Текст книги "Глеб Белозерский"

Автор книги: Лев Демин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц)

Отправился в путь Глеб с небольшой свитой. Среди сопровождавших его спутников были неизменные иеромонах Ириней и сотник Григорий Меркурьев.

Принял Глеба, сопровождаемого Иринеем и Меркурьевым, сын Батыя, Сартак. Ириней был за толмача: усердный иеромонах освоил татарский язык, постоянно общаясь с людьми Бурхана.

– Мы интересуемся, как здоровье великого хана, – произнес Глеб.

– Я передам отцу, что русичи интересуются его здоровьем. Но он не сможет вас принять.

– Мы желаем великому хану доброго здоровья, – продолжал Глеб.

– Сие уже зависит не от нас. Великий хан прожил долгую жизнь и растратил много сил в походах.

Глеб припомнил, как искусно польстил хану Батыю, назвав его отцом. Батыю это понравилось, и он изрек: «Коли считаешь меня за отца, маленький русич, я найду тебе невесту».

Сартак благодушно рассмеялся в ответ на рассказ об этом и сказал с лукавинкой:

– Будет тебе невеста, маленький князь. Только подрасти. Одна из моих дочерей, внучка великого хана по имени Боракчина. Так мы назвали девочку в честь старшей жены Батыя. Хочешь увидеть ее?

– Хотел бы.

Сартак распорядился, чтобы привели девочку. Она оказалась примерно ровесницей Глеба, стройной и гибкой. Одеждой служили шелковые шаровары и короткая пестрая жилетка. Девочка прикрывала платком нижнюю часть лица, смущалась. Глаза большие и темные, словно две вишенки, смотрели настороженно и с любопытством.

– Тебе нравится, Бора, молодой русский князь? – спросил Сартак девочку.

Боракчина засмущалась и ничего не ответила, прикрывая лицо платком.

– Считай, князь Глеб, что у тебя есть невеста, – веско произнес Сартак.

Он отпустил проворно убежавшую девочку. Хлопнув в ладоши, Сартак вызвал прислужников и приказал им принести для русских гостей угощения. Появились фрукты: кисти винограда, абрикосы, орехи и кувшин с каким-то напитком. Напиток оказался кумысом, кобыльим молоком, непривычным для русских. Все же гости, пересилив себя, выпили по пиале.

Возвратившись в Ростов, Глеб рассказал матери и брату, что ханский сын Сартак, фактический правитель Золотой Орды, принимал его с честью и даже показал ему невесту…

Миновало еще два года. Глебу исполнилось четырнадцать лет. Был он рослым, плечистым, выглядел старше своих лет. Однажды в парадной палате княжеских хором собрались на совет князь Борис, княгиня-мать, владыка Кирилл и боярин Евлампий, управляющий княжеским хозяйством. Пригласили Глеба.

– Кто поведет речь? – как-то неуверенно вымолвил Борис.

– Тебе и вести. Ты князь ростовский, – твердо ответил епископ.

– Коли я… – Борис замялся. – Ты, Глебушка, повзрослел. Пора бы и в свой удел отправиться княжить.

– Как тебе угодно, Борисушка. Ты у нас старший в семье. Повелевай, – смиренно сказал Глеб – он ждал такого разговора.

– Значит, ты теперь удельный князь Белоозера.

– Коли тебе угодно, братец…

На этом и порешили – быть Глебу Васильковичу удельным князем белозерским. А стольным его городом быть Белоозеру. Над ним старший глава семьи – князь ростовский Борис Василькович, а над князем ростовским великий князь владимирский. Ныне великое княжение принадлежит князю Андрею Ярославичу.

Еще долго шел между братьями разговор, переходивший порой в спор. Какие волости из ростовских владений отойдут под власть белозерского князя? Не получится ли, что владения князя Глеба охватят слишком обширную площадь: бассейн реки Шексны с притоками, берега Белого озера и впадающих в него рек и еще огромный край, который тянется от озера на север, к верховьям Онеги, включая озера Воже и Лаче?

Князь Борис приводил возражение:

– Не гоже такую обширную площадь отдавать под младший удел. Что же останется под властью Ростова?

