Текст книги "Колька и Наташа"

Автор книги: Леонид Конторович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Часть III

Глава 1. На рассвете

Вот уже полчаса Колька, Наташа и Каланча нетерпеливо топтались босыми ногами в побелевшей росистой траве у открытых окон дома Минора, а он все не появлялся.

Было рано и прохладно. Солнце наполовину выкатилось из-за дымящейся Волги. Спокойная тишина разлилась в воздухе.

– Надоело ждать, будите соню, – сказала Наташа.

Каланча достал из кармана рогатку, протянул Кольке. Тот взобрался на дерево. Отодвинул ветку. В комнате на кровати кто-то лежал, укутанный в простыню. Колька натянул резину, но рука его дрогнула: «А вдруг это Генкина мать?»

– Пуляй! Чего ждешь! Еще влипнем, – шипел Каланча.

– А если в кровати не Генка, а Берта Борисовна? Там не разобрать, кто спит.

– Хо! – широко раскрыл рот Вася.

– Эх, ты, – проговорила Наташа. – Сейчас к тебе сама полезу, посмотрю, кто там.

Вася в это время бросил взгляд на крышу дома. Из слухового окна, величественно потягиваясь, неторопливо вышел Граф – любимец Генкиной матери. Это был рыжий огромный кот с разбойничьей широкой мордой и подрагивающим обрубком хвоста.

Вася сразу забыл о Кольке, который все еще не мог решить, кто лежит в кровати.

Каланча ненавидел кота. И совсем не из-за того, что ворюга однажды стащил у него аппетитный кусок хлеба. Подумаешь.

Не это было главным. Были «политические соображения».

– Кого вы держите? – не раз говорил он Генке. – Известно, графья всякие, которых не добили, разбежались по разным заграницам. А вы что творите? Ихнее звание за котом закрепили. Как это понимать? Преклоняетесь?

А когда Генка смеялся, Каланча угрожал:

– Ох и дождешься, Минор!

Теперь, при виде Графа, Вася весь загорелся и молниеносно метнул в него острый камень.

Кот дико взвизгнул и заметался по крыше. Галка – хозяйка соседней березы, враждовавшая с Графом, подумала, что он готовит ей очередную гадость и тоже подняла отчаянный крик.

Тут-то и начались главные события. Колька к своему ужасу увидел, как с кровати, разбуженная шумом, вскочила Берта Борисовна. Размышлять не приходилось. Обрывая одежду, царапая руки и ноги, подросток кубарем скатился вниз, едва не сбив поднимавшуюся на дерево Наташу.

– За мной! – крикнул он оторопевшим друзьям и бросился к карагачу. Едва все спрятались рядом со старыми бочками из-под сельдей – в окне появилась мать Генки.

– Рафик, Рафик, – глотая букву «г», звала она своего любимца.

Друзья замерли, боясь шелохнуться. Но беда не приходит одна. У Кольки затекла от неудобного положения нога, он вытянул ее и случайно толкнул бочку. Та покатилась под горку.

Женщина решила, что там кот и поспешила во двор.

Встреча с подростками для Берты Борисовны была полной неожиданностью.

– Послушайте, – с недоумением вглядывалась она в смущенные лица ребят, – что вы здесь делаете в такое ранее время? Вам же спать надо.

Колька проглотил подкатившийся к горлу комок: «Ох, скверно!»

– А мы, мы ничего плохого не делаем, мы…

– Замыкал, – с досадой пробормотал Каланча.

Берта Борисовна улыбнулась:

– Я в этом не сомневаюсь, – но улыбка вдруг сползла с ее губ. В глаза ей бросилась торчавшая из-за пояса у Кольки рогатка.

– И тебе не стыдно издеваться над бедным животным?

Наташа не могла выдержать несправедливого обвинения.

– Это не он!

– Это я, – выступил вперед Каланча. – Графскую породу я шуганул. Только не из рогатки, а камнем. – И, не желая замечать бледность, покрывшую лицо женщины, жестко закончил: – Ихнего брата иначе никак нельзя.

