355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Леонид Бородин » Без выбора » Текст книги (страница 23)
Без выбора
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 05:09

Текст книги "Без выбора"


Автор книги: Леонид Бородин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

"Это была попытка спасти Союз от хаоса, анархии, развала. А если смотреть глубже – то произошло столкновение двух сил в высшем эшелоне власти – национал-государственников с космополитической, компрадорской кастой".

И еще:

"...если бы мне предложили подписать "Слово к народу", считающееся идеологическим обеспечением действий ГКЧП, я несомненно подписал бы его..."

Таковы слова. Но вот, получив информацию о событиях в Москве, С.Куняев "мчится" в столицу!

"После Малоярославца вклинился в танковую колонну... Я махал рукой из машины танкистам... На душе было и радостно (неужели кончается горбачевское гнилое время?!) и тревожно... Зачем такая громада стальных чудовищ?"

И радостно и тревожно? Да ради "конца гнилого горбачевского времени" и ради спасения Союза от анархии и т.д. чем больше танков, тем лучше– или не так?

Наконец Станислав Куняев, всей душой жаждущий "конца горбачевского времени", домчался до Союза писателей, где, между прочим, большинство, как и он сам, коммунисты. По крайней мере, вчерашние еще. Появляется некто Сергей Бобков, молодой поэт и сын того самого Филиппа Денисовича Бобкова – правой руки любимца партии Андропова.

"...поэт Сергей Бобков... потребовал, чтобы писательская верхушка поддержала ГКЧП..."

То есть что? То есть помогла прикончить "гнилое горбачевское время" и спасти СССР от анархии?

И далее прелюбопытнейшее сообщение мемуариста:

"Тем не менее... умудренные жизнью секретари Большого Союза... не клюнули на провокацию Бобкова-младшего. Опытные функционеры... нашли выход из щекотливого положения. Они заявили эмиссару Янаева, что ситуация с ГКЧП еще не ясна и надо какое-то время подождать, присмотреться к событиям, словом, не торопиться..."

Не торопиться избавляться от "гнилого горбачевского времени", не торопиться "спасать Союз"?

Станислав Куняев не просто удовлетворен "мудростью Большого Союза", но и ни в чем неповинного Сергея Бобкова "буквально размазывает" по паркету... Ни об одном из своих идейных врагов С.Куняев не высказывается с таким прямо-таки физиологическим отвращением, как о человеке, призвавшем "Большой Совет Союза писателей" к соответствию слова и дела. С.Куняев обнаруживает в нем, в посланце спасателей советского государства, "все признаки физического вырождения" – "узкогрудость, мутноглазость"... (Я знаком с Сергеем Бобковым. Не атлет, но и не дохляк...) "Троянский жеребенок" (С.К.) своего не добился. Писатели-коммунисты, "опытные функционеры" остались в своих кабинетах выжидать исхода событий. Не поддались на провокацию!

Провокация! Любимейшее словцо советского интеллигента. Что левого, что правого. Когда Владимир Осипов пришел в конце 60-х с первым номером журнала "Вече", где не было даже намека на "антисоветчину", к лидеру официальных русских патриотов даже не за помощью – всего лишь за советом и сочувствием, – "Провокация! немедленно прекратить!" – такова была реакция русского интеллектуала. А как же! Ведь могут перекрыть воздух! Сократить тиражи! Хуже того – оргвыводы! И тогда что?

Как это у Юлия Кима...

И режут нам статьи и книги,

И затыкают всякий рот,

Едва какой-нибудь задрыге

Взбредет взойти на эшафот...

С.Куняев:

"...С русскими диссидентами нас разделяло то, что мы ни при каком развитии событий не могли и помыслить о том, что можем уйти в эмиграцию и покинуть нашу страну. Мы не могли, живя в СССР, позволить себе каприза печататься за границей... это резко отделяло нас от "русской национальной диссидентуры"".

