Текст книги "Мертвые бабочки (ЛП)"

Автор книги: Лейси Хайтауэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Лейси Хайтауэр
Мертвые бабочки

ПЛЕЙЛИСТ

Seether … Forsaken

Five Finger Death Punch … The Bleeding

Breaking Benjamin … The Dark of You

Saul … King of Misery

A Day to Remember … Resentment

Killswitch Engage … Always

Starset … Monster

Papa Roach … The Ending

Breaking Benjamin … Dear Agony

Korn … Right Now

Bad Wolves … Heaven So Heartless

Breaking Benjamin … Hollow

10 Years … Waking Up

Godsmack … The Enemy

My Darkest Days … Come Undone

Five Finger Death Punch … Jekyll and Hyde

3 Doors Down … Let Me Go

Seether … Driven Under

Staind … Just Go

I Prevail … I Don’t Belong Here

Asking Alexandria … Alone Again

Seether … Wasteland

From Ashes to New … Wait for Me

Pop Evil … Survivor

Static-X … Bled for Days

Architects … Dead Butterflies

Five Finger Death Punch … Question Everything

Bullet For My Valentine … Tears Don’t Fall

Red … Pieces

Pop Evil … Breathe Again

Korn … Start the Healing

«Это правда: мир становится лучше, когда некоторые люди уходят. Наши жизни не взаимосвязаны. Эта теория – чушь собачья. Некоторым людям действительно не нужно здесь находиться», – Патрик Бейтман, «Американский психопат»

Пролог

Клубы ароматного дыма спиралями устремлялись к небу, окружая нас своим земляным, травяным ароматом. Далтон сделал глубокую, наполняющую легкие затяжку и протянул мне латунный мундштук с окурком первоклассной Acapulco Gold doobie. Две бабочки-монарха порхали над его правым плечом, когда он уставился на меня своими остекленевшими, налитыми кровью глазами.

– Ты когда-нибудь задумывался о смерти и умирающих, о том, существует ли этот так называемый рай, о котором говорила мама? Или это действительно все, что есть? Живешь несколько лет, а потом просто перестаешь дышать?

Когда втянул дым в грудь, а затем выпустил, мне вспомнились слова моей богобоязненной матери. «Верьте в Отца вашего. Отдайте свою жизнь Его Сыну. Доверяйте Ему и любите Его. Стройте свою жизнь по Его образу, следуйте Его правилам или страдайте от последствий. Ибо, без сомнения, что посеем, то и пожнем».

– Ты совсем спятил, братишка, – ответил я сквозь взрыв хохота.

Кто-то позади нас прибавил громкость песни Стиви Рэй Вона Voodoo Child. Две горячие цыпочки начали танцевать, мускулистый борец из школьной команды пригрозил надрать задницу своему приятелю, если тот еще раз посмотрит на сиськи его девушки, а старый грузовик Ford, сжигающий масло, притормозил за Chevy Silverado Далтона.

Из него вышел худой, как жердь, парень со странными двухцветными глазами в сопровождении блондинки с аппетитными формами. Худощавый окинул взглядом все вокруг, прежде чем посмотреть в нашу сторону. Далтон быстро кивнул ему в знак признательности, а затем встал со складного кресла.

– Кто это, блядь, такой? – злость пробралась в мое нутро, поскольку заподозрил, что это один из дилеров брата, продающий кокаин, чего я не одобрял.

– Это просто знакомый. Я вернусь через пять минут.

Я бросил еще один взгляд на уродливого торговца наркотиками, в то время как мой член дернулся при виде блондинки рядом с ним. Она была чертовски великолепной. А он – мерзким чертовым ублюдком.

– Оставь наркоту, Далтон, – резко приказал я. – От этого дерьма одни неприятности.

Тощий ублюдок что-то сказал Далтону, а затем шепнул на ухо блондинке. Она кивнула в ответ и направилась в мою сторону. При виде ее загорелых длинных стройных ног жар пробежал по животу прямо к яйцам.

Блядь.

– Ух ты! Я повидала немало близнецов, но вас двоих трудно отличить друг от друга. Думаю, ты часто это слышишь, да? – улыбка блондинки стала шире, но я не ответил на нее.

– И, полагаю, твой приятель привел тебя с собой, чтобы отвлечь внимание от себя, пока он занимается своим дерьмом. Очень впечатляюще, – сказал я своим самым саркастическим тоном. – Лить отбеливатель на волосы входило в твои планы? Готов поспорить на свой левый орех, что ты не натуральная блондинка.

Ее улыбка сменилась недовольством, а изумрудно-зеленые глаза уставились на меня так, будто она смотрела на самого Люцифера.

– Поспорить?

– Я что, заикался, блондиночка? Да. Поспорить.

– Господи! Похоже, кому-то нужна огромная таблетка успокоительного и парочка уроков обаяния. Скатертью дорога.

С этими словами Блондиночка развернулась и сделала два шага, а затем повернулась ко мне снова, пронзив взглядом, полным ненависти, нижняя губа задрожала от злости: – И последнее, красавчик. Иди нахуй.

Кровь прилила к паху, и член чуть не прорвал джинсы.

– Нет необходимости, – поддразнил игривым тоном, – дюжина женщин рвется помочить мой член.

– Что ж, рада за тебя, придурок, – гневно сверкнув глазами, она посмотрела на мою промежность. – По-моему, выглядит довольно скудно. Желаю им удачи в поисках.

Приподняв бровь, я встал с кресла и ощупал себя.

– Такой, как ты, никогда не справится с тем, что у меня в джинсах, милашка. А теперь беги к своему приятелю, пока он не оказался в чертовом мешке для трупов.

– С радостью! Я скорее позволю разъяренным тараканам ползать по моему лицу, чем буду разговаривать с тобой еще минуту, – уходя прочь и намеренно покачивая бедрами в мою сторону, она подняла правую руку и показала мне средний палец. – Ад замерзнет, прежде чем я стану твоей милашкой, – крикнула достаточно громко, чтобы привлечь внимание некоторых моих друзей. – И быстрее рак на горе свистнет, прежде чем у тебя появится шанс убедиться натуральная ли я блондинка.

Ухмылка расплылась по лицу от темпераментных слов этой милой цыпочки, и я полез в карман за дешевым пакетиком травы, кивая соблазнительной брюнетке, которая положила на меня глаз.

Будучи подростком, я был таким же, как и большинство других. Легкомысленным. Наслаждался своими юношескими годами. Получал удовольствие от каждой киски, которая попадалась на пути, и жил, ни о чем не беспокоясь. Если бы я только знал, что наш так называемый любящий Бог запланировал для меня чуть больше чем через год.

Но, блядь. Знает ли кто-нибудь на самом деле, что ждет его впереди?

И изменило бы это знание исход?

Смогло бы предвидение будущего предотвратить страсть восемнадцатилетнего юноши к извращению? Или убедить его принимать другие решения? Смогло бы блокировать чувства отвращения, муки и агонии, вызванные местью? И смогло бы удержать подростка, у ног которого лежал весь мир, от того, чтобы отбросить в сторону всякую религию, найти молитву почти забавной, посмеяться над абсурдностью Священных Писаний и принять совершенно новую веру... безжалостного убийцы?

1
Дерек

Наши дни...

Нам по десять, а может, по одиннадцать, и Дэмиен на пять лет младше. Далтон сидит за кухонным столом напротив меня, Дэмиен – слева, пока мы ждем, когда мама вымоет руки. Нам нельзя приступать к еде, пока она не сядет и не наполнит свою тарелку. Папа строго следит за такими вещами. Дамы всегда первые. Боль пронзает ногу, когда ступня Далтона задевает мою голень.

– О, извини, – говорит он, и в его глазах мелькает веселье, – у меня судорога.

