Текст книги "1855-16-08"

Автор книги: Леонид Жирков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц)

* * *

После общей молитвы настал черёд подсчётов. В тяжелой батарее, оказалось, по сто фугасных гранат сталистого чугуна и по сорок шесть шрапнелей на орудие. В батареях дивизиона трехдюймовок, в передках и зарядных ящиках было общим числом три тысячи восемьсот шестнадцать снарядов. Из них по 70 шрапнелей на орудие, остальные фугасные снаряды французского производства.

– Французские хуже наших. – Авторитетно заявил фон Шведе. У них иногда патронная гильза лопается, вызывая перерыв в стрельбе. Да и перезарядить гильзу будет проблематично.

Помрачневший Марков-второй сказал, что дареному коню в зубы не смотрят.

Немного порадовал начальник летучего парка. Снарядов он вез из расчета на полную бригаду полевых трехдюймовок, десять тысяч сто семьдесят шесть снарядов и шрапнелей. После доклада о своих запасах, полковник Ляпин поглядел на мрачного Маркова и сострадательно сказал:

– Вам, подполковник, тоже кое-что припасено.

– Сколько? – просветлев лицом, потянулся к владельцу закромов артиллерист.

– Общим счетом тысяча семьсот пятьдесят два снаряда. Восемьсот фугасных, восемьсот шрапнелей, остальные зажигательные.

– Химических нет?

– Вот чего нет, того нет.

– И не надо. – Легко сказал повеселевший подполковник, быстренько прикинувший, что запас возимых снарядов в парке был из расчета на весь дивизион, и теперь чувствовавший себя более-менее уверенно.

Неожиданно большой проблемой стали патроны для трехлинеек. Восемь парных патронных двуколок и двадцать четыре одноконных составляли всего семьсот тысяч патронов, еще по сто патронов бойцы имели при себе. Примерно еще пятьсот пятьдесят тысяч.

– Патроны беречь всеми силами. Стрелять придется только залпами – высказал мнение командир первого батальона.

– Свести всех лучших стрелков в отдельную роту и пусть стреляют только они? – предположил командир девятой роты, поручик Ян Белькович.

– Да знаем, знаем, вы со своей ротой сами и пожжёте все патроны. – Практически одновременно раздалось несколько голосов командиров других рот.

– А вы бы господа своих солдат получше учили, – огрызнулся, сверкнув белыми зубами Белькович. – Тогда бы и Вам пострелять дали.

– Вы поручик предлагаете, раз уж здесь оказались, и тактические приемы здешние использовать?

– Я господин капитан исхожу из наличного запаса боеприпасов. Стараюсь так сказать ...

– Ладно, ладно. Я вас понял. Лучших стрелков по десять на роту обеспечим повышенным патронным 'содержанием', патроны у всех нестроевых изъять. Как скажете господин полковник?

– Нет, Сергей Аполлонович. Всех нестроевых поставим в строй, всех денщиков, всех повозочных и обозных. А, также часть орудийных номеров. А вот 'патронный паек' для всех, кроме лучших стрелков, сделаем 'голодным'.

– Как можно уменьшать расчеты? – В один голос возмутились артиллерийские офицеры.

– Поясните свою мысль, господин полковник! – потребовал Марков-второй.

– Очень просто, ящичных у вас оставим по одному опытному, остальных в пехоту. Вместо тех, которых заберём, я думаю, получим не обученных стрельбе из винтовки из Севастопольского гарнизона. Да и по мере того, как будут кончаться снаряды в парке, людям там будет делать нечего. Не с пустыми же повозками кататься?

– Ну, если так, то попробовать можно.

– Далее, штабс– капитан, сколько у нас пулеметов?

– Вы же знаете господин полковник, двадцать 'Максимов' и восемь 'Льюисов'.

– А сколько при них людей?

Начальник пулеметной команды, штабс-капитан Циплаков, недоуменно посмотрел на командира полка и ответил:

– Три офицера, сто семьдесят два строевых и пятнадцать не строевых.

– Значит, оставите в расчетах 'Максимов' по четыре человека, в расчетах 'Льюсов' по двое. Из нестроевых кашевара и оружейного мастера, остальных в строй.

– А кузнеца?– Смирившись с участью обкраденного, спросил начальник пулеметной команды.

– Если лошадь подковать придется, или по слесарной части, то к артиллеристам, я у них тоже нестроевых почищу, но кузнецов оставлю. Нужны люди, полк придется разворачивать в бригаду. Господа офицеры, всех нестроевых из рот изыму, да и нестроевую роту обижу. Всем понятно?

Вопросы?

Обсуждение стало напоминать торг, каждый пытался отбить своего денщика, рабочего по кухне или писаря. Ларионов пресекал эти попытки самым жестким образом.

Вдруг неожиданно слово взял присутствовавший здесь же инженер.

– Господин полковник! И вы господа офицеры, смею заметить за всеми этими подсчетами, вы забыли произвести еще один.

– Какой-же? – иронично спросил Ларионов.

Офицеры заулыбались, радуясь, что полковник отвлекся и может быть забудет про тех, кого еще не 'резал по живому'.

– Господа! Вы все военные, и мыслите, конечно, как военные. Позвольте спросить, Вы знаете, как сделать этот простой предмет? – Инженер поднял вверх двумя пальцами правой руки патрон трехлинейной винтовки.

– Ну, представление общее имеем, – озадаченно ответил Гребнев. – А что?

– Сделать сможете?

– Здесь и сейчас, нет, конечно. Но к чему ведете?

– К тому, что война рано или поздно кончится, и во время боевых действий, могут погибнуть люди, которые умеют то, что здесь никто, не только в Российской империи, но и вообще НИКТО в мире не умеет и не знает. Таких людей надо беречь.

– Действительно! Вы правы, простите как Вас ...

– Павел Матвеевич.

– Вы правы, Павел Матвеевич! Сергей Аполлонович, господа батальонные адъютанты, господа командиры батарей и рот, Прошу Вас через час после окончания 'совета в Филях', представить списки. Включить туда же господ офицеров из студентов, инженеров. Это, наверное, будет главный список.

* * *

Дальнейшее обсуждение свелось к тому, что из состава полка должны быть выделены нижние чины, имеющие фронтовой опыт и умеющие обращаться с ручными гранатами Рдултовского обр. четырнадцатого года. Их предполагалось свести в два взвода гренадер.

Секретный приказ о создании таких команд был отдан по армии еще в пятнадцатом году, и вызван он был 'наличием отсутствия' или 'отсутствием наличия', как выразился ядовитый на язык командир четвертого батальона, штабс-капитан Логинов, винтовок во фронтовых частях.

Призванный из запаса, еще тот, старый прапорщик из вольноопределяющихся*, штабс-капитан, выдержал экзамен на офицерский чин в девятисотом году и сразу ушел в запас. Он единственный из офицеров полка имел 'Георгия' уже за эту войну, и пользовался уважением, несмотря на свой острый язык.

После того, как Ларионов закончил выявлять нестроевых в ротах и командах плавно перешли к постановке приказа. Гребнев, пристроив бумажный лист на полевой сумке, чиркал карандашом черновик приказа.

– Пункт первый, – начал Ларионов, – довести до нижних чинов обстановку и принятое решение. Пункт второй – привести весь полк к присяге Государю Императору Александру Николаевичу. Пункт третий – похоронить за Веру, Царя и Отечество живот свой положившего приказного Карпова. Далее приготовиться к маршу на Севастополь. Времени на все это два часа. Господа офицеры!

– Господа офицеры!

Глава 6. Семь копеек.

– Вы знаете, Андрей Васильевич, когда вы упомянули недавно о том каким образом мы 'построим совет в Филях' я сразу вспомнил академию и Баскакова. Как он всегда начинал свои лекции о Наполеоновских походах.

– А-а! Да, действительно, похоже, получилось. Я все как то не успевал Вас спросить, Сергей Аполлонович, как получилось, что Вы, генштабист, и вдруг на должности адъютанта полка?

– Я ведь 'штрафованный', – грустно усмехнулся Гребнев.

– Что за история с Вами приключилась? Впрочем, если ...

– Нет, нет. Ничего роняющего мою честь и я считаю, честь русского офицерства я не

совершил. Но история для меня кончилась полковым адъютантством. Хотите, расскажу.