"Пути "подполья", по которым шли журнал "Вече" или ВСХСОН, казались нам сектантскими и в той или иной степени объективно смыкавшимися с путями правозащитных организаций..."

Здесь все неточно и все лукаво. Разве мы с Осиповым помышляли об эмиграции, разве свой журнал Осипов делал в "подполье"?

О ВСХСОН С.Куняев в те времена и не слыхивал и не подозревал о существовании Евгения Вагина, которого бранит теперь за эмиграцию задним числом – ибо "передним", то есть в начале перестройки, Вагин был с любовью принимаем в журнале "Наш современник".

В те же времена, когда вместе с "Большим Советом Союза" русские патриоты выжидали итогов внутрипартийной схватки, на всякий случай дружно выйдя из КПСС, – именно в это время ко мне неофициально обратился представитель "Большого Союза" с предложением возглавить этот самый "Большой Союз", откровенно признавшись: "Нам нужен свой Вацлав Гавел". И в объятия к "разрушителю" Горбачеву кинулись не мы – "русская диссидентура" – хотя бы по причине, что выпустил сей "разрушитель" нас из лагерей, – не мы, но именно они, русские писатели-патриоты заверяли Горбачева в своей лояльности к "реформации". И в знаменитом "Римском клубе" "русская диссидентура" не присутствовала... А кто?

Но тут лукавства не было. Была каша в головах. За эту бывшую "кашу" теперь слегка стыдно, вот и выстраивает Станислав Юрьевич задним числом боевые порядки: государственники, дескать, в эмиграцию не хотели, печататься за границей – такая гадость!

Меж тем тиражи советских писателей за границей были несметны. Но по разрешению! Официально! А это ж совсем иное дело! Главное, чтоб все по закону!

Что в действительности ожидало русских патриотов-писателей в случае нарушения ими "нормы поведения"? Да всего лишь, как самая страшная кара, исключение из Союза. Всего лишь. Минус льготы, минус дачи, минус творческие отпуска... То есть – минус то, что имели советские писатели в награду за соблюдение "правил игры". У этих "правил" были свои "люфты". Например, "борьба с еврейским засильем в русской культуре". Или, напротив, космополитические эскапады в пику слегка осмелевшему "русизму".

Еще одно любопытное место в мемуарах С.Куняева.

"Разрушать же государство по рецептам Бородина, Солженицына, Осипова, Вагина с розовой надеждой, что власть после разрушения перейдет в руки благородных русских националистов? Нет, на это мы не могли делать ставку".

На что была будто бы сделана ставка – о том чуть позднее. В эти же годы, о которых говорит С.Куняев, советским ренегатом Яновым была издана на Западе книга, в которой он предупреждает мировую демократию о реальной опасности скорого смыкания "диссидентской правой" (это мы) с "правой советского истэблишмента", куда безусловно отнесена и "русистски" ориентированная советская интеллигенция... Что, в свою очередь, может привести к возникновению советско-фашистского режима...

Напрасно Янов и других пугал и сам боялся "смыкания правых", потому что "официальные правые" нас с Осиповым и прочими боялись еще больше. Провокация! Шаг вправо или шаг влево карается... Могут исключить... И тогда как выполнять миссию по спасению государства от разрушения?

Во-первых... И это существенно.

Мы, "русская диссидентура", знали, что коммунистический строй с самого начала запрограммирован не только на саморазрушение, но и на разрушение "своего пространства". Они, все, о ком С.Куняев говорит "мы",– они этого не знали. Они и сейчас этого не знают!

И стенания о том, как славно жилось в заминированном доме под минорное тиканье часового механизма и как все стало дурно после того, как механизм сработал, – "это исключительно от незнания самой природы русского коммунистического опыта или эксперимента – как угодно.

И потому, во-вторых, все рассуждения о выборе "ставки" – рефлексия позднего периода. Дальше "борьбы с еврейским засилием в культуре" и мечты о "русификации" коммунизма политическая мысль "официальных правых" не шла, потому что "думанье" дальше было чревато... И дело даже не столько в страхе перед возможной карой за ересь, сколько как раз в душевной честности многих этих самых "официальных правых". Если б додумались – пришлось бы жизнь ломать – парадокс! Страх честности... На уровне нерефлектируемой интуиции...

Отсюда и некорректность логики, ставящей в один причинный ряд исторически реальные русские социалистические тенденции и конкретный коммунистический опыт, заимствованный из марксизма, то есть из "нерусских" источников. Но и об этом тоже чуть позже.

Другой парадокс в том, что мы, "русская диссидентура", каковую, между прочим, можно было пересчитать по пальцам, мы отнюдь не мечтали пополнять свои ряды за счет, положим, русских писателей. Где-то в конце 70-х узнал я, что Валентин Распутин, будучи приглашенным на встречу с работниками иркутского телевидения, наговорил им такого, что телевизионщиков-партийцев после вызывали в партком и вопрошали, почему они, коммунисты, не возражали Распутину... Я тогда черкнул коротенькое письмецо своему земляку, где прямо говорил, что диссидент Распутин – потеря для России... Просил об осторожности... Письмо, отправленное с "нарочным", было перехвачено.

Еще о "рецептах разрушения" Бородина и прочих.

Лично мои "рецепты" в виде нескольких статей, написанных в 70-х и напечатанных, между прочим, за границей в русских журналах, были опубликованы в начале 90-х не где-нибудь, а в "Нашем современнике", и не кем-нибудь, а Станиславом Юрьевичем Куняевым под общим заголовком "Невостребованные пророчества". Вот так в те годы оценивал Станислав Куняев лично мои "рецепты разрушения".

На пророка я никогда не претендовал и не тянул. Но, положим, в статье "К русской эмиграции" упрекал "старых русских" в нетерпении, в "неответственной" жажде "русского взрыва", критиковал "революционные" призывы Дмитрия Панина...

В статье "О либерализме" пытался раскрыть разрушительную, энтропийную суть либералистского сознания...

Нынче стараюсь вспомнить, была ли у нас, кого С.Куняев называет "русскими диссидентами", какая-нибудь "ставка"? Похоже – не было... Была надежда, что русская интеллигенция поймет трагедийный смысл существующего политического строя и подготовится к событиям, кои мы считали неминуемыми... Но в сущности, мы были своеобразными заложниками не желающих думать и знать, и не скажу за других, но сам-то так или иначе не избежал влияния "безмятежно живущих" – а может, ошибка, может, все обойдется и российский коммунизм без больших потерь трансформируется в нечто естественно развивающееся на основе постепенно восстанавливаемых традиций русской государственности. Надо обладать колоссальным самомнением, чтобы уверенно противопоставлять свое мнение мнению большинства. Я таким самомнением не обладал и, возможно, отчасти потому к началу 80-х с каким-то душевным облегчением переключился на частные проблемы – помчался в Сибирь спасать последний, еще не тронутый топором кедровник в Тофаларии... Это оказалось так легко – делать конкретное, стопроцентно правильное дело...

Ну, а наши "официалы"?

Если верить Станиславу Юрьевичу Куняеву, у них была такая ясность относительно будущего России, что только позавидовать!

Еще в восемьдесят втором (это с приходом Андропова во власть?) он "...с ужасом чувствовал, что устои нашего советского государства шатаются, слышал подземные толчки, глухой пока еще скрежет несущих конструкций..."

Он тогда уже, напоминаю, в 82-м, знал, что "...партийная верхушка сама разрушит партию, сама угробит социализм, сама предаст многомиллионную партийную массу..."

Потрясающе! С таким знанием – на свободе!

Даже радио "Свобода", имеющее в своем распоряжении самую полную информацию о состоянии наших дел, как раз в это время, когда было полностью покончено с диссидентством всех мастей, в растерянности признавалось, что советский коммунизм с приходом Андропова получил новое дыхание, и теперь вся надежда на национальные окраины. Но когда это еще будет...

Противоречив Станислав Юрьевич. Если скрежещут несущие конструкции, то есть народная вера в коммунизм и социалистическая экономика – первейшие "несущие", то при чем здесь "партийная верхушка"?

Тогда же, в 82-м, С.Куняев понял, что "идея социализма... скомпрометирована антисоветской частью самой партийной верхушки".

Если Ю.Андропов – антисоветчик, так чего ж он, черт возьми, упек меня на пятнадцать лет именно тогда, когда я практически выдохся?.. Может, за то и упек? Тогда поделом!

И на что же была сделана ставка столь тонко чувствующими ситуацию русскими патриотами?

"...Пока есть время для организации сопротивления...", надо "подготовить для грядущего отступления окопы и траншеи национальной обороны, объяснить замороченным людям, что сталинская солдатско-принудительная система была исторически неизбежна для спасения страны, что Россия в той степени, в какой это было ей нужно (! – Л.Б.), сумела переварить социализм, приспособить его к народным нуждам..."

Если социализм "переварен", да еще именно в той степени, в какой России нужно, ни больше ни меньше, и если, опять же, "переваренный социализм" приспособлен к народным нуждам, то нужно ли народу это доказывать? Наконец, переварен социализм или приспособлен? Это ж не одно и то же!

И в конце концов, социализм – это плохо или хорошо? Если переварили и приспособили, то есть избавились, то, надо понимать, плохо...

А вот личная программа С.Куняева по организации сопротивления:

"...Если уж у нас не хватит сил и времени русифицировать партию и сохранить советскую государственность... – то единственный наш реванш, единственный плацдарм для будущей борьбы... – это написать правду обо всем..."

О чем же, Господи?

"О вождях революции, о расказачивании, о русофобии 20-х годов, о судьбах Есенина и Клюева..."

Что ж, о преступлениях 30-х годов написано уже достаточно, и рассказать о преступлениях советской власти 20-х годов – значит пополнить картину, создать полное представление... Еще хорошо бы рассказать об уничтожении полтораста тысяч "церковников", о борьбе с Православием, о раскулачивании и раскрестьянивании... Понятно, одному человеку не под силу всестороннее разоблачение социализма. Но, как говорится, с миру по нитке... Один поведает о преступлениях советской власти против поэта Мандельштама и врачей, о государственном антисемитизме. Другой – о преступлениях оной против поэта Клюева и казачества, о государственном русофобстве. Третий еще о чем-нибудь... (Это к вопросу о "рецептах разрушения".) Глядишь, картинка нарисуется и в душу сперва западет, а потом, когда придет время, из западания выкарабкается и мыслишку продиктует соответствующую перед тем, как бюллетень в урну бросать...

Ведь слово советского писателя – это вам не диссидентские статейки, рассчитанные на "ты, да я, да мы с тобой", это какие тиражи! И какие аудитории!

Конечно, при этом надо уметь понимать, что, положим, раскулачивание и коллективизация, со всеми ее прелестями – дело необходимое "для спасения страны". А расказачивание... То троцкистские штучки...

Впрочем, тут, мне думается, советская власть более права, чем С.Куняев. Не лежала душа казаков к советской власти, мятеж за мятежом, так что "для спасения страны" правильно их порезали, как и тамбовских крестьян и ижевских рабочих. Да и "церковников" тоже... И Мандельштам с Клюевым – "люфтили" в то время, когда требовалось исключительное морально-политическое единство, чтобы подготовиться к Великой войне...

Но Станислав Юрьевич с такой точкой зрения не согласен, считает, что были преступные перегибы, и в этом смысле очень нехорошо имеет в виду евреев. Троцкого в особенности и прочих...

Что там Троцкий, в гражданскую в каждой политтройке полка, дивизии, армии и фронта, согласно ныне известным спискам, в обязательном порядке присутствовал как минимум один еврей – как онтологически и утробно преданный духу социалистической революции. А командовал победоносной Красной Армией... Известно, Троцкий. И по личному указанию Владимира Ильича расстреливал каждого десятого из отступившего полка добросовестно все он же, Троцкий. И это было необходимо для "спасения страны", ведь если б не победили в гражданскую, учитывая, что даже такой антисоветчик, как Колчак, воевал не за царя-батюшку, а за Учредительное собрание, – если б не победили, глядишь, ненавистную демократию поимели бы вместо советской власти еще в 20-х.

Владимир Ильич что говаривал? Мы Россию завоевали. Теперь задача – ее удержать... Дословно не помню...

И верно ведь, в "завоевании" евреи шустрили вовсю, но черной неблагодарностью платит им С.Куняев – если б не завоевали, что бы мы потом "переваривали" и "приспосабливали к народным нуждам"?

Есть же откровенное признание Ленина, что не победить бы без активного участия российского еврейства.

В молодости, в период нашего самоопределения, часто возникал весьма некорректный и коварный вопрос: если бы по чуду или машиной времени я, положим, со своими тогдашними убеждениями и симпатиями был бы перенесен в год девятнадцатый, на какой стороне оказался бы?

Что лично до меня, то под команду Ленина-Троцкого не пошел бы точно. Зная из истории о неоднозначности Белого движения, наверное, стал бы искать генерала-идеалиста, кому бы верил и доверял... Так думалось в 60-х...

Ну а С.Куняев? Под Деникина или Врангеля он тоже не пошел бы. Постарался бы отыскать в Красной Армии хотя бы дивизию без евреев в командирах....

Думаю, что докапризничать нам бы не дали. Шлепнули. И его, Станислава Юрьевича, много раньше меня. У большевиков поведенческий "люфт" вызывал праведное омерзение.

...И как не сказать в этой связи о парадоксальнейшем явлении в нынешнем патриотическом, точнее, просоциалистическом сознании – как это сознание объясняет нынешнюю российскую трагедию. А объясняет оно его исключительно по-троцкистски!

Отказавшись от курса на мировую революцию, Сталин начал воссоздавать "типовую" державу, сохраняя в качестве теории "воссоздавания" социалистическую идею, то есть идею, всей своей сутью отрицающую "державность" как таковую. Итогом чего явилось, выросло и заматерело совершенно особое бюрократическое сословие.

Бюрократия, как система управления, абсолютно неизбежный класс в любом государстве, и его "производительность" находится в прямой зависимости от честности цели самого государствоустроения. Советская бюрократия с первых лет своего формирования оказалась как бы в двусмысленном положении: идею ранней или поздней победы мировой революции никто не отменял, эта идея интенсивно внедрялась в массы до самых последних дней сушествования Советского государства. Построенная по типично масонскому принципу Коммунистическая партия структурно заведомо предполагала разные степени "посвящения" бюрократических кланов, где высший клан просто обязан был иметь на вооружении самый оголтелый цинизм, поскольку именно цинизм обеспечивал должную "оперативность" управления. Именно так Троцкий и предсказывал перерождение социализма в национал-шовинизм, каковой рано или поздно должен был войти в противоречие с идеей социализма и постепенно "зажевать" ее, но не в интересах народа, но исключительно в интересах партийной бюрократической верхушки.

Ярослав Смеляков, стихи 50-х годов, если не ошибаюсь (по памяти):

Но я видал в иных домах

Под маркой вывесок советских

Такой чиновничий размах,

Такой бонтон великосветский,

Такой купецкий разворот,

Такую бешеную хватку,

Что даже оторопь берет,

Хоть я не робкого десятка!

Прошу особо обратить внимание на "бешеную хватку". И понятно, в связи с чем!

По Троцкому, Сталин, в душе предавший идею мировой революции, сотворил класс, каковой должен со временем загубить великую социалистическую идею, верно поднятую на щит Лениным и Троцким, в свое время безошибочно просчитавшим самое слабое звено в "капиталистической цепи".

Нынешними соцпатриотами Сталин выведен из полосы критики, и в таковом действе есть своя логика – без апостола идеи идея исчезает сама по себе. Но зато партийная верхушка по смерти апостола вдруг оборачивается своим истинным лицом коллективного ренегата и сознательно (!), вопреки все еще будто бы "работающему" народному мечтанию о вселенском счастье, как максимум, и воцарении коммунизма в отдельно взятой, как минимум, разваливает социализм, причем исключительно в своекорыстных целях и интересах.

Напомню С.Куняева: "...партийная верхушка сама разрушит партию, сама предаст многомиллионные партийные массы..."

Утверждаю, перед нами почти дословные пророчества господина-товарища Троцкого.

Троцкому простителен примитивизм понимания социалистической идеи и возможности ее реализации. Чего там! Злыдень пархатый!

Но нам-то, добрым братцам-славянам, нам-то бы не след уподобляться...... Нам-то бы посерьезнее да поответственнее бы...... Нам ведь еще государство русское восстанавливать предстоит, а далеко ли уйдем с троцкистскими пророчествами?

............

Не очень-то нравится мне все вышенаписанное, потому что произведение (именно так!) С.Куняева "Поэзия, судьба, Россия" не заслуживает ёрничества, как, впрочем и личность самого С.Куняева, именно этой книгой утвердившаяся в первой строке списка его единомышленников-литераторов. Да и тема, в каковую я вцепился клещом, в книге по объему ничтожна, иной может ее и не заметить или, по крайней мере, на ней не зациклиться, как я.

Но все же – тема сквозная и стержневая. И если на то пошло, то для меня эта тема – коммунизм и Россия – главная в жизни.

* * *

Непосвященному невозможно представить уровень того духовного напряжения, в котором проходила жизнь людей в лагерях и тюрьмах 60-х. Не было еще ни диссидентства как такового, ни западного сочувствия, ни среды сочувствия на родине. Каждый был сам по себе, и каждому предстояло самостоятельно, то есть "бесколлективно", определиться на всю оставшуюся жизнь. Она же, жизнь, была ценой этого самоопределения. Воистину, нам "Русь была не словом спора"... Но споров-то этих – Боже мой, сколько их было. И по сей день не услышал еще ни одной темы, которую мы в 60-х не пропустили бы сквозь строй суждений, которую не обмусолили бы и так и этак, по которой так или иначе не определились бы.

И, безусловно, главной темой определения был "русский коммунизм". Проблема формулировалась приблизительно так: "русский коммунизм" ("большевизм") – это "явление русского духа" (по Бердяеву и по Куняеву тоже) или только состояние его?

Если последнее, то все проще и легче, поскольку в "состояние" народный дух впадает в силу тех или иных сложившихся обстоятельств и способен легко или нелегко "выйти из состояния", обогащенный опытом избавления...

Если же он, "русский коммунизм", есть явление, то речь уже должна идти о некоем результативном продукте всего предыдущего исторического опыта народа – именно так трактовался "русский коммунизм" всеми виднейшими русофобами 60-70-х годов – от Янова и Ричарда Пайпса до идеологов радио "Свобода" и Бжезинского. Парадокс в том, что так же он ныне трактуется многими современными патриотическими идеологами, только с иным знаком...

Озабоченный этой темой Н.Бердяев тоже впадал в противоречие, утверждая, что "большевизм" должен быть изжит изнутри русским народом. Простое изживание, повторюсь, возможно только для состояния, но не явления. Это противоречие он пытался разрешить в своем курсе берлинских лекций под общим названием "Соборность во Христе и товарищество в Антихристе". Но, как мне показалось, еще больше запутался в доводах и обобщениях.

Нам было бы куда проще, не погружаясь в проблему, принять вторую посылку – о "состоянии" – и зачислить себя в передовой полк "изживания", но, как уже сказал, ставкой-то была жизнь, ни больше ни меньше, и определяться предстояло с максимальной добросовестностью. Благо, власть, отправив нас в лагеря, предоставила нам достаточный "тайм-аут". У Ю.Андропова тогда еще "не дошли руки" до лагерей и тюрем (это случилось уже к концу 70-х – ужесточение режима, в особенности относительно связи с "волей"). Мы же, в 60-х, находили возможность доставлять в лагерь самую разнообразную нужную нам литературу.

На одиннадцатой зоне, к примеру, мы имели все пятнадцать томов "Истории..." С.Соловьева, шесть Ключевского, был Забелин, Беляев, даже Покровский, полный комплект журнала "Былое". Там же, в зоне, я впервые познакомился с удивительными документами – Уставными грамотами Русского государства. К тому же многим из нас удалось обзавестись в Москве личными "письмописателями" и в письмах получать интересующие нас тексты – получение писем режимом не ограничивалось. И по сей день храню толстущую пачку, где все – от Хомякова до Чаянова. Мне даже удалось создать своеобразную картотеку по "русскому вопросу" – опять же славянофилы, все "веховцы" и большая часть "сменовеховцев", "евразийцы", русские философы конца-начала веков – около тридцати имен... Единственный, мимо кого я прошел (как-то уж так получилось), – Лосев, его читал в 80-х и, признаться, уже без особого интереса.

"Самиздат" по интересующим нас вопросам тоже отслеживался. Популярную в 60-х брошюру А.Амальрика "Просуществует ли Советский Союз до 1984 года", к примеру, мы получили на семнадцатую зону в виде нескольких чистых тетрадей, страницы которых надо было только прогладить утюгом. Была проблема утюга, но и она решилась. Посредством писем я, положим, внимательно следил за творчеством в те времена, по моему мнению, главного теоретика "антирусизма" Г.Померанца, ни одна его статья мимо меня не прошла. По взаимной договоренности выписывая все литературные журналы, мы, конечно же, обратили внимание и на явление "молодогвардейства", увидели в нем пока еще робкую и не очень внятную попытку переосмысления русской истории, сокрушались, когда она была пресечена... без сопротивления.

Если в лагере со свободным временем было жестко, то во Владимирской тюрьме, куда многие из нас так или иначе попадали за "строптивость", тюремная администрация, не желая способствовать общению политзэков и не имея возможности создать нужное количество рабочих камер, от работы нас освободила вообще – двадцать четыре часа (минус сон) читай, думай, пиши, спорь...

За два с половиной года Владимирской тюрьмы пару гуманитарных факультетов я точно освоил...

Последние годы 60-х для политических заключенных были особой эпохой. Ранее попав в лагерь в состоянии той или иной персональной "идейной дурости", всякий тут же оказывался в атмосфере чрезвычайных идейных страстей. Поскольку в 50-х и в начале 60-х хватали и сажали "кого ни попадя", идеологическая пестрота в лагерях скопилась несусветная. Коммунисты-ленинцы, социал-демократы-плехановцы, националисты, анархисты, анархо-синдикалисты и даже монархо-синдикалисты. К концу 60-х ситуация значительно упростилась, и в основном за счет индивидуального самоопределения по отношению к Западу. Образцовый пример самоопределения и, соответственно, "разделения" – судьба Владимира Осипова и Владимира Буковского, бывших "подельников", а ныне идейных антиподов. Упрощение идейной ситуации шло также по религиозной линии. Русские социал-демократы, анархисты и прочие становились ортодоксальными православными, евреи самых различных идейных толков азартно изучали иврит и готовились к возвращению на "историческую родину". Националисты, в основном украинцы и прибалты, "русофобились" на глазах, формируя в своих рядах будущих духовных лидеров "самостийности".

Русские национально-государственной ориентации, составлявшие в общей массе политзэков ничтожное меньшинство, не выпадая из стихийно сложившихся микроколлективов, духовно, тем не менее, все более и более обособлялись. Сравнительно небольшие наши "срока" к началу 70-х были уже на исходе, и каждому предстояло принципиально определиться "на всю оставшуюся жизнь" уйти с позиции или остаться на ней. Разумеется, речь не шла о позиции мировоззренческой, но исключительно о той или иной степени сопротивления и противостояния. Слово "борьба" у нас никогда не употреблялось, и состояние, соответствующее этому слову, в виду не имелось. Речь шла о "правилах игры" в "большой зоне": принимать или не принимать. Не было таких, кто был бы готов рано или поздно снова оказаться в "малой зоне". Готовность таковая противоестественна. Однако большинство настраивало себя на искусную конспирацию обретенного знания о системе, в которой предстояло доживать жизнь. Кто-то, напротив, знал, что в силу характера игра такая не по силам... Я был в числе последних...

Марксизмом рационализированная хилиастическая раннехристианская ересь про построение Царства Небесного на земле, жестоким способом инспирированная в России, вынужденно переориентированная со всего человечества на "отдельно взятую", она была обречена на разложение и крах с тяжкими для России последствиями. Русская "ересь жидовствующих", отрицающих "трудную" мудрость христианской философии, повенчанная с либералистской идеей прогресса, породила в начале ХХ века тип "жидобольшевика" – по "белогвардейской" терминологии, реализатора химерической идеи достижения абсолютной социальной справедливости посредством физико-механического оперирования с социальными классами. По мере материализации идеи исполнитель-фанат самоуничтожался (именно так!) за ненадобностью, оставляя после себя в остатке некий полупродукт– человека советского, будто бы являвшего собой некий высший этап человеческой эволюции, но пребывающего на длительной стадии становления, в помощь чему, собственно, и обоснован постоянный контроль за "становлением" по времени вплоть до всемирового торжества коммунизма, когда сам по себе исчезнет фактор дурного влияния со стороны "несозревшей" части человечества. Через денационализацию русских (то есть советизацию) и посредничество относительно денационализированного еврейства удалось сотворить феномен "дружбы народов" опять же под неусыпным контролем соответствующих ведомств, каковым по работе скучать не приходилось, о чем свидетельствовали контингенты концлагерей...

Противоестественность осуществляемой социальной модели, вынужденно ориентированной на экономическую самодостаточность, напоминала опыт того самого доброго дяденьки – Роберта Оуэна, которому на первых порах удалось достичь поразительных результатов как в производительности труда, так и в сфере человеческого фактора – как в цирк приходили подивиться и "буржуи", и монархи на чудачества идеалиста-энтузиаста. Но кончился буржуйский капитал и лопнул социалистический эксперимент. Вчерашние "добрые коммунары" словно маски скинули, возвращаясь в облики, каковыми были наделены наследственностью и эпохой.

У российского социализма тоже был капитал, стимулирующий идейный пафос строителей коммунизма. Если Роберт Оуэн на каждую копейку роста производительности "незаметно" подкидывал в дело копейку из своего капитала, то "подкидная копейка" социализма российского конспирировалась куда тщательнее, ибо копейку эту вырабатывали рабы. Когда-нибудь будет просчитана роль рабского труда в строительстве социализма, но и без подсчета она очевидна: база так называемой оборонки, столь обожаемой нынешними необольшевиками, создавалась ведомством ГУЛАГа... Драгметаллы, а затем и ядерное сырье, "великие стройки коммунизма" от Волго-Дона до Куйбышевской ГЭС... И наконец, великий лесоповал...


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю