Текст книги "Полное собрание сочинений. Том 1"
Автор книги: Лев Толстой
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 31 страниц)
Le passé est ce qui fut, le futur est ce qui sera et le présent est ce qui n’est pas. – C’est pour cela que la vie de l’homme ne consiste que dans le futur et le passé et c’est pour la même raison que le bonheur que nous voulons posséder n’est qu’une chimère de même que le présent.
Léon Tolstoi.
Перевод.
[НАСТОЯЩЕЕ, ПРОШЕДШЕЕ И БУДУЩЕЕ.
Прошедшее это то, что было, будущее – то, что будет, а настоящее – то, что не существует. – Поэтому жизнь человеческая состоит лишь в будущем и в прошедшем, и счастие, которым мы хотим обладать, есть только призрак, как и настоящее.
Лев Толстой.]
–
NOTES SUR LE SECOND CHAPITRE DES «CARACTÈRES» DE LA BRUYÈRE. —
Labruyère dit: «Qui est ce qui en mourant et en laissant après lui un monde qui ne se sent pas de sa perte et où tant de gens se trouvent pour le remplacer, ne sera pas convaincu de son inutilité.» Cette idée est une parabole. Elle est exagérée et même j’ose dire qu’elle n’est pas juste. – Chaque homme sans même concevoir son utilité sans le désir d’être utile – l’est néanmoins. Mais si un homme ressent la nécessité d’être utile et s’il tend vers ce but il réussit toujours et contribue nécessairement au bien-être public. Sans doute l’homme en mourant doit ressentir la petittesse même la nullité du bien qu’il a fait vis-à-vis [de] toute la masse de bien qui a été faite. De bien de gens il n’y a que le nom qui vaille quelque chose ............................................................................................................................ ...................................................................................... 156 156
Целая строка точек в рукописи повидимому означает место для мысли Лябрюйера, разбираемой дальше, но оставшейся невписанной.
[Закрыть]
Cette idée est tout à fait juste. – En effet en lisant l’ouvrage d’un homme qui n’a que de l’esprit et du style nous nous faisons une idée de cet homme infiniment au dessus de ce qu’il vaut et nous ne lui supposons pas les défauts qu’il a. Labruyère dit qu’il a existé et qu’il existera toujours des génies qui ne se feront point de renommée. Je ne suis pas de son avis, peut-être cette différence d’opinions vient-elle de ce que je conçois le génie autrement que les autres. J’appelle génie la réunion des trois principaux éléments de l’âme tous au plus haut degré de la force et du developement, c’est à dire, un grand esprit et beaucoup de sentiments avec une ferme volonté. Je ne suis pas d’avis d’appeler génies les génies des arts; je les appelle talents. Ainsi donc si nous prenons le génie comme je le comprends, son esprit lui fera concevoir sa superiorité, ses sentiments lui feront vouloir du bien aux autres et sa volonté le fera réussir dans ses plans.
– Par conséquent il se fera une renommée.
«L’amour-propre ne nous laisse pas admirer les perfections d’un autre». Cette idée est tout à fait juste.»
«La modestie est au mérite ce que les ombres sont aux figures d’un tableau: elle lui donne de la force et du relief.» En effet rien ne fait tant apprécier le mérite que la modestie. Chaque homme a plus ou moins de l’esprit d’originalité ou de contradiction et quand on vous voit amoindrir votre mérite on a envie de l’agrandir aux yeux d’autrui. —
Les hommes qui se croyent du mérite en voulant imiter la simplicité sont semblables à des hommes de taille mediocre qui se baissent aux portes...
Les hommes libres (célibataires) ont plus de facilité à s’élever que les hommes mariés. Ces derniers restent le plus souvent dans la position dans laquelle ils ont été. Puisqu’ordinairement un homme marié est regardé comme ayant passé la principale part de sa vie. —
Перевод.
[ЗАМЕЧАНИЯ НА ВТОРУЮ ГЛАВУ «ХАРАКТЕРОВ» ЛЯБРЮЙЕРА.
