Текст книги "Другие времена, другая жизнь"

Автор книги: Лейф Г. В. Перссон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

29

Пятница, 31 марта 2000 года, вечер

Когда раздраженный Ларс Мартин Юханссон покинул комнату совещаний, уведя с собой Викландера для конфиденциального разговора, а потом уехал домой на выходные, когда остальные разошлись по кабинетам, Хольт первым делом зашла к Маттеи.

Та сидела перед компьютером и сосредоточенно щелкала по клавишам, составляя «краткую биографию», как она называется на образцовом полицейско-шведском, Хелены Штейн. Хотя в данном случае были все основания считать, что биография получится вовсе не такой уж краткой.

– Чем могу помочь, Анна? – спросила Маттеи, не отрываясь от дисплея.

– Ты не могла бы сделать мне копию, когда закончишь?

– Конечно.

– У меня есть одна мысль… Будет куда легче…

– …куда легче найти Штейн в деле Эрикссона, если знать, что ищешь, – закончила Маттеи, по-прежнему уставясь в экран.

– Вот именно.

В нашей конторе Лиза самая умная, подумала Хольт.

– Посмотри свою почту, материалы уже там.

– Спасибо.

Может быть, даже чересчур умная, решила Анна.

Викландер уже затребовал материалы по убийству Эрикссона из стокгольмского полицейского архива, и Хольт не потребовалось много времени, чтобы понять, что они никому давно не нужны: все оставалось в том самом виде, что и в 1989 году, когда они с Ярнебрингом получили приказ прекратить следственное дело.

Десять папок формата А-4, около двух тысяч страниц. Протоколы допросов, выписки из баз данных, регистров, какие-то распечатки – множество бумажного мусора. Но нашлись также и данные, которые, как было ей известно из опыта, действительно представляют интерес, особенно по прошествии столь долгого времени: два судебно-медицинских протокола, протокол обследования места преступления, протоколы криминалистической экспертизы. Десять папок, две тысячи страниц – для дела об убийстве на удивление скромно.

Подшивки были составлены очень тщательно – явно рукою Гунсан, никто, кроме нее, на это не был бы способен. Вклад руководителя расследования Бекстрёма заключался в длиннющем списке людей, замешанных в преступлениях против гомосексуалистов. Гунсан позаботилась, чтобы все эти распечатки заняли подобающее им место.

Господи, какой мерзкий тип! – подумала Хольт, имея в виду коллегу Бекстрёма.

Она прекрасно знала, что отыскать что-то важное в папке с материалами следствия иной раз труднее, чем на месте преступления. Поэтому начала с того, что распечатала данные о Штейн, которые ей прислала Маттеи.

Если что-то искать, надо искать всерьез. Хольт вспомнила слова Ярнебринга о гардинах в квартире Эрикссона: «Мало пощупать швы, надо открутить и заглушки на штангах». Поскольку копаем материал на фру Штейн, следует узнать о ней как можно больше, тогда и найти будет проще. Предположим, выяснится, что за ней числится не только тот факт, что она в десятилетнем возрасте случайно угодила в фотоальбом Эрикссона.

А может быть, она что-то вроде Мэри Белл,[29]29
  Белл Мэри Флора – малолетняя убийца. В декабре 1968 г. осуждена за убийство четырехлетнего Мартина Брауна и трехлетнего Брайана Хау (второе – в соучастии со своей подругой и однофамилицей Нормой Белл). В момент совершения убийств Мэри Белл было всего 11 лет. Освобождена в 1980 г. и живет под новым именем и фамилией.


[Закрыть] усмехнулась про себя Хольт.

Итак, Хелена Штейн родилась осенью 1958 года, окончила французскую гимназию весной 1976-го в неполных семнадцать лет. Поступила в Упсальский университет. Состояла в стокгольмском студенческом землячестве, изучала юриспруденцию. Окончила курс за три года вместо обычных четырех с половиной, предусмотренных учебной программой. Высшие оценки по всем предметам, за исключением двух. После этого работала в суде в Стокгольме, проходила практику в известном адвокатском бюро в Эстермальме, где и получила место помощника адвоката. Через пять лет после окончания, ей тогда было двадцать семь, стала членом Общества адвокатов – про таких молодых адвокатов Хольт никогда даже не слышала. Остановившись на этом этапе биографии Штейн, Хольт поняла, что именно она ищет. Найти нужную бумагу не заняло и пяти минут.