– Конечно, хочу. Потому и спросил.

_____________________________________________________________________

* – Согласно закону 'О всесословной воинской повинности', лица, с высшим образованием отслужив полгода вольноопределяющимся, потом могли держать экзамен на первый офицерский чин.

– Ну, слушайте. Мой отец, полковник корпуса корабельных инженеров, очень хотел,

чтобы я стал моряком. Ну а куда на море без английского языка?

– Ну да, 'мастерская мира', 'владычица морей'...

– Вот, вот. Когда в пятнадцатом начался 'снарядный голод', меня как знающего английский язык, выдернули из оперативного отдела второй стрелковой, и отправили в Париж, к графу Игнатьеву в помощники.

– Почему именно Вас послали?

– Я ведь Михайловское артиллерийское окончил. Вот, про меня и вспомнили.

– А я думал, Вы из пажей, видел у Вас на портмоне мальтийский крестик*. Еще удивился, почему не на кителе.

– Это мы с начальником штаба дивизии поменялись значками. На память об одной атаке.

– А я, уже приготовился Вам, юнкерскую спеть, я ведь Павловское кончал:

– С тех пор как юнкерские шпоры

Надели жалкие пажи,

Пропала лихость нашей школы...-(с)

– Да, смешно. Но я про павловцев, тоже знаю один стишок. Правда, Морского корпуса. Когда был в отпуске, у отца, к нам как раз приходил гардемарин, за сестрой ухаживал. Дословно не помню его рассказ, примерно так: их новый директор заметил, что установился некий порядок. Женщины рожают, павлоны, занимаются шагистикой, а гардемарины изучают науки и пьют водку. Такой порядок его не устроил, и он решил:

Порядок правильный, толковый,

Немедля в мире учредить,

Чтобы всем дамам водку пить,

Павлонам, средь мучений,

Детей производить,

А в корпусе Морском,

Во вред морским наукам,

Ввести пехотный строй,

Учить павлонским штукам. (с)

– Тоже смешно.

– Я продолжу?

– Конечно.

– Мы тогда только из боев под Варшавой на пополнение вышли. В полках, где по четыреста штыков, где около тысячи. Шестой стрелковый еще на позициях оставался. Только очухиваться стали, как случай произошёл. Немцы применили удушающие газы. Я был свидетелем как с позиций пришел наш солдат-татарин, отравленный. Принес замок с 'Максима' и надульник. Последнее, что сказал: 'Все по присяге, Коран целовал...'**. И представляете, во Франции, во время приемки снарядов, которые мы буквально на коленях выпросили у французов, мне их офицер вдруг говорит: 'Вам не надо было давать этих снарядов, нам не хватает самим, ведь наши потери больше'. Говорю ему про то, как наши солдаты буквально засыпаются германскими 'чемоданами', цифры потерь называю, но чувствую, он мои слова не воспринимает и уже закипаю. Он мне в ответ: 'По культурности и развитию, русские и близко не стоят рядом с уровнем французов. Россия, понесла бОльшие людские потери, но это невежественная бессознательная масса, а у французов бьются молодые силы, проявившие себя в искусстве, науке, люди талантливые и утончённые. Сливки и цвет человечества, – и с этой точки зрения наши потери неизмеримо выше русских'*. Тут у меня солдат-татарин перед глазами встал...

– И ...?

________________________________________________________________________

* – Нагрудный знак выпускника Пажеского корпуса.

** – Подлинный случай.

– Дал пощечину. Когда нас растащили и разобрались, французы извинились, а меня быстренько отправили в Россию, от греха подальше, и чтобы глаза союзникам не мозолил. 'Мариновали' при артиллерийском управлении, надоело страшно, и я ухватился за

первую же вакансию, чему теперь очень рад.

– Я бы тоже дал. А может и не пощечину. Сергей Аполлонович, а давайте на 'Ты' перейдем?

– На сухую как то не принято...

– А мы выпьем понарошку, знаете, как дети говорят?

– Знаю.

Они скрестили руки и 'выпили'. А потом троекратно расцеловались.

* * *

Построение и принятие присяги, полком и приданными ему подразделениями, хоть и производились, по военному времени, без выноса знамени, но все равно были торжественно-красивыми. Отец Зосима, сиял праздничным облачением, звуки оркестра сыгравшего марш 'Под двуглавым орлом' и Государственный гимн, раздавались совсем как в мирное время.

Ларионов вышел в середину каре и произнес несколько слов, призывая солдат несмотря ни на что исполнить свой долг.

– Враг топчет Русскую землю! Сейчас каждый да исполнит свой долг. Не посрамим имени Русского! Да будет оно так же грозно, как и в былые годы, да не остановят нас ни преграды, ни труды и лишения!

Отец Зосима отслужил молебен о даровании победы. Над стоящими рядами вознеслась молитва исстари сопровождавшая русское войско на битву:

'Спаси Господи, люди Твоя

И благослови достояние Твое,

Победы Благоверному императору Александру

И христолюбивому воинству нашему на супротивные даруя,

И Твое сохраняя крестом Твоим жительство'.

Последовала молитва при нападении врагов,

'Скоро предвари, прежде даже не поработимся врагом,

Хулящим Тя и претящим нам, Христе Боже наш,

Погуби Крестом Твоим борющия нас,

Да разумеют, како может православных вера,

Молитвами Богородицы, Едине Человеколюбче'.

Потом полковой священник торжественно произнес тропарь Богородице:

– Богородица Дева, радуйся, Благодатная Мария, Господь с Тобою. Благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего, ибо родила Спасителя душ наших. Святая Мария, Матерь Божия, моли о нас, грешных, ныне и до самого смертного часа. Аминь.

Торжественное прохождение было под 'Марш Преображенского полка'.

* * *

Карпова хоронили под высокой сосной в версте от берега. Казаки на полотенцах опустили простой гроб в могилу, и под щелчки спускаемых курков стали забрасывать

_______________________________________________________________________

*– Подлинное высказывание посла Франции в России М.Палеолога.

землей. Отец Зосима переодетый в скорбный, для похорон, наряд, торжественно говорил слова чина погребения:

– Господь, упокой душу скончавшегося раба твоего Матвея в месте света, блаженства, мира, где нет никаких мук, скорбей и душевных страданий. Как благий и человеколюбивый Бог, прости ему всякое согрешение, совершенное им или словом, или делом, или мыслью, потому что нет человека, который провел бы земную жизнь без греха.

Присутствующие крестясь, пели хором:

– Святый Боже, святый крепкий помилуй нас!

– К какой жизненной радости не примешивается скорбь? Какая слава держится непоколебимо? Одно мгновение – и все уничтожается смертью! Но Христе человеколюбивый, упокой того ты воззвал от нас...

... Все человеческое – суета, что нейдет дальше смерти; богатство, слава – только до могилы...

... О, поистине все – суета и пустота. И исчезнем, все мы умрем: цари и холопы, судьи и притеснители, богатые и нищие. Будем молиться, чтобы Господь успокоил всех.

Наконец отец Зосима вместе с несколькими солдатами, спели 'Отче наш'.

При похоронах любого военнослужащего, независимо от чина, полагалось надевать парадную форму, но из-за того, что ее просто не было, офицеры, у кого были, надели все ордена.

Стоявшие рядом прапорщики третьей роты Колобков и Парамонов вполуха слушающие службу чтобы не пропустить места где нужно было со всеми крестится, тихо шептались:

– Ты понимаешь Колобок, я, почему не хочу, у меня там Таня, невеста осталась.

– Хоти не хоти, а все равно ничего не получится. Будешь сидеть в этом лесу? Сколько?

– Сколько нужно!

– Тс-с-с! Тихо ты!

– Сколько нужно, столько и просижу.

– Дурак ты!

– Сам дурак, я не хочу, чтобы так было: я глубокий старик, а она только родилась.

– Ты сам подумай, тебя на фронте могли убить?

– Ну, могли.

– Вот и считай, что убили. И вообще, сам только что сказал, она еще не родилась. Так к кому ты побежишь? А если вздумаешь дезертировать, я первый ротному доложу.

– Подлец!

– Я-то не подлец, а вот тот, кто хочет накануне боя сбежать, тот трус и подлец. Сам посуди, какие возможности, Аляску еще не продали! Вот победим, и за золотом поедем! Или в южную Африку, за алмазами. Ведь еще даже телефон не изобрели! Вот и изобретай!

– Но ведь полковник говорил, что может быть эта дыра во времени откроется.

– Толи откроется, толи нет. А тут еще и турецкой войны не было! Теперь она наверняка раньше начнется. Сам же говорил, что в детстве представлял себя на Шипке рядом со Скобелевым.

– Ну, говорил.

– Вот! Братьев болгар пойдем освобождать, в Болгарии ты такую себе невесту найдешь, еще лучше Таньки. Да и подло это бежать от боя. Ну?

– Лучше Тани не найдешь,– с тоской проговорил несчастный прапор, помялся и добавил: – Ладно ... . Уговорил.

* * *

После того как была дана команда готовиться к маршу на Севастополь, строй был распущен.

Господа офицеры, уже без присутствия командира полка, попытались определиться, что же именно произошло. Версии выстраивались самые фантастические. Прапорщик Петров, субалтерн тринадцатой роты, вспоминал сочинение английского писателя Велса.

– Господа! Кто-то, с неведомой нам целью, построил машину времени, а полк случайно оказался в ненужном месте, в ненужное время.

Услышав рассуждения прапорщика, командир батареи трехдюймовок капитан Астафьев, нахлестывая себя по сапогу прутиком, авторитетно заявил:

– Бред! Вы прапорщик физику не изучали, если изучали, то закон сохранения не поняли, если поняли, то поняли неправильно. Вы представьте себе, сколько энергии потребовалось для того, чтобы перенести такое количество материи! Это Вам не фунт изюма!

– А как еще объяснить, Раз и ...

– Да что вы господа спорите! Лучше подумайте, что с нашими семьями теперь будет?

– Полковник и батюшка уже все объяснили!

– Полковник-то как быстро сориентировался и принял решение!

– Как будто только и ждал! Интересно у него, у самого семья есть? Уж больно спокоен.

– Вы, поручик, у командира первого батальона спросите, они в полк вместе прибыли. А по поводу, того, что спокоен, так он кадровый, для него все равно с каким врагом воевать.

– А Вы, Михаил Алексеевич, разве не спокойны? Вы ведь, как и я, из отставки.

– Я же не кисейная барышня, есть враг, рядом однополчане, выгоним господ иностранцев, будем думать.

– Не знаю как по поводу семьи, Павел Кононович, но если сейчас тысяча восемьсот пятьдесят пятый год, как могут существовать наши семьи, если никто еще не родился? Как это может быть с точки зрения науки?

– А я думаю, господа, отец Зосима прав. Промысел Божий, вот и все объяснения. В дебри науки лезть, так и голову сломать можно. Мы с вами тут стоим, обсуждаем, а приказ, какой был? Давайте господа к ротам! Солдаты, наверное, тоже от такого фортеля в себя прийти не могут.

Расходясь группами к ротам и батареям, часть офицеров молчали, часть, в основном молодые прапорщики, продолжали обсуждать перенос во времени и то, что теперь будет.

– Солдатам проще, что прикажут, то и сделают.

– Вы, прапорщик, не правы. Солдаты такие же люди как мы, просто менее образованы и информированы. Вся разница. Плохо, если вы о нижних чинах думаете, как о 'серой скотинке', ни о чем не думающей и только слепо исполняющей приказы.

– Да нет, господин подполковник, я так не думаю. Просто к слову пришлось. Дисциплина она конечно ...

– Будет вам. Итак, заболтались. Идемте быстрее, а то батальон последним соберётся.

* * *

Увязывая полотнища палаток на скатки, закрепляя колышки, укладывая вещевые мешки, подгоняемые криками унтеров и фельдфебелей, солдаты, тем не менее, обсуждали свалившуюся на них, как снег на голову, новость.

Усевшись на землю и перематывая портянку, ефрейтор Круглов, веселый, разбитной парень из саратовских мастеровых, подтрунивал над сорокалетним, обстоятельно собирающимся, рядовым Старых.

– Вот ты мне скажи, Михалыч, как же ты таперича будешь. При крепОстном праве-та? Землицы твОй, нетути боле?

