Текст книги "Пикник на Тенерифе [Пикник на Тенерифе. Король нищих. Святой в Голливуде. Бешеные деньги. Шантаж. Земля обетованная. Принцип Монте-Карло]"

Автор книги: Лесли Чартерис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

X

Саймон проводил Монику до театра и вернулся в отель, чтобы выслушать отчет вконец обескураженного Хоппи. Тот за день прочесал все злачные места, где мог появиться Колченогий Сэмми или его приятели. И все впустую. И хуже того, обойдя множество пивных и баров, Юниац так и не смог утолить должным образом свою хроническую жажду, которую вот уже долгие годы безуспешно пыталась утолить мировая винокуренная промышленность.

Сэмми исчез, и ни Юниац, ни его приятели последнее время его не видели. Он не умер, не заболел, не залег на дно, не уехал из города. Колченогий Сэмми просто испарился, не оставив ни следа, ни намека, где его искать.

– Ничего не могу понять, – подытожил Хоппи.

Саймон отобрал бутылку виски, содержимым которого тот пытался заполнить некий вакуум в своем организме, и налил немного себе.

– Значит, появилась еще одна проблема.

– Это точно, шеф, – с энтузиазмом согласился Юниац, с надеждой глядя на Святого, обширный опыт ему подсказывал, что строить догадки бесполезно, лучше подождать ответа, не утруждая зря свои мозговые извилины – крайне нежный и чувствительный орган в прочной костяной оболочке.

– Все дело в том, кому, что и о чем известно? – начал Святой. – Если на приеме присутствовал кто-нибудь из свиты Короля, то проявлять интерес к «Элиот-отелю» – что гулять болоту. В то же время, если я не появлюсь, как обещал, значит, у меня на то есть веские причины, – а это афишировать преждевременно.

– Ну, да, – согласился Хоппи, и на его лице появились первые признаки приближающейся головной боли.

– С другой стороны, – рассуждал вслух Темплер, – если эта нечисть ждет меня завтра, то мое появление сегодня вечером выведет их из равновесия. Они могут сделать необдуманный шаг.

– Ничего не понимаю, – огорченно развел руками Юниац.

Саймон мерил комнату широкими шагами. И более тонкого психолога, чем Хоппи, могли сбить с толку эти блуждания в лабиринте «но» и «если»… Чтобы успокоиться, Юниац бросил себе в рот очередную дробинку, и через мгновение уже раздался знакомый звон.

– Я так навострился в этом деле, шеф, – уточнил Хоппи в свое оправдание, – что сегодня в баре устроил небольшую хохму. Танцовщица там такое дерьмо, ей давно уже пора торчать дома с внуками, я и начал обстреливать ее дробью, а она так и не поняла, откуда они летят. Короче, номер ей закончить так и не удалось…

Святой резко остановился и удивленно посмотрел на Хоппи.

– Ну, не ожидал, что ты сумеешь развязать этот гордиев узел.

– Чудненько, – буквально расцвел Юниац. – И что я такого сделал?

– Ты подал мне идею, – пояснил Саймон. – Ведь если невозможно определить, откуда исходит угроза, это может сорвать любые планы противника.

– Будь уверен, шеф, – мудро согласился Хоппи. – Только объясни, что за фрукт этот Гордий. Не могу припомнить, чтобы я был с ним знаком.

Саймон Темплер всегда действовал по вдохновению, часто целиком полагаясь на свою интуицию, но он никогда не пренебрегал опасностью. Наоборот, никогда так тщательно не выверял каждый свой шаг, как в лихорадочные минуты игры с судьбой в орлянку, тщательно просчитывал возможный результат.

«Будет очень неплохо, если все получится», – продолжал размышлять по дороге к «Элиот-отелю» пару часов спустя Саймон, поглядывая сквозь темные очки.

