Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 1"

Автор книги: Лев Толстой

Разв ѣдоброд ѣтель состоитъ въ томъ, чтобы исправляться отъ слабостей, которыя теб ѣвъ жизни вредя[тъ]? кажется, доброд ѣтель есть самоотверженіе. – Неправда. Доброд[ ѣтель] даетъ счастье потому, что счастье даетъ доброд[ ѣтель]. – Всякій разъ, когда я пишу дневникъ откровенно, я не испытываю никакой досады на себя за слабости; мн ѣкажется, что ежели я въ нихъ признался, то ихъ уже н ѣтъ.

Пріятно. Я помолился и легъ спать. Вечеромъ я лучше молюсь, ч ѣмъ утромъ. Скор ѣе понимаю, что говорю и даже чувствую; вечеромъ я не боюсь себя, утромъ боюсь – много впереди. Прекрасная вещь сонъ во вс ѣхъ фазахъ: приготовленіе, засыпаніе и самый сонъ. – Только что я легъ, я думалъ: какое наслажденіе увернуться потепл ѣе и сейчасъ забыться; но только что я сталъ засыпать, я вспомнилъ, что пріятно засыпать, и очнулся. Вс ѣнаслажденія т ѣла уничтожаются сознаніемъ. Не надо сознавать; но я созналъ, что сознаю, и пошло, и пошло, и заснуть не могу. Фу, досада какая! Для чего далъ намъ Богъ сознаніе, когда оно только м ѣшаетъ жизни? Для того, что напротивъ моральный наслажденія глубже чувствуются, когда они сознаны. Разсуждая такъ, я повернулся на другую сторону и раскрылся. Какое непріятное чувство въ темнот ѣраскрытся. Все кажется: вотъ схватить меня кто то или что то или тронетъ холоднымъ или горячимъ раскрытую ногу. Я поскор ѣ[е] закрылся, подвернулъ подъ себя со вс ѣхъ сторонъ од ѣяло, спряталъ голову и сталъ засыпать, разсуждая вотъ какъ. ²³² 232
   Дальше около двух страниц зачеркнуто, но мы даем их в ломаных скобках.


[Закрыть]

<«Морфей, прими меня въ свои объятія». Это Божество, котораго я охотно бы сд ѣлался жрецомъ. А помнишь, какъ обид ѣлась барыня, когда ей сказали: «Quand je suis passé chez vous, vous étiez encore dans les bras de Morphée. ²³³ 233
  [Когда я пришел к вам, вы были еще в объятиях Морфея.]


[Закрыть]Она думала, что Морфей – Андрей, Малафей. Какое см ѣшное имя!...... А славное выраженіе: dans les bras; я себ ѣтакъ ясно и изящно предста[вляю положеніе dans les bras, – особенно же ясно самыя bras – до плечъ голыя руки съ ямочками, складочками и б ѣлую, открытую нескромную рубашку.– Какъ хороши руки вообще, особенно ямочка одна есть! Я потянулся. Помнить, Saint Thomas не вел ѣлъ вытягиваться. Онъ похожъ на Дидрих[са].

Верхомъ съ нимъ ѣздили. Славная была травля, какъ подл ѣстанового Гельке атукнулъ и Налетъ ловилъ изъ за вс ѣхъ, да еще по кόлот[и?]. Какъ Сережа злился. – Онъ у сестры. – Что за прелесть Маша – вотъ бы такую жену! Морфей на охот ѣхорошъ [?] бы былъ, только нужно голому ѣздить, [а?] то можно найти и жену. – Пфу, какъ катитъ Saint Thomas – и за вс ѣхъ на угонкахъ уже барыня пошла; напрасно только вытягивается, а впрочемъ это хорошо dans les bras. Тутъ должно быть я совс ѣмъ заснулъ.– Вид ѣлъ я, какъ хот ѣлъ я догонять барыню, вдругъ – гора, я ее руками толкалъ, толкалъ, – свалилась; (подушку сбросилъ) и прі ѣхалъ домой об ѣдать. Не готово; отчего? – Василій куражится (это за перегородкой хозяйка спрашиваетъ, что за шу[мъ], и ей отв ѣча[етъ] горнич[ная] д ѣвка, я это слушалъ, потому и это приснилось). Василій пришелъ, только что хот ѣли вс ѣу него спросить, отчего не готово? видятъ – Василій въ камзол ѣи лента черезъ плечо; я испугался, сталъ на кол ѣни, плакалъ и ц ѣловалъ у него руки; мн ѣбыло такъ же пріятно, ежели бы я ц ѣловалъ руки у нее, – еще больше. Василій не обращалъ на меня вниманія и спросилъ: Заряжено? Кондитеръ Тульскій Дидрихсъ говоритъ: готово! – Ну, стр ѣляй! – Дали залпъ. (Ставня стукнула) – и пошли Польской, я съ Василіемъ, который уже не Василій, а она. Вдругъ о ужасъ! я зам ѣчаю, что у меня панталоны такъ коротки, что видны голыя кол ѣни. Нельзя описать, какъ я страдалъ (раскрылись гол[ыя] [кол ѣни?]; я ихъ во сн ѣдолго не могъ закрыть, наконецъ закрылъ). Но т ѣмъ не кончилось; идемъ мы Польской и – Королева Виртем[бергская] тутъ; вдругъ я пляшу казачка. Зач ѣмъ? Не могу удержаться. Наконецъ принесли мн ѣшинель, сапоги; еще хуже: панталонъ вовсе н ѣтъ. Не можетъ быть, чтобы это было на яву; в ѣрно я сплю. Проснулся. – Я засыпалъ – думалъ, потомъ не могъ бол ѣе, сталъ воображать, но воображалъ связно, картинно, потомъ воображеніе заснуло, остались темныя представленія; потомъ и т ѣло заснуло. Сонъ составляется изъ первого и посл ѣдняго впечатл ѣнія.>

