Текст книги "Колька и Наташа"

Автор книги: Леонид Конторович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Глава 11. Новое дело

Небольшой кабинет Андрея Ивановича был обставлен очень скромно. Слева от входа полстены занимала карта, завешанная белой материей.

На письменном столе, у стопки книг лежали две ручные гранаты и горстка блестящих медных патронов – образцы военной продукции, изготовляемой на предприятиях города. Рядом с чернильным прибором – блестящий колокольчик, с левой стороны – телефоны. У стола – два кресла, подлокотники которых кончались львиными мордами с открытыми пастями. В углу у окна – несгораемый шкаф.

Почти весь подоконник высокого окна занимала модель миноносца.

Остров снял шинель, поежился, потер ладонь о ладонь и прошелся по комнате.

– Ну, вы садитесь, – бросил он ребятам, кивнув на кресла. И сразу зазвонили телефоны.

Из ЧК сообщили, что утром прибудет эшелон с хлебом, который чекисты разыскали в тупике одной из железнодорожных станций. Старый рабочий Нобелевского завода Николай Семенович доложил о национализации двух заводов. Главный инженер восстанавливаемой электростанции жаловался на отсутствие масляных выключателей. Вошел дежурный и положил на стол какие-то большие листы бумаги.

Беспрерывно входили все новые и новые люди. Одним Остров давал указания, другим объяснял непонятное, третьих строго взыскивал. Со многими советовался.

Ребята сидели, боясь шевельнуться. Им даже казалось, что Остров забыл о них. Наконец спал первый поток людей и несколько утихомирились телефонные аппараты.

Остров вызвал дежурного и сказал, что будет занят правкой полос. Потом посмотрел на ребят.

– Согрелись? Нет еще. Тогда сидите. Я пока газетные полосы посмотрю, согласны?

– Согласны, – бойко отозвалась Наташа.

Остров склонился над листами бумаги.

Наташа с Колькой сгорали от любопытства. Наташа крепилась, крепилась и, наконец, не вытерпела.

– Дядя Андрей, что это за листы и почему они керосином пахнут. И зачем вы на них рисуете?

– Эти листы – будущая газета, – стал объяснять Остров. – Пахнут они керосином потому, что на нем разводится типографская краска. А я сейчас кое-что поправляю.

– И книгу так же печатают? – спросил Колька.

Прежде чем Остров ответил, Наташа самоуверенно заявила:

– Вот придумал, и совсем не так.

– А ты знаешь? – спросил Колька.

– Вот еще допросчик!

По зардевшимся кончикам ушей и вызывающему взгляду Наташи Колька понял, что она ничего не знает.

– Ну, скажи!

– Вот еще. Может, тебе еще сказать, кто первый придумал, как печатать книги?

Наташа умолкла. Уши у нее все гуще краснели, она чувствовала: еще мгновение – и она расплачется или полезет с кулаками на Кольку.

Остров пожалел ее. Он громко закашлялся и, ни к кому не обращаясь, сказал:

– А ведь бумагу-то изобрели в Китае, и у них же появились давно-давно печатные книги.

Наташа в ответ на насмешливый взгляд, молниеносно брошенный в ее сторону Колькой, выпалила:

– Я… я об этом слышала.

– Да?! Тогда тебе, наверно, известно, как китайцы печатали книги? Они, ведь, как ты помнишь, сначала вырезали тексты на деревянных досках и с них печатали книги на тонкой бумаге.

– А у нас давно стали книги печатать? – спросил Колька.

– Ну!.. – протянул Андрей Иванович. – Это долгий разговор. Рукописные книги появились в одиннадцатом веке, а печатные – в шестнадцатом… А теперь, давайте-ка, друзья мои, помолчим немного, газету ждут в типографии. Не возражаете? Прекрасно!

Ребята притихли, стараясь не мешать Острову. Он углубился в чтение. Иногда он довольно улыбался. Но, вот он нахмурился и, подумав, снял телефонную трубку.

