Текст книги "Колька и Наташа"

Автор книги: Леонид Конторович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Глава 38. Навстречу солнцу

Стояло чудесное весеннее утро. Вольный волжский ветер приносил с собой запах распустившихся деревьев. Звонко журчали ручьи.

Во дворе крепости занимались бойцы. Колька остановился. Вот один боец колет штыком чучело. Молоденький взводный нервничает и неестественно громко командует:

– Коли! Назад!

Красноармеец колет. Хорошо и ловко получается у бойца – ни одного промаха.

Колька позавидовал тому, как далеко забросил какой-то коренастый крепыш гранату, и подумал, что со временем, если получится, и он, Колька, не хуже других будет колоть штыком, бросать гранату и ползать по-пластунски.

Размышляя так, он заторопился к Острову.

В комнату его пропустили без задержки. Он увидел присевшего у стола на корточках Острова, а с ним рядом, тоже на корточках, Николая Семеновича, старого рабочего Нобелевских мастерских.

Колька одернул шинель, поправил вещевой мешок за спиной и, хотя был удивлен их позами, обратился к Острову. Тот жестом попросил Колю подойти.

– Так вот, – сказал он Николаю Семеновичу, продолжая разговор, – надо спилить ножки вершка на два.

– А может, потерпим, Андрей Иванович? Столы-то попортим.

– Нет, Николай Семенович. Время не терпит, детей надо учить. Школ не хватает. Вот на днях уходит тридцать шестой полк, освобождается здание. Откроем школу. Столы подпилим – парты будут.

– Время-то какое, – осторожно возразил Николай Семенович.

– Время, действительно… – глядя на Кольку, согласился Остров. – И все же детям нужно учиться. Как ты думаешь, – обратился он к Кольке, – удобно будет ребятам, если мы столы немного подпилим?

– А я на фронт, дядя Андрей, – нахмурился Колька и для большей убедительности снова поправил шинель и вещевой мешок.

– Это я знаю.

– Откуда? – раскрыл глаза Колька.

– Не слепой. Весь твой вид об этом говорит, да и лицо уж больно воинственное.

Николай Семенович ухмыльнулся.

– А вы не смейтесь!

– Зачем смеяться, – серьезно ответил Остров. – Ты лучше скажи, где находится Рейн или Висла?

– Я хочу на фронт, – глядя в окно, упрямо повторил Колька. – Я хочу бить Деникина.

– Тебе надо учиться, – тихо и ласково сказал Остров. – Воевать, хотим мы или не хотим, а придется еще не раз. А пока тебе надо учиться, Коля. Нам нужны образованные люди.

Остров посмотрел на Николая Семеновича, тот многозначительно покачал головой и развел руками, дескать, что поделаешь.

Остров едва заметно улыбнулся.

– Что ж, хорошо, – подумав, сказал он, – поехали в казарму.

…Приняв рапорт дежурного по батальону, Остров направился в помещение для классных занятий. Вместе с красноармейцами Остров и Коля вошли в большую комнату.

У круглой черной печи – высокий тонкий учитель. Лицо его сосредоточено. Увидев Острова, он остановился, но Андрей Иванович сказал:

– Прошу вас, продолжайте.

Учитель вывел на печке мелом букву.

– Какую букву я написал? – спросил он.

– У-у-у, – раздался гул голосов.

Не стирая предыдущую букву, учитель поставил рядом другую.

– А это какая?

– С-с-с, – просвистело в комнате.

– А как мы прочитаем эти буквы вместе?

– У-у-с-с, – протянули курсанты.

– А быстрей?

– Ус, – радостно закричали «ученики».

Стекла в окнах задрожали от громких голосов.

Учитель объявил перерыв.

…Среди красноармейцев Колька узнал знакомого ездового, хотя тот сбрил свою жиденькую бородку и помолодел.

Узнал ездового и Остров.

– Ну, как учитесь? – спросил его Андрей Иванович. – Строевиком стали?

– Известно дело, учимся, – солидно ответил тот и приосанился.

– Хорошо получается?

– А то как же, – оживился ездовой, – слыхали, как читаем. Дело нужное, без грамоты никак нельзя, милый человек. Время такое наступило, управлять государством требуется, вожжи в свои руки брать. Власть-то взяли, выходит наука нужна. Понимать надо. Сейчас от самих все зависит. Так-то. А без грамоты… Без нее все равно, как на моей бывшей кляче, шуми не шуми, а далеко не ускачешь.

Ездовой вспомнил про табак, которым в свое время его угощал Остров, вытащил кисет с махоркой:

– Угощайтесь. Табачок хорош, – завертывая толстую цигарку, он продолжал: – Не признал я вас тогда. А ведь я правду говорил: все будет. И самое что ни на есть важное – народ быстро поднялся на ноги. Подсчитать, сколько уже маршевых рот отправили на фронт! Вот и наш полк готов. А ведь какие пришли в город – страшно вспоминать: помороженные, больные. Одно только и было здоровым – злость к врагу. Теперь мы с ним, с белопогонником поговорим. Все припомним, сразу и навсегда. Так-то. А учиться надо, без всякого разговору, – довольный всеобщим вниманием, заключил ездовой.

– А вот некоторые, – сказал, покашливая, Остров, – говорят, что необязательно, дескать, учиться, воевать можно и без грамоты.

Ездовой поперхнулся дымом.

– Это вы всурьез? – насторожился он.

– Есть, есть такие, – заговорщицки улыбнулся Остров, не спуская с Кольки прищуренных глаз.

Ездовой отбросил цигарку.

– Да кто так может болтать? Вы покажите нам такого человека. Мы вот на фронт отправляемся, а учим буквы, азбуку. А он? Поглядеть бы на него!

Колька испуганно попятился к двери, но ездовой вдруг обратился к нему.

– Да вы хоть спросите мальчонку. Слышь, паренек, как ты думаешь?

Колька подавленно молчал. Он чувствовал себя уничтоженным. Выручили его удары о рельс – сигнал начала нового урока.

Остров с Колькой вышли в коридор.

– Ну, как? – спросил Остров.

– Дядя Андрей, – поднял на него глаза Колька, и его голос дрогнул, – я думал на фронт…

– А нужно тебе в школу! – Остров обнял его за плечи. Хороший ты паренек, Коля. И твое желание идти на фронт – очень благородно. Но ты еще мал, Коля, понимаешь, дружок, мал. Это за тебя делают взрослые. А у тебя еще будет много дел! Неужели все завоеванное мы должны передать безграмотным людям. Как думаешь?

Колька посмотрел в глаза Острову.

– Я буду учиться, дядя Андрей, даю слово. Буду стараться изо всех сил.

– Ну вот и отлично. Я знал, что ты меня поймешь. Владимир Ильич Ленин, посылая меня в ваш город, сказал, Коля, что мы должны победить контрреволюцию ради вас, наших детей, ради того, чтобы вы могли спокойно учиться, быть счастливыми.

Остров взял Кольку за руку и повел его на улицу, навстречу ясному солнцу, шумной звонкоголосой весне.

Часть II

Глава 1. Дом миллионера

Колька, Наташа, Генка и Каланча с жадным любопытством рассматривали чугунную ограду роскошного особняка миллионера Федорова. Затейливый рисунок решетки, гранитные столбы, увенчанные вазами, вызывали восхищение ребят.

В особенности понравилась веранда, разноцветные стекла которой, весело переливаясь на солнце, играли всеми цветами радуги.

О старом тенистом саде уже и говорить нечего. В тишине то и дело раздавались глухие удары падающих перезрелых яблок, груш.

– Ой, как тут хорошо, мальчики! – восторженно прошептала Наташа.

– Даже не верится, что это наше. Самый лучший дом в городе! Аж дух замирает, – сказал Колька.

– Это, пожалуй, почище самой лучшей ночлежки! Небось, тут днем с огнем клопа не сыщешь, – отозвался Каланча и почесал затылок.

Не выдержал и Генка:

– Теперь это наше, музыканты!

Действительно, все принадлежало им: и большой дом, и сад, и двор, заросший лопухом и ромашкой, и крепкие амбары, и конюшни с тесовыми воротами, и даже одичавшая рыжая кошка, которая притаилась в собачьей будке, явно надеясь сцапать какого-нибудь легкомысленного воробья.

– Амбары надо будет снести. Зачем они школе? В них одни крысы, – глубокомысленно рассудил Генка.

Каланча высокомерно хмыкнул, а Колька сурово заметил:

– Какие там крысы? Видишь, какая кошка худая?

