Текст книги "В дальних плаваниях и полетах"

Автор книги: Лев Хват

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

Над могилой путешественников возвышается крест с надписью «Памяти двенадцати офицеров и матросов с американского парового судна «Жаннетта», умерших от голода в дельте Лены в октябре 1881 года».

Вспоминая о трагической участи американских моряков, мы шли по широкой улице поселка Тикси. Из детского сада выбежала ватага ребятишек и с веселым гомоном бросилась врассыпную.

Грузчик с геркулесовским телосложением перехватил на бегу девчурку лет пяти и усадил себе на плечо. Обхватив голову великана в красной чалме, малютка встряхивала смешными косичками: «Ой, дядя Васильич! Ой, боюсь!» Вокруг воробушками прыгали и щебетали ее подружки. Одна, осмелев, ухватилась за рукав дяди Васильича: «И меня, и меня!» В недавней пустыне подрастало новое поколение. Сотни тиксинских детишек родились в этом полярном поселке; они еще не видели железной дороги, но отлично знали корабли, самолеты, вездеходы.

Гостей пригласили в клуб. Выступали тиксинские певцы, музыканты, танцоры…

В полночь протяжные гудки внезапно вызвали нас на берег. Там ожидал катер с ледокола. Второй штурман торопил:

– Не мешкайте, садитесь!

– Почему такая спешка?

– Идем к Тихому океану, в бухту Провидения.

Сквозное плавание через весь Северный морской путь! Мы повторим рейсы «Сибирякова» и «Челюскина», пройдем между Чукоткой и Аляской; снова я побываю в бухте Провидения, увижу Берингов пролив…

Спустя полчаса наш ледокол взял курс к проливу Санникова, к Восточно-Сибирскому морю.

ВОСЕМЬ ТЫСЯЧ МИЛЬ В СКВОЗНЫХ ПОХОДАХ

Три моря Советской Арктики остались позади: Баренцево, Карское и Лаптевых. На пути к Тихому океану оставалось пересечь еще два: Восточно-Сибирское и Чукотское. Флагманский корабль форсировал льды пролива Санникова.

– До чистой воды не более трех миль, но достанутся они нам нелегко, – сказал Белоусов.

Ледокол с полного хода взбирался на мощное поле, подминал и давил его, но через минуту-две застревал в густом месиве обломков. Снова стучала ручка машинного телеграфа: «Задний ход». Немного отступив, ледокол на полной скорости устремлялся вперед и рушил очередную преграду… Три мили потребовали двенадцати часов напряженного труда вахтенных. На палубу взбегали потные, покрытые угольной пылью кочегары, широко раскрыв рот, жадно вдыхали свежий воздух и слегка ошалелыми глазами мерили^{1} расстояние, оставшееся до разводья.

Капитан спустился в кают-компанию бледный и осунувшийся, но, как всегда, подтянутый, чисто выбритый.

– Вошли в Восточно-Сибирское море.

Месяц миновал, как мы оставили Кольский полуостров. Многие суда уже возвращались в Архангельск и Мурманск, забирая по пути арктические грузы. На востоке разгружались караваны из Баренцева и Белого морей. Яна, Индигирка, Колыма становились, как и Лена, оживленными транспортными артериями.

И вот – Чукотское море, последний этап Северного морского пути. Над побережьем сгустился туман, серая мгла скрыла мыс Шмидта, Ванкарем, Колючинскую губу – зловещую ловушку самолетов и кораблей.

К далекой этой окраине не так давно было приковано внимание миллионов людей. В нескольких десятках миль севернее нашего курса покоится на дне Чукотского моря раздавленный льдами «Челюскин». Сюда слетались посланные родиной героические пилоты. Они опускались в ледовом лагере и вывозили на берег людей. Лишь пять лет прошло с того времени. В морях, где с величайшей осторожностью пробивался сквозь льды одинокий «Челюскин», теперь уверенно идут десятки советских судов.

Под утро ледокол вступил в Берингов пролив. Я стоял на носовой палубе, всматриваясь в горизонт. Было пасмурно. Третий раз журналистская жизнь привела меня к морской границе Советского Союза и Соединенных Штатов Америки, третий раз за пять лет. Первое путешествие из Москвы к Берингову проливу проходило по восточному маршруту – через Владивосток и Камчатку. Во втором путешествии к рубежу Азиатского и Американского материков я двигался на запад: Москва – Париж – Гавр – Нью-Йорк – Сиэтл – Фэрбенкс – северо-западное побережье Аляски. Так замкнулась «кругосветка» протяжением почти тридцать тысяч километров. Теперь я снова видел темно-свинцовые воды Берингова пролива, достигнув его с севера – по великой водной магистрали Арктики. Четвертого пути сюда нет; Северо-западный проход, вдоль побережья Аляски и Канады, не используется для транспортного мореплавания. Мне посчастливилось изведать все три возможных маршрута.

Впереди возникли зыбкие контуры земли. Она казалась расплывчатым облаком, спустившимся к самому морю. Белоусов, высунувшись из рубки, нащупывал биноклем горизонт.

– Диомиды? – нетерпеливо крикнул я.

– Большой Диомид – наш, советский, а за ним – американский Малый Диомид, – отозвался Михаил Прокофьевич тоном человека, наблюдающего давно знакомый пейзаж.

Как занавес грандиозной сцены, на западе медленно поднимался туман. Из морской пучины, кипучей и пенной, вырастали мрачные отвесные скалы. Черные и темно-багровые утесы с изумрудными мшистыми пятнами беспорядочно теснились, не давая жизни ни деревцу, ни кустику. Волны яростно бились у подножия каменных великанов и рассыпались с бессильным клокотанием.

То был крайний северо-восточный уголок Советской страны. Где-то за грозными скалами скрывался Уэлен.

Мы шли на юг, удаляясь от Полярного круга. Каменистый барьер Азиатского побережья, изрезанного заливами и бухточками, то исчезал, то вновь появлялся в неясных очертаниях. Эхо вернуло протяжный гудок. Берег словно оборвался. У входа в узкие «ворота», как бессменный часовой, возвышался остроглавый утес, потоки источили его склоны. Ледокол входил в бухту Провидения. Ее фьорды – надежное пристанище от штормовых ветров и исполинских волн Тихого океана.

Но я не узнал Провидения. Панорама северного городка преобразила былую пустыню. На береговой подкове бухты весело дымились трубы домов. Вот здесь, близ берега, где пять лет назад чернела пирамида угля, выстроились у причала суда, громыхали транспортеры, подающие топливо. Там, где я впервые увидел чукотскую ярангу, блестели стекла парников. На каменистой площадке, отвоеванной у гор, возникла улица. Была мертвая, почти безлюдная бухта, забытый уголок земли и моря. Пришли советские люди – изыскатели, инженеры, строители – и за два-три года создали городок с тысячным населением, арктический порт двух океанов – Ледовитого и Тихого.

Три девушки спускались по горной тропе, неся на плечах круглые плетенки. Из-под бледно-зеленых листьев салата выглядывали сочные помидоры с красной лакированной кожицей, изумрудные огурчики, алые пучки редиса. Арктические агрономы победили природу. «У нас будут свои овощи», – утверждали энтузиасты. Многие сомневались: «Овощи – на краю Чукотки?» Но в первое же лето парники и теплицы Провидения дали пятнадцать тысяч огурцов, помидоры, лук, редис, салат, «Если и дальше так пойдет, будем экспортировать наши овощи на Камчатку и Сахалин», – шутили новоселы.

На белесой вершине медленно передвигались человеческие фигурки: геологи исследовали новые горные источники. К порту тянули водопроводные трубы.

Рядом с ледоколом встало громоздкое судно – китобойная матка «Алеут». Ее «детеныши», маленькие и быстрые китобойцы, промышляли в Анадырском заливе. «Алеут» источал тяжелые запахи. На просторной палубе, скользкой от воды и крови, мастера в брезентовых костюмах и высоких резиновых сапогах ловко распластывали кривыми ножами китовые туши, отделяя внутренности от жира и багрового мяса. Готовясь к подъему добычи, с кормы спустили стальные тросы лебедок: китобоец «Авангард» приволок на буксире двух китов. Флотилия вела счет шестой сотне животных, добытых за летние месяцы в Беринговом море. В бухте Провидения «Алеут» пополнял запасы топлива и пресной воды. Механизация порта еще не закончилась. Коренастые здоровяки, ритмично взмахивая лопатами, подавали уголь на ленты транспортеров, бежавшие к бункерам судна.

Наблюдая сноровку грузчиков, трудно было поверить, что эти чукчи и эскимосы лишь нынешним летом познакомились с непривычным делом. Впрочем, мы знали, что коренные жители Чукотки, прирожденные охотники-зверобои и оленеводы, показали себя способными водителями промысловых судов, механиками, строителями. Над горами и тундрой полуострова летали чукчи-пилоты. Их сестры работали учительницами и фельдшерицами, ведали детскими садами и интернатами. У чукотского народа появилась своя интеллигенция.

Курс ледокола лежал на юг, к бухте Игольной, где геологи открыли залежи топлива. Тихий океан был спокоен. Невдалеке от побережья Анадырского залива появились сверкающие фонтаны. Вокруг шныряли быстрые китобойцы из флотилии «Алеута». Вдруг, к нашему удивлению, на горизонте всплыли две подводные лодки с красными флажками на корпусе. Лодки держались неподвижно, будто выжидая. Минуты через три мы поняли, что это… убитые киты. Их накачали воздухом, чтобы туши держались на плаву, и установили отличительные флажки. Время от времени китобойцы собирают всю свою добычу и буксируют ее к «Алеуту».

В маленьких домиках бухты Угольной жило около ста человек. Попутно с промышленной разведкой они добыли тысячи тонн угля.

К ледоколу подошла шаланда, с нее перегрузили несколько тонн. Кочегары щупали черные куски, похваливали: «Хорош уголек!»

Скрылись за кормой воды Берингова пролива. Обогнув мыс Дежнева, мы вернулись в Ледовитый океан. Ледокол повторил походы «Сибирякова» и «Челюскина», оставалось пройти Северный морской путь в обратном направлении – по маршруту «Литке».

Ветры с материка далеко отогнали льды. В пути на запад мы почти не встречали препятствий. Корабельные коки шутливо ворчали: «Почему не предупредили нас, чтобы запастись льдом? Теперь только и гляди, не попортились бы продукты при этакой погодке!» 8 сентября ледокол миновал пролив Санникова, 10-го прошел мимо мыса Челюскин, а спустя еще два дня стал на якорь в бухте Диксон.

Круглые сутки слышались глухие удары по сваям, урчание механизмов, раскатистые взрывы. Бегали мотовозы и электрокары. Воздвигались жилые дома. На Диксоне сооружался центральный порт западной части Арктики. Сюда заходили ледокольные пароходы, доставившие грузы на полярные станции, и гидрографические суда. Полярная морская дорога обставлялась: десятки маячных огней зажглись на островах и побережье Ледовитого океана.

Навигация шла к концу, корабли покидали Арктику. Сто четыре судна побывали тем летом в водах Северного морского пути, одиннадцать совершили сквозное плавание между двумя океанами.

Флагманский ледокол приближался к Кольскому полуострову. Оставались последние десятки из восьми тысяч миль нашего морского похода. За девять недель мы дважды проделали сквозное арктическое плавание; впервые Северный морской путь был пройден за одну навигацию в оба конца.

Нам не пришлось испытать невзгод, выпадавших на долю многих экспедиций. Мы видели, как советские люди покоряют огромную северную страну, видели волнующую романтику арктических будней. Геологов, открывающих за Полярным кругом ценнейшие природные богатства. Самоотверженных моряков, пилотов, ученых. Чукчей за штурвалом самолета. Нежные овощи, выращенные в зоне вечного холода. Растущие города, клумбы, больницы и интернаты в недавнем царстве белого безмолвия. Чукотские школы, где учились будущие механики и руководители колхозов, педагоги и зоотехники, врачи и литераторы – творцы новой жизни.

Переваливаясь на крутых валах, ледокол подходил к Мурманску. Порывистый ветер вздымал седые волны.

notes

Примечания

1

В издании 1956 года роман назван «Время-не-ждет».

2

Советский журналист О. Строганов в недавние годы провел обстоятельное исследование судьбы «Н-209» (журнал «Наука и жизнь», 1966 г., № 2). Автор пишет, что в 1946 г. одна из английских газет сообщила, будто исландские рыбаки нашли у берегов Гренландии вмерзшие в лед доски, на которых было по-русски выжжено: «Август, 1937». Возможно, это были обломки тары от груза, который вез в США «Н-209»…

comments

Комментарии

1

В оригинале – меряли – V_E.