– Земля она никуда не денется. Как была, так и есть. – Спокойно отвечал Иван Михалыч, прилаживая колья.

– А вот барин тебя на кОнюшню пОшлет?

– Дурья у тебя башка, хоть ты и ефрейтор, – вмешался отделенный унтер-офицер, – когда в Сибири баре были? Как только тебе Круглов, ефрейтора дали?

– А так и дали, за храбрость. Медаль еще поОбещали, да только она – мимо прОплыла.

– Тьфу, на тебя, балаболка!

– А, скажи, госпОдин младший унтер-офицер, вот я слышал, что счас сОлдаты, аж по двадцать два года служат, а с нами как быть?

– Да я бы тебя все тридцать служить заставил. Портянку перемотал?

– Перемотал.

– Вот и кончай тарахтеть.

– Я то закончу. А, что скажешь то, Отделенный?

Увидев, что остальные солдаты, прекратив сборы с интересом прислушиваются, унтер-офицер Пахомов понял, что надо сказать что-то такое, чтобы заткнуть, чёртова балабона.

– Полковник решит. Не допустит несправедливости. Надо только в войне победить.

– Ну да, ну да. Полковник-то он кОнечно, решит, ему то что! А, я вот думаю не пОлковник решать будет, а кое-кто повыше.

– А вот и решит, – увидевший такой бардак, как прекращения сборов, к группе подошел фельдфебель Рогулин, – едучий ты, как короста Круглов, мало тебя видать, под винтовку ставили. Ну да это я тебе мигом устрою.

– Виноват, господин фельдфебель!

– Конечно, виноват! Так я запомню, исправляться будешь!

– Слушаюсь!

Посмотрев на отделение с высоты своего фельдфебельского величия, прикрикнул:

– Кончай базар! Бегом строиться!

* * *

После похорон, когда все готовились к маршу, к Ларионову подошел капитан Степанов.

– Господин полковник, разрешите осведомиться о дальнейших планах?

– Марш к Севастополю. Учитывая, возможность нежелательных встреч, с передовыми патрулями пойдет первая рота. Патрули на флангах от второй. В арьергарде выступит шестнадцатая. Записали Сергей Аполлонович?

– Да, господин полковник. Разрешите идти писать приказ?

– Идите.

– Господин полковник, благодарю за возможность поговорить наедине.

– Я слушаю Вас Леонид Михайлович.

– Несмотря на то, что я горячо поддерживаю Вас в Вашем решении, я надеюсь, Вы осознаете какие проблемы, создает нахождение сейчас в России большого количества крестьян, в меньшей степени рабочих одетых в военную форму и знающих о крепостном праве только по рассказам. Это такой взрывной материал! Ведь этого не утаишь при общении с 'аборигенами'. Земельный вопрос, не решенный до конца даже и в наше время, все это ...

– Прекрасно Вас понимаю, думал об этом и даже кое-что припас для Государя. – С этими словами Ларионов достал из полевой сумки брошюру озаглавленную 'Справочная книжка ходока переселенца' с указанной ценой семь копеек.

– Насколько я вас понял, господин полковник, ...

– Леонид Михайлович, в приватной обстановке, давайте без чинов.

– Спасибо Андрей Васильевич, но я продолжу свою мысль, или вернее Вашу. Намереваясь добиться отмены крепостного права, по результатам войны или с другим обоснованием, это сейчас не суть важно, вы одновременно хотите сделать то, что не удалось до конца Петру Аркадьевичу?

– Леонид Михайлович, с Вашими способностями угадывать мысли собеседника, Вы далеко за флагом оставляете девицу Ленорман. Развивая дальше эту мысль, могу сказать, что помещики основной капитал при реформе, ....

– ... получили не за выкуп крестьян, а за выкуп земель крестьянами. Но ведь есть, ... вернее будет, нет, совсем запутался, Было такое понятие – временно-обязанные.

– А вот об этом, должны позаботиться мы.

– Но как?

– Во-первых, на полях сражений. Во-вторых, убедив Государя в необходимости реформ, мы ведь знаем какие и когда они будут. Так зачем же время терять? Делать надо сразу, а не растягивать с земельной реформой на шестьдесят лет. Мы знаем, а Хомяков еще только напишет:

И верим мы, и верить будем,

Что даст он дар – венец дарам -

Дар братолюбья к братьям-людям,

Любовь отца к своим сынам.

– Вы даже Хомякова помните?

– Помню, но к стихам нужна еще вполне обоснованная программа. Денег в стране на выкуп крестьян из зависимости нет, вот, мы и должны приготовить Государю возможность расплатится за реформу английским и французским золотом.

– Контрибуция? Но Англия никогда не платила контрибуции!

– И не будет. Она заплатит за содержание пленных, и за разорение русских городов: Керчи, Ялты, Таганрога, Мариуполя, Петропавловска-Камчатского, и прочих.

– А если не заплатит?

– Значит подданные Ее Величества королевы Виктории, будут из прибавочного продукта, согласно учению английского эконома Адама Смита, зарабатывать себе на дорогу. Заодно и нам железные дороги построят!

– Все это хорошо звучит, но тут целый клубок проблем. Это такая махина!

– Леонид Михайлович, я прошу Вас подумать и записать Ваши предложения. Это конечно решается не все так легко и просто как я поначалу высказал. Еще, подумайте, пожалуйста, о встрече с Государем. Лучше Вас, кажется, никто не справится.

– Хорошо Андрей Васильевич, я подумаю. Надеюсь это не завтра?

– Шутите? Нет, конечно. Я рад, что мы с Вами единомышленники и в этом.

– Я тоже. Разрешите идти, господин полковник?

– Да. Не сочтите за труд позовите ко мне подполковника Маркова-второго, штабс-капитана Логинова и командира роты связистов капитана ...

– Фатеева.

– Да его. Совсем из головы выскочило.

– Слушаюсь.

Глава 7. Окоп-крепость солдата.

– Господин полковник! Капитан ...

– Присаживайтесь, господа, – сказал Ларионов, прерывая доклады пришедших по вызову. – Время дорого. Скажите капитан, на какую дальность действия Ваших радиостанций можно рассчитывать?

– В зависимости от высоты поднятой антенны передатчика, от шестидесяти до ста верст. Но сто верст это уже предел. У нас все-таки возимый вариант, а не стационар в тысячу киловатт, что на Ходынке в Москве стоит.

– Спасибо. Значит на пятнадцать верст, вы будете иметь устойчивую связь?

– Безусловно.

– Хорошо. Теперь общий вопрос, из вас кто-нибудь ранее бывал в Севастополе?

Из ответов явствовало, что в Севастополе никто не бывал, но в телеграфной роте, есть младший унтер-офицер, обслуживающий электрогенератор, родом из Инкермана.

– Прекрасно! Прекрасно. Господа, слушайте свою задачу. Батарея ваших шестидюймовок полковник, должна встать здесь.

Ларионов быстрыми, уверенными штрихами набросал примерный план ближайших окрестностей Севастополя. На листе появились очертания бухт, береговых батарей, укреплений. Карандаш в руке командира уперся в точку рядом со значком обозначавшим Инкерман.

– Здесь находится гора Сахарная головка, на ней Вы развернете наблюдательный пункт. Батарею естественно разместите за обратными скатами. Чтобы никто ее и не видел. Ваша цель на первом этапе, подавление вот этих французских батарей. Постарайтесь сделать это с минимальной пристрелкой.

Карандаш вновь заскользил по наброску, показывая места батарей.

– Шрапнель на удар, будет похоже на разорвавшуюся бомбу. Цвет разрыва не тот конечно, но выбирать не из чего. – Пожав плечами, сказал артиллерист.

– Далее. Вам, полковник предстоит играть в этой партии первую скрипку. Дирижером буду я, а вот в роли палочки выступит часть роты капитана Фатеева. Для связи со мной в Севастополе, он Вам выделит одну радиостанцию. Вместе с этим унтер-офицером в качестве проводника. Теперь, Ваша задача капитан.

Лицо Логинова было сосредоточенно и серьезно, он внимательно слушал полковника. – – Вы со своим батальоном должны обеспечить пехотное прикрытие батареи и наблюдательного пункта. Так, чтобы мышь не проскочила. Вопросы?

– Мне туда идти со всем боезапасом? – Спросил подполковник.

– Нет. Тот, что в летучем парке, я надеюсь пристроить в Северном укреплении. И не на глазах у всех и рядом. Единственно что, возможно использовать вам придется не только гранаты но и зажигательные снаряды.

– Сколько их надо?

– Чуть позже, решите сами в зависимости от поставленной цели. Чуть позже скажу.

Ларионов снял фуражку, протер рукой коротко стриженную голову и обратился к Логинову:

– У Вас, капитан, есть вопросы?

– Так точно, господин полковник. Будут ли пулеметы?

– Да, с вами пойдут два расчета 'Максимов'. Остальные мне будут нужны в другом месте.

– Как быть с питанием?

– Сухой паек, и все что выскребем в обозе. Мало конечно, порции будут урезанные, но выхода нет. Снабжение по нормам будет обеспечено чуть позже. Дайте натурализоваться в Севастополе. Тоже забота еще та!

– Да нас в Севастополе с распростертыми объятиями примут. Не было ни гроша, да вдруг алтын. – Подал голос Марков-второй.

– Легко сказать, полковник. Как это выглядеть будет, пока не очень представляю. Но разберемся. Еще вопросы капитан?

– Моя шестнадцатая рота, назначена в арьергард. Как быть с ней?

– Возьмете с собой. Мы на Северную сторону, вы на Инкерман. Дорога там все равно через Северную сторону проходит.

– Ясно.

– У Вас, есть вопросы, капитан? – Обратился Ларионов к командиру искровой роты.

Капитан Фатеев задумчиво потер ладонью подбородок, потом сказал:

– Радиотелеграфные станции у меня новейшего образца, смонтированы на автомобилях. Электропитание получаем от диномо. И автомобили, и генераторы вращающие динамо, работают на бензине. Горючее у нас есть, есть и изрядный запас. Один из грузовых автомобилей загружен бочками с бензином. Но я так понимаю, что сейчас это все, на что мы можем рассчитывать?

– Да, Вы правильно понимаете. Мы оказались в том времени, когда бензина еще не существует, керосин есть, а бензина пока нет.

– Держать постоянно станцию включенной мы не сможем, я имею в виду передатчик. Быстро выработаем горючее.

– А на приеме?

– А на приеме сколько угодно, приемнику энергия не нужна.

– Вот и прекрасно! Передатчик, будете включать в определенное, заранее условленное время. Со временем сейчас определимся.

– Слушаюсь!

– Первую атаку французы начнут в три часа утра. Их отобьют с большим уроном. Потом Пелисье закусит удила и будет вторая атака с участием Императорской гвардии. В нашей истории она увенчается успехом. Ну а сейчас,– Ларионов хищно улыбнулся, и в его худощавом лице проявилось, что-то волчье: – посмотрим! Вот если после этой второй атаки, вдруг их батареи снова заработают, подавить, не дожидаясь команды. Значит время работы радио, определим с трех утра до окончания атаки.

– Слушаюсь господин полковник.

– А если не начнут? – с подковыркой спросил подполковник артиллерист.

– Тогда дождитесь когда начнут. Важно уничтожить не просто пушки, но и артиллеристов.

– Ясно.

– Теперь перейдем ко второму этапу. Ближе к ночи, когда господа союзники угомонятся и уползут зализывать раны в лагерь, Вы полковник, их побеспокоите. Три залпа гранатами с шагом по сто саженей, разбудить болезных, – карандаш Ларионова стал вырисовывать размещение в лагере союзников французских дивизий второго корпуса, – ну а минуты через три-четыре, когда они полезут из своих палаток и домиков свежим воздухом подышать: три-четыре очереди шрапнелью. Тоже с таким же шагом. Пусть повеселятся! Дальнейшие задачи получите или с нарочным, или по радио. В экстренных случаях для включения радио, три красные ракеты. Поставьте наблюдателя, пусть смотрит непрерывно, не отвлекаясь.

– Разрешите вопрос, господин полковник? – Спросил Марков-второй.

– Слушаю Вас.

– Почему Вы не хотите просто перемешать весь их лагерь с землей использовав все наличные снаряды? Потом пройти цепью и забрать всех выживших в плен?