Текст книги "Мертвые бабочки (ЛП)"

Автор книги: Лейси Хайтауэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Но, блядь, я никак не ожидал, что она найдет эти файлы.

Напуганная до смерти, она чуть ли не убегала от меня, ее лицо было белым, как мел, тело дрожало, а полные груди поднимались и опускались, пока я наблюдал за ее исчезновением, размышляя, достаточно ли угрожал, чтобы заставить молчать. Она не имела ни малейшего права поступать так, как поступила.

Ее открытие подвергает меня серьезному риску.

И хотя эта слежка должна была разрушить все приятные эмоции, этого не произошло. Мое тело все еще откликается, все еще жаждет секса. Несмотря на ее действия, все, о чем могу думать, – снова попробовать ее на вкус, поцеловать нежное местечко за ухом и услышать блаженные стоны, пока она содрогается в оргазме.

Нравится мне это или нет, но эта женщина, представляющая серьезную угрозу моей жизни, пробудила во мне ту часть, которую я похоронил много лет назад.

Если бы только это было так просто, я мог бы раскрасить ее наглую задницу за то, что сует свой нос в дерьмо, в которое не должна, затем притянуть к своей пульсирующей груди, извиниться за то, что поднял руку, стереть панику с ее милого личика и попытаться объяснить, что она только что видела.

Но в моей отвратительной жизни нет ничего простого.

Как рассказать дорогому человеку, что ты пытал, убивал и сжигал дотла?

И что ты сделаешь это снова?

Очевидно, у меня не было другой альтернативы – я ее просто не видел, – кроме как предупредить ее и отпустить. Это было единственным разумным решением, единственным возможным. Я должен отпустить Кинли Хант. Другого выбора нет. Я не хочу причинять боль еще одному человеку, который мне дорог.

Поступив так, я могу просто перейти грань дозволенного.

Покончив с несколькими важными делами, возвращаюсь в дом, наливаю двойную порцию очень редкого восемнадцатилетнего скотча Dalmore и достаю телефон, набирая номер Шона.

В кои-то веки, блядь, мне нужен друг.

16
ШД

Ranch Plaza – старый промышленный центр, расположенный в девяти милях к востоку от центра Далласа на тихой улице, где большинство зданий либо пустуют, либо были снесены за последние несколько лет. Мясокомбинат в Метроплексе открыт каждый день всего на несколько часов, в то время как остальные предприятия заколочены досками и закрыты, поэтому я не слишком беспокоюсь о том, что меня заметят. Тем не менее, быстро осматриваю окрестности, потому что такова моя природа, а затем поворачиваюсь к популярному автору ужасов, который достает из кармана двухдюймовую пачку стодолларовых купюр. Этот парень просто пышет богатством, но, к сожалению, на кончике его носа скапливается густая слизь, а зависимость струится по нему глубокими, темными волнами. Сегодня часто разговорчивый, веселый и общительный автор суетлив, угрюм и почти зол.

Он знаменит на весь мир, его каждая новая публикация в считанные минуты попадает в список бестселлеров, и нужно быть коматозником, чтобы не почувствовать что-то вроде зависти к успешному писателю.

Пересчитываю семь купюр, которые протягивает мне, и затем возвращаю одну.

– Одна лишняя.

С разочарованным стоном он сует ее обратно.

– Оставь себе. Тебе нужнее.

Если бы он только знал.

На мгновение подумываю отказаться от дополнительного подаяния, но времени на споры нет. Мне нужно сделать еще одну остановку, которая гораздо важнее возни с этой кокаиновой шлюхой.

– Я ценю это.

– В это же время на следующей неделе? – спрашивает он грубоватым тоном.

– В это же время, – подтверждаю и протягиваю флакон с чистым содержанием кокаина на 98%.

К сожалению, талантливый и успешный автор движется по уродливому, изнурительному пути, который мне слишком хорошо знаком. Я наблюдала, как это происходило с моей матерью, большинством ее постоянных кавалеров и длинным списком других людей. Если ничего не изменится, причем в ближайшее время, Дигби Бойд и его хоррор-романы, ставшие бестселлерами, канут в Лету.

17
Дерек

– Одиночество и все эти вопросы в моей голове иногда разъедают меня изнутри.

Пристально смотрю в расширенные зрачки Далтона: – Это кокаин тебя заебал, братан. Завяжи. Пожалуйста. Ради меня.

– Немного кокса еще никому не повредило, Дерек. Это помогает мне пережить день.

– Так ли это, Далтон? Серьезно?

Субботним утром после очередной адски долгой недели встаю пораньше и еду в Парк-Сити, чтобы навестить отца и брата. И хотя мне плевать на все эти шикарные машины, которые у меня под рукой, на женщин, которые предлагают мне себя почти ежедневно, на непомерные счета в банках и вообще на весь роскошный образ жизни, есть одна вещь, которая по-прежнему меня волнует.

Уоллес Киннард.

Мой отец был не просто родителем, но и опорой нашей семьи, столпом прочности. Он не только научил нас читать и писать, но и ценить, уважать и безоговорочно любить. Неутомимый труженик, построивший империю с нуля, одновременно воспитывая детей и заботясь о жене, потерял почти все, что имело для него значение, когда умер мой брат и, в конечном счете, моя мать.

Я обязан этому человеку абсолютно всем.

– Двор выглядит хорошо, папа. Цветы в этом году действительно распустились. Мама была бы в восторге.

– Они действительно выглядят хорошо. Но, черт возьми, никак не пойму, почему монархи перестали прилетать. Твоя мама обожала этих чертовых бабочек, – мы с Дэмиеном быстро переглядываемся, когда папа говорит о бабочках, на его глаза наворачиваются слезы при одном только упоминании о них.

– Давай, пап, – Дэмиен садится на диван и приглашает нашего стареющего отца сделать то же самое. В течение часа мы обсуждаем дела, затем коротко говорим о смерти двоюродной племянницы Шона. После того как отец заявляет, что ничего не ел, кроме горсти крекеров с солью, Дэмиен отправляет пару картофелин в микроволновку, а я готовлю ребрышки средней прожарки на уличном гриле, пока отец откидывается в кресле на лужайке и опустошает две бутылки «Миллер Лайт».

Мы с Дэмиеном предпочитаем воду.

Обед заканчивается, и мы проводим несколько минут, вспоминая старые времена. Мамин пирог с кокосовым кремом. Любовь Далтона к гелю для волос. Воскресные ужины. Затем, как и каждый раз, на папу накатывают эмоции, и мои внутренности разрываются на части. Смерть Далтона опустошила отца.

Ничто не залечит душевную боль от потери ребенка.

Когда замечаю, что папа устает, умоляю его продать этот дом печальных воспоминаний и переехать в один из тех шикарных комплексов для пожилых людей. Как и в любой другой раз, это ни к чему хорошему не приводит, и я получаю тот же ответ, что и всегда: – Не сотрясай понапрасну воздух, сынок. Я умру прямо здесь, в этой постели, в которой умерла твоя мать.

Когда с беспорядком на кухне покончено, говорю папе, что собираюсь уходить, и обнимаю его чуть крепче, чем обычно.

– Сыновья, – говорит он у входной двери, – кто-нибудь из вас когда-нибудь остепенится и подарит мне внука? Это единственное, что я хотел бы иметь, прежде чем покину эту землю, – в его глазах мелькает веселье, и я понимаю, что за этим последует неудачная шутка. – Лучше займитесь делом, пока ваши писюны не отправились на вечный покой, – он опускает руку к своему паху и сжимает. – Эти чертовы непредсказуемые вещи не длятся вечно. Поверьте мне. С возрастом мистер Счастливчик уже не всегда просыпается со стояком между ног, как раньше. Так не пропадать же добру.

– Господи, папа. Мне не нужно было этого видеть или слышать, – улыбаюсь его попытке пошутить, которая, как мы с Дэмиеном знаем, была совершенно серьезной. Обняв его еще раз, делаю то же самое с младшим братом, которого вижу не так уж часто.

Чувствую себя так же, как и в любой другой раз, когда покидаю отчий дом. Как в аду, ощущая себя полным разочарованием, которым и являюсь, и тихие слова моего близнеца звучат в голове как заезженная пластинка.

Я с тобой, всегда.

Еду прямиков в Рестленд, где часами сижу на кладбище, пока не звонит Шон, желая встретиться.

Angelo's Italian Kitchen – уютный маленький итальянский ресторанчик, принадлежащий одной семье и расположенный в квартале от Kinnard Lexus в Парк-сити. Здесь подают лучший красный соус и самые сочные креветки во всем Далласе, поэтому мы с Шоном стараемся заглядывать сюда хотя бы раз в месяц. Здесь также предлагают двадцать пять сортов водки и охлажденное Grey Goose на разлив.

– Ты точно не хочешь присоединиться ко мне? – Шон поднимает ароматный напиток, поданный в охлажденном бокале для мартини, с цедрой лимона, и делает большой глоток. – Тебе это понадобится больше, чем мне.

Из хлебницы веет ароматами оливкового масла, розмарина и пряного чеснока, и хотя я не голоден, поднимаю красную клетчатую салфетку и отламываю кусочек свежей домашней фокаччи.

– Тогда, может быть, мне лучше ограничиться хлебом.

Шон не улыбается моей неудачной шутке и вместо этого поднимает руку к бармену, чтобы тот налил еще. Между нами воцаряется тишина, пока он, наконец, не говорит: – Слушай, Дерек, мне нужно тебе кое-что сказать, и это не касается работы.

– Я так и понял. Давай, я слушаю. Насколько все плохо?

Дверь открывается, и компания из пяти человек рассаживается через два столика от нас. Приносят хлеб и воду, и невоспитанный лысеющий рыжеволосый мужчина заказывает две большие пиццы пепперони еще до того, как молодая хозяйка кладет перед ними меню, а затем, когда она отходит, кричит ей, чтобы она не переборщила с соусом.

Какой, блядь, неотесанный грубиян.

Шон допивает остатки водки, когда перед ним ставят новую порцию.

– Я думал об этой девушке Хант и обо всем, что ты мне рассказал. Не буду врать, Дерек. Ее шпиономания оставила у меня неприятное послевкусие. По очевидным причинам. Поэтому я провел небольшое исследование. Но сначала ответь, насколько сильны твои чувства?

Прежде чем успеваю ответить, к нашему столику подходит девушка с черными, как смоль, волосами, глубоким декольте, от нее сильно разит парфюмом.

– Что я могу предложить двум моим любимым uomo affascinate (Прим: – обворожительным мужчинам)?

Анжелика – старшая дочь владельца. Замужем, пятеро детей, она не замышляет ничего предосудительного, наклоняясь и выставляя напоказ свои сиськи.

– Мне Гамбери Скампи, – отвечает Шон, разглядывая натуральную грудь четвертого размера. – Побольше соуса. Побольше чеснока и сыра. И добавь фокаччи, когда у тебя будет минутка, дорогая, – Шон одаривает Анжелику еще одной из своих знаменитых теплых улыбок, от которой на его щеках появляются ямочки, а она краснеет.

Если бы ты только знала, какой зловещей может стать эта улыбка, милая.

Пару минут мы болтаем о пятерых сыновьях Анжелики и поддразниваем ее насчет шестого. Когда с кухни слышится звон колокольчика, она сообщает нам, что сейчас принесут свежую фокаччу и убегает, чтобы отдать заказ.

– Ладно, выкладывай. Что ты пытаешься мне сказать, amigo (Прим: – друг)?

Шон окидывает взглядом столик на пятерых, затем придвигает свой стул ближе ко мне.

– Кинли родственница Дьюса. Он ее дядя.

Сердце замирает.

– Какого хрена?

– Он был сводным братом отца Кинли. Его настоящее имя Кейс Хант.

Смотрю на Шона, ожидая, когда же тот подберет нужные слова.

Необыкновенные зеленые глаза. Маленький прямой нос с небольшой горбинкой посередине. Едва заметная ямочка в уголке рта, которая заметна как при улыбке, так и при хмуром взгляде. Милая блондинка с ранчо Смитов! Красавица с изумрудными глазами, которую я обвинил в том, что она помогает своему дяде торговать наркотиками.

Черт побери! Как я раньше не сложил два и два?

Тошнота пробирается по пищеводу, и оставляет желчь в горле. Женщина, которую не могу выбросить из головы, – родственница дилера Далтона, человека, которого я ненавидел, пытал и в итоге убил. Если бы я вошел в сарай всего на тридцать секунд позже, она бы увидела изуродованное, окровавленное тело дяди, которого когда-то считала братом.

Твою ж мать!

– Знаю, что это звучит плохо, Дерек, но, по сути, Кинли может быть нашим путем к поиску ШД. Велика вероятность, что она когда-то встречалась с ним или хотя бы вспомнит его настоящее имя, – Шон задумчиво смотрит на меня, пока делаю глоток воды и надеюсь, что тошнота в груди не выплеснется на стол. – Я спрошу еще раз. Ты влюбился в эту женщину? И под «влюбился» подразумеваю не просто пару ночей траха.

– Не имеет значения, что я чувствую. Я не планирую встречаться с ней снова. В моей жизни нет места для женщины, и уж точно не для этой. Не сейчас.

– Ты трахал ее?

Я мог бы уйти, и должен был. Должен был игнорировать мягкость ее кожи и аромат. Должен был забыть, как она пробудила во мне каждое нервное окончание, как ее тело расслаблялось, как прикасался к ней, или как естественно было целовать ее. Я совершал ужасные вещи. Чудовищные поступки. Пытал, убивал, улыбался, глядя, как мертвые тела превращаются в пепел, и я мог бы сломить дух этой маленькой злючки меньше чем за две секунды.

Я чертов дурак.

– И почему это так важно, Шон?

– Я так и думал, – отвечает, глубоко вздыхая. – Послушай, чувак, у меня нет ответов на все вопросы. Хотел бы я, чтобы они были. Но ясно одно. Она небезразлична тебе больше, чем ты признаешь. Это видно по твоим глазам, голосу и всей твоей уродливой роже, – в глазах Шона мелькает юмор, но лишь на мгновение. – Но если говорить серьезно, тебе нужно хорошенько подумать. Она может обратиться в полицию. Господи, да она практически работает на юридическую систему. Избавься от досье, Дерек. Выпотроши сарай, если понадобится. И последнее: никогда не позволяй члену контролировать мозг.

Прерывисто вздохнув, взъерошиваю волосы.

– Я уничтожил файлы через тридцать минут после ее ухода, как раз перед звонком тебе. У нее нет доказательств.

– У нее достаточно доказательств, чтобы рассказать одному из своих боссов, бывшему копу, что у тебя есть маленькая квартирка на заднем дворе, в которой воняет горелой плотью и лежат папки с файлами мертвых мужчин. Она видела имена и фотографии. Она зарабатывает на жизнь проверкой личных данных, черт возьми. Она легко может выяснить, что эти двое мужчин пропали без вести и считаются погибшими. Возможно, она уже это сделала.

– Господи, – говорю с такой злобой, что изо рта вылетают слюни. – Это то же самое дерьмо, что и раньше. По той же причине я поклялся никогда не сближаться с другой женщиной. Но вот я снова облажался и повел себя безответственно.

– Это уже совсем не то, что было раньше, Дерек. Линн Мартин была всего лишь жадной до денег шлюхой. Ее интересовало только одно – твой банковский счет.

– Ты так думаешь? – сердито спрашиваю я.

– К черту эту женщину и ее хищную киску. Я возненавидел ее, как только увидел.

– Уверен, она знала об этом, – саркастически говорю я. – Ты не был особо приветливым, когда она была рядом.

– Забудь об этой жадной сучке. Давай просто сосредоточимся на том, как ты хочешь разобраться с Кинли. Если мы сможем выйти на ШД и покончить с этим делом раз и навсегда, ты наконец-то сможешь успокоиться.

– Я никогда не успокоюсь, Шон.

Мои руки продолжают теребить волосы.

Я так чертовски зол на себя. Я никогда не терял бдительности, никогда не шел на такой нелепый риск. Да, я приглашал женщин в дом и устраивал корпоративные посиделки во внутреннем дворике. Но лишь немногим я позволял пройти через сарай, но при этом никогда не уходил, оставляя чертову дверь незапертой.

Насколько, блядь, бестолковым может быть человек? Я управляю автомобильной империей, ради всего святого!

– Но да, она мне небезразлична. Она стала мне небезразлична, как только я увидел ее. Влюбляюсь ли я? У меня нет ответа. Знаю только, что впервые за всю свою взрослую жизнь не могу выбросить женщину из головы.

– Это все, что я хотел услышать, Дерек.

– На что ты намекаешь, Шон?

– Я намекаю на то, что только один раз я не смог выбросить женщину из головы. И я женился на ней.

– Нахуй меня, – отвечаю сквозь стиснутые зубы. Почти два десятилетия я был сосредоточен только на одном – мести, но теперь могу размышлять лишь о том, как хочу целовать эту женщину, трахать эту женщину, любить эту женщину и заботиться о ней. Я хочу, чтобы она была беспомощна подо мной. Хочу, чтобы она задыхалась и робела, умоляя позволить ей кончить. Хочу, чтобы мой член был в каждом отверстии ее прекрасного тела. Хочу видеть, как она улыбается мне каждое утро и в промежутках между ними. Впервые я хочу большего, но сама мысль об этом выходит за рамки возможного. Я заключил соглашение с братом, с матерью и с самим собой. Я не могу и не прекращу эту почти двадцатилетнюю охоту на человека.

Даже если это означает угрозу женщине, в которую влюбляюсь.

Провожу рукой по волосам.

– Я не буду преследовать Кинли в романтических целях, несмотря ни на какие чувства. Не стану подталкивать того, кто мне дорог, к такому образу жизни. Но я выясню, что она знает о ШД, и где мы можем его найти. Чего бы это ни стоило. Только дай мне слово, Шон. Если я окажусь за решеткой или что похуже, позаботься о моем отце.

– Дерек, мы этого не допустим. У меня даже есть идея. Не уверен, что она хорошая, но это может стать началом, если ты позволишь мне разобраться с этим.

– Слушаю.

– Ладно, сначала мы предложим Кинли деньги, чтобы она замолчала, а потом, возможно, поселим ее расточительную мать в хорошей квартире и будем выплачивать ей приличную ежемесячную зарплату.

Разражаюсь смехом: – Деньги? Кинли Хант плевать на деньги и квартиры, как и мне. Предложив наличные, ты только еще больше разозлишь ее.

– Ты уверен в этом?

– Безусловно.

Шон кивает: – Что ж, в этой жизни я усвоил одну вещь – если что и заставит человека замолчать, так это всемогущий доллар. Кинли, может, и плевать на деньги, но ее матери, черт возьми, нет.

– Не обольщайся, Шон. Я абсолютно не знал, кто она такая. Если бы знал, и пальцем бы ее не тронул. Но, Господи, меня убивает осознание того, что я причинил ей боль и что могу причинить еще больше.

– Неважно. Теперь уже слишком поздно. Мы просто должны предложить деньги, а затем перейти ко второму шагу.

Во мне закипает отчаяние.

– Второй шаг? Предложить ей пачку денег за сладким чаем с пышками и при этом рассказать, что я с гордостью пытал ее дядю, а потом сжег его тело и отправил в озеро Уайт-Рок? А потом угрожать ей? Заставить выдать информацию о ШД? И ожидать, что она будет держать рот на замке? Уверен, она будет очень отзывчива.

– Послушай меня, Дерек. Ты принимаешь это слишком близко к сердцу. Позволь мне разобраться с этим. Результат может быть не из приятных, но мы сделаем все, что в наших силах. Несмотря ни на что, приятель.

Тошнотворный страх пробирает меня до костей.

– Боюсь спросить, но в чем именно заключается второй шаг?

– Рейчел, – смело отвечает он, – эта женщина умеет вести чертовы переговоры. Она может даже с козла надоить молока. Разве ты не говорил, что мать Кинли безработная?

– Говорил.

– Отлично. Тогда пусть Рейчел пригласит Кинли на ужин, заявив, что хочет обсудить возможности трудоустройства ее матери. Если мать к тому времени уже найдет работу, Рейчел будет настаивать на том, чтобы найти что-нибудь получше. А пока Кинли будет щебетать как птичка, Рейчел займется тем, что делает со мной на протяжении девяти лет, – выебет ей мозги, – Шон сурово смотрит на меня. – Мы закончим вечер, заронив в ее сознание хотя бы маленькую толику страха.

– Не знаю, Шон. Мне это не нравится.

– Послушай, я не говорю, что мы будем угрожать телесными повреждениями. Я просто хочу, чтобы она держала увиденное при себе.

– Это полное дерьмо. Ничего этого не было бы, если бы я только...

– Не надо! Даже не произноси этих слов. Ты прекрасно знаешь, что я тоже любил Далтона. Возможно, даже больше, чем ты думаешь. В течение нескольких недель после его смерти я много раз думал о самоубийстве. Как и ты, я винил себя за то, что не понял, насколько глубоко он увяз в белом порошке, и не сделал больше, чтобы помочь ему. Но я знаю, – говорит, ударяя себя в грудь, – что Далтон Киннард не желал бы никому из нас ничего, кроме счастья.

– Господи, неужели после стольких лет, проведенных в этом аду, можно найти какой-то выход? После всех этих чертовых тупиков? – Анжелика приносит нашу еду вместе со свежей фокаччей, от которой меня тошнит. Отодвигаю тарелку с ароматными креветками в сторону.

– Не знаю. Кинли была юна, и прошли годы. Люди переезжают. Теряют связь. Черт, возможно, ШД уже нет в живых. Дерек, если ты хочешь, чтобы мы с Рейчел взялись за это дело и преследовали Кинли, чтобы узнать, что мы можем из нее вытянуть, мы это сделаем. Но только если ты уверен. Прежде всего, я твой друг. Я забочусь о твоем счастье и твоем сердце. Но я также забочусь о том, чтобы уберечь тебя от тюрьмы.

– Я дал клятву, – лепечу я, – положил жизнь на то, чтобы найти его, Шон. Далтон и моя мать находятся в холодной, темной земле из-за моего эгоизма, и я стану всего лишь безжалостным убийцей, если не исполню эту миссию.

– Разве мы не оба такие?

Между нами повисает долгое молчание, ни один из нас не притрагивается к еде.

Шон отодвигает тарелку и бросает на меня суровый взгляд: – Я понимаю твои чувства вины и мести. Если бы это было не так, я бы не был твоим партнером все эти годы. Я также понимаю твою потребность найти последний кусочек этой трагической головоломки. Но в жизни человека наступает момент, когда необходимо принимать важные, судьбоносные решения. Далтон ушел, Дерек. Он не вернется. Как и твоя мать. И есть огромная вероятность, что мы никогда не найдем ШД. Если мы преследуем Кинли только для того, чтобы оказаться там, где были почти двадцать лет, – в неведении, возможно, это и есть твой знак отпустить весь этот гнев и перейти к следующему этапу в жизни, прежде чем обида в твоем сердце разрушит то, что осталось от твоей души.

– И как, черт возьми, по-твоему, я сделаю это, Шон?

– Не знаю, Дерек. Но, в конце концов, разве Далтон хотел бы этого? Чтобы мы провели остаток своих жизней в гневе, и каждый блядский день прикрывали друг друга? И я чертовски хорошо знаю, что это не то, чего хотела бы твоя мать.

– Господи, Шон. Даже если мы найдем ШД, не думаю, что смогу измениться. Эта жажда мести укоренилась во мне. Это все, что я знаю. Это то, кто я есть.

– Amigo, ты сильный. Умный. Ради всего святого, ты управляешь многомиллионной автомобильной империей. Ты можешь изменить мир, если захочешь этого достаточно сильно. Черт, может быть, Кинли Хант вернулась в твою жизнь не просто так. Может быть, ее достаточно, чтобы заставить тебя попытаться.

Отвечаю Шону тем же суровым взглядом: – Ты мой лучший друг. Ты мне как брат. Ты поддерживал меня в трудную минуту, и я доверяю тебе. Пусть Рейчел пригласит Кинли в гости. Поужинайте вместе, поговорите. Позволим Рейчел сделать то, что она захочет. Но не разрушай то, что между нами. Не причиняй боль этой женщине. Даже если я не смогу заполучить ее, она кое-то значит для меня.

«Разве это то, чего Далтон хотел бы для тебя? И я чертовски хорошо знаю, что это не то, чего хотела бы твоя мать. Может быть, Кинли Хант достаточно, чтобы заставить тебя попытаться».

Шон мой самый близкий друг и человек, которому доверяю свою жизнь. Он был рядом со мной с самого первого дня и никогда не критиковал. Никогда не осуждал. Никогда не пытался сделать из меня кого-то другого.

Возможно, он прав. Возможно, пришло время исцелиться. Покончить с этой местью и трезво взглянуть на то, какой все еще может быть жизнь, и вспомнить, какой она могла бы быть.

Может ли одна женщина стать моей спасительницей?

Может ли она превратить монстра во мне в кого-то совершенно другого?

Может ли Кинли Хант стать моим путем к освобождению?