Текст книги "Древний Китай. Том 3: Период Чжаньго (V—III вв. до н.э.)"

Автор книги: Леонид Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 58 страниц)

Пятое и последнее из описанных в «Чжоули» министерств– это министерство Осени, или Наказаний. Возглавлял его да-сыку, которому помогали сяо-сыку и другие чиновники центрального аппарата. Как и обычно, в министерстве было около 60 ведомств и примерно 3,5 тыс. служащих [Чжоули, т. 14, с. 1177–1202; Biot, 1851, т. 2, с. 286–307]. В последней части главы 34 и главе 35 рассказывается о функциях министра и министерства. Министр ведал установлением наказаний для разных владений. Вырабатывались критерии для тех, кто заслуживает казни, тюремного заключения, принудительных тяжелых работ или иных наказаний. Частой формой наказания было выставление провинившегося на позор (его, связанного, сажали на специальный камень на определенное количество дней). Отдельно существовали наказания для военных, чиновников. Министр фиксировал также порядок амнистии и поведения заключенных после освобождения. Сяо-сыкоу обязаны были помогать ему в определении и осуществлении наказаний. Если преступник – знатный аристократ, родственник правителя, его не наказывали публично. При вынесении приговора учитывали общественное мнение и соответственно смягчали или усиливали наказание.

Чиновники ши-ши искали смягчающие обстоятельства при осуждении знатных и важных провинившихся людей. Они определяли основные виды серьезных преступлений– против государства, установленных в нем порядков, за узурпацию власти, хищение государственного имущества и т. п. Ведомство сян-ши следило за правонарушениями в шести внутренних сянах. Оно обязано было знать, что происходит там, представлять себе число подведомственного их власти населения и в случае правонарушений и преступлений определять степень вины провинившихся и приводить приговор в исполнение. Ведомство суй-ши было занято примерно тем же во внешних сянах, на территории владений. Дела несовершеннолетних могли обсуждаться с министром. Ведомство сянь-ши отвечало за происходящее в сянях, фан-ши и я-ши – на землях окраинных, на принадлежащих знати территориях и в вассальных владениях. Чао-ши ведал регламентом официальных аудиенций, а сы-минь – регистрацией населения [Чжоули, т. 14, с. 1243–1269; Biot, 1851, т. 2, с. 307–354].

Глава 36 начинается с рассказа о ведомстве сы-син. Оно должно было определять 500 преступлений, за которые полагались разные наказания – от потери головы, ступней или носа до черного клейма на лице или затворничества во дворце (из комментария можно понять, что для мужчин это означало потерю гениталий и превращение в евнухов). Сы-цы отвечал за различный подход в связи с исполнением наказания или помилованием представителей разных социальных слоев. Сы-юэ наблюдал за исполнением должных обязанностей правителей по отношению к духу территории, к народу, к земле и т. п. Сы-мин ведал текстами клятв при соглашениях, заключавшихся правителями, чжи-цзинь – драгоценностями. Сы-ли должен был знать все об инструментах, которыми орудовали воры и разбойники, а цюань-жэнь – о людях, пострадавших от укусов собак. Сы-юань призван был заниматься нарушителями морали; на них надевали особые шапки и метили специальной татуировкой. Тюремщики чжан-цю и палачи чжан-лу следили за заключенными и исполняли приговор. Сы-ли и цзуй-ли ведали организацией каторжно-позорных работ для воров и разбойников, а мань-ли, минь-ли, и-ли и ме-ли – осужденными из числа варваров различных сторон света.

Бу-сюань должен был публично объявлять о наказанных, цзинь-ша-лу – надзирать за теми, кто готов совершить преступление или препятствовал разоблачению преступников, а цзинь-бао-ши – заботиться о предотвращении насилия и несчастий. Е-лу-ши обязан был следить за дорогами и пунктами отдыха на них, цзю-ши – за путниками, которые могли умереть в пути (он должен был позаботиться о том, чтобы вернуть тело в дом покойного). Юн-ши отвечал за водные протоки, каналы и канавки; пин-ши – за качество воды и вина; сы-у-ши – за соблюдение порядка по ночам; сы-сюань-ши – за добычу огня с помощью зеркала [Чжоули, т. 14, с. 1279–1305; Biot, 1851, т. 2, с. 354–382].