Я немедленно отвечаю тем же жестом и пинаю его в ответ. Мы втроем разражаемся хохотом.

– Прекратите. Все вы. Или разойдетесь по комнатам с пустыми желудками, – папа не шутит. Плохие манеры недопустимы за кухонным столом Киннардов.

Затем мы становимся старше. Почти взрослые. Уже поздно, в доме тихо. Я в комнате Далтона. Он лежит на полу, его взгляд тусклый, безжизненный и лишенный веселья. Кожа желтая, тело неподвижно. Слезы текут по моему лицу и падают с подбородка. Дрожу. Рыдания душат меня. Я повторяю: – О, Боже. О, Боже. О, Боже. Не дай этому случиться. Не дай ему умереть. Пожалуйста. Я буду читать Библию каждый день, буду молиться каждую ночь. Не делай этого. Только не Далтон, – снова и снова пытаюсь разбудить его, хотя знаю, что это бесполезно.

Внезапно глаза Далтона расширяются. Они черные, злые и смотрят в мои с холодной, мрачной злобой.

– Все, о чем я просил, – уделить мне пару часов твоего времени. Но, как всегда, ты оказался эгоистичным ублюдком с более важными приоритетами. Это твоя вина, Дерек. Твоя... твоя... твоя.

– Далтон!

Сердце бешено колотится, открываю глаза, и смотрю на рядом стоящие часы – половина пятого утра. На лбу выступает обильный пот. Тошнота разъедает желудок, боль пронзает череп, а мысли уносятся туда, куда не хочу возвращаться. Поднимаюсь с постели, чтобы проветрить голову, и задаюсь вопросом, прекратятся ли когда-нибудь эти сны о кошмарном чистилище.

К черту эту жизнь. К черту абсолютно все. Ничто больше не имеет значения... не совсем.

Время прошло. Так много времени. Годы поисков. Годы кровопролития. И все же нет ничего, кроме боли, угрызений совести и тупиков. Даже в даркнете этого поставщика наркотиков, известного только как ШД, нигде не найти, как будто его никогда и не существовало. Но я найду этого больного ублюдка. И когда сделаю это, поступлю так же, как и с остальными – разрушу его мир. Свяжу. Заткну рот кляпом. Расположу так близко к пламени, чтобы ублюдок почувствовал, как кипит его плоть, пока буду объяснять ему эффект фитиля и то, как тело превращается в жидкость, просачивающуюся сквозь одежду, и в итоге становится жуткой человеческой свечей.

– Блядь! – измученный как физически, так и морально, делаю большой глоток теплой воды из бутылки Ozarka, затем натягиваю спортивные шорты и направляюсь на кухню за крепким кофе. Каждая клеточка тела жаждет отдыха, но, несмотря на то, что это выходные, сегодняшний день будет таким же, как и большинство других – насыщенным и долгим. Только что завершилась сделка по продаже нового дилерского центра, а значит, предстоит выполнить гору работы, чтобы переход был плавным.

Сделаю предложение генеральному менеджеру по продажам. Встречусь с действующими сотрудниками, чтобы лично познакомиться с каждым из них. Проведу собрание персонала, чтобы обсудить ожидания Kinnard. Затем отправлюсь в Plano, чтобы позавтракать с моим финансистом перед запланированными телефонными переговорами с отцом и недовольным консультантом по обслуживанию автомобилей.

Но прежде всего, планирую заехать в Рестленд, чтобы отдать дань уважения.

Мне повезет, если найду свободную минутку, чтобы отлить.

2
Дерек

«Смерть – это не конец. Я не боюсь, – слабым голосом говорит мама со смертного одра. – Это всего лишь шаг в наше следующее приключение».

Смерть. Угасание. Последние замедленные вдохи. Последние душераздирающие секунды.