Внес ясность боярин Евлампий.

– Белозерское княжество на первый взгляд обширно. Да ведь это леса и болота. И население его не достигает и малой части населения ростовской половины. Князь Борис, не останешься в накладе.

– Коли так… – с сомнением согласился Борис.

Еще разгорелся спор между братьями относительно численности дружины, которая будет сопровождать князя Глеба на Белоозеро. Глеб настаивал на том, чтобы ему передали то ростовское войско, которое было под началом Антипа Евлампиева. Борис уперся.

– Ростовское войско ослаблять не гоже. Наберешь, Глебка, своих воинов на Белоозере. Дам тебе два десятка, и хватит.

Владыка и боярин поддержали Бориса. Глебу осталось лишь согласиться, но он поставил свое условие.

– Не стану спорить, братец: пусть будет по-твоему. Но выполни и мою просьбу. Моими двумя десятками пусть командует Григорий Меркурьев. Не гоже, когда простой кузнец начальствует над другими.

– Что же ты хочешь? Из кузнеца сделать боярина?

– Вот именно, брат. Возведи Гришку в боярский сан. Он этого заслужил, ей-богу.

Глеб настоял на своем после долгих споров с братом. Григорий Меркурьев все же был возведен в сан боярина, получив грамоту, подписанную ростовским князем Борисом. Владыка Кирилл благословил новоявленного боярина.

Глава 5. ГЛЕБ ЗАНИМАЕТ БЕЛОЗЕРСКИЙ СТОЛ

Глеб Василькович, теперь князь белозерский, вышел из Ростова с небольшим караваном судов. Кроме двух десятков воинов во главе с Григорием Меркурьевым, ставшим неожиданно для всех боярином, и команды гребцов, молодого князя сопровождал ростовский владыка Кирилл.

– Посмотрю самолично, княже, какие нужды у церкви на Белоозере, – сказал епископ Глебу. – Полагаю, коли Белоозеро становится самостоятельным уделом, нужен в твоем стольном граде новый соборный храм, да чтоб затмил все другие храмы красой и просторами. Глянь-ка на этот лист.

Кирилл развернул рулон пергамента, на котором был начерчен план и изображался внешний вид храма, увенчанного одной большой и шестью малыми луковичными главками. План и рисунок исполнил ученый монах, сведущий в Церковной архитектуре.

– Пошто так много главок, владыка? – спросил Глеб, разглядывая пергамент.

– Северный обычай. Поездишь по волостям твоего удела, сам увидишь. Основной материал на севере дерево, добротная строевая сосна. Искусный умелец из дерева всякую всячину творит.

Начиналось лето. Река Которость, впадавшая в Волгу у Ярославля, еще не обмелела, тяжело груженные дощаники плыли легко, не царапая дно.

В Ярославле сделали остановку. Глеб с владыкой нанесли визит ярославскому князю Константину Всеволодовичу, сменившему на ярославском столе рано умершего брата Василия. Ярославские князья приходились ростовским двоюродными братьями и соседями. Ярославское княжество вклинивалось длинной полосой, тянувшейся вдоль Волги, а потом вдоль волжского притока, Мологи, разделяя владения Васильковичей.

Князь Константин, болезненный и бездетный, принял гостей радушно. За столом пожаловался, что Бог не порадовал детьми: жена, курская княжна Ольга Олеговна никак не разродится.

– Не сокрушайся, князь, – попытался утешить его владыка, – у тебя же растет племянница, дочка брата покойного.

– Мала еще. Десятый годок идет племяннице Марии.

– Подрастет.

– Еще не было случая, чтобы Рюриковичи передавали княжий стол женщине. Правда, было исключение: княгиня Ольга. Но она правила от имени сына Святослава во время его малолетства.

– Найдите жениха племяннице, достойного Рюриковича. Пусть он и наследует ваш ярославский стол, – весомо сказал владыка.

Кирилл отслужил службу в ярославском соборе, и караван тронулся дальше. Теперь приходилось плыть против течения по Волге до впадения в нее Шексны и далее вверх по Шексне. Гребцы налегали на весла, сменяя друг друга. Когда они совсем выбивались из сил, за весла брались люди из команды Григория Меркурьева.

