Текст книги "1855-16-08"

Автор книги: Леонид Жирков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 28 страниц)

Английский и французский коменданты, находясь на колокольне Николаевской церкви, в зрительные трубы наблюдали за действиями русских, обмениваясь мнениями.

– Ничего нового, русские решили второй раз наступить на грабли.

– Вы правы, сэр. Опять они ставят большую батарею, их полки медленно выдвигаются. Если они будут продвигаться таким темпом, то через полчаса можно будет открывать огонь.

– Ха! Смотрите налево, они опять основной удар собираются наносить со стороны русского кладбища.

– Отряд, идущий с севера, выпустил цепь застрельщиков.

– Пусть подойдут поближе, перестреляем как вальдшнепов.

Шрапнельный снаряд разорвался, не долетев метров пятьдесят до пятой батареи. Второй разорвался перед пехотной ротой, стоявшей в плотном строю у вала. На земле упало человек сорок.

– Ого! Да они не шутят!

Вслед за этим на батарею и примыкающие валы обрушился град из сорока снарядов. Расчеты артиллеристов выбило начисто, в пехоте были тяжелые потери, солдаты побежали в город, ища укрытия. Обстрел прекратился, но только на пять минут. После того как осела пыль, на несчастную пятую батарею упал шестидюймовый снаряд. Выпущенный для пристрелки, он очень удачно попал в пороховой погреб. Над батарей вырос чудовищный гриб и тяжелый грохот прокатился над домами города. Англичанину и французу показалось, что колокольня заходила ходуном под ногами. Брустверы валганга взрывной волной смахнуло в ров. Вслед за первым, на батарее разорвалось еще четыре снаряда.

– Пятой батареи больше нет, черт меня побери! Чем они стреляют?

– Так ли это важно, сэр? По-моему, надо дать команду туркам убраться с укреплений.

– Поздно!

На редут вылился коктейль из двадцати шрапнельных трехдюймовых и десяти фугасных шестидюймовых снарядов. Под обстрелом, укрепление напоминало вулкан во время извержения.

– Очередной перерыв. Сейчас, они по очереди разнесут все батареи, потом подведут к валам пушки и картечью расстреляют стрелков. А может, подведут пехоту и расстреляют наших солдат вышедших на банкеты.

– Варвары! Лупят с расстояния, с которого даже пороховой дым не виден. Дикарям дали бомбы с горящими фитилями и они их кидают в безоружных белых людей.

– Очень похоже на битву при Креси. И, похоже, потери будут такие же. Бедная Франция!

– Причем здесь Креси? Вы, сэр, постоянно пускаетесь в исторические экскурсы! При Креси, французы убили около ста англичан. Сейчас русские уничтожают наших солдат с безопасного расстояния. Они вообще пока никого не потеряли.

Уничтожив редут, русские перенесли огонь на батарею номер четыре. Едва над ней разорвался первый шрапнельный снаряд, все кто в этот момент находился на батарее, бросились бежать. И опять над батареей встал гриб взрыва порохового погреба. Колокольня качнулась еще раз.

На площадку звонницы поднялся Мегемет Ферик Паша.

– Что скажете господа? Через час, русские разнесут все укрепления и бросят в атаку гренадеров, мы все погибнем. Аллах сегодня не на нашей стороне. Что делать?

Генерал был бледен, тряслась его борода, тряслись руки. Турецкий генерал-лейтенант не был трусом. Но сейчас, он не хотел погибать без возможности даже на краю могилы вцепиться в горло врагу. От растерянности он путался, задавал одни и те же вопросы.

Редкая цепь русских застрельщиков подошла к батареям шесть и семь на четыреста метров и залегла. Русские энергично копали ямки. Тем временем, артиллерия русских обстреливала батареи ядрами. Это было привычно и понятно. Орудия союзников тоже не оставались без дела. На правом фланге союзников, расстрелу подверглась следующая по счету, третья батарея. В пороховой погреб русские не попали, но целых орудий и живых на позиции не осталось.