Лябрюйер говорит: «Кто, умирая и оставляя мир, где его утрата не почувствуется и где найдется столько людей, чтобы его заменить, не будет поражен сознанием своей ненужности». Эта мысль неясна. Она страдает преувеличением и даже, смею сказать, неверна. Всякий человек, даже не сознающий своей полезности и не имея желания быть полезным, тем не менее приносит пользу. Но если он чувствует потребность быть полезным и стремится к этой цели, он непременно достигнет ее и будет существенно содействовать общему благу. Без сомнения человек, умирая, должен ощущать незначительность, даже ничтожность сделанного им добра сравнительно с общей суммой блага. У многих людей только одно имя представляет некоторую ценность.......................................................................................................................................................... .........................................................................................................................................................................
Эта мысль совершенно справедливая. В самом деле, читая произведение какого-нибудь писателя, обладающего лишь умом и слогом, мы составляем себе о нем понятие, бесконечно превышающее его действительную цену и не предполагаем, что у него были свои недостатки. Лябрюйер говорит, что были и всегда будут гениальные люди, которые не могут приобрести славы. Я с этим не согласен, может быть потому, что я под гением понимаю не то, что другие. Я называю гениальностью соединение трех основных свойств души, на высшей степени силы и развития каждое, а именно: великий ум и богатства чувства вместе с твердой волей. Я не склонен называть гениями великих художников, я называю их талантами. Таким образом, если понимать гений так, как я его понимаю, то его ум даст ему сознание превосходства, чувство побудит его стремиться к благу других, а воля обеспечит успех его намерений. – Следовательно, он достигнет славы.
«Самолюбие мешает нам удивляться чужим совершенствам». Мысль вполне верная.
«Скромность для достоинства то же, что тени для фигур картины: она дает им силу и выпуклость». Действительно, ничто не заставляет так ценить достоинства, как скромность. Всякий человекъ более или менее склонен к оригинальности или противоречию и, когда люди видят, что вы умаляете свои достоинства, они расположены увеличивать их перед другими.
Люди, которые ставят себе в заслугу подражание простоте, похожи на человека среднего роста, который наклоняет голову, проходя через двери...
– Людям свободным (холостякам) легче возвыситься, чем женатым. Последние большею частью остаются при том положении, которого достигли. Ведь на женатого смотрят как на человека, уже прожившего главную часть своей жизни.]
–
ФИЛОССОФИЧЕСКІЯ ЗАМѢЧАНІЯ НА РѢЧИ Ж.Ж. РУССО.
Р ѢЧЬ І-ая.
Способствовало ли къ очищенію нравовъ возстановленіе наукъ и художествъ? —
Изв ѣстно, что Руссо доказывалъ вредное вліяніе наукъ на нравы. —
Первое возраженіе, которое я сд ѣлаю Руссо, будетъ состоять въ вопрос ѣ– согласенъ ли онъ, что ч ѣлов ѣкъ, пользующійся свободою, въ состояніи сд ѣлать бол ѣе добра и зла, ч ѣмъ челов ѣкъ, лишенной оной, и что люди вообще, разорвавъ связывающія ихъ узы нев ѣжества, въ состояніи сд ѣлать бол ѣе добра и зла, ч ѣмъ люди, нев ѣжество которыхъ ограничиваем ихъ свободу? Я ув ѣренъ, что всякой разсудительной челов ѣкъ согласится, что ч ѣмъ мен ѣе развиты способности ч ѣлов ѣка, т ѣмъ бол ѣе ограниченна его свобода и на оборотъ. Сл ѣдовательно, чтобы р ѣшить этотъ вопросъ, надо сперва р ѣшить вопросы, которые при этомъ разсужденіи сами собою представляются нашему разсудку. Им ѣетъ ли челов ѣкъ наклонности врожденныя? И ежели онъ им ѣетъ оныя, то равносильны ли наклонности къ добру и злу или одна изъ нихъ первенствуетъ? – Ясно, что для того, чтобы р ѣшить прямо, изъ основныхъ началъ разума вопросъ, заданный Руссо, надо р ѣшить сначала эти три вопроса. 157 157
Которое изъ этихъ предположенiй справедливо, я постараюсь р ѣшить въ другомъ м ѣст ѣ.