Это даже смешно, подумала Хольт. Если знаешь, что искать, все до идиотизма просто.

Перед ней лежали три листа, которые она сама и положила в одну из этих папок десять с лишним лет тому назад. Программа конференции САКО, имевшей место быть в Стокгольме, в Эстермальме, 30 ноября 1989 года, в тот самый день, когда Эрикссон был убит. Между десятью и половиной одиннадцатого утра адвокат Хелена Штейн рассказывала о судебном процессе, на котором представляла интересы САКО в гражданском суде Стокгольма. Это был третий доклад в утренней программе, последний перед пятнадцатиминутным перерывом. В числе слушателей был начальник бюро ЦСУ, представитель ТСО Чель Эрикссон, и она это прекрасно знала.

Хольт читала эту программу, обедая с Ярнебрингом на следующий день после убийства Эрикссона, и именно она провела несколько часов за безрезультатными поисками данных на всех участников конференции, докладчиков и организаторов. Но поскольку Хольт тогда не знала, кого ищет, Хелена Штейн оказалась для нее невидимкой.

Странное чувство, подумала Хольт, взвешивая документ на ладони. Интересно, сохранились ли мои отпечатки пальцев через десять лет?

– Ну и как дела? – В дверном проеме появилась Маттеи.

– Я ее нашла.

– Та самая конференция?

Этого не может быть, подумала Хольт.

– Да, – сказала она. – Откуда ты знаешь?

– У меня появилась идея, где надо искать, поэтому я и пришла. Я взяла биографию Эрикссона, в частности хронологию его действий в день убийства, сопоставила ее с биографией Хелены Штейн. Конференция о трудовом праве, адвокат Хелена Штейн… Если хочешь, пришлю тебе копию попаданий… Собственно, их два. Одно по трудовому праву, другое по адвокатам. Кстати, очень умная программа, сначала находишь документы, потом сопоставляешь их друг с другом.

– Охотно верю, – улыбнулась Хольт.

Лиза – это что-то невероятное, подумала она.

– Это ты ее нашла, – пожала плечами Маттеи.

В нашей конторе только это и признается, хотя ничего примитивнее не придумаешь, подумала она.

– Будем считать, что так, – сказала Хольт.

Тут-то ты и получил по носу, вспомнила она своего непосредственного начальника, Ларса Мартина Юханссона, который сейчас наверняка, развалившись на тахте, смотрит ящик и мечтает о старом добром времени, когда он был легендой и никто не решался ему возражать.

– Я имею в виду, это ты связала Штейн и Эрикссона в день убийства, – уточнила Маттеи. – Но у меня есть еще одна мысль…

– Слушаю со все возрастающим вниманием, – сказала Хольт.

Оказывается, пока Маттеи сидела и ждала, когда же соизволит появиться Юханссон, она прочитала протоколы двух допросов фру Вестергрен, соседки Эрикссона. Почему именно эти протоколы? Очень просто: перелистала одну, не самую толстую, папку и сочла их наиболее интересными.

– Допросы его приятелей – хуже не придумаешь, – заметила Маттеи. – Этот Бекстрём, мне кажется, не совсем здоров. Он все время пытается подогнать допрос под свою версию, вытянуть из них подтверждение, что Эрикссон был гомосексуалистом. Зачем ему вообще понадобилось их допрашивать? Допросил бы самого себя…

А вот фру Вестергрен сделала, если верить Маттеи, одно очень интересное наблюдение, а именно: за несколько месяцев до убийства Эрикссон стал злоупотреблять алкоголем. Она так и сказала: «злоупотреблял алкоголем».

– Я почти не пью, – сказала Маттеи, – но иногда, когда надо сбавить обороты, расслабиться, прихожу домой и наливаю рюмочку. Чтобы в голове не шумело. Мне кажется, Эрикссон стал «злоупотреблять алкоголем», потому что нервничал, боялся чего-то… И началось это осенью того года, за несколько месяцев до убийства.

– Так думали и мы с Ярнебрингом… Моего напарника звали Ярнебринг. Беда в том, что никакой причины мы так и не нашли. Подозревали какие-то экономические проблемы, однако дела у него шли лучше, чем когда бы то ни было.

– Вы ведь не знали, что он был замешан в деле с захватом немецкого посольства?

