Текст книги "Чужое гнездо"
Автор книги: Лесли Пирс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)
Annotation
– Многие приемные дети впоследствии так и не могут по-настоящему сблизиться со своими родными матерями, даже когда они абсолютно искренни друг с другом, – заметил Джоэль. – Вот почему я изначально был не в восторге от твоей идеи отыскать ее. Я опасался, что ты просто стремишься найти замену Лорне.
– Я никогда не ставила такой цели, – Дэйзи ласково провела кончиками пальцев по его озабоченному лицу. – Если быть до конца честной – мне не нужна другая мать. Меня привлекал сам процесс поисков и раскрытия тайны. Да какой тайны!..
Лесли Пирс
Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая
Глава шестая
Глава седьмая
Глава восьмая
Глава девятая
Глава десятая
Глава одиннадцатая
Глава двенадцатая
Глава тринадцатая
Глава четырнадцатая
Глава пятнадцатая
Глава шестнадцатая
Глава семнадцатая
Глава восемнадцатая
Глава девятнадцатая
Глава двадцатая
Глава двадцать первая
Глава двадцать вторая
Глава двадцать третья
Глава двадцать четвертая
Глава двадцать пятая
notes
1
2
3
Лесли Пирс
Чужое гнездо
Глава первая
Чезвик, Лондон, 1990
– Подойди сюда, моя милая, и возьми меня за руку. Ненавижу мелодраматические эффекты, но, по-моему, я умираю.
Дэйзи как раз выходила из спальни, потому что решила, что ее мать крепко спит. Услышав эти слова, она резко обернулась, испуганная и потрясенная.
У Лорны Бучен был рак. Два года она мужественно боролась с ним, пройдя все – облучения, операции и бесчисленные альтернативные методы терапии, и не теряла надежды, что ей станет лучше. Но два месяца назад врач сообщил ей, что рак дал метастазы по всему телу. Смирившись с этим, она отказалась от дальнейшего лечения в клинике, потому что хотела провести свои последние недели дома, с мужем и детьми.
В одно мгновение Дэйзи оказалась у постели матери.
– Я вызову врача, – проговорила она, чувствуя, как сердце бешено заколотилось от страха.
Лорна слабо улыбнулась дочери.
– Нет, милая моя, не стоит. У меня ничего не болит, и мне по-настоящему спокойно. Просто посиди со мной.
Дэйзи охватило смятение – не могла же она просто так, ничего не предпринимая, сидеть и смотреть как умирает ее мать. Но и спорить с ней в такую минуту она тоже не могла. Поэтому она стала поглаживать мать по голове, раздумывая, что необходимо сделать.
После радиотерапии Лорна лишилась своих чудесных волос цвета светлого меда, а те, которые отросли вместо них, были белесыми и мягкими, как у ребенка. Ее лицо исхудало и осунулось, потому что она сильно потеряла в весе, и даже ее синие глаза выцвели, став блекло-голубыми.
Какая несправедливость, подумала Дэйзи, что именно ее матери выпала такая участь. Ей всего пятьдесят, она была яркой, крепкой и здоровой, всегда модно одетой женщиной. Из-за живого и дружелюбного характера в окрестностях ее знали все и каждый. Лорна была из тех стойких женщин, которые могут без устали заниматься подготовкой к школьному празднику, а потом, в конце дня, когда любой другой на ее месте валился бы с ног от усталости, вдруг пригласить всех помощников к себе на импровизированную вечеринку и с наслаждением танцевать и веселиться до тех пор, пока не уйдет последний гость. Но – и это казалось чудом – на следующий день, еще до завтрака, весь дом уже сверкал чистотой и свежестью, словно накануне ничего не происходило.
– Я должна позвонить папе, – сказала Дэйзи после минутного колебания.
– Ни в коем случае, – на удивление твердо отозвалась Лорна. – Сегодня днем у него важная встреча, и я не хочу, чтобы он в панике мчался домой – это при таком-то движении на дороге.
– Но я должна сделать хоть что-то. Позволь мне позвонить в колледж и велеть близнецам вернуться домой.
– Нет, не стоит, они и так скоро будут дома.