– Станция! Прошу редакцию… Да!.. Редактора. Товарищ Владимиров? Просматриваю полосы. Материалы о помощи населения Красной Армии – это хорошо, это нужно! Да… да! Похвалите автора. Надо только перенести с третьей страницы на первую. А вот о наведении порядка в советском аппарате – тут неладно… Вот именно… Правильно! К вскрытию саботажа и злоупотреблений в учреждениях надо привлекать рабочих и верных революции жителей города. А всех, допускающих злоупотребления, немедленно предавать суду революционного трибунала… Да, да, с мерзавцами будем говорить сурово!

Остров вызвал дежурного. Передавая листы, сказал:

– Отправьте редактору. Уточните, прибыл ли вагон со снарядами и патронами в Петровку…

Колька, слушая разговор Острова, машинально засунул указательный палец в пасть льву, и палец, как пригнанная пробка, застрял в деревянных клыках царя зверей. Сперва Колька не придал этому особенного значения, но видя, что палец не высвободить из западни, заерзал в кресле, задергал рукой.

Заслышав Колькину возню, Остров повернулся к нему.

– А ты, Коля, я смотрю, совсем героем чувствуешь себя.

– Не совсем! – признался Колька, думая, что Остров заметил застрявший палец.

– Ну, а с Наташей дружишь?

Наташа вскочила с кресла.

– Дружим, дружим… Еще как!

Колька покосился на нее, хмыкнул, но, пораженный ее лицемерием, промолчал. Не жаловаться же на то, что она часто допекает его. И потом все это пустяки по сравнению с попавшим в беду пальцем. Хоть бы дядя Андрей отвернулся.

Однако Остров хорошо знал характер Наташи и поспешность ее ответа прекрасно понял.

Скрывая легкую улыбку, он поправил занавеску на окне. В это самое время Колька так дернул палец, что застонал от боли.

Остров подошел к нему.

– Не вытащишь?

– Нет, – жалобно ответил Колька, – не могу!

– Вот ведь какой, – зашумела Наташа.

– Пустяки, – сказал Остров, – сейчас. – И ловко вытащил палец.

Колька был благодарен Острову, пожалуй, не так на то, что он помог ему, как за то, что Андрей Иванович не дал Наташе повода для насмешки.

Он решил, что наступил подходящий момент поговорить о своей работе и робко начал:

– Я вот все около печек… Мне бы, дядя Андрей, работу какую-нибудь такую… Ну, что это за работа?

– Работу? Дело неплохое.

Раздался телефонный звонок.

– Подожди, Коля, – Остров протянул руку к трубке. – Слушаю. Не волнуйтесь, товарищ. Вы кем работаете? Заведующим баней? Правильно, что позвонили, понимаю ваше беспокойство. Конечно, будут дрова, найдется и инструмент, чтобы распилить и расколоть. Трудно найти? Ничего, разыщем. До свидания.

Остров звякнул колокольчиком. Появился дежурный.

– Выяснили насчет снарядов?

– Еще не поступали по назначению.

– Проверьте и немедленно доложите. Разыщите Настина из горкомхоза.

Остров встал и начал прохаживаться по кабинету.

Наташа с Колькой сидели тихо.

Дверь открылась. Тяжело ступая, вошел полный лысый человек. Его круглое добродушное лицо выражало беспокойство. Одет он был в полувоенный костюм, фуражку нервно прижимал к бедру.

– Вы меня разыскивали, а я так торопился, так бежал, верите, Андрей Иванович?! Слушаю вас.

– Садитесь. Еще несколько дней назад вам дали задание подумать о дровах и об инструменте. Но вы почему-то молчите.

– Два дня с саней не схожу, где только ни был. Все склады облазил на Кутумской набережной. Как волк рыскал, и все впустую.

