Текст книги "Чужое гнездо"
Автор книги: Лесли Пирс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)
– Посмотрим, что ты скажешь через пару месяцев, – рассмеялась Кэнди. – А теперь тебе не вредно проветриться. Не успеешь оглянуться, как лето закончится, а тебе еще надо освоиться в Лондоне, если ты собираешься зацепиться здесь.
Джози послушалась совета Кэнди и долго гуляла после обеда, погрузившись в мечты о славе и богатстве. Вчерашний дождь вымыл тротуары и листву на деревьях, и теперь перед ней предстал тот Лондон, о котором она грезила дома: Гайд-парк, причудливо извивающееся в нем озеро Серпантин, Букингемский дворец и Трафальгарская площадь, столь же величественные и великолепные, какими она себе их представляла. Восторг буквально переполнял ее. Она станет моделью, заработает кучу денег и сможет покупать себе ту одежду, которая ей нравится, у нее будет жилье, похожее на квартиру Уилла, она будет делать прически в дорогих салонах. Больше никогда ей не придется соскребать с тарелок чужие объедки!
Джози купила «Ивнинг Стандарт» и принялась изучать объявления о сдаче жилья. В Челси, о котором ей было известно, что это хороший район, предлагалась отдельная квартира с одной спальней стоимостью двадцать фунтов в неделю. Казалось смешным, что всего неделю назад она лихорадочно просматривала объявления в поисках комнаты, совмещающей в себе и спальню, и гостиную, считая, что шесть фунтов в неделю – это целое состояние.
Позже, когда она уже возвращалась домой на метро, мысли Джози обратились к Эллен. В последние недели она вспоминала сестру чуть ли не ежедневно, ей страшно хотелось дать знать о себе, но она не осмеливалась. Джози боялась довериться Эллен, вдруг та сообщит родителям ее лондонский адрес. А как она посмотрит на ее новую профессию? Встанет в позу оскорбленной невинности и заявит, что такие вещи невозможны для порядочной девушки? Или просто рассмеется и порадуется, что Джози повезло?
Она и в самом деле не знала, и от этого становилось немного грустно. Год назад она с легкостью могла предугадать любую реакцию Эллен, у них никогда не было секретов друг от друга. Джози вспомнила, как Эллен рассказывала о Пьере, полностью доверившись сестре и не опасаясь, что та проболтается родителям. Куда исчезло это доверие? Почему Эллен притворилась беременной? Неужели она просто искала оправдания своему отъезду? Отъезду без сестры, которую, как она сама говорила, искренне любит…
Однако в глубинах сознания Джози уже шевелилась другая мысль. Ведь могло случиться так, что Эллен, едва добравшись до Бристоля, решила больше не иметь ничего общего с собственным семейством. Та же ситуация была и в Хельстоне, когда Джози пришла к подобному выводу.
…Первого октября Джози стояла посреди своей новой квартиры, крепко сжимая ключ. Сердце ее трепетало от радости и возбуждения.
Найти новое жилье оказалось нелегко. Она обнаружила, что владельцы квартир и агенты по найму поголовно страдают болезненной подозрительностью. Но вмешался Толкушка и помог ей снять квартиру в Элм-Парк-Гарденс, в Челси, оттуда было пять минут ходьбы до Кингз-роуд.
Многоэтажный дом был новым, построенным специально для сдачи внаем, не то что соседние помпезные викторианские здания. В ее квартире, расположенной на четвертом этаже, было две комнаты, кухня и ванная. Мебель отсутствовала, если не считать газовой плиты, холодильника и ковров, покрывающих весь пол, но после кошмара Вестбурн-Парк-роуд Джози была бы счастлива спать даже на полу. Какое-то время придется обходиться тем, что есть, поскольку денег для покупки мебели у нее уже не оставалось.
Ни единого дня она больше не работала официанткой. Теперь она снималась у Толкушки семь раз в неделю, и хотя за это время заработала свыше девятисот фунтов, две сотни из них ушли на задаток при получении ключей, еще сто фунтов составила предварительная арендная плата, вдобавок пришлось отдать огромный залог. Остальное она истратила на одежду, питание и мелкие расходы.
