Текст книги "Земля"

Автор книги: Ли Ги Ен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 31 страниц)

Вот ради этого-то мы и должны верно и беззаветно служить родине и самоотверженно трудиться на полях!

Куак Ба Ви говорил все громче, он размахивал в воздухе огромными кулачищами; глаза его горели… Сун Ок сидела молча.

– Знаете, женушка, что американцы придумали?.. Они, говорят, издали приказ о принудительных поставках ранних культур! По деревням рыскают банды полицейских и террористов; они отбирают у крестьян, которые и так живут впроголодь, пшеницу, ячмень. Все подчищают – до последнего зернышка! На Юге теперь в ходу «круговая пощечина»!

– «Круговая пощечина»? – с волнением переспросила Сун Ок. – Это еще что такое?

– Ох, чего только эти микугномы не выдумают! Они завели в деревнях такой порядок: ежели кто не выполняет поставок, то крестьянин, который уже выполнил их, должен дать ему пощечину! Откажешься – тогда тебе самому влетит! И крестьяне из тех, что послабей характером, бьют с перепугу не только своих односельчан, но и родных отцов, братьев! Вот до чего там дошло! Вот как там над людьми измываются!.. Американцы думают запугать нас своими зверствами и снова закабалить. Да только не выйдет! Мы тесно сплотимся вокруг нашего любимого Ким Ир Сена и отстоим национальную независимость Кореи! Отстоим!

Твердая решимость звучала в словах Куак Ба Ви. Сун Ок со слезами на глазах взглянула на мужа.

– Неужели правда то, что вы рассказываете?

– Да, это правда… Микугномы нас, корейцев, считают за дикарей! Помню, когда меня выпустили из тюрьмы Седаймун, в город как раз приехала американская экспедиция… Американцы прямо на улицах расшвыривали монеты; и когда дети бросались подбирать их, – щелкали фотоаппаратами!

– Как они смеют!..

Сун Ок не договорила: слезы возмущения и гнева налили ее глаза. Свежи были в ее душе воспоминания о трагической участи, которую испытала в прошлом ее семья и семьи других корейских бедняков. А сколько корейцев и сейчас еще нищенствуют, голодают, томятся в полицейских застенках Южной Кореи! Сколько людей безжалостно растоптано сапогами американской военщины! Снова и снова повторяла про себя Сун Ок слова мужа: «Мы должны быть верны родине. Это для Ко Бен Сана и ему подобных главное – собственный карман…»

Увидев слезы на лице жены, Куак Ба Ви с недоумением спросил:

– Что это с вами, Сун Ок? Вы плачете? Или вам не по душе мои речи?..

– Нет… Я не поэтому…

– Так почему же?

В словах мужа Сун Ок почувствовала скрытый упрек.

– Да так… Я… Мне за себя стыдно стало, – сказала Сун Ок, вытирая слезы.

После того как Сун Ок пыталась покончить с собой, она словно переродилась! Но то старое, что она хотела утопить вместе с собой в Большом пруде, еще не утеряло власти над нею. Только сейчас ей стало ясно: все, что она делала до сих пор, она делала не сознательно, а по инерции. Чтобы действовать, ей требовался толчок извне. Она неожиданно открыла в себе с годами укоренившуюся любовь к уюту.

Сун Ок горячо, искренне любила Куак Ба Ви. Он был человеком чистой, прекрасной души, доброго, отзывчивого сердца; хороший хозяин, трудолюбивый хлебороб… Но Сун Ок смущали манеры, внешность Куак Ба Ви; ей не нравилось, что он слишком грубоват, неуклюж, прост, и она старалась приучить его к аккуратности, чистоте, даже к «тонкому обращению»!..

Каждый раз, когда Куак Ба Ви приходил с работы, Сун Ок заставляла его тщательно умываться, заботилась о том, чтобы он был опрятно, нарядно одет. На нем и сейчас – новая, чистая рубашка.

И добро было бы, если бы она делала все это, думая только о Куак Ба Ви… Нет, немалую роль тут играла привычка, мещанские правила и нормы поведения: так нужно, так положено…

Какими мелкими, ничтожными показались ей ее стремления перед теми великими задачами, которые стояли сейчас перед каждым честным корейцем!

