Текст книги "1855-16-08"

Автор книги: Леонид Жирков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)

Последнее, чуть не забыл! Как сказал один русский офицер, сами русские оценивали свою стрельбу с расстояния в девятьсот метров, как малоэффективную. Она велась исключительно для психологического нажима. И велась она исключительно лучшими стрелками. Что же тогда, по их мнению, эффективная стрельба?

Ваш верный ученик Жан Мари Сервел'

'Резолюция начальника департамента ОКЖ: Дабы не раскрывать секретов ранее заключения мира, данное письмо задержать с отправкой адресату, на срок до начала обмена пленными'.

Глава 33. Первый бой броненосцев. Завязка

Совещание флагманов союзных флотов происходило в Камьеш, городе, возникшем на берегу Камышевой бухты стараниями французских солдат и матросов. Его еще называли 'столица французской армии в Крыму'. Одноэтажные деревянные дома, построенные из привезенного из Болгарии леса, располагались на улицах Наполеона, де Лурмеля, Тулонская, Парижская. Как только не изощрялись солдаты, пытаясь из забытого богом кусочка земли сделать уголок прекрасной Франции. Даже развели огородики возле домов. Вот с деревьями вышел облом, не хотели приживаться на каменистой крымской земле. Требовалось много воды для полива.

Были в этом городе трактиры, магазины, ресторан 'Инкерманский', масса лавок и кафе, даже театр был на тысячу двести мест, где играла профессиональная труппа из Франции. Жаждавшие культурных развлечений, заброшенные в эту варварскую Россию солдаты иногда выступали с самодеятельными постановками. Имелись и гостиницы: 'Малахов', 'Победа', 'Черная'.

Было и веселое заведение под красным фонарем, пользовавшееся огромной популярностью. В магазинах и лавках можно было купить все, что душе угодно. Правда, цены 'кусались'.

В уютном номере отеля 'Малахов', в обстановке сугубой секретности встретились командующие английским и французскими флотами. В коридоре за игрой в карты сидели флаг-офицеры обоих адмиралов. Охраняли. Секретность, соблюдалась не от русских, а от своих генералов.

После самозатопления русского флота, жалкие остатки которого еще стояли на якорях в бухтах Севастополя, обеспечивая артиллерийское прикрытие сухопутной обороны перекидным огнем, и не очень удачных, а порой и бесславных попыток флотов союзников повлиять на ход боевых действий, требовался успех.

Действительно, блокада Свеаборга и Кронштадта протекала ни шатко ни валко. Атаковать форты, сложенные из гранитных плит в открытом бою было безумием. Еще в начале войны Наполеон III высказался в том духе, что любые попытки атаковать русские морские крепости деревянными кораблями обречены на провал. После подрыва нескольких кораблей на минах атака этих крепостей на Балтике отодвинулась на неопределенное время.

Подорвавшиеся корабли с большим трудом отвели в Стокгольм и поставили на ремонт. И они надолго застряли в сухих доках. Одна из русских мин стала трофеем англичан. Вице-адмирал Сеймур приказал разместить ее на палубе парохода-фрегата, чтобы изучить устройство. Вокруг собралось около двадцати офицеров. Один из них заметил, что мина может быть опасна. Но адмирал заявил, что он "знает об этом все", и со словами "Ее можно обезвредить" ткнул пальцем в выступающую часть мины. Та тотчас взорвалась, сбив с ног всех стоящих вокруг. Несколько человек погибло, многие были серьезно ранены. Адмирал лишился глаза.

На этом основании сделали вывод, что мина имеет не очень сильный заряд. Но ведь его можно и увеличить? И в случае подрыва кораблю тогда не помогут никакие водоотливные помпы. Отправка бронированных батарей именно к Севастополю обусловлена была еще и тем соображением, что на Черном море, русские мины не применяли. Их здесь просто не было, иначе русские засыпали бы подходы к удобным местам высадки минами, сделав из прибрежных вод 'суп с клецками'. Англичане прозвали мины "адскими машинами".