Джози по секрету спросила Тину, разумно ли тратить большую часть своих доходов ради обретения крыши над головой? Но Тина только посмеялась от души и заметила, что деньги Джози зарабатывает отнюдь не маленькие, кроме того, следует помнить: если она когда-нибудь решит съехать из дома, ей вернут задаток и залог.
Джози сняла пальто и внесла в спальню чемодан и сверток с одеждой. Здесь по крайней мере был встроенный шкаф, и развешивая в нем свои наряды, она отбросила тревожные мысли, начав размышлять о будущем. Толкушка не уставал повторять, что она – лакомый кусочек. Как только Джози исполнится шестнадцать, он сможет пристраивать ее фотографии в престижных иллюстрированных изданиях, и она с легкостью может стать знаменитостью.
Покончив с одеждой, Джози принялась распаковать коробку, где лежали новый утюг, фен для сушки волос, радиоприемник и кое-какие кухонные принадлежности. Извлекая вещи одну за другой, она с гордостью повторяла про себя, что приобрела их на собственные деньги. Эти обычные предметы были осязаемым доказательством того, что она поднялась еще на одну ступеньку по пути к вершине.
Однако сейчас больше всего на свете она хотела иметь друга. Прежде ей и в голову не могло прийти, что она может скучать по Розмари, другим школьным подругам, но не проходило дня без воспоминаний о них, без попыток представить, чем сейчас занимаются сверстницы. Получила ли Розмари работу? Кто занял освободившееся место в конторе морских грузоперевозок?
Думала она и о родителях, всякий раз задаваясь вопросом, предпринимали ли они попытки найти ее. Ей казалось вполне вероятным, что, получив от нее открытку, отец и мать просто выбросили ее из головы, и хотя, в некоторой степени, именно этого она и добивалась, было больно думать о той легкости, с которой они могли забыть дочь.
Наконец, Эллен. Джози написала ей, не указав обратного адреса под предлогом того, что вот-вот собирается переехать в более приличный район. Она сообщала сестре о своей новой работе и множестве новых друзей.
Если бы это было правдой! Джози быстро обнаружила, что Лондон – не самое приветливое место. Здесь не удавалось завязывать отношения с людьми так же легко, как это получалось у нее в Корнуолле. Имей она подругу, они могли бы вместе посещать бар, кофейню или дискотеки, но ходить по таким заведениям в одиночку было не принято.
Девушки, которых она встречала на студии, были намного старше. Будучи хитрыми и опытными, они попросту делали вид, что не замечают ее. Даже Тина с Кэнди стали относиться к Джози заметно прохладнее. Они останавливались переброситься словечком, интересовались, как идут дела, но Джози видела – они не испытывают желания сблизиться. Ни разу девушки не пригласили ее даже выпить вместе чашку кофе. Теперь же, когда она обзавелась этой квартирой, она отдала бы все на свете, чтобы рядом была хоть одна живая душа.
Толкушка назначил сеансы фотосъемок сегодня на вторую половину дня и на завтра, хотя обычно никто из девушек не работал в субботу после обеда. Он словно чувствовал, что она одинока, что у нее закончились деньги, и пытался решить обе проблемы сразу.
Разложив по местам свои немногочисленные приобретения, Джози уселась на пол в гостиной, прислонилась спиной к стене и закурила. Если быть честной, она не понимала, почему продолжает курить; ей не нравились ни вкус сигарет, ни их запах. Дома она единственный раз попробовала затянуться дымом в компании Розмари. Но здесь, среди лондонской суеты, ей казалось, что курят все без исключения, и она не желала выглядеть белой вороной.
Обводя взглядом пустую комнату, Джози неожиданно расплакалась. Она не могла понять, почему это случилось, ведь она работала как проклятая, чтобы получить эту квартиру, в течение трех недель не думала ни о чем другом, но теперь, оказавшись здесь, почувствовала себя совершенно одинокой и никому не нужной.
