Текст книги "Тьма. Том 8 (СИ)"

Автор книги: Лео Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Интерлюдия I

К юго-западу от Ишима, за условной чертой, где кончались обжитые земли и почти начинались владения Тьмы, лежала степь. Бескрайняя и суровая, раньше она давала приют кочевым племенам. До тех пор, пока однажды из монгольских степей не пожаловали отродья.

Но и сейчас, как и тысячу лет назад, на этих землях случаются яростные схватки. Например, ранняя весна вступает в жестокую битву с зимой. С юга, из-за барьеров Тьмы, прорываются тёплые сухие ветра из пустыни Каракумы. И эти ветра не несут с собой влаги или свежести. Скорее, они похожи на дыхание гигантской печи: иссушающее и настырное.

Под этим напором снег не просто тает, а будто испаряется, обнажая промёрзлую потрескавшуюся землю. Там, где сугробы были особенно глубоки, появляются промоины, и уже по ним бегут, торопясь и звеня, первые ручьи.

По едва заметной дороге, разбитой колёсами машин и копытами лошадей, брели двое путников. Их вид был настолько нелеп в этой дикой местности, что сторонний наблюдатель мог бы решить, будто они только что сошли с трапа самолёта. И, естественно, не здесь, а на окраине какого-нибудь крупного цивилизованного города.

На одном был элегантный, но слишком лёгкий для здешней погоды плащ, и городские туфли, размокшие и покрытые грязью. На другом – тонкое пальто и фетровая шляпа, неспособная защитить от местного колючего ветра. В общем, оба они выглядели так, будто направлялись на светский раут, а не в гиблое пограничье с землями Тьмы. Однако их, кажется, это не смущало…

Первый мужчина, с гордым длинноносым профилем, шёл с привычной, почти прогулочной уверенностью. Его кучерявые волосы были в беспорядке, но взгляд оставался острым и оценивающим.

Второй мужчина, высокий и худощавый, с благородной внешностью выходца из древнего рода, очень старался не отставать. Жаль, ему мешали отросшие тёмные волосы, которые развевались на ветру и, несмотря на шляпу, лезли в глаза.

Они шли долго, почти не разговаривая. Экономили силы. Наконец, кучерявый молча указал на большой камень у обочины, единственное приметное место для отдыха. Мужчины уселись на него и на пару минут замерли, устало глядя перед собой.

– Не могу поверить, что моя семья от меня отказалась… – снимая шляпу, наконец, глухо проговорил тот, что с длинными волосами.

И провёл рукой по лицу, незаметно смахивая пыль. Вымотался он куда больше кучерявого, но очень старался не подавать виду.

– Твоя семья, Базилеус, попросту оказалась умнее тебя. Они сразу поняли, что задумал старый автократорос… – усмехнулся в ответ Ливелий.

– Да? А что он задумал? – Базилеус поморщился, но вовсе не от того, что созерцал промозглую степь перед собой.

Вспомнилась та встреча с правителем, омывшая его и Ливелия волнами позора.

– То, о чём догадались все, кто присутствовал в зале. Кроме, видимо, тебя и самых наивных придворных, – Ливелий равнодушно пожал плечами. – Нам недвусмысленно дали понять: восстановление сети – задача второстепенная. А на самом деле, нас просто-напросто сослали…

– Но зачем⁈ – возмутился Базилеус, даже смяв в руках шляпу.

– В угоду политическим играм, друг мой. В угоду политическим играм, – Ливелий усмехнулся. – Впрочем… Автократорос же намекнул, как можно всё исправить.

– Удиви меня!.. – буркнул Базилеус.

– Нужна голова этого выскочки, Седова-Покровского. И ради этого можно, и более того, нужно, задействовать все ресурсы и силы, оставшиеся у нас в этом проклятом месте. Мы – козлы отпущения, которым дали последний шанс искупить вину вражеской кровью. Автократорос показал знатным родам Рима, что слышит их голоса. А нам показал, что ценит наши усилия, но вынужден уступить. Он подарил нам жизни. Своим врагам – нашу ссылку. А себе – сплошные выгоды вне зависимости от того, справимся мы или провалим задачу. Красиво, не правда ли?

В ответ Базилеус помолчал, разминая замёрзшие пальцы. Но если бы кто-то заглянул ему в лицо, то прочёл бы по губам много новых греческих слов, которые обычно не преподают в пандидактионах других стран, потому что слова эти нельзя печатать в книгах.