И ей стало стыдно за себя…

Конечно, и крестьянин, работающий в поле, и горняк, добывающий из недр земли уголь и руду, и рабочий, стоящий у станка, – все они должны стремиться в быту к чистоте и порядку. Но, разобравшись в своих поступках и чувствах, Сун Ок поняла, что руководила ею не только тяга к чистоте и опрятности, но и показное чувство «приличия», желание выставить себя в лучшем свете.

– Простите меня… Простите… Больше этого не будет!..

Голос у Сун Ок дрогнул, и она упала к ногам Куак Ба Ви.

– Да что с вами?.. – в недоумении спросил Куак Ба Ви, наклонясь над Сун Ок и пытаясь поднять ее с земли. – Разве я упрекнул вас в чем-нибудь?

– Нет, нет!.. Я о многом, о многом должна вам рассказать! А вы простите меня…

В эти памятные для обоих минуты Сун Ок нашла себя, свое место в жизни.

Как деревья и травы, промытые грозой, становятся чище, свежее, так после пронесшейся грозы стало яснее, светлее на душе у нее.

* * *

Они принялись подкапывать картошку. Куак Ба Ви, сунув руку под картофельный куст, нащупывал пальцами крупные круглые клубни… Там, где клубни были особенно велики, на поверхности земли появились трещины.

– А картошка-то, видать, удалась! Смотрите, какая огромная: с ваш кулак! – с восхищением восклицала Сун Ок. Она еле успевала укладывать в корзину увесистые картофелины, которые выбирал Куак Ба Ви.

– Да, там, где земля хорошо удобрена, картошка уродилась на славу!

– В будущем году еще лучше удобрим поле!

Под некоторыми кустами Куак Ба Ви находил по четыре-пять крупных картофелин. И каждый раз, когда он извлекал их из земли, оба радовались так, как будто им попадались золотые камни.

– Мы сильны своим трудом! – сказал Куак Ба Ви. – Крестьяне выращивают урожай, рабочие трудятся у станков, Труд красит человека! Тот, кто трудится, – хозяин своей жизни. Ему нет надобности обманывать других!

– Конечно, разве честных тружеников сравнишь со спекулянтами!

Куак Ба Ви и Сун Ок все свободное время уделяли повышению своих политических знаний: они читали газеты, журналы, подолгу беседовали друг с другом. Особенно легко давалась учеба Куак Ба Ви: ведь то, что он узнавал из книг о классовой борьбе, он когда-то испытал на своей спине.

Новый, преображенный мир открылся его глазам. И хотя он и не умел еще выразить ясно в словах смысл новой жизни, но глубоко прочувствовал ее; пожалуй, лучше, чем любой из бэлмаырцев.

– Если торговля ведется на честных началах, тогда она – дело хорошее!.. Но ведь спекулянты гонятся только за наживой, ради нее они готовы на любую пакость! Вот поэтому-то их и судят!..

– Что правда, то правда… И я тоже, пока жила в городе, смотрела на этих дармоедов не так, как сейчас. Недаром говорят: с кем поведешься, от того и наберешься! Чем больше надеется человек на случай, на счастье, чем крепче привыкает он к случайным деньгам, тем сильнее его тянет плутовать, обирать, обманывать людей.

– А вот из нас, из людей, живущих честным трудом, плутов и мошенников не вышло бы! Честный труд воспитывает в человеке честную душу.

– До освобождения Кореи для честных людей все пути были закрыты! Их унижали, всячески притесняли.

– Оно и понятно: всей жизнью верховодили бездельники, трутни!.. На Юге и до сих пор они хозяева…

Глаза Куак Ба Ви снова вспыхнули гневом.

– Да… Скорее бы и Южная Корея зажила по-новому! – воскликнула Сун Ок, и в ее голосе послышалась твердая решимость.

За разговорами они не заметили, как накопали полную корзину картошки. Сун Ок первая распрямила спину.

– Ну, пожалуй, довольно! Пора и домой!

Куак Ба Ви, вырыв картофелину из-под последнего куста, тоже поднялся, отряхнул мотыгу.

– А как, интересно, у нас с огурцами?

– Пойдемте посмотрим.

Они прошли к грядкам с огурцами. Длинные лозы были покрыты желтыми цветами. Под широкими листьями зеленели крохотные, в острых пупырышках, огурчики; желтые увядшие цветы еще не успели опасть с их макушек.

Сорвав несколько огурцов, Сун Ок положила их в корзинку.