– Дурак ты! – подскочил к нему Колька. – Замолчи! Слышишь!

– Оставь его. Идите! – тихо проговорила Берта Борисовна. – Гену я больше с вами никуда не пущу. При встрече поговорю с Марией Ивановной. – Она повернулась и ушла.

Не знала Берта Борисовна, что как раз в эту минуту с черного хода дома незаметно выскользнул Генка и, подтянув спадавшие трусики, юркнул в щель забора.

Глава 2. Экспедиция

Подростки встретились на углу.

– Слушай, – трясясь от гнева, сказал Каланча. – Если еще раз подведешь, по-настоящему всыпем.

На этом с опозданием Минора было покончено. Ребята торопились наверстать упущенное время. Они не обращали внимания на военные патрули и на голодную, зло гудящую очередь за хлебом.

Вот и Заречье. К берегам Кутума, опустив паруса, причаливали рыбачьи суденышки с уловом. Кое-кто из ловцов, поблескивая на солнце коричневым от загара телом, возился на грязной набережной, устанавливая торговые палатки.

Над стоявшими на приколе баржами вились дымки.

Низко над водой кружили чайки.

Подростки вышли к заброшенному складу городского сада. Тут было много всякой всячины: полусгнившие ящики, обручи от бочек, горы бутылочного стекла.

Но путешественников интересовали доски, из которых был сделан забор.

– Ишь, уже растаскали, – недовольно заметил Каланча, доставая из мешка, который он нес, ломик и топор.

Колька взял топор и велел Наташе и Генке сбегать на угол:

– Поглядите – нет ли опасности.

Наташа и Генка умчались выполнять распоряжение. Каланча торопил:

– Тут надо единым духом, народ может подойти.

Старый забор туго подавался усилиям подростков, трещал, визжал гвоздями, скрипел.

– Смотри, какой неподатливый, – отбивая ломиком доску, сердился Вася. Натужившись, он отодрал, наконец, ее. Подбежавший Генка схватил оторванную доску, отнес ее в сторону и бросил. Послышался тонкий треск – рубашка была разорвана гвоздем. Генка оцепенел: «Будет теперь дома баня».

По улице, прихрамывая, шла какая-то женщина. Еще издали охрипшим голосом закричала:

– Чего хулиганите, а вот я вас сейчас!

Откуда-то из-под ворот выскочили дворняжки.

– Кончаем, – торопливо скомандовал Колька. Друзья, схватив несколько досок, помчались к ближайшему проходному двору.

Женщина продолжала кричать. Со двора никто не выходил, но собачья стая угрожающе росла. Увлеченные погоней, дворняги наседали на удиравших. Рыжий шустрый пес, едва не цапнул за ногу отставшего Генку.

– Музыканты, я бросаю доски!

– Не смей! – крикнула Наташа, сама в душе умирая от страха. Она поглядела на Каланчу. Он бежал молча, упрямо прижимая к боку доску. «Чем же я хуже него? Пусть уж лучше искусают ноги, но доски я не оставлю», – решила она.

До проходного двора было еще порядочно.

Генка остановился:

– Я больше не могу!

– Минор! – пригрозил Колька. – Беги, я задержу женщину.

Бросив свою доску, Колька ринулся ей навстречу.

«Что он делает? – испуганно подумала Наташа. – Она его схватит».

Колька подскочил к женщине. Он хотел ей объяснить, что они ничего худого не сделали, но та вцепилась в него.

– Стойте, стойте, – подошел к ним пожилой рабочий. Женщина бранилась, но рабочий оборвал ее.

– Погодите. Сынок, тебе зачем доски?

– Надо!

– На дело?

– Да.

– Отпустите его! Забор давно уже гниет!

Женщина нехотя отступилась.

– Тикай, – хитровато улыбнулся в усы рабочий, – тикай хорошее дело робить.

