Текст книги "Земля"

Автор книги: Ли Ги Ен

Пак Чем Ди хотел было подняться с места, но хозяин удержал его за полы накидки.

– Куда вам торопиться? Посидите еще немного. Поговорим о том о сем.

– Нет, я уж все сказал. Пора и домой.

– Ну, посидите, прошу вас… я вам сейчас все растолкую, – тихим, жалующимся голосом сказал Ю Чем Ди. – Вы ведь знаете, как я через свою дочку опозорился. Ну просто стыдно людям в глаза смотреть!..

– Э, пустое! – оборвал его Пак Чем Ди. – Немного неудобно получилось, зато вы стали настоящим отцом своей дочери. Времена-то нынче изменились.

Пак Чем Ди тоже поостыл и, поддаваясь уговорам хозяина, решил еще немного посидеть.

– А как я перед Ко Бен Саном-то виноват! Он пришел ко мне на днях да учинил скандал. – Ю Чем Ди сердито зачмокал губами. – Если, говорит, ты и впрямь решил расторгнуть помолвку, – возмести мне убытки!

– Это какие же такие убытки?

– Срам вспомнить. Пока он договаривался со мной насчет помолвки, несколько раз угощал сури. Вот он и требует теперь, чтоб я ему вернул деньги, которые он потратил на сури да на сачжу.

Пак Чем Ди даже рот разинул от удивления.

– Что я слышу? Этот старик, видно, совсем спятил от жадности! А внук-то у него: ни рыба ни мясо! Раз уж вы заговорили об этом, я вам вот что скажу: правильно вы сделали, что расторгли помолвку! Когда мы услышали об этом, в один голос похвалили вашу дочь. И ныне бывают случаи, что девушек, следуя старым обычаям, выдают замуж за мальчишек. Но если девушка не дура, она на это ни за что не пойдет!

– Видно, мир уж так устроен, что каждый норовит надуть другого, – думая о чем-то своем, сокрушенно покачал головой хозяин.

– А вы не кручиньтесь! Убытки-то вы уже возместили?

– Да чорт с ними, с убытками. Не о них речь. Я уж говорил: осрамился я через свою дочь. А она взяла да новую шутку сыграла! Теперь мне со стыда хоть сквозь землю провалиться! Я потому на вас и накинулся. Но мы ведь, надеюсь, поймем друг друга. Давайте сделаем так: я поговорю с дочерью, а вы – с сыном. Выясним, что к чему. Если они не успели зайти далеко, ничего страшного нет. Дочь-то ведь все равно надо пристраивать!

Голос у Ю Чем Ди слегка дрогнул, но в нем уже слышалось больше решимости.

– Как бы они ни были неразумны, неужели они могли дойти до позора, чтобы люди плевали в лица их родителям?! Уверен, что все обстоит благополучно. Я думаю, что ваша дочка ни на волосинку не виновата!

– Почему вы так думаете? – с сомнением в голосе спросил Ю Чем Ди.

– А вот почему. Она расторгла помолвку, отвергла человека, который ей не нравился. Отчего же ей не выбрать себе парня по душе? Вы меня понимаете? Я говорю так не потому, что она выбрала моего сына. Все случилось так, как и должно было случиться. Новая жизнь учит их жить по-новому. И родители ничего тут не могут поделать!

– Доля правды в ваших словах, конечно, есть. Может, все это и называется «демократией». Я не берусь судить об этом… Но в моей голове как-то не укладывается…

– Так уж, видно, у нас, стариков, головы устроены! А наша молодежь просто стала неузнаваемой! Нам, старикам, порой еще многое и невдомек, а для них уже все ясно, как божий день! Возьмите, к примеру, вашу дочь или моего сына. Они понравились друг другу, договорились и теперь просят родительского благословения. Разве мы можем им отказать лишь потому, что они нас опередили? Наоборот, только общее согласие и делает брак прочным. Ну так вот, если вы считаете моего сына достойным стать вашим зятем, давайте породнимся. Все от вас зависит, решайте! Если вы согласны, я возмещу Ко Бен Сану его убытки.

– Ну что ж, благодарствую. Убытки-то пустяковые. Всего несколько фун.

– Какие бы ни были. Я это сделаю из сочувствия к вам.

– Ну, спасибо на добром слове, старина… Видно, плохо я еще разобрался в переменах, которые принесло с собой новое время. Потому и наговорил вам, чего не следует. Давайте уж решим так, как лучше.

