Текст книги "В дальних плаваниях и полетах"
Автор книги: Лев Хват
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)
Самолет опустился в Кливленде, крупном городе штата Огайо. Пассажиры побежали к буфету.
– Остановка десять минут, – прощебетала вдогонку заботливая стюардесса.
Она-то и поспешила распространить своего рода сенсацию: на борту самолета находится «джорналист фром Москоу». Попутчики представлялись и вручали мне визитные карточки, после чего начались расспросы, обнаружившие удивительную неосведомленность о советской действительности и своеобразные интересы: «Сколько денег получит Чкалов за перелет?», «Можно ли без специальной тренировки выдержать сибирские морозы?», «Есть ли у русских личные автомобили?», «А разрешается в России молиться богу?», «Может ли советский гражданин иметь собственный дом?», «Правда, что московские улицы шесть месяцев в году покрыты снегом и там разъезжают на тройках длиннобородые «амшики»?»…
В Кливленде к нам подсел приятный молодой человек. Он расспрашивал о Шолохове, об Ильфе и Петрове, интересовался новинками советской литературы, влюбленно говорил о чеховской драматургии. Это был преподаватель денверского колледжа.
С трехкилометровой высоты городки и фермы, полоски дорог и пятнышки озер производили впечатление макета, сделанного неумелой детской рукой. На горизонте ширилось озеро Мичиган, размерами немного уступающее нашему Аральскому морю. Самолет проходил над длинными и прямыми улицами города, растянувшегося на десятки километров вдоль берега озера. Мы прибыли в Чикаго, второй по численности населения город Соединенных Штатов.
Чикаго называли «мясной лавкой Америки». Этот центр мясной и консервной промышленности; вагоны-холодильники увозили продукцию чикагских боен во все штаты и в морские порты – для отправкк за океан.
В Чикаго мы пересели на другой самолет. Он ничем не отличался от прежнего, и даже новая стюардесса, одетая в небесно-голубую форму, поразительно напоминала ту, что осталась в Чикаго.
В городе Омаха, в штате Небраска, принесли пачку местных газет. Послышались возгласы: «О, русские скоро будут над Северным полюсом! Смелые люди!..»
На земле стемнело, а из кабины «Дугласа» все еще виднелось дневное светило, нависшее над горизонтом. Внизу тянулась холмистая местность штата Юта. Мы приближались к Солт-Лейк-Сити – Городу Соленого озера, былой «столице» мормонов. Вращающиеся маяки чертили световые круги, указывая путь пилотам. В холодном зеркале озер отражалась луна.
Эта солончаковая пустыня послужила некогда ареной кровопролитной драмы, режиссерами ее были главари мормонов. Кто они и откуда взялись?
На востоке США в тридцатых годах прошлого столетия объявился «вдохновенный пророк» Джозеф Смит. Он основал секту мормонов-многоженцев и провозгласил себя ее верховным вождем. Секта привлекала фанатичных, доверчивых, отчаявшихся людей, и они становились послушными рабами «пророка». К нему охотно шли бандиты, конокрады, фальшивомонетчики; преступный сброд составил ближайшее окружение мормонского владыки. Его мрачные прорицания приводили сектантов в исступление, изуверы юродствовали, дико завывая и гримасничая. Смит требовал беспрекословного подчинения, лично назначал непомерные оброки, а ослепленные, запуганные люди послушно несли ему дань. Влияние его было настолько обширно, что невежественный и наглый мошенник даже выставил свою кандидатуру на пост президента Соединенных Штатов.
Группа мормонов, предводительствуемая новым пророком – Брайамом Юнгом, в 1847 году отправилась на запад. Истребляя по пути коренное население, сектанты достигли индейской территории Юта, над которой мы теперь летим… Для постоянного жительства Юнг облюбовал долину Соленого озера. Введя свирепые телесные наказания и тайные убийства, он далеко превзошел своего предшественника. «Совет двенадцати апостолов» под председательством «патриарха» Юнга выносил смертные приговоры, а отряд «ангелов-мстителей» приводил их в исполнение. Десятки миссионеров распространяли «учение» кровавого деспота.
