Текст книги "Последние каникулы, Шаровая молния"

Автор книги: Лев Хахалин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Журнал «Юность». 1982, N 2.

Лев Хахалин.

Последние каникулы

ПОВЕСТЬ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Лето

Лет тому назад...

1.

...– Доктор! Доктор! Да доктор же!..– В дверь заколотили, застучали по мягкой войлочной ее обивке кулаками, ногой; костяшки пальцев дробно ударили в дребезжащее стекло оконца.– Доктор! – на крик срываясь, запричитал женский голос.– Господи! Господи же! Да проснись ты, доктор!..

Вадик приподнялся на раскладушке с еще закрытыми глазами; ему было тепло, покойно, сон обволакивал все его тело, но опять ворвалось:

–Ну, доктор!..

И его подбросило. Он подтянулся к светлому оконцу, успел увидеть руку, снова ударившую в в стекло, и босиком подскочил к двери, скинул тяжелый дергающийся крюк.

–Сейчас! Минутку, сейчас!..– бормотал он.

В рванувшуюся дверь вскочила растрепанная, где-то – где? когда? – виденная уже женщина. Вадик рассмотрел сначала расширенные, почти неподвижные глаза, а потом вздрагивающие накрашенные губы.

– Дядя Саша помирает! – крикнула женщина, растерянно водя глазами по клетушке медпункта, наткнулась взглядом на Вадика и, подавшись к нему так, что Вадика коснулось ее дыхание, теперь уже шепотом повторила: – Помирает!.. Все!..– Она сморщилась, заплакав, плечи у нее затряслись. Потом вдруг, посмотрев Вадику в лицо, кинулась в дверь и побежала к дому егеря дяди Саши.

Вадик сделал шаг через порог, увидел удаляющуюся фигуру женщины, мелькающие белые голени, что-то яркое и короткое, выглядывающее из-под ватника, накинутого на ее плечи. И, словно опамятовавшись, он не побежал, а затоптался на месте: он что-то позабыл и, вспомнив, бросился обратно в свою клетушку-медпункт, надел брюки, сунул ноги в кеды, но, корявые, они никак не налезали.

С той секунды, когда женщина, крикнув ему в лицо "Все!", побежала к дяде Саше, в Вадике включились и пошли какие-то часы, и сейчас., топчась в медпункте, бестолково собираясь, Вадик чувствовал все убыстряющийся их бег. Отшвырнув кеды, он схватил наготове лежавший чемоданчик и прыгнул за порог, на холодную сырую землю, вздрогнул– от ударившего его холодка и пустился вдогонку за женщиной; скоро опередил ее, мельком отметил, что у нее одышка, с маху перескочил низенький штакетник и через ступеньку взлетел на крыльцо.

Дверь веранды была полуотворена; Вадик помнил, что она туго открывается, протиснулся в нее и тут же, у порога, увидел дядю Сашу.

Он лежал на полу, на расстеленных овчинах, приподнимаясь на локтях; на подернутом легкой синевой лице был ужас. Вытаращив глаза, дядя Саша следил за струей воды, которую его жена Надежда лила ему на грудь, и черные набряклые губы дяди Саши шевелились, будто бы стараясь подхватить эту воду.

Вадик еще успел заметить каких-то людей, столпившихся в дверях горницы, круглые глаза двух девчонок, но тут в дальнем углу веранды произошло движение – о* посмотрел туда и увидел медсестру Марью Андреевну. Она что-то неторопливо искала в своем саквояже, не обращая внимания на появление Вадика.

А дядя Саша узнал Вадика и попытался ему что-то сказать – дернул кадыком.

– Понятно, понятно! – быстро отозвался Вадик и оттолкнул руку Надежды с новой кружкой воды.– Лежи! Ложись на спину, дядя Саша! – Он положил руку ему на сердце, почувствовал дрожание и испугался. "Вразнос пошло,– понял он.– Пароксизмальная тахикардия? Доигрался!" Забормотал: – Сейчас, сейчас! Мврь-Андревна, здрасьте, что у вас там? – Обернувшись к медсестре, он увидел наполненный шприц.

– Строфант,– сухо ответила она. В ее руке уже белел кусочек ваты. Она подошла, наклонилась над дядей Сашей...

– Подождите пока... Надя, когда началось?

– Ночью еще,– всхлипнула Надежда,– Как выпили, так по веранде забегал, за сердце хватался. К вам меня не пускал... А уж под утро лег, да вот...