Мн ѣказалось, что теперь подъ этимъ од ѣяломъ никто и ничто меня достать не можетъ. – Сонъ есть такое положеніе челов ѣка, въ которомъ онъ совершенно теряетъ сознаніе; но такъ [какъ] засыпаетъ челов ѣкъ постепенно, то теряетъ онъ сознаніе тоже постепенно. – Сознаніе есть то, что называется душою; но душою называютъ что то единое, между т ѣмъ какъ сознаній столько же, сколько отд ѣльныхъ частей, изъ которыхъ слагается челов ѣкъ; мн ѣкажется, что этихъ частей 3. 1) умъ, 2) чувство – 3) т ѣло. – 1) есть высшее и это сознаніе есть принадлежность только людей развитыхъ, животн[ыя] и животноподобные люди не им ѣютъ его; оно первое засыпаетъ, 2) сознаніе чувства, принадлежность тоже однихъ людей, засыпаетъ посл ѣ. 3) сознаніе т ѣла засыпаетъ посл ѣднее и р ѣдко совершенно.

– У животныхъ этой постепенности н ѣтъ; также и у людей, когда они въ такомъ положеніи, что теряютъ сознаніе, посл ѣсильныхъ впечатл ѣній или пьяные. Сознаніе сна будитъ сейчасъ. —

Воспоминаніе о времени, которое мы проводимъ во сн ѣ, не происходитъ изъ того же источника, изъ котораго происх[одятъ] воспом[инанія] о д ѣйствительной жизни, – изъ памяти, какъ способности воспроизводить впечатл ѣнія наши, но изъ способности групировать впечатл ѣнія. Въ минуту пробужденія мы вс ѣт ѣвпечатл ѣнія, которыя им ѣли во время засыпанія и во время сна (почти никогда челов ѣкъ не спитъ совершенно), мы приводимъ къ единству подъ вліяніемъ того впечат[л ѣнія], которое сод ѣйствовало пробужденію, которое происходить также, какъ засыпаніе: постепенно, начиная съ низшей способности до высшей. – Эта операція происходить такъ быстро, что сознать ее слишкомъ трудно, и привыкши къ посл ѣдовательности и къ форм ѣвремени, въ которой проявляется жизнь, мы принимаемъ эту совокупность впечатл ѣній за воспоминаніе проведеннаго времени во сн ѣ. – Какимъ образомъ объяснить то, что вы видите длинный сонъ, который кончается т ѣмъ обстоятельством, которое васъ разбудило: вы видите, что идете на охоту, заряжаете ружье, подымаете дичь, приц ѣливаетесь, стр ѣляете и шумъ, к[оторый] вы приняли за выстр ѣлъ, это графинъ, который вы уронили на полъ во сн ѣ. Или: вы прі ѣзжаете къ вашему пріятелю N; ждете его, нак[онецъ] приходить челов ѣкъ и докладываетъ: N прі ѣхалъ; это на яву вамъ говоритъ вашъ челов ѣкъ чтобы васъ разбудить. Чтобы пов ѣрить справедливости этаго, избави Богъ в ѣрить снамъ, которые вамъ разсказываютъ т ѣ, которые всегда что нибудь вид ѣли и вид ѣли что нибудь значущее и интересное.

Эти люди отъ привычки выводить заключенія изъ сновъ, на основаніи гадателей, дали себ ѣформу изв ѣстную, къ которой они приводятъ все; добавляютъ изъ воображенія недостающее и выкидываютъ все то, что не подходить подъ эту форму. Наприм ѣръ вамъ будетъ разсказывать мать, что она вид ѣл[а], какъ ее дочь улет ѣла на небо и сказала: «прощай[те], Маминька», я за васъ буду молиться»! А она просто вид ѣла, что дочь ее л ѣзла на крышу и ничего не говорила, и что эта дочь, когда влезла наверхъ, сд ѣлалась вдругъ поваромъ Иваномъ и сказала: «а вы не вл ѣзете».

А можетъ быть, въ воображеніи ихъ по сил ѣпривычки [полно?] слагается то, что они разсказываютъ, и тогда это служитъ еще доказательствомъ моей теоріи о сн ѣ...