Остров что-то медленно обдумывая, подошел к столу:

– Выходит, положение серьезное.

– Очень трудное. Думал, сам справлюсь, не хотел вас беспокоить. У вас и так дел хватает. А теперь… Плохо, можете мне поверить.

Он шевелил губами и растерянно смотрел на Острова.

– Скажите, у нас много деревянных барж?

Настин оживился:

– Этого хлама пол-Волги.

– Предположим, что мы пустим в ход старые баржи, рыбницы, полуразрушенные дома…

Настин на секунду задумался, потом повеселел.

– Боже мой! Это же!.. Это же!.. Ну, как вам сказать? Это то, что надо.

– Погодите восхищаться. У нас ведь не хватает пил и топоров.

Настин тяжело вздохнул:

– Кое-что я разыскал, но это капля в море.

– Послушайте! А если мы обратимся за помощью к населению? Расскажем о трудном положении, попросим одолжить на время инструмент? Ваше мнение?

– Я подписываюсь обеими руками. Но много ли удастся собрать, Андрей Иванович?

– В каждом доме можно найти топор и пилу. У многих есть колуны, крючья для разбивки барж…

– Но дадут ли, Андрей Иванович? Вот вопрос.

– Совсем не вопрос, – неожиданно выкрикнул Колька и растерянно замолчал.

– Ну-ну, говори, Коля, – с любопытством взглянул на него Остров.

Колька, набравшись смелости, решительно шагнул к Настину:

– А вы знаете, сколько в нашем переулке топоров и пил? У всех почти есть. Да если рассказать, для чего… Дадут! Дядя Андрей, дадут!

– Конечно, дадут! – горячо поддержала его Наташа. – Колька правду говорит, дядя Андрей!

Остров притянул к себе мальчика.

– Согласен, Коля, помогут. Вот что, ребята, беритесь-ка вы тоже за дело. – Он ласково посмотрел на раскрасневшуюся Наташу.

– Не теряйте времени. Собирайте инструменты. Начните с переулка, где жил Коля.

Мальчик встрепенулся. Наконец-то! Довольно убирать печки, слушать Наташкины поучения. К черту! Пришло настоящее дело.

– Бежим, Наташа, – громко закричал Колька. – бежим за санками! – Он был счастлив, готов тотчас же, не медля ни одной минуты, мчаться по дворам.

Но тут заговорила Наташа. Голос ее подействовал на Кольку, как ушат холодной воды.

Наташа сказал:

– Так нельзя! Нет, нельзя так.

– С чем же ты не согласна, Наташенька? – с любопытством спросил Остров.

– Дядя Андрей, ну какой у них переулок! Так себе, одно название, да. Пять домиков – и все. Что мы в нем соберем? Несколько никудышных топориков, да?

Наташа вздохнула, потом встряхнула косичками, сдерживая лукавую улыбку, которая упрямо поползла по ее лицу, попыталась совершенно безразлично и спокойно сказать:

– Другое дело – наша улица. Большущая такая. Домов уйма. Да и нас с мамой все хорошо знают. Никто не откажет. И топоры у нас не простые, все больше колуны.

Выпалив все это, она победоносным взглядом посмотрела на своего друга: «Что, получил?»

Колька тихонько подтолкнул ее к выходу и с нескрываемым презрением пробормотал:

– Какая же ты, знаешь, выскочка. Идем. Подумаешь, расхвасталась: «У нас, у нас!» Да иди же!

– А ты не толкайся! – вспыхнула Наташа. – Да, не толкайся. – Лицо ее стало сердитым.

– Наташа, – сощурившись, заметил Остров, – выходит, дружба-то у вас хромает?

– Нет, почему же, дядя Андрей, мы дружим, только Коля любит стоять на своем, а я…

– А ты на своем, не так ли?

Веселый смех Острова смутил Наташу. Она поторопилась уйти. Колька поспешил за ней. Их уход напоминал бегство.