Дядя Саша, пуча глаза, сказал что-то вроде: "Пру!"

– Коли скорей! – крикнули от двери.– Рассусоливают тут, а человек кончается!..

– Действуй, действуй, Марь-Андревна! – сказал другой, густой голос.

– Шибко стучит только...– выговорил дядя Саша.– Не болит...

– Нельзя сейчас строфантин,– остановил Вадик Марь-Андревну.

– Ему всегда строфант помогал.– Марь-Андревна поджала губы.– Пожалуйста.– Она отошла к табуретке в дальнем углу, села там, спокойная, знающая и уверенная в себе.

– Ну, делай хоть чего-нибудь, медицина!-прогудели из горницы.– Спорят тут!..

Вадик оглянулся. Все смотрели сейчас не на дядю Сашу – на него, все ждали.

– А ну, выйдите! – сказал Вадик зло: он решился.– Ну! Быстро! И ты, Надя! – И как только двери в горницу затворились, он схватил левой рукой дядю Сашу за шею, потянул его на себя, как бы подсаживая, и резко и неожиданно, без замаха, ударил дядю Сашу в поддых...

– Ах! -.крикнула Марь-Андревна.

Егерь крякнул, обмякая в руках Вадика, валясь на спину.

– Нормально, нормально...– забормотал Вадик, успокаивая Марь-Андревну, егеря, себя.– Рефлекторная остановка. Старый способ... Сейчас, сейчас...

Дядя Саша пытался сесть, и Вадик, приобняв его за плечи, поддерживал, страховал. . – Да ты... что? – хватая ртом воздух, еле выговорил дядя Саша.– Что ж ты... делаешь, доктор?

– Стучит? – облегченно улыбаясь, спросил его Вадик прямо в ухо.

Дядя Саша прислушался к своим ощущениям и осторожно глубоко вздохнул. Он начал бледнеть, слабеть, и Вадик мягко опрокинул его на овчины. Дядя Саша молча полежал, медленно вздыхая и приложив, словно придерживая сердце, руку к груди. И было тихо.

За дверьми горницы молчали. Прислушивались.

Потом почти прежним своим голосом дядя Саша позвал:

– Надь!.. Заходи! Готово!..– Он перевел взгляд на Вадика.– А хорошо-то как!..– на пробу крикнул он.

Двери горницы распахнулись, на веранду полезли какие-то мужики с мятыми лицами, проскользнула осунувшаяся лицом Надежда. Все они обступили дядю Сашу, вытянувшегося в облегчении на овчинах, переглянулись и стали неуверенно улыбаться. Дядя Саша вдруг засмеялся.

– Конец кино! – сказал он и притянул к себе за руку Надежду. Она села рядом, закрыла глаза руками и затряслась то ли в слезах, то ли в смехе.

– Живой, Саня? Оклемался? – загудели приятели, неуклюже похлопывая дядю Сашу по плечам, по голове.

– Дай пять, доктор,– сунул руку черный и на медведя похожий мужчина.– Выручил... Медицина!..– От него крепко пахло соляркой.– Ну, ты даешь!– Он все держал Вадика за руку.

– Ладно, веселая компания,– освобождаясь от черного мужика, сказал Вадик.– Веселитесь дальше.– Он встал, оглядел их всех.– Дядь Саш! Тебе теперь ни грамма нельзя – а то повторится. И уже так легко не отделаешься.– Он посмотрел на раскинувшегося в слабости егеря.– В следующий раз можешь... того...

В почтительной тишине он измерил егерю артериальное давление и, покопавшись в чемоданчике, нашел пузырек, напоил каплями дядю Сашу и Надежду. Они выпили капли и заморщились. От едкого запаха все закрутили носами, попятились...

Марь-Андревна вдруг встала, щелкнула замком саквояжа и, перешагнув через ноги дяди Саши, вышла. Надежда проводила ее взглядом и повернулась к Вадику. А он подмигнул ей.

– Доктор, уважь!..– подсунулся к Вадику черный мужик со стаканом и початой бутылкой, но Надежда оттолкнула его.

– Спасибо, доктор! – сказала она, тррнув рукой лицо, бледное и усталое.– Спасибо.