Глава 3. Что предшествовало экспедиции

Отряд остановился у небольшого, покосившегося ветхого домика. Почти у самого разбитого порога в канаве тягуче текла зловонная вода. В отбросах копошился шелудивый тощий пес с голодным блеском в глазах. При виде подростков он оскалил клыки и, скуля, нехотя отошел в сторону.

В дождливую погоду грязная жижа выходила из канавы и заливала дом, в котором жила уборщица Норенского судоремонтного завода Ефросинья Ильинична Апраксина.

Несколько дней назад, после сильного ливня, она зашла к Марии Ивановне.

– Стены отсырели, мокрицы ползают. В кровать ляжешь, а простынь хоть выжимай. – Маленькая старушка подслеповатыми глазами устало и безнадежно смотрела на Марию Ивановну, на Наташу и Кольку, случайно оказавшихся в комнате.

Как только гостья закрыла за собой дверь, Колька вскочил с табуретки.

– Неправильно это! Я сам видел: на Соборной выселяли буржуев. Почему ей комнату не дают?

– Богатых выселяют, верно. Богатым нынче черт колыбель качает. Но ты рассуди: всем беднякам разве хватит?

– А ей должно хватить, – упрямо стоял на своем мальчик, – должно! – Он не понимал, как Мария Ивановна, такая отзывчивая и добрая, могла, как ему казалось, спокойно отнестись к рассказу старушки.

– На весь мир блин не испечешь, поначалу переселяют большие семьи, с ребятней. Им сперва дают… А вы сбегайте к ней, может, чем поможете.

Мысль пришлась по душе. У дома Ефросиньи Ильиничны долго лазили по канаве, осматривали. Придумали поднять немного насыпь. Однако одним не осилить было эту работу.

– Позовем Минора и Каланчу, – предложила Наташа.

…Генка согласился сразу. Каланча стал на дыбы.

– Подумаешь, какая нежная старушка, прямо божий одуванчик. Тоже! Вот я не одну ночь провалялся на барже, а там куда почище, чем в подвале и хоть бы что.

– В общем, пардон, мерси? – спросил Генка.

– Вот именно, сыч.

– Ты шутишь, удивился Колька, – или как?

Но Каланча не спешил с ответом. Он исподлобья посмотрел на Кольку. «Ишь, лоб-то как сморщил, злится». Перевел взгляд на настороженные лица Наташа и Генки и понял: ему не простят отказ.

– Чего же ты молчишь? – строго спросила Наташа. – Ты с нами или нет? Говори!

Вася потоптался на месте, поправил рыжий чуб.

– Ну, чего пристали… «Говори-говори»… Шутю я.

Разработали план действий. Времени на его исполнение было предостаточно – учебный год закончился. Новая школа опустела. Только, тихо позвякивая ключами, ходила по саду сторожиха.

…Им нужно было всего десять досок и полсотни гвоздей. Остальной строительный материал – камень, земля – был в избытке.

– Вспомни, где можно раздобыть доски, ну, подумай и вспомни! – надоедали Каланче Наташа и Колька.

Каланча хитро сощурил глаза.

– Есть тут один заброшенный забор…

– Чей? – спросил Колька.

– Ничейный!

Марии Ивановне решили ничего не говорить. Побоялись – не разрешит.

Так родилась экспедиция за досками.

Глава 4. Столкновение с Рыжим козлом

Нелегко поднять берег: надо врыть в землю доски, привалить их камнями, присыпать землей, чтобы покрепче держались.

Все трудились с увлечением. Только Генка часто отрывался от работы, тревожно оглядываясь.

– Ты чего? – спросил его Колька.

– Как бы нам не всыпали!

– За что?

– Смотри, какой концерт закатили! Разбудим всех.

– А ты не бойся, – рассмеялась Наташа.

– Эй, Минор! – позвал его Каланча. – Подсоби перекатить «дуру», – так он назвал каменную тумбу, которую пытался передвинуть к канаве. И когда Генка помог ему, Каланча, пыхтя и отдуваясь, нравоучительно продолжал.

– Пора им вставать. Нече долго дрыхать.

…Первая, разбуженная шумом, вышла на улицу Ефросинья Ильинична.

– Вы чего тут? – не понимая, что происходит, спросила она.

– А мы хотим, бабуся, берег укрепить, – бойко тряхнув косичками, ответила Наташа, – чтобы вас не заливало.

– Вот как, – только и смогла сказать старушка. И начала помогать им.

Купаясь в прозрачно розовом воздухе, выплыло, наконец, из-за реки солнце. Подростки вспотели. Колька снял рубашку. «О це дило», – подумал Вася и последовал его примеру. Генка, конечно, тоже не мог отстать от них. Расставшись с рубашкой, он почувствовал себя героем и, окончательно забыв о своих опасениях, затянул песню.

Ефросинья Ильинична встревожилась.

– Голубчик ты мой, не шуми, христом богом прошу! Ежели самого разбудим, тут уж…

Старушка с опаской посмотрела на новый дом с зелеными наличниками.

– Кого это «самого»? – гордо опираясь на лопату, полюбопытствовал Генка.

– Да нечто не знаете? Павла Константиновича?

Но для ребят это имя было пустым звуком. Лица их выражали недоумение.

Между тем, из ближайших домов стали появляться люди.

Белобрысая, небрежно одетая женщина, слегка окая и растягивая слова, спросила:

– И чего это ты, ласковая, заместо петухов добрым людям сон нарушаешь? – колючие глаза ее вперились в старушку.

Ефросинья Ильинична растерянно улыбнулась и выронила ковш, из которого поила ребят.

– Бабуся, – подбежала к ней Наташа и подняла посудину. – Не бойтесь ее.

Но властное лицо женщины даже не дрогнуло. Чувствовалось по ее поведению – на этой улице она хозяйка. Наташу и мальчишек она не замечала, будто их совсем не было.

– Запрудить ручей затеяли, чтобы всех затопило. Люди добрые! – обратилась она к окружающим. – Гнать надо подлецов!

Кто-то робко попытался защитить молодых строителей.

– Никого не затопят. Ильиничне помогают. Чего худого? Бог с ними.

– Бог с ними? Нет!.. Паша, Паша, – захлебываясь в крике, позвала она и угрожающе двинулась к ребятам.

Назревали опасные события. Что-то надо было делать, причем срочно, не откладывая.

– Минор, Наташа, взялись-ка все за работу! – крикнул Колька. – Быстрее!..

Из дома с зелеными наличниками, грузно ступая, вышел мужчина. Он как-то сразу бросался в глаза. «Военный, что ли?» – подумал Колька. Без рубахи, в широких галифе из темного байкового одеяла, с черной блестящей кожей на коленках он шел медленно, щурясь от солнца и зевая:

– Чего звала? – обратился он к жене. Послушал объяснение, снова зевнул и направился к подросткам. Шел по-прежнему не торопясь, будто на прогулке. Но в каждом его движении, в каждом шаге таилась угроза. Подростки прекратили работу. Ефросинья Ильинична, поминутно меняясь в лице, стояла рядом с ними.

И вдруг до сознания Кольки дошла вся нелепость их поведения. Почему они прекратили работу? Они ведь ничего плохого не делали.

– Это Рыжий козел, – пробормотал Генка. – Он приходил когда-то к отцу. Дерется, спасу нет. Ручищи-то, глядите какие.

Рыжий козел приблизился к незаконченному сооружению, покачал головой.

– Крепко вбили, только ить гнилые, – и перевел водянистые глаза на Ефросинью Ильиничну, у которой вдруг по-детски жалко дрогнули губы.

– Гнилые, Павел Константинович, гнилые.

– Так не лучше ли все это убрать, Ефросиньюшка…

– Зачем же? – выкрикнул Колька. – Они не гнилые, они хорошие!

– А ежели хорошие, тем хуже, – глядя на Кольку сверху вниз, буркнул Рыжий козел и толкнул босой ногой доску. Постройка вздрогнула, но устояла.

– Вон оно что, – процедил он. – А и впрямь крепкие, – и выдернув у Каланчи ломик, начал ломать сооружение.

– Что вы делаете? – закричал Колька.

Каланча схватил валявшуюся рядом палку и замахнулся на мужчину, но тот сильным ударом отбросил его в грязную канаву.

…Через мгновение Рыжий козел разрушил постройку.

– Еще раз попадетесь, пеняйте на себя! – сказал он и пошел домой.

Каланча вылез из канавы, отряхиваясь от грязной воды. Лицо у него стало серым. Рыжий чуб – его гордость и краса – жалко повис.

– Ладно, он еще у нас поплатится.

Генка пытался всех успокоить:

– Не сегодня, в другой раз свое сделаем!

«В другой раз, – с горечью подумал Колька. – Когда это будет? Что мы против Рыжего козла?»

Огорченные ребята подбирали инструмент. Пришлось уходить.

Глава 5. В гостях у морского волка

Потерпев поражение от Рыжего козла, Колька и его друзья решили пойти к Глебу Дмитриевичу.

– Только с ним и можно посоветоваться, – говорил Колька.

– Это верно, – соглашался Генка. – Но дело тонкое, щекотливое! У нас ведь у самих рыльце в пуху: доски-то стащили.

Каланча презрительно хмыкнул: «И до чего этот Минор любит простое дело мутить».

– Ну, взяли несколько плюгавых досок, чего шуметь?

Однако разговоры Генки посеяли сомнения. Ребята чувствовали, что Минор в какой-то степени прав.

У дома Костюченко Каланча вдруг закашлялся, весь покраснел.

– К матросу я не ходок, – махнув рукой, с трудом выговорил он, – не могу, топайте сами…

«Боится, чтобы Глеб Дмитриевич не заподозрил, что забор разобрали с его легкой руки», – подумал Колька.

– Идем! – взял он за рукав Васю. – Он на тебя не подумает.

Вася сразу перестал кашлять.

– Ничего я не боюсь! Ясно? Ждать буду, на углу. – И гордо пошел.

…На стук вышла Ольга Александровна. Совсем недавно учительница и матрос поженились, что очень удивило ребят и к чему они еще не совсем привыкли. Она обрадовалась детям, схватили Кольку и Наташу за руки и втянула в комнату.

– Мы, Ольга Александровна, к Глебу Дмитриевичу по делу, – отбивался Колька, – мы к нему!

– Глеб Дмитриевич сейчас появится. Он занят важным делом. Посуду моет!

Слова ее поразили мальчишек.

Глеб Дмитриевич, бесстрашный морской волк, и вдруг моет посуду…

Только Наташа приняла удивительное сообщение спокойно: «А что тут такого? Подумаешь!»

В комнату, в тельняшке, крепко прижимая к груди тарелку и неумело вытирая ее, большой и сильный, вошел Глеб Дмитриевич.

– Флотцы, – обрадовался он и кинул тарелку в полотенце на кровать. – Флотцы! Молодцы, что пришли.

Тем временем учительница поставила на стол противень, накрытый салфеткой. Матрос провозгласил:

– А что под салфеткой? Пирог! С картофелем, луком, перцем и постным маслом. Еще ни один король в мире не едал такого. Изготовил главный кок, – указал он на жену.

– Вместе пекли, – ответила Ольга Александровна.

– Морячки, за стол. Товарищ кок! В шкафу тарань и мамалыга.

Ребята застеснялись, не решались притронуться к пирогу.

– Лавируете? – усмехнулся Глеб. – А ну-ка, на абордаж!

Деваться было некуда. И пирог начал быстро убывать. Ели, облизывая пальцы, боясь обронить крошку.

