Текст книги "Другие времена, другая жизнь"

Автор книги: Лейф Г. В. Перссон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

– Ладно-ладно. Себе я возьму рыбу.

– Не возражаю.

Бабы, подумал он.

Они вернулись в управление. Мартинес с полиэтиленовым пакетом, где лежала драгоценная пивная банка с отпечатками пальцев Штейн, тут же помчалась в криминалистический отдел.

Маттеи засела за компьютер, а Хольт, прежде чем решить, как действовать дальше, задумала выпить еще чашку кофе. Мысли ее по-прежнему вертелись в странном и неприятном для нее направлении.

Допустим, мы правы, Эрикссона убила она, рассуждала Хольт. И что мы теперь делаем? Мы собираемся стереть ее в порошок, искалечить ей жизнь – и все из-за Эрикссона? Что десять лет назад сказал про него вахтер в Центральном статистическом управлении? Не человек, а гнида, дерьмо, причем выдающееся. Теперь она увидела Хелену Штейн… Определение вахтера к ней никак не подходило.

Вареная картошка – вовсе не так плохо, решил Юханссон. Особенно если она молодая, вроде той, что лежит перед ним на тарелке. Французская молодая картошка, конечно, не идет ни в какое сравнение со шведской… Но съедобно, ничего не скажешь, вполне съедобно. В конце концов, чего можно ожидать от французов, они ни бельмеса не смыслят в картошке!

– Я хотела тебя кое о чем спросить, – сказала Пиа, поглядывая на него живыми черными глазами.

– Слушаю.

Наконец-то ты проснулась, подумал он.

– Есть ли у вас сотрудник по фамилии Вальтин?

– Вальтин? Ты имеешь в виду Клеса Вальтина? Того франтоватого малого с напомаженными волосами, от которого за версту несет одеколоном?

Маленький подонок, подумал он.

– Он ведь интендант полиции?

– Обер-интендант, – поправил Юханссон. – Нет, он уже больше не работает. Давным-давно уволился. А почему ты им интересуешься?

– Да так, – покачала головой Пиа. – Я несколько раз с ним сталкивалась, но это было очень давно, еще до того, как мы с тобой познакомились.

Так что ты зря насторожился, подумала она.

– Он уволился лет сто назад, думаю, в восемьдесят седьмом или восемьдесят восьмом, вскоре после убийства Пальме.

Интересно, что у нее на уме? – подумал он.

– Но он все еще работает в полиции?

– Никак нет, – удивился Юханссон ее настойчивости. – Он умер.

– Умер? – Вид у нее был ошарашенный. – Как это случилось?

– Довольно странная история, я деталей не знаю, это произошло через несколько лет после его ухода. Так, слышал от кого-то… В девяносто втором или девяносто третьем, в общем, в начале девяностых. Вроде бы был в отпуске в Испании и утонул. А ты хорошо его знала?

Странная штука – ревность к прошлому, подумал он. Хотя вряд ли они были близки: она даже не знает, что его нет в живых.

– Раз уж ты спрашиваешь… Я встречалась с ним раз пять-шесть. Первый раз в ресторане – я была там с подругой. Потом он позвонил и пригласил поужинать… Тогда, помню, я чмокнула его в подъезде: все-таки он отвез меня на такси. Помню, он был вежлив и предупредителен – настоящий ухажер. Средний швед так себя не ведет. Что еще… Ну, пару раз мы встретились, последний раз – у него дома. После этого я с ним не виделась, хотя он долго звонил, пока наконец не отлип.

– Почему ты решила с ним расстаться?

Что-то тут не склеивается, подумал он, хотя что именно, понять не мог.

– Я разобралась, что он за человек, – пожала она плечами, – и сказала ему, что не хочу с ним больше видеться. Вот и все.

– А что в нем тебе не понравилось? – спросил Юханссон.

Если не считать, что он выглядел и вел себя так, словно ему в задницу вставили еловый сук.

– Наплюй, – сказала жена. – Просто я поняла, что он не мой тип. Что здесь странного?

– Ничего, – согласился Юханссон.

Со мной тоже такое бывало, вспомнил он.