Город Белоозеро вытянулся длинной извилистой лентой по правому берегу Шексны. В середине ленты взметнулся ввысь главный храм города, церковь Успенья, рядом с ней раскинулись палаты, которые давно уже занимал наместник Белоозера. Поближе к этим главным строениям жались усадьбы богатых купцов, дома духовенства, других именитых людей. А подальше рассыпались курные избы простолюдинов: ремесленников, рыбаков, лодочников.

Навстречу прибывшему каравану вышел наместник Федор Ефросинин, ветхий, седой как лунь. Владыка Кирилл первый заговорил с ним:

– Что обветшал, старче? Памятно мне, что ты не был таким, когда мы вместе с матушкой-княгиней и ее детками покидали Белоозеро.

– Да, владыка, обветшал я, – глухо ответил наместник, – а на то свои причины. Горе то какое на мои плечи легло. Оба сына моих в Ситской битве полегли. Еще надеялся на чудо, думал, скрываются где-нибудь в лесах сынки, вернутся живыми. Не дождался. Встретил человека, который своими глазами зрел их гибель.

– Держись, раб Божий Федор. Молись за упокой души сынов своих, – печально произнес владыка, благословляя старика.

– Князь-батюшка… – с надрывным страдальческим возгласом обратился Федор к Глебу.

– Что тебе угодно? – спросил Глеб.

– Уволь, батюшка. Не под силу мне бремя сие. Отпусти на покой. Не гожусь я тебе в помощники по дряхлости и хворям моим.

– С просьбой твоей разберемся, – сдержанно ответил Глеб. – А пока прикажи ударить в вечевой колокол. Пусть на площади соберется народ. Хочу сказать белозерцам слово. И владыке есть что сказать народу.

Ударили в вечевой колокол, всполошивший горожан. «Молодой князь прибыл, теперь на Белоозере свой князь», – такие новости передавали друг другу белозерцы. Площадь быстро заполнилась, пришли и жители ближайших деревень, русичи и весяне.

– Скажи свое слово, владыка. А я уж потом… – обратился Глеб к Кириллу.

– Как тебе угодно, князь, – согласился епископ.

– Люди Белоозера, – заговорил владыка Кирилл, – князь Глеб Василькович, сын убиенного великомученика Василька Константиновича вступает в княжение над Белоозером. По завещанию батюшки своего и по доброму согласию брата, князя ростовского Бориса, любите и почитайте князя Глеба.

Толпа ответила приветственными возгласами и выкриками:

– Доброго здравия тебе, князь Глеб! И многих лет жизни! Глеб поднял руку и помахал. Толпа не сразу, но утихомирилась.

– Други мои, белозерцы, – начал Глеб. – До сего дня Белоозеро было частью княжества Ростовского, управлял им наместник Федор Ефросинин. Поклонимся ему за верную службу, за то, что вырастил достойных сыновей. Храбро сражались они с ворогом и полегли в Ситской битве.

Глеб обнял старика и подвел его к перилам гульбища, чтоб его лучше видели столпившиеся на площади люди. Федор прослезился, отвечая на поклоны.

– Наместник попросил меня отпустить его на покой, – продолжал Глеб. – Одряхлел, мол, силы порастерял. С болью в сердце выполняю сию просьбу. Жаль расставаться с Федором. Но коли настаиваешь, старче… отпускаю. Дарю тебе усадьбу на берегу Белого озера, со слугами.

– Не надо мне усадьбы, не надо и слуг, княже, – слабым голосом возразил Федор. – Одно у меня желание – принять постриг и уйти в монастырь.

– Ну что ж, поможем сему желанию сбыться. Есть у нас с владыкой задумка основать на Белоозере монастырь. Ты, Федор, и будешь первым его иноком.

– Будет на Белоозере монастырь. Непременно будет, – произнес владыка Кирилл, обращаясь к толпе.

– А теперь, други мои, представляю вам моего нового управляющего. Это моя правая рука. Боярин Григорий Меркурьев.

В толпе раздались возгласы изумления и выкрики: «Гришка кузнец. Какой же он боярин!»

Глеб призвал толпу к тишине и громко произнес:

– Вы не ослышались. Григорий, сотник ростовского войска, возведен моим братом, князем Борисом, в боярское звание. Для этого он имел серьезные заслуги. Григорий, подойди ко мне.

Григорий вышел из передних рядов толпы и поднялся на крыльцо. Глеб похлопал его по спине и произнес:

– Приступим к делу, боярин Григорий…

По случаю принятия Глебом княжеской власти, владыка Кирилл повелел, чтобы во всех храмах Белоозера отслужили торжественный молебен. Кроме соборной церкви Успенья в городе было еще четыре храма поменьше и несколько часовен. Храм Успенья трудно было назвать собором. Невелик по размерам, он был выдержан в северном стиле – основная часть храма столпообразно тянется вверх. Столп увенчан главками-луковицами, крытыми лемехом. Храм изрядно обветшал, давно не обновлялся.

После торжественной службы владыка долго осматривал церковь Успенья и качал головой. Обветшала – ничего не скажешь. Некоторые из луковичных главок совсем покосились, сруб покривился. Надо строить новый храм: солиднее, монументальнее.

А князь Глеб бродил по наместническим палатам, в которых приходилось ему временно обитать. После ростовских княжеских палат они казались тесноватыми. Пожалуй, они были достойны только купца или боярина средней руки. К тому же все помещения находились в полном запустении, давно не убирались: за чистотой Федор, видимо, не следил.

По молодости своей Глеб во многих жизненных ситуациях испытывал затруднения. И старался в таких случаях полагаться на советы владыки Кирилла, пока тот оставался на Белоозере. А проблем в управлении княжеством возникало немало. Сперва озадачил молодого князя Григорий Меркурьев. Он вошел в рабочую комнату Глеба, деликатно постучав в дверь, и произнес:

– Я так понимаю, княже… Надо подумать о белозерском войске. Не из двадцати же человек оно будет состоять.

– А ты как считаешь? Сколько людей следовало бы набрать в твое войско? – спросил его в свою очередь Глеб.

– Полагаю, человек двести – триста.

– Не горячись, Григорий. Посоветуемся с владыкой. Он человек умудренный.

Пригласили владыку Кирилла. Он в свою очередь спросил Глеба:

– А ты как мыслишь, князь? Потребно тебе великое войско?

– Великое войско – великие расходы на содержание, – сказал сдержанно Глеб. – Белоозеро лежит в стороне от Волги, от оживленных дорог, от великого княжения. Ордынцы считают наш край медвежьим углом. Не верю я, чтобы на нас обрушилось вражеское нашествие. Появится, наконец, шайка новгородских ушкуйников – справимся малыми силами.

– Здраво рассуждаешь, князь, – поддержал его владыка.

– Значит, не станем увеличивать войско? – спросил обиженно Григорий.

– Нет, отчего не станем? – возразил Глеб. – Человек с полсотни, наверное, сможем набрать. Но не более. Подбирай, Гриша, мужиков покрепче, зорких стрелков…

Решили, что главной задачей будет строительство нового соборного храма взамен обветшавшего и расширение княжеских палат. Это возлагалось на Григория Меркурьева. Владыка наставлял новоиспеченного боярина, разворачивая перед ним пергаменты с чертежами.

Князь Глеб постепенно понял, что владыка Кирилл разносторонне одаренный человек: не только знающий богослов, начитанный человек, строитель, сведущий в архитектуре, но и опытный врачеватель. А узнал это Глеб Василькович при таких обстоятельствах.

Среди местных жителей была распространена глазная болезнь. Происходила она оттого, что избы простолюдинов обычно отапливались очагами без дымохода. Дым от очага стлался по избе, втягиваясь дымоходными отверстиями в потолке. Дым слепил глаза, заставлял людей тереть их, возникало воспаление век. Иногда воспаление принимало крайне болезненные формы, появлялось нагноение. Распухшие веки покрывались шелушащейся коростой, что вызывало нестерпимый зуд. Владыка Кирилл во время первого общения с толпой белозерцев, а потом и во время служения в храме приметил немало людей с больными глазами.