Она вышла за ним на крыльцо и хотела, видимо, что-то сказать, но вдруг они услышали всхлип – где-то за углом егерского дома плакала та женщина, которая разбудила Вадика. Теперь он разглядел, что-то яркое на ней было короткой розовой комбинацией, открывающей полные белые ноги. – Не плачь, Вера,– весело сказала Надежда и подошла к ней.– Кончилось все. Вон – уже смеется!..– И верно, среди возбужденных голосов слышался тенорок дяди Саши,– Иди в дом. Голая ж ведь.– Надежда покосилась на Вадика, улыбнулась.– Чего дрожишь-то? Доктор не кусается.

– Я видела...– всхлипнула женщина.– Чего он сделал... •

Вадик засмеялся.

– Не реви!– сказал он ей, этой толстой и крупной девушке, продавщице из магазина.– Обошлось.

Надежда, обняв, увела продавщицу в дом; оттуда уже потянуло запахом табака, какой-то еды, донесся топот, гудение голосов. Вадик огляделся. С высокого крыльца егерского дома был виден весь их лагерь– и изба бывшего клуба с распахнутой дверью его клетушки, и длинное здание столовой, и две белесые палатки, растянутые под кроной старого" дуба, и флагшток с обвисшим вымпелом "ССО Лес-тех-2", а правее, из-под высокого берега, заросшего травой и крапивой, слышался спокойный плеск воды. Само водохранилище, "море", было еще закрыто висящим над водой туманом. Там, где он приподнимался, вода глянцевато блестела, была спокойной, и мостик, около которого, как впаянные в олово, застыли лодки, был сух. Солнце даже через туман начинало греть лицо, и по тому, как высоко было еще холодновато-голубое небо, по полосе облаков, лишь только отступающей к горизонту, Вадик понял, что день будет жаркий.

На сырых досках 6осиком стоять было холодно, и Вадик бегом вернулся в медпункт.

Был седьмой час утра. Ложиться спать не имело смысла, поэтому Вадик, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить ребят, навел порядок в своей клетушке и, захватив полотенце, ушел на берег и там приступил к так называемым водным процедурам: ну, разумеется, как врач он верил, что "в здоровом теле– здоровый дух-" и что "личный пример – наиболее действенная пропаганда".

Через полчаса, возвращаясь, он поднялся на обрыв, над которым был разбит лагерь их студенческого стройотряда, увидел, колыхающийся над печной трубой кухни дымок, еще слабый, жидкий, и завернул туда.

– Привет! – сказал он с порога. Сережа-комиссар, такой могучий, что при своем

среднем росте был похож на печь, рядом с которой он сейчас сидел, кивнул ему. Из-под темного волнистого чуба на Вадика глянули глубоко посаженные карие глаза.

– Работа спать не дает? Переполох был?

– Ничего особенного,– пренебрежительно отозвался Вадик.– Больше шума, чем дела.

– Доброе утречко! – высунувшись из-за фанерной перегородки, делящей столовую на кухню и зал, сказала маленькая Таня, брызнула в Вадика белозубой улыбкой, а Оля, Оля Смирнова, не показалась и голоса не подала. Она стояла у печи, спиной к Вадику.

– Здравствуйте, Оля! – заглянув ,за перегородку, напомнил о себе Вадик. Оля, так и не повернувшись к нему лицом, кивнула.– Помощь не нужна? – громко и весело спросил Вадик.– Хотите, девочки, помогу? Идите, займитесь собой.

– А мы уже умылись,– нараспев ответила Таня.– Нас комиссар отпуская. Вода была!.. Прелесть-теплая.– Она все еще улыбалась Вадику, как бы приглашая подольше поговорить с ней.

– Ну, и отлично, -довольно бодро сказал Вадик, а сам все смотрел на Олину спину.– Я возьму горячей водички?

Медленно выскабливаясь у себя в медпункте и рассматривая свое лицо – и чистую розовую кожу припухших со сна щек и крепкий подбородок,– он насвистывал битловскую "Естерди". Уже ополоснув лицо, взглянул на себя в зеркало и решил сбрить едва наметившиеся усишки. "Ну и колер,– в который раз досадовал Вадик.– Не рыжий и не темный. Выгорающий шатен. Наградили меня родители!.." – намыливая губу, размышлял он.

А через тоненькую стенку из сухой штукатурки было слышно, что ребята проснулись: на мальчишечьей половине кто-то надсадно закашлял (и Вадик озаботился на минутку), по обыкновению запела-завопила у девчонок дурнушка Элизабет: "Расцвели цветочки у меня в садочке..."

Экипировавшись в форму стройотрядовца -таков был приказ свыше,– Вадик отправился на кухню. С удовольствием отметил, что его вчерашнее замечание насчет косынок и фартуков принято во внимание, и дл? порядка спросил:

– Меню выдерживаем?