Боролся ли мой брат? Боялся ли он? Видел ли он тех самых ангелов, о которых говорила наша мать? При одном только упоминании его имени у меня сжимается горло. Я скучаю по нему каждый день, каждую минуту. Черт, я скучаю по ним обоим.

Смогу ли когда-нибудь жить дальше? Смогу ли когда-нибудь простить себя? Смогу ли когда-нибудь снова жить в мире, где есть хоть какое-то ощущение нормальности или покоя?

Скорее всего, нет.

В воздухе клубится завеса раннего утреннего тумана, когда иду по извилистой, усаженной цветами каменной дорожке к месту назначения, вдыхая мягкий двадцати-с-чем-то-градусный воздух. Небо сияет как голубая река, легкий ветерок шевелит горстку листьев рядом со мной. Над головой порхает птичий хор, а мраморные глыбы, бетонные опоры и бесчисленные мириады гранитных надгробий окружают меня, словно спящая карусель из костей и смерти.

Камни смерти... для живых.

Несмотря на умиротворяющую безмятежность на семейном участке захоронения, моя рука все же дрожит, когда обвожу замысловатые письмена, начертанные на расположенных рядом надгробиях. Сегодня исполняется восемь лет с момента ее смерти и почти два десятилетия с его.

Кажется, что прошли десять чертовых жизней.

Уносясь мыслями в прошлое, наблюдаю за порханием бабочек над букетом белых цветов, и в голове отчетливо всплывает нежная улыбка матери и смех брата.

«Давай сделаем татуировку. Что-нибудь племенное. Что-нибудь чертовски крутое».

«Любите не только своих братьев и сестер, но и тех, кто грешен и нуждается в нашей молитве».

Поскольку мы с братьями воспитывались в строгих традициях лютеранства, воскресенье в семье Киннардов было днем веры, днем, когда мы сосредотачивались на Боге и семье. Мы слушали проповеди, молились о прощении наших грехов и изучали Библию. Мама была твердо убеждена, что все хорошее в жизни проистекает из веры и молитвы. «День без молитвы – день без благодарности».

Считала ли она так же в последние годы своей жизни?

Я впал в немилость в ночь своего восемнадцатилетия. Больше не посещаю церковь. Не читаю Библию. Я нарушил по меньшей мере пять из десяти заповедей, и да поможет мне Бог, если действительно существует какое-то божественное существо, то я его ненавижу. А десятину я всегда жертвовал и буду жертвовать в Shatterproof, специализирующуюся на сокращении смертности от наркотиков, а не в какую-то организацию, которая забрала моих мать и брата намного раньше их срока.

К черту этого так называемого Бога и все его правила и требования. К черту адвокатов, судей и шутовскую судебную систему. Мне никто из них не нужен.

Я убиваю мелких наркоторговцев жестоко, мучительно, варварски. Делаю все: от ломки костей, рассечения жизненно важных артерий, отрезания пальцев, рук, ног и языков до вырывания зубов, введения яда и снятия кожи с нежных частей тела. После убийства мои доверенные лица проводят тщательную уборку, чтобы убрать любые следы улик, а то, что остается от тела, предается огню и обугливается, пока не превращается в горсточку горячего белого пепла.

И я не испытываю ни малейших угрызений совести.

Что посеем, то и пожнем.

За два месяца до двадцать первого дня рождения я купил свой первый дом. Потребовалось меньше недели, чтобы найти именно то, что искал. Покой и тишина. Уединение и безлюдность. Построенный в 1976 году дом в стиле ранчо был одноэтажным, с тремя спальнями и двумя ванными в западной части, большой хозяйской спальней с ванной и патио в стиле перголы в восточной части, а также просторной квартирой на заднем дворе. Несмотря на то, что дом нуждался в значительном обновлении, он был идеальным: 6,84 акра земли, отсутствие соседей, шума городского транспорта и целых 3300 квадратных футов свежего воздуха, уютно расположившегося среди десятков зрелых живых дубов. Спустя полгода переделки и меблировки основного дома я приступил к ремонту отдельной квартиры с одной спальней. Большая часть кухонных шкафов сгнила, деревянные полы прогибались от многолетнего воздействия влаги на старом бетонном основании, а ванная комната была такой же устаревшей и проржавевшей. Я практически выпотрошил дом, чтобы сделать его пригодным для жизни, оставив только старинную дровяную печь с топкой, облицованной кирпичом, системой очистки воздуха и массивной чугунной дверцей с фронтальной загрузкой. Понятия не имею, для чего предыдущий хозяин использовал печь или квартиру – возможно, как жилье для тещи, – но она была быстро превращена в мое личное убежище. А, в конечном счете, в сарай для сжигания.

