Текст книги "Другие времена, другая жизнь"

Автор книги: Лейф Г. В. Перссон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

24

Март 2000 года

Почему Викландер был не таким же хорошим, а почти таким же хорошим полицейским, как его начальник, легендарный Ларс Мартин Юханссон, – вопрос не особенно интересный, поскольку Викландер был хорош сам по себе. Получив в свое распоряжение папки с делом о нераскрытом убийстве Челя Эрикссона, имевшем место 30 ноября 1989 года, он заперся в кабинете, отключил телефон и для надежности включил красную лампочку над дверью.

Потом Викландер приступил к работе, и перед уходом домой он был почти уверен, что догадывается, как было дело… Хотя не сумел бы объяснить, откуда взялась эта уверенность. Особое полицейское чутье, сделал он философское заключение и откинулся в кресле: ему хотелось привести в порядок мысли.

Если не усложнять, решил он, можно не сомневаться, что два из четырех исчезнувших пару лет назад из регистров имен принадлежали ныне почившему телевизионщику Стену Веландеру и убитому Эрикссону. Но кто еще двое?

Он был почти убежден, что одним из этих двоих был биржевой брокер Тишлер. Викландер навел справки: Тишлер был жив и здоров, однако десять лет назад переехал в Люксембург. Проще всего и, по-видимому, вернее всего щедрость Тишлера по отношению к Эрикссону объяснялась их прошлым, которое не стоило ворошить. Если тайное станет явным, Тишлеру падать с куда большей высоты, чем Эрикссону.

Оставался четвертый. Кто он? Или, может быть, она? В политическом терроризме женщин не меньше, чем мужчин, – в отличие, например, от обычной уголовщины, а здесь мы имеем дело именно с политическим терроризмом.

Кто-то из соседей Эрикссона? Маловероятно, если исходить из материалов расследования. Кто-то из сотрудников? Те, кто вел тогда следствие, вполне могли кого-то прозевать, поскольку они не знали, что ищут. В этом нет ничего невозможного. Очень даже возможно. Викландер был хорошим полицейским, поэтому он первым делом ознакомился с образом жизни левых интеллектуальных кругов того поколения, к которому принадлежал и Эрикссон. Польская уборщица? Подошла бы неплохо, неувязка заключалась только в том, что она эмигрировала в Швецию в 1978 году, три года спустя после захвата немецкого посольства.

Что-нибудь да выплывет, решил Викландер и на всякий случай передал список соседей, сотрудников и вообще всех, чьи имена возникали в материалах следствия, своим помощникам – для разработки. К завтрашнему дню они должны были прокрутить их по всем сэповским регистрам политически активных бузотеров и просто политически активных личностей. Таких регистров по закону не должно было существовать, но они все равно были, невзирая на бесконечные «комиссии правды», которые обрушивались на их головы и мешали работать.

И все же больше всего не давал ему покоя такой вопрос: если уж кто-то взял на себя труд чистить архивы два года назад, почему этих двоих вернули в регистры, причем именно в то время, когда была дана установка вычищать как можно больше имен, поскольку пресса устроила настоящую охоту на тайные базы СЭПО? Из каких соображений? И почему не внесли фамилию Тишлера, если принять, что он там поначалу был, как и двое других? Потому что Тишлер был еще жив? Потому что у него имелись какие-то связи в органах безопасности? Вряд ли…

И это тоже выплывет, подумал Викландер, поднялся и повел затекшими от сидения за компьютером плечами. Если он узнает, кто был четвертый, вероятно, прояснится и одна деталь, с его точки зрения, впрочем, не такая уж важная, но наверняка интересующая коллег из стокгольмской полиции: кто убил Челя Эрикссона?

На следующее утро распечатка с результатами поиска лежала у него на столе. Ничего такого, о чем бы он уже сам не догадался, в ней не было. Из всех соседей Эрикссона в регистры СЭПО был занесен только один. Старый, чокнутый на нацизме майор.