– Нет. Я об этом узнала только сегодня.

Довольно типично для нашей конторы, подумала она.

– А я думаю… – Голос Маттеи звучал так, будто она и в самом деле думала вслух. – Я думаю, если б я была замешана в ту историю, то осенью восемьдесят девятого года я бы просто-напросто спилась.

– С чего бы это? Ведь четырнадцать лет прошло! Почему? Как раз к этому времени я бы посчитала, что все обошлось.

– Восточная Германия, – пояснила Маттеи с нажимом. – Восточная Германия развалилась в восемьдесят девятом году. Развалилась и Штази, секретная полиция, архивы пошли по рукам. Западные службы рассылали их друг другу. Наш шеф Юханссон сваливает их все в кучу, может быть, уже и читает кое-что. Я что хочу сказать: если б я в середине семидесятых помогала террористам, как ты думаешь, числилась бы моя фамилия в регистрах Штази? Штази и Фракция Красной Армии, в которой подвизались ребята Баадера—Майнхоф, – старые приятели. Оказалось, они помогали друг другу на всю катушку. Ясно как день: Штази знала все и про террористов, и про их помощников.

– Действительно, ясно как день, – согласилась Хольт. – И, если бы меня звали Эрикссон, Веландер, Тишлер или Штейн, я бы занервничала.

Особенно если бы я была Штейн, а Эрикссон знал бы нечто, чем мог бы меня шантажировать, подумала она. Теперь ты почешешься, старина, подумала она, вспомнив свой разговор с шефом, легендарным Юханссоном, состоявшийся всего пару часов тому назад.

– Такой мотив вполне возможен, – задумчиво сказала Маттеи. – Несколько надуман, пожалуй, но очень даже возможен… Причем их фамилии могли даже и не числиться в архивах Штази, достаточно, чтобы они думали, что они там есть. Я хочу сказать, это вполне достаточный повод, чтобы занервничать.

– Но они же там и в самом деле есть! И Юханссон, и Викландер это подтверждают.

– Конечно, однако наши фигуранты могли об этом и не знать. И это не так уж важно, потому что такую возможность они наверняка допускали, – уточнила Маттеи.

Анна хочет немедленно сделать практические выводы, подумала она.

– Ну и как, девушки? – спросила Мартинес. Она, как и Лиза Маттеи полчаса назад, внезапно материализовалась в дверном проеме кабинета Хольт. – У нас настоящий девичник. Парни все разбежались по домам – принять на грудь и поглазеть в ящик.

– Мы уже заканчиваем, – сказала Хольт. – Подожди, сейчас узнаешь…

– Не спеши, подруга, – подняла ладони Мартинес. – Я голодна как собака. Давайте закажем какую-нибудь ерунду вроде той, что мужики трескают во всех полицейских фильмах, фастфуд: гамбургеры, порошковое пюре, пончики… Что скажете?

– Только не пюре! – взмолилась Маттеи. – Чистая отрава. Может, лучше суши? Я стараюсь есть как можно меньше мяса. Могу сбегать за суши.

– Суши… – Мартинес брезгливо оттопырила губу. – Настоящие полицейские разве лопают суши?

– Мы лопаем, – поддержала Маттеи Хольт. – Я тоже хочу суши.

– Ну ладно. – Мартинес пожала плечами. – Суши так суши.

Через полчаса Мартинес вернулась с коробкой суши и бутылками с минеральной водой. Насытившись, они открыли военный совет.

– Думаю, вы попали в десятку, – высказала свое мнение Мартинес, выслушав сначала Хольт, а потом Маттеи. – Во-первых, связали Штейн и Эрикссона, во-вторых, надыбали мотив – Штейн вполне могла всадить тесак в Эрикссона. Не думаю, чтобы Юханссон начал гнать волну, когда узнает, до чего вы докопались. – Она широко улыбнулась. – А хотите знать, о чем я думала?

– Йес, – сказала Хольт.

– Хотим, – сказала Маттеи.

– Я проглядела все протоколы криминалистической экспертизы. Ясное дело, что я и не думала о Штейн, я же не знала, что именно в тот день она столкнулась с Эрикссоном, но, пока японец мастерил эти рисовые плевочки, я вспомнила и про нее…

– Так, – выжидательно произнесла Хольт.

– Так, – эхом откликнулась Маттеи.

