Текст книги "Другие времена, другая жизнь"

Автор книги: Лейф Г. В. Перссон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

Часть IV
Другая жизнь

21

Осень 1999 года

Вопрос, поставленный начальником оперативного отдела полиции безопасности Бергом, звучал так:

– Можешь себе это представить, Ларс?

Могу ли? – подумал Юханссон. – Могу ли я себе это представить?

– Могу, – сказал он.

Так все и началось.

В Шведской полиции безопасности после убийства премьер-министра, случившегося в феврале 1986 года, произошло немало событий. Убийство повлекло за собой целый ряд проверок и комиссий, но даже не это было главным. В организации существовала годами выработанная технология выскальзывания из подобных ситуаций. Причем каждый следователь с минимальным инстинктом самосохранения понимал, что действовать надо в высшей степени осторожно, – в этом состоял один из принципов работы тайной полиции.

Когда речь шла о вещах, которые были секретны просто потому, что это лежало в их природе, необходимо было приложить все старания, чтобы не скомпрометировать в высшей степени важную для общества деятельность, не дать врагу в руки этот козырь и таким образом не нанести вред национальному благосостоянию. Поэтому реакция на проверки и упреки вылилась в обычную смесь мероприятий чисто косметического характера и небольших кадровых перестановок. Все в соответствии со старым правилом «и волки сыты, и овцы целы». Эстеты получили душевное успокоение, а те, кто жаждал крови, – фунт мяса.

Чтобы «подчеркнуть сугубо гражданский и демократический характер» деятельности организации, она сменила имя и стала называться отделом безопасности Центрального полицейского управления, или, как все ее теперь называли, СЭПО. Из тех же соображений СЭПО получила большую независимость, чтобы уравнять статус начальника шведской тайной полиции с его зарубежными коллегами, была введена должность генерального директора, и, наконец, перетасовали несколько должностей в высшем бюрократическом эшелоне, а один из сотрудников был демонстративно уволен, правда, зарплату ему сохранили.

В то же время происходили и другие события, имеющие гораздо более далеко идущие последствия, и важнейшим из них, разумеется, был развал Советского Союза и восточного блока. Существовавший с незапамятных времен русский отдел, который, если грамотно посчитать, пожирал больше половины бюджета СЭПО, ныне представлял лишь бледную тень себя самого, и, если бы не творческий подход и находчивость начальника оперативного отдела Берга, вся организация могла бы тихо почить: противник признал свое поражение, бороться было больше не с кем.

Берг, без сомнения, был самым выдающимся руководителем оперативного отдела за всю его историю. Главный противник исчез, река обмелела, однако он не растерялся и мгновенно нашел другие занятия – ситуация на Балканах, международный терроризм, правые экстремисты, защита Конституции и, как подарок, – убийство Улофа Пальме, пробудившее интерес к профессии телохранителей.

Уже в год падения Берлинской стены в отделе личной охраны в СЭПО работало больше народа, чем в бывшем русском отделе, и с тех пор спрос на телохранителей неуклонно рос. Заметные персоны вдруг почувствовали, что им, как никогда раньше, угрожает опасность. Хорошо это или плохо, но для тайной полиции это было как манна небесная. В общем, дела шли бы недурно, если бы не появились и другие источники беспокойства.

Угроза шведской демократии исходила теперь не слева, а справа. Казалось бы, ничего сложного: поверни голову – и вся недолга, но проблема заключалась в историческом наследии холодной войны, скопившемся в архивах СЭПО. Сотни человеко-лет работы были потрачены, чтобы выявить и зарегистрировать сотни тысяч граждан Швеции, чьи политические взгляды отклонялись влево от социал-демократического правления. Печальная, конечно, история, и все же ее можно было бы и похоронить, если бы не другая сторона медали.

А другая сторона заключалась в том, что политическая верхушка времен холодной войны постепенно исчезала с арены. Многие из тех политиков поумирали от старости, другие уже давно были на пенсии. Однолетки убитого премьер-министра доживали последние дни в коридорах власти. Поэтому десятилетиями проверенный механизм взаимных услуг правительства и тайной полиции вдруг засбоил.

Груз вины прошлых лет никуда не делся, с моральной точки зрения он только увеличился, но уже не существовало нанимателей, которые могли бы помочь отбиться от неприятных вопросов, и тайная полиция оказалась крайней. Вся система прогнила, считал Берг. Прогнила морально, и к тому же показала себя глубоко несправедливой к нему и его товарищам, которые честно выполняли свою работу.

В довершение ко всему у этой медали существовала еще и третья сторона. Пришедшие к власти люди, не имеющие отношения к печальной истории с регистрацией взглядов, оказались, естественно, широко представлены в старых архивах СЭПО шестидесятых—семидесятых годов – эпохи всеобщего радикализма. Берг прекрасно это знал, потому что ему неоднократно приходилось играть роль пожарного, когда на высокие посты выдвигались люди, живущие ныне в другое время и другой жизнью. И благодарности ждать не приходилось – заткнись и надейся на лучшее.

Именно с этого он и начал разговор с Юханссоном, и реакция была вполне предсказуемой.

– Если ты хочешь, чтобы я выносил твой мусор, тебе лучше обратиться к кому-то другому, – насторожился Юханссон.

– Боже упаси! – замахал руками Берг. – Приборкой я займусь сам. Я хотел бы, чтобы ты начал за чистым столом.

А я, подумал он, только и делаю, что прибираюсь за другими. Довольно несправедливо.

– Мысль красивая, – сказал Юханссон. – Начнем новое тысячелетие за пустыми письменными столами.

– Это едва ли не самое главное, – подчеркнул Берг, понимая, что Юханссона одолевают сомнения.

– Значит, вот почему ты нашел представителя поколения-шестьдесят восемь, – улыбнулся Юханссон.

– Ну-ну, – поморщился Берг. – Ты же прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

– А что думают наверху? – спросил Юханссон с неподдельным интересом.

– Правительственная канцелярия считает, что выбор превосходный. Надеюсь, ты понимаешь, что такими назначениями занимается правительство. Так вот, я говорил с государственным секретарем – ты, по-моему, встречался с ним, помнишь, в той неразберихе после убийства Пальме, – и мы пришли к полному согласию.

– Это успокаивает, – внутренне усмехнувшись, сказал Юханссон. Времена меняются, подумал он. – А что говорит генеральный? Все же именно он начальник полиции безопасности.

– Генеральный директор? – с нескрываемым удивлением переспросил Берг. – С генеральными директорами никогда никаких проблем не было, – сообщил он.

Как их ни называй: генеральные, гениальные, не совсем гениальные или совсем негениальные, при Берге их сменилось пять, но он решил об этом не напоминать. Юханссон сам посчитает, если припрет.

– Как руководитель оперативного отдела ты уполномочен возглавлять всю работу. Правительство относится к тебе с большим доверием, – серьезно сказал Берг.

Польстить мне легко, подумал Юханссон.

Они долго говорили о предстоящей службе: Юханссон хотел поставить все точки над прежде чем принять решение. Он не политик, а полицейский. Его дело – ловить преступников и сажать в тюрьму, пока они не наломали еще больше дров. Единственное, что привлекает его в новой должности, – возможность заняться, наконец, настоящей оперативной работой.

Здесь-то все в порядке, уверил его Берг. К тому же и политики, и руководство, и сам Берг придерживаются того же мнения.

– Думаю, работа тебе понравится. Ты наверняка будешь приятно удивлен. Я знаю, что коллеги из «открытого» сектора много чего про нас говорят, но к этому надо относиться соответственно. – Берг уверенно покивал головой. – Это работа для настоящего полицейского. Такого, как ты, да и я.

Настоящий полицейский, подумал Юханссон. Вот, оказывается, как это называется – настоящий полицейский.

Потом перешли к практическим деталям. Повышение в должности? Конечно. Зарплата? Естественно, выше, поскольку и должность выше, и ты же знаешь, что в «закрытом» секторе люди получают больше, чем обычные полицейские.

Возможность подбирать сотрудников? Конечно. А кто же еще будет этим заниматься? Берешь работу, значит, ты – босс, и этим все сказано.