Глава 12. Поход за топорами и пилами

Стоял сухой морозный день. На сером небе изредка выглядывало солнце – большой, тусклый, негреющий шар.

Колька и Наташа с самого утра отправились в поход за пилами и топорами. Давали инструмент охотно. Санки быстро тяжелели.

Теперь они стояли у мрачного кирпичного дома на одной из боковых улиц. Открыть железную калитку ни Колька, ни Наташа не рискнули. Через щель они видели здоровенную, с теленка ростом, собаку. Коричневая, лохматая, с налитыми кровью глазами, она явно готова была растерзать любого осмелившегося войти во двор. Почуяв посторонних, она притаилась и не спускала глаз с калитки.

Ребята в раздумье стояли около нагруженных пилами и топорами санок, переминались с ноги на ногу и не знали, как им поступить… Это был пятнадцатый по счету дом. Везде их встречали приветливо и охотно помогали. Одна женщина, говорливая, с добрым рябым лицом, не только отдала им топор (пилы у нее не оказалось), но, надев старое пальто и накинув платок, вместе с ребятами побежала к соседям. Но у этого двухэтажного дома с высоким каменным забором она остановилась:

– Сюда, милые мои, заходить нечего. Зимой снегу тут не выпросишь. Живут здесь люди, вроде солидные, а нелюдимы. Встретишь их, скажешь «здрасте», а они этак головой наклонят – «до свиданья, мол». Ничего они не дадут.

– Но почему? Неужели у них топора или пилы нет, тетя Дуня? – спросил Колька.

– Не захотят же они быть хуже других, – сказала Наташа.

– «Хуже», «лучше»… Все у них есть. А только не помогут они. Ни-ни. Видите, как от мира отгородились, – указала она на каменную ограду.

Колька посоветовался с Наташей, и они решили добиться своего. Женщина покачала головой.

– Помните, ребятишки, зря лезете. И пес не пустолай. Попадешь к нему – в клочья порвет. А хозяева? Сами ни к кому не ходят в гости и к себе не зовут. Никогда, как добрые люди, вечером не посидят у ворот на скамеечке, не посудачат. Конечно, они люди не простые, ученые, – закончила тетя Дуня, – а все же гордые, себя только и признают… Смотрите! – И ушла.

Тогда Колька, искоса посмотрев на Наташу, нажал на скобу. Массивная калитка со скрежетом открылась.

Молча, крупными прыжками, почти к самому входу подлетела собака. Она завертелась на цепи, поднимая снежный вихрь. Казалось, вот-вот сорвется и набросится на ребят! Ее молчание страшило больше злобного лая. Колька невольно прихлопнул калитку и отскочил. Мурашки пробежали у него по спине.

Бледная и растерянная, наблюдала за всем Наташа. С минуту ребята прислушивались к звону цепи и злобному поскуливанию.

Колька поправил буденовку и посмотрел на окна дома. Все, кроме одного, были закрыты ставнями: ни малейших признаков жизни. Колька как бы про себя промолвил:

– А у нее одно ухо разорвано, левое-то.

– Давай уйдем, пожалуйста, – тихо попросила Наташа, – обойдемся без них.

Изредка мимо них проходили люди. Они с недоумением посматривали на мальчика в поношенной шинели и девочку, закутанную в старый шерстяной платок.

– Не надо туда, пойдем, пойдем дальше, – тянула Наташа.

Колька, не слушая ее, ковырял носком сапога снег.

– Все собаки без уха злые, – убеждала она Кольку. – Слышал, что говорила тетя Дуня? И пес не лает, совсем не лает. Это необыкновенная собака, Коля, да? Растерзает она нас!

Колька поднял голову.

– «Безухая», «не лает». Ну, и что ж? Что же нам так и уходить ни с чем? Один, другой дом пропустим… Взрослые много соберут, а мы что? Вызвались перед дядей Андреем, а тут струсили. Все это враки, что безухие злее, чем с ушами. Поняла? Враки!

Его серые глаза смотрели строго.

– Нет, Наташа, мы не можем уйти ни с чем.

Девочка зябко поежилась.

– Оставайся у санок, подожди меня, я скоро!

Наташа кинулась к нему, загородив калитку.

– А если это волк?

Но испуг девочки придал Кольке еще больше решимости.

– Ну и пусть!

– Хорошо, тогда и я с тобой!

– Нет, стереги инструмент. Ты хочешь, чтобы у нас разворовали чужие пилы и топоры?

Он осторожно отстранил Наташу, толкнул калитку и шагнул во двор.

Собака молча метнулась к нему. Колька отскочил в сторону. Но пес, щелкнув зубами, вцепился в полу шинели. Колька вырвался.

Неудача привела собаку в бешенство. Она с остервенением рвалась к мальчику. Чувствуя, что жертва уходит от нее, по-волчьи завыла… Колька метнулся к каменному крыльцу.

Первая тяжелая дверь оказалась незапертой. Дрожащей рукой мальчик приоткрыл вторую. Длинный, полутемный, без окон, с затхлым запахом коридор.

Впереди – прямая деревянная лестница, ведущая на второй этаж.

Озлобленный вой пса напоминал, что назад нет пути.

Его удивляло, что на вой собаки никто из жильцов не вышел.

Но раздумывать было некогда. Колька осторожно направился к лестнице.

Глаза постепенно свыкались с полумраком. Вдоль левой стены коридора стояли два больших сундука. На них в беспорядке были навалены свернутый трубкой ковер, безногое кресло, плетеная качалка без спинки.

С правой стороны – две двери. Пока Колька размышлял, в какую постучать, ближайшая к нему приоткрылась, и оттуда выглянула старуха. Колька от неожиданности попятился к лестнице.

– Ты как к нам попал? – дребезжащим голосом спросила женщина. – Что тебе надо?

– Топор, – машинально сказал Колька.

Старуха охнула.

– Топор? Что ты зубы заговариваешь. Сейчас же вон отсюда, чтобы духу твоего не было, пока я кочергу не взяла. Вон!

Неожиданно послышался мягкий женский голос:

– Чей это вы дух изгоняете, Елена Николаевна?

На лестничной площадке с ленивой небрежностью облокотилась на перила черноволосая, невысокого роста, полная женщина, одетая в вязаную кофту и темную юбку.

– Тетенька, – сказал Колька, – я по делу, я с мандатом.

– С мандатом? – в спокойных глазах женщины на мгновение блеснуло любопытство и сразу же погасло. Что еще за новости? Поднимись-ка наверх, живо!

Идя к ней, Колька торопливо говорил:

– Я за топорами, за пилами, а не воровать… Мы не из таких. Зря она кричит.

Старуха зачастила:

– Вы только послушайте, Валентина Федоровна, этот фрукт заливается, сказки сочиняет. Ты что, думаешь, умнее нас? Ох и народ пошел, избави бог. Без стыда и совести. Так и зырят, так и вынюхивают! Тьфу! Вытурить его – и весь сказ.

– Успокойтесь, Елена Николаевна! – не сводя с Кольки глаз, проговорила Валентина Федоровна. – Идите к себе, а мы с Дмитрием Федоровичем разберемся: подрастающий ли это рыцарь с большой дороги или обычный мальчик. Пойдем, – поманила она Кольку.

Глава 13. Кто в красном доме живет?

Комната, в которой оказался Колька, была просторной, с тремя окнами, выходящими на улицу, два из них были прикрыты ставнями. Через полуоткрытую дверь спальни виднелся угол блестящей спинки никелированной кровати.

Колька с нескрываемым интересом рассматривал пианино с бронзовыми канделябрами. В одном из них торчал небольшой огарок.

Ковры, картины, зеркала, мягкие кресла, большой, почти во всю стену, книжный шкаф. Такое богатство Колька видел впервые.

Внимание мальчика привлек стол, накрытый свисающей до пола белой скатертью. В тарелках лежали брынза, масло. В хлебнице – хлеб, нарезанный тонкими ломтиками. Но ничто так не удивило Кольку, как конфеты. Давно он их не видел. Из вазочки соблазнительно выглядывали леденцы – зеленые, красные, синие, белые. Интересно, какие они на вкус, – сладкие или кисленькие? Колька проглотил слюну и заставил себя отвернуться. Увлеченный своими наблюдениями, он не заметил, что они с женщиной не одни.

– Кого ты привела? – послышался мужской голос.

Мальчик повернул голову и увидел сидящего в кресле мужчину.

Высокий белый лоб, с горбинкой нос, нависший над плотно сжатыми тонкими губами, круглые выпуклые глаза с тяжелым, пристальным взглядом придавали лицу недоброе, хищное выражение.

«Как сова, – подумал Колька. – Верно сказала тетя Дуня, – от такого и снега не дождешься».

Мужчина бесцеремонно рассматривал его, начиная с пахнущих дегтем сапог и кончая большой, нахлобученной на лоб буденовкой.

Слова он выговаривал неторопливо, четко, но как-то не совсем правильно.

Валентина Федоровна, наклонив голову, лениво промолвила:

– У него какой-то мандат, Митя.

– Мандат? – удивился мужчина. – Какой же у тебя мандат? Откуда ты?

– У меня не какой-то мандат, а из ревкома. Пришел за топорами и пилами. – Колька опять посмотрел на леденцы, потом на книжный шкаф. «Сколько книг! Эх, почитать бы!» – и сердито бросил мужчине. – Ну что, дадите топор?

– Не торопись. Из ревкома? Интересно. Покажи-ка свой мандат!

Дмитрий Федорович пробежал Колькин документ, который тот из предосторожности не выпускал из рук, и весело проговорил:

– Представь, Валюша, все соответствует истине. Сей юноша имеет документ, оформленный по всем правилам. Видишь, Валюша, какой к нам гость пришел. Посадим его за стол. Садись, садись, мальчик, позавтракаем вместе.

Колька, в душе весьма польщенный, что его назвали юношей, и пригласили за стол, помнил однако о Наташе, стоявшей на холоде.

– Я не хочу есть, мне нужны топоры и пилы. Все дают и вы должны дать.

– Валюша, – обратился Дмитрий Федорович к женщине, – скажи, можно разве отказать такому юноше? Принеси, дорогая, топор и пилу.

– Боже мой, а как же мы сами?

– Как-нибудь обойдемся.

Валентина Федоровна недовольно пожала плечами и удалилась.

Доброжелательное отношение Дмитрия Федоровича смягчило Кольку, и он подумал: «Нет, пожалуй, он не совсем похож на сову. Только что немного нос и глаза, а так…»

Дмитрий Федорович, узнав у Кольки его имя, гостеприимно придвинул вазу и предложил леденцы.

– Ешь, Коля, они на чистом сахаре. Ну, а много собрали вы инструментов?

– Почти полные санки. Дядя Андрей будет доволен.

– Кто?

– Дядя Андрей, Остров…

– Остров? Вот как! Странно!

– А вы разве его знаете? – удивился Колька.

– Его весь город знает, голубчик. Он приходил к нам в госпиталь, где мы с сестрой, Валентиной Федоровной, работаем докторами.

– Он нам и дал задание, – сказал Колька. – «Убрали бы их скорее со стола», – подумал он о конфетах, а вслух продолжал: – Я ведь работаю в ревкоме, а живу у Наташи. Она меня на улице ждет, санки охраняет. Получим от вас инструмент, сбегаем еще в два-три дома и на склад. Работы по горло.

Колька говорил несколько небрежно, подражая взрослым.

– Ты меня извини, Коля, но кем ты работаешь в ревкоме?

Колька, почувствовав в голосе своего нового знакомого недоверие, вспылил:

– Печки топлю, вот и работаю.

Дмитрий Федорович, пытаясь успокоить мальчика, с подчеркнутым уважением обратился к нему:

– Смотрю я на тебя, и ты мне все больше и больше нравишься. Ты отлично поступаешь, что самостоятельно зарабатываешь на кусок хлеба, хвалю.

Колька приосанился. Вошла Валентина Федоровна с топором и пилой.

– Мальчик, на, бери, – кивнула она на инструмент.

Колька собрался уходить.

Дмитрий Федорович, ласково заглядывая ему в глаза, сказал:

– Когда они больше не потребуются, занеси обратно. А то у нас всегда прохладно, не натопишь. Сам чувствуешь, наверно?

Только сейчас Колька заметил, что в комнате, действительно, холодно.

– Да-а, неважно у вас.

Дмитрий Федорович придвинул поближе к Кольке конфеты.

– С топливом совсем худо. Понимаешь, и мало его, и кроме того, дрова сырые, плохо горят. Ты любишь книги?

– Да!

– А я обожаю. И, поверишь, Коля, – приходится ими растапливать. Сердце разрывается, плакать готов, а никуда не денешься, здоровье дороже.

– Книгами? – ужаснулся Колька. – Книгами растапливаете?

– А что же делать? Кстати, чем ты растапливаешь, керосином?

– Как же можно книгами? Керосина у нас мало. Мы собираем бумажки из мусорных корзинок – ими и растапливаем. А вы какими книгами?

– Какими?

Дмитрий Федорович взял его за плечи, подвел к шкафу и раскрыл дверцы.

Какое здесь было богатство! Новенькие, с блестящими корешками и красивым тиснением книги заставили задрожать Кольку. «И их на растопку. Разве можно так?..»

Глаза у мальчика разбежались, он забыл, где находится, забыл о леденцах, забыл о Наташе, казалось, забыл обо всем на свете. Вдруг среди книг он увидел ту, которую давно мечтал прочесть – «Кожаный чулок». Рука невольно потянулась к полке.

Приподнявшись на цыпочки, он бережно достал книгу.

– Вы мне ее дадите? – дрогнувшим голосом спросил Колька, не в силах оторвать глаз от красивой обложки.

Дмитрий Федорович обратился к Валентине Федоровне:

– Отдадим ему ее, верно, Валюша? Все равно сожжем.

– Митя, но эту книгу мне подарили, – возразила женщина, – я хотела бы сохранить ее.

– Фенимор Купер твой, – твердо сказал Дмитрий Федорович, обращаясь к Кольке, пропустив мимо ушей слова сестры.

Недовольная Валентина Федоровна медленно пошла к окну и, глядя на улицу, с раздражением проговорила:

– Ты просто невыносим, Митя. С какой стати мы должны дарить библиотеку первому встречному? Зачем этот жест?

– Валя! – Дмитрий Федорович многозначительно посмотрел на нее, увидев, что Колька положил книгу на стол. – К чему твои шутки, Валя?

Валентина Федоровна, подчиняясь его взгляду, задумчиво улыбнулась:

– Бери мальчик, все равно сожжем, бери.

– Бери и беги, – сказал Дмитрий Федорович, – беги, а когда захочешь получить еще интересные книги, приходи к нам. Мы тебе всегда будем рады. Ну, иди. Старуха проведет тебя через двор. Возьми и леденцы.

Прижимая к груди драгоценную ношу, Колька выскочил из комнаты.

Взрослые многозначительно переглянулись.

– Знаешь, Валя, у меня возникла мысль: что, если приручить этого звереныша из ревкома?

– Ну, что ж, неплохая идея. В нашем деле все средства хороши, – сказала она с ударением на слове «все».