– Надо же доказывать, что она была у Эрикссона в квартире. Мне кажется, теперь у нас есть шанс. Во-первых, два отпечатка, неясно чьи. Они могут вполне принадлежать убивцу. Качество, правда, то еще. Один – на мойке в кухне, другой – на внутренней стороне дверцы шкафчика под раковиной.

– Обнадеживает, – сказала Хольт.

Всего не упомнишь, подумала она. И тут же в ее памяти всплыл окровавленный кухонный нож марки «Сабатье» – как будто она видела его вчера.

– А во-вторых, я все думаю об этом заблеванном полотенце. Можно попробовать выделить ДНК. В то время этого еще не делали.

Хелену Штейн вырвало на полотенце Эрикссона. – подумала Хольт. Она вдруг так живо представила себе всю картину, что ее саму затошнило.

– Если полотенце хранится в морозильнике, – продолжила Мартинес, – такая попытка имеет смысл.

– И полотенце, и отпечатки, надо полагать, хранятся в криминалистическом отделе стокгольмской полиции.

– Мы же можем их позаимствовать, пусть наши эксперты тоже поработают. Кто позвонит Юханссону, чтобы он дал добро?

– Могу я, – сказала Хольт. От перспективы поговорить с начальником она заметно оживилась.

– Завтра, – неуверенно сказала Маттеи. – Уже скоро десять.

– Конечно, не сегодня, – успокоила ее Хольт. – Я хочу как можно скорее добраться домой и завалиться спать.

– И я, – подержала Маттеи. – Я с шести утра на ногах: у меня по пятницам джоггинг – бегаю от болезней.

– Если бы вы были настоящими полицейскими, – заявила Мартинес, – мы бы пошли в кабак, хлопнули по стаканчику и закадрили парней для койки. Никому не охота?

Хольт и Маттеи дружно покачали головами. Одна голова была темной, другая – светлой.

– Типичные девицы из пансиона, – вздохнула Мартинес. – Прикажете понимать, что вы по-прежнему помешаны на вашем идиотском здоровом образе жизни и что мы встретимся здесь в восемь утра? Ладно… Но перед сном подумайте об одной практической трудности.

– А именно?

– Как раздобыть отпечатки пальцев и ДНК Хелены Штейн, чтобы Юханссон не взвился до потолка.

30

Пятница, 31 марта 2000 года, вечер

– У тебя усталый вид, – заметила жена Юханссона.

– Это потому, что я устал, – вежливо ответил он. – Очень много работы.

– Ничего не хочешь мне рассказать? – спросила жена бодро и с внезапным любопытством.

Начинается, подумал Юханссон, неохотно улыбаясь.

– Хочешь, чтобы меня посадили?

– Представь себе на минутку, – сказала она, выливая в бокал остатки красного вина из бутылки, – что ты рассказываешь мне о своей работе точно так же, как я рассказываю тебе. Всякую безобидную чушь: кто что сказал или сделал, кто чем занимается, кто с кем… ну, в общем, то, что люди рассказывают друг другу, если уж вышло так, что они живут вместе… Ты понимаешь, о чем я говорю? И что тогда будет? Тебя посадят?

– Без сомнения, – заверил ее Юханссон.

Причем с полным основанием, подумал он, если вспомнить его служебный контракт и бумаги, которые ему приходится подписывать.

– Полный идиотизм! – Жена недоверчиво покачала головой.

– Более того, – продолжил Юханссон. Настроение у него несколько улучшилось. Плевать на эту чертову Хольт, решил он. У тебя жена – красавица и умница. Подумаешь – какая-то пигалица лезет на рожон! – Более того, – повторил он, откашлявшись. – Есть ситуации, когда я могу угодить за решетку только за то, что ответил на твой вопрос: посадят или не посадят.

– Абсолютный, я бы даже сказала, глобальный идиотизм. Эпидемическая паранойя. Тебе хоть за это добавляют к жалованью? Особый бонус за супружеское молчание?

– Почему молчание? – Юханссону стало весело. – Я могу тебе рассказывать все, что угодно, мы можем даже спорить – только не о том, что происходит на службе. Представь себе обратный расклад: мы сидим на кухне и треплемся о перипетиях моей работы, и это считается нормальным… Поверь, последствия были бы ужасны. И для тебя тоже.

– Объясни, – попросила жена, подперев щеку кулачком. – Приведи пример.

– Поймать меня хочешь! – засмеялся Юханссон. – Ну хорошо… в общих словах. Как ты уже заметила, я порядком устал. Не только устал, но и обеспокоен, и это связано с работой. Да ты и без меня вычислила. Если я полезу в конкретные детали, то это отразится на многих людях, в том числе и на тебе.

– Вражеские агенты похитят меня и будут пытать, чтобы выведать, что ты мне такое сверхсекретное сообщил, а потом убьют? – По ее интонации можно было подумать, что она чуть ли не с радостью предвкушает подобное развитие событий.

– Дело не в этом, – ответил Юханссон. – Видишь ли, независимо от того, правдивы ли факты, о которых я мог бы тебе рассказать, – я, кстати, и сам этого пока не знаю, но надеюсь узнать, – информация может кардинально изменить твой взгляд на некоторых людей.

– Значит, речь идет о какой-то известной фигуре. – Она хитро прищурилась. – Какая-нибудь знаменитость. Кто-то из политиков, ясное дело, не Карола же и не Бьорн Борг![30]30
  Карола – шведская поп-звезда, Борг Бьорн – знаменитый в 1980-е гг. теннисист.


[Закрыть]

– Понятия не имею, о ком ты говоришь. – Юханссон улыбнулся.

– Жаль, жаль, – продолжила она. – А ведь я могла бы тебе помочь.

– Ты и так мне помогаешь.

– Я имею в виду, по работе, – объяснила она. – Не уверена, заметил ли ты, что я стала на редкость проницательным детективом.

– Если не обращать внимания на чрезмерную склонность к дискуссиям, – продолжал улыбаться Юханссон.

Смотри не проболтайся, сказал он себе.

– Склонность к дискуссиям! Это же вполне естественно!

– Почему естественно?

Что она хочет сказать? – подумал Юханссон.

– Ты, мягко говоря, не особенно разговорчив, – заметила Пиа. – Первые годы был еще ничего… Потом я все реже и реже слышала твой голос, а уж когда ты перешел на эту работу, и вовсе онемел… Ну, почти онемел.

– Я исправлюсь, – пообещал Юханссон.

Почти онемел – звучит скверно, решил он про себя.

– Вот и хорошо. – Жена наклонилась к нему и взяла за руку. – Начни прямо сейчас, расскажи, кто этот политик?

– Уговорила, – махнул свободной рукой Юханссон. – С тебя кофе, коньяк, массаж шеи. Тогда расскажу. И не забудь подушки взбить.

– Ладно, – согласилась жена. – Все будет сделано. Но мне нужен задаток.

– Дост Акбар, – понизил голос Юханссон и, перегнувшись через кухонный стол, прошептал: – Член секретного общества, известного как «банда четырех».

– Nice try,[31]31
  Неплохая попытка (англ.).


[Закрыть] – засмеялась она, – и все же сделка не состоится. Я тоже читала Конан Дойля.

– Тогда тебе надо было стать полицейским. Может, поступишь в школу полиции? Стать полицейским никогда не поздно.

Так они, кажется, до сих пор и пишут в своей рекламе, вспомнил он.

– Мне и в банке неплохо. Государственной службы мне по уши хватило, когда я работала на почте. – Она покачала головой. – Я варю кофе, ты взбиваешь подушки, коньяк доставай сам. Не слишком ли ты много пьешь коньяку в последнее время?

– Ем много, пью много, двигаюсь и говорю мало… Исправлюсь, – повторил Юханссон.

Надо и в самом деле что-то с этим делать, подумал он. Начну с понедельника, благо это будет первый понедельник месяца. Удачный выбор, потому что о том, чтобы начать прямо сейчас, в выходные, и речи быть не может.

– Вот и хорошо, а я сразу перестану тебя пилить… А сейчас – отдыхать, и, если будем смотреть телевизор, выбор мой.

– Договорились, – согласился Юханссон. – Только не щелкать. Не есть, не пить, не щелкать по каналам.

– Ни в коем случае! – кивнула жена.

– Тип-топ! – радостно воскликнул Юханссон. – Празднуем выходные!

Типичный вечер выходного дня где-нибудь в хижине: без выпивки, без еды и без телевизора.

– Ну, начинай, поговори со мной, – сказала Пиа и посмотрела на него ободряюще. – Надеюсь, не помрешь… Даже обещаю.

Может быть, не сейчас, подумал Юханссон. Как хочется иногда одиночества… Но сейчас или позже говорить на служебные темы я не имею права.

31

Суббота, 1 апреля 2000 года

Хольт пришла на работу без четверти восемь, но оказалась не первой – из-за двери кабинета Маттеи слышалось стрекотание клавиатуры.

– В комнате отдыха свежий кофе, – крикнула Маттеи, не поворачиваясь.

– Как ты думаешь, не рано звонить Юханссону? – с сомнением спросила Хольт.

– Юханссону? – удивилась Маттеи. – Мало того что он с севера, он еще и охотник, так что утро у него скорее всего начинается среди ночи.

Между тем Юханссон сидел на кухне на Волльмар-Укскулльсгатан и читал уже вторую утреннюю газету. Раньше он получал только «Дагенс Нюхетер», хотя в глубине души предпочел бы «Норрландский социал-демократ». Эти, по крайней мере, писали на человеческом языке, и им было что сказать. Но когда он принял предложение перейти на новую работу, ему предложили бесплатную подписку на «Свенска дагбладет», так что теперь он читал не одну, а две утренние газеты. От халявы он, естественно, отказался, и пришлось оформить годовую подписку за свои кровные.

Неглупые ребята в отделе рынка, решил он, внимательнейшим образом изучая биржевые таблицы, – надо же было посмотреть, как идут его акции. И в ту самую минуту, когда он с удовольствием отметил, что на фоне всеобщей неразберихи «Сканска» и «Сандвик» держатся как утесы, зазвонил телефон.

Хольт, мгновенно решил он и сказал в телефонную трубку коротко:

– Юханссон.

Не слишком ли коротко? Еще обидится….

– Анна Хольт. Надеюсь, не разбудила?

– Нет. Значит, ты нашла связь между Штейн и Эрикссоном?

– А что, Мартинес уже звонила? – удивилась Хольт.

Наверняка Линда, подумала она. Больше некому. А почему ее нет на месте?

– Я полицейский, – отрубил Юханссон. – Никто, кроме тебя, не звонил.

– Вот как… – Хольт была ошеломлена, и ей с трудом удалось это скрыть. – Мне просто интересно, каким образом…

– Задание на дом. – Юханссону вдруг стало смешно. – Для начала подумай: как часто ты звонишь мне по субботам в восьмом часу утра. Потом вспомни, о чем мы говорили вчера.

– Теперь догадываюсь… Все правильно, они пересеклись в день убийства.

– И ты хочешь получить ее отпечатки пальцев, чтобы убедиться, не навещала ли она его в тот вечер.

– Да, – подтвердила Хольт.

Выходит, все, что я слышала о нем, правда, подумала она. Только говорить с ним надо по утрам.

– Где найдены отпечатки?

– На орудии убийства, на рукоятке, самый лучший зафиксирован на сгустке крови Эрикссона.

О, черт, мысленно простонал Юханссон. И что я буду делать, если это отпечатки пальцев Штейн? Черт…

– Первый апрель – никому не верь! – весело сказала Хольт. – Прошу прощения, шеф, не могла удержаться. Шутки в сторону, неидентифицированные отпечатки найдены на мойке и на дверце шкафчика под раковиной.

Как дети! – в сердцах подумал Юханссон, но, разумеется, и помыслить не мог, чтобы сказать это вслух своей сотруднице, которая к тому же и в самом деле на десять лет моложе его.

– И в чем загвоздка? – спросил он. Мойка и дверца – это еще куда ни шло.

– Ни в чем. Хотела спросить: можно?

– Поступай в соответствии с правилами. Мартинес на месте?

– На подходе.

– Попроси ее организовать все это. Она по части таких дел – дока.

Поэтому я и пригласил ее на работу, усмехнулся он про себя.

Первым, кого Хольт встретила в столовой, была Мартинес. Она шумными глотками пила холодную воду.

– Уф! – выдохнула она и утерлась рукавом.

Как там насчет восьмичасового сна? – мысленно поинтересовалась Хольт.

– Хорошо выспалась? – невинно спросила она, наливая кофе.

– Кругом виновата, – сказала Мартинес. Вид у нее, как ни странно, и в самом деле был виноватый. – Я человек слабый, так что все было как всегда. Кабак и прочее…

– Повеселилась? – Хольт протянула ей кружку с кофе.