Дэйзи бросила работу месяц назад, когда болезнь матери зашла так далеко, что ее уже нельзя было оставлять дома одну. Это вовсе не было жертвой – Дэйзи находила свою нынешнюю работу отвратительной, как находила отвратительными и прежние, которых насчитывались уже десятки. Вести же домашнее хозяйство и ухаживать за матерью ей нравилось, это у нее неплохо получалось, и она привыкла считать, что в состоянии справиться с любой неожиданностью. Но сейчас Дэйзи совершенно определенно знала, что в одиночку с этой ситуацией ей не совладать.
– В конце концов, я должна позвонить врачу, – решительно проговорила она.
Лорна упрямо отвернулась, словно пытаясь разубедить ее. Несмотря на это, Дэйзи сняла трубку телефона, стоявшего у кровати, и торопливо набрала номер хирургического отделения. – В этом нет никакой необходимости, мне нужна только ты, – произнесла Лорна слабым голосом, когда Дэйзи положила трубку. – Кроме того, мне нужно поговорить с тобой кое о чем.
– Хорошо, я серьезно займусь своей карьерой, – торопливо пробормотала Дэйзи, полагая, что именно это имела в виду мать. Ей уже исполнилось двадцать пять, и она знала, что родителей приводят в отчаяние ее беспомощность и отсутствие амбиций. – Я тут подумала – может быть, мне стоит поступить в полицию?
Лорна улыбнулась.
– Это совершенно не для тебя, ты терпеть не можешь, когда тобой командуют, и у тебя такой мягкий характер, что ты приглашала бы всех преступников домой на чашку чая.
– Ага, выходит, поговорим о Джоэле? – спросила Дэйзи.
Джоэль был ее приятелем-полицейским, они встречались уже целый год, что было настоящим рекордом по сравнению с другими ее романами. Он нравился родителям, и Дэйзи подумала, что, возможно, мать собирается убедить ее, чтобы она вышла за него замуж.
– Нет, не о Джоэле. Ты сама прекрасно управишься с ним. Я хотела поговорить с тобой о твоей настоящей матери.
Дэйзи с ужасом взглянула на мать:
– Я не хочу говорить о ней сейчас, – сказала она.
– Зато я хочу, – возразила Лорна. – Больше того – я хочу, чтобы ты разыскала ее, когда я умру. Я думаю, это тебе поможет.
При этих словах глаза Дэйзи наполнились слезами.
– Никто и ничто не заменит мне тебя, – горячо прошептала она. – Ты – моя настоящая мать. Мне больше никто не нужен.
О том, что ее удочерили, Дэйзи знала с самого раннего детства. Лорна и Джон сказали ей, что она стала для них даром Божьим, потому что они сами выбрали ее, в то время как у обычных родителей нет и намека на выбор. Даже когда ей исполнилось пять, и родились близнецы, – что было настоящим чудом, поскольку врачи сказали Лорне, что она бесплодна, – даже тогда ничего не изменилось. У Дэйзи никогда не возникало чувства, что родители любят их больше; она даже считала, что родители завели Тома и Люси только для того, чтобы доставить ей удовольствие. И ни разу за все эти годы не проявила ни малейшего интереса к своей кровной матери. Раз и навсегда она – Дэйзи Бучен, кем бы там она ни родилась.
– Это ты сейчас так думаешь, Диззи, – Лорна произнесла ее семейное прозвище с любовью, – но опыт подсказывает мне, что смерть в семье всегда порождает массу неожиданных вопросов и чувств. Я считаю, что если ты ее разыщешь, это поможет тебе пережить трудные времена.
Дэйзи не знала, что ответить. Лорна была не из тех, кто необдуманно говорит подобные вещи. Достоверно убедившись, что умирает, она организовала все – от ритуала собственных похорон до готовых блюд, которыми заполнила морозильник. В этих приготовлениях не было ничего ненормального, она всегда была такой, все просчитывая заранее, облегчая жизнь близких и делая ее более комфортной. И тем не менее, Дэйзи никак не могла понять, почему ее мать считает, что если она разыщет женщину, которая избавилась от нее много лет назад, когда она была еще совсем крошкой, это каким-то образом поможет ей пережить горе утраты близкого человека.