[Закрыть]Ежели врожденныхъ наклонностей челов ѣкъ не им ѣетъ, то ясно, что добро и зло зависятъ отъ воспитанія. Ежели же добро и зло зависятъ отъ воспитанія, то ясно, что наука вообще и филоссофія въ особенности, на которую такъ нападаетъ Руссо, не только не безполезны, но даже необходимы, и не для однихъ Сократовъ, но для вс ѣхъ. – Ежели же наклонности къ добру и злу равносильны въ душ ѣчелов ѣка, то ч ѣмъ мен ѣе будетъ свобода челов ѣка, т ѣмъ мен ѣе будетъ его доброе и злое вліяніе и на оборотъ; сл ѣдовательно, ежели предположить это в ѣрнымъ, науки и художества не могутъ произвести никакой разницы въ отношеніи между добромъ и зломъ. – Ежели начало добра первенствуетъ въ душ ѣчелов ѣка, то съ развитіемъ искуствъ и художествъ будетъ развиваться и начало добра и на оборотъ. Ежели же начало зла первенствуетъ въ душ ѣчелов ѣка, то только въ этомъ случа ѣмысль Руссо будетъ справедлива. И я ув ѣренъ, что со вс ѣмъ своимъ краснор ѣчіемъ, со вс ѣмъ своимъ искуствомъ уб ѣждать великій гражданинъ Женевы не р ѣшился бы доказывать так[ую] утопію, всю нел ѣпость которой над ѣюсь я доказать посл ѣ. – Зд ѣсь мн ѣприходитъ мысль о томъ, что вс ѣфилоссофскіе вопросы, надъ р ѣшеніемъ которыхъ трудились столько и писалось столько книгъ (безполезныхъ), вс ѣ, говорю я, можно привести къ очень простымъ началамъ.... Насъ забавляютъ бол ѣе листочки дерева, ч ѣмъ корни; одна изъ главныхъ ошибокъ, д ѣлаемыхъ большей частью думателей, есть та, что сознавъ свою неспособность для р ѣшенія важныхъ вопросовъ изъ началъ разума, они хотятъ р ѣшить филоссофскіе вопросы исторически, забывая то, что Исторія есть одна изъ самыхъ отсталыхъ наукъ и есть наука, потерявшая свое назначеніе. – Самые жаркіе партизаны ея не найдутъ никогда ей приличной ц ѣли. – Исторія есть наука побочная. – Это можно сказать, не доказывая. Ошибка состоитъ именно въ томъ, что ее изучаютъ, какъ науку самостоятельную; ее не изучаютъ для филоссофіи, для которой ея изученіе только и нужно, но ее изучаютъ для самой себя. – Поэтому Исторія не откроетъ намъ, какое и когда было отношеніе между науками и художествами и добрыми нравами, между добромъ и зломъ, религіею и гражданственностью, но она скажетъ намъ, и то нев ѣрно, откуда пришли Гунны, гд ѣони обитали и кто былъ основателемъ ихъ могущества и т. д.
ПЕРВАЯ ЧАСТЬ.
Руссо, разсуждая о первоначальномъ вліяніи наукъ и художествъ, говоритъ: И люди начали чувствовать главную выгоду вліянія музъ, д ѣлавшаго ихъ бол ѣе способными къ общежитію, внушая имъ желаніе нравиться другъ другу произведеніями, достойными ихъ взаимнаго одобренія. – Все, что мы д ѣлаемъ, то д ѣлаемъ единственно для себя; но когда мы находимся въ обществ ѣлюдей, то все, что мы ни д ѣлаемъ для себя, выгодно для насъ только тогда, когда наши д ѣянія нравятся другимъ или мы получаемъ ихъ одобреніе, сл ѣдовательно, каждый челов ѣкъ, стремясь отд ѣльно къ своей индивидуальной польз ѣ, способствовалъ къ общежитію. И такъ какъ не вс ѣлюди находили свою индивидуальную пользу въ произведеніяхъ наукъ и искуствъ, то и нельзя предположить, чтобы способность къ общежитію проистекала изъ однихъ произведеній наукъ и искуствъ. Тут же: Между т ѣмъ, какъ правительство и законы заботятся о неприкосновенности и благосостояніи людей, науки и художества, не столь деспотическія, но бол ѣе могущественныя, можешь быть, покрываютъ гирляндами цв ѣтовъ жел ѣзныя ц ѣпи, которыми они обременены, и подавляютъ чувство свободы, заставляютъ ихъ любить рабство и д ѣлаютъ изъ нихь то, что называютъ образованные народы.—
Зд ѣсь мы найдемъ явное противор ѣчіе въ словахъ самого писателя съ мыслію, которую онъ защищаетъ. Необходимость произвела единодержавіе, а науки и художества упрочили оное. Изъ этихъ словъ ясно, что самъ авторъ согласенъ по крайней м ѣр ѣвъ томъ, что науки и художества поддерж[али] единодержавіе и ежели бы они не поддержали его, то оно бы рушилось и сколько бы рушилось съ нимъ доброд ѣтелей! въ сколько невольных пороковъ впало бы челов ѣчество! – Нельзя не сознаться, что науки им ѣли и свое дурное вліяніе на нравы, нельзя тоже и не сознаться, что они избавили родъ челов ѣческій отъ большихъ золъ. – Дал ѣе Руссо говорить, что нравы были чище прежде, потому что, хотя природа челов ѣка не была лучше, но люди находили свою безопасность въ легкости проникать другъ друга, и эта выгода, ц ѣну которой мы чувствуемъ теперь, избавила ихъ отъ большого числа пороковъ. Такъ какъ мн ѣкажется, что я уже доказалъ, что скрытность, царствующая между нами, не происходить отъ вліянія однихъ наукъ и искуст[въ], то и не почитаю нужнымъ опровергать этой совершенно в ѣрной мысли, отд ѣленной отъ первой части разсужденія. —
Большая часть опонистовъ этой р ѣчи нападали на это разсужденіе, говоря, что ежели бы зло было не скрытно, то оно было бы бол ѣе прилипчиво. Я же скажу, что, правда, подъ покровом скрытности зло не прилипчиво, но и добро тоже; между т ѣмъ какъ, ежели бы добро и зло д ѣйствовали открыто, всякой согласится, что добро нашло бы больше подражателей. – Дал ѣе начинаются историческіе доказательства.
Я у[жъ] сказалъ свое мн ѣніе о доказательствахъ этаго и возраженія Gauthier и Короля Польскаго подтверждаютъ мое мн ѣніе, «что Исторія въ настоящемъ значеніи слишкомъ мало намъ изв ѣстна, чтобы, р ѣшая филоссофскіе вопросы, мы бы могли опираться на оную». – Они оба весьма основательно опровергаютъ исторически историческія доказательства Руссо. —
Я укажу только т ѣм ѣста, гд ѣавторъ явно себ ѣпротивор ѣчитъ. – Въ числ ѣи одно изъ главныхъ золъ, которое принесли науки, есть разстройство военной дисциплины, изн ѣженность и воообще отсутствіе вс ѣхъ военныхъ качествъ. Но для чего людямъ доброд ѣтельнымъ воинскія качества? спрошу я. – Мн ѣотв ѣтятъ: для защиты своего отечества. Но сама Исторія, на которую та[къ] твердо опирается авторъ, показываетъ, что народы защищались, когда науки и художества были изв ѣстны, и что они завое[вы]вали тогда, когда они не знали ихъ. —
ВТОРАЯ ЧАСТЬ.
Полна доказательствами историческими, которыя ничего не доказываютъ.
Обращаясь къ ученымъ, онъ говоритъ: Отв ѣчайте мн ѣвы, которые внушили намъ столько великихъ познаній: ежели бы вы насъ ничему этому не научили, были ли [бы] мы мен ѣе многочисленны, хуже управляемы, мен ѣе опасны, мен ѣе цв ѣтущи или бол ѣе порочны?—
Изъ этихъ словъ видно, что авторъ благосостояніе частныхъ лицъ и рода челов ѣческаго принимаетъ тождественнымъ; между т ѣмъ какъ большею частью благосостояніе частныхъ лицъ бываетъ въ обратномъ отношеніи съ благосостояніемъ Государства – Дал ѣе говоритъ авторъ о вредномъ вліяніи роскоши. – Съ деньгами можно им ѣтъ все, кром ѣгражданъ и хорошихъ нравовъ.– (Мысль вполн ѣв ѣрная и превосходно выраженная. ) – Зд ѣсь я разсмотрю, что есть роскошь? Откуда она беретъ свое начало и какія ея сл ѣдствія? – Слово роскошь совершенно условно; когда вс ѣлюди ходили безъ одежды, первый, который над ѣлъ шкуру какого нибудь зв ѣря, былъ челов ѣкъ роскошный, въ наше же время челов ѣкъ, который заставляетъ трудиться н ѣсколько л ѣтъ тысячи челов ѣкъ для своего спокойствія, почитается только исполняющимъ потребности жизни. —
Источникъ гордости есть удовлетвореніе потребностей. – Время увеличивало потребности. Съ увеличеніемъ потребностей увеличивалась трудность каждому челов ѣку удовлетворять вс ѣсвои потребности, съ увеличеніемъ этой трудности явилась мысль о разд ѣленіи трудовъ. – Одни занимались удовлетвореніемъ потребности бол ѣе, другіе – мен ѣе важной. – Это есть одна изъ причинъ неравенства людей. – Одни, которые занимались удовлетвореніемъ не главной потребности людей, стали чувствовать себя въ зависимости отъ другихъ, эта то зависимость, употребленная во зло, и произвела роскошь – роскошнымъ называю я того челов ѣка, который пользуется большимъ благомъ, ч ѣмъ то, которое самъ приноситъ обществу. – Сл ѣдствіе[мъ] же роскоши ясно, что будутъ гордость сильныхъ и зависть слабыхъ, имянно т ѣдва порока, которые служатъ источниками большей части золъ. – И такъ, ежели роскошь – одно изъ величайшихъ золъ, изъ этаго однако не сл ѣдуетъ, чтобы науки породили ее; ибо одна только наука правленія составляетъ одну изъ главныхъ потребностей человека; ежели науки и художества, какъ говоритъ Руссо, поддерживаютъ власть, то они способствовали къ развитію роскоши, но не породили ея. —
Нельзя еще не зам ѣтить ошибки, которую д ѣлаетъ авторъ, говоря о вліяніи однаго пола на другой. Онъ говорить, что преимущественное вліяніе [женщинъ] хорошо и что все зло, которое происходитъ отъ этого вліянія, зависитъ только отъ неправильнаго воспитанія женщинъ. – Хорошо для челов ѣка въ обществ ѣтолько то, что хорошо и въ естественно[мъ] его состояніи. Но ч ѣмъ ближе видимъ мы челов ѣка къ естественному быту, т ѣмъ мен ѣе зам ѣчаемъ мы это пагубное вліяніе женщинъ, источникъ котораго есть роскошь и праздность. – Природа по слабости способностей женщинъ поставила ихъ въ зависимость отъ мужчинъ въ удовлетвореніи потребностей жизни, въ исполненіи своего назначения (рожденія и воспитанія д ѣтей), первыя совершенно зависятъ отъ посл ѣднихъ. – Неминуемымъ сл ѣдствіемъ роскоши была праздность, неминуемымъ сл ѣдствіемъ праздности были пороки, ибо вм ѣст ѣсо вс ѣми стремленіями души челов ѣка находится стремленіе къ выраженію во вн ѣшность вс ѣхъ этихъ побужденій. —
–
[ОТРЫВОК БЕЗ ЗАГЛАВИЯ.]
[ВАРИАНТ ПЕРВЫЙ.]
Съ т ѣхъ поръ, какъ я помню свою жизнь, я всегда находилъ въ себ ѣкакую то силу истины, какое то стремленіе, которое не удовлетворялось; везд ѣодни противор ѣчія, одна ничтожность.
Ч ѣмъ больше я жилъ, т ѣмъ несносн ѣе становилась она для меня.
[ 1 неразобр.] нельзя было перестать. Я началъ составлять себ ѣправила на н ѣкоторые предметы, находилъ въ нихъ пользу, но скоро оказывалась неудовлетворительность ихъ. Я составлялъ другія, – тоже самое. – Наконецъ, разсматривая правила, я находилъ въ нихъ соотношенія и понималъ, что вс ѣмогутъ [быть] подведены подъ одно начало или выведены изъ одного начала. Но какъ найдти это начало? Неужели изъ частныхъ случаевъ можно найдти его? Я пробовалъ, но напрасно. 158 158
Здесь на полях: Я начинаю исторію моего познанія съ того момента, до котораго я шелъ одинаково съ другими. — Я бросилъ съ самаго начала вс ѣпредразсудки, не найдя въ нихъ ничего удовле[творяющаго].
[Закрыть]
Не подвинувшись дал ѣе этой дорогой, я взялъ другую: я началъ разсматривать предметы, на которые я составлялъ правила, т. е. вообще все. Я нашелъ въ себ ѣд ѣятельность, причинною которой есть я и не я. 159 159
Скептицизмъ – есть я.
[Закрыть]Я познавалъ [въ] себ ѣпричины; одн[у] неясно, сознаніемъ, другую ясно, чувствами. Теперь я началъ разсматривать [ 2 неразобр.] без пользы. Остается одинъ посл ѣдній способъ – разсматривать об ѣпричины.
Я не ограниченъ въ соединенія[хъ] съ не я, но ограниченъ самимъ соединеніемъ. – Соединеніе я сознательнаго съ чувственнымъ (чувственное постигнуть).
Я изъ двухъ частей.
Я одно только духовное.
[ВАРИАНТ ВТОРОЙ.]
Съ т ѣхъ поръ, какъ я себя помню, я всегда находилъ въ себ ѣкакое то стремленіе, которое не удовлетворялось, но удовлетвореніе котораго я понималъ, хотя неясно.
Я сознавалъ, что я ограниченъ во всемъ – и между т ѣмъ понималъ неограниченность, даже находилъ ее въ себ ѣ. —
Чтобы согласовать это противор ѣчіе, я составлялъ правила, которыми опред ѣлялось проявленіе неограниченнаго въ ограниченномъ; но при составленіи этихъ правилъ я долженъ былъ испытать сначала зло, чтобы знать, какъ его изб ѣжать. Не найдя этимъ способомъ удовлетворенія, я понялъ, что стремленіе, которое я находилъ въ себ ѣ, происходило отъ соединенія ограниченнаго съ неограниченнымъ – и такъ какъ я есмь неограниченное, то надо было знать, какимъ образомъ я—(неограниченное) долженъ согласоваться съ ограниченнымъ и чтобы знать это, надо было знать, что есть неограниченное и что ограниченное. 160 160
На полях к тексту этого отрывка автор дал нечто вроде его конспекта, в таком виде:
Я излагаю исторію своего познанія съ т ѣхъ поръ, до которыхъ ходъ этотъ былъ слишкомъ простъ и одинаковъ у вс ѣхъ.
Стремленіе, которое я находилъ въ себ ѣ, было стремленіе къ благосостоянию или къ счастью, которы[я] я не понималъ иначе, какъ въ проявленіи; въ проявленіи же оно не удовлетворял[о]. Ограниченность не есть понятіе, но сознаніе: понимаю ограниченность и неограниченность, но я есть ограниченность и неограниченность. —
Не найдя удовлетворительными многія изъ правилъ существующихъ, я отвергнулъ ихъ всец ѣло и принималъ только тогда правильнымъ, когда самъ составлялъ его съ т ѣми.[?] —
Д ѣятельность не есть понятіе, но сознаніе. — Причина этого есть д ѣятельность есть противур ѣчіе, потому что ежели бы не было одного изъ этихъ двухъ началъ, я не могу себ ѣпредставить и д ѣятельности. —
Изъ этого заключенія выходитъ, что ежели бы не было ограниченности, то не было бы и д ѣятельности, сл ѣд[овательно] первое сознаніе есть сознаніе ограниченности.
[Закрыть]
Я отвергнулъ все, т. е. вс ѣпонятія, которыя я прежде принималъ за в ѣрныя, и началъ искать такое начало, которое бы было ясно для меня непосредственно, т. е. которое бы не проистекало изъ другого понятія. – Стало быть, ч ѣмъ посредственн ѣе было понятіе, т ѣмъ темн ѣе оно было для меня, н. п. понятіе дерево темн ѣе для меня, ч ѣмъ понятіе ощущенія запаха или вида этаго дерева.
Я им ѣлъ два понятія, не требующія никакихъ доказательствъ и которые не могутъ быть зам ѣнены нич ѣмъ другимъ, столь же безусловнымъ. Понятія эти я выразилъ такъ: я ограниченъ и я д ѣятеленъ; им ѣя эти положительныя понятія въ различныхъ степеняхъ, я могу себ ѣпредставить безконечно малую степень обоихъ этихъ поиятій, которую мы называемъ отрицательнымъ, т. е. неогранич[енность] и нед ѣятель[ность].
Соединяя эти понятія, я получу 4 составныя понятія 1) огранич[енную] д ѣятельность, – д ѣятельность весьма понятную и которую я нахожу въ себ ѣ, – 2) д ѣятель[ность] неограничен[ную]; это понятіе не можетъ быть, ибо одно противуположно другому: д ѣятел[ьность] не можетъ быть неограниченной, 3) огранич[енную] нед ѣятель[ность] – понятіе, которое не можетъ быть, т. е. есть ничего, 4) неогранич[енную] нед ѣятельность.
–