты». Они понимают, что если Корея объединится, предателям родины не миновать народного суда! Вот они и лезут из кожи вон, чтобы сохранить за собой теплые места! Они предатели по природе.

Сен Дар Хо усмехнулся. Пока он говорил, старик Ко молча кивал седой головой. Дождавшись конца речи, он гневно воскликнул!

– Вон как! Говорят, и от нас немало сволочи перебежало на Юг. Они теперь собрались все вместе и хотят создать свое правительство?

– Ясно! Ведь крестьяне Южной Кореи тоже требуют проведения земельной реформы. А разве помещики могут пойти на это? Как же им не выступать против демократии? Это заклятые враги корейского народа! Примирение с ними невозможно!

– Ну, теперь мне все понятно. Выходит, все они только прикидываются патриотами?

– Правильно, дедушка, они и не могут быть настоящими патриотами… А у нас, в Северной Корее, под мудрым руководством Ким Ир Сена и при поддержке нашей освободительницы – Советской Армии, народ взял власть в свои руки. Поэтому-то мы и смогли провести земельную реформу и добиться успехов в демократическом строительстве Кореи. Если бы у власти в Северной Корее стояли богачи вроде Ли Сын Мана и Ким Сен Су, – и мы остались бы у разбитого корыта. Весь вопрос в том, в чьих руках власть. Мы можем создать единую независимую Корейскую республику только тогда, когда и в Южной Корее народ станет у власти.

Молодежь и мать Сун И сидели молча, внимательно слушая разговор Сен Дар Хо со стариком Ко.

Хозяйка, наконец, не выдержала и укоризненно покачала головой.

– Да что вы не едите? Ешьте! Вы же, наверно, проголодались!

Старик Ко задумался и не сразу понял, в чем дело. А поняв, проворно придвинул к себе столик с лапшой, который принесла жена До Чи. Мать Сун И и хозяйка устроились в передней комнате и тоже принялись за лапшу.

Глава восьмая
Доброе семя
1

Сельский народный комитет решил учесть посевные площади и возможный размер урожая.

Была создана проверочная комиссия, в которую вошли семь человек: председатель крестьянского союза, Сен Дар Хо и Ким Мен Бэ из хутора Твигор, Куак Ба Ви, Тю Тхэ Вон и еще двое.

При японцах каждый год, как только подходило время уплаты налогов, крестьяне начинали жаловаться на несправедливое обложение. Они и сейчас еще хорошо помнят тогдашнего старосту Ко Хан Сана, пользовавшегося при японцах неограниченными правами. Распределяя налоги, Ко Хан Сан старался прежде всего угодить своим родственникам, всячески стараясь уменьшить им налог. А родственники Тю Тхэ Ро всегда выходили из этих споров пострадавшими и, скрепя сердце, уплачивали налога больше, чем их противники. Дело доходило до того, что противники засылали в стан «врага» шпионов, и однажды Ко Бен Сана поймали с поличным, когда он добавлял в поставляемый по налогообложению рис воду, за что и угодил в кутузку.

Для видимости Ко Хан Сан собирал хуторских старост и через них объявлял крестьянам, что-де в такой-то день налоги будут утверждены окончательно и если кто недоволен обложением, может прийти и проверить, не допущено ли при распределении налогов какой-либо несправедливости.

Зная, что у старосты правды не найдешь, крестьяне все-таки толпой валили к нему в дом.

Староста рылся в мелкоисписанных листках бумаги и каждому объявлял размер налога.

– Пак Чем Ди! У тебя суходольного поля, – староста заглядывал в список, – два харукари. В этом году ты посеял чумизу и фасоль.

– Это точно.

– Налог с этого участка: один сем чумизы и десять маров фасоли.

– Помилуйте, господин староста! На участке и всего-то столько не уродится! Уж очень велик налог!

– Как это так «велик»? – вытаращив глаза, кричал староста. – Ну, скажи, пожалуйста, разве ты не снимешь с участка два сема чумизы и один сем фасоли? У тебя, выходит, отбирают всего лишь половину урожая! Чего же ты обижаешься? Нечего хныкать, проваливай. Следующий!

Пак Чем Ди оставалось только сокрушенно покачать головой и уйти.

Староста, устанавливая налог, исходил из размера арендуемой площади. А какой с этой площади можно собрать урожай, – это его не касалось.