«Голодно живут, – с болью в сердце думал Глеб Дмитриевич, – очень голодно. Хорошо бы до нового учебного года определить куда-нибудь подростков. Целое лето впереди. Но нелегко. Безработица. Разве только на Норенский? А вдруг испугаются? Надо с ними поговорить».

…Когда все мыли тарелки, Колька вспомнил: Каланча голодный ждет на улице. Расстроенный, он опустил голову, приуныл.

– Что с тобой? – заинтересовался матрос.

Колька сбивчиво поведал о последних событиях, ни словом не упомянув о Васе. Костюченко неожиданно спросил:

– А как дружок твой, Вася? Где он сейчас?

Колька невольно посмотрел в окно.

Матрос направился к двери и через некоторое время привел упиравшегося Каланчу.

– Оля, дай этому юнге что-нибудь пожевать, а то он меня проглотит, как акула кильку.

Глеб Дмитриевич успокоился только тогда, когда Вася освоился с обстановкой и набил рот едой.

– Что о вашем деле можно сказать? – задумчиво начал он. – Конечно, этот человек поступил хуже последнего босяка. О заборе и Ефросинье Ильиничне. Надо ее взять на буксир, перебазировать в буржуйскую квартиру! На доски следовало, конечно, взять разрешение. А сейчас предлагаю оставить этот вопрос. Газеты-то читаете? Нет. Значит не знаете, что рабочие бывшего Норенского завода приступили к ремонту первого буксира? Это, братишки, понять надо. Еще где-то воюем, отбиваемся от иностранцев, гоним гидру с родной земли, а уже мир строить начали…

Он оглядел ребят, широко улыбаясь.

– Вот что. Чтобы не скучать не мели, давайте-ка, поступайте на судоремонтный. Не вредно до начала учебного года поработать, к заводской жизни приучаться. Да и помогать пролетарской революции надо. И, кроме того, – шутливо закончил он, – мускулы окрепнут и станут во какими! – Он согнул правую руку, играя мощными бицепсами.

Колька, Наташа и Генка слушали матроса и не верили своим ушам. Неужели им предлагают такое замечательное дело? И только Каланча незаметно состроил кислую физиономию: «Не больно-то приятно, – подумал он, – менять привольную жизнь на заводскую». Но мысли свои вслух не высказал.

– Как же решим? – спросил матрос.

– Мы согласны, Глеб Дмитриевич, – обрадованно поглядывая на своих друзей, объявил Колька. – Мы очень согласны!

Глава 6. Неудачники

По обыкновению Генка опаздывал. Десять раз то Колька, то Наташа, то Каланча бегали к магазину часового мастера, что за углом. В витрине большие часы с золотистой надписью на циферблате «Павел Буре» бесстрастно показывали неумолимое движение времени. Второй раз загудел гудок Норенского судоремонтного завода.

Остро ощущали его повелительный призыв юные друзья. Это был их первый выход на завод.

Колька готов был прийти в отчаяние, когда вдали показалась знакомая тонкая фигура Генки. Он бежал, пыхтя, как паровоз.

– Я не пойду с вами, – задыхаясь, промолвил Генка.

– Вот ерунда, – сказала Наташа.

– Но почему? – нетерпеливо выкрикнул Колька. – Почему?

Сколько трудов потратил Глеб Дмитриевич, чтобы устроить такую ораву на завод, а теперь…

– Мне мама запретила! – Генка опустил голову.

Известие ошеломило друзей. Не шутит ли Минор? Ведь он весельчак!..

Однако угнетенный вид Генки говорил, что это не шутка.

– Мама говорит, что сыну музыканта нечего делать на заводе, что это неприлично… – добавил Генка.

Заводские шли на работу. Ребят толкали, а они стояли и не знали, как им быть.

– Ну, а папа что говорит? – поинтересовалась Наташа.

– А что папа скажет, если мама сказала!

– А что ты сам, Минор, думаешь? – не отставала Наташа.

– Я хочу с вами!

– Ну и пошли, – твердо заявил Колька. – Пошли, а там разберемся…

* * *

Попасть в переполненный трамвай было очень трудно.

Каланча развил бурную деятельность. Он втиснулся в вагон, действуя локтями, плечами. Но его помяли, помяли и вытолкнули. Неудача постигла и других.

Тогда наши герои изменили тактику. Каланча и Колька уцепились сзади вагона за воздушный шланг, или, как его называли, «колбасу». К ним же, не желая отставать, хотела пристроиться и Наташа. Колька и Генка уговорили ее не делать этого: «Нехорошо девчонке так». Каланча же подзадоривал:

– Чего ты их слушаешь, валяй по-нашему!

Наташа с большой неохотой расположилась рядом с Генкой на ступеньке трамвая.

Вагоновожатый пронзительно зазвонил, и вагон тронулся. Полотно давно не ремонтировали, и трамвай бросало из стороны в сторону.

– Как пьяный! – старался перекричать грохот Генка.

– Верно! – кричала в ответ Наташа.

В вагоне курили, громко разговаривали, кто-то пел песню. Махорочный дым валил из открытых окон.

До заводских ворот доехали без происшествий. Немедля побежали в бюро пропусков. У окошка, в тесной, пропахшей карболкой и махоркой, с заплеванным цементным полом комнате, Колька занял очередь. Генка, довольный и радостный, что все так хорошо для него решилось, прочел: «Оформление и выдача пропусков».

– Вот это да! – громко смеялся он.

Очередь двигалась медленно. На многих не оказалось заявок. Люди отходили от окошка к телефону, крутили ручку, кричали в трубку, просили, требовали, ругались с кем-то, кто был там, на заводе. Но тот, кто был там, отказывал в праве пройти на предприятие. Звонили все больше безработные.

Чем ближе Колька продвигался к заветному окошку, тем больше волновался. Он уговаривал себя, что о их судьбе уже договорились, что ему осталось получить лишь пропуск. Но – удивительно – волнение не проходило, а наоборот нарастало. И передалось его друзьям. Не сговариваясь, все трое потянулись к Кольке.

Впереди него стоял бородатый сутулый возчик в грязной брезентовой куртке с кнутом в руке. Ему не заказали пропуска. Он не ругался, как другие, не упрашивал, а лишь задавал дежурному вопросы:

– Как же я, собака – два нога, завезу цистерну? А может, у ворот ее скидывать или заворачивать обратно?

Дежурный велел ему отойти и позвал следующего.

Следующим стоял Колька. «Ну, вот и началось!» – тревожно подумал он и громко, срывающимся голосом выкрикнул:

– Здесь на Логинова и других пропуск должен быть.

– Имя, отчество?

Дежурный начал искать заявку. Рылся в бумагах долго и тщательно. Приподнявшись на цыпочки, Колька видел, как пальцы его переходили от одного листка к другому. И чем дольше продолжались поиски, тем мрачнее становилось на душе подростка.

– Не заказано! – прозвучал безразличный голос. – Следующий!

– Как нет? – не сообразил Колька.

– А так! Следующий!

Колька бросился к вертушке. Его соединили с корпусным цехом. Телефон не отвечал. Колька умолял телефонистку звонить еще и еще. Но результат оказался тот же. Ему пришлось ни с чем отойти в сторону.

– Вот это номер, – пробормотал Генка. – Так я и знал.

– Да ну тебя!

Колька лихорадочно искал выход из положения. Не мог и не хотел он согласиться с тем, что сегодня они не попадут на судоремонтный.

– Должны пропустить! Понял, Минор? Должны!

– А как?

– Вот и я говорю – как? – неожиданно услышали подростки слова подошедшего возчика. – Человек не таракан, в щель не пролезет, а тут тебе цистерна, собака – два нога! – Щелкнув кнутом о голенища, он побрел к выходу.

За ним вышли ребята.