Он, правда, жил на одной площадке с Эрикссоном, но сама мысль, что у него были какие-то общие политические интересы с Эрикссоном, Тишлером и Веландером, казалась дикой. К тому же убить Эрикссона он не мог: стокгольмская полиция обеспечила его алиби куда лучшим, чем он заслуживал. В вечер убийства майор принимал участие в праздновании годовщины смерти Карла XII.

Повезло тебе, старый болван, подумал Викландер. Его политические симпатии были весьма далеки от нацистских.

Фамилии коллег Эрикссона по работе в базах тоже удалось обнаружить. Их было даже больше, чем он ожидал, учитывая, что все эти люди работали в Центральном статистическом управлении; ни одна фамилия из пяти не вызвала у Викландера особого интереса. В свое время все они были вполне характерными для шестидесятых леваками, а ныне двое подались в социал-демократы, один – в зеленые, другой – в христианские демократы, а пятый даже стал членом правой либеральной партии. Они теперь жили в другом времени, и, по мнению Викландера, не стоило прятать их имена от глаз проверяльщиков.

Оставалась только уборщица-полька. На нее в СЭПО даже был заведен персональный акт. Не потому, что она была уборщицей, а потому, что была полькой и крутила романы с семью коллегами Викландера из «открытого» сектора, которых, помимо общей любовницы, объединяло то, что их умение хранить личные тайны заметно не дотягивало до положенного уровня. Красивая ты баба, с одобрением подумал Викландер, разглядывая фотографию Иоланты, но не ты мне нужна, решил он и закрыл папку с ее актом.

Он решил подобраться к этому делу с другой стороны. Кто вернул данные на Эрикссона и Веландера в дело о захвате посольства, несмотря на отсутствие всякого интереса к этой давней истории и на то, что оба фигуранта давно умерли?

Перссон – маловероятно, он к тому времени уже не работал. Берга он тоже исключил, хотя вряд ли мог объяснить почему. Просто на Берга это было не похоже. Сначала вычеркнуть, а потом… нет, это не Берг.

Он попросил у Юханссона необходимое в таких случаях разрешение и приступил к обходу.

Долго ходить не пришлось. Третья же дверь принесла ему удачу – это был кабинет комиссара отдела по борьбе с терроризмом.

– Я и вставил, – весело ответил комиссар на вопрос Викландера. – Это я их вписал в акт.

– Могу я присесть? – Викландер глазами показал на стул у письменного стола.

– Само собой. Хочешь кофе?

Полчаса и две чашки кофе спустя Викландер умнее не стал. Он, правда, теперь понял, как это вышло, что два покойника были вписаны в материалы еще не завершенного следствия по одному из самых тяжелых преступлений в шведской уголовной истории. Но умнее я определенно не стал, решил он.

Совет был дан одним из сотрудников военной разведки. Комиссар, разумеется, обратил внимание, что обоих подозреваемых давно нет в живых, но его собеседник сказал, что в этом деле вскоре появятся и другие имена вполне живых и к тому же представляющих интерес для СЭПО людей. Почему комиссар и решил на всякий случай обогатить акт о захвате посольства фамилиями двух мертвецов.

– Ты же знаешь: аналитики вечно капризничают, – добавил он.

– А кто-нибудь отреагировал на эту меру? – спросил Викландер. – Берг, например?

Да никто. Если бы Берг заметил, эти данные так и остались бы в телефонной трубке, но у Берга, да и у всех вас сейчас, задачи совсем другие.

– Хотя, конечно, я до сих пор испытываю некоторую неловкость. Без одобрения Берга… Простой комиссар вроде меня…

– Да, – покивал Викландер. – Берг должен был одобрить.

– Я так понимаю, наши друзья там, наверху, зашевелились, раз ты ко мне прибежал, – хитро подмигнул хозяин кабинета. – Значит, в точку попали.

Викландер произвел неопределенное движение плечами, которое при желании можно было принять за одобрение.

Где его только выкопали? – подумал он, а вслух произнес:

– Довольно сложно сейчас, ну, ты сам понимаешь… Мы пытаемся оценить имеющуюся информацию в свете новых данных, так сказать… Если ты догадываешься, о чем я говорю…

– Ну конечно. – Комиссар, не имевший ни малейшего представления, на что намекает его гость, понимающе улыбнулся.