– Вы отправляйтесь домой, – сказал Куак Ба Ви, – а я схожу на рисовое поле: нужно отрегулировать воду.

Смотрите не задерживайтесь! Солнце уже заходит.

Вернувшись домой, Сун Ок на скорую руку принялась готовить ужин.

А Куак Ба Ви свернул к полю, превращенному этой весной из суходольного в поливное, отрегулировал проход воды, а потом вышел на широкую проселочную дорогу и не утерпел: прошел в низину, к новым рисовым плантациям.

3

Вечером в хуторе Твигор, в помещении вечерней школы, состоялось собрание членов Демократического союза молодежи.

Ущербный месяц стоял высоко в чистой ночной лазури неба и источал на землю серебристые лучи. После грозы свет месяца был необыкновенно прозрачен и ярок.

Собрание обязало каждого члена союза молодежи свить и принести один кван травяной веревки и постановило оказать помощь тем хозяйствам, которые за недостатком рабочих рук не успели закончить вторую прополку.

В собрании участвовал и Дон Ун. Не пришли только Дон Су и Сун И. Дон Ун заметил, что сестренка Кан Нани весь вечер сновала от их дома к дому Сун И и обратно. Он догадывался, что между его братом и Сун И должно произойти сегодня решительное объяснение.

После собрания Дон Ун немного задержался. Товарищи его ушли далеко вперед, и он медленно побрел по берегу горного ручья, направляясь в свой хутор. Вдруг позади себя он услышал негромкий кашель. Дон Ун обернулся и увидел Гым Сук, тоже возвращавшуюся с собрания.

– Ах, это вы, Гым Сук? Что так поздно?

– Да, это я! – Гым Сук замедлила шаг.

– Куда путь держите?

У Гым Сук был какой-то растерянный вид. Она ничего не ответила Дон Уну и, помешкав, сказала:

– Я хочу кое о чем спросить вас.

– Меня? О чем это вы хотите спросить? – улыбнулся Дон Ун. Гым Сук смущенно опустила голову.

– Почему вашего брата и Сун И не было сегодня на собрании?

– Видно, была какая-то причина…

– Какая же?

Гым Сук подняла голову: в ее глазах мелькнуло недоумение. Озаренное бледным лунным светом, лицо ее сейчас было очень красиво.

– Точно ничего не могу сказать, но думаю, что они поссорились из-за вас.

– Из-за меня?.. – с изумлением и испугом воскликнула Гым Сук.

Они незаметно перешли ручей. Под каменным мостом звонко клокотала быстротечная горная вода.

Дон Су остановился.

– Вы сейчас домой пойдете?

Гым Сук, не слушая его, взволнованно спрашивала:

– Почему из-за меня? Не можете ли вы рассказать поподробней.

– Тогда отойдем в сторонку, присядем ненадолго.

– Хорошо. Присядем.

Они высмотрели на песчаном берегу ручья тяжелые камни и примостились на них друг против друга. Неподалеку от них шумел небольшой водопад, и место, куда падала вода, было покрыто легкой дымкой тумана. На бурлящей воде плясали лунные блики, пена пузырилась, словно какой-то озорник сидел под водой и, не переставая, плескался. От ручья, из его темных глубин, веяло прохладой.

Тихая лунная ночь спустилась на горную деревушку. В ночной тиши слышится лишь звонкий клекот падающей, бурлящей воды.

Дон Су и Гым Сук сидят друг против друга и молча смотрят на водопад. Души их так же чисты и прозрачны, как горный ручей, и так же бурлят их сердца, как эта неспокойная вода.

Дон Ун, оглянувшись вокруг, усмехнулся. – Слышал я, будто Дон Су что-то сказал о вас, а Сун И обиделась и заплакала.

– Что же это такое мог ваш брат наговорить про меня? – недовольно спросила Гым Сук.

– Ничего особенного. Вы теперь известны в деревне как девушка, осмелившаяся расторгнуть помолвку. Вот брат, наверно, и посоветовал Сун И быть такой же решительной, как вы. А она и губы надула. Ну, раз они сегодня не пришли на собрание, значит, встретились где-нибудь и, может быть, уже помирились.

– Зачем ему понадобилось меня-то в разговор впутывать? Я-то тут при чем? – сердито проговорила Гым Сук.

– А как же? О вас вон по всей деревне слава идет!

– Какая там слава?!