Тут только хозяин впервые за все время разговора дружелюбно рассмеялся: рассеялись его последние сомнения.

Пак Чем Ди в душе торжествовал: «То-то, старина! Давно бы так! Теперь дело пойдет на лад!» Но он ничем этого не обнаружил и попрежнему спокойно сказал:

– Да, нам, старикам, есть чему теперь поучиться у молодежи. Прежде старики всем верховодили, а теперь выдвигается молодежь!

– Премного вам благодарен, что зашли ко мне, вразумили меня старого. А то ведь я до сих пор словно в потемках блуждал!

– Что вы, за что меня благодарить? Так и должно быть между добрыми людьми.

– Значит, на том и порешили. Коли моя дочь и ваш сын любят друг друга и хотят жениться, я препятствовать не стану. Будем, стало быть, родственниками! Хотя я на этом деле и проигрываю немножко. Хе-хе-хе…

– Сколько бы вы ни проиграли, первоначальный-то капитал останется в целости. Дочки-то вашей не убудет, а?

Будущие родственники громко смеялись, плутовато поглядывая друг на друга.

– Дочь-то, глупая, думала, должно быть, так: помолвку расторгла, теперь выдадим ее за другого! Так она решила не дожидаться этого, а, пока не поздно, подыскать жениха! И выбрала вашего сына! Ха-ха! Так оно и есть! Как мне не знать свою дочку!.. К слову сказать, ваш младший сын кажется мне парнем умным, достойным!

– Умный, не умный, но во всяком случае не дурак. Нынешняя-то молодежь не похожа на прежнюю! Взрослые и моргнуть не успеют, а они уж тут как тут, и обведут нас вокруг пальца!.. Ха-ха-ха!

– Это верно!.. Разве кто ожидал от моей дочки, что она такой номер выкинет, а?

– Ну, ваша дочь – девушка толковая!

Хозяин решил, наконец, переменить тему разговора.

– Ваше тхуре, говорят, преуспевает? Куак Ба Ви работает не покладая рук?

– Да, он много работает! Недаром говорят в народе: время рождает героев. Куак Ба Ви стал большим человеком. А кем он был до освобождения Кореи? Всего-навсего безвестным батраком.

– Кто бы мог подумать, что он так выдвинется!

– Он всегда был неглупым мужиком. Но кто считался с его мнением? Всякий норовил унизить да высмеять его. В конце концов, он и сам потерял веру в себя. Но вот пришла свобода, провели у нас земельную реформу – и Куак Ба Ви проснулся! Словно клад, упрятанный в лесной глуши, получил свое применение. Ведь Куак Ба Ви малограмотен, а работает так, что сразу видно: справедливый, большого ума человек! Ему корысть чужда, не гонится он за личной выгодой.

– Не даром же говорят, что большие люди не корыстолюбивы. Иначе как бы они могли руководить другими людьми?

Они долго на разные лады хвалили Куак Ба Ви. Наконец, Пак Чем Ди встал и распрощался с хозяином. Он был очень доволен успешным исходом дела.

4

В этот же день Куак Ба Ви вместе с Ко Ин Хо отправился в волостное отделение Крестьянского банка, чтобы получить ссуду для нуждающихся крестьян.

Здесь всего месяц назад начали собирать паевые взносы. Крестьяне вносили кто сколько мог. Куак Ба Ви приобрел пять акций и внес первый вступительный вклад в размере двухсот пятидесяти вон.

Крестьяне, работавшие по поднятию целины и не имевшие возможности заниматься побочными делами, испытывали особенно острый недостаток в продуктах. У одних не было сельскохозяйственных орудий, другим не хватало денег на покупку вола.

Взвесив свои возможности, крестьяне решили взять денежную ссуду в банке.

Урожай ожидался обильный. Стояла солнечная, сухая погода, и это благотворно отражалось на росте культур, посеянных на суходольных участках.

В горных краях, где крестьяне возделывают в основном суходольные поля, солнечная погода для урожая благодатна. В дожди корни чумизы и картофеля начинают подгнивать, и урожайность резко снижается.

А в этом году жара не страшна даже рисовым плантациям: главный оросительный канал до краев наполнен водой.