– А как же! – с готовностью отозвалась Таня.

– Ну, давайте я пробу сниму.

– Комиссар снял,– повернувшись наконец к нему, с насмешливой улыбкой проговорила Оля.

– Он просто позавтракал,– отпарировал Вадик. Вчера на эти же слова Оли он сказал, что комиссар соблазнился запахом – каша-то была подгорелой.

Таня подала ему тарелку с макаронами, Вадик обнюхал ее: "Угу!" – и встал у кухонной двери, чтобы не торчать в одиночестве в столовой.

– Осторожно! – сказала Оля, пронося мимо него тяжелые ведра с помоями. Она, ссутулясь, медленно пошла, боясь расплескать, и Вадик зарычал – увидел, как от дороги навстречу Оле помчались, виляя хвостами, две деревенские собаки.

– Всю деревенскую живность кормим,– вслух подумал он.– Вот оштрафует нас санэпидстанция... Крышкой хоть помойку закрываете? – спросил он, когда Оля завернула за угол избы.

– А они ловкие. Мордой крышку отодвинут...– откликнулась Таня.

На крыльцо, избы вышел командир, и отряд выстроился на линейку. Однако зарядку стал проводить комиссар, и Вадик прикинул про себя, что командир уже два дня не делает ее.

– Как макарончики? – ревниво поинтересовалась Таня.

– Объедение! – причмокнул Вадик.

– Нам Сережа хорошо помогает,– сказала Таня.– Такого бы мужика в мужья найти, да? – спросила она Олю, возвратившуюся с помытыми и почищенными ведрами, но та не ответила.

– Вот его-то и возьми,– посоветовал Вадик, наблюдая, как комиссар доканывает ребят наклонами вперед.– Комиссар, пощади!-крикнул он.

– Да он уже на веревочке,– засмеялась Таня.– И потом, мы своих не трогаем.

– Это кто же? – заинтересовался Вадик, перебирая в уме девочек стройотряда: Оля, Элизабет, Галина?

– Есть у него... Такая, столичная! – со значением сказала Таня.

– Чего разболталась! – шикнула на нее Оля.– Пора кипяток наливать.

– Давай я? – заботливо предложила Таня.

Вадик поставил тарелку на стол и вошел в кухню.

И чаны для воды и ковш были огромного размера, и как ими ухитрялись работать девочки, удивляло Вадика. Обычно поварихи, с которыми приходилось ему сталкиваться, были громадными, толстыми тетками, а тут Таня, хрупкая и маленькая, хотя и неунывающая, со своей постоянной белозубой улыбкой на личике. Она сразу же признала в Вадике еще одного своего начальника и приняла это просто и легко, всегда была рада поговорить с ним. А Оля, Оля почти никогда не улыбалась ему, не поднимала на него глаза. Чисто и опрятно одетая, в белой блузочке – на кухне, или в каком-то пестреньком выцветшем сарафанчике мелькающая днем по лагерю, она чуралась его. Овальное ее лицо было строгим, зеленые глаза временами темнели – сурова была она, сурова, ох!..

Схватив ковш, Вадик посмотрел на нее, быстро и ловко расставившую тесным квадратом синие эмалированные – гордость Вадика – чайники.

– Руки, пожалуйста, подальше! – попросил он и, расплескивая кипяток, роняя его дымящиеся куски на печь, залил первый чайник.– Извините, девочки,– первый блин!

– Ничего! – успокоила Таня. Ей, казалось, доставляло удовольствие глядеть на Вадика, орудующего ковшом. А Оля поторопила, сказала, как сквозь зубы:

– Побыстрей, не успеем.

Вадик не стал спорить, быстро залил оставшиеся чайники. Оля протянула руку за ковшом:

– Спасибо.

Столовая уже заполнялась ребятами. Вадик расписался в журнале: "5 июля. Завтрак принял на "хорошо",– и ушел к себе. Сел на бревнышко возле комнатушки-медпункта, закурил первую сигарету. Взглянув на часы, он дотянулся, достал из-под кровати сверток, водрузил над входом в медпункт белый флаг с красным крестом, повесил на гвоздик плакатик: "Медпункт ССО. Прием круглосуточно. Врач Андреев Вадим Владимирович". Поглядев на плакатик, он вздохнул.

Прошел мимо, пританцовывая, смуглый тонкий Автандил, поклонился; высоко пронес красивую голову Игорек – скосил глаза на Вадика; Витька-завхоз пожал руку, стрельнул сигарету и, едва прикурив, с озабоченным видом убежал куда-то за избу.

В дверях столовой появился командир: аккуратная стройная фигура в форменной куртке и офицерских галифе, заправленных в точеные сапоги, загорелое худощавое лицо, быстрые зоркие глаза. Командир увидел Вадика, поприветствовал его – то ли честь отдал, то ли помахал рукой.

– Доктор, спички есть?-Вадик кивнул.– Ну, давай!– Командир вытянул правую руку. Вадик вложил в коробок камушек и хотел перебросить его командиру, но тот уже шел к нему. Сел рядом, толкнув плечом, вытащил пачку папирос.

– Как дела, док? – бодро спросил он.– Никак утром за тобой прибегали? Спас кому-нибудь жизнь? Выполнил благородный долг?

В интонации командира было что-то насмешливое. Вадик чувствовал это с первого же дня, а вернее, еще раньше, еще когда их, врачей, представляли будущим командирам студенческих стройотрядов; теперь Вадик знал, что командир всегда и со всеми разговаривает так, будто подсмеивается.

– Слушай, док,– сказал командир.– Тебе не кажется, что мы ребят перекармливаем?

– С чего ты взял?

– Наблюдал: на тарелках у всех гарнир остается. Добавки не просят. Надо ведь, чтобы тарелку корочкой подчищали... Вот тогда – норма! – Он достал вторую папиросу.– Мы уже имеем перерасход по питанию, понял? Ну, завхозу я хвост накрутил. На кухне... тоже мозги вправил. Контроль нужен, доктор! – с упреком сказал командир. На верхнем левом веке у него намечался ячмень.

– Все продукты отпускаются по нормативам,– сухо ответил Вадик.– По инструкции. Слушай, давай я тебе глаз промою?

– А, ничего! – отмахнулся командир. Он послюнявил палец и почесал отекшее веко.– Сегодня кто-нибудь обязательно плюнет – вот и все лечение, верно? – Вадик посмеялся вместе с ним.– Значит, уменьши на десять процентов.

– Пока обождем,– отозвался Вадик, подавляя вздох.– Войдут ребята в норму – там видно будет. Понимаешь, это такой физиологический закон...

– Ну, док! Брось! – Командир похлопал Вадика по плечу.– Я сказал!..

– Это не твоя забота – кухня,– нажал голосом Вадик.– Все будет по инструкции.

– Ну, чего ты: инструкция, инструкция! Туалет чем тебе мешал? Зачем перенес? Два человеко-дня даром пропали.

– Чтобы штраф не платил отряд.– Вадик разозлился.– Нагрянет санэпидстанция, вот тогда завертимся! Ты сам виноват – без меня все распланировал, а теперь... Инструкция, понял?

– Ладно,– примирительно засмеялся командир.– Дело сделано, чего говорить. Словом, я дал приказ: мяса меньше, больше каш. Видал, стихи получились! Ну, ладно,– посмотрев на часы, сказал он.– Поехали с нами на объект? – Командир встал, подмигнул.

Вадик досадливо качнул головой.

– Прием у меня местного населения – в третий раз объясняю. Мне за это платят, понял? Сильный довод?

– Ну, кто к тебе сюда припрется? Здесь и народу-то не осталось, в дыре этой. Ну, сиди, отдыхай, ладно. И еще у меня к тебе вопрос, последний раз: в коммуну вступишь? Не надо выделяться, доктор! Вступай в коммуну, выгодно ведь, а?

– Нет,– сказал Вадик.– Слушай, что ты по три раза одно и то же спрашиваешь? Дразнишь меня, что ли?

– На всякий случай. Только потом локотки не кусай,– предупредил командир.– Мы здесь хорошо возьмем,– весело добавил он. Он собирался уже было отойти, но потом снова сел.– Слушай. Пойми, нужно, чтобы тебя ребята зауважали. Чтобы видели, что ты вроде них, работяга. Все с отрядом, а ты выделился. И так уже разные разговоры пресекаю. Какие? А говорят, что ты ловко устроился: при кухне, при бабах и со спиртом.– Командир захихикал.

– Ха-ха-ха! – передразнил его Вадик.– Кто же это такой юморист? Игорек?

– Да тебе с ним не потягаться,– незлобиво сказал командир.– Ладно, загорай, а мы пошли вкалывать. Во, погляди! – Он подтолкнул Вадика, кивнул на бредущего, наклонившись вперед, словно падая, Моню.– Во, придурок! И на объекте так же ходит. Будь моя воля – я бы его в отряд не взял. Навязали,– пожаловался он Вадику.– Ну, пускай пока походит. Может, Ольку по математике поднатаскает – хоть эта польза с него будет. Со зрением у него все в порядке?-вдруг заинтересованно спросил он.

Вадик слегка удивился вопросу, а потом вспомнил, что по зрению можно комиссовать. "Ах, ты!.."– разозлился он.

– Нормально.– Вадик проводил Моню взглядом.– У нас в отряде очки только у Игорька. Не знал? А у Мони просто походка такая – дефект воспитания, это бывает. Вот знаешь, с кем у нас не в порядке?

– Да знаю! Олька?

– Зачем ты ее в отряд взял? Ты-то знал, какие будут нагрузки. И поставил на кухню! Командир!.. У нее же ревматизм, наверное. Я-то помню ее по осмотру. И как ее не комиссовали?..

– Она до сих пор на тебя зуб имеет,– засмеялся командир.– Там, в комиссии, еще другой терапевт был. Написал: "Здорова". Подписал не глядя! – Он насмешливо сощурился.– Зимой ее на носилках из общежития увезли,– присматриваясь к Вадику, рассказал он.– А она из больницы сбежала. Сессия! Брось, доктор! Не маленькие мы тут, не дети. Ты забудь, что ты детский врач. Хочешь честно? Вот наш отряд и без врача может быть. Здесь у нас все здоровые. Потому что ребята чего поехали: заработать и отдохнуть по возможности. Вот так, если по-человечески. А ты – "инструкции"! Это положено, это не положено. Переэкзаменовка у нее осенью по высшей математике, понял? Так что я тебя не поддержу. И заработать ей надо. У тебя родители кто? О! – сказал командир.– Интеллигенция. А у нее отец– дрянь, алкаш. Да у матери еще двое пацанов на руках. Ольга себя и кормить и одеть должна. Тебе лет сколько? Года двадцать четыре? Во! А первую зарплату здесь получишь...– Он усмехнулся.– Ладно! Дай чего-нибудь от головы.

– Ты заболел? – простодушно спросил Вадик и, опомнившись, досадливо сморщился.– Ну-ка померяй температуру.

– У нас в училище врач – хирург! – по пульсу температуру измерял. Подержит полминутки и – "Встать! Симулянт! Кру-гом! Ша-гом арш!"– Командир вошел в медпункт, оглядел стены, увешанные медицинскими плакатами.

– С градусником вернее,– отозвался Вадик, роясь в чемоданчике.

Командир сидел на раскладушке для больных, а Вадик стоял у входа в медпункт, покуривая.

Температура оказалась нормальной. Вадик достал тонометр.

– Ха! Секешь! -хмыкнул командир и скинул куртку.

Сначала Вадик не поверил своим глазам и ушам, перемерил артериальное давление.

– Ну? – спросил командир сердито.– Высокое?

– У тебя что – гипертония? – озадачился Вадик.– Ну-ка, где твоя карточка?..

– Там-то все в ажуре,– усмехнулся командир.– Отчетность в порядке. Мы с Ольгой хорошего врача на комиссии нашли,– подмигнул он.– Меня из-за этого давления из училища, Высшего командного, комиссовали,– с тоской признался он.– Доказывал я им, доказывал, что при нагрузке у меня все путем... Гады вы, медики! Ну, где твой анальгин? Пора, сейчас машина придет.

– Понимаешь,– виновато сказал Вадик,– сейчас у меня ничего сильного нет... Но я достану! Сегодня же достану! Ты на стройку пока не ходи. Нельзя! Хуже будет!.. Да постой ты!

– Ладно, само пройдет,– отмахнулся командир.– Ты никому не болтай, понял? – Он подозрительно посмотрел на Вадика.

– Работай в тени! – крикнул ему вслед Вадик. Он перебрал медицинские карточки ребят. Олину и командирскую карточку заполнял Колька Суворов. "Коля!.."-про себя сказал Вадик.

Он пошел не по шоссе, а через деревню, по пыльной белой дороге, закрытой от солнца аллеей старых лип. Где-то в середине деревни аллея прерывалась, образуя въезд к бывшему господскому дому, несуразному из-за непропорциональности: остался лишь первый этаж с высокими окнами, изящным крыльцом-ротондой. "А еще два этажа война отрубила",– рассказывал дядя Саша – егерь.

За деревней лежало выгоревшее картофельное поле с жалкими ростками, сухое. На другом конце поля солнце все-таки допекло Вадика, он снял форменную куртку и сбегал к воде, ополоснулся. Потом дорога повела рощицей, вдоль забора дома отдыха, а потом он выбрался на зады центральной усадьбы совхоза, захламленные остовами раздетой сельскохозяйственной техники, прошел мимо глухих низеньких складов, мимо гаража, от которого сильно пахло бензином, по короткой улице из одинаковых двухэтажных домишек, тихих, с раскрытыми окнами, в которых набегающий от водохранилища ветер трепал прозрачные занавески. У палисадников были насыпаны кучи песка, валялись детские игрушки, лежал на боку велосипедик... Было тихо; ни петушиного пения, ни мычания коров, ни детских криков, один только серьезный голос диктора из громкоговорителя-колокольчика на центральной площади нарушал какую-то обеденную тишину. Площадь, чисто, по-городскому заасфальтированная, была огранена двухэтажными блочными зданиями дирекции, магазина, столовой и клуба.

На стенде у клуба висел еще белый, невыцветший плакат. Вадик прочел: "10 июля состоится вечер отдыха. Выступают гости – студенты строительного отряда. Лекция врача. Танцы".

За клубом поднималась решетчатая водонапорная башня. Ее вознесенная вверх и серебрящаяся на солнце емкость была краской стилизована под космический корабль. Вадик, задирая голову, обошел ее и увидел, что шутники оставили автограф: "ССО". Это было хорошо, это означало, что директор совхоза уже знаком со студенческими проблемами и должен с пониманием отнестись к просьбам Вадика насчет прачечной и бани.

Рядом с башней, в тени клуба, окруженная заборчиком, стояла ярко-голубая, с белыми окнами, похожая на большую ухоженную дачу амбулатория. У открытой калитки на скамеечке сидели две женщины в белых халатах. Когда Вадик к ним подошел, Марь-Андревна встала и ушла в амбулаторию.

– Как устроились, Вадим Владимирович? – спросила доктор Светлана Филипповна, вся круглая, добрая. Сейчас она улыбалась, и ее маленькие глазки над сдобными щеками сладко щурились.

– Спасибо.– Вадик присел рядом.– Все нормально. Туалет перенесли, гигиену поддерживаем. Только вот приема нет – не идут! – Он жалостно вздохнул.

– И не пойдут, Вадим Владимирович! – радостно сказала Светлана Филипповна. Она твердо сидела на скамейке, а руки у нее были быстрые, подвижные. Вот она поправила волосы, выбившиеся из-под накрахмаленной шапочки.– Маша, Марь-Андревна, их там вот так держит! – Она сжала толстенькие пальчики в кулак, и кулак оказался большим.– А, Маша? Ну, ничего, после сегодняшнего к вам толпой побегут! – Светлана Филипповна звонко просмеялась.– Где же вы научились приступы тахикардии этак снимать?

– Это старый способ,– скромно потупился Вадик,– позабытый. Мне его отец показал. Чего ж мне с приемом-то делать?

– Маша! – строго приказала Светлана Филипповна.– Все вызовы консультируй с Вадим Владимировичем. Хорошо? – спросила она у Вадика.– Ну, после сегодняшнего – пойдут! Только, деточка, Вадим Владимирович, и ночные вызовы бывают!

– Это ничего! – весело сказал Вадик.– Даже интересно.

Светлана Филипповна закачала головой.

– Ой, ой! А пока походите по домам, сделайте М44лость. Там у нас, на старой усадьбе, правда, одни старики остались. Проведите онкологическую диспансеризацию. Вот. А дальше видно будет! Э-эх! – протянула она, тяжело поднимаясь и с трудом делая толстыми,, неуклюжими ногами первые шаги к крыльцу.– Еще за жизнь наработаетесь!

– 'Я хотел попросить у вас что-нибудь гипотензивное,– скороговоркой приступил Вадик к делу.– У меня там гипертоник появился. Я, когда собирал аптечку, об этом не подумал и...

– Кто же это? – остановилась .Светлана Филипповна.– А, ваш, студент,– с облегчением сказала она. Поднявшись на крыльцо, она тяжело задышала.– Будьте поаккуратнее с больничными листами, Вадим Владимирович, деточка. А дибазольчик я вам сейчас дам.– Она вынесла ему три пачки.– Все что есть. Что, мало?

– А для инъекций? Ему курс нужен, внутривенный.– Он пристально смотрел на Светлану Филипповну.– Двадцать два года, стойкая гипертония,– пожаловался он.

– Молодой какой, жалко! – Светлана Филиппович покачала головой.– Надо же, у наших стариков до смерти давление хорошее, да, Маша?.. А если е/лу валерьяночки с бромом, а?

– Он меня с этой валерьяночкой знаете, куда пошлет? – Вадик усмехнулся.

– Куда нашего брата только не посылают! – засмеялась Светлана Филипповна.– Ну ладно, неприкосновенное отдам! – решилась она.– Маша! – крикнула она внутрь амбулатории.– Дай-ка мне ключи от сейфа!..

– Спасибо! – Вадик бережно принял коробки с ампулами.– Как только буду в городе – куплю, отдам. Премного благодарен,– повторял он, пятясь к двери.

А Светлана Филипповна смотрела ему вслед и вспоминала, как двадцать три года назад молодой вдовой, с дочкой приехала в деревню, какой был страшный' мороз, как синел снег под полозьями саней, на которых ей привезли первого больного, какой красной была кровь, льющаяся из -культи оторванного пальца.

– Маша! – сказала она, отдуваясь: солнышко уже доставало амбулаторное крыльцо.– Ты ему палки в колеса не вставляй, слышишь? – И дождалась ответа:

– Не буду, не буду! – И еще бурчания: – На нашу голову...

Около здания дирекции стояли два запыленных "газика", которых раньше не было, и Вадик решил, что начальство на месте.

Приемная пустовала, а дверь в кабинет директора была полуоткрыта, и Вадик заглянул туда. Прямо напротив двери в кресле с высокой спинкой сидел коренастый, плотноватый блондин. Белая рубашка подчеркивала красноту его лица, а справа от него Вадик увидел командира и Витю-завхоза; устроившись на краешках стульев, они напряженно слушали директора. Директор говорил:

– ...Поэтому мне от вас нужны темп и качество. Ну, а на нас обижаться не будете. Но и вашими проблемами меня не беспокойте. Ясно? – Он посмотрел на Вадика; – Ко мне? Представьтесь!

– Врач отряда. Айболит! – поспешно сказал командир.

– Заходите, доктор,– привстал директор.– Присаживайтесь. С вашей стороны какие-нибудь претензии есть? – спросил он, когда Вадик сел.

– Нет пока. Только просьбы. Насчет бани и прачечной.

– Ну, хоть у доктора никаких претензий. Уже легче! – улыбнулся директор.– Ваши просьбы удовлетворить просто. Дам команду. Вы по какой специальности?

– Детский врач он, Айболит! – опять забежал вперед командир.

– Ну, раз так, мне лично повезло,– серьезно сказал директор.– С дочкой приду к вам на прием, можно?

– С удовольствием! В любой день,– ответил Вадик.– Пожалуйста!

– Зачем? – удивился командир.– Вы мне скажите когда, я вам доктора пришлю.

– Ну,– директор покачал головой,– об этом я с доктором сам договорюсь.– Он помолчал, передумав что-то говорить.– Что касается ваших "левых" работ, халтурки, то я могу это опротестовать,– жестко сказал он командиру.– Выгода этих работ временная. Не зашейтесь потом на стройке!.. Закончим на этом,– решил он и встал, вышел с ними в приемную, где за столиком с машинкой теперь сидела машинистка-горбунья с ярко накрашенным ртом. Рядом с нею в пепельнице дымилась длинная сигарета.– Ты где была?

– В магазин за сигаретами ходила,– скрипучим голосом отозвалась секретарша.

– Вот, Тоня, командир и доктор студентов.– Он показал ей Вадика. Секретарша заулыбалась.– Оформи им мандаты, как в прошлом году. Это чтобы вас без разговоров совхозный транспорт подвозил, по необходимости,– пояснил директор.– Только не злоупотребляйте.

– Спасибо большое,– оглянувшись на завхоза, сказал командир.– А завхозу? Ну, ладно.

– Может быть, мне девочку сейчас посмотреть? – предложил Вадик.– У меня есть время.

– Спасибо, доктор.– Директор протянул Вадику руку.– Пошли! Тоня, я обедать.– Он кивнул недовольному чем-то командиру и, взяв Вадика за локоть, повел его в ближайший двухэтажный дом.