– Что там ни говорите, а вы совершили очень смелый поступок. У нас, в союзе молодежи, вас так и называют: смелая девушка.

– Будет вам смеяться надо мной! – Прикрыв рукой лицо, Гым Сук смущенно улыбнулась.

– Я и не думал смеяться. Вы хорошо сделали, что расторгли помолвку. Теперь вы сами выберете себе жениха?

– Нет… Не знаю…

Гым Сук отвернулась и замолчала. Она ведь догнала парня вовсе не потому, что у нее было к нему какое-то важное дело. Расторгнув помолвку, Гым Сук стала свободной. Но родители, чего доброго, сосватают ей другого жениха. Может быть, они подберут ей человека, подходящего по возрасту. Но будет ли он ей по нраву? А если нет? Тогда, значит, вся эта затея с расторжением помолвки была напрасной! Не все ли равно, с кем жить: с глупым мальчишкой, которого она не любила, или с взрослым мужчиной, которого она не будет любить? Только зря заслужила дурную славу: от нелюбимого жениха отказалась, а по сердцу никого выбрать не смогла.

Когда на днях Гым Сук собирала вместе с Кан Нани намуль и та заговорила о своем брате, Гым Сук покраснела от смущения и приняла все это за шутку. Но потом она не раз вспоминала об этом разговоре и ловила себя на том, что все чаще думает о Дон Уне. Если говорить серьезно, чем же Дон Ун плох? Умный, толковый парень! Правда, они живут в разных хуторах и видятся редко, но она-то знает, что Дон Ун замечательный человек. И взрослые хорошо о нем отзываются, и самой ей он очень нравится. Но разве она может сказать ему об этом. И она сидела молча, грустно опустив голову.

А Дон Ун взглянул на нее и хитро, лукаво улыбаясь, спросил:

– Наверно, уж приглядели кого-нибудь, а говорите: не знаю…

Гым Сук окончательно смутилась.

– Что вы…

– Нет, правда, скажите по-честному, еще не приглядели?

– Нет, – тихо, не поднимая головы, ответила Гым Сук.

– Ну, если действительно так… – Дон Ун задумчиво посмотрел на месяц, – может быть, мне за вас выбрать?

Гым Сук молчала.

– Что же вы не отвечаете? Не хотите, чтоб я выбирал?

– Да что вы такое говорите! – Гым Сук резко вскинула голову, улыбнулась так, что ее красивые зубы блеснули в лунном свете, и снова опустила голову на грудь. А Дон Уну приятно было сидеть рядом с ней, и он старался вызвать ее на разговор.

– Сколько вам лет исполнилось?

– Семнадцать…

Месяц вышел из-за облаков и ярко осветил их лица. А потом снова нырнул в облака, словно играя с ними в прятки. Лица их то освещались, то погружались в тень, и на них, казалось отражались чувства влюбленных.

– Ох, и рады же, наверно, девушки закону о равноправии!

– А как же!

– Если бы не этот закон, вы бы не могли расторгнуть помолвку. Зато теперь вы можете выбрать себе жениха по душе.

Гым Сук, наконец, набралась смелости и спросила:

– А почему вы-то не выбираете себе, а только о других печетесь?

– Хо! Значит, и я могу выбирать?

– Конечно.

– Мне пока еще рано об этом думать.

– Не обязательно тут же и жениться! А подобрать можно заранее.

– Значит, вы советуете мне заранее подобрать невесту?

– Ну, конечно!

Дон Ун помолчал, потом громко, отчетливо произнес:

– Ну так я уже выбрал… вас.

Гым Сук даже вскрикнула от неожиданности и, закрыв обеими руками лицо, низко опустила голову.

– Теперь за вами слово. Что вы мне скажете на это?

Гым Сук, ничего не отвечая, теребила рукой подол юбки. Рука у нее дрожала. Наконец она подняла на Дона Уна пристальный, испытующий взгляд:

– Вы это серьезно говорите?

– Ну конечно, серьезно! Честное слово, серьезно!

Дон Ун взял ее за руку. В это время месяц снова зашел за облако, и они долго сидели в темноте, не говоря ни слова, словно боясь нарушить ночную тишину.

* * *

– Ой, как поздно! Нам пора идти.

– Ну, что же, пойдемте.

Гым Сук поднялась с камня; вслед за ней встал и Дон Ун.

– Что вы хотели мне сказать?