Ко Бен Сана душила бессильная злоба. Ему очень хотелось насолить членам бригады. Он мечтал только об одном: чтобы воды в канале поубавилось. Тогда он смог бы загнать остаток воды на свое поле и умышленно задержать ее там. Сделать это было не так уж трудно: поле его было расположено у головного узла, и он мог брать из канала воды сколько угодно.

Но, как назло, воды нынче было – хоть отбавляй! Плотину соорудили прочную, плотную, вода не вытекала, целиком попадая на рисовые поля.

Проклиная все на свете, Ко Бен Сан в злобном отчаянии призывал себе на помощь духов, умоляя их ниспослать на землю засуху!

Однажды ночью, наскоро приготовив чжуква[72]72
  Чжуква – пища и напитки, преподносимые корейцами духам, чтобы умилостивить их.


[Закрыть], Ко Бен Сан, крадучись, вышел из дому и поднялся к чхисентхо[73]73
  Чхисентхо – место жертвоприношения.


[Закрыть], которое находилось в густом лесу, на Северной сопке. Среди деревьев, между скал, образовавших причудливые, похожие на могучие мускулы сказочного богатыря переплетения, высилась одинокая большая лиственница. Крестьяне издавна считали, что здесь пребывает Лесной дух. Они каждый год, в июльский праздник[74]74
  Религиозный праздник, отмечаемый 15 июля (по лунному календарю).


[Закрыть], приносили к чхисентхо всяческие яства и, низко кланяясь, молились Лесному духу.

До освобождения Кореи в июльский праздник к чхисентхо крестьяне притаскивали вола или свинью; заколов, тут же варили в огромном котле мясо и после соответствующих церемоний устраивали лесную трапезу. Когда Куак Ба Ви работал в батраках у Ко Бен Сана, ему часто приходилось принимать участие в устройстве трапезы. Ко Бен Сан обычно верховодил крестьянами и распоряжался приготовлениями к празднеству. Он приказывал Куак Ба Ви заколоть вола или сделать еще что-либо, и Куак Ба Ви безропотно выполнял все, что требовал от него хозяин.

У бэлмаырцев вошло в обычай собирать на проведение июльского праздника деньги. На эти средства они арендовали небольшой участок рисового поля. Из урожая риса стряпали чальток, гнали самогон. А часть риса продавали и на вырученные деньги покупали необходимые для устройства лесной трапезы продукты.

После того как для Лесного духа, Духа дома и Духа земли были накрыты отдельные столы, руководитель церемониала бормотал заклинания, принимал от главы каждого хозяйства белую бумагу (предполагалось, что на ней невидимо воплощены пожелания подателей) и сжигал ее на огне.

Люди верили, что тому, чья просьба будет благосклонно принята духом, должно выпасть в этом году большое счастье.

Лесного духа боялись. Если в деревне случалось какое-нибудь несчастье, крестьяне объясняли это тем, что в прошлом году они не угодили Лесному духу и он в отместку наслал на них беду. Чтобы отвести новые несчастья, крестьяне вновь поднимались на Северную сопку и всячески старались ублаготворить Лесного духа.

Даже среди темных, забитых крестьян Ко Бен Сан отличался своей суеверностью. Он верил, что там, где не можешь справиться сам, помогут духи. Нужно только уметь попросить их…

И сейчас, обуреваемый лютой ненавистью к Куак Ба Ви и ко всему, что принесла с собой новая жизнь, Ко Бен Сан решил прибегнуть к помощи духов.

К чхисентхо и среди бела дня не всякий рискнул бы подняться один: такое уж это было глухое, гиблое место. Но чувство злобы и мести пересилило в Ко Бен Сане страх, и под покровом темноты он пробрался к лиственнице.

Он зажег свечу и укрепил ее на камне. Достав из корытца, которое он захватил из дома, закуску и сури и разложив их перед собой, Ко Бен Сан, благоговейно потирая ладонь о ладонь, приступил к молитве.