– Со мной тоже такое бывало, – сказал он вслух и улыбнулся.

– Значит, говорили, что он утонул. А вы уверены, что это правда? – с любопытством спросила Пиа.

– О боже! – Юханссон вдруг разозлился. – Или ты объяснишь, в чем дело, или давай сменим тему. Я ведь уже сказал: я слышал, что коллега Вальтин утонул, когда отдыхал в Испании, причем слышал краем уха… Я с ним и пересекался-то редко. Этого достаточно?

– А ты не думаешь, что его могли убить?

– Убить? – удивился Юханссон. – С какого перепугу его должны были убить?

– Ну-у, как тебе сказать… – Жену его тон не смутил. – Если учесть его бывшую работу и все такое прочее…

Это всё, наверное, старые детективы, которые она читает, подумал Юханссон, не собираясь делиться с ней своими мыслями.

– Я перебираю все возможные мотивы, – вместо этого, ухмыльнувшись, сказал он, – и не могу найти ничего разумного. Разве что он не заплатил своему портному вовремя, но это вряд ли имеет отношение к его бывшей работе.

– Я тебя поняла, – сказала Пиа и тоже улыбнулась.

– И что скажешь?

– Что самое время сменить тему.

Она не просто красива, с ней и разговаривать интересно. Она еще и не глупа, в который раз решил Юханссон. Не успев прийти на работу, он позвонил Викландеру и попросил оказать ему еще одну маленькую услугу: когда Викландер будет говорить с Перссоном и с другими, с кем должен сегодня встретиться, заодно узнать, что произошло с бывшим обер-интендантом полиции Клесом Вальтином.

– Вальтин? – Викландер явно удивился. – Это тот хлыщ, который утонул на Майорке?

– Именно он. Он уволился через пару лет после убийства Пальме, а потом вроде бы утонул в Испании.

– Обязательно спрошу, – пообещал Викландер. – Шеф считает, что он имеет отношение к нашему делу?

– Ни под каким видом! – с чувством ответил Юханссон. – С какого боку?

Я интересуюсь им по чисто личным причинам, а по каким – не твое дело, подумал он.

– Будет сделано.

Интересно, что задумал шеф, мысленно поинтересовался Викландер.

32

Воскресенье, 2 апреля 2000 года

В восемь часов утра Хольт позвонила своему шефу Ларсу Мартину Юханссону, чтобы получить разрешение продолжать разработку Хелены Штейн обычным путем, ставшим для нее вполне привычным за десять лет работы в следственном отделе: наружное наблюдение, прослушивание телефонов – традиционный балет, в результате которого, как правило, что-нибудь да вылезет на поверхность. Сидеть и щелкать по клавиатуре или с головой зарыться в папки с документами могут и другие – Лиза Маттеи, к примеру. Она это любит, и к тому же умеет лучше, чем кто-либо другой.

Не в пример вчерашнему дню Юханссон взял трубку только после третьего сигнала и был, если это только возможно, еще более лаконичным, чем в первый раз.

– Доброе утро, Хольт, – проворчал он. – Чем могу служить?

– Мне бы хотелось начать наружное наблюдение за Хеленой Штейн, – сказала она.

Только бы он не подумал, что я выслуживаюсь, подумала она. Звонки по утрам в выходные – не чересчур ли?

– Забудь, – вежливо буркнул Юханссон. – Пока не докажешь ее присутствие в квартире Эрикссона и не приведешь мне как минимум три веские причины для размышления.

Без церемоний, подумала Хольт.

– И телефон ее тоже забудь, – отрубил он.

Несмотря на полное неумение вести светский разговор, Юханссон, очевидно, обладал даром чтения мыслей.

– Спасибо, шеф. От всей души надеюсь, что не причинила вас особого беспокойства в воскресное утро, – подчеркнуто светским тоном произнесла Хольт.

Куда деваться от тебя и таких, как ты, с горечью подумала она.

– И никуда ты от меня не денешься. Если хочешь хороший совет, запомни: на меня и таких, как я, эти штуки не действуют. – Он повесил трубку.

Ничего себе, подумала Хольт. Он и в самом деле ясновидец. Мне ясно одно: надо торопиться.

