Текст книги "Колька и Наташа"

Автор книги: Леонид Конторович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Глава 18. На распутье

И все же хмурым утром, когда небо обложило свинцовыми тучами и накрапывал мелкий тоскливый дождик, юным рабочим пришлось распрощаться с заводом. Оформление не заняло много времени. Получив расчет, подростки сдали пропуска, вышли из проходной и присели на знакомые якоря.

– Вот и все! – подставляя ладонь под дождевые капли и разглядывая их, печально промолвила Наташа.

– Попасть было труднее, – сказал Колька.

– Вышибли! Коленкой поддали – и вышибли, – процедил сквозь зубы Каланча.

Только сейчас ребята со всей остротой почувствовали глубину постигшего их несчастья. Многое отдали бы они, чтобы вновь оказаться на заводе. Там, за забором, шла жизнь, которая как никогда раньше привлекала их.

– Да-а, – горестно протянул Колька, – ничего не могу придумать!

– Говорю тебе, давай вздрючим мастера, – искренне, без намеков на шутку, в который раз настойчиво предлагал Каланча.

Колька только отмахнулся рукой.

Из проходной вышел с перебинтованным пальцем Виктор. Держа перед собой палец, подошел к ребятам:

– Что, семечки лускаете?

Коля нехотя ответил:

– Лускаем. А тебе что?

Виктор кивнул на завод.

– Жаль?

Мальчишки и девочка отвернулись… «Что ему нужно, – с горечью подумал Колька. – Тут и так кошки скребут на сердце, а он еще привязался со своими дурацкими вопросами».

– Ладно, отворачивайтесь, молчите. Знаю – жаль.

Вася со злостью бросил:

– Ну, дык катись колбаской по улице Спасской…

– Тише, тише. Не пузырься. А что сделать, чтобы остаться, знаешь?

Все с интересом посмотрели на паренька.

– Слушайте, герои. Сходите-ка к Грачеву. Он сегодня дома, болеет. Ну, ну, тише. Не артачьтесь, выслушайте. Потолкуйте с ним. Он – сила. Может и обратно взять. Только с умом надо, подмазать придется. Хоть и противно, а другого выхода нет.

От такого предложения у Генки глаза округлились, как у совы, а Каланча яростно ударил себя в грудь:

– Провалиться мне сквозь землю девяносто девять раз, если моя нога появится у этой гидры. Да еще подмазывать…

– Дурак ты рыжий, – рассердился парень. – «Сквозь землю!». Твое дело – хошь иди, хошь нет. Работать не станешь, жрать нечего будет – не таким лазарем запоешь… Ты вроде более серьезный малый, – повернулся он к Кольке, – сходи к мастеру, ничего от тебя не убавится…

Виктор покачал в воздухе больным пальцем, подул на него и ушел, даже не взглянув на Васю.

Колька посмотрел на своих товарищей. Чувствовал, не захотят пойти к Грачеву. А ему разве хочется? Но если надо? Конечно, «подмазывать» мастера они не станут, не те времена. Ну, а сходить к нему можно и нужно. И он решил действовать.

– Пошли!

Наташа ужаснулась:

– Коля!

У Каланчи перекосилось презрительно лицо.

– А этого не видел? – показал он кулак.

– А ты, Минор? – Коля повернулся к Генке.

Генка растерянно теребил вихор.

– Значит, не хотите? – Колька резко взмахнул рукой и пошел.

Такого крутого поворота никто не ожидал. Когда Наташа спохватилась, Колька был уже далеко.

– Что же это такое, мальчики? Его надо отговорить! Коля! Ко-ля, подожди! – кинулась она за ним.

Но Колька, вместо того, чтобы остановиться, пустился бежать. Он не хотел с ними разговаривать. Ни с кем: ни с Наташей, ни с Генкой, ни с Каланчой. Обида душила его. Они его нагнали у москательной лавки.

– Чего вам? – остановился он. – Чего вам нужно?

– Зачем ты идешь к нему? – допытывалась Наташа. – Он выгнал нас. Он посмеется над тобой!

– Посмеется? Пускай только попробует! А не пойти нельзя. Не могу я так уйти с завода. Неужели вы не понимаете? А… ладно! Как хотите, ваше дело – валяйте домой.

Генке стало жаль оставлять своего лучшего друга в трудную минуту.

– А что, если Колька прав? Я с тобой. Понимаешь, я вспомнил, какие у мастера кулачища.

Наташа и Вася, постояв немного, тоже тронулись за Колькой.

Глава 19. Дома у мастера

За забором деревянного дома, в котором жил мастер Грачев, раздавалось хрюканье и визжание свиней, тявканье собак.

Колька осмотрел свою команду, лица у всех были серьезными. Он постучал в калитку.

Они терпеливо ждали. Перестало накрапывать. Тучи отнесло за реку. Там стояла серая стена дождя, а здесь, под лучами выглянувшего солнца, все ожило, посветлело.

Внезапно послышался бабий окрик, и калитка открылась. Перед подростками появилась белобрысая женщина в сарафане. «Жена Грачева», – вспомнил Колька. Скрывая волнение, он спросил, дома ли мастер. Женщина неласково осмотрела их:

– Проходите, да ноги получше вытрите… Паша, к тебе!

Еще с порога они увидели – в большой, мрачной комнате с низким потолком, обставленной громоздкой мебелью, облокотившись о стол, под образами сидел Грачев.

Комнату заполняли полумрак, прохладная тишина и стойкий запах цветов.

Грачев потянулся за икону и вытащил бутылку с водкой.

– Зачем пожаловали? – спросил он, не отрывая взора от стаканчика, куда наливал вино. – Ну, так зачем заглянули? – крякнув, повторил мастер и толстыми пальцами взял помидор.

– Мы хотим на завод!

– Напакостили – и опять туда же?

– Но мы не хотели, – горячо заговорил Колька. – Это не нарочно!

– Важно придумано! А кто хотел, я, что ли?

Колька почувствовал, как стоявшая сзади Наташа глубоко и часто задышала. Если она вмешается, то все будет испорчено.

– Сейчас мы не о том, – заторопился он. – Мы без вас не сможем возвратиться на завод. Вот почему и пришли.

– Верно! Сто девяносто раз провалиться, верно, – подтвердил Вася.

– Ишь, стервецы, – покосился на них мастер и задержал тяжелый взгляд на Наташе. – Хорошо же. – Он выпил. – Ну, раз с повинной, чего ж… Можно в цеховую столовку. Там рабочие нужны.

– А почему не в цех? – строго спросил Колька.

– Других взяли. Некуда!

– А если не пойдем на кухню? – не соглашался Колька.

– Дело хозяйское. Мать, – позвал он жену, – мать, иди сюда.

– Соглашайся, – тихо посоветовал Вася. – В столовке не худо, брюхо петь перестанет.

– Чего тебе? – вошла в комнату женщина.

– Выпроводи гостей!

– А если обманете, – сказала Наташа, – пожалуемся в губком. Вот…

– Идите, идите. Я человек честный.

– Честный?! – начала было Наташа, но Колька дернул ее за рукав:

– Молчи!

Подростки, сопровождаемые женой Грачева, вышли на улицу.

Некоторое время шли молча, потом Колька спросил:

– Почему все-таки он нас взял?

– Испугался, – выпалил Генка.

– Нет, – покачал головой Колька. – Нет. Не то.

…Ни он, ни другие не могли знать, что Мария Ивановна рассказала Глебу Дмитриевичу об увольнении, и тот вмешался в эту историю. Не знали они и о другом: чтобы не отменять приказ, их решили пристроить в цеховую столовую.

– Во всяком случае, – заключил Колька, – мы сами добились возвращения на завод.

Глава 20. Кухонные рабочие

В трех котлах булькали щи, на длинных черных противнях, шипя и стреляя, жарились небольшие куски рыбы. На кухне стояла духота, пахло перегорелым маслом. Старший повар Степан Степанович Кочкин, в прошлом солдат, а ныне одноногий инвалид, сидел на высокой бочке из-под капусты и зорко следил за своими подчиненными. По натуре мягкий, но вспыльчивый, Степан Степанович не терпел небрежности в работе. Поставил он у себя дело на военный лад и строго следил за точным выполнением своих приказов.

…Вот он заметил непорядок. Красное от жары и пара лицо его сердито задвигалось. Он быстро соскочил с бочки и, стуча деревяшкой, подбежал к крайнему котлу. Так и есть. Повариха, толстая Зинка, не досыпала в котел картошки!

– Сорока-вертихвостка! За такое на трое суток на губу… Колька! Мундиры сняли?

Колька, как и его товарищи, за несколько дней привыкнув к порядкам дяди Степы, вытянулся по-военному и отчеканил:

– Так точно, сняли!

– Ко мне шагом арш!

Кольку эта игра забавляла. Сохраняя серьезность на лице, он подхватил ведро с очищенным картофелем и, выбрасывая вперед босые ноги, зашлепал по полу.

– Стой, – сурово пробасил повар. – Промыл картошечку?

– Забыл, Степан Степанович!

– Кругом арш, исправляй!

Засыпав в котел промытую картошку, старик начал сокрушаться:

– В Зинке никакого понятия нет, ни в военном деле, ни в приготовлении продукта. Один пар в голове.

Рассуждения о Зине не мешали Степану Степановичу, прикрыв по привычке один глаз, наблюдать за действиями своих помощников – судомоек, кухонных рабочих.

– Колька, – снова крикнул он, при этом открывая второй глаз. – Все к бою готово?

Вопрос означал – все ли миски, ложки и вилки вымыты.

– Все, Степан Степанович!

– Отставить! Так я тебя учил?

– Так точно, готово!

– То-то же!

Теперь – Колька и Наташа знали – Степан Степанович не оторвет глаз от часов. Он внимательно следил за ходиками. Это были старые часы. В помощь гирям висел секач без ручки. Время 11 часов 50 минут.

– На передовую! – крикнул Степан Степанович и ударил деревяшкой об пол.

Все заняли свои места и распахнули двери. Колька, Каланча и Наташа (Генка несколько дней не ходил на работу, дежурил у кровати отца) превратились в подавальщиков. Зал заполнился людским гулом, нетерпеливыми возгласами, звоном посуды.

То и дело слышно было:

– Наташа, вытри стол!

– Коля, унеси грязную посуду!

– Вася, соль кончилась!

Подростки собирали со столов опорожненные тарелки, ложки, вилки. Трудились без передышки, зевать не приходилось. Ребятам приятно было кормить рабочий народ. Не сразу пришло это к ним. Сперва не нравилась им работа. Когда Зина сказала Каланче: – А ну, Рыжий, помоги вынести помои! – Каланча взбеленился.

Зинка хохотала, потом ей надоело слушать его, и она прикрикнула:

– Небось, сам ешь за троих. А работать за одного? А ну, бери бадью, а то доложу Ротному (так все в шутку называли Степана Степановича).

Вскоре ребята полюбили Степана Степановича, свое дело.

…Около часу дня наступал самый торжественный момент. Степан Степанович, постукивая деревянным обрубком и выпячивая грудь, выходил, как он говорил, на смотр. Минуту эту все ждали с удовольствием. Повара любили за то, что не щадил себя для дела.

Степан Степанович поднимал руку и в наступившей тишине по-военному спрашивал:

– Братцы, какие будут замечания?

Большинство дружно, со смехом отвечало:

– Нет замечаний!

– Благодарствуем, Степан Степанович!

Но сегодня, перекрывая голоса кто-то крикнул:

– Соленой рыбы на базаре дополна, а у нас через два дня на третий!

Степан Степанович, не ожидавший такого оборота, растерялся, словно в этом был виноват.

Другой голос зло бросил:

– Спекулянтам лафа, вовсю наживаются.

Повар выпятил колесом грудь, хлопнул деревяшкой о здоровую ногу:

– Учтем, братцы!

Обед продолжался…

Глава 21. Нераскрытая тайна

Пообедав, Колька, Наташа и Каланча мыли посуду. Они обменивались впечатлениями, шутили и подсмеивались друг над другом. Время от времени, когда шум особенно возрастал, постукивая деревянным обрубком, к ним заглядывал Степан Степанович и сдвигал брови-кустики.

– Отставить разговорчики!

…Ребята домывали последние тарелки, когда на кухню зашел Грачев.

– Все сделано? – спросил он у повара.

– Все!

– Кто повезет? Зинка?

– Нее… эти, – повар кивнул на Кольку и Каланчу.

Мастер мельком оглядел подростков и отвел повара подальше.

– А других нет?

– Нет.

– Ну что ж, где живу, знают… Пущай.

Грачев и повар вышли, оставив ребят в недоумении. Но долго строить догадки не пришлось. Через несколько минут Степан Степанович просунул голову в судомойку и приказал им готовиться к походу – отвезти бочку с помоями на «фатеру» к Грачеву:

– Поросятам, – объяснил он.

На телеге у входа в столовую высилась бочка, накрытая грязной мешковиной. Около нее стоял мастер. Увидев вышедших из столовой Кольку и Каланчу, он вытащил изо рта цигарку и предупредил:

– Шибко не гоните кобылу, старая она. Да и расплещете все.

…Карька была лошадь, что называется, с характером, вела себя в упряжи, как ей вздумается. Понравится – побежит, не захочет – плетется как черепаха. К побоям оставалась равнодушной, но была злопамятна и при первой возможности могла устроить большие неприятности. Обо всем этом скороговоркой предупредила ребят Зинка.

По дороге Колька и Каланча порядком намучились с Карькой. Через каждые триста-четыреста шагов она устраивала передышку. Останавливалась посреди улицы, поворачивала морду в сторону молодых возчиков, сидевших на телеге, прядала ушами, отмахивалась от мух реденьким хвостом, а глаза ее ласковые, полные добродушия, как бы говорили: «Ну что же, друзья, не будем торопиться, отдохнем».

Поездка грозила превратиться для подростков в настоящую пытку. Они стали посмешищем для мальчишек. Те толпами сопровождали их, с громким хохотом обсуждая поведение Карьки.

– Глянь-ка, пятнадцатый раз! – с диким восторгом подсчитывал остановки старой кобылы какой-то босоногий оборвыш. – Цирковая лошадь!

До поры до времени Колька и Каланча, хотя и кипели в душе, но терпели капризы Карьки – они помнили совет Зины. Но когда Карька собралась сделать очередную, семнадцатую остановку, терпение у Каланчи лопнуло. Он взмахнул кнутом и хлестнул лошадь.

Карька тотчас рванула в сторону, мешковина, прикрывавшая бочку слетела, и Кольку с ног до головы окатило помоями.

– Что ты натворил! – возмутился Колька.

Пришлось срочно свернуть к Кутуму. Колька, досадуя на Каланчу, вымылся, прополоскал рубашку и штаны. И все это под обидное улюлюканье оравы уличных сорванцов.

Колька ругал Каланчу – дернуло же его прибегнуть к кнуту. Но Каланча не слушал упреков. Он увлекся какими-то странными действиями. С усилием раскачав бочку, прикладывал к ней ухо и прислушивался.

– Чего ты там творишь? – надевая мокрые штаны, спросил Колька.

Каланча даже бровью не повел. Колька влез на телегу с одним горячим желанием – поскорее избавиться от надоедливо кричавшей ватаги.

– Поехали!

– Постой ты! – оборвал его Каланча и снова вцепился в бочку. – Там, на дне, что-то бултыхается! Рыжий козел все вертелся возле телеги, не спрятал ли он чего в бочку. Не вывозит ли чего с завода?

Но в ту же минуту Колька увидел спешившего к ним по берегу мастера.

– Рыжий козел на горизонте! – бросил он и дернул вожжи.

Карька, умиротворенная долгим отдыхом, охотно затрусила. Колька ничего не успел узнать у Васи, как к ним подбежал возбужденный мастер. Он беспокойно обшарил глазами друзей и угрюмо спросил:

– Почему сюда прикатили! Опять взялись за баловство? А ну живей, живей! – И уже после того, как они выехали на дорогу, деланно сокрушенно говорил: – Я для них старайся, а они где только могут пакостят. Полбочки пролили.

Ворота дома открыла жена мастера. Каланча деловито потребовал у нее ведро.

– Куда сливать? – спросил он: «Сейчас мы узнаем, что там на дне бултыхается», – решил Вася.

Женщина переглянулась с мужем и, не ответив Каланче, неожиданно приветливо пригласила их в дом.

– Идите, идите в избу, небось, устали. А я сама управлюсь. Паша, угости-ка ребят пирогом с рыбой.

Отказ войти в дом не помог. Грачев потащил ребят за собой.

Он усадил подростков спиной к окну двора и сунул каждому по куску пирога.

– Ешьте! – промычал он под нос. Волей-неволей пришлось жевать.

Вскоре жена Грачева позвала ребят. Они выехали за ворота. Каланча отбросил дерюгу. Бочка была пустая.

Через несколько сот шагов повторилась знакомая история. Карька объявила перерыв – остановилась. Приходилось смириться. Но теперь это особенно не трогало. Орава мальчишек разошлась.

Каланча все повторял:

– Ну, дела!..

– А тебе не показалось, Вася?

– Индюку кажется!

– Неужели, Рыжий козел что-то вывозит с завода?

– От этого гада не то еще жди. Вспомни женщину с корзиной.

– Но не железо же он тащит? Кому оно нужно?

– А черт его знает что!

Слова Васи не убедили Кольку. Но спорить не хотелось. Он посмотрел на ползущие по небу тучи. Их становилось все больше. Недостает, чтобы начался дождь. И долго эта проклятая лошадь будет стоять? А небо все больше затягивало. Скрылось солнце. Вот и первая прохладная капля упала на лоб Кольки, известив о приближении непогоды.

Карька недолюбливала дождь и, тряхнув гривой, заторопилась в конюшню.

Глава 22. Ложный след

Последующие дни ребята все шептались о бочке. О своих подозрениях сообщили Наташе и Генке. Те горячо заинтересовались известием.

Генка с душевным трепетом в который раз спрашивал:

– Неужели, правда?..

– Молчок, – шипел на него Вася.

Генка втягивал голову:

– Есть молчок!

Подростки продолжали усердно работать на кухне. Степан Степанович похвалил их, как он говорил «перед строем», то есть в присутствии других работников столовой. Все шло хорошо, но Колька и его друзья думали о другом. С нетерпением ждали они новой поездки и побаивались лишь одного, чтобы Грачев не догадался об их догадках и не послал других.

Больше всех нервничал Генка. Каждую минуту он высказывал новые предположения. То вдруг говорил:

– Рыжий козел все сообразил.

То таинственно сообщал:

– Он следит за нами!

Генка всем так надоел, что Каланча пригрозил отлупить его. Обиженный Генка успокоился…

Подростки уже стали терять надежду. Но как-то Степан Степанович подозвал Кольку.

– Седни до обеда в поход к мастеру. Фураж отвезете поросятам! Да не задерживайтесь, чтобы поспеть к раздаче.

К их отправлению, как и в прошлый раз, пришел Грачев.

Колька и Каланча избегали лишний раз смотреть на него, боясь себя выдать. Подростки суетились: только бы мастер не догадался.

Но он не обращал на Кольку и Каланчу внимания и быстро ушел.

Отъехав от завода и, убедившись, что мастер не следит за ними, мальчики свернули в первый переулок, где, по словам Генки, он видел старую, пустую бочку.

– Туда все сольем, проверим и обратно.

Но кроме уток, блаженно крякавших в больших лужах, и кур, что спрятались от жары в тень, ничего не было.

– Где же твоя бочка? – с возмущением спросил Колька.

– Я перепутал. Это в другом месте. Поехали!

Только друзья свернули за угол, навстречу им вышел мастер.

– Где вас опять носит?

Ребята промолчали. Обескураженные и недовольные въехали они во двор мастера.

Жена Грачева встретила их холодно. Она не улыбалась, не предлагала им отдохнуть или отведать пирога. Бросила им ведро и указала, куда сливать из бочки. Мастер ушел в дом.

Черпая помои, Колька и Каланча с нетерпением ждали, когда они доберутся до дна. Они совсем забыли о жене мастера, которая изредка бросала на них быстрые взгляды. Но вот последнее ведро и перед их глазами – одни остатки картофельной шелухи.

Колька вдруг почувствовал, что устал от напряжения, от ожидания. На мгновение ему показалось, что он увидел мелькнувшую усмешку на лице Грачевой. Но в этом он не был убежден. Возможно, ему только показалось.

Глава 23. Думайте о рабочем люде

Мария Ивановна вставала очень рано. Надо было подготовить Кольку и Наташу к заводу, собрать им завтрак и сварить на ужин какой-нибудь суп.

Продукты по карточкам выдавали нерегулярно. Город все еще находился на строгом пайке и испытывал острый недостаток в продовольствии. Надо было думать и о Каланче, который уже вышел из детдомовского возраста и нуждался в особом присмотре.

Мария Ивановна видела, как ребята стремятся к труду, добиваются права стать полноценными рабочими. Уже не раз она намеревалась побывать в столовой, где они работали. Сегодня она решила сходить туда.

Обо всем этом никто из подростков не подозревал.

Мария Ивановна предполагала прийти в столовую в первой половине дня, но задержалась. Только в четвертом часу она направилась на завод. Столовую уже закрыли. Она постучала. На стук появилась веселая Зинка. Толстушка, не дав себе труда выслушать Марию Ивановну, весело объявила:

– Обедов нет, все подчистую съели!

– Мне к повару Степану Степановичу.

Зинка поправила свои кудряшки.

– Он пошел в лечебницу, на ногу жаловаться, мозжит она у него.

Мария Ивановна кивнула головой.

– Хорошо, хорошо. Я мать Наташи и Коли, и мне хотелось бы поглядеть, как они у вас тут…

– Коля, Наташа, к вам пришли! – крикнула Зина.

Мария Ивановна застала подростков за мытьем полов в обеденном зале. Колька и Каланча неумело выжимали тряпки. Наташа скребла половицу. Неподалеку от них, рядом со сдвинутыми к стене столами и скамейками, трудилась уборщица. При виде Марии Ивановны ребята почему-то смутились.

Мария Ивановна ободряюще улыбнулась:

– Я вам не помешаю?

Колька тихо ответил:

– Нет, тетя Маша.

Зинка уже успела разнести по кухне весть о приходе матери Наташи и Кольки, и в раздаточное окно высунулись лица судомоек.

Мария Ивановна осмотрела зал. Он имел неприглядный вид: стены давно не белились, потемнели, окна грязные.

Осуждающе покачав головой, Мария Ивановна подозвала Наташу. Наташа сразу поняла, что предстоит неприятный разговор.

– Как же вы, доченька, с этим миритесь? Народу у вас хватает, а порядку мало…

– Тише, мама, – умоляюще попросила Наташа. – Люди обидятся!

Но Мария Ивановна не собиралась молчать.

– Обидятся? На кого? На себя? Смотри, как плакаты мухами засижены. А паутина по углам. И ни одного цветка в зале… Эх вы…

Кто знает, во что вылился бы разговор, но в коридоре послышался стук деревяшки, и в зал вошел Степан Степанович. Он был не в духе.

– Кто скомандовал прекратить уборку? – не обращая внимания на чужого человека, грозно нахмурил он брови-кустики. – А ну, за работу!

Его немедленно послушались. Только тогда Степан Степанович, прикрыв один глаз, другим испытующе вперился в Марию Ивановну.

– Что нужно?

Мария Ивановна поздоровалась и объяснила причину своего появления.

Узнав, что женщина приходится близким человеком подросткам, Степан Степанович смягчился и пригласил ее к себе в клетушку. Беседа вначале протекала мирно, но услыхав от Марии Ивановны ее замечания, Степан Степанович вспылил.

– Отставить вредные разговорчики! Голова кругом ходит, как бы накормить людей. Не до жиру…

Трудно было Марии Ивановне успокоить его.

– Степан Степанович, милый вы человек, – говорила она. – Вы много делаете, но разве худо зал привести в порядок? Поверьте, народ будет вам очень благодарен.

– Я что… Я не против. Только с какого фланга начать наступление?

– Найдете немного мелу? Ну, а остальным я вам подсоблю…

Через два дня рабочие корпусного цеха с удивлением наблюдали, как к цеховой столовой подъехала телега, нагруженная домашними цветами. Это Мария Ивановна вместе с Колькой и Наташей обошла квартиры рабочих, и их жены уступили часть цветов столовой.

За ночь работники столовой выбелили зал, вымыли окна. И помещение на глазах у всех преобразилось. Колька, Наташа и Каланча обернули цветочные горшки бумагой.

Степан Степанович был очень доволен. Тут и там раздавался бойкий стук его деревянного обрубка.

– Как к параду готовимся! – весело объявлял он.

…А через месяц стало известно, что Кольку, Каланчу и Наташу переводят в заклепочный цех. Для ремонта буксира не хватало заклепок, цех не выполнял задания, он нуждался в рабочих.

В числе других решили послать туда и подростков, которые настойчиво просили об этом.