– О, святейший Лесной дух, вершащий судьбы нашей деревни, оберегающий жизнь жалких, глупых людишек! Один из твоих неразумных слуг, о святейший Лесной дух, пришел к тебе с низким земным поклоном. Припадая к твоим стопам, я прошу у тебя всемилостивейшей помощи! Тебе, святейший, самому, наверно, известно, что для нашей горной деревни частые дожди – хуже засухи. Чтобы суходольные поля дали богатый урожай, нужна сухая погода. Засуха, правда, грозит посевам риса, но ведь у нас испокон веков преобладают суходольные поля, а не поливные! Это распроклятый, неблагодарный Куак Ба Ви ввел новую моду и, нарушив извечные порядки здешних мест, поднял низину, засеял ее рисом. И, рассердившись, Дух четырех морей обрушил на нашу землю столь бедственные для нас обильные дожди! Молю тебя, святейший Лесной дух, посоветуйся с Духом четырех морей, уговори его сменить гнев на милость, а дождь – на засуху! Пусть низина, поднятая Куак Ба Ви, сгорит дотла, но зато мы спасем свои посевы!

И еще одна… еще одна совсем маленькая-маленькая просьба. Не поможешь ли ты мне, святейший дух, вернуть отобранную у меня землю? Уж я бы тебя тогда отблагодарил, так отблагодарил! А пока не обижайся, что угощение мое скудно, прими его как щедрое…

Ко Бен Сан, закатив глаза под лоб и усердно потирая ладонь о ладонь, отвесил три глубоких поклона и при каждом поклоне касался носом сырой земли.

Вдруг он услышал… нет, скорее сердцем почувствовал приближение Лесного духа!

– Твоя верность заслуживает внимания! – раздалось откуда-то из-за кустов.

Ошеломленный Ко Бен Сан начал кланяться часто, часто.

– Я поговорю с Духом четырех морей. Он не оставит тебя в обиде. Как же мне не знать, что в ваших краях сухая погода полезнее дождя! Только запомни, что и у нас теперь Демократия, и духи все важные вопросы решают совместно.

– Ах, святейший дух, и вас не обошла Демократия? – удивленно вскричал Ко Бен Сан и надолго застыл в низком земном поклоне.

– Да, ты правильно меня понял.

– И, все-таки, – на лице Ко Бен Сана появилась подобострастная улыбка, – если ты чего-нибудь сильно захочешь, все будет по-твоему! Ведь ты самый могущественный из духов!

– Пожалуй, что так, – уклончиво ответил дух, и вдруг в голосе его зазвенели грозные нотки. – Но где твоя верность? Что это за угощение ты мне подсунул? Какие-то скудные объедки!

– Премного виноват! – Ко Бен Сан весь сжался и мелко-мелко задрожал. – Уж ты прости своего неразумного слугу. Молю тебя: прими мой скудный дар как обильный!

– Я не могу принять эту нищенскую подачку. Я вижу – жадности в твоем сердце больше, чем верности.

– А-и-го, святейший Лесной дух! – взмолился Ко Бен Сан и, не выдержав, всхлипнул. – Прошу: пощади меня, прими мое приношение!

– Нет, – вздохнул дух, – не могу!

– А-и-го!.. Что же мне теперь делать, святейший дух? – чуть не плача, причитал Ко Бен Сан. – Пусть сегодня у тебя скудная трапеза, но ведь будут и другие ночи… Твой жалкий раб еще не раз посетит тебя! Будь милостив, не откажи в моей просьбе!

– Ладно, – смягчился дух. – На первый раз прощаю. Но чтоб больше этого не было!.. Ты должен обязательно прийти сюда с новым приношением!

– Ну, конечно! Конечно! Как же твой глупый слуга может ослушаться мудрого приказания? Он придет! Непременно придет!

Обрадованный счастливым исходом дела, Ко Бен Сан проворно наполнил стопку сури и в благодарном поклоне ударился лбом о землю. Потом, чтобы дать духу возможность угоститься вволю, он отошел в сторону, в темноту, обливаясь от страха холодным потом.

Через несколько минут, предупреждающе покашляв, Ко Бен Сан возвратился к чхисентхо. Он сразу увидел, что дух принял его угощение. Ко Бен Сан хорошо помнил, что наполнил стопку до краев, а сейчас сури в стопке заметно уменьшилось.

Ко Бен Сан несколько раз с благоговением поклонился, торопливо собрал посуду и начал спускаться с сопки.

В его разгоряченном мозгу роились злорадные мысли. Он, весело покрякивая от удовольствия, громко говорил с собой и грозил кулаком в ночную тьму.

– Я тебе еще покажу, Куак Ба Ви! Целина ваша высохнет, солнце выжжет твой рис, и тогда мы посмотрим, будешь ли ты попрежнему задирать нос! Если уж сам Лесной дух пообещал за меня заступиться, то Дух четырех морей и подавно не посмеет его ослушаться!