Он с интересом рассмотрел громадное, но ветхое строение, которое, несмотря на следы недавнего ремонта, вряд ли радовало взгляд его несчастных обитателей. Здание было построено сразу после знаменитого Чикагского пожара и чем-то напоминало измученного одышкой дряхлого старика, пытающегося распевать рождественские песни.

С резким скрипом открылась входная дверь. Саймон сделал умоляющий жест в сторону случайного прохожего.

– Извините за беспокойство, сэр. Я ищу «Элиот-отель». Не могли бы вы…

– Вот он, прямо перед вами, – ответил тот. – Хотите войти?

Взяв под локоть, незнакомец помог ему подняться по ступенькам.

– Все в порядке?

– Спасибо, добрый человек. Да хранит вас Господь, – поблагодарил его Саймон, и прохожий навсегда исчез в сумерках уходящего дня.

Святой оказался в просторном холле с высоким потолком. Под ногами – грязно-бурый ковер, всюду резкий электрический свет, афоризмы на стенах типа: «Лучше отдавать, чем брать» и «Ничто не может сравниться с домашним очагом». Свежая краска не могла скрыть общую ветхость постройки, а эти наставления только подчеркивали безысходность положения обитателей этого приюта, так что поддерживать терпеливо-горестное выражение лица не составило Святому особого труда.

Через полуоткрытую дверь доносился звук работающего радиоприемника, прямо перед ним за стойкой разместилась невероятно толстая женщина, вполне способная победить в конкурсе уродов в каком-нибудь дешевом кабаке, и не только из-за своей тучности. Больше всего Саймону понравилась ее борода.

– Ну? – обратила она на него внимание.

– Я хотел бы увидеть мисс Грин, мисс Хейзел Грин, – неуверенно начал он.

– Мамашу Хейзел?

– Да-да, именно так я и хотел сказать.

– Она перед тобой, – громадные лапищи легли на стойку, тело подалось вперед. – В чем дело?

– Мне посоветовали обратиться к вам. Мистер Вейс… – ответил Темплер упавшим голосом.

Мамаша Хейзел почесала свой заросший пышной растительностью подбородок.

– Мистер Вейс, говоришь? Хочешь здесь остановиться, не так ли?

Саймон кивнул.

– Приходилось бывать здесь раньше?

– Мистер Вейс немного рассказал мне… но я уже заплатил вперед там, где я живу, и не могу сорить деньгами. Надеюсь, я не сделал ничего дурного…

Толстуха смерила его пристальным взглядом.

– Это вопрос не ко мне. Я только принимаю заказы и слежу за проживающими.

Женщина позвонила в колокольчик. Появился тощий, подслеповатый тип, вопросительно уставившийся на нее.

– Посиди за меня. Я скоро вернусь.

Она с натугой вылезла из-за стойки, сильные пальцы сжали руку Святого выше локтя.

– Я проведу тебя в комнату. Прямо над нами.

Она увлекла его в глубь холла, потом по винтовой лестнице наверх.

– Долго еще? – жалобно спросил он.

– До самого верха. Мы переполнены. Но у тебя зато комната будет целиком в твоем распоряжении, – отдуваясь, прохрипела Мамаша Хейзел.

Комнатушка оказалась совсем крошечной, единственное окно выходило куда-то в темноту. Немудреная утварь оказалась опрятной, что только подчеркивало бедность обстановки.

– Располагайся. Я зарегистрирую тебя позже. – И толстуха вышла, прикрыв за собой дверь. Раздался щелчок запираемого замка.

По лицу Темпл ера промелькнула тень улыбки. С замком проблем не предвиделось, весь вопрос только в том, был ли это заведенный порядок или особая любезность…

Методично обследовав комнату, он обнаружил полный джентльменский набор: и «глазки» для слежки, и скрипящие половицы – каждый его шаг мог быть под контролем. Он старательно изображал слепого, ни одного неосторожного жеста. К концу обследования Саймон полностью представлял себе место своего заточения. Металлическая кровать, табурет, тазик с водой и тумбочка составляли все убранство каморки площадью не более семидесяти квадратных футов, если не считать портрета Киплинга на выкрашенной коричневой краской стене. Крошечное оконце с подъемной рамой можно было приоткрыть дюймов на шесть, стекло было предусмотрительно армировано металлической сеткой.

Не выключая тусклого света (ведь он не мог знать о его существовании), Саймон устроился поудобнее и на некоторое время забылся. Его чуткий сон был прерван тяжелыми шагами Мамаши Хейзел и лязгом замка.

Святой не мог сказать точно, сколько прошло времени, но было уже не меньше трех утра.

– Кто здесь? – сварливо пробормотал он.

– Мамаша Хейзел. Не хотелось тебя беспокоить, но раньше не могла – столько возни с жильцами! У тебя все в порядке?

– Спасибо, мадам.

– Как тебя зовут?

– Смит, Том Смит, – сказал Саймон.

– Удивительно популярное имя, у меня полдома с такой фамилией, – беззлобно заворчала она. – Давно в городе?

– Не очень.

– Ну и как тебе здесь?

– Неплохо.

– Ты не похож на человека, который кончит свои дни в такой помойке.

– Человек предполагает… – Он немного помолчал. – У тебя красивый голос, тоже не для этой мусорной кучи.

– Это моя работа.

– Может быть, и так. – Здесь Святой попытался прощупать обстановку. – Почему меня заперли? Мне нужно было в туалет…

– Под кроватью есть все, что надо. А запирают здесь всех. У нас ведь и женщины живут. В таком месте надо следить за порядком постоянно.

Тут Темплера осенило. Холодок пробежал у нею по спине.

– Разве можно бояться, что такие люди, как я, могут доставить неприятности?

– Никогда не угадаешь заранее. – Мамаша Хейзел придвинулась к нему ближе, руки она по-прежнему держала в карманах своей необъятной юбки. – Завтра я запишу твои данные в книгу, и на этом с формальностями будет покончено.

– Благодарю вас, мадам.

– Не хочешь промочить горло?

Святой якобы в смущении заерзал на своей половине кровати, но лицо его по-прежнему оставалось бесстрастным.

– Еще раз спасибо, но с тех пор, как я ослеп, не беру в рот ни капли спиртного. От него у меня кружится голова, и бывает плохо.

– Не возражаешь, если я хлебну немного?

Не дожидаясь ответа, она вытащила из складок своей юбки бутылку дешевого виски и попыталась открыть ее. Мамаша Хейзел держала бутылку, не вынимая руки из кармана юбки, свободной рукой безуспешно пытаясь свинтить пробку.

Саймон не обращал внимания на ее манипуляции, пока она, тяжело дыша, не заговорила.

– Прилипла, что ли? Ты можешь помочь?

Он нащупал бутылку и своими крепкими пальцами мгновенно открутил пробку.

– Спасибо, Смит.

Она хлебнула из горлышка, и бутылка снова исчезла в складках одежды.

– Отдыхай, – бросила Хейзел уже с порога, закрывая за собой дверь.

Святой снова улегся на жесткое ложе, вспоминая, как она умудрилась ни разу не дотронуться до бутылки голой рукой, держа ее только через ткань своей одежды.

«Отпечатки пальцев у меня уже сняли», – подумал он и позволил себе вздремнуть.

XI

На утро за дверью снова послышались шаги и щелчок открываемого замка. Выждав некоторое время, он нажал на ручку, и та легко поддалась. Саймон спустился по лестнице и увидел за конторкой тощего человека с невыразительным лицом. Тот даже не взглянул на него. Мамаши Хейзел нигде видно не было. Все складывалось хорошо, даже слишком.

Утром он не смог как следует загримироваться, но теперь это было излишней предосторожностью. Если его подозревают, то грим все равно не поможет.

Святой добрался до своего отеля, принял душ и побрился. Как только он прикончил яичницу с беконом, зазвонил телефон. В трубке раздался голос лейтенанта Ольвина Кирни.

– Послушайте, Темплер, вы же не собираетесь уехать из города, не так ли?

– Я почти закончил все свои дела, – сообщил Саймон. – Ровно в полночь небольшой дирижабль опустит складную лестницу на крышу отеля, и я улечу на нем на юг, пока солнце будет погружаться в сумрачные воды озера Мичиган. Все дело в солнце. Если мне удастся задержать его заход до полуночи и организовать закат на востоке, то вся операция пройдет без сучка и задоринки.

– Послушайте… – из трубки донесся тяжелый вздох. – У меня есть свежая информация…

– Отлично, – одобрил Святой. – Если игра пойдет по-крупному, дайте мне знать немедленно, перед отъездом я собираюсь сделать ставки.

– Труп, что вы видели в морге, – настойчиво продолжал Кирни. – Это Клив Френд, уроженец Фриско.

– Звучит как песня, – по-прежнему не унимался Темплер.

– Может быть, может быть… Да, кстати. Почему вы сказали, что видите его впервые?

– Неужели я мог такое сказать? – вежливо поинтересовался Саймон.

– Вы подразумевали, а это не сходится с тем, что мне стало известно, – заметил Кирни.

Последовала небольшая пауза.

– Так что вы там еще раскопали?

– Кое-что интересное. Расспросили кое-кого, не вашего полета разумеется, – в голосе лейтенанта слышался сарказм, – нищих, попрошаек, мелких воришек.

– Ну, и?

– Мы поместили в газетах фотографию Френда, с некоторой ретушью, разумеется. Кое-кто его узнал. Пару дней назад его видели в вашей компании.

– Эти пустобрехи лично знакомы со мной?

– Послушайте, – в голосе лейтенанта появилась легкая досада, – ваши фотографии не раз появлялись в газетах… Так зачем вы встречались с ним?

– Не могу сказать.

– Не хотите?

– Не могу. Я слишком робкий.

– Черт побери, – прорычал обычно сдержанный лейтенант, – может быть, вы все же знаете, зачем его перед смертью напичкали скополамином?

– Скополамин… Не от этого ли он умер? – оживился Святой.

– Вы прекрасно знаете, от чего он умер. С такой дырой в голове долго не протянешь. Мне до чертиков надоело беседовать с вами и плевать, с кем там вы лично знакомы, с комиссаром или с самим президентом. Я запрещаю вам покидать город! Мы еще встретимся с вами, но не сейчас. Позже.

– Да, понятно. – Саймон заколебался. – Я, пожалуй, могу рассказать, зачем виделся с Френдом.

– Снова шуточка, – подозрительно процедил Ольвин Кирни.

– Нет, серьезно.

– Ну, давайте.

– Мы планировали его убийство, вот и все. Пока, Ольвин, – с этими словами Саймон повесил трубку и налил себе кофе.

– Вот что называется «совокупностью улик», – заметил он Хоппи, который уже приступил к утренним упражнениям по баллистике. – Хотел бы я знать, как далеко это зайдет.

– Не понял, – автоматически выдал Юниац.

– Не все сразу, – объяснил Святой. – Сначала находят тело, единственная связь между нами – это акт дарения. Теперь уже и имя известно, и видели нас вместе, и самое интересное – среди свидетелей много нищих. Потом найдутся свидетели, которые совсем случайно проходили мимо, когда я вышибал из него дух.

– Но ты же его не убивал, – после недолгих раздумий возразил Хоппи. – Разве не так?

– Конечно, нет.

– Тогда все в порядке.

Саймон раскурил сигарету и откинулся в кресле.

– Хотел бы я быть в этом уверен, как ты. – Струйка ароматного дыма устремилась к потолку, Святой с удовольствием затянулся. – Ты случайно никогда не слышал про скополамин?

– Первый раз слышу. Он, наверное, из той же компании, что и Гордий?

– Это наркотик, Юниац. Он заставляет людей говорить правду. Похоже, что Френда им накачали перед тем, как пристрелить. Очевидно, хотели узнать, что он высветил и что нам теперь известно… Видимо, придется отложить этот маскарад с переодеванием, хотя бы на время.

– Тоща, почему они дали тебе возможность уйти прошлой ночью? – спросил Хоппи после напряженных раздумий, во время которых он так морщил лоб, что было видно, как шевелятся волосы на голове.

– Это я и стараюсь понять, – медленно произнес Святой. – Думаю, они зря времени не теряли… Теперь у Мамаши Хейзел есть бутылка виски с моими отпечатками, и тут уж ничего не поделаешь…

Теперь дым к потолку поднимался кольцами, Саймон старался добиться их идеальной окружности.

– К тому же, – заговорил он, размышляя вслух, – что-то зловещее было в ее голосе при словах о том, что в ее отеле есть и женщины. Хотел бы я знать…

Он снял телефонную трубку и позвонил Монике Веринг, но ее номер не отвечал. Сегодня они собирались обедать вместе, и маловероятно, что такая пунктуальная личность забудет о приглашении. Может быть, она отправилась по магазинам, успокоил себя Темплер.

До половины второго он звонил каждые полчаса, не выходя из номера из-за боязни пропустить ее звонок. Этот день запомнился ему надолго. Саймон покрыл не одну милю, расхаживая из угла в угол, как лев в клетке. И уж больше всего в этот день пострадал ковер… не меньше, чем за год.

Святой ругал себя за то, что не сумел удержать ее от необдуманных шагов и что вообще держал ее в курсе событий.

Тем временем Юниац продолжал упражняться в искусстве духовой стрельбы на местности. Указаний от шефа он не получал, а за годы, проведенные со Святым, Хоппи давно понял, что проявлять инициативу или напрягать собственные мозги – напрасная трата времени. Поэтому любимому занятию он предавался с упоением.

К пяти часам Саймон вспомнил, что сегодня есть дневной спектакль, и немедленно отправился в театр Мартина Бека. И там выяснил, что в связи с болезнью мисс Веринг участия в спектакле не принимает. Святой не успокоился и разыскал режиссера.

– Все верно, – подтвердил тот. – Она звонила мне утром и сказала, что нездорова, и если отойдет, то придет к вечернему спектаклю, но в этом случае предварительно свяжется со мной.

– Дело не в болезни, – отозвался Саймон. – Ее весь день не было в отеле.

Режиссер даже не возмутился, только пробормотал что-то невразумительное про артистический темперамент.

Святой на такси добрался до ее отеля. После того как в девять утра Монике приносили завтрак, ее больше никто не видел. Ключи она не сдавала, из отеля не выходила, но номер был пуст.

– Видимо, она все же ушла, но никто не понял, что это Моника Веринг, – поправил дежурного Саймон, которому все уже стало ясно.

– Вы, случайно, не видели старуху в лохмотьях, похожую на нищенку?

– Да, сэр. Наверное, она зашла в холл, пока я ловил такси.

– Как раз наоборот. Вы сами открывали перед ней дверь, – озадачил дежурного Святой и оставил того решать эту задачу в одиночестве.

XII

Котельная в подвале «Элиот-отеля» оказалась не таким уж мрачным помещением, как можно было ожидать. Там не было ничего, кроме нескольких рядов деревянных скамеек, на которых разместились апатичные обитатели приюта, обрывков бумажных украшений, оставшихся с прошлого Рождества, да грубо сколоченных подмостков, на которых восседал Стефан Элиот. Когда Святой появился в этом храме искусства, тот безуспешно пытался развеселить аудиторию.

– …ну, и, как говорила печка чайнику, я надеюсь, у вас наступает горячее времечко.

Никто не рассмеялся в ответ, но Элиот, нисколько не смущаясь, продолжал.

– Следующим номером нашей программы будет выступление миссис Уингейт.

Он помог даме взобраться на сцену, раздались дребезжащие звуки фортепиано, и Лаура Уингейт дала волю своему пронзительному сопрано.

 
Мое сердце как птичка щебечет,
А душа плодоносна как сад…
 

Тем временем Стефан Элиот спустился в зал и занял место рядом с высоким худощавым мужчиной, с которым она только что беседовала. Саймон пристроился прямо за ними, с удивлением узнав в собеседнике миссис Уингейт лейтенанта Ольвина Кирни.

– Понятия не имею, чем все это кончится. – Лейтенант пытался перекричать рулады миссис Уингейт. – Вполне возможно, это одна из его дурацких шуток, но я буду выглядеть еще глупее, если что-нибудь случится в мое отсутствие.

Элиот вытер лоб носовым платком.

– Не знаю, о чем вы говорите, – мягко заметил он, – но если он занялся этим делом…

– Ой ли? – перебил его Кирни. – И что это еще за дело?

Филантроп заколебался.

– Не могу сказать, – наконец выговорил он. – Почему бы вам не поинтересоваться у него самого?

– Действительно, почему? – согласился Святой, и оба, как по команде, одновременно повернулись к нему.

В ответ на приветливую улыбку Святого лейтенант раздраженно поджал губы. Это была естественная реакция, которую Темплер вызывал у старшего инспектора Тиля из Скотланд-Ярда, инспектора Фернана из Нью-Йорка и многих других полицейских чинов всевозможных рангов.

Вообще-то у лейтенанта Ольвина Кирни этот парень вызывал некоторые симпатии, можно было даже сказать, что он ему нравился, но в то же время ему редко приходилось вспоминать о нем, не поморщившись.

– А вот и наш умник. Так что же заставило вас звонить мне и сообщать, что здесь может разыграться кровавая драма? – едко полюбопытствовал лейтенант.

– Полагаю, это что-то вроде синдрома боязни сцены, – заявил Святой с таким апломбом, что Ольвину Кирни стало немного не по себе. – Я не часто выступаю на людях и поэтому чувствую себя не в своей тарелке. Тем более что аудитория здесь не совсем обычная, и мне может потребоваться ваша защита.

Даже если бы лейтенант нашелся, чем ответить на подобную наглость, голос его все равно утонул бы в заключительном фортиссимо миссис Уингейт.

 
Все во мне волнует кровь,
Ведь ко мне пришла любовь!
 

И неожиданно наступила такая тишина, что зазвенело в ушах. Раздались жидкие аплодисменты, все надеялись, что выступление на этом закончится. Поскольку бесплатное угощение подадут только после концерта, публика рассчитывала отделаться малой кровью.

Тяжело дыша, певица раскланивалась до тех пор, пока не умолкли последние редкие хлопки, которыми наградил ее Элиот.

– От всей души благодарю вас, друзья мои… а теперь позвольте мне представить нашего гостя, который великодушно согласился выступить на сегодняшнем вечере. Попросим его подняться на сцену и выступить перед нами. С большим удовольствием я объявляю его имя – мистер Саймон Темплер!

Святой поднялся на сцену, и собравшиеся поняли, что кофе с пончиками снова откладывается. Он поднес ее пухлую руку к губам, миссис Уингейт жеманно захихикала. Потом Темплер повернулся к пианисту.

– Можете быть свободны. Петь я не собираюсь, – объявил он.

Пока аккомпаниатор покидал сцену, Саймон жестом приветствовал вконец ошарашенного лейтенанта и дружелюбно окинул взглядом собравшуюся публику. Только небольшая ее часть выглядела более или менее прилично, но в основном здесь были опустившиеся попрошайки, беспомощные жертвы безжалостного рэкета, хотя среди них могли быть и прямые пособники пресловутого Короля. Мамашу Хейзел среди них он не заметил, но в первых рядах восседал уже известный ему Фрэнки Вейс.

– Леди и джентльмены, – начал свое выступление Темплер. – Я думаю, многие из вас слышали обо мне, скорее всего, под моим псевдонимом – Святой.

Он переждал, пока утих шум в зале, в его глазах сверкнули озорные огоньки.

– Я не отниму у вас много времени, тем более что многие из вас уже проголодались, да и, говоря честно, оратор из меня никудышный. Я бы хотел вам показать несколько приемов самозащиты. Ведь не секрет, что многие становятся жертвами насилия и вымогательства.

Не обращая внимания на наступившую тишину, он продолжил свою мысль.

– Даже если бы в зале не присутствовал лейтенант Ольвин Кирни, нет необходимости напоминать, что применение оружия противозаконно. Но защититься можно и без этого, причем вполне надежно. Несколько ловких приемов могут заменить любое оружие. Поэтому я хочу вам их продемонстрировать. Мне нужен доброволец, так будет нагляднее.

Несмотря на энергичные призывы миссис Уингейт, желающих не оказалось.

Тогда Саймон ткнул пальцем жертву.

– Вот вы. Да нет, я имею в виду мужчину с усами Это как раз для него. Вы не откажетесь мне помочь?

Фрэнки Вейс съежился и энергично замотал головой.

– Не стесняйтесь, – настаивал Саймон, – пара хороших приемов дзю-до всегда может пригодиться. К сюрпризам надо быть готовым всегда. Ну, смелее!

Темплер спрыгнул с помоста и пошел между рядами. Фрэнки пытался было сделать вид, что это его не касается. Но Саймон не отставал и, с виду дружески, слегка похлопал его по бицепсам. Соседи Фрэнки могли бы с удивлением услышать, как тот взвыл от боли, если бы его не заглушили одобрительные восклицания Святого.

– У этого парня бицепсы что надо! Хочешь задать мне жару, не так ли? Ну, пошли, не будем огорчать публику.

Он рывком выдернул упиравшегося Вейса, обхватив его и даже приподняв над полом.

– Делать надо вот так, – объявил он собравшимся, – а теперь мы поднимемся на сцену и повторим то же самое, только помедленнее.

Лейтенант Кирни догадывался, что за всем этим что-то кроется, но смысл происходящего от него ускользал. Саймон надеялся, что это счастливое неведение будет продолжаться еще некоторое время. Лаура Уингейт с детской непосредственностью смотрела во все глаза, нервно теребя носовой платок. У Стефана Элиота на лице застыла снисходительная улыбка. Вот только, пожалуй, оно было неестественно бледным. Остальная аудитория разделилась на тех, кому неожиданный поворот в этом довольно унылом мероприятии доставлял некоторое удовольствие, особенно выбором жертвы, и кучку подручных, пребывавших в растерянности.

– А теперь повторим еще раз, но на этот раз медленно. Смотрите! – обратился Саймон к аудитории, ненадолго освобождая свою жертву.

Фрэнки игра эта стала надоедать, и он решил показать зубы. Не снимая руки Святого со своего плеча, Вейс резко повернулся к нему и нанес короткий, почти без замаха, удар в солнечное сплетение. Темплер легко увернулся.

– Прекрасно! – воскликнул он. – Нападайте, пусть все выглядит естественно. А я теперь повторю тот же прием, только медленнее, чтобы зрителям было лучше видно.

После чего тяжело дышавший Фрэнки без сил привалился к Саймону, и тот тихо прошептал ему на ухо:

– Где Моника Веринг?

– Отстань от меня, черт побери!..

– Т-с-с! Лейтенант Кирни в первом ряду, Фрэнки. Не стоит говорить слишком громко.

Святой аккуратно поставил своего спарринг-партнера на ноги, заботливо поддерживая его за талию.

– Надеюсь, всем было хорошо видно? – спросил он, повернувшись в зал. – Теперь перейдем к следующему приему. Пожалуй, он даже поэффективнее первого… и немного жестче.

Он зажал Фрэнки в борцовский захват.

– Что с Моникой?

– Слушай ты, сукин сын…

– Если ты надеешься, что уйдешь отсюда своим ходом, то жестоко ошибаешься. Смотри, сколько свидетелей, и всем будет ясно, что произошел несчастный случай. Небольшой просчет, а в результате кто-то свернет себе шею. Бывают же такие случайности!

Саймон постепенно усилил хватку, и Фрэнки понял, что с ним не шутят. Его подручные, привыкшие вышибать из человека дух по указке шефа, и пальцем не могли шевельнуть, ведь Ольвин Кирни находился в зале.

– Она здесь. Да отпусти ты!

– Точнее?

– Второй этаж. Комната на лестничной клетке.

– Справа или слева?

– Слева.

– Благодарю вас, Фрэнки. Вы мне очень помогли, – пока он говорил, левая рука сделала несколько неуловимых движений, и блондин стал тихо оседать на сцену.

– Ему плохо, – с неподдельной тревогой крикнул Святой. – Неужели сердце? Нужен врач!

Он спрыгнул с помоста и поспешил к ближайшему выходу, но по дороге его перехватил лейтенант.

– Одну минутку, – прорычал он. – Что вы сделали с этим парнем?

– Провел сеанс мануальной терапии, – огрызнулся Саймон. – Конечно, в полицейском управлении все делают гораздо эффективнее, но я подумал, что резиновая дубинка на сцене будет выглядеть неэстетично. А что касается этого ублюдка, то минут через десять он очнется и будет как новенький.

Детектив ухватил его за руку.

– Куда вы? И вообще, что вы себе позволяете?

– Я собираюсь обыскать этот клоповник, причем без ордера, – спокойно ответил Темплер. – Нужно найти Монику Веринг. Ее держат где-то здесь.

– Монику Веринг! Актрису? У вас с головой все в порядке?

– Не спешите с выводами. Фрэнки только что сказал мне это. Она на втором этаже.

Часть публики обступила сцену, что мешало соратникам Фрэнки оказать ему помощь. Остальные сгрудились на почтительном расстоянии от Темплера, не решаясь приблизиться из-за присутствия лейтенанта. Наконец миссис Уингейт сумела протиснуться к ним поближе и сразу же набросилась на Темплера.

– Что вы наделали? – яростно заверещала она. – Этот ужасный случай…

– Поговори с ней, Ольвин, – предложил Саймон и в нескольких балетных па ускользнул от разъяренной мегеры, чьи необъятные формы перекрыли проход лейтенанту Кирни, лишив того возможности перехватить Святош.

В два прыжка он взлетел вверх по лестнице… Комната оказалась пустой. В ней было что-то от тюремной камеры – и как две капли воды похожа на ту, в которой он провел ночь. Стекло в окне армировано стальной сеткой. В воздухе явно сохранился аромат духов Моники… Тут он почувствовал дуло пистолета у своего виска.

– Еще одно движение, и я вышибу тебе мозги, – раздался решительный голос Ольвина Кирни.

– Послушай, простофиля, если бы ты остался внизу, мы, по крайней мере, могли быть уверены, что они не увезли ее отсюда.

– Из этой комнаты? – язвительно поинтересовался лейтенант.

– Вот именно. Фрэнки не солгал. Вы запаха не чувствуете?

– Пахнет довольно паршиво, – признал детектив.

Саймон заметил что-то блеснувшее под ногами. Не обращая внимания на пистолет, он нагнулся и поднял это с пола.

– Вот.

– Зубец от расчески, – презрительно бросил Кирни. – И это все?

– От заколки, – поправил его Святой, – и именно такой, какая была у Моники.