– Какое там!.. Восемь дринков и ни одного приличного чувака.

– Я говорила с Юханссоном. Он дал добро на проверку пальчиков. Сможешь этим заняться?

Мартинес кивнула и сразу приободрилась.

– Запросто! Хоть ночью разбуди, – сказала она. – Только вы с Маттеи должны мне помочь – на случай, если объект начнет шевелиться.

– No problem, – согласилась Хольт.

Пройтись не помешает, подумала она. Первый настоящий весенний день: солнце, голубое небо, тепло – градусов десять—двенадцать.

У Юханссона и его жены биологические ритмы были совершенно различные… Можно ведь применить и такую мягкую формулировку для описания их жизни: он никогда не вставал позже шести утра, а его жена, если только представлялась возможность, могла провести в постели весь день, а о том, чтобы разбудить ее в субботу раньше десяти, и речи быть не могло.

Поэтому он успел в тишине и покое принять душ, позавтракать и прочитать обе газеты, прежде чем в половине десятого на цыпочках вошел в спальню. Под одеялом угадывалось некоторое возвышение, из-под подушки, под которую она из каких-то неведомых соображений засунула голову, торчал лишь клок черных волос, а из-под одеяла высовывалась маленькая ступня.

– Спишь, дорогая? – спросил Юханссон, который иногда забывал, что он полицейский, и вел себя, как все нормальные люди.

– М-м-м-м… – простонала жена.

– Я приготовил завтрак, – сказал он. – Жареная свинина и блинчики.

– Что?! – Она сразу проснулась.

– Первый апрель – никому не верь, – засмеялся он. – Если ты немного подвинешься, найдется и для меня местечко… Опять заснула! – констатировал Юханссон с изумлением. – Вот это да… Пиа, старушка, погода потрясающая. Что скажешь о прогулке на Юргорден?

– Не сейчас, – невнятно пробормотала жена.

Женщины все как дети, обреченно подумал Юханссон и залез к ней под одеяло.

Сначала Мартинес забежала в криминалистический отдел, раздобыла пустую, специально обработанную пивную банку и положила ее в полиэтиленовый пакет. Потом с мобильника, номер которого невозможно было засечь, так же как и определить местоположение звонящего, набрала номер Штейн. Как только та взяла трубку, Линда извинилась, сказала, что ошиблась номером, и нажала кнопку отбоя. После чего она потащила Хольт и Маттеи в гараж.

– Возьмем мою тачку, чтобы не бросаться в глаза, – Сказала она и открыла водительскую дверцу замызганной старой машины какой-то японской фирмы, название которой Хольт видела первый раз в жизни.

– Поживее, девушки, – поторопила Мартинес, – времени у нас – с комариный сик.

– Может, я сяду за руль? – неуверенно спросила Хольт.

Восемь дринков… Вряд ли она продышалась, подумала она.

– Если охота – садись. – Мартинес пожала плечами. – Ты, Лиза, сядешь сзади, – решила она, окинув Маттеи критическим взглядом, и фыркнула: – До чего опрятна, просто сил нет. Прямо как училка!

– Извини. – В голосе Маттеи и в самом деле прозвучала извиняющаяся интонация.

– Ладно, сойдет, – великодушно заявила Мартинес. – Во всяком случае, никому и в башку не придет, что ты из полиции. Если понадобится, у меня есть кое-какое барахло в багажнике.

Юханссону со временем все же удалось вернуть жену к жизни. Он заставил ее выпить кофе и стакан свежевыжатого сока и потащил на улицу. Погода и в самом деле была замечательная. Они прошлись пешком до Слюссена, сели на морской трамвайчик и доехали до Юргордена. Юханссон прошел на нос. Свежий морской бриз ласкал его норрландские щеки, и он от удовольствия мурлыкал старый мотивчик из репертуара Юсси.[32]32
  Юсси Бьорлинг (1911–1960) – известный шведский тенор.


[Закрыть] Потом они долго гуляли по Юргордену, а назад пошли пешком – по Страндвеген, через Нюбрукайен и Шеппсбрун. Через пару часов они вернулись на Слюссен. У Юханссона было превосходное настроение, и он предложил пообедать в «Гондоле».