Русским пришлось топить корабли на фарватере Севастополя, оставить Керчь и позволить флоту союзников пройти в Азовское море. Результаты похода были ничтожны.

Разорение Таганрога не удалось, десант сбросили в море рота внутренней стражи и вооружившиеся обыватели под командой отставного подполковника Македонского. Попытка сжечь город окончилась пленением поджигателей. Английский пароход 'Jasper', сел на мель и его флаги, команда и пушки стали добычей казаков.

Разрушенные земляные укрепления в Мариуполе и Бердянске, оставленные русскими без боя с легкостью восстановили после ухода союзников. Немногочисленные воинские команды, вновь расставили на бастионах увезенные при угрозе захвата легкие полевые пушки. Потери запасов хлеба заготовленного для крымской армии, русские компенсировали поставками из внутренних губерний. Россия страна большая, хлеба в ней много.

Закрепились союзники только в Керчи, где им активно помогала грабить город местная татарская община.

Обоим адмиралам, ставшими командующими сосредоточенными в Черном море французскими и английскими эскадрами позарез требовался крупный военно-морской успех. Не такой, как на севере, где англичане под командованием командора Омманея выпустили без всякой пользы почти две тысячи ядер по Соловецкому монастырю, разграбили храм Андрея Первозванного на Большом Заяцком острове и убрались восвояси. И не такой, как на Камчатке, где результатом позорного сражения десанта с казаками и жителями Петропавловска стало самоубийство командовавшего эскадрой контр-адмирала Дэвида Прайса.

Нужна была громкая, настоящая победа в духе Трафальгара, на худой конец Наварина. Роль которую исполнял флот союзников в Черном море, не устраивала обоих адмиралов.

Возить дрова зимой и летом для отопления и приготовления пищи. возить в Варну раненных, в Константинополь пленных и тех же раненных. Блокада Севастополя с моря – абсолютно бессмысленная задача, поскольку русских кораблей в Черном море больше не было. Жалкая роль мальчика на побегушках!

Большие повреждения кораблей и потери в командах полученные в результате попытки обстрела Севастополя с моря, делали флот практически бесполезным для ведения боевых действий. А славы адмиралам очень хотелось.

Жизненный путь адмиралов был похож. Оба командовали кораблями, оба успели побывать и на дипломатической службе, и на административных должностях. Оба были в возрасте, требующем наличия побед. Вице-адмирал Арман-Жозеф Брюа был моложе контр-адмирала Эдмунда Лайонса на шесть лет. Но в его подчинении с приходом плавучих батарей была та неопробованная еще сила, которая могла в дальнейшем, вывести его любимую Францию на первую роль в мире военно-морских вооружений.

Лицо французского адмирала, было лицом аристократа, хотя таковым он не являлся. Внешность англичанина, с чертами словно вырубленными топором, напоминала обитателя Ист-Энда. Прежде всего, бросались в глаза мощные, как у бульдога, челюсти, которые если сомкнутся на горле врага, то их ничто не сможет разжать.

Опустив бокал с вином, англичанин закончил тираду, которую начал чуть ранее:

– Россия не единственное государство в мире, есть государства более великие, которые, будучи достаточно могущественными, настроены благожелательно; они просвещают невежественных; они защищают слабых, которые не дружат с Россией, но скорее враждуют с нею. Англия и Франция, являются первыми нациями на земном шаре, они были великими и могущественными ещё тогда, когда русские в маленьких лодках просили разрешения ловить рыбу в Азовском море.

Адмирал процитировал часть послание к горцам, которое отвез еще в тысяча восемьсот тридцать восьмом году.

– Согласен с Вами сэр! Полностью согласен. Только несчастное стечение обстоятельств помогло русским спастись, во время визита в Россию дяди нашего императора.

Но тема была скользкая, ведь во времена Наполеона I, Франция кроме России воевала и с Британской империей, удачно на суше, неудачно на море. Поэтому Арман Жозеф, перевел разговор на тему, из-за которой два адмирала и встретились.

– Нам необходимо разработать план, для того, чтобы роль флота во взятии этого проклятого города была однозначно видна всем. Император и адмирал Гамелен, дали нам такую возможность. Прибытие "Лавэ", "Тоннанта" и "Девастасьона", позволит сровнять с землей русские укрепления на приморском фланге.

– Одним плавучим ...батареям (адмирал хотел назвать новейшие французские корабли корытами) с этой задачей не справиться. Как в Вашем представлении надо расположить наши силы, чтобы добиться полного успеха, сэр?

– На первой линии, примерно в пяти-шести кабельтовых от берега встанут батареи. На этом этапе, помощь линейных кораблей и фрегатов в уничтожении десятой батареи русских имеющей только земляные валы не потребуется. Далее, последует разрушение нижнего этажа их каменной Александровской батареи. Верхние этажи с боевыми казематами от сотрясения развалятся сами, если русские попробуют вести из них огонь. Это может продлиться долго, поэтому, ночью на место батарей должны выдвигаться канонерские лодки и суда с мортирами, чтобы воспрепятствовать восстановительным работам.

– Прекрасно сэр! У меня есть предложение, снять часть корабельных орудий, задать жару дикарям на суше. Пусть обстрел ведут именно наши моряки, пусть они покажут этим сухопутным недотепам КАК надо стрелять. Расположим батареи вблизи вашей батареи "Наполеон". Леса, чтобы изготовить навесы для предохранения от обстрела картечными гранатами, привезено из Варны достаточно. Хватит не только на уже существующие батареи, но и на наши морские.

– Неплохая мысль, сэр. Как быстро можно устроить батареи?

– Их уже строят. Послезавтра все будет готово к открытию огня!

– Но это Ваши батареи!

– Не беспокойтесь сэр, позиции строят и на Вашу долю. По шестнадцать орудий крупного калибра, я думаю, будет достаточно!

– Отлично!

Дальнейший разговор свелся к количеству кораблей и их местоположению при обстреле береговых укреплений. Фантазия адмиралов разыгралась и кроме десятой и Александровской батарей к смерти были приговорены шестой и седьмой бастионы. Десант высаженный практически в город с одновременным натиском армии на сухопутном участке позволит вскрыть русскую оборону как консервную банку. Генерал Канробер также придерживался мнения, что атаковать наиболее укрепленные участки обороны после неудачного штурма не целесообразно. Тем более что все резервы русских сейчас наверняка сосредоточены на их левом фланге.

* * *

Вечером, после оборудования позиций батареи, подполковник Марков и прапорщик Руденко оказались в офицерском блиндаже десятой батареи. Никак не менее двадцати человек, пили чай за общим столом и под гитару пели песню. Первоначально песня показалась Пете иностранной, поскольку между русскими словами было довольно и чужих, непонятных, как потом ему пояснили итальянских. Но уже ко второму исполнению он довольно стройно влился в общий хор.

Полно прясть Chiara mia,

Брось свое веретено,

В Сан-Луиджи прозвонили

К Ave Varia давно.

У соседнего фонтана

Собрался веселый рой

Всех Transtewer'ских красавиц,

Лишь тебя нет, ангел мой.

Первоначально песня была популярна на пятом бастионе, но постепенно ее стали петь и на шестом, а потом и на седьмом бастионах. Офицеры сидели тесно, но каким-то образом смогли потесниться и вновь прибывшие, которых уже все знали, расположились не без удобства в тесной дружеской компании.

Офицеры в массе своей были молодые люди, до тридцати лет и Марков смотрелся среди них как древний старик. Начавшиеся разговоры о завтрашнем бое, Марков прекратил словами о том, что господа офицеры сами все увидят.

* * *

Французские 'броненосцы', если их так можно было назвать, особенно людьми, которые видели броненосцы конца девятнадцатого, начала двадцатого веков, шли в бой. На десятой батарее, и Марков-второй, и Петя, и многие русские офицеры наблюдали за выходом новомодных кораблей на позиции, как выразился мичман морской артиллерии Сухотин, находясь в 'партере'.

Грузно переваливаясь на небольшой волне, плавбатареи сверкали свежей краской и судя по восторгу союзников, они возлагали на новое слово в кораблестроении большие надежды. Приветственный рев множества глоток был слышен далеко и даже достигал до русских укреплений.

Фейерверкер Август Клоппе, происходивший из поволжских немцев, глядя вместе со своими товарищами, орудийными номерами, на прибытие 'калош', презрительно обозвал французские корабли 'Die zauberhaften Waffen'*

Мореходность плавучих батарей, именно так назывались эти 'броненосцы' оставляла желать много лучшего. Паровые машины в триста с небольшим лошадиных сил не давали возможности двигаться со скоростью более четырех узлов, парусное вооружение, было при этом слишком плохим подспорьем. От Константинополя до Севастополя, бронированные кованым железом 'лоханки' тащили на буксире.

Подполковник Марков-второй, безвылазно сидевший с утра на обложенном мешками с землей наблюдательном пункте самой мощной и наиболее опасной для 'союзников' гаубичной батарее, внимательно наблюдал в бинокль за кораблями. 'Встанут на якоря или нет? Кажется, встают'.

Прапорщик Руденко находился в этот момент на батарее судорожно сжимая телефонную трубку. Услышав приказ подполковника он громко закричал отдавая команду:

– Расчеты к орудиям!

* * *

– Третье!

– По кораблю противника!

– Шрапнелью!

– Заряд первый!

– Угломер тридцать ноль!

– Уровень ноль пятнадцать!

– Прицел двадцать!

– Трубка двадцать!

Наводчик, повторяя вслух вслед за офицером крутил кольца и барабаны на панораме, маховики вертикального и горизонтального наведения ствола загнал пузырек в уровне наверх и крикнул:

– Готово!

Второй номер, четко нажав на рычаг, открыл замок, заряжающий просунул в зев приемника двух с половиной пудовую тушу снаряда и вставил сыто блеснувшую масляными боками гильзу с зарядом. Замок закрыт, орудие готово к выстрелу. Спусковой шнур в руке у замкового.

Петя, неотрывно смотря на телефониста, поднял правую руку вверх и застыл в ожидании. На батарее разлилась тишина. Молчали орудийные номера, затихли зрители.

'Надо сказать им, чтобы закрыли уши и открыли рты. Впрочем, не важно! Уже все не важно!' подумал прапорщик и уловив начало движения губ телефониста крикнул:

– Орудие!

Гаубица извергла из себя неровный язык пламени, сопровождая чудовищным грохотом выстрела. Мучительное ожидание команды подполковника с поправками. Зрители трясли головами, словно стараясь очистить уши от 'ваты'.

Глядя на быстро тающее относимое ветром в сторону облако шрапнельного разрыва, подполковник Марков подумал: 'Да-а-а! Тут не суша, надо гранатой, пристреливаться. Но я же не морской артиллерист, и в береговой артиллерии не служил. Но марку держать надо, господин подполковник Марков!'. Уставное название 'бомба', после появления новых снарядов, подполковник не употреблял, предпочитая заимствованное из легкой артиллерии название – граната. И снова милая сердцу артиллериста 'молитва'.

– Стой!

– Третье!

– По кораблю противника!

– Гранатой!

– Заряд первый!

– Угломер тридцать ноль!

– Уровень ноль пятнадцать!

– Прицел двадцать!

– Взрыватель фугасный!

И снова Петя азартно махнул рукой, командуя 'Орудие!'. И снова оглушающий грохот.

Находившееся вместе с подполковником на наблюдательном пункте, морские и артиллерийские офицеры севастопольцы разочарованно смотрели на результаты пристрелки. Сначала безвредный хлопок выше и в стороне от вражеской батареи деловито вставшей на якоря, теперь высоченный столб воды опять же в стороне.

Третье орудие, с лучшим наводчиком батареи ефрейтором Федоровым, выстрелило еще два раза.

Первый снаряд вздыбил столб воды дальше броненосца, второй дал недолет.

– Вилка! – Удовлетворенно воскликнул подполковник.

Но вот среди зрителей, было недовольство. Вместо впечатляющего утопления французского броненосца, упоминание столового прибора, словно дело сделано и пора обедать. Не все присутствующие, побывали на лекции по артиллерии и знали о способе стрельбы с закрытой огневой позиции. Марков расслышал в общем гуле голосов:

– И все?

– Нельзя попасть в цель не видя ее в прицел!

– Господа, это только пристрелка!

– Самоуверенность никогда не доводила до хорошего результата!

Подполковник усмехнулся, он был не только самоуверенным, но еще и очень хорошим артиллеристом, что и решил доказать. Следующий снаряд даст накрытие, а там помолясь богу, можно и утоплением супостата заняться. "Не будем тратить снаряд попусту если результат известен" – подумал Алексей Филиппович, удовлетворенно опустил бинокль и скомандовал младшему унтер-офицеру передававшему данные на батарею:

– Батарее веер сосредоточенный. Гранатой, заряд первый, угломер тридцать ноль, уровень ноль пятнадцать, прицел восемнадцать, взрыватель фугасный, три очереди, беглый ...огонь!

Глава 34. Первый бой броненосцев. Под огнем

– Коммодер!

– Да, сэр.

– Французы выходят на позицию, вы можете сказать, в каком порядке идут эти 'черепахи'?

– Да, сэр, головным идет"Тоннант", мателоты кажется "Лавэ" и "Девастасьон".

– Как Вам удается их различить?

– По осадке, сэр.

Разговор происходил на мостике девяностопушечного линейного корабля Ее Величества 'Агамемнон' между адмиралом Лайонсом и его флаг-капитаном коммандером Роджером Филсом.

Адмиралтейство после ухода части кораблей оставило в Черном море семь кораблей линии, три второго класса, остальные были почтенными ветеранами вроде 'Корнуэлла' или 'Эдинбурга', спущенными на воду в тысяча восемьсот одиннадцатом и тринадцатом годах соответственно. Считалось, что этого будет достаточно. Сейчас, английские и французские корабли в соответствии с диспозицией стояли на якоре в двадцати кабельтовых от берега.

Ничто не мешало наблюдать за разворачивающимся действием.

– О! Русские начали обстрел, сэр!

Чуть в стороне от концевого французского корабля, на высоте мачт, вспухла серая шапка разрыва.

– Их чертова гранатная картечь, совершенно не опасна для французов, не так ли Филс?

– Да, сэр, у французов палуба толщиной двадцать дюймов. Эти шарики, не смогут ее пробить. Но почему не видно порохового дыма русских выстрелов?

Рядом с французским кораблем встал столб воды.

– А это что?

– Похоже, сэр, что это уже не картечь. Это скорее те самые бомбы, которые уничтожили ...

– Ого!

Водяные столбы высотой никак не менее сорока футов, вздыбились с коротким промежутком у бортов 'Девастасьона'. Французы тоже открыли огонь. Но они стреляли залпами, клубы дыма потекли клочьями в сторону.

– Ветер благоприятствует прицеливанию, сэр.

– Все равно я не хотел бы оказаться на батарейной палубе. У них на верхней палубе всего два люка, да и те во время боя должны быть закрыты. Чем они там дышат?

– Плата за прогресс, сэр.

– Тьфу!

Водяные столбы стали появляться около батареи с периодичностью в пять секунд. Коммодер принялся считать:

– ... шестой, седьмой, ... Попадание, сэр!

Над французским кораблем появился куст разрыва русской бомбы, над морем прокатился тяжелый грохот, из пушечных портов не стреляющего борта стало выплескиваться пламя. Над кораблем появился дым.

– Минус один. – Флегматично буркнул контр-адмирал.

* * *

Снаряд, проломивший взрывом дубовую пятидесятисантиметровую палубу батареи, дал массу раскаленных осколков. Часть бесполезно разлетевшись в стороны поразила деревянные конструкции корпуса плавбатареи, часть попала в тела артиллеристов, меньшая часть зажгла пороховые заряды приготовленные для стрельбы. Батарейную палубу мгновенно охватил огонь. Гул пламени поглотил крики заживо сгорающих людей, фонтаны огня выбрасывало в пушечные порты, уцелевшие моряки не предпринимая мер к тушению судна прыгали за борт.

Следующей жертвой русской артиллерии стала плавбатерея 'Лаве'. На этот раз, из-за порохового дыма для того, чтобы нащупать цель, подполковнику Маркову понадобилось пять снарядов.

'Лаве' выдержал четыре попадания. Железные полосы, покрывавшие его палубу, после разрывов шестидюймовых гранат рвались и продавливались внутрь. На батарейной палубе было много раненных щепками. Наконец два снаряда шестой очереди попали практически в одно место. Носовая часть корабля была разрушена по ватерлинию, корабль стал садиться носом, приобретая плавучесть топора. Капитан, вовремя осознав, что корабль не спасти, дал команду 'Экипажу спасаться по способности!'.

* * *

Охваченные боевым азартом артиллеристы 'Тоннанта', задыхаясь в пороховом дыму при свете боевых фонарей, накатывали после зарядки орудия к портам. Капитан Жером Роше находясь в боевой рубке обшитой дюймовой толщины железными полосами и обложенной мешками с песком видел, как русские расправились с "Лавэ" и "Девастасьоном".

'Теперь наша очередь' подумал капитан, глядя на дым от горящего корабля. Когда у борта корабля вырос первый фонтан взрыва, а следующая бомба русских попала в фальшборт, капитан Роше приказал сниматься с якоря.

– Прекратить огонь! Механикам выжать из машины все, но чтобы броненосная батарея убралась отсюда чем быстрее, тем лучше!

– Есть, мой капитан! – Вахтенный офицер, опрометью бросился выполнять приказание.

'Тоннант' густо дымя из поднятой трубы, направился в Камышовую бухту.

* * *

– Представление окончено, сэр.

– Да, Роджер, я говорил, что эта идея с бронированием, не принесет пользы. Прикажите поднять сигнал, 'Эскадре следовать в Балаклаву!'

– Слушаюсь, сэр!

* * *

Запись в дневнике лорда Мэмсбери

'Замечательное дело, из двух адмиралов, командующих флотом, один в Черном море, а другой в Балтийском, один постоянно молится, а другой – постоянно ругается, и только в одном они оба сходятся: ни тот ни другой не сражаются'.

* * *

Верный себе Павел Степанович Нахимов, не смог усидеть на главном наблюдательном пункте, расположенном на башне Морской библиотеки. Получив сообщение о попытке противника применить броненосцы против укреплений правого фланга на приморском участке, адмирал верхом на неизменном Ваське, отправился своими глазами посмотреть на происходящее.

Появление начальника обороны Южной стороны на десятой батарее, естественно не осталось незамеченным. Командир батареи капитан-лейтенант 29-го флотского экипажа Андреев подал команду:

– Смирно! Господа офицеры!

Нахимов махнул рукой, жестом указывая 'Вольно!'. Подойдя к капитан-лейтенанту и недовольно оглядев собравшееся общество, адмирал спросил:

– Ну-с, какие у нас дала?

– Ваше высокопревосходительство, неприятель выдвинул свои броненосные батареи для обстрела приморских укреплений, но не преуспел. Артиллерийским огнем гаубичной батареи подполковника Маркова, один вражеский корабль утоплен, второй догорает, а третий – извольте видеть, – Андреев показал рукой на уходящий 'Тоннат', – уходит.

Не удержавшись от радостной улыбки, капитан-лейтенант добавил, обращаясь к адмиралу:

– Эта батарея, да и вся Сибирская бригада, просто подарок для нас!

Павел Степанович опустил зрительную трубу, в которую смотрел на уходящий французский корабль и неожиданно желчно проговорил:

– Не надобно-с нам подарков! Нам плеть надобна-с! Плеть, милостивый государь, у нас порядка нет-с! Я про вас господа офицеры! Приказ о нахождении на позициях лишних людей разве не читан вами-с?

Словно в подтверждении слов адмирала об опасности нахождения на валганге батареи, вокруг стали посвистывать пули.

– Ваше высокопревосходительство! Давайте спустимся с вала, – обратился к Нахимову командир батареи после того как офицеры разошлись по местам.

– Не всякая пуля в лоб, – произнес адмирал, снова поднимая зрительную трубу, – француз то, похоже, останавливается.

Пуля неведомого стрелка впилась в мешок с землей лежавший на бруствере.

– А они сегодня метко стреляют!

* * *

Капрал, вернее бывший капрал, а сейчас солдат второго класса Роже Сантен, после недели отсидки под арестом, был направлен в штрафную команду на левый фланг. Копая траншеи под выстрелами русских, он по определению дивизионного суда, должен был уяснить, что можно брать с убитых врагов, а с чем не стоило попадаться.

Могли и расстрелять и сообщить тому сердитому русскому генералу, как во французской армии относятся к мародерам. Первоначально так и хотели, да спасла медаль. Медаль оставили и штуцер выдали новый. Кстати очень не плохой штуцер. Метко бьет. Роже испытал его в тот же вечер, после суда.

Находиться в траншеях, с помощью которых французы крались к русским укреплениям без оружия, было запрещено. Уже неоднократно, после того как траншеи продвинулись на расстоянии в двести пятьдесят метров от валов бастионов и редутов, русские устраивали вылазки. Так что без оружия никак. Была еще у рядового мысль, подкараулить какого-нибудь русского генерала, подстрелить его при свидетелях и тем самым реабилитировать себя.

Пока достойной цели не находилось. Постоянные перерывы в работе для того, чтобы высунувшись осмотреть русские позиции на предмет 'дичи' привели к тому, что Роже получил обещание от начальника команды отправить его к англичанам, для порки. Сантен однажды видел, как это происходит. Провинившегося солдата привязывают за руки к двум врытым столбам и хлещут плетью. Бр-р-р, дисциплина и методы ее поддержания такие, что не позавидуешь. Правда, кормят англичан лучше. И форму им поменяли, чтобы не мерзли промозглой крымской зимой. Не дай бог, лейтенант осуществит угрозу. Но Роже не унывал и строил радужные планы. Стрелок-то он отличный!

Сегодня, кажется повезло, на море что-то творилось, били русские пушки, слышен был звук залпов морских орудий со стороны берега, а на валу в самом углу где смыкались валы батареи появились русские офицеры. Землекопы взялись за оружие, но стрелки из них аховые. Никто никуда не попадал. Сантен дожидался достойной цели. А вот и она! Не иначе русский генерал. Золотые эполеты с бахромой так и сверкали на солнце. Роже прицелился. Выстрел! Промах! Какая досада! Но русский не ушел, а словно дразня алжирского стрелка, остался стоять на прежнем месте.

– Сейчас я тебя приголублю, сейчас, подожди, пожалуйста!

Отсыпав пороху в ствол, забив пулю и поставив капсюль, предтеча снайперов впечатал приклад в плечо, и стал выцеливать генерала. Выстрел! Пуля, взметнув пыль, впилась в мешок с землей.

– Да что со мной такое?! Тут всего метров триста! Ветер не учел? На таком расстоянии не критично, попробуем еще раз!

Русский генерал скрылся за бруствером.

– Ушел! Господи ушел! Гад! Сволочь!

Горькая обида на весь свет! И вдруг русский снова показался, приложил к глазу зрительную трубу и уставился в сторону моря.

– Пресвятая Дева Мария, помоги мне!

Выстрел!

* * *

Прапорщик Андрей Снесарев, считал себя опытным фронтовиком. Окончив гимназию с золотой медалью в четырнадцатом году, он готовился поступить на математический факультет Казанского университета. Война поломала планы. Отца, ратника ополчения первого разряда мобилизовали почти сразу. Андрей решил поступать в Константиновское артиллерийское училище в Петрограде. Не зря же математика была его любимым предметом! Вместо трехгодичного обучения, училище перешло на ускоренный восьмимесячный курс. Через четыре месяца, алые погоны, с черной выпушкой и желтым вензелем великого князя Константина Николаевича в виде буквы 'К' у молодого юнкера украсились нашивками младшего портупей-юнкера. Первый по успеваемости, отличный спортсмен, прекрасный товарищ.

Австро-Венгрия и Германия, сменив приоритеты, в пятнадцатом году, обрушились на русский фронт. 'Снарядный голод' русской артиллерии, вынуждал войска в попытках остановить продвижение противника бросать вперед живую силу. Потери были очень велики. В апреле, пришло извещение о гибели отца под Горлицей.

Андрей рвался на фронт. Наконец в мае, после выпускных экзаменов последовал Высочайший указ о производстве, офицерские погоны, шашка, занесение на мраморную доску училища. Но на фронт сразу молодой офицер не попал. Несмотря на убыль офицеров и желание прапорщика распределиться в любую фронтовую артбригаду, его отправили в формируемую. Знания и недостаток кадровых офицеров, позволили ему занять должность старшего офицера батареи, и хотя для прапорщиков военного времени, перспективы производства в следующий чин были туманны, но человек предполагает, а Господь ... Как говаривал генерал Драгомиров: "Честолюбие у офицера, оно ведь как, ... хм, не иметь его нельзя, только показывать стыдно".

Только в ноябре, бригада встала на позиции. Хотя Андрей и был против, но командир батареи, подполковник Епанчин, пятидесятисемилетний отставник, выбрал именно это место. Когда он закончил служить, с закрытых позиций еще не стреляли. Через четыре дня, при контрбатарейной стрельбе прилетел снаряд, и Андрей вполне закономерно получил свое.

Двенадцать нижних чинов погибли, семнадцать человек, вместе с Андреем и взводным офицером получили ранения, две трехдюймовки разбиты, еще одна повреждена. Оставшийся невредимым второй взводный офицер увел полубатарею на позицию, про которую прапорщик Снесарев говорил с самого начала.

Ранение было тяжелое, осколок пробил левое легкое, два других попали в левую руку и правый бок. По госпиталям молодой офицер належался вдоволь. 'Клюква' на эфесе шашки была слабым утешением за потерянные восемь месяцев, но давала надежду при награждении орденом Станислава, получить очередной чин, а там бог даст и самому стать командиром батареи, если повезет, конечно. Уж очень не хотелось опять подчиняться дураку.

Командир батареи сто двадцать второй артбригады, куда с большим трудом перевелся прапорщик Снесарев, (нарушение очереди чинопроизводства, старшинство и проч.) произвел на него самое благоприятное впечатление. Кадровый, еще довоенного выпуска, капитан Колосов, был знающим, обстрелянным офицером, о чем свидетельствовали 'Анна' третьей степени с мечами и 'Владимр' с мечами и бантом.

А командир дивизиона, подполковник фон Шведе, и вовсе очаровал Андрея, своей истинной преданностью артиллерии, знаниями и постоянным поиском всего нового в их науке.

Командир дивизиона, тоже отличал прапорщика с 'Клюквой'.

Провал во времени не вызвал в Андрее негативных чувств. Сердечной привязанности не было. Сестра замужем, мать нянчит внука. Настроение? Шли на войну, попали на войну, а если враг стал другой, так видно богу было угодно.

Командир дивизиона, с утра отправил Андрея вместе с двумя нижними чинами на батарею Маркова-второго. Дальномер, должен был быть в надежных, умелых руках.

Увидев Нахимова, послушав его, узнав, как к нему относятся окружающие солдаты и матросы, Андрей влюбился в этого человека. Какой ум! Мужество, обыденная храбрость, ничего нарочитого. Какая забота о людях! И вот он здесь, совсем рядом. Слышен его голос, видно движение руки, отряхивающее рукав сюртука от пыли поднятой пулей попавшей в мешок с землей. И вдруг набатом прозвучали слова Павла Степановича сказанные ироничным тоном, но предвещающие страшную беду: