Текст книги "Мертвые бабочки (ЛП)"
Автор книги: Лейси Хайтауэр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)
32
Кинли
День выдался странным. Сегодня мой день рождения, и я должна быть счастлива после вкусного ужина из бургеров на гриле и домашнего немецкого шоколадного торта, приготовленного Кери. Но мне совсем не весело. В одну минуту я улыбаюсь, в следующую – борюсь со слезами. Меня подташнивает, а рассудок подсказывает, что на горизонте маячит что-то плохое.
И я не могу выбросить ШД из головы.
По дороге с работы я остановилась у The Moon Cafe and Tea Room и заглянула в дверь, надеясь увидеть ее и испытывая искушение отдать ей деньги, которые все еще лежат в моем кошельке и в которых она нуждается гораздо больше, чем я.
Через несколько минут она вышла из кухни, чтобы убрать два столика. Она все еще работает, все еще в безопасности, все еще жива. Наверное, я должна почувствовать облегчение, и я его испытываю. Но также помню слова Дерека о том, что он ничего не обещает, и осознание того, что это значит, продолжает терзать меня. Не только потому, что я люблю его, но и потому, что на девяносто процентов уверена, что внутри меня растет его ребенок.
Глядя на букет из фруктов и тест на беременность, оба подаренные Кери и оба нетронутые, мне хочется плакать от очередного приступа тошноты. Нервы на пределе, а свежее ассорти из арбуза, киви, манго и медовой дыни выглядит прекрасно, но при мысли о любых фруктах меня начинает тошнить.
Беру тест на беременность Clearblue, и у меня дрожат колени при виде улыбающейся парочки на прямоугольной коробке, понимая, что, скорее всего, в нем нет необходимости. С моей стороны было глупо даже упоминать об этом Кери, зная, что она, несомненно, сделает из этого больше, чем необходимо. Еще слишком рано ощущать симптомы беременности, и ничто не дает мне оснований полагать, что я ношу его ребенка. Ничто в физическом смысле.
– Проголодался, малыш? – открывая клетку Ангуса, чтобы наполнить кормушку, поглаживаю его перышки за хохолком. Он что-то бессвязно бормочет, а затем погружает клюв в семена. Наблюдая за тем, как птица ест, испытываю всплеск эмоций, сопровождаемый параноидальным ощущением, что грядет что-то важное.
Слезы текут по лицу из-за мыслей о том, что я стану матерью-одиночкой.
Бог не может так сильно ненавидеть меня. Незамужняя, с безучастным отцом, беспокойной матерью, с этим жутким страхом темноты... список можно продолжать бесконечно. К тому же, черт возьми, я принимаю противозачаточные средства с семнадцати лет. Что, блин, случилось с 99-процентной эффективностью? И где мне поставить кроватку? Стульчик для кормления? Пеленальный столик? Что делать с детским садом? Да, я знаю, что у Дерека денег больше, чем у всего Китая, и, если бы я родила от него ребенка, то могла бы подать на алименты и жить более чем безбедно. Но мне плевать на его деньги. Я также не собираюсь говорить ему, что он может стать отцом, если ШД внезапно исчезнет с лица земли. Я люблю Дерека всем своим существом. Он всегда будет занимать особое, глубокое место в моем сердце.
Но даже любовь не может оправдать убийство матери двоих детей.
В голове целый рой вопросов. Неужели я просто параноик? Может быть, эта сильная интуиция – всего лишь какое-то странное принятие желаемого за действительное или фантазия? Достаточно ли я сильна, чтобы стать родителем?
Хватит ли у меня духу разлучить ребенка с отцом?
Собирается ли Дерек убить Шанталь Доусон? Так вот почему я чувствую, что на меня надвигается нечто ужасное?
С мощным приливом нежности, смешанной с желанием защитить, провожу ладонью по животу, и еще одна слеза скатывается по моему лицу.
– Если шестое чувство меня не подводит, то я с тобой, малышка, – шепчу крошечной фасолинке, которая, как я знаю, растет внутри меня. – Мы с тобой сильные. Нас не остановить. Нам никто не нужен, кроме друг друга.
Наконец я решаю лечь в постель и немного посмотреть телевизор, когда звук стука в дверь заставляет меня подпрыгнуть, а страх начинает пульсировать в животе. Я на цыпочках подхожу к входной двери и вижу Дерека в глазок.
Поморщившись, потому что уже смыла макияж и намазала лицо толстым слоем увлажняющего крема, нерешительно открываю дверь.
– Что ты здесь делаешь? Я тебя не ждала, – говорю с каменным лицом Дереку, замечая порез на его запястье. – Что случилось с твоей рукой?
– Ничего. Можно войти?
– Конечно.
Явно потрясенный, он заходит внутрь и прижимает меня к своей груди, в которой бешено колотится сердце.
– Это была долгая ночь, малышка. Мне просто нужно было тебя увидеть.
– Хочешь воды, чая или чего-нибудь еще?
– Нет. Я просто... блядь, Кинли. Я только что ушел от ШД.
Мой желудок опускается, а мысли мчатся со скоростью сто миль в час. Я отстраняюсь и смотрю на открытую рану на его запястье, гадая, связано ли это как-то с плохими предчувствиями, с которыми я сталкивалась последние несколько часов.
Поднимаю его руку и изучаю недавнее повреждение.
– Означает ли это то, о чем я думаю? Ты убил ее? – спрашиваю с большим нажимом, чем хотела.
Он не отвечает и просто сердито смотрит на меня, выражение его лица не меняется. К горлу подступает тошнота, и я не могу решить, хочу ли плакать или блевать. Бегу в ванную, захлопываю дверь и падаю на колени перед унитазом. Как только теряю то немногое, что осталось в желудке, меня опять тошнит, и эти несколько секунд кажутся годами. Мне никогда в жизни не было так плохо.
– Кинли, открой эту чертову дверь, – требует он.
– Если ты убил эту женщину, то просто уходи.
– Я не убивал ее, – говорит он из-за двери, слова звучат приглушенно.
Прополоскав рот холодной водой и умыв бледное лицо, открываю дверь перед покрасневшим Дереком, его глаза цвета виски смотрят на меня с гневом и разочарованием, от которых у меня по спине пробегают ледяные мурашки.
– Знай, Кинли. Я не мог этого сделать. Но я хотел. Пиздец как хотел, – повторяет он холодным, жестким тоном. – Я пришел сказать тебе, что не смогу пройти через это, но, похоже, ты просто предположила. Снова.
Мое горло сжимается, а сожаление сдавливает грудь.
– Я... я просто увидела порез на твоей руке. А когда ты сказал, что видел ШД, все, что могла подумать, это то, что ты... ты использовал нож против нее. Последний час у меня было странное предчувствие, что должно произойти что-то плохое. Прости. Я просто...
– Предположила, – сердито говорит он, и в его темных глазах читается что-то, что мне не нравится. – Всегда, блядь, предполагаешь, не так ли? – он глубоко вздыхает и почесывает подбородок. – Знаешь что? Я пришел, чтобы отдать тебе это, – он лезет в карман, достает брелок, прикрепленный к кожаной связке ключей Kinnard, и бросает его мне. – Кстати, из-за этого у меня порез на руке. Я заглядывал под капот. С днем рождения, Кинли.
Прежде чем успеваю осознать, что только что произошло, он уже выходит через парадную дверь и оказывается на полпути к парковке для посетителей.
– Боже мой. Что я только что сделала? – сердце колотится, когда бегу за ним и кладу дрожащую ладонь ему на бедро. Все его тело напрягается, прежде чем он поворачивается ко мне лицом, на котором застыли гнев и разочарование. Я даже не замечаю, что из моих глаз текут слезы, пока не чувствую вкус соленой жидкости.
– Прости меня. Боже, я просто... Ты прав, Дерек. Я предположила, хотя не имела на это права. Я просто запаниковала, увидев твою руку. И сразу же подумала, как я смогу жить с ответственностью за то, что две девочки потеряли мать, и как объясню ребенку, которого я, возможно, ношу или не ношу, что у него или у нее нет отца. Я...
Дерек отступает назад и наклоняет мою голову, его взгляд полыхает яростью.
– Повтори это еще раз.
На глаза снова наворачиваются слезы, и я кладу руку на живот. Вот и все. Конец. Все закончилось, даже не успев начаться. До того, как у нас действительно появилось время, или до того, как мама и Кери познакомились с ним.
– Еще слишком рано знать наверняка, но я могу быть беременна, и прежде чем ты что-то скажешь, пожалуйста, знай, что я не жду, что ты простишь меня или поверишь, что я сделала это не намеренно. Это не так. И я не буду просить денег. Мне плевать на твои деньги. Я также не жду, что ты станешь частью его или ее жизни. Я ничего не буду у тебя требовать. Я просто...
– Почему, Кинли? – его челюсть сжимается, вена на шее вздувается. Он качает головой, и в его взгляде читаются растерянность и разочарование. – Я мог бы убить тебя той ночью, – говорит он, глядя мне прямо в глаза. – Тогда бы ты не представляла угрозы. Но я этого не сделал. Я решил поверить в тебя и довериться тебе. Черт, я угрожал лучшему другу из-за тебя. А ты, возможно, носишь моего ребенка и уже планируешь скрыть его от меня, и все потому, что ты, блядь, предположила, что я убил ту женщину.
– Д-да. Нет. Господи, – выдавливаю из себя. – Я хочу сказать, что принимаю таблетки. С семнадцати лет. И я никогда не собиралась беременеть. Но да, если бы ты убил мать двух девочек-инвалидов, я бы точно скрыла от тебя беременность.
Он морщится, словно борясь со своими чувствами.
– А ты никогда не задумывалась о том, что, возможно, я был бы пиздец как счастлив стать отцом? – цедит он, окидывая меня еще одним ледяным взглядом.
– Нет. Нет, не думала, Дерек. Мы едва знаем друг друга.
– Было ли твое признание в любви не более чем оговоркой в момент экстаза? Или, возможно, искажением, основанным на том, что мое тело доставляет тебе удовольствие?
– Перестань перевирать мои слова. Я не это имела в виду.
– Тебе хоть раз приходило в голову, что у меня все еще осталось великодушие, чтобы пощадить женщину, от которой зависит благополучие ее детей? Или ты смотришь на меня и видишь только безжалостного убийцу?
Он проводит рукой по волосам с такой болью во взгляде, что меня охватывает новый приступ тошноты.
– Ложь – это не любовь, Кинли. Можно солгать тому, кто не заслуживает правды.
Его слова задевают меня за живое, за что-то глубокое, что-то вечное. Потерять Дерека – все равно что потерять свою душу, и я скорее пройду через логово гремучих змей, чем привнесу еще больше боли в жизнь этого человека.
– Я люблю тебя, Дерек. Больше, чем ты думаешь.
Он смотрит на порез на своей руке.
– И все же твоей первой мыслью было, что я порезался, причиняя вред ШД. Хотя на самом деле, – добавляет он, бросая взгляд на блестящий белый Lexus LC, – я всего лишь пытался сделать твой день рождения незабываемым, – он смотрит на меня, выдавливая из себя улыбку. – С днем рождения, Кинли. Наслаждайся своей новой машиной.
Он поворачивается, чтобы уйти, и я хватаю его за руку.
– Я не могу принять машину, Дерек. Она прекрасна, но стоит целое состояние. Это слишком дорого.
Он бросает на меня непроницаемый взгляд, а затем выдавливает из себя еще одно грустное подобие улыбки.
– Это просто деньги. К тому же у меня хорошие связи.
– Никто никогда не делал для меня ничего подобного, – сжимаю его руку. – Спасибо, и я люблю тебя, Дерек. Больше всего на свете. И если это чутье, что внутри меня растет крошечный человек, окажется чем-то большим, чем просто желанием, то независимо от того, захочешь ли ты стать частью его или ее жизни, я буду продолжать любить тебя по-прежнему.
– Знай это, Кинли. И помни об этом, – говорит он решительно. – Ничто, кроме смерти или тюрьмы, не разлучит меня с моим ребенком, – между нами повисает тишина, пока две машины проезжают мимо и сворачивают на отведенные им места на парковке. Дерек достает из кармана ключи.
– Пожалуйста, не уходи, Дерек. Мне очень жаль. Боже, я не идеальна. У меня отвратительный характер. Я представляю себе самое худшее, когда у меня нет на то причин, и постоянно волнуюсь. Я ни черта не умею готовить и не могу отличить восток от запада без компаса. И да, я предполагаю, когда не следует. Но я люблю тебя, верю в тебя, и нет ничего, чего бы я хотела больше, чем разделить эту жизнь внутри меня с тобой, даже если мы не будем вместе. Прости меня за то, что я подумала о худшем.
Он пальцем смахивает слезинку, скатывающуюся по моему лицу.
– Я уже простил.
– Тогда ты отвезешь меня к себе домой? – жестом указываю на блестящий Lexus. – На нем?
33
Кинли
Три дня спустя я просыпаюсь от холода в одиночестве, обе настольные лампы все еще горят мягким светом. Соскользнув с кровати и вытащив трусики и майку из кучи одежды на полу, захожу в смежную ванную, чтобы умыться и почистить зубы. И в этот момент чувствую знакомые спазмы внизу живота. Меня охватывает легкое разочарование, и я поглаживаю живот и маленькую фасолинку, которая оказалась всего лишь ложным предположением.
Боже, я так сильно полагалась на свой инстинкт.
Разобравшись со своими женскими делами, направляюсь по коридору на кухню, откуда доносится слабый запах кофе, но Дерека не вижу. Как ни странно, кофе пахнет не очень аппетитно, поэтому достаю из холодильника бутылку охлажденной воды, а затем выглядываю за французские двери. Дерек полулежит в мягком шезлонге, одетый лишь в слегка поношенные серые баскетбольные шорты, которые знавали лучше времена, но при этом выглядит сексуальным на миллион.
– Я люблю это место по утрам, – говорит он, когда я подхожу к нему и кладу руку на плечо. – Когда я нахожусь здесь и наблюдаю за восходом солнца, все в мире кажется чуточку лучше, – он похлопывает по креслу и придвигается ближе. – Садись рядом со мной, – говорит он, и я сажусь рядом с ним и перекидываю свои ноги через его. Его рука мгновенно обвивает мое плечо, и он целует меня в макушку. – Как тебе спалось?
– Как убитая. Последние три ночи я спала лучше, чем когда-либо в своей жизни, – смотрю на него и замечаю круги под глазами. – Вопрос на миллион – как ты спал? Судя по твоему виду, не очень хорошо.
Поглаживая пальцами мое плечо, он игнорирует вопрос и смотрит на небо и клубящийся розово-пурпурный восход, который кажется намного яснее и красивее, чем из балкона моей крошечной квартиры.
– Будешь ли ты довольна жизнью в таком месте, как это? Вдали от города? Зная обо всем, что произошло?
Смотрю на удивительный восход солнца, слушая, как щебечут сотни птиц, и представляя себе жизнь с детьми или без них в таком уединенном месте, как это.
– Здесь просто чудесно. А что касается этого... – стараюсь не морщиться, указывая на здание в нескольких футах от нас. – Иногда, думаю, нужно простить и забыть прошлое и сосредоточиться на планах на будущее. Лично мне кажется, что это идеальное место, чтобы переоборудовать его в настоящую мужскую берлогу или даже снести все это и построить красивый бассейн.
Дерек вздыхает, затем смотрит на меня, его взгляд все еще обеспокоенный.
– Ты все еще пытаешься увидеть во мне Дерека Киннарда, улыбающееся лицо с экранов телевизоров. Однако уродливая правда все еще жива в глубине твоего сознания и всегда будет там. Как бы ты ни старалась, ты никогда не забудешь того, что, как ты знаешь, там произошло.
Пожимаю плечами, сбитая с толку его странным настроением и внезапной сменой темы.
– Что ты пытаешься мне сказать? Что ты все еще злишься на меня из-за этого? – смотрю на заживающий порез на его руке.
Он выпрямляется и проводит кончиками пальцев по волосам.
– Я хочу сказать, что я все тот же человек, который убил шестерых, Кинли. Жестоко. Без угрызений совести. Что бы я ни делал, кровь будет на моих руках, и, к сожалению, всегда будет существовать небольшая вероятность того, что кто-то узнает о том, что я сделал.
– Но ты... ты сжег улики. Как кто-то может узнать об этом?
– Милая, наивная Кинли, – в его взгляде сквозит глубокая печаль. – Есть и другие люди, которые помогали мне на протяжении многих лет. Мужчины, которым я очень хорошо платил за их услуги и молчание, но которые, тем не менее, могли предать меня.
– Не понимаю. Зачем им это делать?
– Ты когда-нибудь слышала термин «иуда»?
– Ну, да, – отвечаю дрожащим голосом, и волна страха пробегает по спине. – Это то, к чему ты клонишь? Тебя кто-то предал?
– Нет, малышка. Но такая возможность всегда будет, и я боюсь, что ты можешь пострадать.
– Ладно. Наверное. Но мне все равно кажется, что есть что-то еще, о чем ты не договариваешь.
– Кинли, – отвечает он низким и твердым голосом, – думаю, я пытаюсь сказать, что если мое прошлое будет раскрыто, будь то сегодня, на следующей неделе или через десять лет, я всегда буду ставить тебя и ребенка, которого ты носишь, на первое место. Всегда на первое место, Кинли. Чего бы это ни стоило. Невзирая на последствия.
– Объясни мне простым языком, что это значит, Дерек. Ты хочешь сказать, что бросишь меня? И своего собственного ребенка? – поглаживаю живот и крошечное существо, которое все еще ощущается реальным.
– Сегодня утром я принял решение. Это место будет твоим, на законных основаниях, и ты сможешь делать с ним все, что сочтешь нужным. Продай его. Сожги. Прокляни. Но, отвечая на твой вопрос, да. Безопасность моей семьи всегда будет на первом месте. Даже если это означает, что мне придется исчезнуть.
– Дерек, я должна сказать тебе... – прежде чем успеваю произнести эти слова, у Дерека звонит телефон, и на экране высвечивается имя Шона. Он просит меня попридержать эту мысль, а затем отвечает на входящий звонок. Еще одна волна болезненного страха накатывает на меня, когда вижу выражение его лица – выражение ненависти, ярости и темного, мстительного гнева.
– Я уже еду, – он заканчивает разговор и серьезно смотрит на меня.
– Это Рейчел. Она попала в аварию. Шон сказал, что у нее несколько раздробленных костей и черепно-мозговая травма.
– О Боже, – отвечаю я, едва в состоянии говорить из-за подступающих к горлу рыданий. – А как же ребенок?
Дерек не отвечает, и я борюсь с внезапным желанием расплакаться, пытаясь понять выражение неприкрытой злобы в его глазах. Сглатываю комок в горле, а внутри меня бушуют печаль, шок и глубинный страх перед тем, что это может означать.
– Чем я могу помочь? Все, что угодно, Дерек. Я сделаю все, что потребуется.
Несколько секунд он ничего не говорит, но не сводит с меня глаз, и от этого пристального взгляда я превращаюсь в ледышку. Он леденящий. И кипящий.
И опасный.
– Если Рейчел и этот ребенок не выживут, – отвечает он спустя вечность, – не позволяй мне превратить номер шесть в номер семь.
34
Кинли
Семь недель спустя...
Дерек выходит на подиум и берет микрофон. Зрители мгновенно поднимают головы, и он делает то, что у него получается лучше всего, – улыбается одной из тех ослепительных улыбок Киннарда, которые излучают силу, гордость и мужскую сексуальность.
– Сегодня я сразу перейду к делу, – говорит он с еще одной лучезарной улыбкой, которую я чувствую всем телом. – Для тех из вас, кто уже знаком с Shatterproof и всеми теми замечательными вещами, которые они делают для семей, переживших трагедию, я хотел бы, чтобы вы все знали, что с сегодняшнего дня компания будет носить новое имя – The Dalton Foundation, – толпа разражается аплодисментами, а он смотрит в мою сторону и улыбается. Моя рука непроизвольно опускается на живот, который в скором времени округлиться, потому что в нем растет наш ребенок. Как и подсказывала мне интуиция, я действительно беременна. Хотя еще слишком рано узнавать пол, это девочка. Как обычно, я просто знаю.
– Кстати, – продолжает он, – я Дерек Киннард, генеральный директор и президент Kinnard Automobile Industries, и я заключил партнерство с Shatterproof, в рамках которого мы планируем делать еще больше для семей, переживающих кризис, – после того как стихают очередные аплодисменты, он продолжает говорить о будущем и планах по оказанию помощи пострадавшим семьям.
Он стоит высокий и гордый в своем элегантном черном костюме, с расправленными плечами, высоко поднятой головой, и выступает перед толпой – это его вторая натура и то, что он должен делать. Люди буквально стекаются к этому человеку, к его щедрому и заботливому поведению, и никто даже не догадывается, что он жестокий убийца.
Он обращается к небольшой группе давних сотрудников Shatterproof и представляет каждого из них, а затем вкратце рассказывает о Далтоне и его борьбе с наркотиками. Затем он представляет Шона, который стоит слева от меня, и застенчивую брюнетку по другую сторону от меня – Шанталь Доусон, недавно принятую на работу в Shatterproof консультантом по преодолению горя.
– И последнее, но, безусловно, не менее важное, – продолжает он, поворачиваясь в мою сторону с таким безумно сексуальным видом, что у меня мурашки пробегают по животу и проникают самое в сердце. – Я хотел бы познакомить вас с прекрасной леди, которая не только покорила сердце этого самопровозглашенного холостяка, но и, так уж случилось, носит под сердцем его ребенка.
Несмотря на то, что мое тело прекрасно использовали, и все теперь болит после утра, проведенного в постели, а пробка все еще находится глубоко в заднице по просьбе моего мужчины, все мое естество сжимается от взгляда этих глаз цвета виски и порочных обещаний, которые таят в себе. Когда где-то позади меня раздается щелчок фотоаппарата, я немного съеживаюсь при мысли о том, что завтра утром моя фотография появится во всех социальных сетях. Буквально на прошлой неделе нас сфотографировали возле антикварного магазина, а уже на следующий день наше фото появилось в развлекательном разделе местных новостей, где меня назвали загадочной женщиной, которая захомутала красавчика из империи Kinnard Auto. Не уверена, как отношусь к предстоящему признанию, но сейчас я не уверена во многих вещах. Совмещение работы и ребенка. Знакомство с семьей Дерека. Мамой. Кери. И тот факт, что Дерек еще не сделал мне предложение и даже не упомянул слово на букву «С». Очевидно, что еще слишком рано. К тому же у него слишком много забот с Dalton Corporation, империей Kinnard Auto, ребенком на подходе, поддержкой Шона, пока Рейчел продолжает восстанавливаться после аварии. Предстоит многое обдумать, но я знаю, что жизнь вносит свои коррективы, и впервые мне чертовски хочется двигаться вперед и увидеть, что принесет завтрашний день.
Рейчел получила сильный удар по голове. Ее мозг ударился о череп, что привело к инсульту и серьезным повреждениям, потребовавшим хирургического вмешательства для остановки кровотечения. Хотя она продолжает страдать от потери памяти, ограниченных способностей и слабости в левой части тела, врачи надеются на ее полное выздоровление.
К сожалению, она потеряла ребенка.
Мы с Дереком умоляли Шона пропустить сегодняшнюю встречу, поскольку в его присутствии нет необходимости, а его психическое состояние не самое лучшее. Конечно, он отказался и настаивал на том, что Рейчел заставила его прийти.
Водитель, въехавший в Рейчел сзади, скрылся с места происшествия, и свидетелей не было. Она настаивает, что черный Ford-150 более старой модели петлял за ней, когда она проезжала по тихому району, чтобы избежать интенсивного вечернего движения. Несмотря на то, что ей удалось опознать номер машины, во время аварии она была не в состоянии говорить, и в итоге полиции не предоставили информацию о номере. По иронии судьбы, белый водитель средних лет был найден мертвым в своем гараже четыре дня спустя. У него были перерезаны обе бедренные артерии и огнестрельное ранение левого глаза. Пока что никаких зацепок или улик не найдено, и полиция утверждает, что это мог быть самострел, но я знаю лучше. Рассечение бедренных артерий происходит либо в результате трагической случайности, либо по какой-то более мрачной причине. Дерек мало говорил об этом, и хотя у меня накопилась дюжина вопросов, я держу их при себе.
Некоторые секреты просто необходимо хранить в тайне.
Сейчас жизнь хороша. Хотя мы и не планируем вступать в брак, я вместе с Ангусом переехала к Дереку и на данный момент отложила получение лицензии частного детектива до рождения ребенка. На домашнем фронте уже происходят большие перемены. Детская находится на начальной стадии. Бассейн и спа уже вырыты, а также посажено большое количество жимолости и роз, которые привлекают множество бабочек, особенно монархов. Я не знаю наверняка, что ждет нашу маленькую семью в будущем, но независимо от того, будет ли это голубое небо и радуга или грозовые черные тучи и град, я всегда буду рядом со своим мужчиной, несмотря ни на что. Он дополняет меня. Делает меня лучшей женщиной. С ним мой мир становится лучше, и я здесь надолго.
Дерек
Господи, как же я люблю, когда моя малышка такая. Смелая. Напористая. Не боится показать свои потребности, зная, что, по сути, власть принадлежит ей. Эта вспыльчивая, темпераментная женщина, которая превратила тьму в свет и дала мне повод снова дышать, стоит на четвереньках посреди кровати и выглядит прекрасно как никогда. Всего несколько минут назад она доводила меня до исступления, когда сжимала мои яйца именно так, как, по ее словам, мне нравится, и заглатывала мой член, пока я не кончил ей в рот. Но теперь ее очередь, и я, черт возьми, намерен отплатить ей тем же. Она хнычет мое имя и извивается как маленький червячок, пока я ласкаю ее сзади и играю с пробкой в ее милой заднице, пока зубами нежно провожу по ее набухшему клитору, а затем снова ласкаю его языком. Жар охватывает низ моего живота, когда она вскрикивает, пока всасываю сладкий розовый бутон, но я останавливаюсь и сильно шлепаю ее по заднице.
– Тише, детка. Я не думаю, что ты хочешь, чтобы папа вломился в эту дверь и увидел тебя на четвереньках с затычкой в заднице.
В доме отца идет ремонт после того, как прорвавшаяся труба затопила большую часть первого этажа. После нескольких резких слов он наконец согласился остаться здесь, вместо того чтобы снять отель на ближайшие шесть недель или переехать в высотку Дэмиена в центре города. Каждый день мы с братом пытаемся убедить его продать дом. Я даже предложил построить для него собственную квартиру на заднем дворе. Не то чтобы место было проблемой.
Но старик по-прежнему отказывается.
Притягиваю Кинли ближе к лицу и начинаю пожирать ее, как и подобает мужчине. Одержимый, влюбленный и желающий запомнить ее вкус и реакцию на мои прикосновения, даже если однажды я лишусь всех остальных ощущений. Говорят, что беременность делает женщину возбужденной и открывает перед мужчиной новые, более широкие перспективы. Я могу подтвердить и то и другое. Если не считать легкой утренней тошноты, вызванной, в основном, резкими запахами, пока что беременность только усиливает ее сексуальное влечение, и она хочет мой член утром, днем и ночью. Что касается меня, то, наблюдая за физическими изменениями в теле моей малышки, я становлюсь твердым как камень, а осознание того, что она носит моего ребенка, вызывает у меня желание трогать, пробовать на вкус, трахать и повторять. Я люблю эту женщину. Черт, я живу ради этой женщины. Она притупляет боль и усмиряет ярость. Проясняет мой разум и понимает, кем я являюсь. И она нуждается в подчинении так же сильно, как и я.
Мама однажды сказала мне, что, когда кажется, что все рушится и жизнь кажется сплошной борьбой и безумием, нужно сидеть и терпеть, потому что у Бога есть план. Я все еще не уверен, что верю в божественное существо, которое властно над природой и человеческими силами. Но в такие дни, как этот, когда моя малышка показывает мне, насколько прекрасными могут быть любовь и вся эта моногамия, мне приходится задумываться о том, может ли вера моей матери в ангелов и посланников Бога может быть реальностью.
Кто бы мог подумать, что жизнь может быть такой замечательной?
Вынимаю пробку из ее приятно растянутой дырочки и заменяю ее пальцем, а языком вожу по сладким, влажным складкам ее пизды. На секунду в моей голове проносится ненужный всплеск эмоций, но я прогоняю мрачные мысли прочь, когда моя красавица умоляет меня о члене.
– Черт возьми, Дерек! Пожалуйста, вставь в меня свой член. Мне нужно кончить. И не на следующей неделе.
Снова шлепаю ее розовую попку.
– Последнее предупреждение, малышка. Или прекрати кричать, или я трахну тебя как следует. В твою прелестную маленькую задницу практически без смазки, а может, и вовсе без нее.
Она так чертовски возбуждена, ее киска розовая, влажная, набухшая и не желает, чтобы ее игнорировали.
– Я хоть раз жаловалась? – она покачивает попкой, что доводит меня до агонии, и я вонзаюсь в ее тугую киску, но, как мы оба знаем, моя сперма в итоге наполнит ее задницу.
– Ты моя. Твои сиськи. Эта киска. Эта красивая задница и твоя сладкая покорность, – проникаю все глубже и глубже, заявляя права на свою малышку. Люблю эту женщину, которая изменила мою жизнь. Трахаю не только ее тело, но и душу.
– Сейчас, малыш, – хнычет она, а я вхожу в нее с такой силой, словно это наш последний раз. – Пожалуйста, сэр. Я хочу жестко, грубо и грязно.
Прекрасно понимая, что означают эти слова, я выполняю просьбу моей беременной малышки. Смазываю ее прелестную маленькую дырочку, а также свой член, затем хватаю ее сексуальные бедра и раздираю ее попку, как она и ожидает. Именно так, как ей нравится.
Мы взрывоопасны, когда вместе. Нет никаких ограничений, никаких препятствий. Только два тела, полные жара, трения, непрекращающегося желания и растущей, вечной любви.
– Хорошо, малышка?
– О, Боже, – она запрокидывает голову, встречая каждый мой бездонный толчок. – Никогда еще не было так хорошо, мистер Фанат Автомобилей.
И вот мы здесь – раскачиваемся, вжимаясь друг в друга, и снова теряемся в этом прекрасном месте, горящем и сильном, необузданном и неподдельном. Месте, которое достижимо только при глубокой и истинной близости и искренней, доверительной любви.
– Прикоснись к себе, – приказываю, мои яйца напряжены, мышцы нижней части живота начинают сжиматься.
Она опускает руку к своему клитору, потирая тугой узелок, пока не вскрикивает и не бьется в очередном оргазме, который заставляет меня дергаться и содрогаться, пока не оказываюсь там, где должен быть, в безупречной эйфории от того, что кончаю в ту часть ее тела, которую она делила только со мной.
– Господи!
Как только мы переводим дыхание, выхожу из нее, переворачиваю ее на спину и нависаю над ней. Мой член обмякает, а ее растущий живот чувствуется мягкий и теплый под моим, и по моему телу пробегает дрожь, когда теплая и знакомая рука касается моего плеча, а в ушах звенит отдаленный смех. Это успокаивает. Жутко успокаивает.
Я оплакиваю потерю брата каждый проклятый день. Я скучаю по тому, как легко он мог вызвать улыбку даже у самых угрюмых людей. Я скучаю по тому, что от него всегда пахло гелем для волос. Скучаю по нашим разговорам о жизни, любви и всех трудностях на свете. Мне хотелось бы верить, что наши пути снова пересекутся в другой жизни, в другом мире, а может, и там, и там. А до тех пор я сделаю все возможное, чтобы сохранить все хорошие воспоминания и заглушить плохие. Когда мне плохо, я смотрю на прекрасную женщину, которая любит меня, и прикладываю руку к ее выпуклому животу, который был создан из чистой любви, или вспоминаю проникновенные слова моей матери о жизни, семье и сострадании. Я никогда не стану идеальным, но я чертовски уверен, что постараюсь стать лучшим мужем и отцом.