Днем я Дерек Киннард, президент компании Kinnard Auto Corporation. Профессионал, общительный, дружелюбный, волевой и чертовски хороший бизнесмен, который упорно трудился, чтобы заслужить уважение своих сотрудников и автомобильной промышленности страны.

Ночью я становлюсь совершенно другим человеком. Кем-то, о ком не знает никто, кроме мизерной горстки самых близких людей. Я сильный и безграничный, холодный и бессердечный, и далеко не тот преданный, богобоязненный человек, каким меня воспитывали родители. Таким меня сделали наркоторговцы. Они оставили в моей груди огонь, кипящий пожар, и потребность, ползущую по внутренностям, как кишащие грызуны, вгрызающиеся в душу.

Я нахожу.

Следую.

Изучаю.

Убиваю.

Затем сжигаю, пока не останется ничего, кроме нескольких фрагментов кожи, костей и прогорклых остатков.

Я хочу, чтобы они все умерли. Хочу стать идеальным примером возмездия за смерть брата, сдержать данное обещание и научиться закрывать глаза по ночам без чувства вины, печали и ярости. Но этого никогда не случится, пока не найду вторую половину, которую считаю виновной в смерти брата, – таинственного и скрытного ШД.

Я никогда не успокоюсь, пока не найду его.

Когда раздается телефонный звонок, подумываю проигнорировать его, но решаю иначе, поскольку отец уехал играть в гольф. Я беспокоюсь, когда он в свои семьдесят лет отправляется в такие поездки. Но этот человек упрям, самонадеян и жестко отстаивает свои интересы. Он настаивает на том, что, если его сердце остановится во время взмаха клюшкой для гольфа, то мы должны бросить горстку земли на него, закопать рядом с ним клюшку и выпить за его жизнь.

Спорить с Уоллесом Киннардом бессмысленно и всегда было.

– Покойтесь с миром, – в последний раз быстро провожу ладонью по их именам, вынимаю телефон из кармана рубашки, возвращаясь к машине и отвечая на звонок. Это не отец.

Это Шон Эрнандес.

Шон работает менеджером по запчастям в Kinnard Autos, у него смуглая кожа, темные волосы, ослепительные белые зубы, которые кажутся слишком идеальными, чтобы быть настоящими, большие карие глаза и кокетливый взгляд. Пока его не отшила симпатичная секретарша, с которой он познакомился в очереди в продуктовом магазине, я называл его латиноамериканским магнитом для кисок Kinnard. Одна улыбка, и женщины просто превращались в кашу из-за этого мужчины. И до сих пор так делают.

Шон мой самый близкий друг и доверенное лицо. Мы как будто созданы из одного теста или имеем одну и ту же ДНК. Ради Шона я готов пройти сквозь огонь. Он сделает то же самое для меня.

– Привет, чувак. Как дела? – поскольку на его плечах большая нагрузка, когда он звонит мне в рабочее время, это очень важно.

– Есть минутка, Дерек?

– Конечно, Шон.

Садясь в отреставрированный жемчужно-черный COPO Chevelle 1969 года, вежливо киваю пожилому джентльмену, явно страдающему болезнью Паркинсона. Он неустойчив, движения замедлены, а слабые руки дрожат, изо всех сил пытаясь удержать охапку красных роз. По привычке бросаю взгляд на заднюю часть старой модели Tahoe. Первоначальным продавцом был Kinnard Chevrolet.