Он и организовал жестокое побоище в долине Соленого озера. Было это в 1857 году. Несколько сот переселенцев из штата Арканзас пробирались со своими семьями, скотом и домашним скарбом через мормонскую область в Калифорнию. Юнг потребовал, чтобы они присоединились к секте, но арканзасцы отказались. Тогда отряд вооруженных до зубов мормонов во главе с майором Ли окружил караван и отрезал его от источников питьевой воды. Четверо суток осажденные пытались прорвать кольцо. В лагере начались заболевания, измученные жаждой кони обрывали привязи и уносились в пустыню… Наконец майор Ли смягчился, снял осаду и разрешил переселенцам продолжать путь. Но когда те двинулись, вероломные сектанты и подстрекаемые ими индейцы открыли огонь. На земле осталось сто двадцать трупов.
Массовое злодейство восстановило всю страну против мормонов, но справедливый гнев американского народа не помешал Юнгу еще более двадцати лет беспощадно эксплуатировать сектантов. Деспот награбил пятнадцать миллионов долларов и умер, оставив девятнадцать жен.
К началу нашего столетия в мормонском Солт-Лейк-Сити было сто тысяч жителей, а всех мормонов в Америке почти полмиллиона. Хотя от былых «порядков» сохранились лишь воспоминания, приверженцы этой религиозной секты поныне вносят десятую часть своих доходов в фонд мормонской церкви, владеющей огромными капиталами.
Это не единственная секта в Соединенных Штатах, существуют всевозможные братства, легионы, ордены, фаланги…
Город Соленого озера порадовал новостями: Громов прошел над Северным полюсом, американские радиостанции слышат передачи с борта самолета. В Сиэтле перехватили радиограмму: «Привет завоевателям Арктики Папанину, Ширшову, Кренкелю, Федорову! Экипаж «АНТ-25» – Громов, Юмашев, Данилин». Миновав полюс, «РД» изменил курс; он шел на юг.
Пассажиры «Дугласа» спали, кое-кто разглядывал иллюстрированные журналы. Стюардесса – уже четвертая за этот день – подошла ко мне, присела на откидную скамеечку и непринужденно заговорила. Девушка рассказала о себе, о своей работе. Чтобы получить должность в авиакомпании, она, окончив среднюю школу, четыре года обучалась на курсах при госпитале, приобрела специальные знания и опыт ухода за больными. Стюардесса обслуживает здоровых людей, но она подготовлена к оказанию первой медицинской помощи, в ее распоряжении аптечка. Стюардесса обязана владеть хотя бы одним иностранным языком. А главное – умелое «обхождение» с пассажирами; они должны видеть стюардессу неизменно довольной и счастливой. Девушке с недостаточно привлекательной внешностью нечего рассчитывать на эту работу. Наконец, стюардесса обязана развлекать пассажиров, поддерживать любезный разговор. Вероятно, последнее и способствовало пашей беседе.
Открылся Сан-Франциско. Зарево огней полыхало над побережьем Калифорнии. Далеко в океане мерцали светлячки неведомых кораблей. «Дуглас» приземлился на Оклендском аэродроме. Шестнадцатичасовой полет через континент закончился.
МИРОВОЙ РЕКОРД ДАЛЬНОСТИ
День прошел в суматохе телефонных звонков и встреч с корреспондентами. Представители прессы осаждали советского консула в Сан-Франциско, расспрашивая о громовском экипаже.
«РД» летел над Канадой, Арктика осталась далеко позади. Громов радировал: «Прошу направить спортивных комиссаров на Оклендский аэродром для регистрации посадки». Метеорологи передали неприятную весть: все аэродромы у побережья океана вплоть до мексиканской границы в течение ночи будут закрыты туманом.
– Русские победили полярный шторм! Отважный прыжок через арктические льды! Калифорния ожидает второй советский экипаж! – голосили газетчики. Все другие события отошли на задний план.
В Сан-Франциско был поздний вечер, а в Москве – уже десять часов утра следующего дня. Мы ехали в Окленд. Ослепительно сияли гирлянды фонарей величайшего в мире семимильного моста, соединяющего два соседних города через залив. Консул включил радиоприемник.
«Громов летит над Калифорнией! – торжественно объявил диктор. – Начинаем музыкальную передачу в честь русских пилотов. Слушайте арию царя Бориса из оперы «Борис Годунов» в исполнении Федора Шаляпина…»
На Оклендский аэродром стекался народ. Предвидя наплыв корреспондентов, телеграфные компании установили батареи добавочных аппаратов и пишущих машинок.
Неожиданно Громов запросил: когда утром рассеется туман в Сан-Диего, у мексиканской границы? Корреспонденты ринулись к телефонам и на телеграф: «Русские намерены лететь дальше к югу?!» Возбуждение нарастало, в толпе упоминались имена французских авиаторов Кодоса и Росси, мировых рекордсменов.
Международные состязания на дальность официально начались в 1925 году, когда был зарегистрирован рекордный перелет французов Леметра и Аррашара: за двадцать пять часов они прошли без посадки по прямой линии 3166 километров. Через три года итальянцы установили новый рекорд, но вскоре первенство вернулось к французским пилотам, затем перешло к американцам, а от них – к англичанам: Гейфорд и Николетс на специально построенной машине перелетели из Англии в Южную Африку – 8544 километра. Произошло это в начале 1933 года, а пять месяцев спустя рекордом дальности вновь овладели французские летчики: Кодос и Росси на маршруте Нью-Йорк – Дамаск за семьдесят часов покрыли без посадки 9104 километра.
Необычайный прогресс авиации позволил за восемь лет почти утроить дальность полета. Но тут словно застопорилось: уже четыре года летчики Франции, Италии, Англии, Соединенных Штатов, Германии безуспешно пытались побить рекорд Кодоса и Росси. Маршруты беспосадочных рейсов пересекли в разных направлениях земной шар. Немало аварий и тяжелых катастроф повлекла борьба за мировой рекорд дальности, но Кодос и Росси оставались непобедимыми.
Теперь в международное состязание впервые официально вступили русские пилоты. Они летят на отечественной машине, созданной трудом советских конструкторов, рабочих, инженеров. На таком же самолете чкаловская тройка пересекла Полярный бассейн; если бы не циклоны, которые пришлось обходить, рекордом безусловно завладел бы Чкалов. Ясно, что шансы на победу у громовского экипажа очень велики, он почти у цели, но мало ли что бывает!..
Шли третьи сутки полета. То была первая ночь экипажа после старта; весь путь до Американского материка летчики одолели в условиях полярного дня. На Оклендском аэродроме определили: самолет – в ста километрах.
– Радиограмма от русских пилотов! Радиограмма от Громова! – кричал начальник аэродрома, протискиваясь через шумную толпу к спортивным комиссарам.
Все умолкли.
– Леди и джентльмены! Я сожалею, что должен разочаровать вас, – интригующим тоном произнес главный спортивный комиссар. – Мистер Громоу просит зарегистрировать п р о л е т над Сан-Франциско…
– Пролет?! Значит, они здесь не сядут?..
Мировой рекорд был уже побит, но в баках, очевидно, осталось много горючего, и Громов уверенно продолжал лететь на юг, увеличивая дальность.
Над аэрсдромом сгустились облака, и не было надежды разглядеть в ночном небе пролетающий «РД».
На взлетной дорожке стоял двухмоторный «Боинг», заказанный советским консулом. Мы полетели вдогонку Громову.
Всю ночь «Боинг» несся к югу над тихоокеанским побережьем. Радист самолета, непоседливый веселый мексиканец, каждые четверть часа выстукивал своим коллегам в Сан-Франциско: «Новости есть?» Получив отрицательный ответ, он просовывал голову в кабину и извиняющимся тоном докладывал: «Ваши летчики не дают о себе знать». Но вот радист вскочил и выпалил подслушанную им сенсацию: в Сан-Франциско только что вернулся самолет метеорологической службы, поднимавшийся на четыре тысячи метров; пилот заявил корреспондентам, будто разглядел в воздухе моноплан «невиданных очертаний, с чудовищным размахом крыльев».