Со стороны русских пошли уже не одна, а четыре цепи застрельщиков. Цепи шли перекатами. Передовая залегла, следующая бегом перемещается и залегает вместе с первой. Затем такими же перекатами бегут третья и четвертая. На расстоянии метров в четыреста от валов, цепь останавливается и начинает густеть. Посвист пуль вокруг аскеров, которых офицеры выгнали на банкет, заставляет их прятаться.

Все это прекрасно видно в зрительную трубу с колокольни, также как и то, что русские конные батареи лихо выдвигаются и встают на позицию. Грохот пушечной пальбы сливается с разрывами снарядов на батарее номер два.

Английский офицер неожиданно повернулся и стал спускаться с колокольни. Джентльмен просчитав обстановку, понял, что ему с тремястами стрелков в Евпатории делать нечего, надо успеть на пароход.

* * *

Генерал-лейтенант Жерков, увидев взмывшую вверх ракету, опустил зрительную трубу, снял треуголку и перекрестился.

– Барабанщики! Бить поход! Горнистам играть 'Атаку!'. С Богом господа! Не посрамим гренадерского имени!

Полки двинулись вперед колоннами, грозя знаменитым таранным штыковым ударом. Рвы у четвертой и пятой батарей были полузасыпаны, а перед первыми рядами гренадеров, бежали наиболее сильные солдаты, которые несли мешки с землей, фашины, грязные исподние рубахи и кальсоны, тоже набитые землей.

Под размеренный 'гренадерский поход' и чистые звуки горна, полки ускоренным шагом шли вперед. Турецкие офицеры, колотя плашмя клинками, выгнали-таки аскеров на стрелковые позиции. Раздалась частая стрельба в залегшей цепи, а легкоконная батарея, выплюнула картечь по ничем не защищенным людям. Аскеры, уже не обращая внимания ни на кого, побежали.

Командир головного Архангелогородского гренадерского полка подал команду:

– П-о-олк! Бегом! Марш!

– Ур-а-а-а!!

Словно подстегнутые кнутом солдаты бросились к рву. Стрелки первого батальона, выискивая глазами врагов, вынуждены были встать и сбиться в кучки, чтобы их не снесли бегущие на штурм. Некоторые охваченные общим настроением присоединились к гренадерам.

Люди уже перешли черту, когда можно остановиться. Ссейчас не страшно, все мысли, чувства, желания куда-то уходят. Остается одно, старинное, доставшееся нам от прародителей – добраться до врага и воткнуть в него штык, вытащить и снова воткнуть, и так до тех пор, пока враги не кончатся.

* * *

Когда в атаку пошли гренадеры генерала Крылова, с моря раздался звук бортового залпа французского линкора. Увидев, что на чашу весов победы противник бросил гирю главного калибра, капитан Субботин, после погрома батарей, оставшийся без работы, в ответ, решил внести свою лепту. Приговаривая: "Сейчас, сейчас" и передавая данные на батарею, он устроил расстрел неподвижно стоящего корабля. Получилось это не сразу, только после четвертого выстрела 'носорога', удалось взять корабль в 'вилку'. Сразу после этого, обе шестидюймовки начали обстрел. В корабль из двенадцати выпущенных, попали четыре снаряда. Один разорвался от попадания в мачту, которая, конечно же, сломалась и, обрывая поврежденные осколками снасти упала. Осколками досталось и палубной команде, и самой палубе. Второй рванул на юте, вдребезги разнеся кают-компанию, каюту командира и офицерский буфет с посудой. Палуба, на юте лишившись бимсов перерубленных осколками, рухнула вниз. Третий попал в носовую часть. Тушка фугасного снаряда, проломив верхнюю палубу, сдетонировала на батарейной. Из пушечных портов носовой части корабля выплеснулось пламя, полетели доски обшивки и брусья набора.

Жертвы среди орудийной прислуги были большие, но еще больше было раненых щепками и осколками дерева. Бросив орудия по команде артиллерийского офицера, уцелевшие, стали тушить разгорающийся огонь.