Ежели хотите пов ѣрить, то на себ ѣиспытайте: вспомните ваши мысли, представленія во время засыпанія и просыпанія и ежели кто нибудь вид ѣлъ, какъ вы спали, и можетъ разскавать вамъ вс ѣобстоятельства, которыя могли под ѣйствовать на васъ, то вы поймете, отчего вы вид ѣли то, а не другое. Обстоятельствъ этихъ такъ много, зависящихъ отъ сложенiя, отъ желудка, отъ физическихъ причинъ, что вс ѣхъ не перечтешь. Но говорятъ, что когда мы видимъ во сн ѣ, что мы летаемъ или плаваемъ, это значитъ: мы ростемъ. Зам ѣтьте, отчего одинъ день вы плаваете, – другой – летаете; вспомните все, к очень легко объясните.

Ежели бы пришлось вид ѣть мой сонъ кому нибудь изъ т ѣхъ, которые, какъ я говорилъ, привыкли толковать сны, вотъ какъ бы разсказанъ былъ мой сонъ. – «Вид ѣла я, что St. Thomas б ѣгаетъ, очень долго б ѣгаетъ, и я будто говорю ему: «Отчего вы б ѣгаете?» и онъ говоритъ мн ѣ: я ищу нев ѣсту. – Ну вотъ посмотри, что онъ или женится или будетъ отъ него письмо —

Зам ѣтьте тоже, что постепенности во времени воспоминаніямъ н ѣтъ. Ежели вы вспоминаете сонъ, то вы знаете, что вы вид ѣли прежде. ²³⁴ 234
   Против этого места на полях стоит зачеркнутое:
  Я проснулся уже утромъ и сталъ вспоминать, что я вид ѣлъ во сн ѣ. –  Вид ѣлъ я, будто мы ѣздили съ братомъ на охоту и затравили въ остров ѣжену прим ѣрной доброд ѣтели. Н ѣтъ; еще прежде, ч ѣмъ по ѣхали на охоту, вид ѣлъ я, что St. Thomas пришелъ просить меня, чтобы я простилъ.


[Закрыть]

Во время ночи н ѣсколько разъ (почти всегда) просыпаешься, но пробуждаются только два низшія сознанія души: т ѣло и чувство. Посл ѣэтого опять засыпаетъ чувство и т ѣло – впечатл ѣнія же, которыя были во время этого пробужденія, присоединяются къ общему впечатл ѣнію сна, и безъ всякаго порядка и посл ѣдовательности. – Ежели проснулось и 3-е, высшее сознаніе понятія и посл ѣопять засыпаешь, то сонъ уже разд ѣляется на дв ѣполовины. —

3 Iюня.

Еще день. (На Волг ѣ.)

Вздумалъ я изъ Саратова ѣхать до Астрахани по Волг ѣ.

Во первыхъ, думалъ я, лучше же, ежели время будетъ не благопріятное, про ѣхать долже, но не трясти[сь] еще 700 верстъ; притомъ – живописные берега Волги, мечтанія, опасность: все это пріятно и полезно можетъ подействовать; воображалъ я себя поэтомъ, припоминалъ людей и героевъ, которые мн ѣнравились, и ставилъ себя на ихъ м ѣсто, – однимъ словомъ думалъ, какъ я всегда думаю, когда зат ѣваю что нибудь новое: вотъ теперь только начнется настоящая жизнь, а до сихъ поръ это такъ, предисловьице, которымъ не стоило заниматься. Я знаю, что это вздоръ. Сколько разъ я зам ѣчалъ, что всегда я остаюсь тотъ же и не больше поэтъ на Волг ѣ, ч ѣмъ на Воронк ѣ, а все в ѣрю, все ищу, все дожидаюсь чего то. Все кажется, когда я въ раздумьи, д ѣлать ли что либо или н ѣтъ: вотъ ты не сд ѣлаешь этого, не по ѣдешь туда то, а тамъ то и ждало счастье; теперь упустилъ на в ѣки. – Все кажется: вотъ начнется безъ меня. – Хотя это см ѣшно, но это заставило меня ѣхать по Волг ѣвъ Астрахань. Я прежде боялся и сов ѣстно мн ѣбыло д ѣйствовать по такимъ см ѣшнымъ поводамъ, но сколько я ни смотр ѣлъ въ прошедшую свою жизнь, я большей частью д ѣйствовалъ по не мен ѣе см ѣшнымъ поводамъ. Не знаю какъ другіе, но я привыкъ къ этому и для меня слова «мелочное, см ѣшное» стали слова безъ смысла. Гд ѣже «крупные, серьезные» поводы?

Пошелъ я къ Московскому перевозу и сталъ похаживать около лодокъ и дощаниковъ. «Что, заняты эти лодки? Есть ли свободная?» спросилъ я совокупности бурлаковъ, которые стояли у берега. «А вашей милости чего требуе[тся]?» спросилъ у меня старикъ съ длинной бородой въ с ѣромъ зипун ѣи поярчатой шляп ѣ. – «До Астрахани лодку». «Чтожъ, можно-съ!» —

–

ГЛАВА I

– «В ѣрно ли это? У васъ в ѣдъ любятъ Петербургскіе ложные слухи распускать. И отъ кого вы это слышали, моя милая?»