В главе 37 продолжается перечень ведомств и возглавляющих их чиновников министерства Осени с указанием их функций, подчас достаточно неожиданных, чтобы не сказать экстравагантных. Тяо-лян-ши должен был заботиться об очищении дороги, по которой следуют важные персоны, а также о преследовании нарушителей соглашений. Сю-люй-ши был надзирателем охранников. Мин-ши должен был устанавливать ловушки для диких животных, а шу-ши – уничтожать ядовитых. Сюе-ши должны были уметь охотиться на животных, уходящих на зимнюю спячку в землю, в берлогу, а ши-ши – на хищных птиц. Цзэ-ши обязаны были обеспечивать рубку деревьев и борьбу с дикими зарослями, засорявшими леса, а ти-ши – выпалывать сорняки. Цзо-ти-ши занимались уничтожением гнезд дурных птиц типа сов, цзянь-ши и чжи-бо-ши – вредных насекомых, а го-ши – жаб и лягушек. В обязанности ху-чжо-ши входило бороться с водяными червями, а тин-ши – не допускать в города скверных животных и птиц. На долю сянь-мэй-ши выпадало следить за тишиной, особенно в столице. И-ци-ши изготовляли трости в футлярах, использовавшиеся как для полицейских нужд, так и в качестве своего рода награды.

Глава заканчивается описанием должностных обязанностей двух важных лиц. Да-син-жэнь призван был заботиться о прибывающих в столицу вассалах правителя (дается подробное описание ритуала этих вояжей), а сяо-син-жэнь – о ритуалах, связанных с приемом визитеров в вассальных владениях [Чжоули, т. 14, с. 1319–1350; Biot, 1851, т. 2, с. 382–417].

Последняя глава 38 завершает перечень должностных лиц, упомянутых в «Чжоули» (раздел «Као-гун цзи» не имеет отношения к описанию основных министерств с их штатом). Начинается она с характеристики деятельности сы-и, возглавлявшего службу этикета и церемониала при важных встречах высокопоставленных лиц. Здесь подробно описаны многочисленные детали церемониала, обязательные для того или иного конкретного случая. Ведомство син-фу отвечало за рассылку официальных посланий. В рассказе о его деятельности разъясняется, что нужно предпринять, дабы послание не задержалось в пути даже при каких-то случайных обстоятельствах, приостанавливавших передвижение посланца. Хуань-жэнь, чжан-я и чжан-цзяо должны были обеспечивать встречу важного визитера и сопровождать его, поэтому им следовало знать, как вести себя в различных обстоятельствах. Для каждого из этих чиновников с их подчиненными имелась своя ниша должностных обязанностей, которые подробно описаны в тексте. Сян-сюй являло собой группу переводчиков, чьей обязанностью было обеспечивать контакт с визитерами из дальних варварских окраин. Чжан-кэ отвечал за характеристику визитеров и точный учет всех жертвенных и иных подношений, соответствующих каждому данному случаю. Все возможные ситуации в тексте подробно описаны. Чао-дафу имел дело с правителями уделов и передавал им необходимые инструкции из центра [Чжоули, т. 14, с. 1363–1394; Biot, 1851, т. 2, с. 418–455].

Собственно, на этом заканчивается основная часть трактата. Как уже упоминалось, последняя его глава, описывавшая структуру и функции министерства Зимы, или общественных работ, была утеряна еще до Хань. Но вместо нее в ханьское время был добавлен раздел «Као-гун цзи».

«Као-гун цзи»

Раздел «Као-гун цзи» – это явно чужеродное по отношению к основному тексту «Чжоули» приложение. Отдельно этот раздел трактата не подвергался специальному анализу, но его данные нередко использовались для аргументации тех или иных авторских позиций при рассказе о достижениях ремесленного производства в Чжоу. Просто считалось, раз это часть «Чжоули», а трактат был написан в Чжоу, то и материалы «Као-гун цзи» можно без особых оговорок использовать для характеристики чжоуского ремесла. Чтобы понять, насколько этот раздел чужероден по отношению к остальным, рассмотрим его содержание.

В трактате этому разделу посвящены четыре главы (39–42). Первая из них открывается комментарием, в котором сообщается, что здесь должен был быть рассказ о шестом министерстве – Зимы (общественных работ) во главе с министром в чине да-сы-куна. Но в самом тексте раздела об этом нет ни слова. И вообще рассказ ведется в несколько ином ключе, чем в основном тексте. Говорится о том, что в государстве существует немалое количество ремесленников и торговцев, что ремесленники обрабатывают дерево, камень, ткани (шелк) и иные материалы, делая из них нужные людям вещи, а торговцы, включая иностранных, распространяют эти изделия.

После этого дается краткая характеристика регионов, известных своими изделиями: древнее царство Юэ, изготовлявшее кирки и мотыги, Янь – военные доспехи, Цинь – древки для пик и т. п. Затем неожиданно идет рассуждение о том, что одни и те же цитрусовые деревья дают более зрелые и сладкие плоды на юге и менее сладкие – на севере. А сразу же за этим идет снова рассказ об оружии – о мечах и кинжалах из Лy либо У. После этого упоминается, что при работе над деревом нужно проделать семь операций с материалом, при работе с металлом – шесть, с кожей – пять и т. п., причем каждая из этих операций расшифровывается; что во времена Шуня народ предпочитал заниматься изготовлением керамических сосудов, при династиях Ся и Инь – обработкой дерева, при Чжоу – строить колесницы. Далее говорится о длине колесницы, алебарды, пики и т. п. Полный сумбур.

Но понемногу дело проясняется. Становится понятным, что перед нами попытка подражать стилю и структуре основного текста «Чжоули». Впрочем, не исключено, что авторы ставили перед собой задачу несколько изменить стиль и структуру: сделать сравнительно немного сообщений о различных мастерах и их производстве, придав большинству из них форму обстоятельного рассказа (такие рассказы встречались и в основном тексте, но не слишком часто). Словом, за сумбурной частью начинается более связный и последовательный рассказ о различных видах древнекитайского ремесла.

Говорится о классической китайской боевой колеснице, обо всех основных ее деталях (спицы колес, кузов и т. п.), а также о проверке их прочности<sup>[275]275
  15 В переводе Био [Biot, 1851, т. 2, с. 488] приведен рисунок чжоуской колесницы, взятый из оригинала (в используемом мной тексте рисунков нет).


[Закрыть]</sup>. В общем, почти вся эта глава и несколько страниц следующей, 40-й, посвящены проблеме чжоуских колесниц, что заняло несколько десятков страниц убористого текста [Чжоули, т. 14, с. 1405–1455; Biot, 1851, т. 2, с. 456–489].

Основная часть главы 40 посвящена изделиям из металла и металлообработке. Здесь сначала повествуется о некоторых общих принципах обработки металла и изготовления из него разных изделий, преимущественно оружия (наконечники стрел, пик, мечи), но также колоколов, зеркал и иных предметов, а затем идет рассказ о мастерах по изготовлению тех или иных вещей из металла. В этой, основной, части главы стиль изложения напоминает тот, что был характерен для основного текста «Чжоули»: сначала упоминается наименование мастеров (как в других частях текста ведомств), а затем кратко разъясняются их функции.

Чжу-ши изготовители ножей, используемых в качестве принадлежности для письма<sup>[276]276
  16 В комментарии [Чжоули, т. 14, с. 1457] разъясняется, что эти ножи связаны с использованием бумаги, которая, как известно, была изобретена лишь во II в. н. э., т. е. при второй династии Хань (Хоу Хань), что косвенно свидетельствует о достаточно позднем появлении этой части текста «Као-гун цзи».


[Закрыть]</sup>, делали свои изделия, используя такие-то размеры и формы. Е-ши изготовляли наконечники стрел, причем последующий текст обстоятельно повествует о размерах. Далее идет разговор о наконечниках копий, причем не очень ясно, делали их те же е-ши или другие мастера. Тао-ши изготовляли мечи различных типов и размеров. Фу-ши делали колокола, причем о различных их типах и особенностях производства в тексте сказано довольно подробно. Ли-ши мастерили металлические емкости для измерения, а хань-ши – воинские доспехи. Юнь-жэнь изготовляли звучащие бочки, т. е. металлические тамбуры (изображение на с. 512). Стоит, однако, заметить, что в рассказе о древнекитайской металлургии нет ни слова о рудах, металлургии и кузнечном деле как таковом– только об изделиях и технологических тонкостях, связанных с изготовлением именно их, имея в виду, разумеется, различные типы, формы и размеры.

В заключительной части главы 40 рассказывается о тканях и их украшении. Сперва повествуется о пяти цветах для вышивания и о правилах использования каждого из них для изображения нужного объекта или субъекта. Потом говорится о мастерах чжун-ши, специалистах по украшению тканей (скорее, одежд) перьями. В конце главы – о мастерах ман-ши, умеющих обрабатывать шелка [Чжоули, т. 14, с. 1447–1477; Biot, 1851, т. 2, с. 490–519].

Глава 41 начинается с рассказа о юй-жэнь, специалистах по обработке нефрита и изготовлению из него различных драгоценностей, в первую очередь изделий ритуально-сакрального предназначения. В тексте достаточно подробно повествуется о том, какие именно изделия полагалось иметь владетельным аристократам различного статуса, начиная с правителя-вана; говорится о разных формах и размерах жезла гуй, бывшего основной регалией этих высокопоставленных лиц (Био приводит соответствующие рисунки). Цин-ши изготовляли из отесанного камня угломеры цин с точно высчитанными размерами, ши-жэнь – деревянные стержни для стрел, что требовало немалого искусства, тао-жэнь – сосуды различного размера, типа и предназначения.

Во второй части главы 41 оригинала идет большое повествование о мастерах цзы-жэнь, изготовляющих музыкальные инструменты, прежде всего связанные с сопровождением ритуального церемониала принесения жертвы в храме предков. Упоминание о музыке и инструментах используется как предлог для достаточно подробного рассказа о деталях ритуала, включая используемые сосуды, мясную еду (имеется в виду жертвенное мясо), напитки и т. п. После этого рассказ неожиданно переходит к другим мастерам: лу-жэнь, которые изготовляли древки для пик, строителямцзян-жэнь. Последним посвящен едва ли не самый большой рассказ в разделе. Авторы текста обстоятельно повествуют о строительстве вообще, о принципах городского и дворцового строительства, о домах, залах, воротах и т. п. Здесь же упоминается будто бы известный в чжоуском Китае зал Мин-тан, которого реально до ханьского времени не существовало<sup>[277]277
  17 Об этом специально шла речь во втором томе данного издания [Васильев Л.C., 2000, с. 476–480].


[Закрыть]</sup>. В заключительной части главы говорится о том, что строители много занимались сооружением каналов и иных оросительных и водоохранных сооружений [Чжоули, т. 14, с. 1493–1526; Biot, 1851, т. 2, с. 519–565].

Последняя, 42-я глава трактата, завершающая раздел «Као-гун цзи», в начальной своей части продолжает рассказ о строителях и вновь возвращается к описанию структуры отрегулированного водно-оросительного хозяйства (девять крестьянских наделов– цзин, между цзинами– канавки гоу, квадрат со стороной в 10 ли– чэн, между чэнами более глубокие каналы сюэ и т. п.). Это весьма подробный и небезынтересный рассказ, частично повторяющийся в трактате.

Далее в главе 42 говорится еще о двух категориях ремесленников: чэ-жэнь, изготовлявших рукояти для лопат и заступов, а также телеги различного предназначения, в том числе для горной местности, и гун-жэнь– мастерах по изготовлению луков. Рассказывается о сортах деревьев, которые использовались для изготовления этих предметов. На этом, собственно, заканчивается раздел «Као-гун цзи» [Чжоули, т. 14, с. 1541–1568; Biot, 1851, т. 2, с. 573–601].

Что же представляет собой этот раздел, который можно перевести как «Записи об изучении ремесленного дела»? Нет сомнений, что перед нами некая имитация формы и содержания основного текста «Чжоули», первых пяти аутентичных его глав. Пытаясь, видимо, сделать что-то взамен утраченной шестой, авторы «Као-гун цзи», жившие, скорее всего, несколько веков спустя после появления основного текста, не смогли добиться этого. Они оказались не в состоянии сформулировать и структурно оформить свой раздел так, чтобы он гармонично вписывался в стиль трактата. Возможно, они и не очень старались добиться этого.

Насколько можно понять, они попытались восполнить кое-что из того, что было недостаточно раскрыто в основном тексте, где, впрочем, немало было сказано о ремеслах и ремесленниках и даже о технологии. Разумеется, в обширных статьях последнего раздела, посвященных отдельным видам ремесла (чжоуского или ханьского– не очень ясно), много больше полезных сведений, чем в основном тексте, подготовленном в свое время историографами, явно не столь хорошо знакомыми с технологией производства, как авторы «Као-гун цзи». Но ценность этих сведений сильно снижается именно потому, что неясно, о каком именно ремесле, чжоуском (тем более раннечжоуском) или ханьском, идет речь. Думается, что в основном о ханьском, хотя при этом нельзя не учитывать силу традиции и медленное течение процесса перемен и наращивания технологических новшеств.

Как бы то ни было, но раздел «Као-гун цзи» является чужеродным для трактата в целом. Его главное отличие от основного текста в том, что здесь нет схемы и даже серьезной попытки создать ее или вписаться в уже существующую, следуя стандарту первых пяти глав. Поэтому, признав несомненные достоинства последнего раздела трактата, следует решительно отделить его от основной части и анализировать систематизацию как важное явление, свойственное китайской мысли конца Чжоу, на основании анализа первых пяти разделов, т. е. основного текста «Чжоули».

Генеральная схема «Чжоули» – суперидеологема

Итак, перед нами пять глав, последовательно и в одном ключе описывающие административно-политическую и социально-организационную структуру Поднебесной в том виде, в каком она будто бы существовала в начале Чжоу. Детали этой структуры, разработаные в тексте до мелочей, ставят своей целью продемонстрировать читателю не столько гигантскую пирамиду администрации как таковую, сколько разумную логику ее построения, а также необходимость ее существования во имя блага общества и социальной гармонии в Поднебесной. Иными словами, перед нами отнюдь не реальность, а то, что должно было бы быть реальностью, – вызванная определенными потребностями общества и времени некая идеологическая продукция, своего рода суперидеологема<sup>[278]278
  18 Идеологемы подобного рода были привычны для древнекитайской мысли начиная с небесного мандата. Наиболее известная и значимая из них – не раз упоминавшаяся идеологема о великих мудрых правителях легендарной древности Яо, Шуне и Юе. Но по сравнению с ними огромный текст «Чжоули» – если и не по значимости, то по объему и глобальности претензий – явная суперидеологема.


[Закрыть]</sup>.

Суперидеологема, о которой идет речь, – это претензия на то, чтобы высказать свое мнение об организации оптимального управления Поднебесной. Неважно, кто и когда поставил точку в составлении связанной с этим гигантской схемы. Возможно, как о том уже было упомянуто, это было сделано историографами чжоуского вана тогда, когда домена уже не существовало, а ван практически уже не был ваном. Дело в конце концов не в личности правителя и не в том, какая из династий возглавит Поднебесную. Дело в самой Поднебесной. Ее следовало бы сохранить в том виде, какой она будто бы некогда имела, когда все было прекрасно, стройно, гармонично и удобно для всех. Собственно, для этого и был сочинен текст, о котором идет речь. Так как же выглядела Поднебесная, если верить этому тексту, в начале Чжоу?

Возглавлял ее, по «Чжоули», государь в статусе императора, сына Неба, именовавшийся привычным термином «ван» (термин «империя» или «император», «ди», в тексте не используется). Но он практически почти не упоминается как действующая административная фигура, что и понятно: реально управлял Чжоу не он, а аппарат власти. Согласно трактату, аппарат власти состоял из шести гигантских министерств, возглавлявшихся министрами в ранге цинов. Стоит напомнить, что первые правители Чжоу как раз и пошли на создание феодальной структуры, не сумев наладить эффективное централизованное управление оказавшейся под их властью огромной территорией, поскольку не располагали и десятой долей описываемого в «Чжоули» штата сотрудников аппарата власти. Но это в конце концов мелочь. Обратимся к более существенным проблемам.

Одна из них заключается в том, что о первом министре, премьере, стоявшем над всеми министерствами, в «Чжоули» специально не говорится, хотя однажды это должностное лицо как бы мимоходом все-таки упоминается. В общем и целом эту неопределенную ситуацию можно понять. Дело в том, что на начальном этапе чжоуской истории (Западное Чжоу) такого должностного лица не существовало, как не было его и до Чжоу, в том числе и при легендарных правителях Яо, Шуне и Юе. И если о премьере все-таки упомянуто, пусть мимоходом, это значит только одно: в чжоуском Китае реально такого рода должностные лица все-таки были, правда, не в начале Чжоу, а в конце Западного Чжоу, а также в период Восточного Чжоу, когда чжоуский ван жил уже в рамках своего скромного домена. Именно между этими периодами и особенно во втором из них в домене в качестве премьеров были одновременно правители царств Го и Чжэн, а затем – один правитель Го. Позже эту вакансию, возможно, занимал один из вассальных по отношению к вану гунов, живших в домене, но данные на этот счет весьма немногочисленны и не очень ясны.

Итак, премьера в начале Чжоу не было, на рубеже Западного и Восточного Чжоу их было двое, а на протяжении последующей истории домена вопрос о существовании и роли премьера совсем не ясен. Отсюда и неуверенный тон авторов «Чжоули», когда речь идет о реальном главе пирамиды, их стремление поручить эту миссию шести министрам в ранге цинов.

Однако цинов как четко выделенного ранга и высшего должностного лица в системе администрации Западного Чжоу не было. А в домене Чжоу они, возможно, были, но ни точный их статус, ни тем более должностные обязанности их неизвестны. Похоже, что функции министров, которые имеются в виду в тексте, выполняли должностные лица с титулом «гун», бывшие вассалами сына Неба и имевшие очень скромные владения в домене. Цины же как политический слой высшей владетельной знати появились не в домене вана, а в крупных и средних царствах периода Чуньцю. Формально они были вассалами сына Неба, но фактически имели почти полную независимость, ограниченную разве что сакральным пиететом перед сыном Неба и подчинением власти гегемона-ба. Именно в этих царствах, возглавлявшихся обычно правителями с титулом «гун», и появилась крайне немногочисленная прослойка высшей владетельной знати, цины, которые в силу своего высокого статуса были не просто вассалами правителя-гуна, но, как правило, одновременно и его министрами.