Все посмотрели на тощую кошку.

Потом внимание ребят привлекли разноцветные стеклышки, валявшиеся около веранды. Как хорошо, наверно, смотреть через них на солнце! Генка с наигранным безразличием толкнул носком осколки.

– Забавные, – протянул он. – Очень… – и твердо решил при первом удобном случае набить ими карманы. То же самое подумали и Колька с Наташей.

Каланчу же стекляшки не заинтересовали. Потоптавшись на месте, он направился к конюшне, на ходу пугнув кошку.

– Ты зачем туда? – насторожился Колька. – Договорились ведь ждать комиссию.

– А мне надоело. Схожу посмотрю, как у Кирилла жили лошади. Айда со мной!

Соблазн был велик. Кто из мальчишек города не восторгался рысаками Кирилла Федорова, запряженными в лакированные экипажи. Не лошади – огонь! Всем хотелось пойти. Но ребята обещали Марии Ивановне ни к чему не притрагиваться до ее прихода.

Колька вдруг решил:

– Иди, иди, если загорелось.

Сопровождаемый завистливыми взглядами товарищей, Вася лихо открыл ворота конюшни. Из неубранных пустых стойл остро запахло навозом. Каланча сморщил нос. Ребята прыснули. Дальше Каланча не пошел, посмотрел на дом.

Всех жгло любопытство: как он выглядит внутри?

На двери висел замок. Конечно, для Каланчи открыть его не составляло особого труда. Он выжидающе оглянулся на товарищей.

Генка, убежденный, что никто за ним не следит, осторожно подбирал стеклышки.

Наташа любовалась городом.

Особняк стоял на горе. Отсюда хорошо были видны площадь с церковью, на колокольне которой гнездились голуби. Дальше четырехугольные башни кремля с пятиглавым громадным Успенским собором.

Весь город изрезали каналы, речки: Кутум, Казачий ерик, Адмиралтейский – всех не перечислить. У грязных берегов – рыбницы, а рядом, на суше – рыбопосолочные палатки.

А вот и Волга с портовыми постройками, причалами рыболовецкого флота, с рейдовыми и морскими танкерами, наливными речными баржами, пароходами, шхунами.

Посреди реки неторопливо двигался большой белоснежный пароход. Девочке чудилось, что она даже слышит, как он, предостерегая плавучую мелочь, снующую взад и вперед, сурово басил: «По-бе-ре-гись!»

Колька уголком глаз заметил, как Каланча боком пошел к двери, достал из кармана гвоздь и начал ворочать в замке.

«Пусть повозится. Вряд ли ему удастся что-нибудь сделать, – подумал Колька. – А, может, что натворит? Узнает Мария Ивановна, расстроится». И Колька уже зло посмотрел на Каланчу. Генку и Наташу тоже возмутило Васькино нахальство.

– Брось дурака валять, – горячо сказал Генка.

Каланча показал ему кулак.

– А это ты видел?

– Я Марии Ивановне все расскажу.

– А пошли вы к черту, – ответил Каланча и повернулся ко всем спиной.

Глава 2. Что произошло в доме

И в эту минуту во двор вошла комиссия по приемке дома. Возглавляла ее Мария Ивановна, одетая по-праздничному, в свое лучшее ситцевое платье. Вместе с ней была молоденькая учительница Ольга Александровна, Оленька, как ласково называла ее Мария Ивановна, черненькая, остроносенькая, с большими смешливыми глазами. Была тут и работница консервного завода тетя Валя, тихая женщина, вечно озабоченная тем, как ей прокормить двух внучат (дочь ее, медицинская сестра, вместе с мужем воевала против белых под Царицыном). Ребята с громкими криками бросились навстречу комиссии.

Мария Ивановна засмеялась:

– А, пострелята! Тут как тут? Время не теряли даром? – показала она на вздутые карманы Генки.

Генка смутился.

– Гена, – продолжала Мария Ивановна, – угости-ка нас… Ну, ну не жмись, доставай. А то по жаре шли – в горле пересохло.

Генка растерялся. К нему подскочила Наташа, сунула руку в карман. Но тут же ойкнула и отдернула руку. На землю упало несколько разноцветных осколков.

Генка стал красным…

Колька молнией сбегал в сад и принес яблоки, груши и сливы.

Компания расположилась в тени дерева.

– Ну вот, значит, – сказала Мария Ивановна, – горисполком отдал этот дом под школу. Чуток отдышимся и за работу.

Она вынула из портфеля толстую тетрадь с сургучной печатью на обложке и витиеватой надписью: «Опись дома, надворных построек и всего недвижимого имущества Кирилла Федорова, реквизированного Советской властью».

– Бери, – протянула она тетрадь Кольке. – Принимайте. Что налицо – крестик ставьте, чего нет – минусы. Глядите, не перепутайте.

Порывшись в портфеле, она достала ключ.

– Вася, – позвала Мария Ивановна Каланчу, – вот тебе ключ, беги отопри. – И, видя, что он в нерешительности мнется, рассердилась: – Не стой, пошевеливайся! Мы – за тобой!

Учет начали с гостиной. Мария Ивановна и тетя Валя перебирали вещи.

– Ковер персидский, – диктовала Мария Ивановна Кольке и Наташе, – нашли? Ставьте крестик… – Вдруг она вскрикнула. Красивый ковер был изрезан в нескольких местах.

– Такую вещь испортить, – прошептала Мария Ивановна, – ни себе, ни людям.

Из другой комнаты донесся встревоженный голос Ольги Александровны.

– Мария Ивановна, Мария Ивановна, идите сюда!

– Что там еще такое? – Мария Ивановна, а за ней все остальные ринулись в библиотеку, обставленную дубовыми застекленными шкафами.

Ольга Александровна держала две книги. На лице было недоумение, в смешливых глазах – испуг и удивление. Книги были в желтых пятнах, пахли керосином.

– Это что ж такое, Мария Ивановна? – голос учительницы вздрогнул.

Мария Ивановна бережно взяла томик.

– Что ж от них ожидать! Пакостливы. Всю жизнь пакостили. Ну и здесь тоже: «давитесь, мол». Ладно…

– Давайте-ка все книги вытащим на веранду, на ветерок.

За два часа дружной работы книги были вынесены из помещения.

Дальнейшая проверка тоже ничего хорошего не принесла. Часть мебели и вещей оказалась испорченной, обивку разъела какая-то едкая жидкость.

Но ничто так не огорчило Марию Ивановну, как разбитые почти во всех окнах стекла: в городе их негде было достать.

Первое посещение особняка миллионера Кирилла Федорова принесло немало огорчений.

Глава 3. Заколдованный угол

А через день веселый шум всполошил обитателей домов, окружавших особняк миллионера.

Перестук топоров, визг пил, голоса строителей, перебранка возчиков, привозивших строительный материал, пение женщин, протиравших окна, – все привлекало любопытных. Народ собирался, чтобы посмотреть, как переоборудуется дом миллионера в первую советскую трудовую школу.

Колька, Наташа, Генка и Каланча выпросили разрешение побелить в нижнем этаже комнату. С этим они успешно справились, если не считать одного пустяка… Несколько раз Наташа самым усердным образом белила угол комнаты, но проходило короткое время, и предательская сырость, словно издеваясь, выступала серым пятном. На что уж Генка любил подтрунивать над Наташей, и тот признавал, что стена у нее выглядит не хуже, чем у заправского маляра.

И лишь этот угол портил всю картину.

Наташа устало опустила мочальную кисть и задумалась. Она стояла на стремянке. С кисти шлепались на пол капли известки. Девочке хотелось запустить ею в проклятый угол и заодно уж выплеснуть в него всю известь.

Со двора доносился веселый галдеж ребят. В гардеробной плотники судоремонтного завода стучали молотками, устанавливая вешалки. Из учительской слышались напеваемые Ольгой Александровной одни и те же слова шуточной песни:

 
Полетел комар в лесочек,
Ох, ох!
Полетел комар в лесочек
И уселся на дубочек,
Сел…
 

«Дался ей этот комар, – с раздражением думала Наташа, – не надоест же человеку. Не ладилось бы у нее с углом, небось, не то бы запела…»

Генка, видя плохое настроение Наташа, незаметно удалился из комнаты.

– Наташа, что с тобой? – спросил вошедший Колька. – Случилось что-нибудь?

Девочка жалобно посмотрела на него.

– Как ты думаешь, черти есть на свете? Восьмой раз белю угол, а он все сырой и сырой.

– Черти? Вот придумала! Слезай, я погляжу. Ага! – Колька соскочил со стремянки. – Подожди, я сейчас прибегу!

Через несколько минут он разыскал Марию Ивановну.

– Идем к Ермолаичу, – после некоторого раздумья сказала она, выслушав рассказ о Наташиных горестях.

На ходу отдавая распоряжения работавшим, она говорила Кольке:

– Он у нас на все руки мастер. Ты его не знаешь? Он и плотник, и штукатур, и печник.

Дмитрия Ермолаича, рабочего судоремонтных мастерских, они застали на третьем этаже. Коренастый, немного сутулый, он молча, кивком головы ответил на приветствие Марии Ивановны, ни на секунду не прерывая работу. Рубанок так и летал в его руках. Мария Ивановна рассказала ему, зачем они пришли.

– Скажи, – спросила она, – как быть?

Ермолаич, слушая ее, продолжал свое дело. Мария Ивановна повторила вопрос, но плотник опять ничего на ответил.

«Он глухонемой, – решил про себя Колька. – Ему надо на пальцах рассказать». Колька живо зажестикулировал. Ермолаич с недоумением и любопытством посмотрел на мальчика. Взгляд его будто говорил: «Это еще что такое?» Удивилась и Мария Ивановна.

– Ты это зачем, – спросила она у Кольки.

– Да он же не слышит и не говорит, тетя Маруся.

Но тут «глухонемой» выплюнул изо рта в ладонь мелкие гвоздики и, к изумлению сконфуженного Кольки, сказал:

– Ты чего, парень, руками крендели вывертываешь, чай, я не туг на уши. А насчет угла штука немудреная: сырость. Надо, Ивановна, соскоблить да протереть известкой, песочком и глиной. Тут, как говорится, и весь сказ.

«Вот так глухонемой!» – Колька с трудом дождался возможности убежать.

В комнате он поведал Наташе о разговоре с Ермолаичем.

Вместе посмеялись.

– Ну, а как с углом? – спросила Наташа.

– Сейчас сделаю.

– Ты не обманешь?

– Конечно, нет.

Уверенность Кольки успокоила Наташу.

– Знаешь, Коля, возьму-ка я и вымою окна! – Она сбегала к Ольге Александровне, выпросила у нее тряпку, развела мел в тазу.

Учительница снова затянула:

 
Полетел комар в лесочек,
Ох, ох!
Полетел комар в лесочек
И уселся на дубочек
Сел…
 

Теперь Наташе эта песня очень нравилась. Она даже стала подпевать Ольге Александровне. И когда Генка в открытое окно выкрикнул: – Что это ты там комара тянешь за хвост? – она даже не обиделась.

Генка вообще такой. Уж, кажется, занят – просеивает через самодельное сито песок, – а все равно не может не по зубоскалить. Но Наташа за словом в карман не полезет.

– Отгадай, Минор, загадку, – начала она, поплевывая на покрытое мелом стекло. – На море маяк то потухнет, то погаснет, то погаснет, то потухнет – хорошо виден его огонь морякам?

– Вопрос! Конечно, хорошо!

– Эх, ты! То потухнет, то погаснет!

Генка попал впросак.

А Кольке не удавалось вывести сырость. Устали руки, заныла спина.

– Придется подождать, пока подсохнет, – не совсем уверенно проговорил он.

Наташа, сочувственно кивнув головой, подошла к нему.

– Подождем.

Генка воспользовался этим моментом, чтобы отплатить Наташе. Он подскочил к открытому окну и нарисовал на матовом от мела стекле чертика, а вместо рожек – косички с бантиками, как у Наташи.

Любуясь своим произведением, Генка отошел на несколько шагов и запел:

 
Сатана здесь правит бал,
Здесь правит бал,
Люди гибнут за металл,
За металл…
 

Кое-кто из работавших во дворе рассмеялся. Успех вскружил Генке голову. Размахивая лопатой и выкрикивая про сатану, он близко подошел к окну и тотчас поплатился.

Взмахнув грязной тряпкой, Наташа ударила Генку. Волосы у него побелели. Под смех окружающих Генка беспомощно заморгал глазами.

Привлеченная шумом, во двор вошла Мария Ивановна. «Батюшки», – всполошилась она и, схватив ведро с чистой водой, помогла Генке умыться.

– Ну, как это вам нравится? – спросила она у подошедшей Ольги Александровны. Судя по выражению лица учительницы, той это совсем не нравилось. Но она предпочитала пока промолчать.

– Хороши забавы, – сурово обратилась Мария Ивановна к приумолкшим детям. Строгий взгляд ее остановился на Кольке.

– Что ж ты, Коля? Поручили тебе ремонт комнаты, а у тебя вон что творится. Чистый грех с вами. Пожалуй, пусть лучше домой идут, Ольга Александровна, все на душе спокойнее будет. А с тобой, Наташа, и говорить не хочу.

Ребята обомлели: неужели их отстранят от ремонта школы?

– Что вы их ругаете? – горячо защищал Кольку и Наташу Каланча. – Так Минору и надо, пусть не пристает.

– Я это сам все! – неожиданно для всех заявил Генка. – Наташа с Колькой здесь не причем.

– Если так обстоит дело, – вмешалась Ольга Александровна, – пусть тогда ребята остаются.

Мария Ивановна махнула рукой: «Ох, уж эти мне защитники!» – и пошла в дом.

Глава 4. Генка – строитель

После побелки комнаты ребята почувствовали себя полноправными строителями.

Глеб Костюченко, часто наблюдавший за ребятами, как-то сказал:

– Вижу, флотцы, нос вы задрали выше адмиралтейской иглы!

Неожиданно выяснилось, что в угловом классе печка дымит и ее надо перекладывать.

Колька упрашивал Марию Ивановну, чтобы им разрешили исправить ее. Мария Ивановна посоветовала подождать Дмитрия Ермолаича, который перекладывал печи в других классах.

Ребята расстроились: долго ждать.

Марии Ивановне житья не стало от Наташи и Кольки. За едой ли, перед сном, они упорно осаждали ее.

Она прекрасно понимала ребят и в душе одобряла их настойчивость.

По ее просьбе Дмитрий Ермолаич отправился в класс, чтобы узнать, какой требуется ремонт. Пришел он с плотничьим ящиком, с которым никогда не расставался. Ребята бурно спорили. Генка и Каланча утверждали, что Колька и Наташа слабо действуют, плохо добиваются от Марии Ивановны разрешения. Те отбивались.

…При виде Дмитрия Ермолаича Колька вспомнил, как он его принял за глухонемого и многозначительно переглянулся с Наташей. Старик сделал вид. Что он не заметил этого, громко кашлянул и приступил к осмотру печи.

Он видел, что ребята с нетерпением ждут его заключения. Тщательно, как врач больного, обследовал он печь.

Вывод был нерадостный.

– Как говорится, – осторожно начал он, – дела-делишки невеселые. Послужила она неплохо. А теперь, выходит, всю ее разрушить требуется и заново сложить.

Дети приуныли.

– Ну, ну, сорванцы, пяток дней потерпите, помогу. Как говорится, раньше никак нельзя…

Он подхватил свой ящик и ушел.

Опечаленные ребята рассуждали о том, что во всех комнатах ремонт проходит успешно, а у них затягивается.

Генке, мечтавшему о славе, показалось, что наступила долгожданная минута, когда он сможет проявить себя. Это тем более легко сделать, что не было Каланчи (тот всегда относился к нему насмешливо). Скромно потупив взор, Генка с достоинством промолвил:

– Я сложу печь!

Слова его произвели большое впечатление. Наташа попыталась что-то сказать, но поперхнулась. Колька же, не веря своим ушам, спросил:

– Ты?

Генка уселся на ящик и загадочно улыбнулся.

Но Наташа уже пришла в себя:

– Послушай, Минор, – схватила она его за рукав, – ты не врешь?

– Какой же из тебя печник? – недоверчиво спросил Колька.

– Да он врет, – убежденно заявила Наташа. – Ей-богу, врет.

– Я вру? – Генка встал с ящика. Выражение его лица – снисходительное, больше того, несколько презрительное – совсем сбило с толку Кольку и Наташу. – Я вру? Эх вы, музыканты…

– Клянись, – громко потребовала Наташа.

– Лопни мои глаза, если я хоть капельку наврал, слышишь, Колька, – он принципиально не замечал Наташу.

Колька захотел проверить Минора.

– Генка, а с чего мы начнем?

– Отвечай? Ну-ка? – потребовала Наташа.

Все решалось настолько просто, что Генка невольно струхнул. Он понял: ребята поверили ему. «А не сказать ли честно, пока не поздно: какой из меня печник? Но нет, это значит – опозориться. Только вперед, авось все будет хорошо».

– Чего особенного, – небрежно сказал он, – разберем все, кирпич за кирпичом и уложим его аккуратненько.

– Аккуратненько? Тогда давай завтра, – предложил Колька.

– Можно! – милостиво согласился Генка. Он решил утром сбегать к знакомому печнику и посоветоваться с ним.

Все складывалось так, как желал Генка. И все же чувствовал он себя неважно. Ночь прошла для него беспокойно. Снились какие-то страшные сны. То будто они сложили печь высотой с городскую водокачку, и, когда затопили ее, из поддувала хлынула вода. То печь получилась кособокая, и кирпичи, пританцовывая, напевали: «Коль не можешь, не берись, не берись!»

Рано утром он побежал к знакомому печнику, но, к великому ужасу Генки, того не оказалось дома. Генка пришел в отчаяние. Он поплелся к школе, пытаясь придумать какой-нибудь выход.

Кроме Кольки и Наташи, класть печку пришел Борис. Все они обрадовались, увидев Генку. Он стремился оттянуть начало работы, надеясь как-нибудь выйти из затруднительного положения. Но выхода не было – пришлось взяться за дело. Печь быстро разобрали, а к полудню выявилась полная беспомощность Генки: он не знал, как приготовить раствор. Выкладывая внутреннюю стенку, он без толку разбил много кирпичей, а в городе их нельзя было достать.

Только теперь ребята поняли, как их подвел Генка. Измазанные, усталые, они тяжело переживали неудачу.

– Несчастный Минор, – чуть не плача, говорила Наташа, – что ты натворил?

Борька укоризненно говорил:

– Какой же ты, хлопче, хвастунишка!

Колька ходил по комнате мрачнее тучи. «Вот Минор, вот подвел, – думал он. – Сколько кирпичей испортил!»

– Коля, – проговорил жалкий и подавленный Генка, – я тебя прошу – стукни меня разок, ну, избей. Мне будет легче, ну что тебе стоит, стукни.

– Отойди, Минор, – огрызнулся Колька, – а то и в самом деле стукну.

Забежал Каланча. Он возвращался с выгрузки дров, попутно в саду набрал яблок. С первого взгляда он понял все. Поторопились, не подождали его. А ведь он мог исправить печь. Кем только Васе не приходилось быть в годы бродяжничества.

По виду Генки Каланча догадался, кто виноват. Ссутулившись, гневно сверля Минора глазами, он свирепо двинулся на неудачливого строителя, зажал его в угол и ударил по щеке.

Колька стал между ними.

– Оставь его, Каланча, мы все виноваты.

Каланча угрюмо отошел к окну.

Все было до скуки знакомым. Около конюшни прыгали вертлявые воробьи, плотники поднимали веревками доски на верхний этаж.

– Плакала наша печь без кирпичей, – мрачно проговорил Каланча, как бы подводя итог невеселым размышлениям друзей.

– Что теперь делать? – спросила Наташа. – Что мы скажем маме, Коля?

В тяжелую минуту Наташа по привычке искала у него помощи.

Все с надеждой смотрели на Кольку.

Было душно. Речной ветерок почти не приносил прохлады. Колька расстегнул ворот косоворотки и вздохнул.

Во двор заглянул Владька, краснощекий мальчишка с большой головой, сын владельца экипажей. Он показал язык и, крикнув: «Строители-грабители», убежал.

Каланча с возгласом «Ах ты, сыч!» рванулся, готовый выпрыгнуть в окно и наказать Владьку.

– Подожди, – остановил его Колька.

– Чего ждать? – вскипел Каланча. – Ему наложить надо!

– Тебе бы только драться. Не нужно его бить. Понял? Подружиться бы хорошо! – сказал Коля.

– С буржуйским-то сынком? – не стерпела Наташа. – Ты что?

– А вот и то, – прервал он ее, – кажется, я нашел кирпичи.

– Где? – обступили его ребята.

Колька загадочно сощурил глаза:

– За мной!