– Будь оно неладно – это паблисити, рекламная шумиха! – рассмеялся летевший с нами советский инженер. – Ведь этакий пилот трижды поклянется, что видел за облаками самого черта в ступе, лишь бы разрекламировать себя в газетах…
Тревога наша росла: где же самолет? Аэродромы на побережье всё еще закрыты туманом. Справа – Тихий океан, слева – горный хребет Сьерра-Невада. Быть может, летчики ушли на восток, за горы, рассчитывая опуститься в пустыне? Или «РД» кружит где-то над побережьем, ожидая, когда утреннее солнце разгонит туман?
«Боинг» летел к мексиканской границе. Внизу лежал Сан-Диего, город с двухсоттысячным населением, одна из тихоокеанских баз военно-морского флота и авиации США. Светало, туман рассеивался. В подковообразной бухте плоскими серыми утюгами застыли авианосцы, взлетали гидропланы. Далеко в океане расплывались дымки пароходов. Зеленые кварталы Сан-Диего казались нарисованными. Мы пересекли город и продолжали лететь к южному рубежу Соединенных Штатов.
– Граница с Мексикой, – объявил консул, указывая на высохшее русло реки.
За пограничным мексиканским городком Аква Кальенте, что значит «горячая вода», самолет развернулся и над желтыми песками лег на обратный курс. Опустились в Сан-Диего. Заработал междугородный телефон.
– Сведений об «РД» до сих пор нет, в Москве беспокоятся, – сказал метеоролог Михаил Васильевич Беляков, поддерживавший из Сиэтла радиосвязь с Громовым.
Уже более шестидесяти часов «РД» в полете. Где экипаж? Сделана ли посадка? Как разыскать самолет, если он приземлился в горах или в мертвой, выжженной солнцем пустыне? Что предпринять?.. Но тут в кабинет начальника аэродрома Сан-Диего стремглав вбежал телеграфист с обрывком ленты в руке. Радостно приплясывая, он скороговоркой произносил невнятные фразы. Можно было уловить лишь хорошо известные слова «рашен флайерс» и многократно повторявшееся, совершенно непонятное «джасинто».
– «Русские летчики опустились на поле в трех милях от селения Сан-Джасинто, за пятнадцать миль от военного аэродрома Марчфилд», – прочел консул по ленте.
Я потащил телеграфиста в аппаратную. Короткая «молния» понеслась по проводам и подводному кабелю через Атлантику в Европу, в Москву, и спустя несколько минут в редакции узнали: «РД» пролетел около десяти тысяч трехсот километров – мировой рекорд дальности завоеван советской авиацией!
Нас не нужно было торопить: через полчаса «Боинг» описывал круги над краснокрылой машиной; она стояла в центре четырехугольника, образованного подоспевшими автомобилями.
Мы приземлились на Марчфилдском военном аэродроме.
– Советские пилоты прибыли в гарнизонный клуб, у самолета поставлена охрана, – доложил дежурный офицер консулу Советского Союза.
Над аэродромом прогремел салют в честь страны, приславшей своих летчиков в Соединенные Штаты Америки.
Спустя несколько минут мы обнимали и поздравляли героев. Обычно сдержанный и невозмутимый, Громов был возбужден, глаза его покраснели и припухли.
– После Чкалова, повторяя его маршрут, нам только одно и оставалось: прибыть в Америку с мировым рекордом, – сказал Михаил Михайлович.
Рекорд Кодоса и Росси был побит еще в трехстах километрах севернее Сан-Франциско, но экипаж до рассвета продолжал лететь на юг. Туман закрыл все побережье, а за хребтом Сьерра-Невада сияло голубое небо. «РД» кружил в зоне Сан-Диего, утопавшего в облаках. Громов ушел от тумана, отыскал подходящую площадку и, как всегда, мастерски посадил машину.
Можно бы лететь еще несколько часов – над Мексикой, но посадка была назначена в США.
Больше двух с половиной суток длился рекордный рейс, но для отдыха физически сильным, тренированным пилотам оказалось достаточно четырех часов. Громову подали правительственную телеграмму:
«Поздравляем с блестящим завершением перелета Москва – Северный полюс – Соединенные Штаты Америки и установлением мирового рекорда дальности полета по прямой. Восхищены вашим героизмом и искусством, проявленными при достижении новой победы советской авиации. Трудящиеся Советского Союза гордятся вашим успехом».
Михаил Михайлович еще раз перечитал телеграмму.
– У меня просто слов не хватает, чтобы выразить благодарность партии и правительству, – сказал он. – Ответим, что будем счастливы выполнять и в дальнейшем любые задания родины.
Пока Сергей Алексеевич Данилин под диктовку товарищей писал ответ в Кремль, марчфилдский телеграф, работая с небывалой нагрузкой, принимал бесчисленные приветствия…
К концу завтрака Андрей Борисович Юмашев извлек из кармана изрядно помятый конверт и вручил мне:
– Получайте письмо из редакции.
Лазарь Константинович Бронтман, мой друг-журналист, участник знаменитой воздушной экспедиции в центр Арктики снабдил конверт шутливой надписью: «Москва – Северный полюс (моя льдина) – Соединенные Штаты Америки. Воздушной трансполярной почтой. Рейсом № 2». Журналисты с увлечением разглядывали редкостное послание. Наутро в газетах появился снимок конверта с пояснительным текстом: «Первое письмо, прибывшее в США через Северный полюс».
Окруженный десятками корреспондентов, Громов рассказывал:
– Задолго до перелета начали мы внимательно изучать особенности своей машины. Нам нужно было точно знать, какую высоту и скорость надо выдерживать с изменением полетного веса по мере расхода горючего; требовалось определить, как следует лететь, чтобы увеличить дальность. Исследования эти экипаж проводил в содружестве с коллективом ученых, творцов нашей машины. Так появились графики – они показывали, на какой высоте и с какой скоростью надо лететь в различных условиях. Другой серьезной проблемой была, как вы, вероятно, догадываетесь, погода. Не приходилось, конечно, рассчитывать, что на протяжении десяти тысяч километров она неизменно будет благоприятной, беспокоила возможность обледенения. Вот почему мы в течение двух лет детально исследовали это опасное явление.
Журналисты старательно записывали. Неумолчно жужжали киносъемочные камеры, пощелкивали фотоаппараты.
– Чтобы побить мировой рекорд дальности, – продолжал Михаил Михайлович, – надо было строго придерживаться графика и ни в коем случае не отклоняться от курса. Экипаж не мог терять время на обход циклонов – это сократило бы дальность полета. У нас было непреклонное решение: только вперед и только по прямой. Мы стартовали, говоря себе: «Что бы ни случилось, спокойно: победа обеспечена!»
Громов немного подумал и откровенно сказал:
– Признаюсь, за всю жизнь у меня не было такого тяжелого старта, как в этот раз: имей мы на борту еще сотню килограммов, взлетной дорожки не хватило бы. Не напрасно экипаж, готовясь к полету, удалил из машины все лишнее и предельно сократил запас продовольствия.
Первый циклон поджидал «РД» у Земли Франца-Иосифа. Летчики вели машину вслепую, ориентируясь по сигналам радиомаяка острова Рудольфа. Стекла кабины покрылись ледяной корочкой. Внезапно в кабине посветлело – самолет выскочил из облачного месива. Над беспредельными льдами сияло полярное солнце.
«РД» пересек остров Рудольфа. Отсюда до американского острова Патрика, на протяжении почти двух с половиной тысяч километров, воздушный путь лежал над Ледовитым океаном.
На курсе снова появилась мощная облачность. «Только вперед и только по прямой!» Пробив второй циклон, самолет подошел к Северному полюсу. Данилин сверился с графиком.
– Идем с опережением на четырнадцать минут, – порадовал штурман.
Экипаж изменил курс и пошел по сто двадцатому меридиану – на Калифорнию…
Впереди показались какие-то тени. Скалы! Земля!.. Это был остров Патрика. За Землей Бэнкса вскоре показался материк. Тянулась канадская тундра – бесчисленные озера, болота, реки, кустарники. «РД» вышел к Скалистым горам, пересек хребты и оказался у Тихого океана. До Сан-Франциско оставалось немного…
– Экипаж был сильно утомлен, – рассказывал Михаил Михайлович, – но нас очень ободряли показатели бензинового счетчика: можно лететь дальше на юг! Юмашев и Данилин спрашивали: не следует ли передать радиограмму правительству, что мировой рекорд дальности уже побит? Но я решил выждать, пока дело не будет доведено до конца, пока мы не совершим посадку. Теперь все это в прошлом, но такое не забывается!.. Вы спрашиваете о нашем настроении? Разумеется, мы счастливы!
Как только летчики встали из-за стола, началась передача, организованная радиовещательной компанией. У микрофона с самодовольным видом расхаживал низкорослый щуплый человек в клетчатом малиновом пиджаке и мягкой черной шляпе – Уолтер Харвей, скромный фермер из Сан-Джасинто. Волею обстоятельств он стал популярной личностью, на его долю выпало в тот день первосортное паблисити.
Когда «РД» опустился на поле и Сергей Алексеевич Данилин выскочил из машины, невдалеке показался ветхий форд. За рулем сидел Уолтер Харвей. Данилин вручил фермеру заранее подготовленную записку на английском языке: «Мы, летчики Советского Союза, совершающие перелет из Москвы в Америку через Северный полюс, просим срочно сообщить советскому посольству в Вашингтон, местным властям и на ближайшие аэродромы, что мы благополучно опустились». Харвей заторопился на телефонную станцию, и через несколько минут мы в Сан-Диего узнали, что «РД» сделал посадку в ста пятнадцати километрах к северу от мексиканской границы.
Неведомый фермер приобрел известность, имя его обошло все газеты, появились портреты «удачливого Уолтера». Он быстро вошел во вкус и давал интервью. Сейчас Харвей выступал перед миллионами радиослушателей.
Паблисити Уолтера Харвея было недолговечно: на другой день о нем уже не упоминали ни газеты, ни радио. Но маленький фермер не упустил случая нажить толику денег. «РД» опустился на его земельном участке, и ловкий Харвей установил таксу за… осмотр советского самолета: квартер – четверть доллара с владельца каждого подъезжавшего сюда автомобиля. Он оборудовал палатку и стал продавать экскурсантам кока-кола. На дорогах к Сан-Джасинто появились указатели со стрелкой: «Путь к советскому самолету». Серебряные струйки потекли в карманы новоиспеченного бизнесмена. Лихорадочную деятельность оборотистый фермер проявил перед разборкой машины; он разослал в газеты соседних городов анонсы: «Еще только три дня вы можете видеть рекордный русский самолет!» Туда устремились сотни автомобилей…
В тот самый час, когда «РД» кружил над полем Уолтера Харвея, чкаловский экипаж покидал США. Настроение летчиков омрачалось отсутствием вестей о Громове. Но двумя часами позже, когда «Нормандия» вышла в океан, радиостанция парохода приняла короткую телеграмму из Марчфилда на имя первооткрывателей воздушного пути через полюс: «Мировой рекорд дальности побит. Приземлились в Южной Калифорнии». Чкалов, Байдуков и Беляков откликнулись: «Восхищены мастерством Громова, Юмашева и Данилина, которые подтвердили реальность воздушного сообщения из СССР в США через Арктику и завоевали во славу родины мировой рекорд на дальность. Советские самолеты должны летать дальше всех, выше всех, быстрее всех!»
У знаменитого советского пилота, сопровождаемого почтительными взорами пассажиров «Нормандии», завязался как-то вечером разговор с попутчиком – американским миллионером.
– Вы богаты, мистер Чкалов? – спросил капиталист.
– Очень! – сказал Валерий Павлович.
– А какой, позвольте спросить, у вас капитал? Во что оценивается ваше состояние, сэр?
– У меня сто семьдесят миллионов.
– О, сто семьдесят! – воскликнул собеседник Чкалова. – Чего же – рублей или долларов?
– Нет, сто семьдесят миллионов человек, которые работают на меня так же, как я работаю на них.
ПОЧЕТНЫЕ ГОСТИ КАЛИФОРНИИ
Из военного городка Марчфилд началось путешествие мировых рекордсменов по Калифорнии. Поздним вечером мы приехали в Сан-Диего. У подъезда отеля на пилотов ринулись корреспонденты, фотографы, кинооператоры. Громов погрустнел: «Вот тебе и отдых!» Снова приходилось давать интервью, отвечать на расспросы: «Что именно и в каком количестве съели вы, мистер Громоу, за последние сутки полета?», «А сильно вы мерзли над полюсом?», «Правда ли, сэр, что среди ваших продовольственных запасов было десять фунтов черной икры?»
– Кажется, оторвались, – со вздохом облегчения сказал Юмашев, войдя в вагон поезда, уходившего в Лос-Анжелес.
– Неужели удастся часок-другой вздремнуть? – проговорил Данилин.
Не прошло и минуты, как в вагон с шумом ввалилась веселая репортерская компания. Соседи-пассажиры отводили фотографов в сторону и перешептывались; бакалейщик Смит, судья Паркинс, дантист Ункельс и его самодовольная супруга заказывали фотоснимки, изображающие их в обществе пилотов, – паблисити!..
Рабочие делегации полуторамиллионного Лос-Анджелеса ждали советских гостей. Люди заполнили перрон, запасные пути, взобрались на площадки, крыши и буфера вагонов. Полетели букеты. Пилотам насилу удалось выбраться на вокзальную площадь, запруженную народом. Из группы русских, эмигрировавших в Калифорнию еще в царское время, вышел рослый человек с бородой по пояс, склонил седую голову: «Слава вам, русские люди!» Кто-то запел «Интернационал», его подхватили сотни голосов…
Солнце еще не поднималось над Сьерра-Невадой, малолюдны были живописные, радующие обильной тропической растительностью улицы красавца города, а у особняка советского консульства гудела толпа. В дверь стучались школьники, целыми классами приходившие за автографами. Фоторепортеры ждали выхода громовского экипажа. Посыльные несли пачки поздравительных телеграмм, записки от модных портных и парикмахеров, от владельцев магазинов и ресторанов, предлагавших пилотам свои услуги, нередко безвозмездно, – словом, все, как неделей раньше, было на другом конце США.
Летчиков пригласили на просмотр нового фильма с участием знаменитой Ширли Тэмпл, самой юной артистки Соединенных Штатов. Кудрявая, большеглазая, миловидная девочка встретила гостей с напускной важностью; ей, видимо, нравилось изображать надменную и капризную леди. Но стоило Ширли оставить эту роль, и она превратилась в обаятельного ребенка. С Громовым у маленькой артистки быстро завязалась дружба, а Юмашев – не только выдающийся пилот, но и художник – завоевал ее сердце, подарив Ширли рисунок, где она была изображена у штурвала «РД».
Держась за руку Михаила Михайловича, девочка вошла в зал. Поднялась овация, со всех сторон протягивали блокноты, листочки…
– Вы, оказывается, такой же несчастный, как я: вам тоже надо подписываться, раздавать автографы, – сочувственно сказала Ширли своему рослому приятелю и, поднявшись на цыпочки, зашептала: – Вы, мистер Громов, сделайте, как я: закажите в типографии много-много своих подписей и, уходя из дома, берите их с собой.
Чуть ли не с трех лет Ширли привлекла внимание голливудских деятелей. С одобрения родителей одаренного ребенка превратили в кинозвезду первой величины. Девочка стала неиссякаемым источником долларов для мистера Тэмпл, скромного калифорнийского клерка, и его чопорной супруги. Где бы ни появлялась Ширли, два мрачных вооруженных сыщика-детектива с оттопыренными карманами неотступно следовали за юной артисткой, оберегая ее от киднаперов – профессиональных похитителей детей.
Киднаперы орудовали во всех краях Соединенных Штатов. Неоднократно видели мы в общественных местах плакаты: «Сильвия Дресслер, четырех лет, голубые глаза, вьющиеся светло-каштановые волосы, похищена неизвестным. Всякий, кто нападет на след и поможет найти ребенка, получит 5000 долларов. Бенджамен Дресслер, обувная фирма, Чикаго». Далее указаны приметы похитителя и помещен портрет ребенка. На другом плакате финансист из Сан-Франциско, суля пятнадцать тысяч, взывал непосредственно к преступникам, увезшим его «обожаемого мальчика»…
Обычно через несколько дней после «киднапа» родители получают извещение: ребенок жив и здоров, но для нормального питания его требуется внушительная сумма, иначе кормление придется прекратить… Затем начинаются переговоры, причем посредничество в них нередко берут на себя… полицейские чины.
Мы выехали из Лос-Анджелеса на север – в Сан-Франциско. Калифорнийская автострада протянулась на пятьсот миль вдоль побережья Тихого океана, ровная, широкая, накатанная до блеска. Шофер, уступивший свое место Громову, беспокойно ерзал. Стрелка указателя скорости, вздрагивая, передвигалась все дальше вправо. Шестьдесят миль, семьдесят, восемьдесят… Ветер свистел в раскрытых окнах. На востоке в голубизне неба искрилась и сверкала зубчатая снежная гряда. У подножия хребта в пышной субтропической растительности, среди пальм и апельсиновых рощ, красовались дворцы и замки, белоснежные, розовые, лиловые виллы миллионеров. Роскошные яхты покачивались на легкой волне.
Мотоциклисты дорожной полиции, дюжие дяди в дымчатых очках, со здоровенным кольтом на бедре, рыскали по дорогам. Появляясь как из-под земли, они норовили незаметно пристроиться к чересчур резвому автомобилю.
Зарегистрировав автоматом недозволенную скорость, полисмен обгонял нарушителя правил, преграждал путь и, козырнув, вручал квитанцию на штраф. Никакие клятвы и мольбы не могли растрогать дорожного полисмена, памятующего, что неосторожность ежегодно губит десятки тысяч жизней.
Мимо пробегали схожие, как стандартные изделия, провинциальные городки с испанскими приставками к названиям – «сайта» и «сан», каждый со своим Бродвеем, центром торговли, увеселений и обилием реклам.
Рассвет застал нас в Сан-Франциско. Медленно таяла ажурная дымка тумана. Ветерок доносил запахи океана.
Пройдя в конец тихой улочки и поднявшись на гребень крутого холма, мы увидели небольшой островок Алькатраз с мрачным, средневекового типа зданием. Это была федеральная тюрьма Сан-Квентин, где в то время содержался главарь чикагских гангстеров Аль-Капонэ. Его безмятежное существование в алькатразском узилище служило американцам постоянным источником острот по адресу судей: профессиональный бандит, содержатель тайных притонов, терроризировавший Чикаго, был посажен в тюрьму по приговору суда за… сокрытие своих доходов от обложения налогом.
«Сан-Квентин – превосходная тюрьма, даже сам Капонэ не улизнет», – говорили американцы. Но он, похоже было, и не торопился покидать обитель, где устроился со всевозможными удобствами и чувствовал себя вполне вольготно. Сохранив награбленные миллионы и размышляя на лоне калифорнийской природы о дальнейших способах их приумножения, Капонэ недурно проводил время. Редакции присылали бойких репортеров, бандит давал интервью, газеты печатали его рассуждения на злободневные темы. В журналах появлялись лирические снимки: немолодой мужчина, плешивый и грузный, сидит на берегу пруда, закинув удочку; подпись – «Его невинные досуги»…
В Сан-Франциско наши летчики пробыли недолго. Газеты известили, что экипаж «РД» покидает Калифорнию.
ОТ МЕКСИКАНСКОЙ ГРАНИЦЫ – К АЛЯСКЕ
Ночной рейсовый самолет южной авиалинии Сан-Франциско – Вашингтон шел вдоль мексиканской границы. Экипаж «РД» собирался в ближайшие дни отплыть в Европу, на родину, и сейчас в качестве пассажиров летел к берегам Атлантики. Последний раз блеснул позади озаренный луной Тихий океан. «Дуглас» переваливал через хребты и долины, казавшиеся загадочными, призрачными. Проплывали скалистые вершины, острые пики, глубокие, извилистые каньоны, искрящиеся снегом высокогорные плато. От подножия Сьерры на сотни километров тянулась к востоку песчаная пустыня – Долина смерти, лежащая ниже уровня океана: соленые озера, высохшие русла рек, пески и пески… За рекой Колорадо начались обширные аризонские прерии.