– Передайте Сун Ок, что завтра я соберу и занесу к ней взносы с членов женсоюза.

– Только-то?

– Разве это мало?

– Я думал что-нибудь серьезное…

Дон Ун проводил девушку до моста, и они распрощались.

Дон Уну шагалось легко, весело, настроение у него было чудесное. Им безраздельно овладело чувство какой-то торжественной радости. Незаметно для себя он стал напевать бодрую мелодию. В эту ночь, под этим вот месяцем, они поклялись быть верными друг другу. Прекрасная лунная ночь навсегда останется в их памяти – первые часы новой, окрыленной мечтами жизни, счастья, совместной борьбы! Мог ли он когда-нибудь подумать, что понравится Гым Сук? И вдруг… Весело посвистывая, Дон Ун тут же, на дороге, пустился в пляс.

Веселый и возбужденный, он ворвался к себе домой. Отца и брата не было; видно, ушли к соседям. В передней комнате при тусклом свете коптилки мать и сестра теребили коноплю. Вихрем влетев в комнату, Дон Ун торжествующе объявил:

– Мама, мама! А я подыскал себе невесту!

– Ты что, спятил! Как же это так: ни с того ни с сего и вдруг – помолвка!

Мать притворно журила сына, а сама широко улыбалась и смотрела на него любящими глазами.

– Честное слово, мама! – уверял ее Дон Ун с самым серьезным видом.

– Кого же ты выбрал? Плетешь, сам не знаешь что!

Мать, все еще не веря Дон Уну, принимала его слова за шутку.

– А я знаю, а я знаю! – весело хлопая в ладоши, затараторила Кан Нани.

– Что ты, девчонка, можешь знать? – обрезал сестру Дон Ун и с деланно сердитым видом покосился на нее.

– Сказать? Да? – не унималась Кан Нани. – А что мне будет, если я угадаю?

– Сидела бы да помалкивала. Ну, что ты знаешь?

– Я-то? Будь спокоен, мне все известно!

Мать понемногу начало разбирать сомнение: а может, Дон Ун и впрямь стал женихом.

– Да скажи ты наконец: кто же твоя невеста?

– Смелая девушка – Ю Гым Сук!..

– Ну, вот, я так и знала! – снова забила в ладоши Кан Нани.

– Знала, знала!.. – передразнил ее Дон Ун.

– А конечно ж!.. С тебя, братец, причитается! Это ведь я сосватала тебе Гым Сук!.. Еще тогда, когда мы ходили за намулем!

– Какая она тебе Гым Сук? Скоро она твоей невесткой будет!

– Ха-ха! Когда-то будет, а пока она для меня Гым Сук! Не слишком-то воображай!

– Да что вы, детки, неужели правду говорите? Я никак в толк не возьму.

Мать озадаченно поглядывала то на сына, то на дочку.

– Слушайте, мама! Я сейчас все расскажу! Пошли мы на днях с Гым Сук и Сун И на Северную сопку за намулем. Дон Су повстречался там с Сун И, а Гым Сук стала над ней подсмеиваться. Ну, я и вступилась за Сун И: если, говорю, тебе завидно, кто тебе мешает стать нашей второй снохой! А она так и бросилась на меня, поколотить хотела. Ха-ха! Но это только для отвода глаз, а видно было, что это ей очень приятно. Тогда я подумала: теперь у них дело пойдет на лад! Так оно и получилось! Скажи – неправда? Впрочем, мне-то что? – Кан Нани обиженно скривила губы. – Что я – сваха своим братьям?

– Ну и девка! – удивленно вытаращив глаза, протянул Дон Ун. А мать бросила теребить коноплю и залилась веселым смехом.

– Так все и было, доченька? Ну, ничего, ты не горюй! Братья тебя отблагодарят, подыщут тебе славного женишка!

– Вот еще, кто их об этом просит?

– Что же тебе тогда нужно?

– Как что? – Кан Нани улыбнулась. – С вас обоих причитается!

– Не беспокойся, сестренка, я найду тебе такого жениха!..

– Я и слышать не хочу о женихах! – Кан Нани заткнула пальцами уши и замотала головой. Мать и Дон Ун весело, понимающе переглянулись.

– Ну, хорошо, пусть все это правда, – серьезно сказала мать. – Но как же вы помолвились без согласия родителей?