На главной батарейной палубе, ощутили, как вздрогнул корабль, но огонь не прекратили и дали еще один залп. Четвертый попавший в корабль снаряд, проломил наклонный борт толщиной в полметра, и разорвался в середине, между двумя орудиями, образовав дыру, площадью в десять квадратных метров. Две пушки в результате упали в воду, Погибли трое, но ранено и искалечено было еще восемнадцать человек. Контузии от взрыва, той или иной степени тяжести, получили все. Рядом с кораблем встали еще два водяных столба высотой до нижних рей. Корабль прекратил огонь. Пожар к счастью удалось потушить.

* * *

Бой в городе, всегда считался самым сложным. Это не поле, где впереди враг, сзади тыл. В городе, противник в любой момент может появиться у тебя за спиной. Враг стреляет и снизу и сверху, из домов, которые уже остались в тылу. Неприметный переулок может стать ловушкой, когда прямо в середину колонны врывается целая толпа врагов. Если в городе есть население, да еще и враждебно настроенное, то это только усложняет задачу.

Все прелести городского боя испытали на себе штурмующие колонны. Забравшиеся на валы гренадеры авангардного Астраханского полка тут же оказались под обстрелом. Аскеры, с удобством расположившись на крышах близстоящих домов, как в тире выбивали людей, препятствуя их дальнейшему продвижению.

Пятого февраля, вот так же солдаты Азовского полка не смогли продвинуться дальше. Частая ружейная стрельба, свидетельствовала о том, что турки твердо решили повторить свой февральский успех. Но в данном случае имелся неучтенный ими фактор. Два расчета ручных пулеметов залегли на гребне вала и открыли огонь по стрелкам.

Первый номер, младший унтер-офицер Топилин, родом из крещеных касимовских татар, вогнал сошки в землю, крикнул второму номеру, чтобы готовил диски и хлестнул свинцовой струей по ближайшей крыше.

– Так их, так их мерзавцев! – приговаривал случившийся поблизости поручик-астраханец.

Когда заработал второй пулемет, очистив от турок крышу дома с обвалованными стенами, гренадеры начали прыгать вниз стремясь побыстрее добраться до защитников города и 'пощупать их штыком'.

Задержка с открытием огня вторым расчетом, была из-за того, что первый номер был ранен пулей в руку, второй номер был убит, и вести стрельбу пришлось совсем молодому солдату, выполнявшему обязанности подносчика патронов.

С криками 'Ура!', астраханцы ворвались в город. Узкие, кривые улочки старой части Евпатории, не давали возможности развернуться. Турки перегородили улицу баррикадой из всего, что попалось под руку. Отступать им было некуда, поэтому и защищались отчаянно. Для того, чтобы ворваться на второй этаж с которого вели огонь турецкие и французские стрелки, последних было немного, надо было вынести двери, пробиться через наваленную мебель, пройти сквозь визжащих, царапающихся и машущих ножами и кусками дерева татарских женщин и детей, выдержать залп с верхнего этажа на лестнице, и только после этого стрелков уничтожали.

Бой сразу распался на отдельные очаги. Шедший за головным, фанагорийский полк, выполняя план штурма, пошел от места прорыва вдоль валов напольной стороны. Ему тоже досталось, несколько орудий на шестой и седьмой батареях были развернуты и встретили атакующих картечью. Потери были тяжелые, но возбуждение и самоотречение солдат достигло такой степени, что на них не обращали внимания. Гренадеры, с громовым 'Ура!', буквально захлестнули вражеские батареи, и сошлись в штыковой с бросившимися на помощь артиллеристам пехотинцами.

Генерал Жерков, взойдя на вал не смог ничего увидеть. Густые клубы порохового дыма застилали всю картину боя. Сейчас, когда преимущество в артиллерии уже не играло никакой роли, оставалось только уповать на крепость русского штыка и выучку солдат.

– Ваше превосходительство! – к генералу подскочил гренадер с донесением.

– Что?

