Текст книги "Колька и Наташа"

Автор книги: Леонид Конторович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Глава 16. Лудить-паять

Владька с отцом уехал в деревню за сеном. Каланча теперь редко бывал в школе: обиделся на Кольку, что тот не взял компас. Генка от всех переживаний заболел.

Колька сохранял тайну, но с каждым днем тяготился ею все больше: временами был задумчив, иногда до смешного рассеян.

Как-то на просьбу Марии Ивановны сходить за водой принес из погреба чугун с супом.

Наташа и Мария Ивановна вначале подшучивали над ним, затем начали беспокоиться.

– С тобой ничего не случилось? – спросила Мария Ивановна.

Колька заверил, что ничто его не тревожит: он помнил о клятве, данной Генке.

Стоял знойный, пыльный август. Через месяц надо открыть школу, а стекла все нет.

– Еще на пол-России война. Где уж всего набраться, – говорила Мария Ивановна.

Кольку преследовала мысль о стеклах. Как магнит, притягивал дом Шинделя. Колька уже несколько раз побывал около Владькиного дома. Его заметила мать Владьки. Приняв Кольку за воришку, она пригрозила спустить собаку, если он не перестанет шататься возле дома.

Угрозы ее заставили Кольку быть более осторожным. С Ниной Афанасьевной, сварливой и злой, шутить не приходилось. Ее вся улица побаивалась.

…Этим утром Колька, прячась в высокой траве, через дырку в заборе осматривал двор, раздумывая, куда мог спрятать стекла Карл Антонович.

Его привлекло беспокойное кудахтанье кур, раздававшееся из курятника. «Что там стряслось? – недоумевал Колька. – Неужели хорек заскочил?». Но открылась дверь, и чья-то рука выбросила почти общипанную курицу.

Через коротенькое время была выброшена другая курица, судя по остаткам оперенья – рябенькая.

Беспокойно кудахча, птицы метались по двору.

Из курятника вышла возбужденная Нина Афанасьевна с прилипшими к пальцам перьями.

– Больше, миленькие, не будете забредать в чужой двор, чужое зерно клевать.

Кольку аж передернуло: «Вот язва!» Он отполз от дома, встал и направился прочь.

На улице кричала хозяйка кур – высокая, с желтым лицом, бедно одетая женщина. Махая скалкой, она подбежала к воротам Владькиного дома и застучала в них.

Колька остановился: «Что-то будет дальше?»

Не торопясь, к ней вышла Нина Афанасьевна.

– Чего ты, матушка, взбеленилась? – спокойно проговорила она. – Разве это я? Вон кто, с него с спрос, – и она, к великому удивлению Кольки, показала на него. – Сорванец! Который день тут треться. Его бы скалкой проучить.

Она ушла, хлопнув калиткой.

Женщина, хотя и сомневалась в том, что Нина Афанасьевна говорила правду, все же обругала Кольку.

Колька ушел, удивляясь наглости Шинделихи.

Невеселые мысли одолевали его. Как узнать, где находится стекло?

Размышляя так, он услышал переливчатую соловьиную трель.

Колька оглянулся. В кустах сирени у небольшого домика кто-то зашевелился и опять зазвучал красивый свист.

– Жорка! – обрадовался Колька. – Выходи, слышь, Жорка, выходи. Я все равно тебя узнал.

В кустах послышалось дребезжание жестяной посуды. Потом выглянула измазанная физиономия Жорки. Затем показался и весь он, обвешанный кастрюлями и чайниками.

Приятели устроились под кустами. После того, как все новости были исчерпаны, Колька спросил:

– Куда идешь, заяц-кролик? Чего не заходишь в школу?

– Рад бы, да некогда. Владькиной матери таз и чайник несу, отец починил. Да боюсь – не обманула бы. Тридцать рублей с нее, а она всегда меньше платит, такая уж. А отец мне порку за это…

Кольку осенила мысль:

– Хочешь, я за тебя отнесу?

– А деньги?

– Сполна получу.

Жорка вскочил:

– Давай!

– Снимай с себя все, чтобы по-всамделишному.

Колька нацепил на себя связанные ремнем два медных чайника, ведро, таз и вымазал лицо пылью, добавив немного сажи с посуды. Теперь его нельзя было узнать. Еще раз переспросив, что принадлежит Нине Афанасьевне, он направился к дому.

– Не забудь, – напутствовал его Жорка, – тридцать рублей и ни копейки меньше.

– Ладно, – отозвался Колька и, набрав побольше воздуху, затянул, подражая Жорке:

– Кому чинить-паять, кому лудить! Кому чинить-паять, кому лудить!

Колька кричал, посуда гремела – в общем, шум был поднят знатный.

– Эй, мальчик, мальчик! – позвала его из окна Нина Афанасьевна. Но Колька, будто не слышал ее, шел дальше и еще сильнее надрывался.

– Ты что, с ума сошел? – разозлилась она. – Неси мою посуду.

– Иду, иду, хозяйка!

– Да не ори ты, олух царя небесного. Не глухая, слава тебе, господи.

Придирчиво осмотрев на крыльце таз и чайник, Нина Афанасьевна неторопливо удалилась в комнату за деньгами.

Колька сразу же прикрыл дверь и, свалив на пол всю посуду, сунулся в одно, другое место. В кладовке, под лестницей, присыпанные соломой, лежали стекла.

– Ты куда полез? – подозрительно спросила вошедшая с деньгами Нина Афанасьевна.

– Крышка укатилась с чайника, тетенька.

– Ишь ты, крышка… Бери двадцатку и уходи.

– Отец наказывал тридцать.

– То он наказывал, а то я даю. Иди с богом.

Но Колька и не собирался уходить.

– Как хотите, тетенька, а я не уйду, пока не отдадите всех денег, – и он присел на ступеньку.

Шинделиха со злостью достала еще десятку.

– Ладно. Бери. Да отнеси отцу еще один чайник – ручка отскочила. Передай: велела, мол, мадам Шиндель поправить. За те же деньги.

Захватив посуду, Колька не чуя под собой ног, выскочил на улицу.

Итак, стекла найдены.

Глава 17. Обида Каланчи

Каланча, отряхиваясь от воды, вылез на берег. Сегодня он на славу выкупался, даже тело покрылось пупырышками. Наклонив набок голову, Вася зажал ладонью ухо и запрыгал на одной ноге.

Потом, звонко похлопав себя по груди, прилег на белый теплый песок и с наслаждением вытянулся.

Так он лежал, грелся, ни о чем не думал, добродушно наблюдая за чайками, охотившимися за рыбой.

Каланча скучал. Он привык к Кольке, Наташе и даже Генки ему не хватало. То ли дело – были бы они сейчас вместе.

Конечно, беспризорники тоже «дружили» между собой. Только как? Обворуют кого-нибудь и делятся. Грызутся меж собой.

Иное дело Колька и Наташа. У них по-другому. Комнату отремонтировали, печь уложили. Это не то, что воровать или драться.

Каланча улыбнулся приятным воспоминаниям и с присвистом далеко плюнул. А зря Колька отказался от компаса.

Вася достал из брюк компас. «Владьке я его не отдам, лучше заброшу на крышу».

Каланча загрустил. Плохо одному быть, невесело.

Он оделся и направился к заброшенной даче.

Шел он сюда не ради праздного любопытства. Каланча не любил тратить время напрасно. Еще позавчера Вася заметил на входных дверях пустующего дома внушительные медные ручки.

Они его и привлекли. Он обошел здание, удивился, что у заросшей клумбы лежат доски; в прошлый раз их не было. Никого не увидев, самодельным ножом начал отвинчивать шурупы. Пришлось немало повозиться, но ручки были хороши и стоили этого. Тяжелые, медные, именно такие, какие, он считал, должны находиться на двери новой школы.

Было еще рано. Солнце поднялось невысоко, трава хранила следы росы. Вася посмотрел на небо и, рассчитав, что строители школы соберутся не раньше, чем часа через полтора, пустился в дорогу.

В школе он встретил двух женщин, охранявших здание. Поздоровавшись с ними, он коротко объяснил причину своего прихода и приступил к делу.

К приходу первых рабочих витые ручки украшали двери, а довольный Каланча чистил их песком.

Прибежали Колька и Наташа, обрадовались возвращению Каланчи.

– А ручки-то, ручки какие! – восторгались они. – Кто их поставил?

Каланча скромно молчал.

В комнатах пахло свежей краской, известью. Женщины мыли полы. Ребята выносили строительный мусор. Колька с нетерпением ожидал обеда, собираясь сбегать к Генке и рассказать ему о стеклах.

В двенадцатом часу приехал на дрожках Костюченко.

– А у нас-то что! – весело встретила его Наташа. – Смотрите, дядя Глеб!

Колька с гордостью указал на ручки.

Но матрос почему-то нахмурился.

– Странно! – проговорил он. – Где взяли?

Каланча, поняв, что сейчас все раскроется, начал было:

– Старушка одна божья… – Но тут же осекся.

– Старушка на даче, да? Да ты что в рот воды набрал? Отвечай… Эх, Вася, Вася! Ты всегда так, когда тебе что-нибудь захочется иметь?

Каланча отвел глаза.

– Отвинти-ка ты их, Вася, и поставь на место. Ясно? Да той божьей, доброй старушке, – понял? – передай, чтобы с государственной дачи ни одного гвоздика не давала. Мы, флотцы, дом отдыха для рабочих собираемся открыть. Действуй!

Колька и Наташа слушали весь разговор с недоумением. Потом догадались.

Глеб Дмитриевич отошел от них.

– Ты, значит, их сам взял? – ужаснулась Наташа. – Украл?

– Когда ты бросишь это самое? – с досадой сказал Колька.

Обиженный Каланча круто повернулся и быстрыми шагами направился на улицу.

«Разве я для себя? Я же для школы. Подумаешь, с буржуйской дачи взял какую-то штуковину. А гвалт подняли на весь квартал. Просто привязываются ко мне».

– Вась, Вася, – бросился за ним Колька.

Но Каланча резко оттолкнул его руку:

– Уйдите вы от меня. Без вас проживу!

Глава 18. Победа Генки

Генка за время болезни о многом передумал.

Он исхудал, стал молчалив.

Дважды к нему заходила Ольга Александровна. Она сразу поняла, что Гену что-то угнетает.

При первой же встрече с Колей Ольга Александровна сказала:

– Вы ведь с Геной друзья. Что-то у него неладно. Поговори с ним, может, ему помочь нужно.

…И вот они сидят вдвоем на лавочке у дома. Рядом, в луже плещутся утки. Генка следит за большим пальцем Колькиной ноги, которым тот выводит в пыли кружочки. Оба они молчат.

– Я видел стекло у Владьки в кладовке, под лестницей! – не выдержал наконец Колька.

Генка встрепенулся.

– А как ты попал к Владьке?

– Жорка помог.

– Вот это да! Но ты никому не рассказывал?

– Честное слово, тебе первому.

– И Наташа не знает?

– Нет!

– И дядя Глеб? И Мария Ивановна?

– Я же тебе дал честное слово, а ты опять двадцать пять.

Генка запустил комком земли в уток.

– Да подожди рисовать, – вдруг сказал он решительно. – Где бы нам увидеть Глеба?

Колька вскинул на него глаза:

– Ты надумал? Молодчага.

…Глеба ребята нашли на квартире. Выслушав их, матрос одел бушлат, нацепил маузер. Они направились к Владькиному дому.

Калитку им открыл Карл Антонович, приехавший из села. Шинделиха развешивала во дворе белье.

Стекол в кладовке не оказалось.

Карл Антонович, в ответ на требование матроса сказать, где стекла, заявил, что это оскорбление, которого он не потерпит и немедленно будет жаловаться высшему начальству.

– А с тобой мы еще посчитаемся, – со злобой заявил он Генке, – сегодня же поговорю с твоим отцом.

Легкая бледность покрыла лицо Генки.

Шинделиха, не стесняясь, проклинала матроса и мальчиков.

– Гражданин, утихомирьте-ка свою жену, – обратился матрос к Карлу Антоновичу. – Завтра же вы принесете стекло. И не вздумайте увиливать. Ну, а о разбитых в школе – тут уж милиция разберется. До свидания.

Он подтолкнул Кольку и Генку и направился с ними к выходу. У калитки матрос задержался:

– И еще одно слово: к отцу мальчика, гражданин Шиндель, с жалобами не советую ходить. Паренек ничего худого не сделал. Наоборот, он поступил честно. И об этом мы сообщим, Гена, твоим родителям.

– Не робей, Минор! – поставил точку Колька.

Когда отошли от дома, Колька спросил матроса:

– А принесет он?

– Конечно. Куда ж ему деться? Да, Коля, а почему я не вижу Васю? Где он?

Глеб Дмитриевич задал вопрос не случайно. Мария Ивановна рассказала ему, что Вася не ночует в детдоме.

– Куда он мог деться? – еще раз спросил Глеб у ребят.

Они ничего не могли ответить.

– Помогите-ка Марии Ивановне разыскать орла. Это вам задание.

На Никольской матрос распрощался с ребятами.

«Неужели Каланча сбежал к беспризорникам?» – взволнованно думали Колька и Генка.

Глава 19. Куда исчез Каланча?

На следующее утро Колька, Наташа и Генка отправились на поиски Каланчи.

Им казалось, что они легко найдут его. Но к полудню, побывав во многих уголках города, ребята утомились от длительной ходьбы и жары, пали духом.

Не так-то легко оказалось разыскать Каланчу. Беспризорники, к которым они обращались, возможно, и знали, где он, но скрывали.

– Ну и да! – говорил Генка, тяжело передвигая ноги (он ослаб после болезни), – как сквозь землю провалился. Вот артист, так артист.

– Как нарочно спрятался, – облизнув сухие губы, сказала Наташа. Девочка устала, ей хотелось пить.

Колька предложил:

– Сходим еще на базар. Если и там не найдем, тогда домой.

Наташа и Генка согласились.

Городской базар! Чего только здесь не было! В каменном здании продавалось мясо, дичь, фрукты, овощи, крупчатка. Но самыми интересными были рыбные ряды.

Вдоль стен всего здания тянулись столы, обитые белой жестью. Они были сделаны наподобие садков и перегорожены для отдельных пород рыб. Тут ворочались судаки, сазаны, огромные головастые сомы. На стенках висела связками вобла. В полубочонках и на фарфоровых блюдах расположилась соленая и копченая сельдь.

Друзья исходили весь базар, но Каланчи нигде не было.

Они вышли за стены крытого рынка. На арбах и прямо на земле блестели на солнце горы арбузов, дынь, баклажан.

На все голоса расхваливали свой товар торговцы. Приставали к покупателям продавцы сладостей – леденцов и петушков на палочках.

– Кому воды свежей, холодной, вкусной? – пронзительно орали полуголые мальчишки, постукивая кружками о чайники и бутылки.

– Шашлык, покупай шашлык! – предлагал грузин.

– Борща украинского, борща! – кричала дородная торговка.

Кругом шныряли и ссорились бездомные голодные кошки и собаки.

Колька захотел купить арбуз. Но не хватало денег. На счастье ребят, крестьянин, продававший арбузы, уронил один, и тот разлетелся на части.

– Хватай его, ребята, – крикнул крестьянин.

Устроившись на пустых ящиках, все с аппетитом уничтожили свою порцию, а Наташа выгрызла даже белую часть корки. Неожиданный завтрак не закончился на этом: Колька еще купил всем по ириске и стакану «холодной, свежей и вкусной воды». Пили мелкими глотками, наслаждаясь. К ребятам подошел черномазый беспризорник.

– Дайте воды!

Колька дал ему полстакана.

Беспризорник одним глотком опорожнил его.

– Мало, – сказал он и предложил Кольке купить корпус от карманных часов. – Хороший ты парень, задарма отдам.

Колька взял корпус в руки. На внутренней стороне крышки было нацарапано иголкой: «К-ча».

«Неужели Каланча? У него такой же был».

Колька подозвал водоноса и на последние деньги купил воды для беспризорника.

– Не подходит, – возвратил он корпус. – Мне бы компас. Ты не знаешь, где можно купить компас?

– А у тебя монет хватит?

– Конечно.

– Что ты говоришь? – удивилась Наташа.

– Есть здесь у одного нашего, – осторожно проронил беспризорник, – не знаю, захочет ли сплавить.

– А ты сбегай.

– Далеко до Черной бухты. На пустое брюхо не больно-то сходишь. Так не купишь корпус? Нет? Ну, мое вам с кисточкой.

Колька посмотрел на друзей и поднял указательный палец:

– Черная бухта!

– О каком компасе ты говорил? – недоумевала Наташа.

А Генка просиял:

– Черная бухта! Ловко же ты, Коль. В Черной бухте на приколе старые баржи. Там, наверное, и Каланча, правда?

– Так, да не совсем. Компас может быть у любого. И даже если мы найдем Каланчу, захочет ли он возвратиться в детдом?

Глава 20. На барже

Под вечер поднялся ветер. Он со свистом кружил тучи пыли. Песок забивался в уши, рот, слепил глаза.

Колька и Наташа нетерпеливо ожидали Генку. Наташа стирала с мебели пыль, Колька смотрел в окно.

– Сколько можно ждать? – говорила Наташа. – Уже поздно, как пойдем?

– Ничего. Только сейчас и застанем Каланчу, – успокаивал Колька.

Генка ввалился в комнату и сразу заговорил:

– Где стул? Верите, музыканты, еле добрался. – Лицо у него стало серым от пыли. – Тьфу, тьфу, – отплевывался он.

– Хватит, – прикрикнула на него Наташа, – нашел место. Только знаешь опаздывать…

Генка подмигнул Кольке: «Вот ворчунья».

Они вышли из дому. На улице потемнело, хлеставший песок больно колол лицо.

Генка предложил:

– Может быть, вернемся, а?

– Никаких «а», – сказал Колька, – тронулись!

Через некоторое время дошли до трамвайной линии. Ветер стихал. Выглянуло солнце.

Грохоча колесами, проехал агиттрамвай, убранный флагами, портретом Ленина, плакатами, лозунгами. На прицепном вагоне духовой оркестр играл марш. Трамвай остановился на углу. К нему спешил народ.

– Айда на митинг! – предложил Генка.

– Наверное, будет устная газета, – поддержала Наташа, – ой, как интересно!

Кольке тоже было интересно, но надо было спешить.

– Некогда нам…

Довольно скоро они преодолели остаток пути и дошли до Черной бухты.

Около берега догнивало несколько старых барж и рыбниц. В трюмах нашли себе приют беспризорники и темные личности. Небезопасно было это глухое место. Редко кто из горожан даже днем рисковал заглянуть сюда. Часто тут слышны были пьяные возгласы, ругань, происходили драки.

Ребята остановились около полуразбитой баржи. Она жалобно скрипела, покачиваясь на легкой волне. Берег соединялся с баржей узкой доской. В грязной прибрежной воде плавали мусор, стружки, голова сазана с выпученными глазами и пустая бутылка из-под водки. «Наверно, Каланча живет на барже», – подумал Колька. Он оглянулся, но спросить было не у кого.

Колька подошел к шаткому мостику.

– Пошли?

– А как же! – храбро сказала Наташа.

– Придется, – согласился Генка, – агиттрамвай, вперед! – Он шутил, но ему немного не по себе было.

– Оставайся на берегу, – посоветовал Колька.

– Зачем же? Что ты, музыкант!

Первым перебрался на борт Колька, за ним остальные. Опасливо ступая босыми ногами по ветхой и грязной палубе, ребята подошли к люку.

Колька, перегнувшись, заглянул в него.

Вниз уходило бревно с прибитыми поперек планками. Очевидно, оно заменяло лестницу. Кто знает, что ожидало их в мрачном трюме. Стало страшновато.

– Наташа останется наверху, – сказал Колька и начал спускаться по бревну, – а мы с Генкой пойдем в разведку.

Наташа взбунтовалась.

– И не думай. Пусти, Минор, я полезу за Колькой, – оттолкнула она Генку.

Генка схватил ее за косички.

– Минор, – вскрикнула Наташа, и зеленые глаза ее вспыхнули гневом, – перестань!

Вспомнив, к чему привела их ссора при первом знакомстве, Генка немедленно отпустил девочку.

…Достигнув дна баржи, Колька помог спуститься Наташе и Генке.

Постепенно ребята привыкли к полумраку. Под ногами, между переборками, плескалась вода.

Вдали, в носовой части, мерцал слабый огонек. Пламя дрожало и освещало таинственным светом небольшое пространство. Друзья двинулись туда.

Вот и каморка, сбитая из кусков железа, фанеры и досок.

Колька, Наташа и Генка заглянули в помещение. На нарах, на полусгнившей соломе, скорчившись, спали трое подростков. Двое из них были незнакомы. Лицо третьего было прикрыто газетой.

Наташа локтем подтолкнула Кольку:

– Погляди.

Колька протянул руку к газете.

Перед ними, посвистывая носом, спал Каланча.

Глава 21. «Отсюда не уйду!»

Жизнь на улице приучила Каланчу всегда быть начеку. Вася проснулся сразу, но из предосторожности не открыл глаза, пока не услышал голоса Наташи.

– Буди его, Коля, и пойдем. Задохнешься в этой яме!

В ту же минуту Каланча присел на нарах и потянулся, широко зевая.

– Ба, шпингалеты? Зачем притопали? Кого я вижу? Минор, и ты здесь?

Голос Каланчи разбудил лежавших рядом мальчишек. Те с настороженным любопытством смотрели на незнакомцев, особенно на Наташу.

– Мы за тобой, – сказал Колька. – Пойдем. Мария Ивановна с ног сбилась. Разыскивает тебя.

– За мной? – Каланча прищурил левый глаз, резким движением вырвал изо рта окурок у одного из подростков и молча задымил.

Его тронул приход ребят. Но он пока не собирался оставлять свое новое убежище… Брошенный им окурок, описав дугу, упал в воду и зашипел.

– Так слушайте, гаврики. Никуда отсюда не уйду. Мне тут не дует. Нравится лучше, чем в детдоме. Верно, со жратвой туговато, зато свободен.

– А Мария Ивановна тебя ждет, ребята из детдома да и мы… – начал Колька, но чувствовал: слова его неубедительны, беспомощны. Васька, кажется, даже немного подсмеивается над ним.

– Послушай, Вася, пошли! Что за удовольствие валяться на соломе, пошли, ну! – вступила Наташа.

Внезапно послышались приближающиеся шаги. Дети умолкли. Покачиваясь, вошли двое оборванных мужчин. Один из них – полный, лысый, другой – высокий, косоглазый.

– А ну-кось, выметайтесь, мочалки, – небрежно махнул рукой косоглазый.

Каланча бросил на него злобный взгляд и, болезненно морщась, начал приподниматься.

– Живее, дохлые крысы, – прикрикнул косоглазый и вытащил из кармана две бутылки самогона, – проваливайте и, пока не позову, носа чтобы не казали. Слыхал, Каланча? Проваливай, скорее, а то я тебе вчерашнюю баню повторю.

Колька, Наташа и Генка выскользнули из каморки. Каланча невозмутимо последовал за ними.

– Худо тебе, сказал Колька, – идем к нам.

– Мое дело! Не прошусь, не плачу. О чем разговор? Лучше скажите, чего Минор напортил за это время.

– Стекло помог разыскать.

– Ну, – искренне удивился Каланча, – да он же труслив, как заяц?

– И совсем не так, не трус он, – заступилась за Генку Наташа. – Владькин отец, этот самый Карл Антонович, его пугал, а он не побоялся.

– Цыц! Не называй его, – зажал ей рот Каланча и оглянулся на дверь каморки.

– Каланча! – прервал их окрик косоглазого. – Сгоняй-ка кого-нибудь в пивную «Жигули», пусть Карлу Антоновичу передаст: сегодня, мол, не можем, на той неделе будем делать.

– А чего сегодня не можете, надо ведь сказать!

– Опять баню захотел?

Каланча послал в «Жигули» одного из мальчишек.

Ребята вышли на палубу, вдохнули чистый речной воздух.

На Волге в этот вечерний час было тихо-тихо, лишь изредка всплеснет играющая рыба, да ветер пробежит в камышах.

Неудачная встреча с Каланчой, мрачная баржа вызывали у друзей невеселое настроение.

Каланча, скрывая грусть, поторапливал:

– Пора вам, скоро вся шатия соберется…

От Кольки не могло укрыться: трудно Васе, а вернуться гордость мешает.