– И чем же этот русский дворянин так насолил автократоросу? Лично ему? Кроме того, что вернул украденное, что, в общем-то, было его правом? – наконец, взяв себя в руки, спросил Базилеус.

– Он «неудержимый», друг мой… – пояснил Ливелий, и в его голосе впервые прозвучали нотки подлинного уважения, смешанного с досадой. – Такие, как он, появляются очень редко. Они ломают установленный порядок. Они рушат гениальные планы вроде нашего. И всё это лишь потому, что наши дела мимолётом их коснулись. Сама их жизнь – вызов для таких, как автократорос Гомер. Они – кровь от крови случайности, плоть от плоти удачи… И гроза, которую нельзя игнорировать, иначе молния подпалит тебе задницу.

Он ещё немного помолчал и добавил:

– И они должны быть стёрты с лица этого благословенного мира. Во имя порядка и процветания!

– Сам-то в это веришь? – со скепсисом спросил Базилеус.

– Нет… – честно ответил Ливелий. – Но очень хочу обратно в Империю. Ты даже представить не можешь, как я успел возненавидеть снег!.. И Русское царство вместе с ним!..

Базилеус тяжело вздохнул, глядя на свои туфли. Они были не менее размокшие и «убитые», чем у старшего коллеги.

– С такой-то поддержкой с Родины, нам впору не убийством Седова-Покровского заниматься, а думать, как бы к нему на службу попасть… – наконец, изрёк он.

Он произнёс это с горькой иронией. Но, встретившись взглядом с Ливелием, смутился и потупился, стараясь сгладить резкость своих слов:

– Я… Я просто к тому, что ситуация выглядит абсурдной… И очень плохой для нас…

Ливелий внимательно посмотрел на младшего товарища. В его глазах мелькнула искорка не то что бы интереса, а холодного, стратегического расчёта.

– Знаешь, это… Это неплохой план! – произнёс он, задумчиво обхватив подбородок рукой. – План «Бета». Сначала втереться в доверие, изучить изнутри, найти слабое место… Элегантно! Жаль, он знает нас в лицо. И, полагаю, хорошо запомнил. Так что нет, Базилеус… К сожалению, не получится.

С этими словами Ливелий тряхнул головой, будто выбрасывая из неё ненужные мысли. А затем, выпрямив спину, энергично встал с камня и снова тронулся в путь, лишь на секунду обернувшись назад. Его грязные мокрые туфли уверенно ступали по раскисшей дороге, а фигура излучала неиссякаемую твёрдость духа.

А вот Базилеус, подобной твёрдостью не отличавшийся, ещё чуть-чуть посидел на камне. После чего с тяжёлым вздохом встал и, побредя следом, едва слышно пробурчал себе под нос:

– Вообще-то это не план был… А предложение…

Ливелий, ушедший на добрый десяток шагов вперёд, остановился и обернулся. Его обострённый слух всё-таки уловил шёпот, который должен был унести ветер:

– Что ты сказал, друг мой?

Базилеус вздрогнул и сделал вид, что отряхивает пальто:

– Ничего, Ливелий. Показалось тебе. Просто ветер тут свистит…

Он не видел, как уголок губ его спутника дрогнул в лёгкой улыбке. Задумавшись лишь на секунду, Ливелий снова повернулся к дороге, уходящей в бескрайнюю безжалостную степь.

Они шли ещё около часа. В ногах медленно накапливалась усталость. Зато стало немного теплее. Жаль, ветер не утихал, лишь сменил направление. Теперь он дул с востока, принося запах мокрой земли.

Внезапно Ливелий остановился. Странно, но там, где он встал, не было ни столба, ни руин, ни одинокого дерева. Лишь безымянный перекрёсток двух таких же разбитых и почти невидных дорог.

– Мы на месте, – констатировал он, и его голос звучал глухо в завываниях ветра.

Базилеус огляделся, пытаясь найти какой-нибудь ориентир. Его взгляд скользнул по безжизненному горизонту, по грязи под ногами, по редким чахлым кустам…

– И где наш связной? – спросил он, сдерживая раздражение. – Когда он нас отсюда заберёт?

От усталости это прозвучало резче, чем хотелось бы.

– Сегодня, – всё так же спокойно ответил Ливелий, засовывая руки в карманы.

Базилеус посмотрел сначала направо, потом налево… Весь его вид выражал немой вопрос. До конца «сегодня» оставалось ещё несколько часов. И провести их среди голой степи, под пронизывающим ветром, было не лучшей перспективой.

Отвернувшись, он поплотнее запахнул пальто и начал, чтобы скоротать время, бесцельно бродить по краю дороги. В то время как Ливелий продолжал стоять с уверенным видом человека, ожидающего трамвай на городской улице.

Базилеус даже подумал, что наткнись на них сейчас русский военный разъезд, Ливелия бы точно расстреляли. На всякий случай. Слишком уж неуместным и чуждым он здесь выглядел.

Время тянулось мучительно медленно. Даже тучи начали мало-помалу рваться, пропуская косые лучи заходящего солнца. И вот, спустя, казалось, целую вечность, на востоке послышался рокот мотора.

Из-за пологого склона выполз тёмно-синий автомобиль. Может, и не новый, но ухоженный. И, как и сами Базилеус с Ливелием, не предназначенный для сельских дорог.

Колёса взбивали фонтаны жидкой грязи, а кузов заметно раскачивало на ухабах. Подпрыгивая, машина подкатила к скрытням и остановилась в двух метрах. Дверь со стороны водителя открылась, и из неё вышел мужчина.

Лет сорока, с аккуратными русыми волосами, зачёсанными набок. Его костюм был чистым, но не слишком богатым – скорее, как у дьяка или управляющего средней руки.

Окинув взглядом размокшие туфли и грязную, но элегантную одежду ромеев, он, видимо, окончательно убедился, что попал по адресу.

– На севере уже весна, – сказал мужчина.

– Раз на севере весна, то на юге осень! – невозмутимо ответил Ливелий.

Мужчина кивнул, и его напряжённые плечи слегка расслабились.

– Пётр Саворусов, – представился он, открывая заднюю дверь. – Прошу…

Не говоря ни слова, Ливелий и Базилеус забрались внутрь. А Саворусов сел за руль и, развернув автомобиль, повёз их обратно на восток, откуда только что прибыл.

Первые несколько минут ехали в тишине, лишь подпрыгивая на кочках. Наконец, Саворусов бросил взгляд в зеркало заднего вида.

– Как добрались? – спросил он, похоже, больше из вежливости.

Ливелий, глядя в окно на мелькающие унылые пейзажи, ответил с лёгкой усмешкой:

– Если бы не сопутствующие потери, просто отлично…

Саворусов промолчал, но по его затылку было видно, что он обдумывает услышанное. А минуту спустя он снова посмотрел в зеркало, и в его глазах мелькнуло понимание, смешанное с суеверным страхом:

– Простите моё любопытство… Это не вы, случаем, причастны к той авиакатастрофе над Хвалынью?

Ливелий медленно повернул голову и встретился с его взглядом в зеркале. Лицо ромея было абсолютно бесстрастным.

– Не ваше дело, – произнёс он мягко, но так, что в салоне вдруг похолодало.

Саворусов нервно кивнул и, сжав пальцами руль, уставился на дорогу. Больше вопросов он не задавал. А ещё спустя полчаса молчание нарушил Ливелий, решив, видимо, развлечь себя полезным для дела разговором:

– Итак, докладывайте. Что осталось от нашей сети в Ишимском княжестве?

Саворусов вздохнул так тяжело, будто этого вопроса он и боялся:

– Практически ничего. Рода, что работали на вас десятилетиями, почти вырезаны. Лихих людей, на которых мы опирались, опричники тоже проредили вдоль и поперёк. Наш тайный путь через старые форпосты наглухо перекрыт. А большинство тайных складов найдены и зачищены.

Он на мгновение замолчал, собираясь с мыслями. А потом добавил:

– Скорее всего, во всём этом виноваты контрабандисты и кто-то из дворянских родов, вздумавших якшаться с тёмным здесь, в Ишиме. Контрабандисты попытались убрать род Седовых-Покровских. А когда глав родов вызвали в кремль, тёмный решил убить князя Дашкова. Именно после этого власть ударила по всем задействованным родам.

Ливелий медленно перевёл взгляд на Базилеуса. Тот, сидевший у другого окна, скептически сморщился, как будто услышал нелепую шутку.

Ливелий же лишь едва заметно покачал головой, в его глазах читалось нечто среднее между досадой и мрачным удовлетворением.

– Седов-Покровский… – произнёс он тихо, растягивая фамилию. – Он повсюду, как неприятный запах…

А затем снова повернулся к Саворусову:

– Пока мы едем, сделайте, пожалуйста, более подробный доклад. Начните с того, что вам известно об этом роде и их недавней деятельности. Нас интересуют даже самые мелкие детали…

Комната, где сидели трое мужчин, занимала верхний этаж одного из ишимских особняков. Из окна открывался вид на пропылённые улицы, далёкие высотки и отсвет фонарей городского сердца.

Обстановка в комнате дышала противоречиями. Вся мебель – массивный дубовый стол, кресла с высокими спинками, резной буфет – когда-то была добротной и дорогой. Теперь же обивка кресел лоснилась на углах, на столешнице виднелись царапины, а бронзу светильников покрывала матовая патина.

А на всё это с портретов укоризненно взирали люди в старинных одеждах.

Атмосфера за столом тоже была тягостная. Саворусов сидел, сгорбившись. Его бегающий взгляд кричал о желании провалиться сквозь землю. А Ливелий, откинувшись на спинку стула, барабанил пальцами по столу.

От него во все стороны плескало раздражение, отчего воздух в комнате казался гуще. Базилеус, напротив, едва сдерживал улыбку. И паника Саворусова, и ярость Ливелия казались ему гротескным фарсом. Изображая безразличие, он смотрел в окно на копошащийся внизу город. Однако уголки его губ непроизвольно подрагивали.

– … Именно так. Ваша выходка стоила нам неплохого союзника, – голос Ливелия был ровным, но каждый звук жалил, как острое лезвие. – Двусердый, пусть и не самого высокого ранга. Дворянин, пусть и из захиревшего рода. Его можно было ввести в доверие к местной знати, сделать своей надёжной опорой. А когда Скороходный окреп бы и занял своё место, пусть и не самое высокое, через него мы могли бы начать восстанавливать тайный путь. А вы что сделали?

– Я… Я не виноват! Я испугался! – вырвалось у Саворусова.

Он развёл руками, словно пытаясь отгородиться от обвинений. И вновь начал поспешно оправдываться.

– Приказов от вас не было! И вообще никаких вестей! После провала в Покровске пропали все возможности связи, и я был, как слепой котёнок! Я растерялся и… И решил убрать угрозу! Пока она не стала ещё опаснее! Этот Седов-Покровский, он везде суёт свой нос, он…

– Он просто есть… – Ливелий не повысил голос, но его слова прозвучали, как удар хлыста. – А вот Скороходова у нас больше нет.

Саворусов поник, а ромейский скрытень продолжил:

– Нужно было затаиться и не отсвечивать. А вы вместо этого потратили последнюю дельную карту, которую мы имели в дворянской колоде…

Голос Ливелия становился всё громче. А Саворусов, затравленно озирался, словно искал глазами выход. В его взгляде читалась отчаянная внутренняя борьба: что ещё можно бросить к ногам разгневанных скрытней, чтобы сохранить шкуру?

И тут его взгляд упал на старый сейф, вмурованный в стену и так хорошо спрятанный, что после смерти отца не сразу удалось найти.

– Хорошо! Хорошо, я виноват! – поднял он руки в умиротворяющем жесте. – Признаю! Растерянность привела к глупой ошибке… Не держите зла, нобилисимы… Но у меня есть ценные сведения! Птичка в клювике принесла кое-что интересное!

Ливелий прищурился, его пальцы перестали барабанить. И даже Базилеус, оторвавшись от окна, с любопытством повернулся к столу.

– История с Седовыми-Покровскими не просто так заново закрутилась! – затараторил Саворусов, видя, что хоть чем-то зацепил ромеев. – Забеспокоились контрабандисты старой закалки. Они начали тихую охоту на весь род. Потому что… Я не смог узнать причину сразу. А потом, когда рода контрабандистов были разбиты, удалось выяснить. В новом особняке Седовых-Покровских нашли тайник. Очень старый. Именно он всех взбудоражил. Этот тайник принадлежал контрабандисту, который работал на вас в конце девятнадцатого века… Как его звали-то? Ев… Евлампий!..