* * *

Вот уж целый месяц прошел с тех пор, как мать Сун И слегла в постель. За эти дни она успела переворошить в своей памяти все, что случилось с ней в последнее время. И о чем бы она ни вспоминала, ею начинала овладевать тупая злоба. Подняться бы сейчас на ноги, пойти к Сун Ок, отругать ее последними словами и оттузить так, чтобы она и встать не смогла! Но за спиной Сун Ок стоял Куак Ба Ви. Не только Куак Ба Ви – вся деревня! Да и права ли она, мать Сун И? Как бы все это не вышло ей боком. Как бы Сун Ок еще раз всенародно не осрамила ее!

Мать Сун И терзали сомнения. Сколько она ни думала, ни к какому решению прийти не могла. Сердце ее ныло от тяжкой обиды, но ей оставалось лишь горестно сетовать на себя и на других. Кому она может высказать все, что наболело на душе, от кого она может услышать слово участия? Никому и ни от кого. Одна она одинешенька на белом свете!

Порой, правда, приходила ей в голову такая мысль: а что если взять да встряхнуться, встать, как ни в чем не бывало, и выйти на люди?.. Ведь она ничем не больна, а вот уже целый месяц попусту валяется в постели!

Но ведь ее достоинство растоптано! И кем? Какой-то Тен Сун Ок, бывшей содержанкой, которую прежде и за человека-то не считали! Если бы матери Сун И пощечину нанесла рука в серебряных перстнях, ну тогда куда ни шло! Но потерпеть срам от Сун Ок, это уже слишком! Это тяжелый удар по ее самолюбию! Как она после этого взглянет людям в глаза?

А дни все шли, и с каждым днем мать Сун И злилась все пуще, страдала все горше. Она потеряла аппетит, по ночам ее мучила бессонница. И какая только чепуха ни лезла ей в голову! Она поняла, что если так будет продолжаться и дальше, то кончится, чего доброго, тем, что она сойдет с ума.

Однажды, очнувшись от своих невеселых мыслей, мать Сун И вспомнила вдруг о чудодейственной силе Лесного духа. Наконец-то она нашла выход! Лесной дух не может не понять ее… Нужно только помолиться ему поусердней, и он даст ей разумный совет. Мать Сун И словно ожила. Вот глупая! Давно бы ей вспомнить о Лесном духе, от которого зависит судьба здешнего края, который оберегает людей от болезней, несчастий и бед! Уж он-то поможет ей! Словно утопающий за соломинку, ухватилась она за эту мысль. В ней она увидела свое спасение.

И надо ж было случиться так, что в ту же ночь, когда мать Сун И поднялась на Северную сопку, к чхисентхо приплелся и Ко Бен Сан.

Дрожа от страха, мать Сун И с трудом продиралась сквозь лесные заросли. Подойдя к чхисентхо, она, не успев еще отдышаться после быстрой ходьбы, опустилась на колени и приготовилась в страстной молитве излить свою душу могущественному Лесному духу. Вдруг неподалеку от нее послышался чей-то кашель. Мать Сун И в испуге и замешательстве быстро поднялась с земли и спряталась за лиственницу.

Немного погодя из темноты выступила чья-то фигура. Когда человек зажег свечу и укрепил ее на камне, мать Сун И, сквозь густые листья, отчетливо различила, что это не кто иной, как… Ко Бен Сан!

Решив притаиться, мать Сун И подумала: «Тебя тоже привела сюда нелегкая жизнь!» Она сгорала от любопытства, что может сказать старый скряга Лесному духу?

И по мере того как она вслушивалась в слова молитвы, изумление ее все возрастало. Многое она видела на своем веку, но чтобы просить Лесного духа послать на землю засуху, – такого еще не бывало! Наоборот, люди всегда молили духов о дожде, о ниспослании живительной небесной влаги.

Было время, когда мать Сун И действовала заодно с Ко Бен Саном и пыталась устроить неприятности Куак Ба Ви. Но дойти до такой подлости, чтобы накликать засуху!.. И возмутительней всего, что Ко Бен Сан кличет беду не только на голову Куак Ба Ви, но и на всю деревню! «Пусть низина, поднятая Куак Ба Ви, сгорит дотла!» Каким нужно быть подлецом, чтобы просить об этом духа! Ведь в этой низине находится и ее поле! Мать Сун И с трудом сдерживала гнев! Ух, как она сейчас ненавидела этого злобного старикашку! Ей так и хотелось выскочить из-за дерева, схватить Ко Бен Сана за шиворот и проучить его так, чтобы впредь он и подумать не посмел пускаться на подобные мерзости! Но ей во-время пришла в голову забавная мысль: а что если выдать себя за духа и разыграть Ко Бен Сана?

И разгоряченное воображение Ко Бен Сана приняло голос матери Сун И за голос Лесного духа. Ему казалось, что этот голос исходит из самой глубины ночных небесных высот.

Чтобы окончательно уверить Ко Бен Сана в том, что Лесной дух витает рядом с ним, мать Сун И, воспользовавшись минутным отсутствием Ко Бен Сана, выплеснула полрюмки сури.

Кому-кому, а матери Сун И хорошо была известна обрядность религиозных церемоний. Она была их непременной участницей в Бэлмаыре. А если церемонии, отличавшиеся особой торжественностью и пышностью, устраивались в волости или в ближайших городах, то и там без нее не обходилось дело. Это доставляло ей немалое удовольствие! Бывало и так, что она плясала вместе с шаманом, выкликала заклинания.

У нее был большой опыт в этой области, и она искусно и уверенно сыграла роль Лесного духа. Правда, она чуть не прыснула со смеха, когда Ко Бен Сан, растерянно топчась на месте, всхлипывая, забормотал: «Премного виноват. Уж ты прости своего неразумного слугу». Чтобы не расхохотаться, ей пришлось зажать рот рукой.

После того как «неразумный слуга» ушел, матери Сун И пришло в голову: а чем она отличается от этого Ко Бен Сана? И она почувствовала вдруг, что начинает дрожать всем телом. Не от страха перед тем, что Лесной дух может покарать ее за озорство… Ей стало жаль себя: ведь и она находится в столь же беспомощном, унизительном положении, как только что обманутый ею Ко Бен Сан. У них общая судьба, одно и то же чувство привело их среди ночи на Северную сопку.

Мать Сун И чувствовала себя соучастницей заговора против односельчан. Значит и она такой же гнусный и подлый человек, как Ко Бен Сан? Впервые за всю жизнь она поставила перед собой такой вопрос. Он так взволновал ее, что она, не помолившись духу, круто повернулась и побежала с сопки вниз.

Только сейчас поняла она, что всю жизнь прожила в мире ложных чувств и представлений, обманывала себя и других. Она поняла, что кто сжился с ложью, кто видит в ней свое спасение, тот, в конце концов, по уши завязнув в этой лжи, обманывает сам себя. И духи его обманывают! Подумав об этом, мать Сун И горько усмехнулась. Ей ясно, отчетливо представились ее собственные заблуждения, и она вдруг ощутила во всем теле необыкновенную усталость.

Теперь она и рада бы подняться с постели, да силы ее были основательно подорваны.

И вот в один из таких дней, когда сомнения раздирали ее, угрызения совести угнетали душу, к матери Сун И неожиданно заглянула Тен Сун Ок.

– Как вы себя чувствуете? Вы уж простите меня, мне бы давно надо было навестить вас. Да никак не могла собраться. Вы плохо выглядите. Что с вами?

Слова Сун Ок дышали теплотой и искренностью. Растроганная ее вниманием, мать Сун И кое-как собрала рассыпавшиеся волосы и присела на постели.

– Да так, ничего особенного. Прихворнула малость… У вас и так нет ни минуты свободной, а вы еще больных навещаете! – сразу смягчилась мать Сун И, и голос ее дрогнул. Ее радовало сочувствие Сун Ок, что та первая наведалась к ней.

– Лежите, лежите! – приятно звенел чистый грудной голос Сун Ок. – Зачем вы встаете?

– Вы не беспокойтесь за меня. Я и так думала подняться в эти дни. Уж слишком залежалась… – Впервые за долгое время на лице матери Сун И проступила улыбка. – Вот сюда, поближе присаживайтесь, – радушно приглашала она, торопливо прибирая постель. – Извините, что такой беспорядок в комнате.

– Спасибо, мне и здесь хорошо… Я к вам вот за чем. Дело прошлое; может, вы и забыли о нем. А меня до сих пор совесть мучает. Наговорила я вам тогда из-за пустяков всяких дерзостей. А вы ведь постарше меня. Уж извините меня… Несносный у меня характер… я порой и родной матери могу нагрубить!

– Да и я – то хороша! Так разволновалась из-за дочки, что уж и сдержать себя не могла! Ведь и я вас обидела из-за пустяков.

– В том-то и дело! Ну, да ничего. Бывает, что и в родных семьях ссорятся. А тут все-таки чужие люди. Я, правда, отходчива, быстро забываю обиду!

– А как же иначе? Не хватало еще, чтобы мы из-за чепухи всю жизнь счеты друг с другом сводили!

– Ну, конечно! Добро, было б что-нибудь серьезное. Тогда не грех и поссориться, и побороться! А если мы из-за каких-то глупостей начнем друг на друга дуться, – нас вся деревня на смех поднимет! Я вас вот о чем попрошу: захаживайте-ка почаще к нам. А если найдется свободное время, – помогите нашей молодежи в их женсоюзной работе! Да и Сун И не препятствуйте заниматься общественными делами. Правда, вечерние занятия она теперь посещает аккуратно.

– Молодежи помочь? Да что я в этом смыслю? – смущенно отнекивалась мать Сун И. – Разве что посмотреть зайду, как только поправлюсь.

– Ну, и мы не больше смыслим. Да ведь сейчас время такое: смыслишь – не смыслишь, а работать кому-нибудь надо! Мы все должны жить теперь единой жизнью.

– Спасибо, что навестили меня, – тепло проговорила хозяйка. – Мне бы самой нужно было к вам наведаться…

– Что вы, что вы! Это я давно уж должна была бы побывать у вас. Даже если б и не было между нами этой глупой ссоры. Мне вот, – Сун Ок доверительно наклонилась к матери Сун И, – поручили работу в женсоюзе. А что я в этом понимаю? Вот и вертись тут как хочешь. Иногда кажется: зря мучаюсь, впустую трачу время! Ничего будто и не делаешь, а времени не хватает.

– Оно и понятно! Работы-то, наверно, невпроворот! Да к тому же и дома своего у вас нет: ютитесь в чужом сарае. И поженились совсем недавно. Жизнь-то заново приходится строить.

Сун Ок и мать Сун И разговаривали так, как будто они никогда и не ссорились. Прошло всего несколько минут, а они уж успели стать близкими, задушевными друзьями.

– Ничего, хоть живем тесно, а гостям всегда рады. Заходите же к нам!

– Зайду, зайду. Обязательно зайду!

– Засиделась я у вас. Пора и честь знать.

– Да куда же торопитесь, посидите еще немного!

Но Сун Ок не стала задерживаться. А мать Сун И после ее ухода почувствовала себя словно преображенной. Болезнь с нее как рукой сняло.

5

Получив ссуду в Крестьянском банке, члены бригады использовали ее каждый по своей надобности. Один приобрел теленка, другой запасся продуктами: кукуруза еще не созрела, и многие крестьяне нуждались в продовольствии.

В Бэлмаыре шла уже третья прополка.

Пак Чем Ди, получив пятьсот вон ссуды, накупил себе продуктов и удобрения.

Он вышел в поле пахать участок под гречиху. Настроение у него было радостное. Вспомнилось, что в этом году у него будет богатый урожай риса, и песня сама полилась у него из груди. Зычным голосом Пак Чем Дм запел:

 
Ирра-а, ирра-а, ирра-а!
Эй, шевелись-ка, мой вол!
Быстро вспахал свое поле я
И скороспелую высеял
В поле чумизу – пять тве[75]75
  Тве – около 2 килограммов.


[Закрыть].
Буйно растут, наливаются
Стебли и к солнышку тянутся
Днем, а ночами – к луне…
Вот уж колосья тяжелые,
Налитые, золотистые
Головы клонят над грядами…
Сколько сниму урожая я?
Восемью пять – так достанется
Мне сорок семов всего.
Труд свой в чумизу я вкладывал
И государству любимому
Сдам я налог; остального же
На год мне хватит с лихвой!..
Ирра-а, ирра-а, ирра-а!..
Вол мой, левее держи!
 

Он пел с таким вдохновением, так громко рокотал его густой бас, что прохожие невольно останавливались, прислушиваясь к прекрасной мелодии народной песни.

К Пак Чем Ди присоединились вскоре его сыновья, жена и дочь. Женщины перемешивали гречиху с золой и навозом, Дон Ун делал мотыгой борозды, а Дон Су высевал гречиху.

Работали дружно; впятером быстро управились с посевом. Прежде лишние рты были обузой для семьи, а теперь каждый – нужен в хозяйстве.

Закончив вспашку поля под гречиху, Пак Чем Ди перешел с сохой на соседний участок, откуда они уже выкопали ранний картофель; нужно было вспахать его для посева поздних овощей.

Куак Ба Ви с женой полол в этот день коноплю. Вдруг они увидели, что к ним, помахивая тростью, медленно приближается Кан Са Гва.

Сун Ок обрадованно сорвалась с места и побежала ему навстречу.

– Отец!.. Как это вы в такую жару решились прийти к нам?

– Работайте, работайте! – Кан Са Гва, уселся на меже и оглянулся вокруг. – Деревню-то вашу и не узнать!

Куак Ба Ви положил на землю мотыгу, подошел к Кан Са Гва и сел рядом с ним.

– Я слышал, вы уезжали куда-то. Говорят, далеко. Давно вы вернулись?

– Несколько дней назад… Я вот смотрю и налюбоваться не могу: какой рис на целине у вас вымахнул!

Кан Са Гва не переставал удивляться и восхищаться. По пути сюда он свернул к низине и, увидев цветущие поля, был приятно поражен. Еще весной здесь простирался пустырь – топкий, болотистый, усеянный пнями да кустарником. А сейчас на его месте пышно зеленели чудесные рисовые поля. Они изменили облик всей деревни. Забытая, глухая горная деревушка словно разрослась, окрепла.

– Что правда, то правда: рис отличный! – горделиво проговорила Сун Ок. – Крестьяне организовали тхуре и все лето упорно трудились на полях. И вот результат!

Кан Са Гва проникновенно заговорил:

– Человеческая сила – величайшая из всех сил! Я вот добрый месяц колесил по нашей земле – от Вонсана до самого Пхеньяна. Северная Корея за последнее время так изменилась, что я только диву давался! Обо всем и не расскажешь. Возьмите хотя бы Пхеньян. Какие громадные перемены свершились в городе! Прежде Пхеньян каждый год страдал от разлива реки Потхонган. А в этом году по указанию Ким Ир Сена вдоль берега реки начали сооружать огромную дамбу длиной в двадцать ли! На строительстве дамбы заняты тысячи людей из различных организаций и учреждений. Когда закончится сооружение дамбы, Пхеньян навсегда избавится от угрозы наводнений.

– Хо!.. – обрадовалась услышанному Сун Ок. – Значит, и там работа идет так же, как у нас, когда мы поднимали целину?

– Сравнила! Там строительные работы развернулись куда в большем масштабе! В Пхеньяне уже выстроен университет имени Ким Ир Сена, в него приняты тысячи студентов. Да разве только университет? Все фабрики и заводы, разрушенные при отступлении японцами, полностью восстановлены и уже дают первую продукцию. По всей Корее люди с огромным подъемом трудятся над восстановлением железных дорог, мостов, шахт, рудников, телеграфной и телефонной связи. Многое уже вступило в строй. Жизнь налаживается, все отрасли промышленности бурно развиваются. Просто душа радуется!

– Значит, в больших деревнях и целину поднимают в больших масштабах, чем у нас? – с восхищением спрашивал Куак Ба Ви, увлеченный волнующим рассказом Кан Са Гва.

– А как же! В окрестностях Пхеньяна, в бассейне реки Тэдонган, на заболоченных землях поднимают целину. В других местах превращают суходольные поля в поливные. Там строят мощные насосные станции, вода подается прямо из реки и попадает по оросительным каналам на рисовые плантации. Во многих деревнях уже горит электрический свет. Их теперь и не узнаешь: настоящие города! Тут тебе и радио, тут тебе и вечерние школы. Культура крестьян расцветает прямо на глазах!

Старик, видимо, был не на шутку ошеломлен всем, что он увидел, и мог рассказывать об этом без устали.

– Ах, как хорошо! Вот бы и к нам в деревню провести электричество! – В глазах Сун Ок, устремленных на Куак Ба Ви, загорелся огонек.