– Возможно, у нас есть сотрудник, который крадет в Центральном.

Хотя это не то, чего я ожидал, слово «крадет» вызывает у меня острое любопытство. У Kinnard есть неоспоримые ожидания – сохранить нашу репутацию. Мы налаживаем связи с покупателями. Знаем ассортимент. Проявляем профессионализм. Обеспечиваем не превосходный, а образцовый опыт и расширяем границы достоинства и совершенства. Как я люблю говорить всем своим сотрудникам: внимание к клиенту ведет к его удержанию. Мы не стали одной из самых выдающихся и известных автомобильных империй Северного Техаса благодаря дару Божьему. Мы заслужили это благодаря трем вещам. Упорному труду, сильной преданности делу и неустанной целеустремленности.

Кража – это мгновенное увольнение в соответствии с правилами и постановлениями Kinnard. В тех редких случаях, когда речь заходила об этом, вопрос не обсуждался и никогда не будет обсуждаться. Человек, который ворует, – это человек без достоинства, без принципов. Kinnard не нужно ни то, ни другое.

Резко сворачиваю налево, выезжая из Рестленда, и направляюсь к автомагистрали между штатами.

– Есть мысли, кто это может быть? И есть ли у нас доказательства?

– К сожалению, похоже, что в восточном углу холла сервисного отдела повреждена камера, и, прежде чем ты спросишь, я уже позвонил, чтобы кто-нибудь проверил всю систему. Там не так много товара, всего полдюжины канистр с маслом, антифризом и несколько пар этих проклятых солнцезащитных очков Oakley. Просто хотел, чтобы ты знал, что я этим занимаюсь, – на мгновение между нами повисает тишина, прежде чем он добавляет: – Есть шанс, что ты сможешь заглянуть ко мне сегодня? Есть еще один вопрос, который я хотел бы обсудить, когда ты...

Голос Шона срывается, и он замолкает, что подтверждает мои подозрения. Ему не нужно мое присутствие из-за нескольких украденных незначительных предметов или поврежденной камеры. Это не имеет отношения к бизнесу, это что-то личное. Что-то близкое его сердцу.

– Эй, ты в порядке, чувак?

Шон прочищает горло, игнорируя мой вопрос и меняя тему: – Я в порядке, – отвечает он невнятно, что говорит о том, что он совсем не в порядке. – Кстати, бывший партнер Попса владеет охранной компанией. Он и еще несколько бывших полицейских объединились несколько лет назад и занимаются всем – от полиграфа до проверки личных данных, слежки и собеседований перед приемом на работу. Честно говоря, не помешает испытать этого парня на новых сотрудниках и прочем дерьме. Есть над чем подумать.

Джозеф Хавьер Эрнандес, он же Джев, или Попс, начал свою карьеру в качестве регулировщика в дорожной полиции Техаса. За десять лет он дослужился до лейтенанта. В конце концов, из-за прогрессирующего артрита спины и плеч, возникшего в результате автомобильной аварии в первые годы работы, он был вынужден досрочно уйти на пенсию.

– Ценю это, Шон.

– В любое время. Увидимся...

Обрываю его на полуслове. Мой адвокат может разузнать все подробности, и я, черт возьми, способен вытянуть правду практически из любого, если возникнет такая необходимость. Шон знает это лучше других. Тем не менее, предварительное собеседование с профессионалом, похоже, может быть полезным для нас в будущем.

– Эй, будь добр, пришли мне информацию об этом парне. И передай привет старине Джеву от меня. О, и Шон? Я буду через час.

Мы отключаемся, и я расстегиваю первые две пуговицы на рубашке, включаю кондиционер, переназначаю встречу за завтраком, а затем набираю личный номер Клейтона Холта в Security Advisers.