Оставался еще один деликатный вопрос.

– А как долго ты собираешься оставаться?

– Если хочешь, могу уйти завтра, – слегка улыбнулся Берг.

Если бы мог выбирать, ушел бы сегодня, подумал он, но, разумеется, не выдал своих тайных мыслей.

– Я-то рассчитывал, по крайней мере в первое время, на экскурсовода. – Юханссон тоже улыбнулся.

– Это пожалуйста. Я даже надеялся, что ты об этом попросишь.

После стольких лет что значит неделя или две, подумал Берг.

Юханссон кивнул. Ему показалось, что Берг плохо выглядит.

– Вот так обстоят дела, – вздохнул Берг. – Можешь себе это представить, Ларс?

– Могу, – сказал Юханссон.

Так все и началось.

Вечное заместительство Юханссона закончилось. Теперь он был уже не «Мädchen fur Alles» – так сказать, «прислуга за все», которого правительственная канцелярия и полицейское руководство выдергивало каждый раз, когда кто-либо из начальства садился в лужу или просто выбрасывал полотенце. Теперь у него была солидная должность начальника оперативного отдела в организации, которая на полицейском шведском называлась «закрытый» сектор, причем с точки зрения широты полномочий лучшего места просто не было.

Сам он, впрочем, об этом не думал: занимался подбором ближайших сотрудников, «свободного ресурса», как он его определил. Его лучший друг Бу Ярнебринг взялся ему помочь: сам Юханссон давно не работал в оперативных группах, поэтому был уверен, что за это время выросло немало способной и энергичной молодежи, которую он попросту не знает. С помощью друга он набрал с десяток молодых толковых ребят, и только одно омрачало картину: сам Ярнебринг категорически отказался перейти к нему на службу.

– Мне накладная борода не пойдет, – сказал он. – К тому же я начинаю стареть.

– Дай знать, если передумаешь, – попросил Юханссон.

Все мы не молодеем, подумал он.

– Пока не передумал. Ты мне лучше скажи, что с тобой произошло?

– О чем ты?

– Сколько лет мы знакомы? Мы же познакомились в школе полиции?

– Тридцать лет, – сказал Юханссон.

– Если память мне не изменяет, ты на курсе был самым красным, вернее сказать, единственным красным. Ты же хотел упразднить тайную полицию?

– Раз ты так говоришь, значит, так оно и было, – согласился Юханссон.

Тридцать лет, даже больше тридцати, подумал он.

– Помнится, ты говорил, что такая организация, как полиция безопасности, несовместима с демократическими и справедливыми правовыми органами. Если бы тебя спросили в то время, не собираешься ли ты работать в охранке, могу себе представить результат…

– И что бы я, по-твоему, сделал? – спросил Юханссон, хотя прекрасно знал ответ.

– Дал бы спрашивающему по морде.

– Возможно, – пожал плечами Юханссон.

– И поскольку ты никогда не был особенно силен по части подраться, пришлось бы вмешаться и мне.

– Конечно, – согласился Юханссон. – Я бы только на это и рассчитывал.

– А сейчас ты у них чуть ли не главный! Что же с тобой произошло?

– Сейчас новые времена… – сказал Юханссон.

Будем надеяться, лучше прежних, подумал он.

– Не верю, – заявил Ярнебринг. – Другие времена – это я еще могу согласиться. Но не новые.

22

Осень 1999 года

Само собой, прежде чем решиться на такой резкий поворот в карьере, Юханссон посоветовался с женой. Десять лет назад он, прожив пятнадцать лет после развода холостяком, решил кардинально поменять свою жизнь и, едва миновала неделя страстной любви, сделал предложение. С одиночеством, которое он привык считать своим естественным состоянием, было покончено. Иногда, правда, он тосковал по прежней жизни – после чересчур бурных объяснений или когда ему просто хотелось побыть одному.

Она согласилась, хотя все, что он мог ей предложить, – руку и сердце. Но Ларс Мартин Юханссон умел отличить важное от неважного, поэтому к созданию и укреплению «брачных уз», как он это называл, отнесся в высшей степени серьезно и энергично, хотя иногда это было нелегко. Или так: это не всегда бывало легко, но ведь никто не сказал, что мы, люди, должны жить легко. Когда мы совершаем серьезные поступки, это влечет за собой серьезные последствия – так он считал. Вот и женитьба – как раз такой случай.

– И что ты по этому поводу думаешь, старушка?

– А ты сам что думаешь? – ответила жена вопросом на вопрос с интонацией, которую он терпеть не мог. – Это ведь не я иду в тайную полицию, – добавила она, улыбнувшись и с совсем другой интонацией, которую он очень любил.

– Если бы он пришел с таким предложением двадцать лет назад, я бы вышвырнул его вон, – сказал Юханссон.

Ну и что из того, подумал он, пришел-то он не двадцать лет назад, а позавчера.

– А ты как считаешь: нужна нам тайная полиция? – спросила она с любопытством.

– Конечно нужна, – ответил он, но голос прозвучал неубедительно.

Нужна, подумал он, тайная полиция всем нужна, разве не так?

– Нужна – значит, нужна, – пожала плечами жена. – А раз тайная полиция нужна, а ты превосходный полицейский (и к тому же весьма достойный человек, ведущий весьма достойную жизнь… особенно после того, как мы встретились), то соглашайся.

Чего это она так развеселилась? Никогда не понимал, что у баб на душе. Они не такие, как мы, подумал Юханссон.

– Ты что, меня разыгрываешь?

– Я? Когда я тебя разыгрывала? – спросила она с притворным удивлением. – Кстати, а что Бу говорит по этому поводу?

– Ярнебринг? А почему ты спрашиваешь? Не все ли мне равно, что он говорит?

– Ай-ай-ай, – горестно покачала головой жена, хотя вид у нее был на редкость довольный, – малыш Буссе не играет с лучшим приятелем…

– Он говорит: слишком стар, – объяснил Юханссон.

Опять она его дразнит.

– Хочу тебе кое-что сказать. – Она внимательно на него посмотрела.

Юханссон неопределенно покачал головой и промолчал. Лучше выждать немного.

– Помнишь старый комикс про двух проказников – Кнолля и Тотта?

– Ну, – осторожно выговорил Юханссон.

– Это ты и Бу. Вылитые Кнолль и Тотт. Или их звали Пигге и Гнидде?

– Не помню.

Женщины – совершенно точно не такие, как мы, подумал он. Ему захотелось сменить тему.

– Знаешь что, старушка, – сказал он. – Забудь про это. Что будем делать вечером? Поедим где-нибудь? Сходим в кино? Или, может быть… – Юханссон с улыбкой передернул плечами. Жест не оставлял ни малейших сомнений.

– Сначала пойдем в ресторан: надо же отметить твое повышение, потом в кино – я давно хотела посмотреть один фильм – и только потом… Ты еще и стеснителен, тебе об этом говорили? А потом займемся твоим «может быть». Посмотрим.

– Замечательно. – Юханссон резко поднялся. – Так и сделаем. Мне только надо принять душ.

Она все же очень красивая, подумал он и положил руку на ее тонкую шею. У нее там была ямка, специально созданная для большого пальца его правой руки.

– Иди-иди, – сказала жена, освобождаясь. – Мне тоже надо быстро привести себя в порядок, если мы хотим еще и в кино успеть.

О каком фильме она говорит? – подумал Юханссон, стоя в душе. Может быть, у нее и хороший вкус, но уж очень отличается от моего. В последний раз я попросту заснул посреди фильма. А почему это она должна выбирать фильм, а не я? – вдруг задал он себе вопрос. Это же меня повысили, а не ее.

23

Март 2000 года

«Зачистка» архивов СЭПО – а это надо было сделать, пока до них не докопался кто-нибудь из интеллектуалов-правдоискателей, – стала одной из самых крупных акций в истории шведской тайной полиции и прекрасной иллюстрацией того обстоятельства, что добросовестная полицейская работа сама по себе является наградой. Неважно, что работа по созданию этих архивов и «зачистка» находились в определенном противоречии.

Ясно, что попросту уничтожить все или хотя бы большую часть актов на «неблагонадежных» граждан было невозможно, – это вряд ли способствовало бы улучшению репутации полиции безопасности. Но определенных лиц следовало вывести из-под контроля грядущих «комиссий правды». Прежде всего речь шла об осведомителях, работающих на СЭПО долгие годы. Несколько тысяч человек, то и дело появляющихся в разных обличьях, с разными именами, кличками и кодами. Их имена встречались, как правило, не в одной, а в нескольких базах данных, и замести следы было практически невозможно.

Первое неприятное открытие сделал комиссар Викландер, начальник следственной группы, вошедшей в так называемый «свободный ресурс» Юханссона. Юханссон создал объединенную следственно-наблюдательную группу для борьбы с супостатами, которые ни с того ни с сего могут начать угрожать государственной безопасности. Юханссон знал Викландера с тех пор, когда тот временно замещал начальника государственной криминальной полиции, и, как только утвердился в своем новом кресле, тут же с ним связался. Викландер был одним из лучших служак, с кем Юханссон сталкивался за его длинную полицейскую карьеру. Почти настолько же компетентен, насколько он сам был в этом возрасте, и настолько же немногословен. И уже через месяц работы Викландер попросил о конфиденциальной встрече.

– Помнит ли шеф инцидент в западногерманском посольстве? – спросил он.

– Садись, – кивнул Викландер на стул для посетителей.

Еще бы мне не помнить! – подумал он. Воспоминания были, мягко говоря, неоднозначными.

Собственно говоря, Викландер начал знакомиться с материалами по захвату западногерманского посольства 24 апреля 1975 года совершенно случайно. В одном из полицейских регистров захват посольства фигурировал как «двойное убийство», поскольку были убиты военный и торговый атташе. Эпизод этот быстро стал уголовной историей и не потребовал решительных юридических мер.

Поскольку срок давности для преступлений, связанных с убийством, составлял двадцать пять лет, а на дворе был уже март 2000 года, захват посольства был внесен в компьютерную базу преступлений, подлежащих скорому захоронению в госархиве. «Последние судороги», как говорили в полиции, когда заходила речь о преступлениях с истекающим сроком давности.

– Я там не был, я еще учился, но помню, как мы с ребятами сидели у телевизоров, словно приклеенные. – Викландер улыбнулся и покачал головой.

И я там не был, с горечью подумал Юханссон, вовсе не собираясь рассказывать о причинах своего огорчения коллеге Викландеру.

– Слушаю, – произнес он и откинулся в большом удобном кресле.

Дело о захвате посольства по-прежнему находилось на контроле, потому что оставались вопросы, на которые необходимо было ответить, прежде чем похоронить его навсегда. Формально следствие все еще считалось открытым. Само собой, за прошедшие двадцать лет никто о нем и не вспоминал, но протоколы регистрации событий далеко не всегда логически связаны с количеством труда, затраченного на расследование того или иного преступления. Это знали все.

– Дело, насколько я понимаю, до сих пор находится на контроле, поскольку мы практически уверены, что у террористов были сообщники.

– Да, – сухо сказал Юханссон. – Тут не надо быть Эйнштейном.

– Не надо, – согласился Викландер. – Это я понял, еще когда смотрел репортаж.

Правильный человек на правильном месте, довольно подумал Юханссон и жестом попросил Викландера продолжать.

Викландер начал просматривать старые папки из чистого любопытства, и первое, что он обнаружил, – следы санитарных мероприятий начальника отдела Берга, предпринятых пару лет назад.

– Во-первых, – начал загибать свои длинные костлявые пальцы Викландер, – раньше в деле фигурировали фамилии подозреваемых. Во-вторых, их оттуда изъяли в связи с проработкой актов комиссаром Перссоном больше двух лет назад. Перссон ведь был доверенным лицом Берга?

Никогда не видел более мрачного и сварливого субъекта, припомнил, Викландер. Он встречался с Перссоном, и не раз… Викландер, пожалуй, гораздо более проницателен, чем старается показать.

Начальник отдела Берг и его оруженосец Перс-сон – настоящие полицейские, но оба уже оставили службу. Перссон ушел на пенсию за год то того, как Берг передал дела Юханссону.

– В чем проблема? Это были шведы? Я имею в виду сообщников, – пояснил свой вопрос Юханссон.

Именно так он рассуждал двадцать пять лет назад, сидя перед телевизором в компании двух простуженных детей. Хотя тогда и он был лишь зрителем.

– Думаю, да, хотя не уверен. Их имена, как я уже сказал, убрали из актов. Я к этому еще вернусь. В чем я почти уверен, так это в том, что их было четверо.

– Вот оно что… – протянул Юханссон. – И почему ты в этом так уверен?

Подозрения Викландера основывались на трех факторах. Во-первых, эти имена фигурировали в нескольких базах данных, а это, при известной сообразительности, всегда дает шансы вычислить и обнаружить по крайней мере некоторые «зачистки». Разумеется, при одном условии – и это второй фактор, – тот, кто изымал имена из регистра, был не особо сообразителен или просто допустил небрежность. А в-третьих, использование определенных стандартных форматов в персональных файлах в оперативных регистрах тайной полиции.

– Именно формат в одном из наших регистров заставляет меня думать, что речь идет о четырех лицах, – объяснил Викландер. – Я, правда, не знаю, насколько шеф силен в компьютерах… – добавил он с сомнением.

– Достаточно силен, – отрубил Юханссон. – Продолжай.

За кого он меня принимает? – подумал он.

И все же поначалу понять ход мыслей Викландера было трудновато. Викландер даже вынужден был прочесть небольшую лекцию, прежде чем Юханссон почувствовал, что он более или менее разбирается в том, как обстоят дела.

– Ставлю сотню против одного, что они должны найтись в других регистрах, – сказал Викландер. – Все, что заносится в базы данных, имеет один и тот же формат. Речь идет о стандартном файле для каждого, и они одинаковы, независимо от того, какая информация поступала позже в другие базы или заносилась в персональные акты, если они существуют. Они все связаны, достаточно набрать восьмизначный код.

– Но они же не такие болваны, чтобы на каждого, кто заносится в регистр, заводить отдельный каталог, – с легким раздражением сказал Юханссон.

– Нет, это точно, – сказал Викландер.

Это было бы настоящим преступлением, подумал он.

– Но ты же допер, что они вычистили четверых? Четыре акта в стандартном формате, на каждого по акту?

– Да, – ответил Викландер, чуть ли не извиняясь.

Тогда, больше двух лет назад, они проводили генеральную зачистку оперативных баз данных. Сотрудники, которым это было поручено, вынуждены были записываться в очередь, дожидаясь, пока компьютерщики справятся с их заказами. Объем информации по мере выполнения заказов уменьшался.

А поскольку каждая заявка скреплялась подписями и заказчика, и исполнителя, для Викландера не составило труда обнаружить комиссара Перссона и его заказ. И не только Перссона, но и других сотрудников, стоящих до или после него в очереди на «приборку» баз данных.

– Здесь-то они и промахнулись, – сказал Викландер. – Количество килобайт в файлах регистрируется постоянно. Короче говоря, можно узнать, сколько именно килобайт вычищено не кем-то иным, а именно коллегой Перссоном. А поскольку нам известно стандартное количество килобайт в каждом формуляре, до десятка примерно, то получается, что он вычистил как раз четверых, занесенных в базу данных в связи с захватом немецкого посольства.

– Компьютерщики халтурят, – сердито сказал Юханссон. – Надеюсь, ты им на это указал?

– Да. Они благодарили за ценную помощь.

А что им еще оставалось делать, подумал Юханссон.

– Значит, вычищено четверо, – произнес он вслух. – И ты не знаешь, кто они?

– Нет, – отрицательно покачал головой Викландер, – этого я не знаю.

– Может быть, это кто-то из тех клоунов, что собирались отомстить за выданных западногерманскому правительству участников захвата посольства, похитив Анну Грету Лейон? – размышлял вслух Юханссон. – Если память мне не изменяет, там чуть не тридцать человек было задержано, причем в несколько приемов. И шведы, и иностранцы. Кто-то из них через несколько лет даже стал депутатом риксдага…

– Крёхер и его приятели… – Викландер покачал головой. – Вряд ли они. А имя депутата – Хуан Фонсека. Кстати, он был ни в чем не виноват. Ему даже в утешение выплатили компенсацию…

– А ты не путаешь? – Юханссон с удивлением уставился на Викландера.

Компенсация, этого еще не хватало! – подумал он. Юханссон во многих отношениях был очень старомоден.

– Сто процентов. Во-первых, их перешерстили вдоль и поперек, а во-вторых, их никто из регистров не вычищал. На них там столько материала – на несколько диссертаций наберется. Тысячи страниц. Они в базе появились попозже, уже после захвата посольства… Решили отомстить Анне Грете Лейон, она тогда была министром занятости и занималась иммигрантами и антитеррористическим законодательством. Короче говоря, формально решение о высылке немецких террористов подписала она.

Плевать на юриспруденцию, подумал Юханссон. Он прекрасно знал, что невозможно заниматься полицейской работой, особенно в критической ситуации, держа свод законов под мышкой.

– Значит, четверо вычищены, – подвел он итог, – и мы понятия не имеем, кто эти четверо, хотя речь идет, пожалуй, о самом тяжком преступлении за всю историю отдела. Странно…

– Очень, – согласился Викландер. – Хотя самое странное не это.

– Что еще? – Юханссон подозрительно уставился на собеседника.

По мнению Викландера, самое странное было то, что несколько месяцев назад, незадолго до того как Юханссон вступил в должность, в акте о захвате посольства ни с того ни с сего возникли две фамилии. Двое шведов, которые якобы помогали немцам спланировать и подготовить операцию по захвату. Формально они являются соучастниками двух убийств, массового захвата заложников, нанесения значительного вреда общественной собственности, саботажа плюс еще кое-что – так, по мелочи.

– Вот это да! – восхитился Юханссон.

Пожалуй, потянет на пожизненное, подумал он.

– Вот именно. То есть, скажем так, кто-то получил недурной толчок для карьеры. Особенно в то время.

– Что это за люди?

– Обоих нет в живых, – сказал Викландер. – Один из них был журналистом на ТВ, довольно известным в свое время, я имею в виду конец семидесятых и восьмидесятые. Его звали Стен Веландер, родился в сорок седьмом. Умер от рака пять лет назад.

– Что-то припоминаю, – нахмурился Юханссон.

Тощий темпераментный мужик с ухоженной небритостью и взглядами вполне в духе времени… Впрочем, все они одинаковы, подумал он.

– А второй работал в ЦСУ на Карлавеген. Какой-то чиновник, начальник бюро отдела, по-моему… Ничего особенного. Чель Йоран Эрикссон, сорок четвертого года.

– Кровоизлияние в мозг, разумеется, – хмыкнул Юханссон.

– Нет. Убит в ноябре восемьдесят девятого.

– Что? – удивился Юханссон.

Становится все веселее, подумал он даже с некоторым удовольствием.

– Да-да. Я запросил материалы следствия. Убийство до сих пор не раскрыто, и с весны девяностого года никто этим делом не занимался. Оно пошло в архив… за отсутствием улик, как написано в решении.

– Что-то я припоминаю, – задумчиво произнес Юханссон. – Эрикссон, Эрикссон…

Каким образом Веландер и Эрикссон – а обоих уже нет в живых – вдруг появились в деле о захвате западногерманского посольства? Почему так поздно? За полгода до истечения срока давности? При всем при том, что никто за двадцать лет пальцем не шевельнул, чтобы довести дело до конца.

Обо всем этом не было ни слова в принесенных Викландером бумагах.

– Наверное, Берг постарался, – решил Юханссон. – Ты с ним говорил?

– Нет. Хочу сначала сам получше разобраться.

– Разумно, – согласился Юханссон. – Попробуй узнать, кто занес их фамилии в дело.

Очень и очень любопытно, подумал он.

– Да… – протянул Викландер. – Обвинение им теперь вряд ли предъявишь.

Впрочем, сказал он это просто так: когда речь шла о настоящей следственной работе, юридические вопросы его не особенно интересовали.