Мартинес тоже увязла в бюрократическом болоте. Ни одного из дежурных экспертов из криминалистического отдела СЭПО на месте не было: все уехали по какому-то в высшей степени важному делу такой неописуемой секретности, что никто даже не пожелал сообщить, когда можно ждать их возвращения в здание управления на Польхемсгатан.

Дежурного криминалиста в Стокгольмском отделении полиции поймать тоже не удалось: в отделе просто никого не было, во всяком случае, трубку никто не поднял, а значит, никакой информации насчет того, когда и с кем можно будет поговорить, получить не удалось.

Под конец она позвонила в отдел полиции Центрального района.

– Меня не спрашивай, – раздраженно отозвался комиссар. – Один черт знает, где они, как всегда, шляются.

– Большое спасибо за помощь, – сказала Мартинес с выражением.

Мудила стоеросовый, подумала она, кладя трубку.

И Хольт, и Мартинес пришлось подчиниться судьбе. Чтобы чем-то заняться, они составили общество Маттеи. Та была в демонстрационном зале, сидела перед компьютерами в проекторной, куда они для надежности перенесли все относящиеся к делу материалы. В стороне от мониторов на столе лежала аккуратная стопка толстых папок. Маттеи была весела, как птица. Она пообещала после ланча показать им новые программы («если они вас интересуют, разумеется»). Хольт подумала, что во всем можно найти положительные стороны, и решила просмотреть еще раз все дело об убийстве Эрикссона. Что делала Мартинес, сидя за своим компьютером, неизвестно, однако можно было предположить, что она шерстит внутреннюю сеть полиции безопасности, максимально эффективно используя временный доступ.

Юханссон посвятил день общению с женой Пией. В минуты хорошего расположения духа он называл ее Живчик-Пифчик, впрочем, только когда она тоже была в соответствующем настроении.

Они встретились почти пятнадцать лет назад. Она проходила по делу о загадочном самоубийстве: какой-то американский журналист, как утверждали, покончил с собой, выбросившись из окна пятнадцатого этажа.

Юханссон заинтересовался этим делом не столько из профессиональных, сколько из личных соображений: он принимал участие в опросе свидетелей, и Пиа ему очень понравилась – ее внешность, манера себя держать и разговаривать. Это беспокоило его, потому что она понравилась ему куда больше, чем следовало. В этом вопросе Юханссон придерживался в высшей степени старомодных принципов: к женщинам, которых он встречал по службе, он относился не как мужчина, а как полицейский. Даже если они были только свидетелями.

Когда вся история с журналистом разъяснилась (не самоубийство, а самое настоящее убийство), он попытался вновь завязать с ней знакомство, на этот раз не как полицейский, а как мужчина, но она явно была занята чем-то (или кем-то) другим. И хотя он не спрашивал, чем (или кем) именно, ему все было понятно без слов. Он отодвинул воспоминания о ней куда-то в глубины подсознания, в компанию людей, которые, наверное, могли бы занять важное место в его жизни, но не получилось, потому что он не делал никаких усилий, чтобы это произошло. Иногда он думал о ней, особенно когда одиночество, к которому он вроде бы стремился, вдруг становилось тягостным… Тогда он вспоминал о ней с тоской, которая подпитывалась не тем, что произошло, а тем, что могло бы произойти.

Через несколько лет, когда Юханссон уже почти о ней забыл, он внезапно наткнулся на нее в продуктовом магазине рядом со своим домом. Подарок судьбы, решил он и ошибся, потому что, несмотря на свои легендарные детективные таланты, он даже не предполагал, что эта счастливая случайность была вовсе не случайностью.

Примерно за месяц до этого события Пиа, которая тоже часто вспоминала Ларса Мартина Юханссона, причем по тем же причинам, по которым он вспоминал ее, прочитала большое интервью с ним в вечерней газете и тут же решила, что пора навести порядок в личной жизни. Она прекрасно понимала: если она сама ничего не предпримет, никакого прогресса в этой области ожидать не приходится. Внезапный импульс… впрочем, не такой уж внезапный, если учесть, что она уже не раз ловила себя на том, что часто думает о человеке, которого видела всего два раза в жизни, и к тому же в служебной обстановке.

Она быстренько разузнала его адрес и навела справки, действительно ли он одинок, по крайней мере в формальном смысле слова – то есть приемлемо одинок. Затем вычислила, в каком именно магазине он скорее всего покупает продукты, и, поскольку сама жила на Сёдере, стала ходить за покупками именно туда. Когда она зашла в магазин уже в пятый раз, терзаясь опасением, что ее проект – просто глупость, она увидела Юханссона, в глубокой задумчивости стоящего у мясного прилавка.

– Что будем делать сегодня? Как насчет хорошей прогулки? Погода ничуть не хуже, чем вчера, – сказал совершенно довольный жизнью Юханссон, выдавливая сок из грейпфрута.

– А как насчет того, чтобы вернуться в койку? – полусонно спросила Пиа. – Тут и обдумаем.

– Ну что ж, – согласился он. – Это тоже идея. Тебе сока сейчас налить или потом?

– Потом. – Пиа внезапно проснулась и глянула на него с интересом.

– Потом так потом. – Юханссон протянул руку и погладил ее тонкую шею.

После ланча, второй день подряд состоявшего из суши, Хольт, Мартинес и Маттеи собрали уже ставший ритуалом военный совет.

– У меня начинает кое-что складываться насчет Штейн, – сказала Маттеи, показывая на внушительную стопку компьютерных распечаток и прочих бумаг. – Мне кажется, мы с ней начинаем понимать друг друга. Это, между прочим, очень интересно.

– Ты никогда не собиралась написать роман? – спросила Мартинес.

– Собиралась, – задумчиво кивнула Маттеи. – Кстати, это очень затрудняет работу. Я хочу сказать, мне приходится сдерживать свои литературные наклонности. Не знаю, как объяснить… Мне кажется иногда, что хороший роман может сказать о людях гораздо больше, чем скучное описание их жизни и поступков, с которыми нам здесь приходится иметь дело.

– Штейн наверняка была бы обалденно счастлива, если б узнала, как ты ее полюбила! – криво усмехнулась Мартинес. – Подумай, какой бы это был для нее подарок. Может быть, стоит это обмозговать…

– А я тебя прекрасно понимаю, – серьезно сказала Хольт и кивнула Маттеи. – Какую-то часть истины о том или ином человеке мы можем постичь лишь с помощью собственного воображения. Жаль, правда, что в нашем учреждении это не особенно поощряется. Мало того, только попробуй, от тебя шарахнутся как черт от ладана.

Зато с предрассудками все в порядке, подумала она. Разделяешь общие предрассудки – значит, ты на своем месте.

– И это очень хорошо, – с неожиданной горячностью сказала Мартинес. – Фантазии почти всегда остаются фантазиями: если ты выдумываешь что-то не о себе самой, а еще о ком-то, ничего хорошего не получается.

– Счастливый ты человек, Мартинес, – непонятно почему вздохнула Хольт, после чего они вновь занялись своими бумагами.

Уже к самому концу рабочего дня позвонил парень из криминалистического отдела: он вернулся на работу и готов к услугам.

Мартинес вскочила, схватила пивную банку и несколько бумаг и умчалась. Когда она через полчаса появилась на пороге кабинета, ей не пришлось ничего говорить – все было ясно по лицу.

– Йессссс! – Она подняла левый кулак в победном жесте: так было принято в стокгольмском пригороде, где она выросла. – Это ее пальчики. И на мойке, и на дверце.

Слишком поздно звонить Юханссону и нарываться на очередную порцию цинизма пополам с сарказмом, решила Хольт, поглядев на часы.

– Завтра в половине восьмого? – спросила она.

– Никаких дринков, никаких чуваков, я буду в порядке, – заверила Мартинес.

– Согласна, – сказала Маттеи. – Я тоже типичный жаворонок.

Прежде чем поехать домой, Хольт взяла в гараже служебную машину и около часа наблюдала за окнами квартиры Хелены Штейн в доме на Эстермальме. Где-то в дальней комнате горел свет, один раз кто-то промелькнул за гардинами в комнате – как она теперь знала, в гостиной. Но кто это: Хелена Штейн или кто-то другой, определить она не могла.