– А я как раз и хотел попросить вас с отцом – сходить к родителям Гым Сук и честь-честью с ними обо всем договориться! Чтоб все было как полагается! А между собой мы уже договорились!..

Девушка-то, видно, подстать тебе! Как же это так без родителей…

– Вы недовольны, мама? – Дон Ун с беспокойством взглянул на мать. – Если я приведу ее в дом, вы на нее и не взглянете?

– Ну отчего же? Только эти дела так не решают! А девушка она хорошая. – Мать мягко улыбнулась.

– Вот и отлично!.. Мы друг друга любим, свекрови сноха нравится! Лучшего и желать нечего!

– Да, в хорошее время вы живете. В старину-то никто бы и подумать о таком не посмел! Виданное ли дело: девушка возвращает жениху сачжу и договаривается о помолвке с другим парнем!

– Потому-то мы и говорим, мама, что наступили новые времена.

– Завидная у вас доля!

Матери вспомнилось прошлое. Десятилетней девочкой, когда ее отдали на мидменури, она переступила порог дома Пак Чем Ди. Протекло сорок долгих лет, а что хорошего видела она? Пока была маленькой, вывозила на своих слабеньких плечах непосильную работу у свекра. А потом стала матерью, и семья никак не могла выбиться из нищеты. Не было в ее жизни дня, когда бы она не беспокоилась о куске хлеба для детей, о лохмотьях, которыми можно было прикрыть их тело! Летом она гнула в три погибели спину на полях, зимой, в бессонные ночи, теребила коноплю. И все-таки ни у кого в доме не было не только теплой ватной одежды, но даже хоть сколько-нибудь сносного платья из самотканного грубого холста. В те годы, когда она вышла замуж, люди находились во власти старых феодальных предрассудков. Женщины почитались за бессловесных рабынь, которые обязаны были слепо следовать нерушимому правилу «самдендидо»: до замужества, живя в родительском доме, беспрекословно покоряться воле отца, в замужестве – во всем слушаться мужа, а после смерти мужа – подчиняться сыну.

И сейчас, когда она услышала, что ее сын помолвился с Гым Сук, она от души порадовалась за них. «В хорошее время вы живете…» Пусть же будет над ними материнское благословение, пусть сторицей возместится им радость и счастье, которых лишены были их родители!

* * *

Для бригады выпал, наконец, день отдыха. Пак Чем Ди приоделся, нахлобучил на голову шляпу и отправился в Твигор, к отцу Гым Сук, Ю Чем Ди.

О помолвке младшего сына с Гым Сук Пак Чем Ди узнал от жены. Сначала он было хотел оборвать жену: не мели, мол, чепуху! Но тут же одумался и спросил себя: а нужно ли придерживаться старых обычаев? И только ли в соблюдении старых обычаев проявляется солидность, добропорядочность человека?

Поток новой жизни сметает со своего пути все старое, ветхое, гнилое, ломает подточенные временем «столпы» феодальной морали. Так размывает весенняя полая вода старую, подгнившую плотину.

И что же делают в новых условиях люди, находящиеся в плену косных обычаев? Да ровным счетом ничего! Какую роль играют они в нынешнем обществе? Никакой! Правильно ли они руководят своими детьми, по верному ли пути направляют их жизнь, дают ли им разумные советы и указания? На это можно сказать одно: нет, нет и нет! Косные, тупые люди, они только и знают, что жаловаться: мы, мол, не в силах ничего сделать, время нынче такое. Они не видят, не хотят видеть новых сил, которые преобразуют общество, меняют людей. Слабые и безвольные, подчиняясь силе инерции, силе привычки, бредут они по пути, ведущему к гибели. И бурные, могучие волны новой жизни захлестывают их, сбивают с ног.

Если смотреть на жизнь по-новому, ничего удивительного нет в том, что девушка отказалась от жениха, что парень и девушка помолвились по своей доброй воле. Правы ли родители, осуждающие подобные поступки своих детей? Пак Чем Ди не сразу нашел ответ на этот вопрос.

Все это порождено новым временем. Новое время создало новую мораль, новые представления о ней. И с этим надо считаться. Ведь именно исходя из условий нового времени, Пак Чем Ди называл Гым Сук смелой девушкой. Смелой потому, что она, вернув жениху сачжу, бесстрашно вступила в борьбу со старым. Но тогда почему же он должен осуждать поступок своего сына, порвавшего, как и Гым Сук, с феодальной рутиной, смело заявившего о своей любви? Пак Чем Ди, выходит, оказался в плену старых предрассудков, испугался уронить свой веками закрепленный отцовский авторитет. Нет, он не хочет быть таким отцом! Старое осталось далеко позади. Он чувствует себя новым человеком нового времени и, следовательно, обязан идти в ногу с жизнью!

Поразмыслив над всем этим, Пак Чем Ди вынужден был одобрить мнение своей жены. Он тут же решил отправиться к Ю Чем Ди, чтобы поговорить с ним на довольно необычную тему. Перед тем как уйти в Твигор, он строго наказал жене:

– Ты говоришь, что невеста – хоть куда! Так смотри же; не обижай ее, когда она придет к нам в дом, не ссорься с ней, не заставляй ее работать, как батрачку. Ослушаешься меня, тогда уж не пеняй!

И, вынув изо рта трубку, он грозно помахал красным мундштуком над головой старухи, словно желая показать, как он с ней расправится.

– Ох, батюшки, испугал! Ты за меня не беспокойся, лучше сам постарайся вести себя при новой снохе, как должно. Лишь бы наши дети были счастливы, а наше дело сторона. Не вечно ведь им жить с нами под одной крышей. Дон Ун собирается уезжать учиться.

– Да, в Корее словно просторнее стало. Перед каждым открылись широкие дороги! Стоит только захотеть да голову иметь на плечах. Ты, видать, тоже не зря в женсоюзе околачиваешься. Гляди-ка: стала передовой женщиной! Сын еще не женился, а она уже заранее подумала о том, чтобы молодухе жилось полегче.

Пак Чем Ди довольно рассмеялся, выбил трубку о пепельницу.

– А зачем же обижать ее, бедную, наваливать на нее непосильную работу? Ведь мы отбираем у людей их любимую дочь. И значит, должны обеспечить ей хорошую, вольготную жизнь. А коль не можем этого сделать, то хоть обижать ее не будем. Если сын и сноха поладят между собой, станут жить мирно да счастливо, то я ее на руках носить готова!

– А ведь испокон веков свекровь и сноха грызлись между собой, как кошка и собака! А почему? Да потому, что в семье на сноху смотрели как на даровую батрачку.

* * *

К счастью, Ю Чем Ди был дома.

– Охо-хо, кого я вижу! – радостно воскликнул он, приглашая гостя зайти в комнату. – Как это вы надумали к нам заглянуть?

– Я к вам по делу. Все живы, здоровы?..

Пак Чем Ди присел вместе с хозяином на кан и вынул трубку с кисетом.

– А у вас, в тхуре, работа в полном разгаре? Какой отличный рис вымахнул на новых плантациях! Небось, и на вашем участке удался?

– Пока не жалуюсь… Сегодня тхуре отдыхает. Вот я и решил зайти к вам.

– Табачок у меня неважный, но прошу, закурите, пожалуйста, моего. – Хозяин протянул Пак Чем Ди табак и вопросительно взглянул на гостя. – Так какие же дела привели вас к нам на хутор?

Ю Чем Ди и Пак Чем Ди – ровесники. Ю Чем Ди ростом пониже, сухощав, жилист, крепок телом… Кан в покривившемся чиби устлан циновкой, сплетенной из коры черемухового дерева, к стене прикреплена коптилка. Вид обычный для крестьянских чиби этой местности…

– А у вас, надеюсь, рис тоже взошел неплохо? – не отвечая на вопрос хозяина, вежливо осведомился Пак Чем Ди.

– Ох-хо-хо! Жаловаться особенно не на что, да участок-то у нас небольшой, что с него соберешь?

Хозяин и гость запыхтели своими трубками.

– Я к вам вот по какому делу.

– Так, слушаю… – Хозяин выжидающе уставился на гостя.

– Мой второй сын…

– Как же, знаю я вашего второго сына!

Хозяин настороженно, не отрываясь, смотрел на Пак Чем Ди.

– Трудно сказать, кто из них сделал первый шаг. Да это и неважно, кто. М-да. Видимо, они между собой уже договорились… Гхм…

Пак Чем Ди чувствовал себя очень неловко, он говорил, растягивая слова, а когда дошел до конца своей речи – закашлялся: больше говорить ему было невмоготу.

– Ничего не понимаю! – недоумевающе произнес хозяин. – Кто это они, о чем договорились?

– Ежели говорить без обиняков, речь идет о вашей дочке… Да… Потому я к вам и зашел… Раз уж они, стало быть, сговорились, то наше дело – поддержать их.

Пак Чем Ди медленно выдавливал из себя слово за словом, словно читал незнакомые письмена. Закончив говорить, он облегченно вздохнул. Хозяин некоторое время молча попыхивал трубкой. Потом, сердито взглянув на гостя, грубовато сказал:

– Непонятно мне все-таки, о каком это сговоре вы болтаете?

– Да я и сам толком ничего не знаю… Сын сказал, что они уже договорились.

– Кто сказал! Кто с кем договорился?! – закричал хозяин.

– Да ваша дочь… С моим сыном, – смущенно произнес Пак Чем Ди.

– Ах, чорт бы их побрал! – Лицо Ю Чем Ди посинело от злости. – И что у вас за сыновья! Старший, говорят, вскружил голову соседской дочке. Теперь младший собирается набедокурить!

Пак Чем Ди с недоумением смотрел на расходившегося хозяина.

– С чего это вы вдруг взбеленились?

– Да с того, что ваши сыновья портят чужих дочерей! Да! И это при живых-то родителях! Нечего сказать, похвальное дело!

Ю Чем Ди яростно размахивал над головой трубкой. Пак Чем Ди, наконец, потерял терпение и открыл ответный огонь:

– Подумайте, что вы говорите! Кто это портит чужих дочерей? Если на то пошло, растолкуйте-ка мне: почему это ваша дочь расторгла помолвку, одобренную ее родителями? Это, по-вашему, похвально? В чужом глазе соломинку заметили, а в своем и бревна не видите!

– А чей же это сын лясы точит с соседской дочкой? А?

– Эх, старина, не хотите вы меня понять. Ну что ж, на том и порешим. Не хотите – не надо, упрашивать не буду, – рассердился наконец и Пак Чем Ди. – Девушка расторгла помолвку… Сыскался парень, который предложил ей обручиться… Ежели взвесить их поступки, получится так на так… И нечего тут кричать на меня, копаться: кто прав, кто виноват. Если уж на то пошло – оба хороши!

– Нет, вы их не равняйте! У вас, все-таки, сын… А у меня дочь. И так уж она ославила себя на всю деревню. – Ю Чем Ди переменил вдруг тон и говорил теперь мягко, словно жалуясь. – А тут снова пойдет о ней дурная слава. Что тогда прикажете делать?

– Э, это в старину разделяли: сын, дочь. Раз вышел закон о равноправии – никакой разницы между ними нет. Прошло то время, когда родители по собственной прихоти, не считаясь с детьми, женили их.

– Так ли это?

– Думаю, что так.

– А почему вы так думаете? Растолкуйте мне!

– Ну, сами посудите! Хоть мы и родители, но разве это дает нам право насильно женить своих детей, если они не любят друг друга? Возьмите простой пример. Покупает человек такую пустяковую вещь, как трубка, и то он постарается выбрать себе по вкусу. А тут речь идет не о трубке, а о людях, которым всю жизнь жить вместе! Разве можно решать их судьбу, не спрашивая их?

Хозяин озабоченно нахмурился, засопел трубкой. Голос его снова стал сердитым:

– Верно-то оно верно. Но, ведь женитьба – не шутка. Нельзя доверить детям решать такой серьезный вопрос. Я с этим не могу согласиться.

– Вот именно потому, что женитьба – дело серьезное, – старался вразумить своего непонятливого собеседника Пак Чем Ди, – нужно решать его разумно, с общего согласия. Я вовсе не хочу сказать, чтобы все решалось без родителей, но, женя своих детей, родители должны считаться с их желаниями. По новым-то временам…

– Считаться!.. А родители, выходит, ни при чем! – словно не слыша доводов гостя, кипятился Ю Чем Ди.

– Экой вы упрямец! Я только что вам объяснял: и детям нельзя давать волю, и родители не должны чинить произвол. Так-то. Я пришел к вам с добрым намерением: обсудить все полюбовно, да и делу конец. Между детьми-то, видать, уже имеется полное согласие! А вы шум подняли, словно и впрямь какое несчастье случилось! Ну, ладно. Пусть будет по-вашему. На нет и суда нет. Я пошел…