– Заметано, – сказала жена. В банке она работала среди молодежи, так что жаргон был соответствующий. – Я подыхаю от голода.

Я счастливый человек, подумал Юханссон. Он уже решил, что закажет и закуску, и горячее. Подумать только, сколько калорий он спалил, пока они быстрым шагом обошли чуть не полгорода!

Тем временем Мартинес выполнила порученное задание с той элегантностью, которая создала ей репутацию незаменимого оперативника, причем проделала все непосредственно перед носом Хольт и Маттеи.

Хелена Штейн жила на Коммендоргатан на Эстермальме, недалеко от Карлаплана. Увидев ее машину у подъезда, Мартинес тут же составила план действий.

– Останови машину, – сказала она Хольт, – прямо здесь… Нет, дерни еще немного, чтобы видеть ее подъезд. А я попробую провернуть это дело побыстрее, чтобы нам не торчать тут целый день.

– Хорошо-хорошо.

Когда ты только начинала учиться в школе полиции, я уже работала в розыске, подумала Хольт. За кого ты меня принимаешь?

Мартинес вышла на тротуар, и, когда она поравнялась с машиной Штейн, произошло сразу два события – ни Хольт, ни Маттеи так и не уловили, как их подруге удалось все провернуть. Во-первых, на крыше машины появилась пустая пивная банка, а во-вторых, завопила сигнализация.

Примерно через минуту из подъезда вышла женщина лет сорока – было ясно, что выйти ее заставила орущая сигнализация. Она посмотрела по сторонам, потом заметила банку на крыше машины, покачала головой, отключила завывания и осторожно сняла банку.

– Рекорд скорости побит, – довольно сказала Мартинес с заднего сиденья, куда она проскользнула несколько секунд назад.

Хелена Штейн… – подумала Хольт со странным чувством. Она никогда раньше ее не видела. Красивая спортивная женщина, сорок два года – как и ей самой, и так же, как и она, выглядит моложе своего возраста. Густые рыжие волосы собраны в узел на затылке. По-видимому, собирается на природу: джинсы, кроссовки на толстой подошве, клетчатая рубашка, куртка накинута на плечи, наверное, держала ее в руках, когда сработала сигнализация. Красивая, дорогая, скромная одежда, подумала Хольт, я на такую могу только любоваться. Законопослушная гражданка: не выбросила банку в канаву, а отнесла в урну у пешеходного перехода, примерно в двадцати метрах от подъезда. Быстрым шагом вернулась и скрылась в дверях.

Надеюсь, я не права, подумала Хольт. Мысль была неприятна, и она постаралась ее отогнать. Попрошу без глупостей, Анна, сказала она себе.

– Вот и все, – пробормотала Мартинес. – Пойду оприходую наживку. Обкрути квартал и захвати меня у следующего перекрестка.

Она потрепала Хольт по плечу, вышла из машины, остановилась на секунду у перехода, глянула в обе стороны, как бы убеждаясь, что машин нет, пересекла улицу и исчезла за углом.

– Линда – феномен, – вздохнула Маттеи. – Она могла бы работать ведьмой.

Заказать закуску Юханссону не разрешила жена, объяснив почему.

– Мне наплевать, сколько калорий ты сжег, пока мы гуляли, – сказала она. – В этом нет никакого смысла, если ты после этого собираешься набить желудок икрой и картофельными оладьями – и это только закуска!

– Только не рыбу, ну пожалуйста! – попросил Юханссон, склонив голову набок и пытаясь принять вид маленького мальчика, выросшего в густых лесах на север от Несокера в провинции Онгерманланд.

– Можешь взять говядину на гриле и отварную картошку, – разрешила Пиа, читая меню. – Как тебе?

– А что плохого в картофельном гратенге? – спросил он жалобно.

Гратенг, его любимая запеканка с сыром, куда вкуснее вареной картошки, подумал он.

– Тебе это вредно. А поскольку я тебя очень люблю, то стараюсь оградить от всего, что вредно. Мы в этом смысле с тобой очень похожи, – неожиданно заключила она, не отрывая глаз от меню.

– Ну хорошо, – великодушно согласился Юханссон. – Мясо на гриле, вареная картошка и большая кружка крепкого пива.

– А что плохого в легком пиве? – возразила жена. – А еще лучше – выпей воды.

– Прекрати, женщина, – сурово произнес Юханссон, – а то закажу шесть кружек.