Чем я занимаюсь, рассердилась на себя Хольт и повернула машину домой. Господи, как мы живем! – подумала она, засыпая.

33

Понедельник 3 апреля 2000 года

Придя на работу утром в понедельник, она первым делом направилась к своему шефу, чтобы доложить последние новости, но Юханссона не было на месте. Его холодная и корректная секретарша сказала, что он, быть может, появится после ланча, если, конечно, не возникнут какие-то срочные дела. Ловить его по мобильнику тоже не стоит, сказала она, поскольку он на важном совещании и беспокоить его нельзя. Единственное, что она может предложить, – обратиться к Викландеру. Если же Хольт необходимо поговорить именно с Юханссоном, придется набраться терпения и дождаться его прихода.

Викландер также блистательно отсутствовал, и, поскольку секретарши у него не было, Хольт пришлось удовлетвориться обществом Мартинес и Маттеи.

– О'кей, – резюмировала Хольт. – Парни, как обычно, где-то прячутся. Что будем делать, чтобы скоротать время?

– У меня полно дел, – сообщила Маттеи, кивнув на кипу бумаг, наваленную около компьютера. – Но если хотите, могу поискать связи между Эрикссоном и Штейн на момент убийства.

– Почти одиннадцать лет назад. – Мартинес с сомнением покачала головой. – Тогда еще и мобильников почти не было, а система отслеживания переговоров и вовсе отсутствовала. Она появилась лет десять назад, или я ошибаюсь?

– Давайте все же попытаемся, – сказала Хольт. – Список разговоров Эрикссона в деле есть, но боюсь, ты права: много там не накопаешь. И все-таки попробовать надо.

– Тогда ты этим и займешься, ты знакома с делом, – решила Мартинес, – а я поговорю с «Телиа» и другими операторами.

Ведь это действительно нужно сделать, решила она, так почему не воспользоваться шансом прогуляться?

Юханссон в это время разыскал одного из своих вновь обретенных приятелей – полковника разведотдела Генерального штаба.

– В начале декабря прошлого года, – начал Юханссон, не теряя времени на реверансы, – твои парни нам кое-что нашептали по поводу старой истории с западногерманским посольством. Тебе что-нибудь про это известно?

– Да, – кивнул полковник. – Прекрасно помню.

– Можешь что-нибудь рассказать?

– Конечно, – сказал полковник.

И рассказал.

Комиссар Викландер, в свою очередь, встретился с бывшим комиссаром Перссоном, попросив Юханссона для безопасности предварительно тому позвонить. Цель визита была проста: занести на бумагу и придать официальный характер всем разговорам, которые вели Юханссон и Перссон в тот вечер, когда они ели свинину с фасолью – и выпили при этом, надо признаться, немало. После этого импровизированный протокол следовало зачитать Перссону и получить его письменное одобрение.

Все прошло гораздо безболезненнее, чем ожидал Викландер. Для человека, наделенного внешностью старого африканского слона – с налитыми кровью глазками, готового в любой момент всадить в собеседника двухметровые бивни, – Перссон оказался на редкость приветлив. Оставалась маленькая деталь.

– Хотел бы узнать еще вот о чем, – сказал Викландер, делая вид, что его только что посетила эта мысль. Впрочем, для безопасности он тут же добавил: – Юханссон просил.

Перссон ответил легким кивком.

– Насчет нашего бывшего сотрудника Клеса Вальтина, который ушел через пару лет после убийства Пальме. Помнишь, когда сворачивали так называемую внешнюю деятельность?

Перссон, не произнося ни слова, опять кивнул.

– Юханссон интересовался, нет ли у тебя сведений, почему он ушел и что с ним произошло потом… Он вроде бы утонул? – выдавил из себя Викландер, тревожно пытаясь угадать реакцию Перссона.

Однако ничего страшного не произошло. Перссон отреагировал самым неожиданным образом: казалось, он даже обрадовался, что ему задали этот вопрос.

Когда он доволен, он выглядит еще страшней, подумал Викландер.