Она в задумчивости перевела взгляд на сад, разбитый на заднем дворе, который, как и все в доме, нес на себе отпечаток планомерных и терпеливых усилий Лорны. Сад был прекрасен, цветочный бордюр только начинал распускаться, а за ним стеной стояли голубые, розовые и лиловые цветущие растения. Жимолость почти полностью оплела кровлю старого игрушечного теремка, в котором Дэйзи и близнецы провели столько счастливых часов в детстве. Лорна не позволила теремку развалиться и не дала снести его, когда дети подросли и играть в нем стало некому. Каждую весну она высаживала цветы на подоконниках и приводила теремок в порядок. Дэйзи знала, что если сейчас войдет туда, то обнаружит, что все горшочки и баночки, стулья и стол аккуратно стоят на своих местах.
Конечно, Лорна надеялась, что когда-нибудь там будут играть ее внуки. Глаза Дэйзи наполнились слезами при мысли о том, что матери уже не придется хлопотать, готовясь к свадьбе, к рождению ее первенца, или приложить руку к его воспитанию.
– Я отыщу ее, если ты и вправду хочешь, чтобы я это сделала, – сказала Дэйзи, по-прежнему глядя в окно, чтобы мать не заметила ее слез. – Но кем бы она ни была, эта женщина никогда не заменит мне тебя.
– Подойди и приляг рядом со мной, – попросила Лорна.
Дэйзи знала, что мать всегда, даже на расстоянии, чувствовала, когда она плачет или несчастлива, поэтому сделала так, как она просила, – и свернулась калачиком рядом с Лорной.
Родительская кровать была для детей особым местом. Они с близнецами использовали ее как батут или представляли, что это корабль, необитаемый остров или больница. Здесь рождественским утром они разбирали свои чулки с подарками, здесь их укладывали, когда они болели, сюда они забирались по ночам, когда им снились страшные сны, и подростком Дэйзи тоже частенько лежала здесь рядом с матерью, доверяя ей свои мечты и горести. Но сейчас, когда Дэйзи прилегла, обняв мать, в голове ее возникли совсем недавние воспоминания: воскресные утренние часы, когда отец выходил гулять с Фредом, их скотч-терьером, или вечера, когда он работал у себя в кабинете. Тогда она приходила сюда излить душу, они говорили о Джоэле, о том, почему Дэйзи никак не удается найти работу по душе, о ее приятелях и подругах.
Большинство подруг Дэйзи считали, что не могут поделиться со своими матерями чем-то важным. А ей только стоило прилечь рядом с мамой, закутанной в одеяло, и она могла говорить о таких вещах, которые за пределами этой комнаты и представить было невозможно.
– Я брала тебя к себе в кровать, когда ты была еще совсем маленькой, – сказала Лорна, повернув голову на подушке, чтобы видеть Дэйзи. – Обычно я лежала и удивлялась тому, какая ты замечательная и как мне повезло, что тебя отдали именно нам. И хотя ты уже взрослая двадцатипятилетняя женщина, я по-прежнему думаю так же.
Она поймала завиток кудрявых волос Дэйзи и намотала его на палец.
– Сначала ты была совсем лысой, и я решила, что когда у тебя отрастут волосы, они будут светлыми и прямыми. Я никогда не предполагала, что получится кудрявый рыжик, – она негромко рассмеялась, и ее рука передвинулась, чтобы погладить Дэйзи по щеке. – Ты такая красивая, Диззи, милая, щедрая и великодушная. Я так горжусь тобой… Вот почему я хочу, чтобы ты нашла свою настоящую мать. Пусть и она разделит мою радость и увидит, как хорошо я о тебе позаботилась.
Как всегда, Лорна смотрела в корень. Дэйзи нуждалась в причине, чтобы поступить так, как ее просили, но сама никогда бы до этого не додумалась. И все равно она не могла бы поклясться, что поступит именно так. Никакая другая женщина не сможет сравниться с Лорной в роли матери.
– Помнишь, как у меня была ветрянка? – спросила Дэйзи, чтобы сменить тему, которая была слишком мучительна для нее.