– «Помилуйте, Марья Ивановна, я вамъ в ѣдь говорю, была я у княгини Полянской, къ ней молодая княгиня вчера только изъ Петербурга прі ѣхала и разсказывала, что у нихъ только и разговора, что про эту свадьбу. (Съ разстановкой.)La comtesse Lise Bersenieff, la jeune personne la plus recherchée, la plus aimable, le parti le plus brillant de Pétersbourg épouse un какой-то Taramonoff, mauvais genre achevé. ²³⁵ 235
  [Графиня Лиза Берсеньева, молодая особа в высшей степени изысканная и милая, самая блестящая партия в Петербурге, выходит за какого-то Тарамонова в полном смысле дурного тона.]


[Закрыть]Костромской медв ѣдь какой-то. Въ комнату не ум ѣетъ взойти. Ни родства, ни богатства, ни связей, ничего! И что меня удивляетъ, такъ это то, что, говорятъ, оба дяди этого очень хотятъ: и графъ Александръ и графъ Петръ. —

Старушка подвинула табакерку съ портретомъ и обтерла стеклушко однимъ изъ двухъ батистовыхъ платковъ.

«Incroyable... ²³⁶ 236
  [Невероятно...]


[Закрыть]Ежели это Костромскіе Тарамоновы, такъ я старика знала; когда мы жили на Мечахъ [?], такъ онъ ѣзжалъ къ покойнику Этіену и д ѣтей приваясивалъ: босоногіе б ѣгали. Покойникъ его любилъ и ласкалъ; однако они хорошей фамиліи, но б ѣдно жили; что теперь у нихъ есть, это ужъ старикъ нажилъ, но д ѣтямъ никакого воспитанія не далъ. Должны быть т ѣ; а то есть Вологодскіе, такъ это не т ѣ».

Марья Ивановна Игреньева, урожденная Дамыдова, – почтенная дама. Родилась она 50 л ѣтъ тому назадъ въ Москв ѣотъ богатыхъ и знатныхъ родителей; ихъ было дв ѣсестры и три брата. Вышла М. И. замужъ за Игреньева, богатаго челов ѣка и тоже Москвича. Жили они зимы всегда въ Москв ѣ, гд ѣим ѣли большіе связи не только съ Московскою знатью, но и со вс ѣмъ, что было знатнаго въ Россіи, л ѣтомъ – въ Тульской деревн ѣ, [и] жили какъ въ город ѣ, такъ и въ деревн ѣбарски. Покойникъ былъ въ чинахъ и пользовался всеобщимъ уваженіемъ. Однимъ словомъ, домъ Игреньевыхъ вотъ какой: у прі ѣзжаго, котораго почи[тали] достойнымъ, спрашивали: «Вы уже были у Игренье[выхъ]?» или: «какъ это вы еще не были у Игрен[ьевыхъ]?».

«Марья Ивановна овдов ѣла 16 л ѣтъ тому назадъ, съ н ѣсколько разстроеннымъ состояніемъ и съ двумя д ѣтьми: сыномъ 15 л ѣтъ и дочерью, которая была уже замужемъ. М. И. женщина очень умная, или н ѣтъ, лучше сказать, хитрая, не смотря на свою доброту и ум ѣющая им ѣть вліяніе на другихъ и пользоваться общимъ уваженіемъ. – Она, должно быть, не была хороша собою; большой орлиной носъ въ особенности м ѣшалъ красот ѣея; но она была хороша какъ св ѣжая, не столько физически – (Она говаривала: «я удивляюсь себ ѣ, какъ могла я перенести столько горестей!»)—сколько морально, старушка. Она не отставала отъ моды сколько могла, сама придумывала, какъ бы перед ѣлать чепчикъ или мантилію «по старушечьи». Она любила св ѣтъ и св ѣтъ любилъ ее, она судила о всемъ и о вс ѣхъ......

–

I.

КЪ ЗАПАДН Ѣ.

 
Изъ подъ стараго строенья
Средь покинутой земли
Ползъ мышенокъ. Отъ волненья
Онъ дрожалъ и отъ любви.
Онъ сгоралъ любовью тайной,
Не любивши никогда,
И искалъ любви случайной,
Какъ на Невскомъ, господа.
Вдругъ услышавъ надъ доскою
Н ѣжной мышки голосокъ,
Сокрушенъ ея тоскою,
Онъ влад ѣть собой не могъ.
Разлет ѣлся и, несчастный,
Къ ней на голосъ приб ѣжалъ.
Рокъ постигъ его ужасный:
Въ мышеловку онъ попалъ.
Затворилася задвижка,
И мышенокъ въ заперти.
Но и тутъ съум ѣлъ воришка
Ут ѣшеніе найдти.
Къ дам ѣ-мышк ѣделикатно
Подскочилъ онъ и такъ рёкъ:
«Коль любить меня обратно
Захотите, то я рокъ
Проклинать не буду в ѣчно,
Съ ѣмъ огарокъ съ вами весь.
Васъ любить буду сердечно
Въ жизни будущей и днесь ». —
 

 II.

 
Давно позабылъ я о счастьи, —
Мечт ѣпозабытой души —
Но смолкли ничтожныя страсти
И голосъ проснулся любви......
На неб ѣразсыпаны зв ѣзды;
Все тихо и темно, все спитъ,
Огни вс ѣпотухли: ужъ поздно,
Одна моя св ѣчка горитъ.
Сижу у окна я и въ мысли
Картины былаго слежу,
Но счастья во всей моей жизни,
Минуту одну нахожу:
Минуту любви, упованья,
Минуту безъ мысли дурной,
Минуту безъ т ѣни желанья,
Минуту любви неземной...
................................................
<Дитя такъ невольно сказало
Всю душу во взгляд ѣодномъ,
Что словъ бы никакъ не достало,
Сказать то, что сказано въ немъ.
И съ сладостнымъ трепетомъ счастья
Значенье его я постигъ;
Но слова любви и участья
Сказать не хот ѣлъ я въ тотъ мигъ.
Слова такъ ничтожны въ сравненьи
Съ божественнымъ чувствомъ любви....
Въ ихъ темномъ пустомъ выраженьи
Не съищешь и искры души.>
И тщетно о томъ сожал ѣнье
Проснется въ душ ѣиногда
И скажетъ: зач ѣмъ то мгновенье
Не могъ ты продлить навсегда?
 

30 Декабря 1852. Старогладовская.

III.

 
Эй, Марьяна, брось работу!
Слышишь, палятъ за горой:
В ѣрно наши изъ походу
Казаки идутъ домой.
Выходи же на мосточикъ
Съ хл ѣбомъ солью ихъ встр ѣчать.
Теперь будетъ твой побочинъ
Круглу ночь съ тобой гулять.
Красной шелковой сорочкой
Косу русую свяжи,
Взд ѣнь чувяки съ оторочкой
И со стр ѣлками чулки,
Взд ѣнь подшейникъ и монисто
Изъ серебрянныхъ монетъ,
Прибери головку чисто
И над ѣнь красный бешметъ.
Да скор ѣе, молодица:
Вонъ навстр ѣчу казакамъ
Съ чихиремъ ужъ вся станица
Собралася къ воротамъ.
Изъ подъ ручки на дорогу
Глядятъ пристально. Въ пыли
Вотъ ужъ видно, слава Богу,
Показалися значки;
Слышно п ѣсню зап ѣваютъ:
«Да не по горамъ-горамъ»,
Кверху пульками стр ѣляютъ,
Бьютъ плетьми по лошадямъ.
Передъ сотней ѣдетъ браво
Въ тонкомъ б ѣломъ зипун ѣ
Сотникъ Сехинъ; а направо
На игреневомъ кон ѣ
Грунинъ Ванька, вонъ Степанка,
Вонъ Малашкинъ Родіонъ.
– Твой побочинъ гд ѣжъ, Марьянка?
Что такъ сзади ѣдетъ онъ?
Али конь его хромаетъ?
Али, бедный, онъ ужъ пьянъ?
Да скажите же, кто знаетъ,
Гд ѣбатяка Купріянъ?
– «Купріяшка душу Богу
Отдалъ», сотникъ ей сказалъ
И печально на дорогу
Головою указалъ.
У Марьян ѣсердце сжалось,
Оглянулася она:
Всл ѣдъ за сотней подвигалась
Шагомъ конная арба.
На арб ѣпокрытый буркой,
Трупъ убитого лежалъ,
Купріяшкина винтовка,
Его шашка и кинжалъ. —
 

(Гадко). 1853, 16 апр ѣля

Червленная.

IV.

 
Ей, Марьяна, брось работу!
Слышишь, палятъ за горой;
В ѣрно наши изъ походу
Казаки идутъ домой.
Нужно выдти на мосточикъ
Съ хл ѣбомъ солью ихъ встр ѣчать.
Теперь будетъ твой побочинъ
Круглу ночь съ тобой гулять.
Красной шелковой сорочкой
Косу русую свяжи,
Взд ѣнь чувяки съ оторочкой
И со стр ѣлками чулки,
Взд ѣнь на шейку лебедину
Ожерелку изъ монетъ
И обновочку любиму —
– Канаусовый бешметъ.
Да скор ѣе убирайся;
Вонъ навстр ѣчу казакамъ
Съ чихиремъ ужъ собралася
Вся станица къ воротамъ.
Иэъ подъ ручки на дорогу
Глядитъ пристально; въ пыли
Вотъ ужъ видно, слава
Богу, Показалися значки.
Слышно п ѣсню зап ѣваютъ:
«Да не по горамъ-горамъ».
Кверху пульками стр ѣляютъ,
Бьютъ плетьми по лошадямъ.
Впереди вс ѣхъ ѣдетъ браво
Въ б ѣломъ тонкомъ зипун ѣ
Сотникъ Сехинъ, а направо
На игреневомъ кон ѣ
Іонка Грунинъ, вонъ Степанка,
Вонъ батяка Родіонъ.
Твой побочинъ гд ѣ-жъ, Марьянка?
Что такъ сзади ѣдетъ онъ?
Али конь его хромаетъ?
Али б ѣдный онъ ужъ пьянъ?
– «Да скажите-же, кто знаетъ,
Гд ѣдружокъ мой Купріянъ?»
«Охъ, Марьяна, молись Богу»,
Старый сотникъ ей сказалъ
И печально на дорогу
Головою указалъ.
У Марьян ѣсердце сжалось,
Оглянулася она: Къ нимъ навстр ѣчу подвигалась
Шагомъ конная арба,
На арб ѣпокрытый буркой
Трупъ убитого лежалъ,
Купріяшкинъ поясъ узкій
Его шашка и кинжалъ. —
 

V.

 
Когда же, когда наконецъ перестану
Безъ ц ѣли и страсти свой в ѣкъ проводить,
И въ сердц ѣглубокую чувствовать рану
И средства не знать какъ ее заживить?
 
 
Кто сд ѣлалъ ту рану, лишь в ѣдаетъ Богъ
Но мучитъ меня отъ рожденья
Грядущей ничтожности горькій залогъ,
Томящая грусть и сомн ѣнья.
 

–

КОММЕНТАРИИ

Начало работы над «Детством» не поддается точному хронологическому приурочиванию. Первое упоминание об этом произведении можно видеть в записи дневника 18 января 1851 г. (в Москве): «Писать историю м. д.», ²³⁷ 237
  Так можно с большей вероятностью прочесть эти буквы в подлиннике, чем напечатанные (по копии) В. Г. Чертковым в «Дневнике молодости Л. Н. Толстого», т. 1. М. 1917, стр. 52: ми... В дальнейшем цитаты из дневников Толстого делаются по рукописям (автографам).


[Закрыть]т. е. «моего детства». Затем, до 9 июня этого года, хотя в записях дневника имеется много указаний на литературную работу, ни в одном из них не названо «Детство». Только в записи от 7 марта: « Занятия для завтра... Гимнастика, обед, роман, гости и дневник» слово «роман», вероятно, указывает на писание романа «Четыре эпохи развития».

В записи от 9 июня (станица Старогладковская) читаем: «Завтра пойду на охоту, да попишу в большую книгу». Так как I редакция «Детства» писалась в «большой книге» (о чем см. дальше), то может быть эта запись говорит о «Детстве», хотя, с другой стороны, нужно заметить, что в «большой книге» писалось не одно только «Детство». Зато о записи под 3 июля (Старый Юрт) можно определенно утверждать, что она говорит о работе над I редакцией «Детства». Под указанным числом между прочим записано: «Завтра буду писать роман». Под «романом» здесь нужно разуметь, конечно, роман «Четыре эпохи развития» («Детство», «Отрочество», «Юность» и «Молодость»), первоначальная редакция которого сохранилась и впервые печатается в настоящем томе. Она существенно отличается от известного текста трилогии. Повествование ведется здесь в виде записок, адресованных очень близкому человеку, которого рассказчик называет во вступлении своим «исповедником и судьею». В основу повествования положена история семьи близких знакомых Толстых, Иславиных, детей Александра Мих. Исленьева и кн. Соф. Петр. Козловской. Текст не разбит на главы и делится на две «части». Первая «часть», представляющая собою описание со многими отступлениями-рассуждениями одного дня в деревне, накануне отъезда в Москву, дает в зачаточном виде первые пятнадцать глав «Детства» общеизвестной редакции. Вторая «часть», начинающаяся с описания жизни в Москве, в Коммерческом училище, заключает в себе период отрочества. За исключением письма maman, ее смерти и поездки в деревню на похороны (что вошло потом в «Детство»), содержание этой части ничего не имеет общего с известным текстом «Отрочества». На последних страницах рукописи речь идет несомненно уже об эпохе юности, но в отрывочных набросках: в этом плане писание романа было оставлено, и автор приступил к радикальной переработке написанного.

Работа над II редакцией «Детства» началась, надо думать, в двадцатых числах августа 1851 года. В дневнике под 22 августа (ст. Старогладковская) записано: «... привести в порядок мысли и начать переписывать первую главу романа». В первой редакции, как мы сказали, нет деления на главы; весь текст разделен лишь на две части, так что под «первой главой романа» записи дневника нужно понимать «первую часть» I редакции. Через день – 24 августа (ст. Старогладковская) – в дневнике запись: «Писать роман до обеда». 26 августа (там же) такая же запись: «С утра писать роман». Записью от 4 сентября 1851 года дневник прерывается до февраля 1852 г., но и за этот месяц сделано только две записи, а затем записей нет до 20 марта. Под этим числом между прочим записано: «Я перестал писать дневник почти уже семь месяцев. Сентябрь провел я в Старогладковской, то в поездках в Грозную и Старый Юрт... немного писал и переводил. В Октябре месяце я с братом поехал в Тифлис для определения на службу. В Тифлисе провел месяц в нерешительности, что делать, и с глупыми тщеславными планами в голове. С Ноября месяца я лечился, сидел целых два месяца, т. е. до Нового года, дома; это время я провел хотя и скучно, но спокойно и полезно: написал всю первую часть. Генварь я провел частью в дороге, частью в Старогладковской, писал, отделывал первую часть, готовился к походу и был спокоен и хорош. Февраль провел в походе... Начало Марта говел и скучаю, и ленюсь. Отправляясь в поход, я до такой степени приготовил себя к смерти, что не только бросил, но и забыл про свои прежние занятия, так что теперь мне труднее, чем когда-нибудь, снова приняться за них».

В этой записи слова «первая часть» нужно понимать как «первая часть I редакции, т. е. «первый день» «Детства».

Таким образом работа над II редакцией «Детства» продолжалась с 20-х чисел августа 1851 по январь 1852 г. От этого времени, кроме записей в дневнике, есть еще указание на работу над «Детством», в письме Толстого к Т. А. Ергольской от 12 ноября 1851 г. из Тифлиса. «Помните, добрая тетенька, – пишет Толстой, – совет, который вы раз мне дали – писать романы. Так вот, я следую вашему совету, и занятия, о которых я вам писал, состоят в литературе. Я еще не знаю, появится ли когда-нибудь в свет то, что я пишу, но это работа, которая меня занимает, и в которой я уже слишком далеко зашел, чтобы ее оставить». ²³⁸ 238
  Полное собрание сочинений Л. Н. Толстого под ред. и с прим. П. И. Бирюкова. М. 1913, т. XXI стр. 113.


[Закрыть]

От работ этого периода сохранились полностью рукопись «Детства», ²³⁹ 239
  Описана ниже под № 2. К ней же относятся отдельные листки, описанные под №№ 8 и 9.


[Закрыть]– две главы «К читателям» и «К критикам», непосредственно примыкавшие к тексту рукописи, ²⁴⁰ 240
  Описаны ниже под №№ 4 и 5.


[Закрыть]и план всех четырех частей романа «Четыре эпохи развития». ²⁴¹ 241
  Описаны ниже под № 6.


[Закрыть]План этот сохранился не полностью (сохранившаяся часть начинается со второго дня «Детства»). Так как в большей своей части он относится к «Отрочеству» и «Юности», то и печатается во II томе настоящего издания, здесь же помещаем лишь строки, относящиеся к «Детству»:

Засыпаю. 2-й день, 2 нед ѣли посл ѣпрі ѣзда, именины бабушки. <Валахины, страстная любовь, об ѣ[дъ]> гулянье <съ д ѣтьми> кондитерск[ая]. Об ѣдъ, Валахин[ы], танцы, театръ. – Разговоръ съ братомъ о проведенномъ дн ѣ. – Пьяный Карлъ Ивановичъ. – Д ѣтство. (Смерть матери). —

Текст этой (II) редакции «Детства» гораздо ближе к последующим – III и IV ред., чем к предыдущей. Он дает большее количество эпизодов, чем II и IV ред. Так, «прогулка», «кондитерская», характеристика гостей, «секли ли нас в детстве», «обед» имеются лишь в этой редакции. Как видно из приведенного плана, намечался еще «театр», на что есть намеки и в тексте II ред. (см. вар. № 20). Пространные рассуждения, столь характерные для I ред., и здесь занимают еще много места. Дальнейшая работа будет заключаться главным образом в их сокращении. (Более подробные сведения о тексте II ред. см. здесь дальше в «Сравнительном обзоре состава глав всех четырех редакций»).

Записью в дневнике под 21 марта 1852 г. начинают отмечаться работы над III ред. «Детства». Под этим числом записано: «После обеда переписывал первую часть и работал без всякого принуждения. Дай Бог, чтоб это всегда так было... Порядок занятий, который я принял, т. е. утром перевод, после обеда корректура и вечером повесть – очень хорош». «Корректура», это – вероятно, исправления написанного прежде, а слова – «вечером повесть» нужно, очевидно, понимать, как писание вновь, или, вернее, переписывание текста II ред. с новыми изменениями.

Под 22 марта: «Корректур сделал не так много, как вчера, и не так чисто; а, это главное, чтоб не надоедал труд... Не продолжал повесть частью от того, что не успел, а частью от того, что я сильно начинаю сомневаться в достоинствах первой части. Мне кажется слишком подробно, растянуто и мало жизни. Подумаю об этом».

24 марта запись: «Немного поделал корректуру... Завтра праздник я буду делать только корректуры...»

27 марта, утро: «25-го я встал в 7, читал, делал корректуры... Нынче буду делать корректуры, может быть и писать».

27 марта, 12 ч. ночи: «хоть не совсем здоровилось, я делал корректуры до 11 часов и делал корректуры не совсем чисто и отчетливо; обедал, почитал и продолжал ту же работу; пришел брат, я ему читал писанное в Тифлисе. По его мнению не так хорошо, как прежнее, а по моему к чорту не годится. Хотел облегчить свой труд, но писаря переписывать не могут; следовательно, нужно работать одному... Завтра буду переписывать... и обдумаю 2-ой день, можно ли его исправить или нужно совсем бросить. Нужно без жалости уничтожать все места неясные, растянутые, неуместные, одним словом неудовлетворяющие, хотя бы они были хороши сами по себе».

28 марта, ¹/ ₂11-го ночи: «Писал мало под тем предлогом, что болен».

29 марта: «...писал довольно мало... Я писал повесть с охотой; но теперь презираю и самый труд, и себя, и тех, которые будут читать ее; ежели я не бросал этот труд, то только в надежде прогнать скуку, получить навык к работе и сделать удовольствие Татьяне Александровне. Ежели примешивается тут тщеславная мысль, то она так невинна, что я извиняю ее в себе, и приносит пользу – деятельность».

31 марта: «Отделал одну главу... Ванюшка лениво переписывает». Ванюшка, переписывавший главы «Детства», – тот самый Ванюша, о котором Толстой вспоминал в своих «Воспоминаниях детства», говоря о брате Дмитрии – Иван Васильевич Суворов, скончавшийся в глубокой старости в Ясной поляне. ²⁴² 242
  См. полн. собр. соч. Толстого под ред. П. И. Бирюкова, М. 1913, т. 1, стр. 285.


[Закрыть]В рукописи III ред. «Детства», главы: 7-я «Приготовления к охоте», 8-я (потом исключенная) «Что же и хорошего в псовой охоте?», 8-я «Охота», 9-я «Что-то в роде первой любви», 11-я «Любочка» и 12-я «Гриша» написаны старательным, похожим на детский, почерком. На основании приведенной и последующих записей дневника можно определенно утверждать, что перечисленные главы переписывались Ванюшей.

1 апреля: «Писал главу о молитве, шло вяло. Ванюшка переписывает дурно и вяло, но не теряю надежды его приучить... Писал, писал, наконец, стал замечать, что рассуждение о молитве имеет претензию на логичность и глубокость мыслей, а не последовательно. Решился покончить чем-нибудь, не вставая с места, и сейчас сжег половину – в повесть не помещу, но сохраню, как памятник».

Под главой «о молитве» здесь разумеется глава 12-я «Гриша» (III ред.). Рассуждение, не вошедшее в «Детство» и сохраненное автором, «как памятник», дошло до нас. Оно напечатано в настоящем томе (стр. 247—8).

2 апреля: «Встал в 9, читал и писал... После обеда читал и засадил Ванюшку, обещая ему поместить его мать на Грумант. ²⁴³ 243
  Деревня в трех верстах от Ясной поляны, принадлежавшая Толстым. См. «Воспоминания детства» Толстого в полн. собр. соч. под ред. П. И. Бирюкова, М. 1913, т. I, стр. 291. «Так как ты очень доволен Ванюшей, – писала Толстому Т. А. Ергольская 20 июня 1852 г., – то передай ему от меня поклон; он лакей и повар, обе должности исполняет хорошо, и это делает ему честь. Ты хорошо сделал, что взял его с собой – это умный малый и годен на все. Его мать устроена в Грумант, чем она очень довольная. Из неопубликованного письма, хранящегося в архиве Л. Толстого. Оригинал по-французски.


[Закрыть]Он стоит этого... Ужинал и после ужина писал до сих пор, до ¹/ ₄второго, 2-й день очень, плох, нужно заняться им хорошенько».

3 апреля: «Писал немного... Работа с Ванюшкой подвигается. Я меньше конфужусь. 1-я глава «Стихи» написана, но я не составил о ней никакого мнения, скорее дурна, чем хороша, ежели я в нерешительности». 17-я глава (III ред.) «Стихи» – названа здесь 1-й потому, что это – 1-я глава «2-го дня», что и помечено в рукописи III ред.

5 апреля: «... писал очень мало... Завтра встаю со светом и кончаю 1-ый день и пересматриваю его».

6 апреля: «Писал до обеда... Еще писал, но не тщательно, потому что клонил сон... дописал первый день, хотя не тщательно, но слог, кажется, чист, и прибавления не дурны.»

7 апреля: «Перечел и сделал окончательные поправки в 1-ом дне. – Я решительно убежден, что онъ никуда не годится. Слог слишком небрежен и слишком мало мыслей, чтобы можно было простить пустоту содержания. Однако, я решился докончить корректуры всей первой части и завтра примусь за 2-й день. Пошлю ли я или нет это сочинение? Я не решил. Мнение Николеньки решит это дело».

8 апреля: «Обедал, принялся писать, но был не в духе, поэтому, написав две страницы, бросил».

10 апреля: «...принялся за роман, но, написав две страницы – остановился, потому что мне пришла мысль, что второй день не может быть хорош без интересу, что весь роман похож на драму. Не жалею, отброшу завтра все лишнее».

11 апреля: «Думал о переменах, которые нужно сделать в повести, и ежели тоска и апатия, которые я чувствовал нынче – пройдут, завтра примусь за дело.»

12 апреля: «...переводил, потом писал, обедал, еще писал... У меня становится дурная привычка навязываться с чтением моей повести.»

16 апреля: «Писал, но, кажется, нехорошо... Завтра надо рано встать, писать письма, писать...»

17 апреля: «Писал новую главу «Ивины», но вышло дурно. Гости у хозяина и их разговоры мешали мн ѣзаниматься и занимали меня... Отдал переписывать первый день».

19 апреля: «Я вспомнил эпизоды Осташевского сада и жалею, что не поместил их в повести». ²⁴⁴ 244
  Об «эпизодах Осташевского сада» см. рассказ Толстого в биографии П. И. Бирюкова «Л. Н. Толстой», т. I, изд. 2-е, стр. 118—119.


[Закрыть]

Затем отметки о писании «Детства» имеются в записях 20, 21 и 23 апреля.

После последней записи перерыв в работе до 10 мая, когда записано: «Завтра принимаюсь за продолжение « Детства», и может быть за новый роман».

11 мая: «Писал немного без всякого самолюбия и очень легко. Мне пришло на мысль, что я очень был похож в своем литературном направлении этот год на известных людей (в особенности барышень), которые во всем хотят видеть какую-то особенную тонкость и замысловатость».