Среди этих цинов обычно выделялся старший по должности, выполнявший функции премьера. Премьеры отнюдь не всегда отличались от других цинов терминологически. Вспомним первого из них, Гуань Чжуна циского, который по формальному статусу стоял ниже двух старших цинов (шан-цинов) в его же царстве. Не исключено, что так же обстояло дело и в других царствах. Но, как бы то ни было, должность премьера все же существовала, и ее занимал Цзы Чань в Чжэн, а также сменявшие друг друга влиятельные цины из разных кланов в крупнейшем царстве Цзинь, правитель которого после циского Хуань-гуна в статусе гегемона-ба был фактически высшей властью в Чжоу. Так что премьеры в чжоуском Китае в период Чуньцю были, хотя не очень ясно, как обстояло дело в домене.

Сочинители «Чжоули», оставив в стороне не вполне ясный даже для историографов статус премьера, включили в созданную ими схему администрации в качестве ее главных должностных лиц тех цинов, которых в Западном Чжоу, а возможно, и в домене вана в Восточном Чжоу просто не существовало, но которые де-факто были едва ли не во всех царствах и везде обычно занимали министерские посты. Можно задаться вопросом, почему в схеме «Чжоули» эти посты соответствовали рангу цина, а не гуна, как то было в конце Западного Чжоу и, надо полагать, в домене сына Неба в Восточном Чжоу. Похоже на то, что для этого была веская причина. Ведь Гунами именовали правителей тех самых вассальных по отношению к сыну Неба царств и княжеств, которые, согласно «Чжоули», существовали в идеальной схеме параллельно с территориальными владениями самого вана и на которых тем не менее распространялась юрисдикция всей пирамиды власти Чжоу, всех ее шести министерств. Было бы нелогично, если бы гуны-вассалы и гуны-министры существовали и действовали в рамках единой глобальной схемы, нарушая тем самым ее стройность. Цины в этой ситуации оказались более уместными.

Итак, цины реально существовали и занимали министерские должности в царствах чжоуского Китая периода Чуньцю, причем о них много сказано и в рамках данной работы, особенно во втором ее томе. Однако стоит заметить, что ни в одном из подробнейших описаний политических событий и административной структуры в чжоуских царствах Восточного Чжоу (особенно времен Чуньцю, столь полно представленных в «Цзо-чжуань» и «Го юе») нет ничего похожего на существование тех громоздких управленческих структур, которые являли собой описанные в «Чжоули» министерства во главе с цинами. Министры-цины были. Существовали и чиновники, слуги и рабы у каждого из владетельных аристократов типа цинов. Была определенная специализация: сы-ма, например, считались военными министрами, сы-ту или сы-чэны ведали иными делами. Часто должность только обозначала статус должностного лица, но не фиксировала его функции.

Это и понятно. Ведь каждый цин был прежде всего владетельным аристократом, т. е. хозяином и правителем в рамках определенной территории, обычно весьма большой. И в каждой из них необходимо было иметь стандартный набор чиновников и слуг, должностных лиц с важнейшими для администрации и в принципе одинаковыми функциями. Не вдаваясь далее в подробности, заметим, что территория, непосредственно подчиненная правителю-гуну и располагавшаяся вне сферы компетенции цинов, лишь в очень небольшой степени находилась под их контролем в качестве министров. Военный министр сы-ма мог, видимо, иногда ведать важнейшими проблемами комплектации армий в царстве. Однако это не было правилом. В крупнейшем из царств – Цзинь все армии находились непосредственно под властью правителя и его премьера и время от времени под командой то одного, то другого цина. В качестве главнокомандующего выступал обычно не сы-ма, а премьер царства. В Лy, например, армии считались собственностью трех могущественных министров-цинов, практически поделивших между собой царство. В других царствах по-другому, но нигде не существовало министра (сы-ма), который постоянно командовал бы всеми армиями царства.

Что же касается всего комплекса министерств как таковых, столь тщательно описанных в «Чжоули», то его никогда не было ни в Чжоу, ни в царствах. И дело не только в гигантском штате чиновников и служащих, которого просто негде было взять в начале Чжоу (даже используя перешедших на службу к чжоускому вану иньских чиновников). Гораздо важнее, что в структуре феодального по типу государственного образования, каким были Западное Чжоу, все царства и княжества, включая домен, в Восточном Чжоу, такого рода аппарат власти был не только практически нереален, но и просто не нужен, ибо система администрации была иной и держалась в основном на вассально-сеньориальных связях и клановой солидарности. Только в крупных царствах в дефеодализованной структуре периода Чжаньго подобный аппарат власти стал складываться за счет широкого использования чиновников-ши. Но количество этих ши и сам административный аппарат даже в самых крупных царствах того времени не могут идти ни в какое сравнение с представленным в «Чжоули».

Обратим также внимание на функции служащих различных ведомств, которые управляли стадами животных, заботились о заключении браков между молодыми, следили за состоянием дорог, измеряли земельные участки, строили каналы, принимали заезжих гостей, занимались воспитанием всего населения, следили за состоянием всех рынков и т. д. И все это делалось масштабно и централизованно, для чего и требовался гигантский и заботливо разветвленный (300–350, а то и 400 специализированных ведомств) аппарат. Пусть функции этих ведомств в разных министерствах подчас совпадали и перекрывали друг друга, важно то, что была разработана централизованная бюрократическая схема, учитывающая все мельчайшие, необходимые для Поднебесной потребности.

Вспомним, что в конце эпохи Чжоу появились новые формы бюрократической администрации во всех царствах, которые в период Чжаньго испытали внутреннюю необходимость в дефеодализации и укреплении централизованной власти. Это был достаточно длительный исторический период (V–III вв. до н. э.), связанный с идеологической борьбой, которая столь очевидно проявила себя уже в то время. Не могли остаться в стороне от нее и историографы дома Чжоу. Правда, домен Чжоу во второй половине Чжаньго влачил жалкое существование. Последний из значимых чжоуских правителей, Сянь-ван, в середине IV в. до н. э. формально признал Сянь-гуна, правителя быстро усилившегося после реформ Шан Яна царства Цинь, гегемоном-ба [Вяткин, т. I, с. 210]. А при его внуке Нань-ване домен уже раскололся на две части, восточную и западную. Нань-ван управлял западной частью домена более 60 лет, причем вскоре после его смерти в середине III в. до н. э. его часть, а затем и восточная были аннексированы царством Цинь [Вяткин, т. I, с. 216]. Но после падения дома Чжоу ванские историографы вполне могли усилить свою деятельность по созданию такой имперской структуры, которая в скором будущем могла бы пригодиться Поднебесной, явно шедшей по пути к политическому объединению. Они скорее всего пытались привлечь внимание к будто бы уже существовавшей в начале Чжоу империи, у которой не грех и поучиться.

Перед составителями «Чжоули», жившими в условиях энергичной политической подготовки к объединению Поднебесной и соответственно к становлению в ней централизованной администрации, стояла практически почти непосильная по своей трудоемкости задача: построить удовлетворяющую всех систему власти, которая не превращала бы подданных в быдло, к чему стремились последователи жесткого легизма Шан Яна, но создавала бы условия для существования гармоничного и этически безупречного, соответствующего традициям Поднебесной общества. В том, что эту задачу взяли на себя, скорее всего, конфуцианцы из домена, нет ничего удивительного. Это был брошенный жесткому легизму вызов со стороны сторонников школы жу-цзя, явно проигрывавших великое административно-политическое и социально-экономическое соревнование.

Вызов должен быть грандиозным и впечатляющим, иначе его просто не заметили бы, конструктивным и реально осуществимым. И главное, он должен был соответствовать великой традиции, на страже которой, собственно, и стояли представители школы жу-цзя. Все эти принципы, положенные в фундамент «Чжоули», и определили характер текста. Это не отчет о полузабытых реалиях и не скрупулезная подборка приглаженных и заново переинтерпретированных, а то и просто выдуманных фактов из далекого прошлого. Это весьма наступательное сочинение, свойственная древним китайцам со времен Чжоу-гуна идеологема, на сей раз гигантская суперидеологема, некая глобальная метаконструкция. Насколько она была реально осуществимой?