– Их благородие капитан Криднер, приказали передать, что Их Высокоблагородие подполковник Офросимов убит, а итить далее нет никакой возможности. Турки засели в большом доме и так часто стреляют, что к дверям не подойти!

– Поручик Пестич! – обратился генерал к адъютанту, – я прошу Вас, найдите командира легкой батареи и поторопите артиллеристов!

– Слушаюсь Ваше превосходительство!

Адъютант спустился с вала и побежал к искать командира назначенной для действия в городе батареи полевых пушек..

Генерал повернулся к посыльному, усмехнулся и сказал: 'Веди, Вергилий!'.

* * *

Пробираясь по улице заваленной убитыми и раненными гренадерами, Жерков распорядился, чтобы головная рота Самогитских гренадеров занялась выносом раненных, так как музыкантская команда, по традиции выполнявшая обязанности санитаров, явно не справляется.

Один из домов по левую сторону, изрядно дымил, видимо в нем начинался пожар. Шум, треск, местами грохот и крики сопровождали генерала к месту, на котором споткнулись его гренадеры.

На углу улицы Жеркова остановил командир первой роты капитан Криднер, принявший команду после гибели батальонного командира.

Постоянный посвист пуль, треск выстрелов засевших в доме турок стал музыкальным сопровождением докладу.

– Они там забаррикадировались, Ваше превосходительство, в окнах мешки с землей, оставлены узкие бойницы. Прямо форт! Осторожно, Ваше превосходительство!

Командир дивизии выглянул из-за угла, чтобы оценить обстановку, увидел небольшую площадь, где лежало с полсотни тел солдат и офицеров. Дом действительно был укреплен и напоминал башню Малахова кургана, Александр Васильевич видел рисунок в газете.

К площади подходил батальон Самогитского полка. К нему, а также стоявшим рядом астраханцам и обратился генерал-лейтенант.

– Братцы! Государь и Отечество, надеются на нас! Докажем, что чудо-богатыри есть еще на Русской земле! Офицеры, сабли наголо! Вперед!

Генерал-лейтенант Александр Васильевич Жерков, первый выбежал на площадь за ним выскочили гренадеры. Раздался залп турецких ружей, но все было напрасно, несмотря на потери русские добежали к окнам, раскидали мешки с землей и ворвались внутрь.

– Генерала убило!

Пощады никому не было, все находившиеся в большом доме, до войны принадлежавшему купеческой семье Симовичей, башибузуки и аскеры были перебиты.

* * *

Батальон английских стрелков, грузился на пароход 'Эрроу'. Наплевав на то, какое впечатление произведет это на турецких солдат, в массе своей подверженных паническим настроениям. Англичане уходили как обычно, не попрощавшись. На пристань, к сходням сбежалась толпа татар, собравшихся в город, частью вняв призыву турецкого коменданта, частью спасаясь от озорства казаков.

Стоя на юте вместе с капитаном парохода, майор Рейзер наблюдал, как толпа все прибывает. В ней замелькали синие мундиры и красные фески аскеров, чалмы одетых в самое разнообразное платье башибузуков и хорват.

– До чего противно смотреть на всех этих туземцев!

– Да, сэр, отвратительно, немытые, в грязных тряпках, – согласился с майором капитан, – хотя, должен признать, среди молодых татарок встречаются симпатичные экземпляры.

– Не кажется ли Вам, сэр, что пора отчаливать от этого негостеприимного берега.

– Кажется, сэр. Стрелки на борту, Сейчас дам команду убрать сходни и в путь.

– Цивилизованному человеку, я считаю, вообще нечего делать в этой варварской стране, а нам тем более. Надо было получше вооружить турок, татар, подучить их, и пусть режут московитов. Русский царь богат, не обеднеет от уплаты дани крымскому хану.

– К сожалению, сэр, приходится собственноручно направлять лягушатников. Про турок я и не говорю. Отсюда жертвы среди лучших представителей человечества, – посетовал капитан и обратившись к боцману скомандовал, – Томми, распорядись, чтобы убрали сходни.

Через четверть часа, "Эрроу" и "Фаейрбренд", густо дымя, вышли из порта и держась мористее ушли на юг. Путь лежал в Балаклаву.

* * *

У прохода в валах прикрываемого редутом, был один из пунктов сбора раненых. Обитель скорби как называл свои палатки передового перевязочного пункта младший врач Астраханского полка, губернский секретарь Паша Молоков. Совершенно незнатный дворянский род Молоковых, к середине века захирел. Одним из немногочисленных побегов на родословном древе и был Паша. Так и не окончив медицинский факультет Императорского Санкт– Петербургского университета, с началом войны Паша вступил на военную службу. Чин титулярного советника, который полагался ему как хоть и не державшему экзамена, но прослушавшего курс, ему, почему-то не дали. Паша, как и большинство медиков, был циником, но вместе с тем хорошим товарищем и в семью офицеров полка вошел легко. Сейчас светловолосый, голубоглазый молодой человек с внешностью херувима, в испачканном кровью фартуке, сортировал раненых из очередной партии.

– В палатку, в палатку, к отцу Паисию, в сторону, в палатку ...

Санитары и двое музыкантов с угрюмыми лицами несли людей в палатку для перевязки, к полковому священнику для исповеди или в тень от повозок – бессознательных безнадежных. Паши было все равно кто перед ним, рядовой, офицер, иногда попадались турки, которых из человеколюбия, тоже несли на перевязку. Этих Паша немилосердно отправлял в сторону. Сначала свои, все другие потом.

Среди раненых оказалась татарская девочка. С испуганными глазами, она зажимала рану на левой ноге.

– Ох-х-х! Ведь говорено было! Мищенко! Ты кого принес?

– Татарска дивчина, Ваше благородие!

– Ну и зачем она?

– Так ить помрет! А с сибирской бригады баяли, скоро мол указ выйдет, волю дадут, а еще срок службы сделают в пять лет, ...

– Меньше глупости слушай.

– Никак нет, Ваше Благородие, не глупости.

– Но ты поспорь мне еще!

– Виноват!

– Так зачем татарска дивчина?

– Так как в чистую уволят и землю в Крыму дадут, будет мне женой. Файная девка.

– Так ты себе жену приглядел? – изумился врач.

– Так точно, Ваше благородие, – широкое, все в рябинках, с пышными усами, лицо Мищенко осветилось улыбкой.

– Ловок! Ничего не скажешь! Ну, тащи свою нареченную в палатку, посмотрим, что с ней.

* * *

Организованное сопротивление закончилось к семи вечера. Турки массами сдавались и только в нескольких местах продолжали звучать выстрелы. Самым крупным, был отряд засевший в Текие дервишей*. Около тысячи человек под командой самого Мегемета Ферик Паши. Примыкавшую к

Текие мечеть, турки не стали осквернять, и вооруженных людей в ней не было.

Еще несколько отрядов заперлись в отдельных домах, в башне ворот Дровяного базара, около трех тысяч спрятались в кяризах.

Сдаваться начали по мере того, как кончался порох, а к зданиям подвозили и устанавливали пушки. Дольше всех продержался Мегемет Ферик Паша. Он сдался лично Ларионову, поверив честному слову, что никаких обид ему и его людям чинить не будут.

* * *

Дым от пожаров поднимающийся над городом стал сливаться с вечерними сумерками. Солдаты, едва отошедшие от возбуждения, вынуждены были тушить дома, выносить раненых. Пленных аскеров загнали в портовые склады, офицеров определили в те самые кельи Текие дервишей, откуда вышли люди турецкого генерал-лейтенанта.

Уборку трупов, разбор завалов все, все оставили на завтра. Выставив охрану у пленных, запасов провианта в порту, пороховых складов. Войска вышли в поле на бивуаки. Артиллеристы Субботина, чистили свои пушки и гаубицы, торопясь покончить с этим малоприятным, но необходимым делом. Готовился ужин, солдаты сидели у костров, вспоминали боевые эпизоды. У некоторых рассказывали сказки, про Бову-королевича, храброго и умного солдата Ивана спасшего царя Петра от разбойников.

Казаки хоть и назначенные стоять в резерве, не утерпели и собрав три сотни охотников, приняли самое активное участие в штурме. Отстояв панихиду по убиенным, казаки делили добычу, а у костров сотни Корнеева, вовсю играла гармошка. Играли плясовую.

Всем, всем мальчик был доволен

Никакой нужды не знал

Всем, всем мальчик был доволен

Никакой нужды не знал

А теперь всё испытал

В Севастополе бывал

В чистом поле в синем море

Каждый день и каждый час

В чистом поле в синем море

Каждый день и каждый час

Генералы собрались в отдельной большой палатке. Для них нашлись столы, лавки, стулья. Первый тост подняли за Государя, второй за победу, третьим – коротко, стоя помянули погибших. Все сели за столы, принялись ужинать. Напряжение, которое держало людей в кулаке целый день, теперь отступало. Постепенно разговор стал общий. Ларионов просил Их превосходительства, чтобы непременно завтра ему подали, все списки убитых, раненных, отличившихся. Казачья песня, поднимала настроение, требовала выхода энергии.

Море Черное шумит

В кораблях огонь горит

Огонь тушим турок душим

Слава донским казакам

Огонь тушим турок душим

Слава донским казакам

Вспоминая погибших Жеркова и командира первой бригады третьей дивизии генерал-майора фон Леппа, Васильчиков, неожиданно произнес тост.

– Господа! Давайте выпьем за то, чтобы за нас никогда не пили третий раз!

Поняли его не сразу, но уяснив мысль, согласились, что не выпить за это нельзя.

А на бивуаке, продолжала заливаться гармошка, и хор голосов становился все более многочисленным.

Слава русская большая

Мы гордимся ей всегда

Конь мой верный подо мною

Пика слава казака

Конь мой верный подо мною

Пика слава казака

Шашка верная подруга

И винтовка для врага

Шашка верная подруга

И винтовка для врага

Глава 39. Политика, шпионаж и дезинформация.

Генри Джон Темпл, лорд Палмерстон, еще до открытия военных действий с участием английских войск и флота, очень хотел сколотить общеевропейскую коалицию, направленную против России. Его потуги не остались незамеченными, Алферьев Василий Петрович, написал знаменитые строки:

Вот, в воинственном азарте,

Воевода Пальмерстон

Поражает Русь на карте

Указующим перстом.

А план был хорош! Пруссия получает прибалтийские губернии; шведский король – Финляндию и Аландские острова; Австрия – Молдавию, и расширяется за счет малороссийских губерний в компенсацию за Ломбардию и Венецию переданные Сардинскому королевству. Вновь на карте Европы появляется Польша, служащая барьером между Пруссией и Россией. Кавказ и Крым частью отдаются Турции, причем часть Кавказа образует новое государство – Черкессию, вассальное той же Турции.

Великолепный план! Британская империя, получает спокойствие на Средиземном море, так как русского черноморского флота больше нет, оказывает покровительство Сардинскому королевству, которое с благодарностью принимается и англичанам 'смотрят в рот', выполняет в Европе роль судьи находящегося над схваткой и имеющего решающий голос в определении того, как жить дальше. Была еще одна цель – всемерно ослабить Францию. Русские ведь не будут играть роль 'мальчика для битья'. Французы конечно храбрые солдаты, а Россия – отсталая страна, но Наполеону III, придется попотеть.

Пальмерстон и статс-секретарь по иностранным делам лорд Кларендон, всячески продвигали этот план, в печати и в парламентских речах, подчеркивая бескорыстие Англии, которая, вовсе не боится за Индию, не боится угроз своей торговле, а лишь собирается вести 'битву цивилизации против русского варварства'.

Коалиция была создана, правда не такая как планировалось. Давнее правило при реализации внешней политике, стравить конкурентов и остаться в стороне от конфликта, на сей раз не сработало.

Прусский король Фридрих Вильгельм IV, доводившийся шурином русскому императору, от участия в коалиции благоразумно уклонился. Родство в царствующих домах не всегда служило препятствием для объявления войны. Состояние армии королевства Прусского, было таково, что сцепиться с многочисленными и лучшими полками русских, было равносильно тому, как прыгать в воду с камнем на шее и пытаться плыть.

Шведский король, Оскар I, тоже отнюдь не горел желанием ввязаться в авантюру. Нет, он готов взять под свою руку и Финляндию и Аландские острова, но вот воевать он не хотел. Слишком хорошо шведы усвоили урок, который Густаву IV преподали солдаты Барклая да Толли. Хитрый швед, выдвинул обязательным условием участия Шведского королевства в войне, наличие в своей армии шестидесяти тысяч французских солдат. На это уже не согласился французский император, совсем не горевший желанием воевать за шведского короля.

Австро-Венгрия, испытывая жесточайший финансовый кризис, тоже не была готова к войне. Франц-Иосиф I, конечно с большим удовольствием включил бы в состав империи и Молдавию, и Буковину. Но вот воевать из-за этого не хотел. Имелся расчет у австрийского императора на то, что если победит коалиция, он сможет погреть руки, победит Россия, можно потребовать у турок Боснию и Герцоговину, да и Валахию тоже можно потребовать.

Османская империя, сиречь Блистательная Порта, растеряла славу и силу. Как военный союзник Порта была очень сомнительным приобретением.

Граф Ками́лло Бенcо де Кавур, в надежде на то, что получит расположение наиболее могущественных стран – Англии и Франции, добился от Виктора Эммануила II вступления Сардинского королевства в коалицию.

И все!

Пришлось англичанам отправляться в Крым наравне с французами и турками. Но и здесь не обошлось без надувательства.

Пехотные полки англичан состояли из одного батальона, кавалерийские из одного эскадрона, но эти огрызки, гордо именовались полками. Численность английских войск была очень невелика с самого начала.

* * *

С июня месяца, когда стали появляться сведения о появлении в Севастополе, некой Сибирской бригады, отбития с помощью ее солдат штурма передовых укреплений, а особенно после бойни у Черной речки, кабинет лорда Эбердина, озаботился пополнением резервов. Только крупный успех, например взятие Севастополя, позволит ободрить упавших духом депутатов Парламента. А для взятия этого русского города, нужны войска. Много войск! Пальмерстон развил бурную деятельность в этом направлении.

Сардинское королевство безропотно по первому сигналу, выставило еще семь тысяч человек. Больше, маленькое государство, просто не могло. В полках, остававшихся в королевстве, были только новобранцы. Произвела очередной набор рекрутов Турция. Но поскольку назревали серьезные события на Кавказском театре, лучшие войска Омера-Паши, оставались в Анатолии, а в Крым были направлены вчерашние 'брадобреи и пастухи'.

Этих тысяч было катастрофически мало. Доказательство того, что у русских появились нарезные орудия и штуцера, были очевидны. При потерях наносимых этим оружием, для ведения боевых действий требовалось гораздо больше солдат. Много, очень много! При этом, англичан использовать было не желательно.

Попытки организовать набор добровольцев в Северо-Американских Соединенных Штатах, провалилась. Когда британские дипломаты начали компанию по набору, американские власти жестко отреагировали, дошло до ареста и привлечения к суду наиболее активных дипломатов-вербовщиков.

С большим трудом, создавались германский, швейцарский и итальянский легионы. Солдаты этих войск, оставляли желать лучшего, а подготовка их была такова, что на поле боя их выпускать было нельзя. Они не годились даже в качестве 'пушечного мяса'. Два полка англо-турецкого корпуса, высадившиеся в Керчи, так там и застряли.

Оскар I, от подарка в виде крепости Бьеркезунд, отказался со словами: 'Зимой, по льду, придут казаки и всех вырежут. Пока русские в Петербурге, ни одна страна не сможет спокойно владеть Финляндией'. Шведский король соглашался вступить в коалицию при условии, что Англия и Франция гарантируют Швеции вечное владение Финляндией.

Пальмерстон не считал чем-то экстраординарным как посылку французских солдат в Финляндию, так и гарантии которые должен был дать Наполеон III. Французский Император очень прохладно отнесся к этой идее, и вопрос о Шведском участии в войне был снят. Польские эмигранты, из которых попробовали создать польский легион, очень неохотно шли в наемники.

После разгрома у Перекопа в английских газетах стали проскакивать публикации задающиеся вопросом, а зачем вообще нужна эта война?

Наконец в 'Таймс появилась статья озаглавленная 'Битва кита со слоном'. В статье говорилось о том, что несмотря на титанические усилия, огромные затраты, морской державой Россия так и не стала. Корабли строятся зачастую из сырого леса, служат не долго, и через пять-семь лет идут на дрова. Стоимость их непомерно высока из-за того, что вырублены практически все дубы в европейской части страны, а доставка из отдаленных районов дорогое удовольствие. Имеющиеся сейчас у России корабли, не представляют опасности.

В тоже время, Англия, отнюдь не континентальная держава, но именно морская. Интересы двух государств лежат в совершенно разных плоскостях, так зачем воевать? Для славы? Английские войска большой славы не снискали, только понесли ужасные санитарные потери. Даже главнокомандующий не уберегся. Затраты на войну растут, а отдачи нет.

Кресла под правительством лорда Эбердина зашатались.

* * *

Сразу после смерти Николая I, в феврале тысяча восемьсот пятьдесят пятого года, Наполеон III, через саксонского посланника передал Александру II, свои соболезнования. Тем же окольным путем, пришел ответ, в котором русский Император благодарил за внимание, в послании были строки о том, что России и Франции решительно не из-за чего воевать и, что мир будет заключен в тот момент, когда это пожелает Наполеон III. Сейчас, после освобождения русскими Евпатории настал момент обдумать, для чего воюют французы. Цивилизованная страна Россия или нет, этот вопрос, для Франции не стоял, мало ли что пишут в газетах! Русских еще помнили парижане, и никаких претензий к ним не высказывали. Не людские потери, а возможная потеря престижа – вот главное!

В Тюильри, в кабинете Императора собрались: Жан Батист Филибер Вильян – военный министр; граф Алекса́ндр Флориа́н Жозе́ф Колонна́-Вале́вский – министр иностранных дел; Фердинанд Альфонс Гамелен – адмирал, морской министр.; Ашиль Фу – министр двора. Повестку огласил сам император.

– Господа министры, в этой несчастной войне, сначала были победы, потом пошли неудачи. Мы очень легкомысленно отнеслись к России. Легкие победы вскружили нам голову, если сейчас не принять кардинальных решений, последствия могут быть очень печальны. Я надеюсь, все поняли, о чем идет речь. Итак, что скажет нам военный министр?

– Ваше Величество! Господа! По докладам из Крыма, вчера русскими захвачена Евпатория. Это не просто небольшой уездный город, это была наша база, опираясь на которую мы вынуждали русских держать силы в Симферополе. Теперь, оставив отряд для препятствия вторичному десанту в Евпатории, они сосредоточат все войска против осадной армии. Очевидно, что на этот раз, вслед за турками достанется англичанам, повторение балаклавского сражения напрашивается само собой.

Одни англичане, несмотря на все старания, этого боя не выдержат, придется вывести в поле наших солдат. Последние известия, пришедшие от Мак-Магона, и ранее от Канробера, говорят о том, что полевое сражение с русскими сейчас это безумие и стопроцентный разгром. Печальный пример обороны позиций при Юшуни и атака кавалерией в поле уже позже, показали, что обладая нарезными орудиями и дальнобойными винтовками, русские просто расстреляют наши войска, не входя с ними в соприкосновение. А что будет после того, как англичан вышибут из Балаклавы, я думаю ясно. Русские обрушат всю мощь на лагерь наших войск в Камышове. Последствия, я даже не хочу прогнозировать.