– Угу-м, – сонно ответила Лорна.
– Я просто нарисовала несколько пятнышек кисточкой, – призналась Дэйзи. – Ты догадывалась об этом?
– Конечно догадывалась, – ответила Лорна почти беззвучно. – Мы с твоим отцом еще смеялись над этим. Мы думали, что, может быть, ты станешь актрисой, когда вырастешь. Ты всегда представляла вещи и обстоятельства более драматично, чем они были на самом деле.
– Я люблю тебя, мамочка, – прошептала Дэйзи.
Лорна пробормотала еще что-то насчет необходимости проверить свои чувства к Джоэлю, прежде чем выходить за него замуж, а затем, как показалось Дэйзи, погрузилась в сон.
Дэйзи полежала рядом еще несколько минут, но когда она передвинулась к краю кровати, чтобы встать и позвонить отцу, Лорна снова открыла глаза.
– Попрощайся за меня с отцом и близнецами, передай им, что я люблю их, – произнесла она хриплым, прерывающимся голосом.
Дэйзи мгновенно встревожилась. Эта слабость в голосе матери…
– Все они скоро будут дома, – сказала она. – Ты сама им это скажешь.
В ответ на ее слова не донеслось ни звука, веки Лорны не дрогнули, губы не пошевелились.
– О, нет! – выдохнула Дэйзи. В ужасе она опустилась на колени рядом с кроватью, приложила ухо к груди матери, но ничего не услышала. Она сжала ее запястье – пульса не было. – Мамочка, нет! – заплакала она, глядя в открытые, устремленные куда-то вдаль блекло-голубые глаза Лорны.
Дэйзи сознавала, что ее мать умерла, но по-прежнему не могла поверить, что это произошло так внезапно, без какой-либо агонии или стона боли.
Стояла такая тишина, что она слышала жужжание пчел и пение птиц. Был один из тех теплых солнечных дней, в которые Лорна обычно возилась в саду или стирала белье, которое быстро сохло на солнце. Она всегда была такой практичной и предсказуемой, ее дни подчинялись железному распорядку, изменить который могла только погода. Когда-то Дэйзи посмеивалась над этим; такая жизнь казалась ей чертовски скучной и однообразной. Но за последние несколько недель она и сама понемногу втянулась в рутинные хлопоты, научилась испытывать удовлетворение от решения повседневных, но таких важных задач. Она даже поверила, что наконец-то повзрослела.
Сейчас Дэйзи вовсе не чувствовала себя взрослой. Скорее беспомощной, как пятилетний ребенок. Она так и стояла на коленях у кровати, по ее щекам струились слезы, и она совершенно не знала, что делать.
Пронзительная трель дверного звонка раскатилась по всему дому. Залаял Фред, Дэйзи опрометью выскочила из комнаты и помчалась вниз по ступеням, страстно желая, чтобы за дверью оказался врач.
Это действительно был он, и ему хватило одного взгляда на ее искаженное горем лицо, чтобы тут же направиться в спальню…
В тот же вечер, около восьми, Дэйзи вернулась в свою комнату, захватив с собой Фреда. Она заперла дверь и, всхлипывая, рухнула на постель. Фред свернулся клубком рядом и принялся нежно облизывать ее лицо, словно понимая ее состояние.
Последние несколько часов были настолько странными и хаотичными, что Дэйзи показалось, будто весь ее мир рухнул. Вокруг не осталось ничего постоянного и привычного, ничего такого, за что можно было бы ухватиться. Хуже всего было то, как вели себя ее близкие.
Врач все еще был здесь, когда непривычно рано вернулся отец. Он уже собрался было на свою встречу, когда его неожиданно охватило ощущение, будто что-то случилось, и он прямиком направился домой. Однако, несмотря на иррациональное чувство, которое он испытал, отец никак не отреагировал на сообщение врача о том, что его жена скончалась всего несколько минут назад. Просто стоял в гостиной, глядя сквозь врача невидящим взглядом.
Но и потом он продолжал вести себя не менее странно, словно впав в оцепенение. Он даже не попытался подняться наверх, чтобы взглянуть на Лорну, а вместо этого любезно поинтересовался у врача, что тот предпочитает – чай или кофе. Дэйзи отчаянно нуждалась в утешении, ласке, в том, чтобы ее спросили, какими были последние минуты матери, чтобы ее успокоили, сказав, что она все сделала правильно, но ничего этого не последовало. Ее просто не замечали, зато близнецы как будто приобрели особую важность в глазах отца, потому что как только врач ушел, он сразу же позвонил в колледж и попросил директора, чтобы их немедленно отправили домой.
Свидетельство о смерти лежало на кухонном столе. Джон Бучен взял его, прочел и, наконец, поднялся наверх, к Лорне. Дэйзи услышала, как с мертвенным щелчком захлопнулась дверь спальни, и неожиданно почувствовала себя совершенно одинокой.
Джон все еще оставался в спальне, когда появились Люси и Том. У них были светлые, как у матери, волосы и голубые глаза, но на этом сходство заканчивалось. Кроме того, у Люси была несколько приземистая и коренастая фигура, похожая на фигуру Лорны, но лицо почти все время оставалось хмурым. Том был высоким и стройным, как отец, и постоянно широко улыбался.
У обоих раскраснелись лица, и они запыхались от быстрого бега.
– Маме стало хуже? – в один голос спросили близнецы.
И тут Дэйзи расплакалась.
– Она только что умерла, – вырвалось у нее. – Папа сейчас наверху, с ней…
Том шагнул к Дэйзи и обнял ее. Он зарылся лицом в ее волосы, и Дэйзи услышала, как он тихонько заплакал. Но Люси, к ее изумлению, набросилась на нее:
– Папа был здесь, когда она умерла? – тоном обвинителя спросила она.
– Нет, – всхлипывая, ответила Дэйзи. – Только я. Папа пришел, когда здесь уже был врач.
– Почему ты не вызвала нас? – спросила Люси, и ее голубые глаза стали холодными и подозрительными.
Дэйзи была не расположена пускаться в объяснения.
– Все произошло слишком быстро… Мама сказала, что ей кажется, будто пришел ее час, и тогда я спросила, хочет ли она, чтобы я позвонила в колледж и папе, но она сказала, что не нужно. Она не хотела, чтобы я звонила даже доктору, но я все-таки сделала это. Он пришел через несколько минут после того, как она умерла.
– Тебе следовало позвонить нам, ты не имела права лишать нас возможности побыть с ней, – гневно бросила Люси, а затем, разразившись сдавленными рыданиями, бросилась наверх. Том оторвался от Дэйзи, скорчил какую-то странную гримасу и торопливо последовал за сестрой.
Они втроем оставались наверху больше часа, так что у Дэйзи возникла твердая уверенность, что она там лишняя. Эта уверенность не имела под собой никакой почвы, никогда прежде с ней не обращались иначе, чем с остальными детьми, никогда не давали почувствовать, что она как-то отличается, и сейчас ей было больно думать о том, что близкие могут вообразить, будто ее горе не так велико, как у них.
Она сидела в кухне в компании Фреда и плакала в одиночестве, когда, уже много позже, сверху спустился отец. Он сразу же сухо и резко заговорил с ней о том, что предстоит много хлопот, и, среди прочего, необходимо позвонить владельцу похоронного бюро, чтобы забрали тело. Дэйзи знала об этом и без него, но у нее мелькнула мысль, что он мог бы найти пару минут, чтобы поинтересоваться, как она себя чувствует, и поговорить о том, что произошло.
Не зная, чем заняться, Дэйзи принялась было готовить ужин, но отец заметил, что не понимает, как в такой день она может думать о желудке. Тем не менее, и он, и близнецы с аппетитом поужинали немного позже, а она оказалась единственной, кому кусок не шел в горло. После того как приехали из похоронного бюро и увезли Лорну, она осталась, чтобы прибрать в кухне, а все остальные перешли в гостиную, не пригласив ее присоединиться.
Джоэль высказал самое горячее сочувствие, когда она позвонила ему, но приехать не смог, так как находился на дежурстве. Однако он сказал, что она не должна принимать происходящее слишком близко к сердцу, ведь большинство людей ведут себя неадекватно, когда на них обрушивается такое.
И теперь Дэйзи осталась одна в своей комнате, где все мучительно напоминало о матери: бесчисленные мягкие игрушки, одетые в трико, которые она еще подростком выигрывала на соревнованиях по гимнастике, висящий на двери отделанный рюшами голубой халат, который Лорна сшила для нее в прошлом году, любовно вставленные в рамки фотографии – однажды Лорна заявила, что никому больше не позволит портить обои липкой лентой.
Знала ли мама о том, что когда она уйдет, все повернется именно так? Неужели только на ней и держалась эта семья, и она догадывалась, что без нее все мгновенно рухнет? Это казалось невероятным, но почему же она так настаивала, чтобы Дэйзи занялась поисками своей настоящей матери?
Дэйзи крепче прижала к себе Фреда, зарылась лицом в его шерсть и всхлипнула. По крайней мере, пес не бросил ее…
От негромкого стука в дверь спальни Дэйзи вздрогнула. Она села на постели и торопливо вытерла слезы.
– Войдите, – проговорила она, полагая, что это Том, который частенько приходил к ней поболтать поздно вечером. Но, к ее удивлению, в дверях стоял отец.
На мгновение он задержался на пороге, глядя на нее, и от него наверняка не укрылись ее покрасневшие глаза. Отец работал консультантом-оценщиком в страховом обществе, которое специализировалось на предметах старины, занесенных в каталоги, и частенько шутил, что его самого пора заносить в каталог, потому что его каштановые волосы уже серебрились сединой, а некогда стройная фигура начала расплываться. На самом деле, для мужчины, стоящего на пороге шестидесятилетия, он все еще замечательно молодо выглядел и сохранил привлекательность. Ему удавалось поддерживать форму, регулярно играя в бадминтон и выходя в море на яхте, как только представлялась такая возможность. Но сейчас в его карих глазах пряталась боль, и Дэйзи подумала, что никогда еще не видела отца таким робким и подавленным.
– Нам нужно поговорить, – мягко произнес он. – Прости меня, Диззи, я настолько поддался собственным чувствам, что не мог думать о том, каково сейчас тебе.
Домашнее прозвище появилось вскоре после рождения близнецов, когда они еще не научились правильно выговаривать ее имя, и приклеилось к ней навсегда. А все из-за ее характера. По сравнению с отцом и близнецами, которые обладали академическим складом ума, Дэйзи выглядела недалекой и импульсивной, она перепробовала массу занятий и увлечений, но так ни на чем и не остановилась. Если она читала книгу, то это всегда было что-нибудь легкое и пикантное, ей нравились комедии, танцы, коньки и гимнастика – все, что быстро движется и бросается в глаза. Однако одним из ее главных достоинств было умение легко прощать, поэтому стоило ей увидеть, как страдает отец, она тут же забыла о своих оскорбленных чувствах.
– Все нормально, папа, – сказала она. – Входи.
Он устроился на краешке кровати и ласково потрепал Фреда перед тем, как расспросить ее о том, что произошло. Дэйзи рассказала, как Лорна настояла, чтобы она не звонила ни ему, ни близнецам.
– Это в ее духе, – печально проговорил отец, почесывая Фреда за ушами. – Полагаю, что в любом случае я бы не сумел вернуться быстрее. Но я оказался не готов к тому, что это случится так внезапно, Дэйзи. Ведь прошлой ночью она совсем неплохо себя чувствовала.
– И сегодня утром, когда я помогала ей принять ванну, с ней тоже все было в порядке, – сказала Дэйзи, прижимаясь к отцу. – Она говорила о том, что ближе к осени надо бы посадить новые хризантемы. Попозже я пошла взглянуть на нее и подумала, что она спит. Вот тогда она и сказала, что ей кажется – это конец, и попросила подержать ее руку.
Здесь Дэйзи не выдержала и расплакалась. Отец обнял ее.
– Она оставила такую огромную пустоту в нашей жизни, – скорбно произнес он. – В следующем месяце исполнится тридцать лет со дня нашей свадьбы… Я всегда надеялся, что мы состаримся вместе.