Спустя примерно полчаса она заставила себя встать и отправилась умываться. Ванная была совсем крошечной, зато чистой и светлой, и ей стало немного легче, когда взгляд ее упал на губку, зубную щетку полотенце, которые были ее собственными. Нечего было бояться, что кто-то их стащит.
– Давай, встряхнись, – обратилась она вслух к своему отражению в зеркале. – И кончай себя жалеть.
Когда двумя часами позже Джози появилась в студии, Толкушка приветствовал ее широкой улыбкой.
– Я купил тебе подарок, чтобы ты не замерзла в своей квартирке, – сказал он, показывая на огромный пакет из универсального магазина «Сэлфриджес».
Печаль Джози мгновенно испарилась.
– О, Толкушка, – воскликнула она, – как это мило с твоей стороны! Скажи, ради всего святого, что это такое?
– Нечто полезное, – ответил он. – Ну давай же, открывай!
В пакете оказалось розовое шелковое стеганое одеяло на гагачьем пуху. У Джози было только грубое серое покрывало, которое она забрала из квартиры по Вестбурн-Парк-роуд, и как раз сегодня утром она вдруг сообразила, что у нее вообще нет никаких постельных принадлежностей. Заботливость Толкушки позволяла ей спать сегодня ночью по-человечески, а не одетой.
Она обняла босса, и ее глаза снова наполнились слезами.
– Ну, перестань же, – с напускной грубостью проворчал он. – Ты что-то слишком расчувствовалась, смотри, испортишь макияж, ведь Боб уже ждет. Кроме того, я хочу еще кое-что тебе сообщить. Завтра тебя будет снимать Марк Кинсэйл.
У Джози перехватило дыхание. Потрясенная, она молча уставилась на Толкушку. От других девушек она слышала об этом человеке, который считался выдающимся мастером. Девушки говорили, что время от времени он забредает сюда в надежде обнаружить в студии Толкушки необычное лицо.
– Меня? – тупо переспросила она. – Но почему?
Толкушка рассмеялся.
– Потому что ты молодая и красивая, почему же еще?
Четыре часа позирования пролетели незаметно. Джози витала в облаках. Она легко принимала рискованные позы, сидя верхом на стуле, позволила Бобу снять с себя лифчик и оставить блузку расстегнутой, а сама фантазировала о вечерних туалетах, убранстве новобрачной, меховых шубках.
Толкушка не только дал ей пятнадцать фунтов после сегодняшней съемки, но и добавил столько же за завтрашний сеанс, пояснив, что его не будет, а у Марка есть ключ, которым тот сам откроет студию.
– Смотри не опоздай и не перечь Марку ни в чем. Твое будущее целиком зависит от того, понравишься ты ему или нет.
Была уже половина третьего, когда Джози покинула студию, унося пакет с одеялом, и села в автобус, идущий до Уорлдз-энд, где располагались многочисленные магазинчики, торгующие подержанной мебелью. Там она намеревалась подыскать недорогую кровать.
Удача ей сопутствовала. В первой же лавке, куда она вошла, была выставлена очень хорошая раскладная тахта всего за пять фунтов, и владелец магазина пообещал Джози доставить покупку по дороге домой в шесть вечера.
Около пяти тридцати она с трудом поднималась по ступенькам на Элм-Парк-гарденс, обвешанная многочисленными пакетами. Она купила комплект постельного белья, розовое покрывало, две подушки и настольную лампу.
В ожидании, пока доставят кровать, Джози чувствовала себя на седьмом небе, все еще не веря своему везению. Сегодня она будет спать как королева, а завтра, если с Марком все пройдет хорошо, начнется ее восхождение к вершинам славы.
Растянувшись в тот же вечер на своем новом ложе, Джози вовсю наслаждалась комфортом. Еще никогда она не испытывала такого удовольствия, застилая постель, разглаживая простыни и загибая их уголки по-больничному, как учила ее мать.
Новую настольную лампу пришлось поставить на чемодан, превращенный ею в ночной столик с помощью широкой розовой юбки, которую она захватила с собой из дома. Еще сегодня утром Джози так и подмывало избавиться от нее, юбка казалась такой старомодной, но сейчас Джози была рада, что не сделала этого.