– Зайди ко мне, болящий, – сказал он одному, другому, страдавшему болезнью глаз. Отправляясь в поездку на Белоозеро, владыка прихватил с собой две больших глиняных фляги с чудодейственным настоем из лесных трав, снимавшим воспаление.

Промывание больных глаз снадобием возымело эффективное действие. О владыке заговорили как о волшебном целителе, обладающем всесильным средством. К нему толпами стали приходить больные. Владыка оказал помощь некоторым, а потом приостановил лечение.

– Сил моих не хватает на то, чтобы всех вас вылечить, – сказал он.

И принял решение.

– Я уеду в Ростов, а вы что? Опять будете страдать глазами? Разумней поступлю, коли научу врачевать кого-нибудь из местных.

Владыка Кирилл определил в качестве будущего врачевателя молодого дьякона одной из городских церквей. Терпеливо объяснял ему, какие лесные травы обладают лечебными свойствами и годятся для врачевания, в каких пропорциях надлежит смешивать их отвары, как обращаться с больными.

Затем епископ решил совершить поездку по ближайшим приходам белозерского княжества. Отъезжая, сказал дьякону:

– Приеду посмотрю, как ты, отче, усвоил мои уроки…

В городе тем временем полным ходом шли строительные работы. Расширялись княжеские палаты, надстраивались светлицы, воздвигались башенки с замысловатыми крышами. Главный фасад здания украшался новым гульбищем с витыми колоннами. Все пространство с палатами обносилось новой бревенчатой стеной с нарядными воротами. А рядом, на другом конце центральной площади города плотники ставили сруб новой Успенской соборной церкви взамен старой. Строители следовали чертежу, который привез владыка. Шестигранный столп, увенчанный луковичными главками, решили поднять выше прежнего, чтоб он был виден издалека, с противоположного берега Белого озера. К столпу примыкали приземистые приделы. Храм получался внушительный.

Тем временем владыка Кирилл, возвратившийся в Ростов, получил приглашение из Орды от Берке, брата хана Батыя. Хотя управление над Золотой Ордой было передано по воле больного и немощного Батыя его сыну, Сартаку, Берке был влиятельной фигурой в ханском окружении и рвался к власти. Он узнал от ростовского баскака Бурхана, посетившего Сарай, что владыка Кирилл – искусный врачеватель, превосходно лечивший больных. А сын Берке страдал болезнью глаз.

По дороге в Орду епископ Кирилл счел необходимым посетить Владимир, где недавно вступил на великое княжение Александр Ярославич, прозванный Невским, прежде княживший в Новгороде. Князь Александр завоевал среди русичей добрую славу и уважение, благодаря своим победам над шведами на Неве и ливонскими рыцарями на льду Чудского озера. Даже ханское окружение в Сарае говорило о князе Александре как о достойном военачальнике.

Несколько лет тому назад была упразднена Суздальская и Владимирская епархия, и владыка Кирилл оставался ближайшим иерархом, в ведении которого находилась и церковь Владимирщины. Однако, накрепко привязанный к Ростову, владыка не слишком охотно выбирался во Владимир. Появление на великокняжеском столе Александра Ярославича изменило его настроение: он захотел поближе познакомиться с прославленным князем.

Александр Ярославич, стройный, поджарый, с русой бородкой, выглядел молодо для своих лет. Принял он епископа Кирилла со всем дружелюбием. А когда узнал о цели его поездки в Орду, сказал поощрительно:

– Доброе дело задумал, владыка. Главное, уразумей обстановку в Сарае среди ближайших ханских родичей. Батый, говорят, совсем плох. Наверное, долго не протянет. Сартака не считают человеком сильным. Его устранить не трудно. А Берке властолюбив, хочет власти.

– Вот и хочу, князь Александр, поближе с ним познакомиться, узнать, что у него на уме. Поговаривают, что человек он жестокий. Если, не дай Бог, станет ханом Ордынским, нам от этого слаще не станет.

– Вот, вот… Посмотри на этого Берке с близкого расстояния, каков он?

– Посмотрю, князь. А знаешь, что о тебе говорят на Руси?

– Знаю, владыка. Или, лучше сказать, догадываюсь. Князь Александр, мол, удачлив. Шведов на реке Неве побил. Ливонцев на льду Чудского озера тоже разбил в пух и прах. Самого магистра пленил, военный опыт накопил. А коли так…

Александр Ярославич недоговорил.

– Понимаю тебя, князь, что ты хотел сказать. Не поступить ли так с татарвой, как мы поступили со шведами и немцами?

– Может быть, кто-то и думает так. Да только я иначе мыслю. Не настало еще время с татарвой сцепиться. Силенки у нас не те. Разобщены мы, раздроблены по весям, по уделам. И еще… уразумей, владыка. На сегодняшний день западный враг – шведы, немцы – враг первейший, паписты. Под знаменем папизма они несут русичам рабство, лишение государственности.

– Это ты верно говоришь, Ярославич.

– А Орда нас государственности не лишает. Только делает нас данниками. А зависимость – это еще не полная потеря государственности.

– То-то и оно, князь. С ханом можно поладить, выжить. И тем временем копить силы…

Епископ провел службу в главном соборе Владимира, а перед отъездом еще раз побеседовал с князем Александром Ярославичем. Великий князь поинтересовался, что из себя представляют братья Васильковичи.

– Мне ближе по душе младший, Глеб, – ответил Кирилл. – Юноша острого ума, сообразителен и по мере надобности хитер. Уже проявляет задатки государственной мудрости.

– Нужные качества в наше трудное время. Бог ему в помощь. При случае присмотрюсь к нему.

Тяжело больной Батый не пожелал или не смог принять владыку Кирилла. Правивший от имени больного хана его сын Сартак встретил епископа дружелюбно, позволил ему отслужить молебен для русичей, находившихся в то время в Сарае. В ханской столице всегда скапливалось немало русских князей с дружинами, купцов, не говоря уже о множестве невольников. Владыка хотел выяснить возможность открытия здесь постоянного православного храма.

– Можешь исцелить моего сына? – спросил, пригласив к себе Кирилла, Берке, брат Батыя.

– Чтобы ответить, надо видеть больного, – сдержанно ответил владыка.

– Сейчас увидишь, а если вылечишь, озолочу.

Привели сына Берке, худенького юношу. Красные распухшие веки почти полностью закрывали его слезящиеся глаза. Мальчик почти ничего не видел и передвигался маленькими шажками, словно ощупью. Кирилл осмотрел его глаза. Та же самая болезнь, что у белозерцев.

– Излечима болезнь твоего сына, – сказал владыка уверенно Берке. – Я привез для лечения этой болезни хорошее лекарство.

Кирилл тщательно промыл распухшие веки мальчика. После второго промывания опухоль спала, глаза стали открываться нормально. Вскоре прошло покраснение, и сын Берке стал нормально видеть.

Восхищенный результатами лечения, отец воскликнул:

– Какой награды желаешь, русич?

– Единственной награды, Берке, – сдержанно ответил Кирилл. – Достань мне разрешение отслужить службу по православному обряду для здешних русичей.

– Мало просишь. Я бы и на большее расщедрился.

– Не нужны мне твои щедроты.

– Напрасно так говоришь. Я многое могу. А если бы я был ханом, то позволил бы вам, русичам, открыть в Сарай-Бату свой храм.

Кирилл обратил внимание, общаясь с Берке, что тот неоднократно произносил эти слова: «А если бы я был ханом…» Не проговаривался ли честолюбивый Берке о своем стремлении прийти к власти, заняв ханский трон? Может быть.

Берке охотно и подолгу беседовал с владыкой Кириллом. Он говорил о своем намерении принять мусульманскую веру, которая, по его мнению, больше отвечает традициям и обычаям ордынцев. Взять хотя бы многоженство.

– Считаю, что принятие ислама давно в Орде ждут, – убежденно говорил Берке. – Многие ордынцы его уже приняли: камские булгары, половцы, жители Хорезма. Если бы я сегодня был ханом, я бы ускорил распространение ислама.

– А как же русичи?

– Оставайтесь со своей религией. И ордынцы, кому по душе ваша религия и ваш Бог, пусть берут пример с вас. Я не считаю, что ислам следует насаждать силой.

Кирилл возвратился в Ростов, сумев окрестить в Сарай-Бату несколько ордынцев, в том числе ханского племянника, получившего при крещении имя Петра.

…Тем временем в Золотой Орде происходили перемены. В 1255 году Батый умер. Ему наследовал сын Сартак. На первых порах существования золотоордынского государства ханы еще считали себя вассалами великого хана Монголии и отправлялись в его далекую резиденцию. Направился в Монголию и Сартак. Но он неожиданно умер на обратном пути из Монголии в свою Орду. Великий хан Монголии назначил преемником Сартака его сына, Улагчи. Но так как тот был еще малолетним, было возложено регентство на старшую жену Батыя. Но Улагчи недолго занимал ордынский престол, всего несколько месяцев. После его скоропостижной смерти ордынский престол достался брату Батыя Берке.

Эта новость дошла до города Владимира, когда там находился с визитом владыка Кирилл.

– Не кажется ли тебе странным и неожиданным то, что происходит в Орде? – спросил Александр Ярославович владыку. – Молодой и вполне здоровый хан Сартак умирает в пути. Его преемник, Улагчи, еще мальчик, тоже не оказывается живучим.

– Случайно это или преднамеренно – Бог рассудит, – произнес глубокомысленно Кирилл. – Встречаясь с Берке в Орде, я подмечал, что он часто повторяет: «Если бы я был ханом…» Наверное, произнося эти слова, он уже видел себя на ханском престоле.

А из Орды приходили новые и новые вести. Хан Берке объявил, что принимает ислам, но никого не принуждает следовать его примеру. Каждый ордынец волен молиться своему Богу, исповедовать свою религию, будь то ислам, христианство, буддизм или языческое идолопоклонство. Старая столица Золотой Орды Сарай-Бату не нравилась новому хану. Он решил основать новую, носящую его имя, – Сарай-Берке. Берке заявил, что приступит к ее строительству на берегу реки Ахтубы, севернее старой столицы.

Из первых распоряжений хана было очевидно, что он намерен усилить систему контроля над вассальными русскими княжествами. Было задумано проведение переписи населения Руси с целью более энергичного сбора дани. Ханские чиновники-баскаки должны были направляться в каждое княжество. Им предписывалось обеспечить регулярное и планомерное выкачивание дани с русских земель и жесткий контроль над доходами княжества. Князей, утаивавших от хана хотя бы часть своих доходов и пытавшихся не платить сполна дань, могла ожидать суровая кара.

Ордынские новости доходили и до Белоозера. Узнавал о них Глеб Василькович, посещая время от времени Ростов, чтобы повидать мать, брата Бориса и владыку Кирилла. О намерениях хана Берке поведал Глебу старый знакомый – баскак Бурхан. Глеб уже сносно говорил по-татарски, и это льстило Бурхану.

– О, якши, якши… Шибко хорошо говоришь по-нашему. Кто научил?

– Хороший учитель нашелся.

– Какой учитель?

– Понимаешь, Бурхан… Такая история приключилась. Один новгородский купец отправился в Сарай с товарами. А там ему понадобился работник. Выкупил у ордынца русского полонянина, а тот немало лет в ордынском полоне провел, по-вашему свободно говорил. Выпросил я у купца этого человека, он меня обучает.

– Получается у тебя, князь, неплохо.

– А ты не засиделся, Бурхан, в Ростове? Не тянет в Орду?

– Нет, князь, не тянет. Брат твой, Борис, предлагал на русскую службу перейти. Прозываться Баскаковым. Ты, говорит, не столь лют, как другие баскаки. С тобой можно поладить.

– И что ты решил, Бурхан?

– Думать надо.

Встречаясь с владыкой Кириллом, Глеб говорил о своих церковных делах.

– Горе у меня, владыка. Потерял настоятеля моего соборного храма, отстроенного с твоего благословения. Великолепный вышел храм, украшение Белоозера. И нет настоятеля, отца Лавра. Еще не старый был, но страдал желудочной болезнью.

– Упокой душу раба Божьего Лавра.

– Я бы осмелился попросить тебя, владыка…

– Угадываю, о чем хочешь попросить. Ты, кажется, уже просил как-то, чтоб отпустил на Белоозеро иеромонаха Иринея.

– Так ведь учитель мой. Многому меня научил. И настоятель собора Успенья был бы достойный.

– Отпущу к тебе, князь Глеб, Иринея. И позабочусь о его игуменском сане. Будетон моим викарием на Белоозере.

Глеб не сразу вспомнил значение слова «викарий» и спросил об этом владыку.

– Викарий – это значит помощник, заместитель главы епархии в своей округе…

Княгиня-мать радовалась встрече с сыном и одновременно печалилась.

– Совсем взрослый стал, Глебушка. И никак не оженишься.

– Так уж вышло, матушка.

– Сосватали бы тебе какую-нибудь из тверских или смоленских княжон.

– Связан, матушка. Крепкими путами связан, хоть и в холостяках хожу. Не до сватовства мне.

– Пошто так?

– Покойный хан Сартак расположен был ко мне. Обещал отдать мне в жены дочку свою. Видел ее совсем еще маленькой. Теперь, наверное, зрелая девица.

– Так в чем же дело? Бывает, русичи на ордынках женятся. Крестят невесту по православному обряду, дают ей русское имя.

– Если бы, матушка, было все так просто.

– А что не просто?

– Хан-то Сартак приказал долго жить. А сейчас царствует Берке, дядя его, человек суровый, жестокий. Идут слухи, что он помог Сартаку, племяннику своему, уйти в мир иной. По нраву ли Берке будет моя женитьба на дочке его племянника?

– Страсти какие, Глебушка.

– Вот именно. Коли смогу оказаться в Орде, поклонюсь Берке: рассуди, великий хан, есть ли у меня невеста. Коли есть, разреши увезти ее в Ростов, чтоб владыка Кирилл окрестил ее в нашу веру и обвенчал нас. Если это тебе не угодно, так и скажи.

– Так и поступи, Глебушка. Только не тяни: годы-то идут. Посмотри, у брата Бориса сынок Дмитрий растет.

– Племянничек хорош: в нашу породу удался…

Возвращаясь из Ростова в Белоозеро, Глеб Василькович неожиданно вспомнил русского пленника, выкупленного новгородским купцом и ставшим княжеским приближенным. С его помощью он научился говорить по-татарски. От этого русича по имени Данила Глеб узнал, что в Орде нередко практикуется выкуп полонян состоятельными русскими купцами, князьями, боярами.

И Глебу пришла мысль, которую он сперва почел невозможной: а что, если выкупить в Орде побольше русских полонян и расселить их по просторам Белозерского княжества? Здесь много лесных незаселенных пространств, прибрежных лугов, которые тянутся вдоль рек и вполне пригодны для земледелия. А почему невозможно? Были бы деньги для выкупа, много денег. Вот весь вопрос – где их найти?

Глеб поделился своими мыслями с Иринеем, сопровождавшим его:

– Что посоветуешь, батюшка Ириней?

– Что можно посоветовать, князь? Что здравый смысл подскажет. Отыщи богатых людей и обложи их пошлиной.

– Самые богатые люди на Белоозере – новгородские купцы. Они, минуя Белоозеро, направляются в северные края для торговли и промысла. Многие имеют свои лавки и в нашем городе.

– Пусть потрясут мошной.

– Хорошая мысль, отец Ириней…

Глеб Василькович решил исследовать путь, которым пользовались новгородские купцы. Для начала он, сопровождаемый малой свитой, всего из трех человек (Данила и два стражника), отправился в верховья реки Ковжи. Река эта впадала в Белое озеро со стороны его западного берега. Верховья Ковжи близко подходили к верховьям Вытегры, впадавшей в Онежское озеро. Водораздел между верховьями этих двух рек был невелик, он составлял всего несколько верст. Здесь новгородцы расчистили широкую просеку, проложили по ней бревенчатый настил и по нему без больших затруднений перетаскивали речные суда. Волок находился еще на Новгородской земле. В верховьях Ковжи начиналось уже Белозерское княжество. Селения здесь попадались редко, чаще они встречались по берегам Белого озера.