– Я не так давно тут работаю, – сказал Викландер, – но у меня такое впечатление, что военная разведка к нам обращается не каждый день.

– В том-то и дело! И знаешь, что я подумал? – Комиссар медленно и значительно покачал головой. – Откуда у них эти данные? Я так напрямую и спросил: откуда у вас эти данные?

– И что он ответил? – Викландер изо всех сил старался изобразить заинтересованность.

– Что эти сведения получены от коллег из Германии. – Хозяин кабинета наклонился к Викландеру и понизил голос. – От ребят из БНД, или как там у них это называется, но, поскольку это не их забота, не военных то есть, они передали информацию мне, ну то есть нам…

– БНД? – Викландер не так давно работал в тайной полиции, ему предстояло еще пройти немало курсов повышения квалификации.

– Bundesnachrichtendienst, – пояснил комиссар. – То же самое, что ЦРУ в Америке.

– Ага, вот оно как… – Викландер заставил себя придать физиономии хитроватое выражение. – И как они в БНД об этом узнали?

Комиссар даже руками замахал:

– Ты же понимаешь, об этом вслух не говорят!.. Однако кое-что вычислить все же можно, а кое о чем, так сказать, и говорить не надо: читается между строк.

– Подожди-ка, – попытался все же уточнить Викландер. – Он тебе сказал, что информация получена от БНД, или нет?

– Я же говорю, это не те вещи, о которых говорят вслух. Это было бы служебной ошибкой.

– Но ты все равно их вычислил?

– Ясное дело, – довольно произнес комиссар. – Не знаю, слышал ли ты, что как раз в это время немцы раскопали ранее неизвестные материалы в старых архивах Штази – так называемый архив СИРА: имена их шпионов и политических единомышленников за рубежом в семидесятые, восьмидесятые годы. Тут и ребенок поймет, откуда что взялось. Это же у нас в Стокгольме дерьмо, образно выражаясь, попало в вентилятор… Так что не исключено, что они таким образом решили щелкнуть нас по носу. Хотя черт его знает, все-таки уже двадцать пять лет прошло, как эти леваки взорвали посольство…

– Извини, последний вопрос, – сказал Викландер. – Как могло случиться, что Штази профукало эти архивы?

– Хочешь официальное разъяснение? Не успели. Не хватило бумагорезательных машинок, – с удовольствием разъяснил комиссар. – Судьба, как говорится, играет человеком… Позвонили бы мне, у нас в то время этих машинок было – завались!..

Чем дальше, тем все страннее и страннее, решил Викландер, вернувшись в свой кабинет. Надо поговорить с шефом.

Юханссон принял его уже через два часа.

– Все страннее и страннее… – будто прочитав мысли Викландера, сказал Юханссон. – Знаешь, что мы с тобой сделаем?

– Слушаю.

– Ты, по-моему, совершенно прав насчет Эрикссона, Веландера и Тишлера. Попытайся вычислить четвертого, и тогда я поговорю с Бергом, может быть, у него возникнут какие-то мысли. По крайней мере, узнаем, почему он вычистил их из регистров два года назад.

– Если будешь с ним говорить, – попросил Викландер, – попробуй узнать, насколько это в порядке вещей – наводки от военной разведки.

– Я знаю только, как сейчас обстоят дела, – широко улыбнулся Юханссон. – Они, наконец, сообразили, что настали новые времена. Нас приветствуют овациями, причем стоя. На прошлой неделе я обедал с главнокомандующим.

– Наверное, неплохо пообедали, – отозвался Викландер без энтузиазма.

Какое это имеет отношение к делу? – подумал он.

– Неплохо, – согласился Юханссон. – У меня такое впечатление, что настроение у них изменилось к лучшему.

Хотя жратва была так себе, подумал он.

– Будем надеяться, – сказал Викландер. – Все-таки и они, и мы получаем жалованье из одного кармана – налогоплательщиков.

Хотя у них командировочные больше, подумал он. Об этом Викландер узнал на курсах повышения квалификации, которые он успел пройти за короткое время службы в СЭПО.

– Ладно, шутки в сторону. – Юханссон внезапно посерьезнел. – Если они просто стараются нагадить у нас на задворках, постараюсь проследить, чтобы этого не произошло. Когда найдешь четвертого, займусь подковерными играми. Кстати, свяжись с Ярнебрингом. Он был в следственной группе по делу Эрикссона, – вспомнил он.

– Найти четвертого… – задумчиво произнес Викландер. – Хорошо, найду.

Как только за Викландером закрылась дверь, Юханссон набрал домашний телефон Берга. Давно пора было, хотя бы из соображений вежливости: с момента их последнего разговора прошло не меньше месяца.

Трубку взяла жена. Настроение у нее было подавленное, грустным голосом она сообщила, что Берга нет дома и не будет еще несколько дней. Когда муж вернется, она может попросить его позвонить Юханссону, но не знает, как он поступит. Сказав «а», она не могла не сказать «б». Берга положили в онкологическую клинику на лечение, уже не в первый раз, Берг болен уже полгода. Она просит Юханссона сохранить это в тайне, она обещала мужу.

– У Эрика рак, – сказала она. – Остается только надеяться…

– Если я могу чем-то помочь… – начал Юханссон и споткнулся.

Что говорят в таких случаях?

– Я обязательно передам ему, что ты звонил, – пообещала она, – но, если речь идет о работе, лучше поговори с Перссоном.

Юханссон положил трубку. Ему стало грустно, хотя Берг вовсе не принадлежал к числу его ближайших друзей. Попробуем Перссона, решил он и нашел в компьютере его номер. Этот-то точно не успеет помереть от рака – при таком весе и кровяном давлении.

– Да, – отозвался Перссон.

Несмотря на краткость ответа, голос его звучал ничуть не бодрее, чем у жены Берга.

– У тебя есть время встретиться? – спросил Юханссон. У него с Перссоном было больше общего, чем он сам желал бы признать, ему тоже неохота было тратить время на реверансы.

– У меня только жареная свинина с красной фасолью, – мрачно заявил Перссон. – Выпить нечего, если хочешь, приноси.

– Я заеду в «Системет», так что встретимся через час, – сказал Юханссон.

Вот это я понимаю, настоящий полицейский старой школы, подумал он.

Времени у него было сколько угодно: жена уехала на какую-то конференцию, так что выбора большого не было: либо поехать к Перссону, либо провести вечер в обществе телевизора. Он представления не имел о кулинарных талантах Перссона и все же решил рискнуть.

25

Март 2000 года

Перссон жил в Росунде, в старом доме постройки начала XX века, рядом со стадионом. Юханссон остановил такси в центре Сольны, зашел в «Системет» и купил несколько бутылок пива, водку и маленькую бутылочку коньяка «Грёнстедт». Не стану жадничать, решил он. Даже если встреча с Перссоном ничего не даст, все равно он запишет расходы как служебные, и дальше они попадут в мифическую Голубую книгу, где содержатся все данные о служебных расходах в Королевстве Швеция.

Никогда не перестану удивляться причудам жизни, подумал Юханссон полчаса спустя, пока хозяин разливал водку. Они сидели в кухне двухкомнатной квартиры Перссона. Если память Юханссону не изменяла, Перссон после постигшего его в начале семидесятых развода с женой жил холостяком. На службе он был знаменит тем, что вне зависимости от сезона всегда ходил в одном и том же сером костюме, пожелтевшей нейлоновой сорочке и сером галстуке.

В квартире у него пахло моющим средством. Пол блестел, как в кукольном домике. Впрочем, вся квартира была не намного больше, чем кукольный домик, и, поскольку Перссон весил около двухсот килограммов, Юханссон никак не мог избавиться от образа слона в посудной лавке. Правда, этот слон был в движениях точен, как балерина на сцене, и даже по-своему изящен, а в кулинарии оказался почти таким же докой, как любимая тетушка Юханссона Дженни, та самая, которая в старые добрые времена работала поваром в Стур-отеле в Крамфорсе и кормила на славу всех: от лесовладельцев до обычных лесников.

– Слушай, до чего вкусно! – восхитился Юханссон, и, поскольку жена была на конференции где-то на юге Швеции, во всяком случае, на приличном расстоянии, он дал волю как своим избалованным норрландской едой вкусовым сосочкам, так и животу, распустив вечно затянутый пояс.

– Настоящим мужикам нужна настоящая еда, – пробурчал Перссон и поднял рюмку. – Я слышал, ты женился?

– Да, – ответил Юханссон, – но это было не вчера.

Больше десяти лет назад, подумал он, а Перссон остается Перссоном. Он был даже тронут неожиданным интересом Перссона к его личной жизни.

– Я тоже собирался жениться, когда развелся… – задумчиво, словно размышляя вслух, сказал Перссон. – Но так ничего и не вышло. Хотя у меня есть одна… Мы иногда встречаемся.

– Вот оно что… – Юханссон не знал, как реагировать. Не спрашивать же, что у него за подруга.

– Славная женщина, – словно прочитав его мысли, сообщил Перссон. – Она финка. Работает в социальной службе, помогает по дому старикам и инвалидам, хотя скоро уйдет на пенсию. Мы подумываем, не купить ли домик в Испании.

– Да, там, кажется, потеплее…

Перссон в Испании, подумал он. Откуда что берется?

– Я этого и боюсь, – вздохнул Перссон.

Они выпили, поели, сварили кофе и перешли в гостиную поговорить.

– Ты хороший мужик, Юханссон, – сказал Перссон и кивнул на пузатую коньячную рюмку. – Очищенная и «Грёнстедт». Тебя можно посылать в магазин без опаски, – заверил он. – Чем могу быть полезен?

– Меня интересует западногерманское посольство, – решительно приступил Юханссон. Лучше сразу закончить с делами, а потом можно будет повспоминать добрые старые времена.

– Если ты имеешь в виду апрель семьдесят пятого, это было еще до того, как я пришел в СЭПО. Я тогда работал в основном по ворам. Знаешь, такие обкуренные татуированные идиоты, они только и делали, что лазили по квартирам.

– А потом? – спросил Юханссон. – Когда ты пришел в СЭПО?

Он даже не спрашивает, почему я этим интересуюсь, подумал он.

– Я занимался этим делом в конце восемьдесят девятого. В самом конце, в декабре.

Юханссон молча кивнул. Перссон был не из тех, кого можно поторапливать.

– В связи с убийством. Берг попросил проверить Челя Иорана Эрикссона, убитого тридцатого ноября. В тот день, когда эти чертовы юнцы чуть не спалили город по случаю годовщины смерти Карла XII. – Перссон покачал головой и сделал приличный глоток коньяка.

– А почему Берг им заинтересовался?

– Потому что убийство было связано с посольством. Я, впрочем, не знаю, что тебе известно…

– Кое-что известно, – кивнул Юханссон, ожидая продолжения.

– Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять, что этим сукиным детям кто-то помогал. Кто-то из наших молодых дарований…

– А откуда всплыл Эрикссон?

– Он же был одним из тех, кто помогал немцам. – Перссон, казалось, немного удивился вопросу. – Это-то Берг вычислил сразу, как он сказал. Хороший был полицейский, Эрик Берг. В то время… – Перссон ухмыльнулся. – До того, как стал светским господином, если ты понимаешь, что я имею в виду.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду. – Юханссон тоже улыбнулся. – Я очень хорошо понимаю, что ты имеешь в виду, – сказал он даже с большим нажимом, чем собирался.

– Ты, наверное, удивляешься, почему Эрикссон не загремел в кутузку? – спросил Перссон.

Он определенно умел читать мысли. – Эрикссон и его верные друзья?

– Да. Почему?

– Удивляешься… – Перссон вздохнул. – Это было еще до меня, так что тебе лучше спросить Берга, но…

– Я спрашиваю тебя.

– Я все знаю, – грустно сказал Перссон. – Жена Эрика звонила перед твоим приходом.

– Как с ним?

– Он умирает, – ответил Перссон, – вот так с ним, раз уж ты спрашиваешь… По мне бы жил да жил. Шестьдесят пять – не возраст умирать.

Нет, подумал Юханссон, шестьдесят пять – не возраст. Особенно если тебе уже перевалило за пятьдесят, как ему самому… Или шестьдесят семь, как коллеге Перссону в кресле напротив.

– Так вот, о причинах, по которым Эрикссона и его приятелей оставили на свободе. Я, знаешь, полицейский, и в политике никогда силен не был, но раз уж ты меня спрашиваешь… – Перссон замолчал, покачивая головой, и подлил в рюмки коньяку.

– Ты просматривал материалы следствия по убийству, – напомнил Юханссон. – Почему?

– Если уж ты спрашиваешь, – задумчиво продолжил Перссон, как будто и не прерывался, – могу только сказать, что я просматривал материалы по той же причине, по какой мы оставили малыша Эрикссона на свободе, а не сунули за решетку за содействие в теракте.

– Что же за причина?

– Видишь ли, это было бы малоприятно не только для Эрикссона, потому что он работал и на нас. Помогал, среди прочего, держать в поле зрения этих ошалевших студентов, которым уже было мало швырять помидоры в таких, как ты и я.

Получается, что я был прав, подумал Юханссон. Эта мысль пришла мне в голову, когда я садился в такси.

Потом они поговорили о деятельности Эрикссона – осведомителя тайной полиции. Эрикссон активно стучал с конца шестидесятых до середины семидесятых.

– В середине семидесятых от него отделались, – сообщил Перссон. – После посольства Берг решил от него отказаться.

– А его об этом поставили в известность? – спросил Юханссон.

По-видимому, нет. Насколько Перссон знает – ведь он тогда еще не служил в СЭПО, – Эрикссон был настолько тесно связан со своим работодателем, что решили не рисковать. Он еще довольно долго значился в платежной ведомости «закрытого» сектора в качестве «внешнего сотрудника».

– Этот подонок нагрел нас на много тысяч, – вздохнул Перссон.

– Значит, ты считаешь, он вел двойную игру?

– Именно так. Я-то его никогда не встречал, но ребята рассказывали – редкий был мерзавец. Муха помойная. Где дерьмом запахнет, он тут как тут.

– А не может быть так, что это не вы его использовали, а он вас? То есть он был не вашим агентом у тех, а их агентом у вас? – спросил Юханссон.

А вы еще и платили ему за это, подумал он. Пикантная деталь.

– Нет, – сказал Перссон. – Он просто был из тех, кто мосты за собой не сжигает. Были же и другие осведомители, и слышал бы ты, что они говорили про Эрикссона. В истории с посольством он посчитал, что террористы окажутся в выигрыше и его не забудут. Собачьей преданностью он, прямо скажем, не отличался.

– Значит, не особо привлекательный субъект?

– Подонок, – убежденно отрезал Перссон. – Жалко, его уже не было, когда я пришел в контору.

Эрикссону повезло, решил Юханссон, покосившись на кулак Перссона с зажатой в нем коньячной рюмкой.

– У Эрикссона были помощники, но у них тоже все обошлось. Почему?

– А никак не удавалось выгородить Эрикссона, – вздохнул Перссон. – Как бы это выглядело? Раз уж решили его не брать, то и других нельзя было трогать. К тому же там крупной рыбы не было… за одним исключением.

– Ты думаешь о Веландере, – сказал Юханссон, который после разговора с Викландером составил себе приблизительное представление, как обстояли дела.

– Красногвардеец хренов! – с чувством произнес Перссон. – Злокачественный субъект… Я долго держал его на прицеле, все ждал, когда он оступится. Но хитрый был, сволочь. Он завязал, пока еще было можно.

– А те двое? – с невинной миной спросил Юханссон.

– Кого ты имеешь в виду? – Перссон вдруг обрел обычный ворчливый тон.

– Тишлера, и этого, четвертого, – сказал Юханссон, как будто имя только что выскользнуло из памяти.

– Тишлер, – хмыкнул Перссон. – Он с ними хороводился только потому, что за него папа платил. И еще дешевый способ трахаться. Делом занимался, понятно, не я, но уж отличить хорошее следствие от плохого я могу. Берг хорошо поработал. Ты ведь читал материалы?

– Нет, – честно ответил Юханссон. – Думаю, что дело исчезло два года назад, тогда же, когда ты вычистил их имена из регистра.

– Приказ Берга, – коротко сказал Перссон. – Не думай, что я сижу здесь и просто треплюсь. Что значит – вычистил? Я собрал все, что было приказано собрать, набил пару папок и отнес Эрику. Что он с ними сделал – не мне обсуждать.

– И ты даже не догадываешься, что он с этими папками сделал?

– Нет. О таких вещах не спрашивают.

Тем не менее вы из этих папок накопали немало, подумал Юханссон.

– А как тогда, двадцать пять лет назад, вышли на Эрикссона, Веландера и Тишлера?

– Я тогда в СЭПО не работал, так что выходили на них без меня.

– Но ты же читал материалы?

– Еще бы не читал! Самым внимательным образом, потратил много часов и могу сказать: отличная была работа. Берг вел следствие, а в то время он знал, что делает, могу тебя уверить.

– Расскажи, – попросил Юханссон.

Вообще-то ничего сложного в деле не было, если верить Перссону. Веландер доставил на машине обращение террористов в ТТ и другие агентства новостей, квартировавшие в небоскребе на Сенной. Эрикссон поднялся на лифте и опустил послание в ящик, а Веландер ждал его в машине.

– Веландер в то время подрабатывал на телевидении, и один журналист его опознал, причем поведение Веландера ему показалось странным. Когда все закончилось, он позвонил в СЭПО, и все завертелось. Эрик задействовал весь аппарат, – довольно сказал Перссон.

– Подумать только – весь аппарат! – поддакнул ему Юханссон.

– Да, весь аппарат, – повторил Перссон, – плюс еще масса таких ресурсов, о которых вы с Ярнебрингом даже мечтать не могли.

– А что они еще делали, кроме доставки почты? – спросил Юханссон.

– Они обеспечили немцам все: квартиру, питание, знакомство с местностью, транспорт… Даже какую-то часть взрывчатки они раздобыли через шведские контакты. Это был обычный «Динамекс» шведского производства, подарок от Нобеля, так сказать… Вот где пригодилось! «Динамекс» они мешали с этой чешской дрянью, которой постоянно пользовались. Эрикссон у них был на побегушках, шестерил, конечно, но и прихватывал, где можно… Через него прошло в общей сложности несколько тысяч дойчмарок – на жратву и выпивку, а кормил он их в основном пёльсой.[26]26
  Пёльса – каша с требухой, национальное блюдо на севере Швеции.


[Закрыть]

– А Тишлер тут с какого боку?

– Немцы жили у него несколько дней перед штурмом посольства. У папаши Тишлера большой загородный дом в шхерах, они там угнездились, пока уточняли последние детали. Идеальное, в сущности, место для таких дел – на отшибе, никто тебя не видит, и в то же время всего полчаса езды до города. Хотя роль Тишлера, в общем, не совсем понятна…

– В каком смысле?

– Через несколько дней после захвата он приехал к Веландеру – за Веландером уже наблюдали, – и Тишлер вне себя от злости орал так, что, ребята рассказывали, никаких микрофонов не надо было, так он разорялся: что Веландер его использовал, что он ему испортил жизнь… Тишлер, похоже, был уверен, что они помогают товарищам скрываться от немецкой полиции, что это обычные студенты-радикалы. Он и не предполагал, что они взорвут посольство и поубивают людей.

– Но он как-то узнал, что это были его постояльцы.

– Еще бы… Он все-таки поумнее, чем тот депутат риксдага, который помог Крёхеру сбежать, а потом утверждал, что понятия не имел, с кем имеет дело. Я читал протокол допроса, и, знаешь, похоже, он и правда не знал… Типичный депутат от соссе, – заключил Перссон, и его огромный живот затрясся от смеха.

– А четвертый? – напомнил Юханссон.

– С тем еще менее ясно, чем с Тишлером. Думаю, если надо было бы выбирать, я бы вывел из дела именно четвертого.

– Лучше оправдать, чем осудить, – согласился Юханссон.

– Примерно так… И потом, там были особые обстоятельства, но об этом лучше поговори с Бергом.

– То есть ты ничего не скажешь, даже и спрашивать нечего?

– Сказал бы, но столько водки даже ты сюда не доволочешь, – хмыкнул Перссон.

Не скажи, подумал Юханссон, однако промолчал. Можно будет потом вернуться к этому разговору.

А почему Берг решил изъять их из регистров два года назад? Да по целому ряду причин, если верить Перссону. Следствие пролежало в гробу больше двадцати лет и было никому давно не интересно – одного этого достаточно.

– Другие времена настали, считай так, – сказал Перссон.

Немцы и сегодня, наверное, поумирали бы от смеха, если бы узнали про двойную игру Эрикссона, подумал Юханссон. Но поскольку он приехал сюда не затем, чтобы дразнить Перссона, он решил просто уточнить пару деталей и закругляться.

– Имена Веландера и Эрикссона несколько месяцев назад вновь появились в регистре, – сказал он. – Ты что-нибудь про это знаешь?

– Нет! – Перссон удивился вроде бы искренне. – Понятия не имею. Не знаю, какие были у Эрика соображения.

– А предположить можешь?

– Может быть, потому что они были главными фигурантами в этом деле. Все остальные, если можно так сказать, ехали зайцами. Веландер – главный, а Эрикссон – его шестерка. Веландер был, надо сказать, жутковатый тип. На него целая куча материалов и без немецкого посольства. У него были странные знакомства.

– Западногерманские террористы?

– В то время многие им симпатизировали. К тому же мужики из контрразведки уверены, что у него были и восточногерманские контакты – со Штази. Ему повезло, что он получил работу на телевидении. Там уж он и на нас работал, – сказал Перссон, вздохнул и покачал головой. – Если бы ты только знал, Юханссон… Был момент, когда мы могли надеть наручники на полстудии, – это если верить нашим собственным досье.

– И слава богу, что не знаю.

– Послушай, – убежденно сказал Перссон. – Если Берг обещал к твоему приходу сделать генеральную уборку, значит, он ее сделал. И если опять появились акты на Веландера и Эрикссона, значит, у него были на то основательные причины.

– Будем надеяться, – кротко сказал Юханссон.

Поверю, когда все узнаю, решил он.

– Вот так-то… – Перссон со вздохом наполнил бокал. – Теперь они мертвы, и это очень удобно, когда начинается охота на ведьм. Комиссия по установлению истины… – Он хмыкнул. – Куча полоумных интеллектуалов, ни бельмеса не смыслящих в полицейской работе.

– Еще один, последний вопрос. – Юханссон для верности плеснул коньяку и в свою рюмку, пока в бутылке еще оставалось. – Ты извини, что я повторяюсь, но все же интересно: кто был четвертый?

– Вот, значит, что тебе интересно. – Перссон осклабился. – На этого четвертого компаньона наткнулись случайно, это было уже при мне. Если бы мы трех первых сграбастали, наткнулись бы и раньше, но как было, так было.

– И кто же это?

– Давай сделаем так, – сказал Перссон. – За эти годы я о тебе много всего наслушался: ты, дескать, самый хитрый из всех, кто когда-либо переступал порог нашей любимой конторы на Кунгсхольмене… Так что я думаю, тебе с избытком хватит той же подсказки, что когда-то сделали мне. У тебя не будет повода втягивать в твои розыски такого старика пенсионера, как я, и к тому же можешь услышать подсказку из первоисточника.

– Так это ты вычислил, кто четвертый?

– А кто же! – отозвался Перссон самодовольно. – Но не могу сказать, что мне явилось откровение вроде тех, что, как я слышал, являются тебе. Этой благодати я лишен… – хохотнул он.

– Значит, тебе подсказали…

О каких откровениях он говорит? – подумал Юханссон.

– Я нашел рапорт одного из сотрудников: бумага по ошибке угодила не в ту папку. Поговори с коллегой Стридом. Ты знаешь, этот лодырь тогда работал на радиофицированных патрульных тачках. Кстати, он еще служит?