– Туалетный столик следующий, – удовлетворенно бормотала она. – Занавески, какой-нибудь красивый стульчик… А потом займемся гостиной…
Замечательно было иметь возможность в любое время принять ванну, хранить молоко, масло и другие продукты в прохладе холодильника, прижаться к батарее отопления, зная, что зимой ей будет здесь уютно и тепло!
Она стояла у окна, глядя на тихую, обсаженную деревьями улицу, подпевая звучащей по радио мелодии, и мечтала о том времени, когда ее квартира будет обставлена должным образом. Вскоре у нее появятся друзья, и она пригласит их к себе, чтобы они разделили с ней радость.
Джози чувствовала себя совершенно счастливой.
Глава двенадцатая
– Ты, должно быть, и есть Жожо?
У Джози отвисла челюсть, на короткое время она лишилась дара речи. Мужчина, непринужденно развалившийся на диванчике в студии, превосходил самые смелые ожидания по поводу того, как должен выглядеть знаменитый фотограф.
Марк Кинсэйл собственной персоной!
Ему было около тридцати, стройный, с прямыми волосами цвета воронова крыла до плеч. Кожу фотографа покрывал сильный загар, у него было удлиненное костистое лицо и орлиный нос. Марк Кинсэйл возлежал, словно римский патриций на ложе, хотя не имел ни лаврового венка, ни тоги. Однако его одежда разительно отличалась от той, в которой Джози привыкла видеть мужчин, даже поп-звезд с журнальных фотографий. На Марке были темно-зеленые вельветовые брюки, высокие башмаки из змеиной кожи и черный кожаный пиджак. Под пиджаком виднелась рубашка без ворота.
– Мистер Кинсэйл? – пролепетала Джози. – Меня действительно зовут Жожо. Я ведь не опоздала, верно?
Толкушка постоянно называл ее Жожо, и она сама начала пользоваться этим именем, поскольку оно, как ей казалось, звучало гораздо элегантнее, чем Джози. Но сейчас она вовсе не чувствовала себя элегантной, несмотря на то, что на ней были ее любимая черная мини-юбка с обтягивающим свитером в рубчик. Наверняка она выглядит сейчас нелепой рыжей пятнадцатилетней девчонкой из Фальмута, которая не имеет никаких оснований находиться возле такого известного человека. И уж тем более воображать, что он намеревается сделать из нее топ-модель.
– Убери из волос ленту, – приказал Кинсэйл, не меняя позы. – Мне не нравятся эти дурацкие повязки, они выглядят так, будто их позаимствовали в восемнадцатом веке.
Дрожащими руками Джози потянулась к затылку, чтобы развязать злосчастную ленту. Она давно заметила – все стильные девушки Лондона носят волосы стянутыми в пучок на затылке, как у Тома Джонса, и сама сделала так же. Внезапно ее охватил страх.
– А теперь опусти голову к коленям и встряхни волосами, – распорядился фотограф.
Джози сделала так, как ей велели. Когда она выпрямилась, то совершенно точно представляла себя в его глазах сущей ведьмой.
– Встань!
Джози покраснела, но повиновалась.
– Отлично, – сказал он. – Приступим.
– Как мне одеться? – спросила она, жутко боясь, что ее вынудят оставить волосы в таком диком беспорядке.
– Сойдет и твой наряд, – ответил Кинсэйл, оглядывая Джози с головы до ног. – Становись туда! – Он указал на голую стену, куда уже был направлен один из юпитеров.
Другие фотографы всегда подробно объясняли свой замысел – обычно это была какая-нибудь эротическая поза, или она должна была создать впечатление, будто ее застали врасплох. Теперь же, не получив никаких указаний, Джози почувствовала себя глупо и скованно. Она встала у стены, сцепила руки перед грудью, ожидая, что Марк скроется за стационарной камерой. Однако он остался на месте, пристально разглядывая ее.
Растерявшаяся девушка уже собралась было спросить, какую позу ей принять, но фотограф гибким кошачьим движением поднялся на ноги, и Джози заметила у него в руках небольшую фотокамеру.
Все было так странно и непривычно – Марк кружил вокруг нее, снимая под различными углами. При этом он не произносил ни слова.
– Хотите, я улыбнусь? – спросила Джози спустя некоторое время.
– Тебе хочется улыбаться? Что-то кажется тебе веселым? – поинтересовался Кинсэйл. Его глубокий голос эхом раскатился по пустой студии.
– В общем, да, – она не смогла сдержать улыбку, так как ситуация вдруг показалась ей забавной.
– Вот и славно, – сказал он, когда она прижала ладошку ко рту, чтобы подавить смешок. – Ты похожа на капризную озорную школьницу.
Эти слова сломали лед: она внезапно поняла – Марк хочет разглядеть в ней настоящую Джози, а не тот синтетический полуфабрикат, который так нравился другим фотографам. И тут же начала вести себя как дома, когда воображала себя моделью, расхаживая перед зеркалом и запуская пальцы в волосы. При этом она выглядела задумчивой, временами даже грустной. Молчание Кинсэйла, казалось, подтверждало, что она действует правильно. Он останавливался только для замены старой кассеты с пленкой на новую, его лицо выглядело довольным.
Потом он все-таки заставил ее надеть простое длинное платье из студийного гардероба и поправить макияж, сделав его более ярким. Но о «веселых картинках» не было речи, только в самом конце Марк попросил Джози надеть бикини.
Прошло больше трех часов, а он не произнес даже полусотни слов. Поэтому она была просто поражена, когда, закончив, Кинсэйл сказал, что приглашает ее пообедать с ним.
Похоже, ей не удалось скрыть изумления, и фотограф рассмеялся.
– Я снял тебя на пленку, – сказал он. – А теперь хочу познакомиться с тобой поближе.
Марк привел Джози в китайский ресторанчик неподалеку от студии и сам сделал заказ, словно заранее предугадав ее полнейшее незнание китайской кухни. Ожидая, когда подадут еду, он потягивал шотландское виски, а для девушки попросил принести кока-колу.
– Расскажи, как ты попала к Толкушке, – наконец проговорил он. – Я хочу знать, откуда ты родом, сколько тебе лет и кто твои родители. Не вздумай лгать! Если нам придется работать вместе, я должен знать правду.
Джози испытала нешуточное облегчение от того, что не нужно снова выдумывать, будто ей уже семнадцать, а ее семья живет в Лондоне, поэтому поведала об Уилле, Вестбурн-Парк-роуд и о кафе, в котором работала. А также о том, как Тина с Кэнди пригласили ее для встречи с Толкушкой.
Когда она покончила со своим жизнеописанием – Кинсэйл за это время не проронил ни слова – принесли еду. Джози в недоумении уставилась на бесчисленные крохотные тарелочки, полные яств, совершенно ей незнакомых, и Марк рассмеялся.
– Возьми всего понемногу и попробуй, – сказал он. – Увидишь, что на вкус это не так странно, как на вид. Ты слишком худая. Наверняка совсем ничего не ешь.
Это было правдой – со времени ее ухода из кафе она ни разу не обедала по-настоящему, перебиваясь сэндвичами, чипсами или гамбургерами. Поэтому Джози с аппетитом принялась за еду. Оказалось, что китайская кухня весьма недурна.
– Если ты намереваешься стать моделью, тебе придется следить за собой, – строго сказал Марк. – Тебе не удастся сохранить цвет лица, обходясь диетой из сигарет и шоколада. Понадобится сбалансированное питание, много фруктов и овощей. Еще – физические упражнения и полноценный сон.
Она кивнула. Уж что-что, а высыпалась она теперь от души, ей больше нечем было заняться в промежутках между съемками.
– Хорошо, я обязательно буду есть больше, согласилась она. – Толкушка тоже все время твердит об этом. Он очень добр ко мне. Даже подарил теплое одеяло…
Приподняв темную бровь, Марк бросил на нее странный взгляд.
– В чем дело? – спросила она, забеспокоившись, что брякнула не то.
– Толкушка просто мошенник, – резко проговорил он, заставив ее вздрогнуть от неожиданности. – Ты, наверное, не знаешь: у большинства так называемых фотографов, которые приходят к нему, фотоаппараты не заряжены.
Джози нахмурилась.
– Но зачем же тогда они делают вид, что снимают? – спросила она.
– Ловят кайф, созерцая девушек, на которых надето очень мало, и готовы неплохо платить за это удовольствие.
Джози была совершенно ошарашена, поэтому некоторое время не могла проронить ни слова. Затем она вспомнила, как Марк вставлял в камеру кассеты с пленкой, перематывал отснятое, а его карман к концу сеанса раздулся от использованных кассет. В студии такое ей приходилось видеть нечасто.
– Вы хотите сказать, что они просто глазеют на нас? – прошептала она, припоминая просьбы обнажить грудь или лечь, раздвинув ноги, с которыми к ней обращались.
Марк кивнул.
– Если бы вы, девочки, не гнались за деньгами, то давно бы все поняли сами, – сухо заметил он. – Во время настоящих съемок моделям всегда сообщают, как и для чего будут использованы фотографии, рядом находятся визажист и парихмахер-стилист, а компания-спонсор предоставляет костюмы для съемки. Я не понимаю, почему этого никто не замечает?! Да на кой дьявол могут кому-то понадобиться фотографии девушек, играющих в мяч посреди бутафорского пляжа?!!
– Толкушка говорил, что это нужно для туристических буклетов… – пробормотала Джози, с отвращением припоминая, как один из «фотографов» заставил ее прыгать – так, чтобы ее груди пришли в движение. Ей было не по себе, однако, тогда она не решилась воспротивиться.
– Толкушка действительно продает некоторые фотографии для календарей, дешевых дамских журнальчиков и тому подобной чепухи, но он ютился бы в жалкой муниципальной квартирке в Лэдброук Гроув, а вы, девочки, получали бы меньше официанток, если бы не эти похотливые ублюдки, которым нравится изображать из себя Дэвида Бэйли.
Чувство безопасности, которым Джози наслаждалась все последнее время, мгновенно испарилось. Значит, ее обманывали! Но теперь, когда она узнала правду – как ей теперь быть? Она не может позволить себе снимать жилье в Элм-Парк-Гарденс, работая официанткой. Глаза девушки наполнились слезами, она умоляюще взглянула на Марка, все еще надеясь, что он рассмеется и скажет, что пошутил.
– Чего ты ревешь? – жестко бросил он.
– Куда мне теперь деваться? – спросила она, вытирая слезы. – Я только вчера переехала в новую квартиру. Она очень дорогая.
Марк покачал головой. Выражение его лица сейчас было таким же, как у ее отца, когда Джози совершала очередную глупость.
– Тогда тебе повезло. Толкушка почуял, что у тебя есть задатки настоящей модели, и позвал меня. Иначе он подсунул бы тебя какому-нибудь состоятельному извращенцу.
Внезапно Джози сообразила – для нее еще не все потеряно.
– А у меня есть задатки? – робко спросила она.
Какое-то мгновение он смотрел на нее, словно взвешивая что-то. Джози затаила дыхание, сложив крестом указательный и средний пальцы.
– Да, есть, – наконец произнес Марк.
Джози просияла.
– Не радуйся раньше времени, – сурово обронил он. – У тебя смазливое личико и роскошные волосы, но этого мало.
– Я согласна на все что угодно, – выдохнула девушка. – Я все сделаю по-вашему.
Марк задумался.
– Послушай, Джози, это нелегко. Есть одна штука, ее называют «лицом времени». Никто не может предугадать, каким оно будет в следующее мгновение. Мода меняется быстро, а то, что считается «последним криком» сегодня, выглядит безнадежно устаревшим завтра. Кроме того, остается проблема твоего возраста и семьи. Ведь ты, по сути, беглянка. У меня могут быть большие неприятности.
– Но ведь прошло уже три месяца с тех пор, как я ушла из дома и меня никто не искал. Значит, им все равно, правда? И потом – нет такого закона, который бы запрещал работать вдали от дома в пятнадцать лет.
– Все зависит от отношения твоих родителей к тому, чем ты занимаешься, – сказал Марк. – Если родители решат, что тебе угрожает моральная или физическая опасность, они могут учредить над тобой опеку через суд.
– Да не станут они этого делать, – презрительно заявила Джози. – До тех пор, пока они периодически получают от меня письма, им наплевать, чем я занимаюсь.
Фотограф глубоко вздохнул.
– Я должен все обдумать, Жожо. Надо отпечатать сегодняшние снимки, показать их кое-кому. Возможно, ими заинтересуются. Тогда и решим, как с тобой быть дальше.
Он знаком попросил официанта принести счет, и Джози поняла – разговор окончен.
– Вы мне не дадите совет? – спросила она. – Как мне быть с работой у Толкушки?
Марк обернулся, взглянул на нее и неожиданно приподнял пальцем подбородок девушки. Глаза его стали темными и непроницаемыми, она даже не могла разглядеть зрачков.
– Это твое личное дело, – проговорил он. – Я тебе не сторож и уж тем более не ангел-хранитель.
– Но можно мне еще поработать с ним? – в отчаянии спросила Джози. – Мне необходимы деньги.
– Ты защищена лучше других девушек, – ответил Марк. – Если тебе нужны деньги – работай, но не вздумай болтать об услышанном сегодня.
Это было не совсем то, на что она рассчитывала.
– Может быть вы запишете мой адрес? – спросила она.
Кинсэйл кивнул, вытащил из кармана блокнот с ручкой и протянул ей.
– Не жди ответа раньше, чем через несколько недель. Но ради своего же блага держи язык за зубами…
На улице Марк распрощался с Джози и направился к своей машине. Разумеется, стоило бы подвезти девушку, может быть даже зайти в гости, чтобы осмотреть ее жилище, однако он хотел запомнить модель такой, какой увидел ее через видоискатель камеры.
Марку исполнилось тридцать семь, но выглядел он гораздо моложе своих лет. Он вполне мог представить себя отцом Джози, хотя никаких отцовских чувств не испытывал. Когда она вошла в студию, первой его мыслью было – на этой девчушке можно заработать настоящие деньги. Она была красивой, может быть, самой красивой девушкой из всех, кого ему довелось снимать, и при этом совершенно естественной.
«Эти волосы…» – бормотал он себе под нос. Ее непокорные кудри станут торговой маркой, фирменным знаком. Компании, производящие средства для ухода за волосами, будут молиться на нее, а у косметических фирм буквально потекут слюнки. Но было у Джози еще кое-что помимо волос – кожа, лицо и фигура. Просто бесподобные. Правда, она не слишком умна и до смешного наивна, однако стоит этим фотографиям появиться в прессе, как ее попросту растерзают рекламные агентства. Досадно, что ее откопал именно Толкушка! Просто так он с ней не расстанется.
Марк Кинсэйл ощущал: стиль жизни англичан скоро сильно переменится. В Лондоне это чувствовалось острее всего – менялись настроения людей, возникали все новые бутики, иной стала музыка, которую крутили на дискотеках, другие песни занимали первые места в музыкальных хит-парадах.
Он уже пережил нечто подобное раньше, в пятьдесят пятом, когда ему было всего двадцать восемь. Марк был женат, имел двоих детей и работал на одной из фабрик в Бирмингеме. Погоду тогда делали «Тедди Бойз», рок-н-ролл Билла Хэйли и «Комет». Именно они стали провозвестниками перемен. Тогда фотографирование было для Марка всего лишь безобидным увлечением, но стоило ему начать снимать «Тедди Бойз» и безумие посетителей танцзалов, как он сразу же понял, что хочет стать профессионалом. Самое большее, чего он мог добиться в Бирмингеме – редкие съемки свадебных торжеств и школьных выпускных балов. Тем не менее он относился к своим фотографиям со всей серьезностью, зная: единственным местом, где его признают, будет Лондон.
В конце войны Марку исполнилось семнадцать, а через год его призвали на срочную службу. Отбывание двухлетней воинской повинности вовсе не способствовало расширению кругозора. Подобно многим из числа его друзей, он рано женился и вскоре обзавелся детьми, поэтому ему было не из чего выбирать – приходилось заниматься прибыльным, но невыносимо скучным делом. Разумеется, это было жестоко – бросить семью и отправиться в Лондон на поиски удачи, однако Марк знал – если он останется в своей бирмингемской дыре, то вскоре возненавидит близких за то, что они приковали его к себе.
И все же революция, которую он предчувствовал, не разразилась. Замужние женщины по-прежнему сидели дома с детьми. Их мужья вкалывали как проклятые ради содержания семьи, находя утешение в приобретении автомобилей и телевизоров. Если закрыть глаза на то, что качество жизни несколько улучшилось, для большинства она осталась точно такой же, как до войны. Однако Марк не покинул Лондон, продолжая ежедневно запечатлевать те едва различимые глазом перемены, которые происходили вокруг, ему и в голову не приходило вернуться к семейному очагу.
Он еле-еле сводил концы с концами, продавая снимки «Тедди Бойз», бродяг, проституток района Сохо, битников из джаз-клубов, и постепенно приобретал репутацию фотографа, чьи снимки всегда имеют социальный подтекст. В 1957 году Марк получил премию за то, что сумел зафиксировать тревогу и беспокойство иммигрантов из Западной Индии, сходящих на пристань Саутгемптона. В пятьдесят восьмом кадры, запечатлевшие скорбь болельщиков «Манчестер Юнайтед», переживающих гибель любимой команды в авиакатастрофе, и снимки расовых волнений в Ноттинг-Хилл принесли Марку еще большую известность. Вскоре он добился признания как фотограф гражданского направления, газеты приглашали именно Кинсэйла, когда им требовались трогательные, но одновременно жестокие снимки для тех или иных статей.
Сейчас же, спустя десять лет после бегства из Бирмингема, Марк был совершенно уверен – перемены, которые витают в воздухе, не окажутся рождественскими хлопушками, как случилось в середине пятидесятых. Люди устали от однообразной и нудной работы, а послевоенные реформы вроде модернизации служб здравоохранения и социального обеспечения оказались пустой болтовней. Умами завладел лозунг «Все и сразу!», люди больше не хотели годами откладывать деньги на покупки, которые так и оставались несбыточной мечтой. В моду вошли баснословное богатство и пресыщенность, и Марк стремился это запечатлеть. Он по-прежнему делал снимки «с социальным подтекстом», но пропади они пропадом, все эти безработные, бродяги, расовые беспорядки и пикетчики; пришла пора подняться на более престижный уровень – и в личном, и в профессиональном планах.
Тем не менее Марк прекрасно понимал: если газетчики заметят, что он предает, более того – продает те самые идеалы, которые исповедовал столько лет, его попросту смешают с грязью. Он станет изгоем в глазах людей, создавших ему имя. Вплоть до сегодняшнего дня Кинсэйл мучился поисками ответа на вопрос: как подняться выше, не обнаруживая ни перед кем, что его совершенно не волнует тяжелое экономическое положение людей, попадающих к нему в кадр. Его интересовали только композиция и качество снимков, не более.
Жожо могла стать первой ступенькой на пути к настоящему успеху. Люди искренне верят в истории о Золушках, а он вполне способен состряпать для них еще одну. Дочь бедняка-фермера, которая отправилась покорять Лондон и едва спаслась от ужасов секс-индустрии – такая история придется по вкусу самым закоренелым циникам. Сюжет уже сложился у него в голове. Вначале – несколько снимков на Паддингтонском вокзале – девчушка с чемоданом, широко раскрывшая от испуга кукольные глазки. По версии для публики, снимки сделаны совершенно случайно, но едва фотограф проявил пленку, эта картинка стала буквально преследовать его. В течение нескольких недель он тщетно пытается разыскать среди миллионов лондонцев свою героиню – здесь следует привлечь толкового журналиста и опубликовать репортаж с описанием тех мест, куда попадают сбежавшие из дома подростки. Цель – ужаснуть и шокировать читателя. А затем внезапно свершается чудо: фотограф по чистой случайности находит девушку, уже стоящую на краю пропасти, и спасает ее, беря под свою опеку.