Теперь, когда он обнимал ее и вел себя почти так, как обычно, Дэйзи почувствовала себя лучше. Они еще некоторое время проговорили о том, кому следует сообщить о случившемся немедленно, а кто может подождать до завтра.
– С ужасом представляю себе, что придется повторять это снова и снова, – устало произнес отец, приглаживая волосы. – Но, поскольку необходимости во вскрытии нет, похороны можно организовать достаточно быстро.
– Я могу позвонить кому-нибудь вместо тебя, – предложила Дэйзи.
– Нет, – вздохнул он, – я должен сделать это сам. Ее друзья будут оскорблены, если кто-нибудь вместо меня сообщит им обо всем. Но скажи-ка мне, Дэйзи, о чем вы говорили перед тем, как это произошло?
Она не собиралась ничего рассказывать, во всяком случае не сейчас, но теперь у нее не оставалось выбора.
Выслушав ее, отец недовольно поморщился.
– Она и мне говорила об этом в последнее время, – сказал он. – Ты знаешь, какой она была, Дэйзи, она хотела всех сделать счастливыми, сгладить все шероховатости и недоразумения. Видишь ли, ее мать умерла, когда Лорне было всего девять лет, а спустя пару лет ее отец снова женился. Она не приняла свою мачеху, а отец, как мне представляется, пошел по пути наименьшего сопротивления и не желал даже говорить с Лорной о ее покойной матери. Так что у нее осталось множество вопросов, на которые она не получила ответов. Я полагаю, она решила, что ты испытываешь те же чувства.
– Нет, – запальчиво возразила Дэйзи. – Меня совершенно не интересует моя биологическая мать. Все, что мне нужно, у меня есть в нашей семье, даже если Люси иногда злится и вредничает.
– Она немного ревнует, – примирительно произнес отец. – Я думаю, она вбила себе в голову, что ты была любимицей мамы. Это пройдет.
– Надеюсь, папа, – тихо ответила Дэйзи. – В конце концов, у нее есть Том, они всегда вместе. Это я осталась в одиночестве.
– Никто из них не пойдет в колледж до окончания похорон, так что у нас будет время поговорить обо всем и облегчить душу, – сказал он, вставая. – Мне пора начинать обзванивать друзей и знакомых, а тебе, я думаю, стоит поспать. Сегодня был невероятно тяжелый и мучительный день.
Дэйзи уснула почти сразу же, но вскоре проснулась. Включив свет, она увидела, что еще только два часа ночи. Попытки снова уснуть ни к чему не привели, и она спустилась вниз согреть себе молока.
Раньше Дэйзи не раз уезжала из дому, чтобы пожить вместе с подругами, или снимала комнату с пансионом для себя одной, однажды даже для того, чтобы выйти замуж. Но как бы высоко она ни ценила свободу, дом и мама всегда притягивали ее обратно. Лорна и Джон не стали основательно перестраивать это просторное здание викторианского стиля с большими эркерными окнами и чудесными оконными переплетами, украшенными свинцовыми загогулинами, сохранившимися с прошлого века. Пол в столовой был отшлифован и покрыт лаком несколько лет назад, кухню расширили и модернизировали, но Лорна и Джон слишком любили комфортабельные викторианские диваны, обтянутые бархатом, роскошные набивные ткани от Уильяма Морриса и полированное дерево, чтобы чересчур далеко отступать от первоначального замысла архитектора.
Большинство их нынешних соседей были состоятельными людьми, но когда Дэйзи была маленькой, все выглядело иначе. В те дни Бедфорд Парк был районом, в котором селились семьи среднего достатка, и почти все они имели по трое-четверо детей. Дети запросто ходили друг к другу в гости, оставались ночевать, играли и вместе ходили в школу. Их родители тоже дружили между собой, и опять-таки все держалось на Лорне, она без конца устраивала какие-то посиделки с кофе по утрам, ужины и всяческие празднества в саду летом.
Однако старые друзья один за другим переезжали, не в силах устоять перед фантастически высокими суммами, которые им предлагали за их недвижимость. У вновь прибывших для присмотра за детьми имелись няни, подросших детей они отправляли в закрытые частные школы. У женщин не находилось времени, чтобы вместе пить кофе по утрам.
Дэйзи вошла в гостиную и уселась за письменный стол матери. На нем лежал список людей, которым собирался позвонить отец. Судя по галочкам, которые стояли рядом с некоторыми фамилиями, он добрался примерно до середины.
Она повернулась на стуле, оглядывая комнату, и ее охватила невыносимая печаль от сознания того, что она никогда больше не увидит, как мама за этим столом пишет письма, шьет или читает. В комнате было полно вещей – книг, картин, рисунков, фотографий и безделушек. Лорна ни за что не хотела расставаться ни с одной мелочью, по ее мнению, они представляли собой память семьи. Поэтому здесь хранилось все – от маленьких стеклянных зверюшек, купленных Дэйзи, Томом и Люси на дни рождения или ко Дню матери, до уродливого табурета из настоящей слоновьей ноги, который как-то преподнес Лорне ее дед. Убрать гостиную в одиночку казалось непосильной задачей, и Дэйзи действительно не представляла, как они тут будут управляться, когда ей придется вернуться на работу.
Проблема с работой заключалась в том, что Дэйзи предпочитала домашнее хозяйство всему прочему. Она была совершенно счастлива, занимаясь приготовлением еды, уборкой или копаясь в саду, тогда как работа в конторе или магазине угнетала ее обилием мелочных требований и правил. Поэтому она выглядела белой вороной среди своих подруг, которые были настоящими яппи, помешанными на том, чтобы заработать побольше и обзавестись собственным домом. У нее не было абсолютно никаких амбиций – в школе Дэйзи не особенно блистала. На самом деле, ей хотелось того, что имелось у ее родителей – прочного брака и двоих детей. Но в наши дни признаться в этом было бы равносильно признанию в склонности к каннибализму.
А вдобавок еще и Люси. Ее сегодняшняя враждебность не была чем-то необычным, она всегда цеплялась к Дэйзи, называя ее ленивой, тупой и оторвавшейся от современной реальности. Отчасти Люси была права. Если Дэйзи посылали купить что-нибудь, она частенько забывала, что именно. Ее интимная жизнь всегда отличалась чрезвычайной запутанностью и драматизмом, она была эмоциональной, щедрой, расточительной и крайне импульсивной.
Люси, напротив, была очень способной девушкой. Школу она закончила круглой отличницей, а сейчас изучала экономику. Она тщательно выбирала друзей, ухитрялась жить по средствам и никогда ничего не забывала.
Но, странное дело, вовсе не разница характеров стала причиной охлаждения их отношений, а успехи Дэйзи в гимнастике. И еще то, что она крайне несвоевременно их продемонстрировала. В начальной школе Дэйзи была кем-то вроде «звезды» и выиграла массу соревнований, но к тому моменту, когда ей исполнилось четырнадцать, спорт ей приелся, и она продолжала занятия только ради собственного удовольствия.
Люси прекрасно играла на фортепиано и на кларнете, чем Дэйзи искренне восхищалась, поскольку знала, что у нее самой никогда не хватило бы терпения освоить эти инструменты. Как-то летним вечером, лет шесть назад, вся семья сидела в саду, а Люси играла на пианино в гостиной. Французские двустворчатые окна, доходившие почти до пола, были распахнуты, так что музыка была хорошо слышна.
Дэйзи понятия не имела, зачем она сделала это – скорее всего, как позже заявила Люси, потому что не любила, когда все внимание обращено на сестру. Когда Люси начала особенно волнующий музыкальный фрагмент, Дэйзи шагнула к двери кухни и спустилась в сад, выполнив в воздухе сальто спиной вперед, а затем поднялась обратно в кухню в стойке на руках.
Том и родители разразились восторженными криками, прервав сольный фортепианный концерт. Люси с грохотом захлопнула крышку инструмента и прокричала что-то вроде: «Тебе нужно работать в цирке, это все, на что ты годна!» – после чего удалилась наверх в крайне скверном расположении духа.