Правда, иные хозяйства, такие, например, как хозяйство матери Сун И, пользовались особым покровительством старосты. Суходольное поле у нее было куда больше, чем у многих других, а налога она платила меньше. Но стоило только кому-нибудь заикнуться об этом, как староста сразу же набрасывался на него:

– Не твоего ума дело! Что тебе до других? Сейчас о тебе речь: жалуйся, если что неправильно, а в чужие дела нос не суй. Мать Сун И, мать Сун И! Да если хочешь знать, она больше тебя страдает! Приедет к нам, скажем, по делам службы кто-нибудь из волости или из уезда, – кто из вас додумается состряпать для него обед? А мать Сун И и ночлег ему предоставит, и обед сготовит. За всю деревню отдувается! Так пусть она хоть налога меньше платит. Скажи на милость, какой народ пошел жадный! Только о своем кармане и думает.

И крестьяне молчали: им казалось, что староста прав.

На самом-то деле все было иначе. Мать Сун И никогда и никого не угощала даром. А если и расщедрится порой, истратится на приезжих чиновников, так не без тайного умысла. Мать Сун И славилась своим корыстолюбием, и трудно было поверить, что она ради интересов деревни сделает что-нибудь себе в убыток.

Все дело было в том, что мать Сун И не скупилась на угощение старосты. Женщина практичная, она знала, где нужно было подмазать, чтобы не скрипело.

Почему при распределении налогов староста деревни стоял всегда на стороне родни да богатеньких крестьян? Да потому, что от них нет-нет да и перепадет кусок! А что взять с бедняков? Кроме жалоб да вздохов, от них ничего не дождешься. Их безнаказанно можно было обирать до последней нитки.

Помня горький опыт прошлого, члены проверочной комиссии приступили к работе с чувством огромной ответственности. Они обязаны были проследить за тем, чтобы при народной власти налоги были распределены справедливо.

Зная это, Ко Бен Сан сгорал от желания попасть в комиссию и повернуть все к своей выгоде. Но даже он понимал, что все его попытки приручить комиссию провалятся: Куак Ба Ви никогда не пойдет у него на поводу! А сцепишься с ним – опять сраму не оберешься.

И Ко Бен Сан побитым зверьком трусливо жался к сторонке: пусть их решают сами, лучше уж оставить их в покое.

Проведя первую проверку, комиссия разделила крестьянские наделы на пять разрядов. При этом учитывалось прежде всего плодородие земли. Плодородные поля были отнесены к первому и второму разрядам, а скудные почвы больше подходили, конечно, под третий, четвертый и пятый разряды.

Рисовые поля Ко Бен Сана, Тю Тхэ Ро и некоторых других бэлмаырцев, расположенные у головного узла канала, отличались особенным плодородием; их, как полагается, и отнесли к первому разряду.

Узнав об этом, Ко Бен Сан пришел в бешенство. Трудно было найти предлог, чтобы затеять скандал, но еще труднее примириться с тем, что новые целинные плантации на три года освобождались от сельхозналога. Подумать только: рис на этих плантациях вырос такой, что о лучшем и думать нечего, а уплачивать за него налог не надо! С нынешней же осени крестьяне заживут припеваючи. Досадней всего, что в числе «счастливчиков» был и ненавистный Куак Ба Ви. Виданное ли дело: босяк, бобыль, не имевший ни семьи, ни крова, работавший когда-то у Ко Бен Сана в батраках, получил землю, обзавелся семьей и стал вожаком деревни! А он, Ко Бен Сан, всеми почитаемый помещик, лишился земли. А теперь эта голытьба хочет его и вовсе затоптать в грязь. Он-то думал, что с тех участков, которые были оставлены ему по земельной реформе, ему удастся снять такой урожаи, что его богатство не пошатнется и он зажмет деревню в кулак. Но можно ли за ними угнаться, раз они на три года от налога освобождены! Снедаемый чувством зависти, Ко Бен Сан решил этой же осенью взяться за поднятие целины и начал убирать камни с берега северного русла речки.

Прижатый к стенке Ко Бен Сан не унимался, хитрил и вилял как мог. В счет налога по ранним культурам он сдал самую мелкую картошку. Услышав о том, что Куак Ба Ви и другие бедняки отобрали для уплаты налога самый крупный картофель, Ко Бен Сан только ухмыльнулся.

– Что ж, так оно и должно быть. У них, на целинных полях, вон какой богатый урожай риса растет! Что им картошка? Да они ее хоть всю могут сдать! Им просто грешно не платить налога! А у нас землю почти всю отобрали, оставили самую малость. С нас, значит, и спрашивать нечего.

Когда до Куак Ба Ви дошел слух о том, что Ко Бен Сан задумал поднять целину, бывший батрак, усмехнувшись, сказал о своем прежнем хозяине:

– Что ж, дело хорошее. Поднимет целину – в нашей деревне увеличится посевная площадь. Государству от этого только польза. Пусть себе возится с землей, если только, конечно, он не валяет дурака.

За последнее время в жизни деревни произошли кое-какие события. Дон Ун уехал в Вонсан на учебу. Дон Су и Сун И получили официальное родительское благословение. Немалая заслуга принадлежала здесь старику Ко. Но и мать Сун И теперь по-другому смотрела на вещи. Хоть и не особенно ясно, но и она начала понимать, что демократия на ее стороне, на стороне бедняков. Она и прежде понимала, что богачи, перед которыми она лебезила, – плохие друзья. И все-таки заискивала перед ними, искала их покровительства. Стыдно было и вспомнить сейчас о своем низком, грязном прошлом. Ну, был ли среди толстосумов хоть один, кто сочувствовал ей от всего сердца? Нет, не было! Приручив ее, вскружив ей голову манящим звоном монет, они лишь тешились, глумились над нею. Ах, эта жажда наживы! Из-за нее она жила словно в дурмане! Из-за нее пошла на сделку с собственной совестью и отдала себя на поругание. Позади десятки лет жизни, полной унижений и тщетных попыток «выбиться в люди». А стала ли она богаче? Да нисколько! Как была, так и осталась бедной крестьянкой.

А демократия дала крестьянам землю, женщинам – равноправие, неграмотным – возможность учиться, для бедных создала условия зажиточной жизни.

Да, счастливые времена наступили для простого народа!

Раскаиваясь в своем прошлом, мать Сун И уверенно пошла навстречу новой жизни. Ей еще и сейчас, думала она, не поздно исправиться и зашагать в ногу со всеми. Не оставаться же ей одной позади! В душе она одобряла свою дочь. Вот почему она так легко согласилась на помолвку дочери с Дон Су.

* * *

Куак Ба Ви, как и было задумано, приступил к постройке дома. Он купил на стороне старый дом из семи восьми комнат, кое-что добавил к нему и принялся за работу. Четыре помещения он приспособил для хозяйственных нужд: под сарай, под хлев, а пять внутренних комнат предназначил для жилья. Односельчане вызвались ему помочь и, несмотря на протесты Куак Ба Ви, приняли участие в постройке дома.

Не прошло и месяца, как дружными усилиями был поставлен добротный дом.

Как только Куак Ба Ви с женой переселились в него, к ним в сарай по вечерам начали собираться селяне. Такого хорошего сарая не было ни у кого в деревне! Да и со светом у крестьян было трудно, а у Куак Ба Ви керосиновые лампы горели как в сарае, так и во внутренней комнате, куда перебралась вечерняя школа. После переселения в новый дом Сун Ок стала еще больше сил отдавать работе в женском союзе и преподаванию в школе. Это, правда, давалось ей нелегко; с некоторых пор она стала чувствовать, что тело ее с каждым днем все тяжелеет. Но она решила не говорить пока об этом Куак Ба Ви.

Дни летели незаметно. Наступил августовский праздник Чхусок[76]76
  Праздник урожая, отмечаемый 15 августа.


[Закрыть]
. Земля обещала богатый урожай. Скороспелый рис уже созрел, и крестьяне могли полакомиться кашей из риса нового урожая.

В дни цветения риса дул порой шальной ветер. Но перед самым праздником установилась тихая погода, благоприятная для налива риса.

Бэлмаырцы с радостью встречали золотую осень, которая несла им обильный урожай и сытую жизнь.

Один только Ко Бен Сан был не в духе. Одному ему осень не доставляла радости.

Однажды, направляясь на рисовое поле, он повстречал по дороге известного деревенского зубоскала Тен Тхэ Су.

– Говорят, что и твой рисовый участок подвели под первый разряд! – с возмущением посочувствовал Ко Бен Сен. – Эхе-хе-хе! Ну, дожили!

– Да, говорят… Вы что, на свое поле идете?

Участок Тен Тхэ Су находился рядом с участком Ко Бен Сана, у головного узла большого канала, и считался одним из самых плодородных. Урожай с этого участка ожидался немалый. Ко Бен Сан решил привлечь Тен Тхэ Су в сообщники, настроить его против проверочной комиссии.

– Как это несправедливо! Разве твой участок подходит под первый разряд? Ведь на землю, лежащую у самого канала, поступает холодная вода. Рис там совсем зеленый!.. Хорошие карты они замечают, а на плохие закрывают глаза. Валят в одну кучу весь урожай, вот он и получается у них перворазрядным! К примеру, на моем поле – ну, какой там первый разряд? Э, далеко моему урожаю до первого разряда! Нет, эти мерзавцы совсем отбились от рук! Пора бы их приструнить!

Ко Бен Сан яростно вращал злыми, красными глазами. Тен Тхэ Су понял, куда клонит старик, и ответил ему осторожно, без своей обычной усмешечки.

– Раз комиссия решила – значит, все правильно. Нечего сейчас на рожон лезть; оставим-ка их лучше в покое. Вот когда снимем урожай, тогда и видно будет, ошиблись они или нет.

– Эх, чудак человек! Да пойми ты: провели они нас! Погляди-ка, какой рис вымахнул на их целинных участках! А ведь они еще три года не будут платить никакого налога! Кабы знал, я первым бы пошел поднимать целину! Что там ни говори, а они не глупей нас с тобой! Знают, что выгодней! Ишь как распоясались, чорт бы их всех побрал!

Ко Бен Сан с ненавистью взглянул на безбрежные поля, где перекатывались золотистые волны риса, и злобно сплюнул.

– Что правда, то правда… Счастье им так и валит… Разлилось, словно река в половодье!

Тен Тхэ Су кисло усмехнулся.

Весной, когда на собрании бэлмаырцев обсуждался вопрос о поднятии целины, среди собравшихся нашелся-таки умник, высмеявший «глупую» затею односельчан! Это он, Тен Тхэ Су, смеялся тогда над крестьянами! А что получилось? Если бы он начал работать рука об руку с другими крестьянами, в низине зеленело бы сейчас и его поле. Но он считал, что проку из этого не будет, не стоит рисковать и надрывать зря силы, работая впустую. Вот участки, которые ему выделили по реформе, – дело верное! Ими он и займется.

А крестьяне, вопреки всем его ожиданиям, не только управились в срок с работой по поднятию целины, но и получают с новых полей урожай, какого здесь еще не бывало!

Тен Тхэ Су тяжело вздохнул. Что ушло, того не вернешь!..

– А я что тебе говорю? – продолжал подзуживать его Ко Бен Сан. – Нельзя нас и их на одну доску ставить! Наши поля и в сравнение с ихними не идут! И дурак ты будешь, если промолчишь! Надо дать им отпор! Я этого дела так не оставлю.

– Ладно, – уклончиво пообещал Тен Тхэ Су. – Вот будет окончательная проверка, тогда и посмотрим.

– То-то же! Им спуску давать нельзя! Каких только негодяев не бывает на свете!..

Ко Бен Сан круто повернулся и направил свои стопы к дому Тю Тхэ Ро с намерением растормошить и его. Ко Бен Сан решил сплотить вокруг себя всех своих возможных единомышленников и дать «голоштанникам» решительный бой.

2

Чтобы окончательно утвердить разряды по каждому из наделов, члены комиссии после праздника Чхусок приступили к третьей проверке.

Если площадь того или иного надела была, как казалось им, определена неточно, они вновь перемеряли ее веревочками. Исходя из того, что на одной части поля урожай мог быть хорошим, а на другой – поскуднее, они устанавливали по участку среднюю урожайность. Комиссия прилагала все усилия, чтобы провести распределение по разрядам точно, справедливо и объективно.

Однажды, когда члены комиссии занимались уточнением данных, к ним подбежал разъяренный Ко Бен Сан. Он злобно взглянул на Ко Ин Хо.

– Это верно, что мой участок отнесли к первому разряду?

– Да, – кивнул Ко Ин Хо, – так оно и есть. Вы и в прошлом году сняли хороший урожай.

– Ха!.. Хорошее-то ты видишь, а плохого и замечать не желаешь! Разуй-ка глаза: во-он там, в том месте, откуда вода поступает на участок, рис совершенно зеленый! Слепой ты, что ли?

Кроме семи членов комиссии, здесь находилась и мать Сун И. Придирка Ко Бен Сана показалась ей слишком уж несправедливой. И она не стерпела:

– Да ведь на каждом участке так!

Ко Бен Сан никак не ожидал, что она поднимет голос против него. Слова матери Сун И задели его за живое.

– А ты кто такая? Ты тоже член комиссии? Нечего тебе совать нос в чужие дела!

– Я хоть и не член комиссии, но это мне не мешает видеть, где правда, а где неправда! Если уж ваш участок не отнести к первому разряду, тогда во всей деревне не будет ни одного перворазрядного участка.

Мать Сун И тоже разъярилась и, верная своей натуре, ввязалась в ссору. Ко Бен Сан окончательно уверился, что она заодно с Куак Ба Ви, и это взбесило его.

– Нужна ты здесь, как собаке пятая нога! Ишь, взяла себе привычку: то перед одним лебезит, то перед другим! Разве это дело?

– Перед кем это я лебезила, а? Ох, и чего только не наслушаешься от людей! Нашел, с кем сцепиться! – язвительно усмехнулась мать Сун И. – Со слабой женщиной!..

– Да разве я первый начал? – вскипятился Ко Бен Сан. Размахивая трубкой, он наступал на мать Сун И. – Это ты влезла в чужой разговор!

– Вы начали говорить такое, что просто нельзя было не вмешаться. Ну, скажите на милость: если уж у вас не первый разряд, то чьи же участки могут пойти по первому разряду? Спросите любого, и он вам скажет то же, что и я!

– Ну, ладно, хватит вам, – унял спорщиков Куак Ба Ви. – Вы вот говорите, – обратился он к Ко Бен Сану, – что ваш участок не подходит под первый разряд, и просите дать вам на разряд ниже. А мы все согласились между собой, что уж кому-кому, а вам надо платить налог по первому разряду!

– А почему же именно я должен платить по первому разряду? Я не смогу уплатить такого налога. Не смогу – и все. И заявляю об этом во всеуслышание, при всех членах комиссии!

– Хорошо. Значит, вы считаете наше решение несправедливым и отказываетесь от уплаты сельхозналога? Ну, если вы на этом настаиваете, мы найдем более точный способ решения этого вопроса.

– Это какой же такой способ?

– А вот какой. Вы ведь знаете, что по закону сельхозналог устанавливается в размере одной четверти всего урожая. Так? Больше взимать никто не имеет права. Вот я и предлагаю: после того, как снимете урожай и обмолотите зерно, вы сдадите четвертую часть его. И уж тогда никому не будет дела, сколько риса вы снимете: десять или двадцать семов!

– Вот это верно! – закивали головами члены комиссии. – Лучше и не придумаешь!

Ко Бен Сан придерживался, однако, иного мнения. Он некоторое время молчал, прикидывая что-то в уме, а когда заговорил, в его голосе послышались заискивающие нотки:

– Почему же это вы хотите только с меня взять налог после обмолота? Нет, вы уж лучше посчитайте мое поле разрядом ниже, и дело с концом.

По приблизительным расчетам Ко Бен Сана выходило, что сдавать сельскохозяйственный налог после обмолота еще невыгодней, чем по первому разряду. Он получит с поля самое меньшее сорок мешков риса. Значит, десять из них нужно будет отдать в уплату налога. По первому же разряду выходило меньше. Ко Бен Сан опасался, как бы ему не остаться в проигрыше.

– Нет, это не пройдет! – снова вспылила мать Сун И. Ее возмущали змеиные увертки Ко Бен Сана. – Если снизить разряд для вашего участка, то давайте уж тогда снижать всем… Да есть ли у вас хоть капля совести, а? Кому же и платить по первому разряду, как не вам? По всей деревне не найдешь таких полей, как ваши.

– А ты помолчи, плебейское отродье! У вас на низине вон какой рис вырос! Колосья так тяжелы, что даже стебли ломаются! А вы, небось, еще три года не будете платить никакого налога! Об этом-то ты забыла, да? А с человека, который мается на своем стареньком участке, вы хотите содрать налог по первому разряду? Почему? Да только потому, что у него уродилось немного риса? И как только тебе не совестно, жадюга ты этакая!

Ко Бен Сан снова начал размахивать своей трубкой. И мать Сун И снова ринулась в наступление.

– И от кого я это все слышу! Ну, ясно теперь, почему он бесится! Зависть заела! Он, видно, ночей не спит из-за того, что у нас на низине богатый урожай, что мы на три года освобождены от налога! Да разве мы сами это выдумали? Мы освобождены по закону. Если правительство издало такой закон, стало быть, так нужно. А он вопит, словно кто залез ему в карман! Да какое тебе дело до наших полей? Что ты тычешь ими людям в глаза? Ишь какой выискался.

Ко Бен Сан метался, словно вол на лугу, охваченном пожаром. Он исступленно кричал, топал ногами.

– Как ты смеешь меня срамить! Для тебя, видно, и старших нет, невоспитанная ты баба! Ох, чего только не увидишь на своем веку!

– Ладно, пусть я невоспитанная… Ты-то уж больно воспитанный! Чем на других пенять, оглянись-ка лучше на себя!

– А что ты можешь про меня сказать? Что я такое сделал?

– Сам знаешь, что! Послушайте-ка, люди добрые! Видали ли вы когда-нибудь такого идиота, который бы молился Лесному духу о том, чтобы тот послал на наши поля засуху? Такого дела от веку у нас не было!

У Ко Бен Сана так и екнуло что-то в груди.

– Ты… Что это ты плетешь, глупая баба?

– Плету, говоришь? А кто это просил Лесного духа сделать так, чтобы целинные поля сгорели от засухи? Не ты ли? Взбредет же такое в старую дрянную башку! А теперь он хочет запутать нас с этими разрядами и увильнуть от налога! Ах ты, старый скряга!

Мать Сун И вывела Ко Бен Сана на чистую воду. Ошеломленный таким неожиданным оборотом дела, он растерянно бормотал:

– Да кто ж это молился? Что ты – рехнулась?

– Я-то не рехнулась! А вот ты, видать, спятил на старости лет! Не ты, скажи, молился Лесному духу ночью, двадцатого числа прошлого месяца? Будешь отказываться, я могу и свидетелей найти!

– Н-ну… я… Ну, молился. Но о чем я молился? Я ведь о другом молился… Да… И не стоит здесь об этом говорить.

Ко Бен Сан воровато озирался; у него был такой вид, словно он очутился перед людьми голым и крохотной тряпицей старается хоть как-то прикрыть свою наготу; но чем больше он старается, тем больше видно всем, что он голый.

– Эх ты, глупый старикашка! Ну, что говорить с таким чурбаном?

С каким удовольствием мать Сун И намяла бы бока Ко Бен Сану! Но он был гораздо старше ее, и она решила махнуть на него рукой.

– Если сохранилась у тебя хоть капля совести, – произнесла она увещевающе, – то ты спасибо должен сказать добрым людям, что они терпят тебя в деревне. Ты все еще воображаешь, должно быть, что сейчас старые времена и ты можешь заправлять всем, как тебе хочется. Смотри, не довело бы это тебя до беды! Опомнись, пока не поздно!

С Ко Бен Сана мигом сошел весь пыл, и он только пробормотал:

– Хе!.. Да что ж это делается! Опять меня осрамили!

– Вы, я вижу, недовольны тем, – спокойно сказал Куак Ба Ви, – что новые поля освобождаются от налога. Так ведь? Ну, тогда я вам вот что скажу: как другие – не знаю, а сам я собираюсь сдать со своего участка налог по первому разряду! Вам жалко землю, которую у вас отобрали, вот вы и злитесь и жадничаете. А у нас прежде не было ни пхёна земли. Теперь, когда мы ее получили, мы ничего не пожалеем для государства и уплатим налогу больше, чем с нас полагается! С радостью уплатим! И наш совет вам: не ерепеньтесь, отдайте государству столько рису, сколько с вас причитается. Не просить же нам правительство, чтоб оно издало специально для вас новый закон!

– Ах, горе мое!.. Не знаю… Ничего не знаю!.. – пробурчал Ко Бен Сан и засеменил прочь. За своей спиной он услышал веселый смех.

Придя домой, старик сел на кан, злобно скрипнул зубами и свирепо заорал:

– Эй, потаскушки! Кто это из вас язык распустил, а? Ну погодите, доберусь я до вас, не посмотрю тогда: стара или молода! Не умела держать язык за зубами, так я его выдеру вместе с глоткой!.. Четвертовать вас надо, мерзавки!

Заслышав грозный голос Ко Бен Сана, женщины задрожали от страха. Лишь жена осмелилась подойти к расходившемуся Ко Бен Сану и с беспокойством спросила:


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю