Текст книги "Земля"

Автор книги: Ли Ги Ен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 31 страниц)

А в этом году? Ох, и худо же стало с рабочей силой… Все лучшие рисоводы вступили в тхуре. Никто не шел к Ко Бен Сану в работники, ничто – ни деньги, ни рис – не соблазняло крестьян! А все это тхуре виновато, будь оно трижды проклято! Ко Бен Сан скрежетал зубами от злости; но как он ни старался ставить палки в колеса, дезорганизовать работу бригады, ничего добиться не мог.

С большим трудом удалось ему раздобыть работников в соседней деревне. И то – какие это работники! На небольших участках, оставшихся у него теперь, вполне можно было закончить высадку рассады за один день. Но они еле-еле управились с работой за два! Результаты были вдвое меньше, а уплатить работникам пришлось против прежнего вдвое больше. Ко Бен Сан тяжко вздыхал и горько сокрушался, но поделать ничего не мог: теперь уступать должен был он.

– Ну, ладно, мерзавцы, мы еще посмотрим, чья возьмет! – в бессильной злобе грозил он односельчанам. – Ох, как это дальше можно выносить? Боже, порази громом этого проклятого Куак Ба Ви!

* * *

А тхуре, между тем, с каждым днем работало все успешнее, дружнее.

Обед крестьянам, как и условились, приносили в поле из дому. Но вот наступил день, когда бригада перешла работать на участок Пак Чем Ди, Он начал упрашивать, чтобы ему разрешили угостить членов тхуре обедом Но Куак Ба Ви твердо стоял на своем:

– Нет, нет, ты это оставь. Я понимаю тебя. Разве мне самому не хочется пригласить товарищей к себе на обед? Но у нас должен быть твердый порядок. И если ты нарушишь его, как на это посмотрят другие? Этак все начнут угощать обедом. И не будет у нас тогда ни порядка, ни дисциплины… Как ни хочется тебе блеснуть своим хлебосольством, придется смириться, подчиниться принятому правилу.

– Все это верно, – Пак Чем Ди почесал затылок. – Да только… неудобно как-то… Они на моем участке будут работать, а я…

– Что ж тут неудобного? Ведь мы не только на твоем участке работаем? Значит, всем нам должно быть неудобно! – рассмеялся Куак Ба Ви.

– Ладно, твоя правда! – согласился Пак Чем Ди.

Время незаметно подошло к обеду. Музыканты первыми покинули поле и, возвещая обеденный перерыв, грянула веселая музыка. Услышав музыку, из домов потянулись жены и дети членов бригады: они несли в поле обед. Никто из членов бригады не просил своих хозяек стряпать обед повкуснее, но их и просить об этом не нужно было: они и так старались изо всех сил; ни одной из них не хотелось ударить лицом в грязь. Одни готовили к каше соевую брынзу, другие жарили рыбу, пойманную в реке детьми. И каких только супов и намуля не было среди снеди, принесенной в поле! Тут и суп из соевых ростков, и суп из морской капусты, и суп с соевым соусом, и суп с соевой брынзой, и салаты из намуля: дорадинамуля, дэдэкнамуля, кхоньнаму; и грибы… Да всего и не перечесть! А вдобавок к этому: соленая скумбрия, сушеная рыба, яичница, маринованная редька с перцем, маринованный дэдэк, маринованная тыква…

– Ну что ж, давайте обедать!

Крестьяне помыли руки в ручейке и уселись в круг, каждый возле своей корзинки с обедом.

– А ну-ка, проверим, у кого самый вкусный обед! Установим такой порядок: хозяйка, у которой самые вкусные, самые лучшие закуски, получает премию! То-то все они будут стараться, ха-ха-ха!

Кто, кроме Тю Тхэ Вона, мог внести это шутливое предложение? Перед обедом он что есть мочи лупил в барабан. Даже запыхался. На лбу у него выступили крупные капли пота. Но все это не мешало ему озорно посмеиваться.

– Эге, – лукаво улыбнулся Пак Чем Ди, – не спроста ты так говоришь! Наверно, самый вкусный обед состряпала твоя жена! А ну-ка взглянем! – И он протянул руку к корзине.

– Да что вы! – смутилась жена Тю Тхэ Вона. – Обед как обед, ничего особенного.

– Хо! Да у вас просто роскошные закуски! Не обед, а одно удовольствие.

И правда, жена Тю Тхэ Вона немало постаралась, чтобы приготовить приличный обед. В корзине у нее были: каша, суп с соевым соусом, салаты из намуля, рыба, маринованная редька, – словом, всего понемножку.

Обед проходил весело. Каждый старался угостить чем-нибудь своего соседа. У одних было много каши, у других хороша была закуска, и они делились друг с другом. В этом было что-то трогательное; чувствовалось, что членов бригады связывает крепкая настоящая дружба.

Может быть, потому и было у всех так легко и радостно на душе, что каждый ощущал себя членом большой дружной семьи, для которой уже не было таких трудностей, каких она не могла бы преодолеть.

Результаты коллективной работы уже сказывались. Крестьяне, трудившиеся в одиночку, не успели и наполовину закончить подготовительную работу по высадке рассады, а бригада уже полностью разделалась с ней. Поистине, в этом тхуре была большая сила! Порой казалось, люди устали и проголодались, но стоило только зазвучать веселой крестьянской музыке, и откуда только бодрость возьмется: все сразу повеселеют, и работа идет спорее.

К тому времени, когда бригада занялась высадкой рассады, это был уже крепкий, спаянный коллектив. Члены бригады не считались с тем, на чьем участке они работают: всюду они трудились добросовестно, с горячим рвением.

Бригада быстро справилась с высадкой рассады. Там, где участки были поменьше, за день управлялись в трех-четырех хозяйствах. И даже на самом крупном участке работали не больше одного дня. И за какой-нибудь десяток дней, как раз накануне майского праздника Дано, вся рассада была уже высажена.

Удивительно ли, что настроение в бригаде было приподнятое, праздничное. Гремела музыка. Все принарядились. Хоть запасы были и скудноваты, но люди все же, как полагается, деревянными молотками замесили хлеб из чумизы, и в доме Квон Чир Бока скромно отметили праздник. Долго не расходились крестьяне: пели песни, плясали под музыку, затевали веселые игры. Каждый выбрал себе забаву по душе.

А к вечеру их неожиданно пригласил к себе Ким Мен Бэ. Членов бригады обрадовало это приглашение: середняк Ким Мен Бэ считался в деревне состоятельным крестьянином, значит, мог угостить на славу.

Правда, поначалу члены бригады отнеслись к приглашению Ким Мен Бэ по-разному. Одни считали, что раз их пригласили – значит, надо пойти, ничего зазорного в этом нет. Другие с сомнением качали головами: а стоит ли принимать приглашение, не кроется ли тут какой-либо подвох?

Куак Ба Ви решил положить конец этим спорам.

– Не знаю, как другие товарищи смотрят, а я ничего дурного в приглашении Ким Мен Бэ не вижу. Ошибается тот, кто думает, что мы, как бедняки, пойдем к нему только для того, чтобы пить да есть. Ким Мен Бэ приглашает нас к себе как членов тхуре. Значит, он уважает наше тхуре, интересуется тем, что мы делаем. И у нас нет никакого основания чуждаться человека, раз он зовет в гости с добрым намерением. Нет, друзья, мы не должны отказываться от его приглашения.

– Правильно! – поддержали своего председателя Ко Ин Хо и Пак Чем Ди. – Раз он нас позвал, стало быть, хочет с нами сблизиться. И не пойти к нему – просто нехорошо будет с нашей стороны!

В конце концов все пришли к согласию, и члены бригады во главе со знаменосцем и музыкантами двинулись к хутору Твигор, где жил Ким Мен Бэ.

* * *

Когда в Бэлмаыре организовалась бригада взаимопомощи, крестьяне на первых порах отнеслись к ней недоверчиво. Но постепенно они убедились в преимуществах коллективного труда, и недоверие сменилось уважением. Бригада получила всеобщее признание. Она стала символом новой деревни, ее боевой созидательной силой; казалось, в будничную жизнь деревни влилась свежая, живительная струя и под ее чудодейственным влиянием еще быстрее начал изменяться облик деревни. Коллективный труд воспитывал в членах бригады чувство патриотизма, любовь к труду.

Популярность бригады росла с каждым днем. Не только бедняки, но и середняки старались держаться поближе к ней.

Глава пятая
Вызов старому

1

Вслед за опубликованием закона о натуральном сельскохозяйственном налоге был провозглашен закон о равноправии женщин. Закон о равноправии женщин! Какой это справедливый закон!

Если закон о земельной реформе сделал крестьян хозяевами земли, а закон о труде радовал рабочих и служащих, то тридцатое июня – день провозглашения закона о равноправии женщин – стало великим праздником для всех женщин Северной Кореи.

Впервые за всю историю Кореи женщины вздохнули свободно. Кем они были раньше? Бессловесными рабынями, лишенными всяких человеческих прав. А закон уравнял их в правах с мужчинами и в семье, и в обществе.

В честь этого знаменательного события по инициативе Центрального комитета Демократического союза женщин в столице Северной Кореи, Пхеньяне, был проведен многолюдный митинг. Тридцатое июня было объявлено женским праздником.

День этот был торжественно отмечен не только в городах, но и в селах. Правда, в далёких глухих горных деревушках, вроде Бэлмаыра, женские союзы еще не могли похвастаться своей работой. Многие крестьянки даже не понимали всего значения закона о равноправии женщин. Но некоторые из девушек и молодых женщин, хоть и не совсем ясно, представляли себе, что новый закон навсегда разбил цепь рабства женщин и вывел их на светлый, прямой путь новой, счастливой, настоящей человеческой жизни, не знающей ни унижения, ни рабства.

Особенно рада была новому закону Тен Сун Ок. При одной мысли о том, что женщины уже больше не будут игрушками в руках состоятельных мужчин, не будут подвергаться оскорблениям, Сун Ок так и подмывало выскочить на улицу и от радости сплясать перед всем честным народом! Сколько женщин провело свои лучшие годы в рабстве и унижении и покинуло этот мир, горько сетуя на свою судьбу! И Сун Ок хотелось закричать во весь голос, так, чтобы ее услышали все женщины старой Кореи, чей прах покоится сейчас в сырой земле: «Пробудитесь, встаньте, выйдите из своих могил, выйдите все, кто испытал одни лишь муки и страдания, все, чья честь и человеческое достоинство были попраны, втоптаны в грязь! Пробудитесь и порадуйтесь вместе с нами! Ведь сегодня перед нами, корейскими женщинами, открылся новый, счастливый путь; сегодня и нам предоставлены все человеческие права, о которых мы так страстно мечтали!»

Да, в жизни женщин Кореи произошел решительный поворот.

Униженные и оскорбленные, многие из них вынуждены были прежде мириться с печальной долей содержанок. А содержанка – это рабыня: таков был приговор света. Содержанкам не дано было право называть своих сыновей сыновьями, а сыновья не смели называть отцами своих отцов.

Теперь этому раз и навсегда положен конец. Торжествуя и ликуя, Сун Ок словно мстила этим старому миру. От нахлынувших на нее радостных чувств на глазах у нее выступили слезы.

И закон о земельной реформе, и закон о труде сыграли в жизни Кореи важную, неоценимую роль. Но дело демократических преобразований не было бы доведено до конца, если бы не был провозглашен закон о равноправии женщин. Без этого закона женщины так и не смогли бы стать равноправными членами общества и семьи.

Чтобы вырвать с корнем, уничтожить раз навсегда веками установившиеся традиции и феодальные предрассудки, сущность которых выражалась в девизе: «Уважай мужчину, унижай женщину», необходимо было принять решающие, радикальные меры, преобразовать жизнь путем проведения социальной реформы, направленной как на экономическое, так и на политическое освобождение женщин. Эту высокую миссию и призван был выполнить новый закон.

Закон о земельной реформе предусматривал наделение землей одиноких женщин, реально обеспечивая таким образом самостоятельность и независимость крестьянок. Закон о труде предоставил женщинам-матерям декретный отпуск и другие льготы. Закон о равноправии женщин полностью уравнял их в правах с мужчинами, открыл перед ними возможность принимать самое деятельное участие в политической, экономической и культурной жизни страны.

Сун Ок и прежде стремилась отдать все свободное от домашних хлопот время работе в деревенском женском союзе. После опубликования закона о равноправии женщин она почувствовала новый прилив сил и решила работать среди крестьянок не покладая рук.

Иначе и быть не могло. Ведь сбылись ее заветные мечты!

Радуйтесь женщины – пришел ваш день! Пробудитесь от векового сна!

На смену лютой зиме пришла весна, пришла пора больших ожиданий, светлого счастья! Женщины, ведь вы составляете половину всего населения страны! Так смело же выходите на улицу, шагайте нога в ногу, плечом к плечу с мужчинами, вместе с ними вы будете строить новую жизнь на земле!

* * *

Став председателем женского союза, Сун Ок уже не однажды пыталась собрать женщин. Но это было не так-то легко: женщины на собрание не шли. Сун Ок решила действовать энергичней. На этот раз она сама обошла всех женщин, предупредила их, чтобы они непременно приходили на собрание: вопросы будут важные, их надо обсудить сообща.

Но на следующее утро к назначенному часу пришло всего пять женщин. Сун Ок начала терять самообладание.

– Ну скажите, пожалуйста, какое же это собрание? В деревне больше ста хозяйств, а собралось пять женщин!

– Неужели вы не могли привести с собой своих соседок? Так у нас ничего не получится!

– Что с ними поделаешь? – виновато улыбнулась жена Ли Се Бана. – Все говорят: очень заняты.

– А кто же сейчас не занят? Страдная пора, все работают. Но это не значит, что мы должны быть в стороне от общественной жизни. Перенесем собрание на завтра. А те, кто пришел сегодня, пусть приведут завтра на собрание своих соседок.

Женщины с недоумением переглянулись, выказывая явное недовольство.

– Чорт бы их побрал, этих соседок. Выходит, я сегодня даром потеряла время! Хотела было пойти на прополку, из-за собрания отложила – и на вот тебе, завтра снова время терять.

– Разве только ты пострадала? Я тоже собиралась сегодня пойти в поле…

Жена Пак Чем Ди возмущенно затрясла головой:

– А будь они прокляты! Если и завтра не явятся, я им счет предъявлю, заставлю их возместить все убытки, которые они мне причинили! На что это похоже? Из-за них впустую убивай золотое время!

На следующий день собралось человек десять. Сун Ок горько усмехнулась:

– Сегодня мы можем похвастаться: нас уже десять человек! Ну что это за собрание – десять женщин? Опять придется отложить.

– Что же нам прикажете делать? – не на шутку рассердилась жена Ли Сен Бана. – И так уже два дня ни за что ни про что пропали! Мы им говорим, втолковываем, а они ни в какую! Что же, силой, что ль, их сюда приволочь?

– А вы на упорство ответьте упорством. Чем больше они будут упрямиться, тем терпеливей вы должны разъяснять им, почему они должны быть на собрании. Каждой из присутствующих здесь я поручаю: привести с собой завтра не меньше десяти человек. Иначе собрание не проведешь.

– Вот напасть-то свалилась на нас! – чуть не плача, сказала жена Ли Се Бана. – Прямо ума не приложу, что нам теперь делать?

– Если сознательные женщины будут так рассуждать, – укоризненно сказала Сун Ок, – что же спрашивать с отсталых?..

– Э, нечего тут плакаться! – вмешалась в разговор жена Сен Дар Хо. (А сама сморщилась и говорила жалобным голосом человека, задавленного непосильной ношей). – Раз нам это поручено, значит, завтра нужно притащить их на собрание во что бы то ни стало.

– Да, ничего не поделаешь! – сердито отдуваясь, сказала жена Пак Чем Ди.

– Ох-хо-хо! Вот люди…

– Да уж коли взялся за дело, будь оно хоть большое, хоть маленькое, прежде всего нужно самой пример показать.

– Так-то оно так.

В это утро женщины твердо решили взяться за дело как следует. Они понимали, что иначе им с места не сдвинуться.

Они еще раз обошли все дома, терпеливо разъясняя соседкам важность собрания. Такое упорство не могло пропасть даром.

На другой день каждая активистка привела с собой на собрание не меньше пяти женщин. Впервые в истории состоялось такое многолюдное женское собрание в Бэлмаыре: явилось больше шестидесяти женщин! На собрание пришли председатель и секретарь волостного женского союза, и все вместе обсудили, как лучше наладить работу союза в деревне.

И здесь выяснилось, что многие женщины не приходили ка собрание потому, что им запрещали мужья. Сун Ок решила прежде всего потолковать с членами тхуре, чтобы они показали всем крестьянам пример, поговорили со своими хозяйками и хоть немного облегчили их домашний труд.

* * *

Спустя несколько дней после провозглашения закона о равноправии женщин в Бэлмаыре произошло необычайное событие: девушка отказалась от своего жениха! В деревне только и было разговоров, что об этом неслыханном деле.

Гым Сук, дочери Ю Чем Ди из хутора Твигор, минуло в этом году семнадцать лет. И весной этого же года родители согласились выдать ее замуж за младшего, пятнадцатилетнего внука Ко Бен Сана. Сначала, правда, между отцом и матерью Гым Сук разгорелся спор: мать возражала против этого брака, говорила, что жених еще очень молод. Но отец стоял на своем. Ко Бен Сан льстивыми посулами совсем вскружил ему голову!

Ко Бен Сану давно уже приглянулась Гым Сук: он видел в ней не только красивую девушку, но прежде всего – даровую работницу. И после того как от имени своего внука Ко Бен Сан сделал предложение, он проявил удивительную щедрость: стремясь добиться у отца Гым Сук окончательного согласия на брак дочери, он несколько раз угощал его сури. Ну, как было устоять простоватому Ю Чем Ди против щедрот и обещаний Ко Бен Сана? И он согласился выдать свою дочь за внука Ко Бен Сана. Жена Ю Чем Ди вынуждена была уступить своему мужу.

Гым Сук втайне сильно горевала. Она возмущалась, что родители, не спросив ее, решили обручить ее с сопливым мальчишкой. Им и дела нет никакого, желает их дочь выходить замуж за такого сопляка или нет. Они радуются, что осенью будут гулять на свадьбе!

Молча, холодно выслушала Гым Сук объявление о помолвке. Все в ней восставало против этого брака. И какой-то тайный голос подсказывал ей, что нужно сделать решительный шаг. Чувство непокорности и протеста еще больше усилилось в ней после памятного разговора с подругами Сун И и Кан Нани в тот день, когда они ходили на Северную сопку собирать намуль.

Гым Сук охотно училась в вечерней школе и теперь уже свободно читала газеты. Когда в деревне развернул свою деятельность женский союз, Гым Сук возглавила работу среди женщин в своем хуторе Твигор, с первых же шагов проявив хорошие организаторские способности. Видя ее старания, Сун Ок всячески поощряла, поддерживала ее, помогала ей.

К этому времени появился закон о равноправии женщин. Этот закон решил судьбу Гым Сук. Охваченная волнением, она не могла уснуть всю ночь. В голове ее рождались смелые планы, один решительней другого.

Прошло несколько дней, и однажды утром Гым Сук подошла к отцу, который сидел еще дома, и упала перед ним на колени.

– Отец!

Необычайное поведение дочери удивило Ю Чем Ди.

– Что тебе нужно, дочка?

Не поднимаясь с колен, Гым Сук с глубокой серьезностью заговорила слегка дрожащим голосом:

– Вы, конечно, слышали, отец, что недавно был опубликован закон о равноправии женщин. И знаете, наверно, что изменен закон о браке.

– Что же из того, что изменен?! – гневно повысил голос Ю Чем Ди, сразу поняв, куда гнет его дочь.

– Выслушайте меня, отец. Ни я, ни мой жених еще не достигли совершеннолетия! Как же вы хотите нарушить закон? Прошу вас, отец, отнесите обратно сачжу[69]69
  Подарок невесте от семьи жениха.


[Закрыть]…

В голосе Гым Сук слышалась твердость, весь вид ее говорил о том, что она приняла бесповоротное решение. Ю Чем Ди опешил от неожиданности.

– Что? Что ты такое говоришь? Отнести обратно сачжу? – переспросил он в замешательстве.

Жена Ю Чем Ди, сидевшая до сих пор молча, беспокоясь за исход разговора между отцом и дочерью, решила, что пора вмешаться и поддержать Гым Сук.

– Послушай, старик, новый закон запрещает жениться или выходить замуж раньше восемнадцати лет. Что ты упрямишься?! Неужели тебе хочется стать нарушителем закона? Смотри, это тебе так не пройдет.

– Но раз мы согласились на брак, как мы можем его расторгнуть? Что это вам – детские игрушки?

– Отец, если вы не можете расторгнуть, я сама это сделаю! Вы дали согласие тогда, когда нового закона еще не было! И теперь ничто не помешает нам взять согласие назад.

Ю Чем Ди с удивлением посмотрел на дочь и, помолчав немного, выдавил со вздохом:

– Ох-хо-хо! Ну и дела!.. Поступай как хочешь, дочка, только оставь меня в покое!

И на лице у старика появилось выражение полного безразличия.

Гым Сук, взяв корзинку с сачжу, тут же отправилась к Ко Бен Сану. Ко Бен Сан сидел в это время у себя в комнате. Увидев Гым Сук, он удивленно воскликнул:

– Вот не ожидал! Что случилось?..

– Да нет, ничего не случилось. Вот принесла вам обратно сачжу, – сказала Гым Сук, ставя перед Ко Бен Саном корзинку. – Думала я, думала и решила, что лучше всего отказаться от сачжу. Мы не можем нарушать новый закон.

– Что-о? Что ты такое мелешь? Расторгаешь помолвку? А я – то думаю: что она такое несет?

– Да. Расторгаю.

Внук Ко Бен Сана, сидевший на пороге внутренней комнаты, вскочил вдруг на ноги и, размахивая кулаками, полез на Гым Сук.

– Ты, что, окаянная девка, думаешь, будет по-твоему? Как бы не так! Ведь насчет свадьбы не ты, а родители твои решили!

Ко Бен Сан рукой отстранил распетушившегося внука, прикрикнув на него:

– Ты, паршивец, помалкивай! Не твоего ума дело!

Гым Сук с гневом обернулась к жениху.

– Что ты ругаешься? Подумай хорошенько: что это за женитьба в твоем возрасте?

Она круто повернулась и вышла со двора. Все это было настолько неожиданным, что ошеломленный жених долго не мог выговорить ни слова. Кончилось тем, что он заплакал.

– Ну, погоди, скверная девка! – всхлипывал мальчик, размазывая кулаками обильно катившиеся по щекам слезы. – Все равно, убью я тебя!

– Да перестань ты реветь! На кой чорт сдалась нам эта девчонка! Ох, стоило появиться на деревне женсоюзу или как там его… и все девки посходили с ума! Вконец испортились!

Ко Бен Сан пытался утешить внука, но ему и самому было не по себе… Он сокрушенно покачал головой и пробормотал:

– А все чьих рук это дело?.. Куак Ба Ви да его ненаглядной женушки, Тен Сун Ок!.. Выбрали ее в председатели этого самого – что б его чорт побрал! – женсоюза, и с тех пор пошел в головах у наших девок ветер гулять! Тьфу! Вот еще напасть свалилась на нашу голову! Теперь сраму не оберешься…

Но сокрушайся – не сокрушайся, а дела этим не поправишь! Словно желая выместить злобу на ни в чем не повинном табаке, Ко Бен Сан яростно попыхивал трубкой, то и дело набивая ее.

Одна за другой сыплются на него неприятности. Сначала появился закон о земельной реформе. Потом стали носиться с законом о труде. Чорт его знает, что это за закон. Его, говорят, для рабочих и служащих выдумали. Ну и бес с ними, пусть тешатся; Ко Бен Сану от него ни тепло, ни холодно. Но мало этого – вышел закон о натуральном налоге. Теперь нужно отдавать государству четверть урожая! Крепкое слово само на язык просится… Ну да ладно. И это еще можно было бы кое-как стерпеть… Но на кой чорт понадобился им еще паршивый закон о равноправии женщин? Не будь его, девчонки не посмели бы задирать нос! Интересно, каким еще законом собираются нас порадовать? Может, издадут такой, по которому можно будет получить обратно конфискованную землю? Вот хорошо-то было бы! Да где уж там, ничего и похожего нет. Того и гляди, еще какие-нибудь неприятности свалятся на мою голову!.. Погруженный в самые мрачные думы, Ко Бен Сан на чем свет стоит ругал существующий строй. Почувствовав, наконец, что больше так сидеть он не в силах, Ко Бен Сан сорвался с места, чуть не опрометью выбежал на улицу и помчался по направлению к рисовому полю, словно оно могло помочь ему.

2

Скороспелый рис рос густо, стал темно-зеленым. Посаженные на суходольных полях овощи и злаки буйно разрослись. Весна в этом году началась обильными дождями, и воды на плантациях было достаточно. Это позволило своевременно высадить рассаду даже на тех участках, для которых обычно использовались талые воды. В низине, на вновь поднятой целине, широко раскинулись плодородные, покрытые водой рисовые поля. Загляденье!

Каждый раз, когда Ко Бен Сан видел преображенную землю, у него в ярости сжимались кулаки, а в глазах вспыхивала злобная зависть, словно обошли его в чем-то, обделили, обидели, нанесли жестокий удар!.. Ох, как хотелось ему в эти минуты, чтобы северное русло речки пересохло и рисовые поля превратились в выжженный солнцем пустырь!

Но нынче, как назло, воды было много, члены тхуре раньше всех высадили рассаду… У Ко Бен Сана при одной мысли об этом все внутри переворачивалось от злости и зависти.

И сейчас, проходя мимо низины, он почувствовал, как в груди у него закипает злоба. Он зажмурил правый глаз, чтобы как-нибудь ненароком не взглянуть на проклятую целину, и ускорил шаг.

Вдруг он остановился прислушиваясь. Из дома Сун И доносился шум, крик. Там кто-то ожесточенно спорил.

Услышав шум, Ко Бен Сан раздумал идти на рисовую плантацию и свернул к дому Сун И.

– Новый закон! – громко говорил один из спорящих. – Да где же это вы видели такой закон, а? Нет, раз вышла замуж, нравится тебе муж или не нравится, а живи с ним! Что ж из того, что муж молод? Когда выходила замуж, разве она не знала этого? Я скажу прямо: тут не столько она виновата, сколько ее родители! Вы бы припугнули ее: мол, возвращайся к мужу, а если еще раз удерешь от него – ноги переломаем!.. И весь разговор! Тогда она не отважилась бы вас ослушаться! Навек зареклась бы своевольничать! Скажите по совести, не так ли?

– Мы пытались ее вразумить! А она и слушать не хочет! Нет уж, ничего не поделаешь! Времена, видно, такие пришли: девчонки совсем от рук отбились! Просто беда с ними!

Тю Хен Мок, третий сын Тю Тхэ Ро, с пеной у рта кричал на Тяна из хутора Пэдэколь. А тот старался говорить в примирительном тоне, виновато пожимал плечами и все сваливал на «новые времена».

Тю Ен Дюн, племянник Тю Хен Мока, весной позапрошлого года женился на дочери Тяна. Тю Ен Дюну в ту пору едва исполнилось пятнадцать лет, а невеста была рослой восемнадцатилетней девицей: совсем не пара мальчишке. Но родители решили выдать ее замуж, и она не могла пойти против их воли, пришлось примириться со своей печальной судьбой. Девушка переселилась к мужу. Первое время она еще не осознавала полностью всей трагичности своего положения. Но дни шли, девушка взрослела, и все постылей, невыносимей становился для нее муж – глупый подросток! Бессонными ночами, глотая горькие слезы, жаловалась она в темноту на свой печальный девичий удел. Ах, когда же, наконец, этот цыпленок превратится в настоящего мужчину! В минуты отчаяния ей хотелось задушить мужа и убежать из дому. Но закон был не на ее стороне. Закон сурово покарал бы отступницу! И муж, и его родня, и его дом вконец ей опостылели…

Когда становилось уже совсем невмоготу, девушка убегала к своим родным и у них искала утешения.

А однажды утром она решила навсегда покинуть мужа. Когда все ушли на работу, девушка наскоро собрала свою одежду, связала ее в узел и вышла из мужниного дома, чтоб больше туда не возвращаться.

И вот теперь дядюшка ее мужа сидел у матери Сун И и угрожающе рычал на Тяна:

– Да что вы мне пыль в глаза пускаете: «пытались вразумить»… Раз девчонка среди бела дня посмела удрать от мужа, значит она заранее договорилась с родителями! Какое тут может быть оправдание! Уж не хотите ли вы нам взамен вашей дочери еще кого-нибудь всучить?

– Право, я и сам жалею, что так получилось. Я виноват, очень виноват перед вами. Я ведь даже и не знал, что она вернулась домой. Вы не беспокойтесь, я сейчас же пойду и приведу ее обратно.

– Нет уж, увольте! Раз она повадилась бегать от мужа, значит, все равно больше не будет жить у нас. Подберите ей другого жениха: нам такую не нужно! А вот убытки вам придется возместить. Расходы на свадьбу. Несколько кусков холста да несколько семов риса, который вы у нас тогда взяли. Всего больше тысячи вон! Давайте выкладывайте денежки! А не выложите, так мы до центра дойдем, а так этого дела не оставим!

В это время в комнату вошел Ко Бен Сан.

– Из-за чего это вы шум подняли? Я иду мимо, слышу: спорят.

– А, здравствуйте, Ко Бен Сан! Присаживайтесь, пожалуйста! – Тю Хен Мок подвинулся, уступая ему место. – Ох, чего только ни увидишь на белом свете!.. Теперь скрывать нечего, раз вся деревня знает. Жена моего племянника (хотя, к слову говоря, какая она жена!) ушла от него к своим родителям. Ну если уж она решила уйти, почему бы ей не сделать этого открыто? А то она, как воровка, воспользовалась минутой, когда дома никого не было, и унесла с собой не только свою одежду, но и ту, которую ей пошили в доме мужа. Вот я и спрашиваю: зачем понадобилось ей брать с собой то, что ей не принадлежит? Как же можно после этого верить, что тут дело обошлось без участия родителей? Поэтому я и говорю: раз их дочь отказывается жить с моим племянником, они должны возместить понесенные нами убытки!

Ко Бен Сан выслушал это длинное объяснение с видом человека, который вполне понимает Тю Хен Мока и целиком разделяет его мнение.

– Да, да, я уже слыхал о случившейся с вами неприятности, – сочувственно закивал он головой. – Все это получается из-за того, что всякая мразь живет у нас в деревне и мутит воду! Я тоже сейчас так осрамился, что просто и слов не подберешь рассказать об этом.

– А что с вами случилось? – не утерпел отец Сун И. Его разбирало любопытство.

– Э, что там говорить, – махнул рукой Ко Бен Сан. – Меньшой внук мой получил отказ от своей нареченной! Она, видите ли, не желает выходить за него замуж! Раздумала! Девчонка сама приносит корзинку с сачжу и заявляет, что она отказывается от брака. Видели вы когда-нибудь такое вопиющее безобразие?!

Ко Бен Сан, сохраняя вид оскорбленного достоинства, сокрушенно вздохнул и, словно ища сочувствия, оглядел окружающих.

– Ого! Ну, и смелая девка!.. Значит, она сама принесла сачжу?

– Смелая? И это вы называете смелостью? Тьфу! Это спесь в них заговорила! Появился на деревне какой-то женсоюз, и наши девчонки вконец испортились: никого не признают, задирают нос, своевольничают! Если и дальше так пойдет, мы скоро не сможем и женить своих сыновей на ком нам хочется, – жаловался Ко Бен Сан на новые порядки, считая виновными всех, кроме себя. – Подождите, не то еще будет! Раз уж вышел закон о равноправии женщин, добра ждать нечего, – продолжал стращать Ко Бен Сан.

– Никак не возьму в толк, что это такое равноправие? – недоумевал отец Сун И.

– А то, что женщины во всем теперь будут равны с мужчинами; между нами и ими – никакой разницы, – разъяснял Ко Бен Сан.

– А мне думается, – вмешался в разговор Тю Хен Мок, – закон этот хороший… Он разрешает вступать в брак только совершеннолетним. Разве это плохо? Почему сегодня позор свалился на нашу голову? Да все потому, что рано женили своих детей! А по новому закону этому не бывать! И не придется нам жаловаться, что жены убегают от своих мужей, а невесты отказываются от женихов.