Текст книги "1855-16-08"

Автор книги: Леонид Жирков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)

Раненым будет оказано положенное пособие по окончании дела и отбитии штурма'*.

– Прочитали?

– Да Николай Иванович.

– Раненых на передовых перевязочных пунктах, указанных в приказе сортируют на пять категорий. Безнадежные и смертельно раненые, с этими заняты сестры милосердия и священники. Тяжело и опасно раненые, требующие безотлагательной помощи, этих переправляют в операционные в первую очередь. Тяжелораненые, требующие также неотлагательного, но более предохранительного пособия, ожидают операции. Раненые, для которых непосредственное хирургическое пособие необходимо только для того, чтобы сделать возможною транспортировку; наконец, легкораненые, или такие, у которых первое пособие ограничивается наложением легкой перевязки или извлечением поверхностно сидящей пули.

– В шестнадцатом году этот принцип сортировки с успехом применяют во всех армиях, Николай Иванович. А ведь основоположник его, Вы. Что касается до приказа, самое первое, что бросилось мне в глаза – в наше время, принято обозначать места, где находятся беспомощные раненые, некомбатанты, больные, госпитали и больницы, знаком красного креста на белом фоне. Причем это международный символ.

– Это когда же такое приняли? И почему именно такой?

– Приняли его в шестидесятые годы, после австро-прусской войны по предложению швейцарского комитета вспомоществования жертвам войны. Поэтому и в знак уважения к Швейцарии приняли флаг Швейцарии, но поменяли цвета. Даже объяснения придумали, почему именно крест. Его лучи символизируют:

умеренность, благоразумие, справедливость и мужество. Такой флаг издалека заметен. Санитары, которые выносят с поля боя раненых, должны быть не вооружены, и иметь на руке белую повязку с красным крестом.

– Что еще кроме флага?

– Мне кажется, что князь в своем приказе, допустил ошибку, распорядившись оставлять тяжело раненных на бастионах во время штурма. Надо таких страдальцев немедленно отправлять на перевязочный пункт. Тут каждая секунда дорога.

– Согласен с Вами. Попросим его, он изменит приказ.

– А почему приказ подписал начальник штаба. Даже не начальник штаба, а исполняющий дела?

– А у нас в Севастополе нет единоначалия. Князь Васильчиков, истинный наш благодетель. Он первый обратил внимание на состояние перевязочных пунктов и облегчение участи раненых. Еще до моего приезда в Севастополь, обратился к частной благотворительности и сумел привлечь к ней жителей Севастополя. Ведь почти ничего не было! А тут явились постели, белье, бинты, корпия, посуда.

– Да я знаю, по-моему, ведь население принимает большое участие?

– Женщины стали сестрами милосердия, арестанты составили отличную и самоотверженную прислугу, продовольствие улучшилось благодаря пожертвованиям. Да и сестры милосердия и сердобольные вдовы стали прибывать. Но это уже позже. Я Вам потом дам 'Русский инвалид', почитаете.

– Спасибо Николай Иванович.

– Пустое! Так как бы нам организовать ... м-м-м, улучшения знаний врачей? Я бы и сам с

_________________________________________________________________

* – Подлинный приказ Васильчикова.

удовольствием поучился у Вас.

– Николай Иванович! Вы меня в краску как барышню вгоните!

– Я ведь не Господь, всего знать не могу. А если кто знает более моего, с удовольствием поучусь.

– Насколько я знаю, от своего командира полка, завтра будет тяжелый день, бомбардировка продолжиться. А уж потом союзники запросят перемирия. У них будут большие потери.

– Штурм?

– Попытка. А у нас будет передышка, можно будет спокойно собрать медиков.

– Так и решим.

* * *

"Русский инвалид"

"...сердобольные вдовы, забывая собственную свою опасность и не помышляя о трудах и лишениях, дни и ночи проводили в уходе за больными... Сердобольная вдова Воронина... занимается перевязкою ран в гангренозном отделении, убийственном для здоровья, по злокачественности воздуха, и не желает оставить сего госпиталя... Сердобольная Пашковская, состоявшая при Симферопольском военном госпитале, постоянно присутствовала при ампутациях и других операциях, затем неуклонно наблюдала за ходом болезни каждого страдальца, в точности исполняя все распоряжения врачей...

В Богоугодном заведении, где находятся теперь самые трудные раненые, сердобольная вдова Малейн ухаживает за ними с таким редким усердием, не упуская ни малейшего случая подать им необходимую помощь, возможное пособие.

В отделении раненых пленных сердобольная вдова Евреинова также сама перевязывала раны и... заслужила общую их благодарность.

К сожалению, 12 сердобольных вдов... во время ухода за больными и ранеными, вследствие истощения сил и от заразы, окончили жизнь в Симферополе...".

Глава 15. Дорого яичко к Христову дню.

Павел Матвеевич, инженер со станции Тернополь, вместе с выведенными за штат четырнадцатью офицерами, ста пятьюдесятью тремя нижними чинами и своими тремя рабочими находился в Северном укреплении.

По приказу Нахимова, выведенных за штат, переодели и перевооружили. Вместо трехлинейных магазинных винтовок, выдали шестилинейные гладкоствольные ружья с устрашающего вида штыками. Выданную форму собирали по всем полковым швальням, которые только нашлись в Севастополе. Сформированная из них караульная рота, стала использоваться вместо "предков". Тех в свою очередь, переодев в выстиранную форму "потомков", начали срочно переучивать.

После того, как заведующий хозяйством полка, властью данной ему командиром, разоружил всех кого сочли возможным, все винтовки, драгунки, карабины и три непонятно как затесавшиеся в столь изысканное общество "берданки" сложили в одном из казематов. Все, кого Ларионов назвал 'лишними', также появились в месте формирования двух новых батальонов. На две трети состава они должны были состоять из 'потомков', на треть из 'предков'.

Времени на формирование Ларионов отвел крайне мало. Три дня, и батальоны должны были быть готовыми к тому, что их бросят в бой, как полноценную силу. Ремезов с сомнением покачал головой, когда это услышал.

– Господин полковник, солдаты в ротах не 'притрутся' друг к другу. Особенно если учесть, что 'предки' наши, обучены совсем по другим уставам. Очень мало времени.

– Все понимаю Петр Ильич. Но надо постараться. Другой возможности для увеличения численности нет, и времени большего нет. Знаете, как в народе говорят? Дорого яичко к Христову дню!

Ремезов пообещал сделать все возможное и невозможное, но приказ выполнить.

* * *

Павел Матвеевич, был шутливо назван при назначении, заместителем командира полка по научной части. Название то шутливое, а вот обязанности самые серьезные. Не касаясь военных дел, он был занят комплектованием библиотеки из всех книг, уставов и наставлений, которые оказались у офицеров. Вторым очень важным делом, инженер считал составление подробных списков: месторождения полезных ископаемых, технологии, изобретения.

Два прапорщика, которых инженер вытребовал себе в помощь, буквально стонали от писанины. Иной раз, выпытывая из косноязычного рабочего, каковыми иногда были их одновременцы, устройство станка, марки сталей и сплавов или состав красителей для тканей, молодые помощники инженера приходили в отчаянье. С такими 'носителями знаний', приходилось разговаривать более уравновешенному и опытному Павлу Матвеевичу, и ему таки удавалось узнать еще много чего, что могло храниться в людской памяти.

Записывая описания технологического процесса в изложении ученика вальцовщика, по крупицам 'выдирая' полезную информацию, периодически сверяясь с 'Справочной книгой инженера', Павел Матвеевич подумал, что неплохо составить список, в котором бы фигурировали выдающиеся ученые, писатели, художники, промышленники, инженеры и изобретатели. Сказано-сделано, поздним вечером, вернее даже ночью. "заместитель" нагрянул на квартиру Ларионова и не слушая протестов денщика, разбудил командира. Тут уж пришлось Ларионову, зевая и пытаясь сосредоточиться, перебирать имена тех людей, кто был наиболее известен к шестнадцатому году.

Всплыли имена Толстого, генерала корпуса корабельной артиллерии Пестича, адмирала Бутакова, Менделеева, ... В конце концов, полковник пообещал завтра непременно распорядиться о том, чтобы все офицеры приняли участие в пополнении 'копилки' и отправился спать, пожелав инженеру "спокойной ночи" и распорядившись, чтобы "Савельич" устроил гостю спальное место. Денщик поворчал, но все сделал в лучшем виде.

* * *

Утром, после ночного затишья, бомбардировка возобновилась с прежней силой, а на Северной стороне Ремезов начал выполнять приказ командира полка. Подошли роты Владимирского, Одесского, Азовского, Модлинского, Архангелогородского, Полтавского и Кременчугского полков, довольно ослабленные потерями и следовательно далеко не полного состава.

Разбивка людей на роты и взводы была совершена достаточно быстро. Тут Ремезов решил воспользоваться знаниями, которые почерпнул из рассказа Ларионова, о разбивке новобранцев по гвардейским полкам. Выстраивали всех по росту, оказывались рядом московский мастеровой, вятский охотник, саратовский дворник. Все одеты самым разным образом. Вдоль строя идет командир гвардейского корпуса генерал Безобразов и окинув взглядом новобранца после секундной задержки говорит: "Павловец", "Семеновец". Два саженного роста преображенских унтер офицера, по описанию, выше самого Ларионова, с криком 'Павловец!', 'Семеновец!', бросали новобранца в руки приемщиков от полков'

Стараясь собрать в каждом взводе земляков хотя бы и из разного времени, Ремезов решил воспользоваться этим опытом, немного изменив способ отбора. Теперь он стоял и слушая крики офицеров видел, как быстро формируются новые роты.

– Псковские и новгородские ко мне!

– Саратовцы и казанцы!

– Вятские! Ко мне!

На такое интересное действие сбежались смотреть сначала мальчишки, потом к ним стали присоединяться обыватели.

Офицеры "предки", были приглашены Петром Ильичом в сторону. Он сообщил им, что проходить ускоренный курс обучения они будут под его и его ротных командиров началом. Представился, представил офицеров и стал знакомиться с новыми подчиненными.

* * *

– Господа офицеры! Все знают, каким путем мы попали в Севастополь? Если не все, то коротко это выглядело так. В тысяча девятьсот четырнадцатом году, Германия, Австро – Венгрия и Турция находясь в союзе, объявили войну России, Франции и Англии, которые тоже в тот момент были связаны союзным договором. В тысяча девятьсот шестнадцатом году, наш полк шел на фронт, шел в буквальном смысле. Шел, шел, зашел в лес, а вышел уже здесь. Большего я объяснить не смогу. У вас есть пять минут для вопросов.

– Господин подполковник, – вперед выступил капитан с галунными погонами на мундире. Красный воротник с золотыми петлицами, по моде предыдущего царствования едва не достигал его ушей: – Все мы, конечно, имеем много вопросов, за пять минут, на них не ответишь, но я думаю, что у нас еще будет возможность все узнать подробно.

– Согласен с Вами. Тогда к делу. Господа пройдемте сюда.

Ремезов показал на наспех сколоченный стол, на котором лежали разобранные трехлинейная винтовка, револьвер 'Наган', и ручной пулемет 'Льюис'. Там же лежал распечатанный патронный 'цинк'.

– Располагайтесь полукругом господа, чтобы всем было хорошо видно. Сейчас, нестроевые готовят нам место для занятий, но время дорого, и не будем его терять.

Офицеры распределились полукругом от стола, с интересом рассматривая оружие.

– Для того, чтобы осознать каким кратким будет наш 'курс наук', я скажу, что на подготовку подпоручика, младшего ротного офицера, в наше время, в военном училище предусмотрен двухгодичный срок обучения. На подготовку прапорщика пехоты, в военное время, отводится три месяца. Мы должны пройти курс, в три дня.

Разом раздались голоса. Обстрелянные, опытные офицеры, выразили свое недоумение и удивление в выражениях иногда далеко не принятых в обществе.

– Согласен, это очень мало. Но! У нас нет необходимости учить вас правилам чинопочитания, нахождения в строю, прочим немаловажным аспектам повседневной службы. Вы их и так знаете. Вы уже не один раз побывали в деле, и значит люди обстрелянные. Моей задачей является дать вам тот необходимый минимум знаний, который проистекает из изменившихся условий ведения боя. По мере рассказа у вас будут возникать вопросы, прошу, не стесняйтесь их задавать. Порядок будет такой. Сначала, я расскажу вам о новом оружии. – Ремезов взмахом руки обвел лежащие на столе образцы.

– Когда вы изучите его, я расскажу, как его применять в бою. Основное время у нас займет изучение вот этой книжечки. – Подполковник достал из полевой сумки 'Наставление для действия пехоты в бою' и показал её всем присутствующим.

– Потом мы решим несколько тактических задач, в последний день проведем батальонное учение. Вопросы?

– Господин подполковник! Нельзя ли нам переписать содержание этой брошюры?

– В этом нет необходимости. Каждый из вас получит личный экземпляр в свое время. Основные тезисы достаточно просты, и их легко запомнить.

– А когда мы сможем их получить?

– Как только их напечатают. Записи делать не надо, полученные брошюры, ни в коем случае не терять, никому не показывать. То, что в них написано, такое же оружие как и то, что лежит перед вами.

– Господин подполковник, капитан Селуянов, командир роты Модлинского пехотного полка. Позвольте спросить, почему Сибирская бригада, обмундирована столь странно? В форму, совершенно не различимую на поле сражения?

– В то время, из которого прибыла бригада, на поле боя нет необходимости выделяться, чтобы полководец издали видел положение своих войск. Наоборот, чем менее будет заметен солдат или офицер, тем больше шансов у него остаться в живых. Бои и сражения, выглядят в наше время совсем по-другому, нежели сейчас. Сплоченный удар в штыки, скорее исключение, чем правило. Нет необходимости сблизиться с противником, чтобы одержать победу исключительно в рукопашной схватке.

– Значит завет генералиссимуса Суворова, что "пуля дура – штык молодец" забыт?

– Ничуть! Великий Суворов говорил: "Пуля обмишулится, штык не обмишулится. Пуля дура, штык молодец". Что это значит? Во времена князя Италийского, после одного-двух залпов, войска старались сойтись в рукопашной схватке. В наше время, из которого мы попали в Севастополь, в рукопашном бою, сиречь штыковой схватке, сходятся только те солдаты, которые не перестреляли друг друга, при сближении. Никто не отрицает важности умения вести бой грудь в грудь, штык на штык. Но основной упор делается на умение меткими выстрелами обескровить противника. Имея новое оружие, надо в полной мере использовать его дальнобойность. Имея форму, не выделяющуюся на фоне местности, как львы не выделяются на фоне пустыни, позволяет сблизиться с противником на дистанцию действенного огня. Для того чтобы не позволить врагу вести прицельный огонь, построение пехоты в бою, отличается от принятого сейчас. А покровительственная окраска формы, позволяющая оставаться малозаметным для противника, способствует уменьшению потерь. Для того чтобы все здесь присутствующие, могли в полной мере понять и осознать новые приемы ведения войны, надо будет внимательно запоминать все, что я вам буду говорить. Поверьте мне, за шестьдесят лет военное дело ушло далеко вперед, и неприметность обмундирования, только небольшая часть того, что вам предстоит узнать.

– Спасибо господин подполковник. Я не очень понял, но надеюсь понять в дальнейшем.

– Обещаю, ответить на все ваши вопросы господа, как только вы их зададите. Еще один момент. Вы господа должны пополнить батальоны бригады. Вам предстоит изучить за самое краткое время новое оружие, более скорострельное и дальнобойное, чем то, которое имеется у англичан и французов. Для сохранения жизни и поднятия боевого духа солдат под огнем противника, научиться командовать в наступлении рассыпным строем. У нас он называется цепь. Это не парная цепь застрельщиков. В обороне нужно научиться маскироваться, залегать, окапываться.

– Очень мало времени, господин подполковник! Прапорщик Явлинский, Владимирский полк.

– Да! Очень мало. Я уже говорил об этом. Но если очень надо, значит мы должны. Вы прервали меня, прапорщик.

– Простите господин подполковник.

– Третье господа, вам всем придется переодеть форму, чтобы затруднить прицеливание неприятельским стрелкам и облегчить себе жизнь. Сейчас, давайте займемся оружием.

Следующие три часа, офицеры, разбитые на четыре группы по десять человек, периодически переходя от одного стола к другому, по очереди учились разбирать и собирать винтовку и револьвер. Изучение ручного пулемета свелось к перечислению его характеристик, уяснению приемов его зарядки и разрядки, подготовки к ведению огня и прицеливанию.

Общий восторг вызывали унитарные патроны. Ремезову приходилось внимательно наблюдать, чтобы не дай Бог, при нажатии на спусковой крючок, в патроннике не было патрона.

– Господин подполковник! Поручик Афанасьев. Мы будем иметь возможность опробовать оружие? – Спросил, вытирая руки, молодой поручик Архангелогородского полка, и добавил совершенно по-мальчишески, – Уж очень хочется!

– В конце дня, оборудуют стрельбище и каждый из вас постреляет. Сейчас ваша задача научиться правильным приемам обращения с оружием.

Слушатели импровизированных курсов с азартом учились тому, что знал практически каждый рядовой перенесшийся в Севастополь из шестнадцатого года.

* * *

Обед, состоявший из двух блюд: щи с мясом и гречневая каша с маслом, поданный офицерам в солдатских котелках, был съеден ими с удовольствием, несмотря на всю необычность для них такой сервировки и меню. Интерес, ничуть не меньший, чем оружие вызвала полевая кухня.

– Вот господа, все очень просто, а никто до сих пор не додумался! Котлы, колеса, топка. Запрягли и поехали, солдаты идут, а горячая пища готовится. Встали на бивуак, извольте кушать.

– На сытый желудок и воевать приятней.

– Господин полковник, а в вашем времени, во всех армиях такие кухни?

Во время послеобеденного отдыха, подполковник как смог удовлетворил любопытство своих 'студентов'. Пока Ремезов отвечал на вопросы, подошедший фельдфебель нестроевой роты доложил, что место для проведения занятий подготовлено, господин подполковник 'могут распорядиться'. Ремезов 'распорядился' и слушатели заняли места за дощатыми 'партами'. Освободившийся стол, мгновенно был перенесен к новому месту занятий. Дерева в Севастополе не хватало, и его приходилось экономить.

Лекция о принципах современной войны, началась для слушателей неожиданно.

– Прежде чем я начну рассказ о действиях пехоты, извольте выслушать о месте офицера в бою и запомнить сказанное, как дважды два. Офицер не должен находиться впереди своих солдат! Только сзади.

– Господин подполковник! Вы, что же предлагаете нам труса праздновать?

– Отнюдь нет господа! Я исхожу из чисто меркантильных интересов.

– ?!

– Боевой порядок, в котором офицер находится позади, наиболее устойчив и управляем. В шестнадцатом году, никому в голову не придет ходить в атаку колоннами или густой цепью. Точно так же не ходят впереди солдат офицеры. Офицер перед строем, ведущий солдат вперед с картинным размахиванием шашкой, первый и будет убит.

– Или ранен.

– Или ранен. Но это несущественно, главное он выйдет из строя, солдаты останутся предоставленными сами себе, приказ не будет выполнен.

Раздались голоса:

– Но перед атакой офицер назначит себе заместителя господин подполковник.

– Стоимость подготовки солдата и офицера разнятся ...

– Разве можно равнять жизнь офицера и солдата?

– Находясь позади стрелковой цепи ...

– Я сказал о том, что офицер должен находиться в тылу боевого порядка вовсе не потому, что он господин и его жизнь столь ценна сама по себе, а солдат много и их не надо так беречь. Прежде всего, выход из строя командира, будь то его смерть или ранение, это потеря управления ротой, что чревато поражением или отступлением. Заместитель, даже если он окажется толковым и распорядительным начальником, вряд ли сможет заменить опытного командира. Это как разница между стальной и деревянной лопатой.

Офицер имеет больше опыта и знаний, лучше подготовлен к управлению боем. Проще говоря, смерть одного офицера влечет за собой смерть нескольких десятков солдат роты. За гибель старшего офицера полк расплачивается уже сотнями солдатских жизней. Таким образом, жертвенность офицера может обернуться не выполнением приказа, бесполезной гибелью людей и торжеством неприятеля.

– Господин подполковник! Подпоручик Зорич, разрешите вопрос?

– Спрашивайте поручик.

– В чем же меркантильность Вашего утверждения?

– Меркантильность, состоит в том, что сберегая командиров, сберегаем солдат. Сберегая солдат, особенно молодых, можем надеяться, что они впоследствии женятся, и будут иметь детей. Чем больше подданных в Империи, тем больше налогов можно собрать, чем больше налогов, тем больше денег и богаче Империя. Чем она богаче и больше население в ней, тем меньше хочется кому-либо напасть на неё. Значит, будет меньше войн, потерь и расходов.

– Но почему в Ваше время господин подполковник, так не хватало офицеров? Ведь многие из тех кто оказался здесь, насколько я понял, не кончали военных училищ. Простите, не представился капитан Лечицкий.

– Армии стали массовыми, исход войны уже не мог быть решен в одном генеральном сражении. Он не мог быть решен даже в нескольких сражениях. Армии в несколько миллионов солдат не могут быть побеждены в короткое время. Война приобрела затяжной характер. И потери в первую очередь понес кадровый состав.

– Но почему?

– Простой пример. В начале войны четырнадцатого года, возглавляя атаки своих рот, батальонов и полков, офицеры гибли совершенно бесполезно. К пятнадцатому году, кадровый состав офицерского корпуса, составил не более двадцати процентов. Кадровых офицеров заменяли выпускниками школ прапорщиков, то есть офицерами военного времени. Потери в пятнадцатом году составляли, даже при условии, что не хватало снарядов, да и просто винтовок, такое количество людей, которого не имел неприятель.

– Но ведь их, же тоже учили!

– Совершенно глупая бравада кадровых офицеров, которые бесполезно гибли в боях, привела к таким потерям. Мальчики, ставшие офицерами, после школ прапорщиков, умели хорошо умирать, но командовать своими людьми не умели. Опыта у них не было никакого. А чем дольше офицер выживает на войне, то есть набирается опыта, тем больше сберегается солдатских жизней.

– Господин подполковник, а к чему еще ведут потери среди офицеров? – Довольно ехидно спросил сидевший за столом первого ряда поручик, даже не сочтя нужным встать.

– Потрудитесь представиться при обращении к старшему по чину. – Сухо сказал подполковник, под гул голосов офицеров обсуждавших сказанное ранее Ремезовым.

– Простите господин подполковник! Командир второй роты Азовского пехотного полка поручик Станкевич.

– Вопрос Ваш поручик нарочит, но я отвечу на него. Судя по реакции присутствующих господ офицеров, столь недвусмысленно выражаемой гулом неодобрения к моим словам, попробую осветить проблему с другой стороны. Есть в военном деле такие знания и навыки, которые невозможно написать в учебниках, и которые возможно передавать лишь изустно и личным показом. Должна быть преемственность в воспитании и обучении будущих офицеров. Готовить их к будущей войне, начиная с кадетских лет, должны опытные люди. Потери среди офицеров фронтовиков, ведут к прерыванию этого немаловажного процесса. В заключение преамбулы я хочу сказать, никто не сомневается в вашей личной храбрости господа. Вопрос в том, чтобы использовать вашу храбрость и ваши знания с наибольшей пользой.

Глубокое молчание было ответом на последние слова. Ремезов продолжил:

– Но к делу. Сейчас, мы с вами рассмотрим несколько глав наставления. Во-первых – разведывание пехотой, во-вторых – движение пехоты, в-третьих – огонь пехоты.

Глава 16. Худой мир лучше доброй ссоры.

К Павлу Матвеевичу, после завтрака, принесенного денщиком Ларионова, снова переместившемуся в Северное укрепление, пришел капитан Степанов. Инженер находился в довольно просторной комнате, служившей кабинетом для капитана первого ранга Бартеньева и любезно уступленную им инженеру.

– Доброе утро Павел Матвеевич, простите, что осмелился прервать Ваши занятия.

– Здравствуйте господин капитан, – оторвавшись от своей записей в своем 'реестре великих людей', ответил инженер, – простите, не знаю, как вас величать.

– Позвольте представиться, капитан Степанов Леонид Михайлович.

– Очень приятно. Но я не совсем понимаю, ... чем обязан?

– Павел Матвеевич, вы ведь инженер?

– Имею честь, окончил московское техническое училище в тысяча восемьсот девяносто девятом году.

– А почему Вы не в армии?

– Я был призван в четырнадцатом году, служил в двести шестьдесят четвертом Георгиевском полку, шестьдесят шестой дивизии. Звание имел прапорщика, в пятнадцатом году был демобилизован. Знаете, наверное, всех инженеров и квалифицированных рабочих, кто уцелел, из армии вернули на производство. А собственно, почему такой расспрос?

– Вы не удивляйтесь, пожалуйста, Павел Матвеевич.

– Я не удивляюсь, я возмущаюсь!

– И возмущаться не надо.

– Послушайте, господин капитан, Вы ведете себя как самый обыкновенный жандарм! Я не возмущаюсь, просто не совсем понимаю, зачем весь этот разговор? – немного не последовательно выпалил инженер.

– Павел Матвеевич, Вы действительно недовольны. И моим посещением, и моими расспросами. Простите, пожалуйста, никоим образом не собирался Вас обидеть. Расспросы мои, это чисто профессиональное. Действительно до недавнего времени служил в отдельном корпусе.

– А вы знаете анекдот о беременных женщинах и жандармах?

– Нет.

Извольте. Некая дама, загадала в обществе загадку, чем отличается беременная женщина от жандарма.

– И что же?

– Ответ очень прост, если дама при известных условиях может и не доносить, то жандарм, непременно донесет.

– Очень глупый этот Ваш анекдот. Кому донесет жандарм? Самому себе? Но мысль я Вашу понял.

– Очень хорошо! Доносчиком я не буду!– Почти выкрикнул инженер запальчиво.

– Я не собираюсь вербовать Вас в секретные сотрудники Павел Матвеевич. Цель моих расспросов, лежит в сфере Вашей профессии, а не в ваших убеждениях, – Слова 'жандарма' прозвучали убедительно, вызвав некоторый интерес.

Капитан продолжил:

– Мне не нужны Ваши сообщения о господах эсерах, социал-демократах, анархистах. О господах из 'Народной воли', Вы тоже ничего мне сообщить не можете, тем более что её, этой самой 'Воли' ещё нет. Дело, по которому я к Вам пришел, совсем другого толка. Да и сам я сыском не занимался.

– Какое дело? – колюче спросил Павел Матвеевич.

– Хотелось бы, чтобы Вы, Павел Матвеевич подумали над тем, как приспособить двигатель с одной из наших радиостанций для установки на лодку.

– Зачем?

– Необходимо иметь средство для доставки мин заграждения в Казачью бухту.

– Поставьте парус и плавайте себе на здоровье. – Возразил инженер.

– Лодка должна быть быстроходной и малозаметной.

– А мины Вы, где возьмете? – продолжал сопротивляться Павел Матвеевич.

– А это вторая часть дела, с которым я к Вам пришел. Мины надо сделать.

– Из чего?

– Вы же инженер!

– Я инженер, а не господь Бог!

– Иными словами Вы не хотите помочь в обороне города?

– Это нечестный прием! Я, конечно, хочу помочь, но не имею возможностей. Здесь нет промышленных предприятий, соответственно нет станков, металла, хотя ...

– Севастополь-главная база флота. Не может быть, чтобы здесь не было мастерских.

– Я тоже подумал над этим, – начал сдаваться инженер, – А сколько мин нужно? На какую глубину их будут ставить?

– Мин нужно немного, дюжину. Это скорее будет психологическое оружие. Даже если не потопим никого, а только повредим, уже будет хорошо. Они побоятся выходить в море. Заблокируем французов в бухте, а там что-нибудь еще придумаем. Ну как, возьметесь?

– Уговорили. А что вы говорили про сыск? – Было видно, что инженер не избавился от чувства ожидания подвоха.

– Я служил на КВЖД, занимался противодействием хунхузам. Числился по отдельному корпусу, а занимался контрразведкой. Во время японской войны возложили на корпус такие функции, да так потом и оставили.

Чувствовалось, капитан хочет если не отмежеваться от подозрений, то хотя бы дать понять собеседнику, что задачи выполняемые служащими ОКЖ, были достаточно разнообразны.

– Почему контрразведкой занимаются жандармы?

– Потому, что когда началась несчастная Японская война, никто в России контрразведкой не занимался. Не думали о яичке, которое бывает дорого к Христову дню. Вот и стал корпус заниматься этим. Хоть какое-то представление о методах контрразведки, тогда только у жандармов и было. А когда я перешел служит в корпус, то и стал заниматься те, чем занимался.

– А Вы, почему в жандармы перешли?

– Посмотрел, какие безобразия творятся со снабжением армии во время японской войны, захотелось иметь возможность реально принять участие в искоренении злоупотреблений. Ну а поскольку я за время службы на дороге выучил китайский язык, то и задержался на Востоке.

– А почему же Вы перевелись на Запад?

– А я еще и немецкий язык знаю, вот мой рапорт и удовлетворили. Вы Павел Матвеевич, мне форменный допрос учинили.

– Виноват, хотелось понять с кем имею дело.

Почувствовав, что в голосе инженера уже нет прежней враждебности, Степанов задал вопрос в свою очередь:

– Простите, а почему Вы так были настроены в начале разговора?

– Я после демобилизации, работал на Обуховском заводе, ну попалась мне в руки литература запрещенная, прочитал, стал обсуждать с товарищем, а он донес. Пришлось после беседы в здании у Цепного моста, уволится и перейти на железную дорогу.

– Так Вы, значит, знаете, как пушки делать?

– И пушки тоже.

– Прекрасно! Прекрасно! Надо обязательно нам еще поговорить! Мир?

– Мир! Леонид Михайлович, еще поговорим, обязательно. Вы куда сейчас?

– К Ларионову, доложу о своих планах. Да и с флотскими надо насчет лодки договориться, потом буду команду подбирать. А вы?

– Пойду искать мастерские, потом буду думать. Раз уж взялся за гуж ...

* * *

Из дневника капитана Гребнева.

27 мая. В церквях Севастополя и на бастионах был отслужен благодарственный молебен, причем на бастионах налой заменяли несколько туров, составленных вместе и покрытых парчой.

Еще накануне вечером, перед вторым бастионом, на плато и в Доковом овраге были слышны стоны раненных. Французы, во множестве лежавшие на земле, звали на помощь. Это подвигло некоторых наших солдат, перебравшись через бруствер, напоить страдальцев и перевязать их раны.