– Я никогда не говорю о коллегах, – проворчал Перссон, – даже о тех, кто мне не нравится, но об этом говнюке расскажу с удовольствием. Хочешь знать, почему?

– Конечно, – ответил Викландер, отчасти потому, что он и в самом деле был заинтересован, а главным образом по той причине, что отказать Перссону он бы не решился, даже если бы очень захотел.

– Потому что я никогда не считал его коллегой, – фыркнул Перссон. – Вальтин был никакой не полицейский. Обычный хлыщ, гангстер с полицейским образованием и с парикмахерскими манерами. Так что, надеюсь, у тебя хватит пленки. – Он кивнул на лежащий на столе маленький диктофон.

И он рассказал все, что знал про бывшего обер-интенданта полиции Клеса Вальтина.

– Мы получили эти данные от наших американских приятелей, – сказал полковник. – Мы встречаемся иногда и делимся опытом, – добавил он уклончиво. – И вот в начале декабря на очередных посиделках выплыло это дело. По их инициативе.

– И тебя ничего не удивило? – спросил Юханссон.

– Что ты имеешь в виду? – вопросом на вопрос ответил полковник.

– Прошло двадцать пять лет, дело вот-вот будет списано за истечением срока давности. Никто им не занимался добрых двадцать лет. И к тому же, если я правильно понимаю, вам предложили пару персонажей, которых уже много лет нет в живых. Их фамилии, по-моему, Эрикссон и Веландер, – добавил, якобы припоминая, Юханссон, хотя прекрасно знал, как их звали.

– Так значит, ты решил, что мы намеренно подсунули вам покойников, чтобы вы повертелись перед комиссией? – слегка улыбнулся полковник.

– Признаюсь, такая мысль меня посещала. – Юханссон тоже улыбнулся.

– Это не так, – сказал полковник, глядя на Юханссона честными голубыми глазами. – Я задал тот же самый вопрос американцам, и ответ показался мне убедительным.

– Что за ответ?

– Что это не вся информация. Мне сказали, что имена Эрикссона и Веландера нужны для начала более глубокого анализа. Американцы потратили черт знает сколько времени на изучение данных, полученных из архива СИРА, в частности, сопоставляли их с материалами «Роузвуда» и со всякой разрозненной информацией, копившейся годами. В общем, они уверены, что через Веландера и Эрикссона можно выйти на людей, которые по-прежнему представляют большой интерес. Как для тебя, так и для меня, – многозначительно закончил полковник.

Если ты думаешь, что американцы выудили эти данные из архива СИРА, то они тебя провели, подумал Юханссон, сопоставив рассказ полковника с данными Берга о том, как Веландер изъял имена своих приятелей и свое собственное из архивов Штази.

– А американские коллеги не сказали, о ком идет речь? – вслух поинтересовался он.

– О молодых радикалах шестидесятых, которые превратились в законопослушных граждан и даже сделали серьезную карьеру. Но от своих взглядов публично не отказались, поэтому и представляют для нас интерес. Кстати, гораздо больший интерес, чем когда они бегали по улицам и устраивали демонстрации, – заметил полковник.

Тишлер скорее всего не бегал, а вот Хелена Штейн – наверняка, подумал Юханссон.

– А тебе не кажется, что это дезинформация?

– Нет, – ответил полковник. – По той простой причине, что теперь им незачем нас дезинформировать. Мы живем в другое время.

Ага, вот оно что, живем в другое время, подумал Юханссон. Похоже, он действительно в это верит.

– Кто сбросил тебе эту информацию? Назови имя, – попросил Юханссон.

– Не могу. – Полковник передернул плечами. – А почему – ты знаешь лучше меня.

– И все же ты мне его назовешь, – сказал Юханссон, сделавшись вдруг похожим на верного оруженосца Берга комиссара Перссона.

Если не хочешь повторить судьбу твоего коллеги Веннерстрёма,[33]33
  Веннерстрём Стиг(1907–2006) – полковник ВВС Швеции, приговоренный в 1964 г. к пожизненному заключению за шпионаж в пользу Советского Союза. В 1974 г. помилован.


[Закрыть] подумал он.

– Как правило, мы свои источники не раскрываем, – неуверенно произнес полковник. – Ладно, в данном случае я могу сделать исключение, поскольку они сами дали нам зеленый свет на сброс информации в вашу контору.

Интересно, с чего это ЦРУ решило, что они могут рулить у нас, как у себя дома? – раздраженно подумал Юханссон, чувствуя, что у него поднимается давление.

– Как я уже говорил, мы встречаемся иногда… В тот раз совсем неформально, дело шло к Рождеству, мы отлично поужинали в Карлберге, а потом один из них прочитал блестящую лекцию. Этот парень у них – живая легенда. А то, что он рассказал, было очень интересно и в то же время забавно. Он подошел ко мне после ужина и спросил, не интересует ли нас подобная информация, я, разумеется, сказал: да, интересует, и он пообещал вернуться к этому вопросу. Буквально через пару дней позвонил один из наших людей при их посольстве и рассказал что и как. Наши аналитики тоже присутствовали, и у нас нет сомнений, что товар настоящий.

– Больше никаких сведений не поступало? – спросил Юханссон.

Либо он наивен до крайности, либо просто-напросто меня разыгрывает, подумал он.

– Пока нет, – вздохнул полковник. – Фамилия этого парня Лиска. Майкл Лиска родился в Венгрии во время войны, подростком левачил, после событий пятьдесят шестого года эмигрировал в Штаты. Здоровенный мужик лет шестидесяти по кличке Медведь. Майкл – Медведь – Лиска, – повторил полковник и скроил мину максимальной искренности – выражение лица человека, облегчившего сердце и не имеющего ровным счетом ничего добавить к своей исповеди.

– Ну и херня! – с чувством произнес, выслушав историю Перссона, Викландер, который почти никогда не употреблял бранных слов.

– Я же тебе говорил, что это за тип, – сказал Перссон. – Хочешь еще один совет?

Что ни говори, а этот парень, Викландер, похож на настоящего полицейского, подумал он.

– С удовольствием.

Не так уж страшен этот Перссон, когда найдешь с ним общий язык, промелькнула у Викландера мысль.

– У нашей работы есть такая особенность… Старайся не принимать все слишком близко к сердцу, а то тебе привидения начнут мерещиться среди бела дня.

– Да уж. Я тоже об этом думал.

И в самом деле думал, проверил он себя.

– Никогда не забывай, что ты полицейский, – серьезно сказал Перссон. – Сохраняй дистанцию, не запутывайся в мелочах и не иди на уступки.

Придя на работу, Юханссон первым делом вызвал к себе начальника отдела контрразведки и попросил навести справки о давнем агенте ЦРУ по имени Майкл – Медведь – Лиска.

Когда тот ушел, в кабинете появилась секретарша и сообщила, что комиссар Анна Хольт просит принять ее как можно скорее.

– Пусть заходит, – разрешил Юханссон.

Вот и кончился мир под оливами, подумал он.

– Это пальцы Штейн, – доложила она лаконично. – И на мойке, и на дверце.

Распишитесь в получении, подумала она.

– Вот оно что… – задумчиво протянул Юханссон.

Как будто кто-то сомневался.

– И что теперь будем делать? – Хольт вопросительно поглядела на шефа и слабо улыбнулась. – Решать тебе.

– Есть предположения, когда эти отпечатки там появились? – спросил Юханссон. – То, что она была в его квартире, ясно даже такому старику, как я. Меня интересует время.

Вот теперь это похоже на того Юханссона, о котором я столько слышала, подумала Хольт.

Она рассказала о педантичной и требовательной натуре Эрикссона, о его польской уборщице, которая работала на совесть, несмотря на жалкую оплату. Это может помочь им определить время, когда Штейн была у Эрикссона.

– Уборщица бывала у него каждую пятницу. Эрикссона убили в четверг вечером. Я почти уверена, что мойка после нее сверкала идеальной чистотой, так что отпечатки оставлены не раньше второй половины дня предыдущей пятницы, то есть после ее последней уборки, и не позже того вечера, когда он был убит, это около недели.

– А в мусорном ведре ничего интересного не было?

– Нет. Если, конечно, верить протоколу осмотра места преступления, но я почти уверена, что отпечатки на внутренней стороне дверцы шкафчика, где было ведро, появились там в то же время, что и на мойке.

– Я склоняюсь к тому же, – кивнул Юханссон. – Жалко, что на отпечатках нет штемпеля с датой. – Он слегка улыбнулся. Тучи над головой Штейн сгущаются, хотя гром пока не грянул, подумал он. – Что мы еще можем сделать?

– Мартинес проверяет телефонные разговоры.

Юханссон с сомнением покачал головой:

– Вряд ли это что-то даст. Помню, у нас было похожее дело, так что я почти уверен, что «Телиа» и «Комвик» – на рынке в то время, по-моему, не было других операторов – нам не помогут: слишком давно это было. Если вы, разумеется, ничего не нашли, пока шло расследование.

– Не нашли, – подтвердила Хольт. – Я проверила еще раз. Он вообще почти никому не звонил, и ему тоже звонили крайне редко. Штейн, во всяком случае, не звонила. Мобильника у него не было.

– Деньги?

– Маттеи проверяет, хотя не думаю, что можно что-то найти.

– И я так думаю, – сказал Юханссон. – Если между Эрикссоном и Штейн и были какие-то денежные отношения, ее дорогой кузен Тишлер наверняка об этом позаботился.

– Есть еще полотенце. – Хольт рассказала о полотенце, которое выудил из корзины для грязного белья Бекстрём. – Конечно, проблемы с привязкой по времени те же, что и с отпечатками, но я почти убеждена, что вырвало убийцу Эрикссона.

– Опять согласен, – сказал Юханссон. – Так что надо попытаться выделить ДНК.

Блевотина еще лучше отпечатков, если дело касается убийства, подумал он.

– Мы запросили криминалистический отдел Центрального полицейского управления Стокгольма, – сообщила Хольт, – так что они, наверное, этим уже занимаются. Рвотные массы еще лучше, чем отпечатки, когда дело касается убийства, – озвучила она его мысли.

Будем надеяться, кротко подумал Юханссон. Опыта у него было куда больше, чем у Хольт.

– Хочу попросить тебя об одной услуге, – обратился он к Хольт. – Мне надо посмотреть на фотодокументы с места преступления… Если бы ты принесла мне все бумажки, судебно-медицинские протоколы – в общем, все, что ты сочтешь заслуживающим внимания, я бы попробовал составить собственное представление…

– Само собой, – пообещала Хольт.

Он и в самом деле заинтересовался, подумала она.

– И что… – Юханссон улыбнулся и откинулся на стуле. – Ты по-прежнему считаешь, что это Штейн его прикончила?

– Да, – кивнула Хольт, чуть не добавив «к сожалению». – Во всяком случае, мы работаем в этом направлении.

И ничего хорошего в этом нет, подумала она.

– И это тебе не нравится, – разглядывая ее, сделал вывод Юханссон.

– Не нравится.

– Потому что она женщина?

– Может быть… Не знаю, – ответила Хольт.

Соберись, Анна, мысленно приказала она себе.

– Так бывает иногда, – поддержал ее Юханссон. – Самому не нравится то, что ты делаешь. Особенно если учесть, что этот Эрикссон, похоже, был редкостный подонок.

– И куда бы мы пришли, если бы вдруг поступило разрешение убивать всех подонков? – слабо улыбнулась Хольт.

– Боюсь, народонаселение сильно бы поредело, – сказал Юханссон бодро. Судя по всему, эта мысль доставила ему удовольствие. – Давай определимся. – Он откинулся на стуле и начал загибать пальцы. – Нам нравится то, что мы делаем. Мы не осложняем дело ненужными рефлексиями. Мы не доверяем случаю и для начала выясняем вопрос с полотенцем. Когда разберемся с блевотиной и всем прочим, то с чистым сердцем передадим все свои сомнения прокурору. – Юханссон загнул пятый, последний палец на левой руке.

– По мне так лучше некуда. – Хольт принужденно улыбнулась.

– И не забывай, что мы не ведем следствие по делу об убийстве, – закончил разговор Юханссон.

Теперь вперед, подумал Юханссон, когда на только что покинутый Хольт стул уселся Викландер.