На этом имени Ливелий, обычно невозмутимый, дёрнулся, будто его ударили током. Лицо ромея побелело, а ногти скрежетнули по столешнице.

– Тайник Лампы? – перебил он, и его голос сорвался на полуслове. – Евлампия Сергеевича Полотно?

Саворусов, удивлённый настолько бурной реакцией, растерянно заморгал.

– Да… Да, кажется, так его полностью звали…

Ливелий впился в него взглядом. Голос ромея, когда он заговорил снова, стал низким и хриплым, а громкость снизилась почти до шёпота:

– Что нашли в тайнике?

Прежде чем Саворусов успел открыть рот, вмешался Базилеус. Он с любопытством разглядывал бледное, как полотно, лицо своего начальника.

– Ливелий, а почему ты так… встревожен? Что важного в каком-то старике из девятнадцатого века?

Ливелий медленно перевёл на него взгляд. В его глазах не было ни раздражения, ни гнева – лишь ледяная бездонная пустота, в которой читалось осознание катастрофы.

– Именно через «Лампу» была первая неудачная попытка переправить к нам «кое-что». Архивы. Черновики… Расчёты… Первую партию записей учёных Чжунго… – перечислил он.

– Тех самых? – уточнил Базилеус.

– Тех самых… – кивнул Ливелий.

На этих словах лицо Базилеуса, ещё секунду назад сиявшее любопытством, тоже резко побелело. Веселье испарилось, словно его и не бывало, сменившись таким же леденящим ужасом.

Младший ромей откинулся на спинку стула, беззвучно шевеля губами. В комнате воцарилась гробовая тишина. И слышно в ней было лишь тяжёлое дыхание Саворусова, не до конца понимавшего, что именно он сейчас рассказал.

Глава 5

Сетевая волна «100», передача «Утро добрым не бывает»

– И-и-и-и! Доброе утро, сонное царство!

– И пусть утро добрым не бывает, но на нашей волне чудеса ещё случаются!

– А именно, на волнах радио «Сто». С вами Александр Пискарёв!

– И я, Анна Лоскутова! Вместе мы попытаемся сделать утро добрее!

– И начнём с новостей про войну Ишимских сил против тварей Серых земель.

– В соревновании «кто кого» покуда верх берёт зверьё. И это несмотря на то, что первый состав «изменышей» удалось перебить.

– Но даже если зверьё потеряет ещё с десяток составов, ему не страшно. На самый крайний случай, в бой пойдут какие-нибудь ядовитые кролики!

– Которые наверняка и плодятся, как кролики…

– И всё же силы зачистки Серых земель не теряют боевой настрой. Теперь они, правда, будут осаждать ближайшие населённые точки….

– Не для того, чтобы их захватить, само собой! А чтобы починить побитые грузовики.

– И, конечно же, осыпать местных мастеров денежными знаками. Ну и всем остальным, что у нас их здесь заменяет.

– Кстати, предупреждаем всех, кто впервые выбрался в наши края. У нас тут вообще-то перебои со связью и ограниченный торговый оборот с Большой Землёй. Так что денежными знаками у нас считаются только монеты и купюры достоинством не более 10 рублей. А также, естественно, золотые слитки и семейные украшения.

– А заменить их, к слову, могут консервы, алкоголь и чай. И да, мы немного ретрограды, поэтому по-прежнему ценим индийские сорта. А что мы не считаем деньгами, Ань?

– А деньгами у нас не считаются циферки в ваших трубках, которые здесь не выдерживают и тухнут от волновых искажений. Всё, что нельзя пощупать и спрятать в матрас – это пыль. Так что не надо у нас здесь требовать безналичную оплату.

– У нас её тысячу лет не было, и ещё тысячу лет не будет!

– Примерно о том же, но про любовь вам сейчас споёт ватага «Тысячелетие» в песне «Как один миг»!

– Тысячелетие, как один миг… Звучит, да!

– Ага, согласна. Ладно! Слушаем!

Горячка боя спала. Адреналин тоже начал отпускать. Одни бойцы, более-менее рукастые в плане первой помощи, возились с ранеными. А все остальные с молчаливой сосредоточенностью занялись обустройством временного лагеря. Команды отдавали одновременно трое: Слава, Давид и Евгений, коренастый глава дружины Дутного.

Уцелевшие грузовики, рыча моторами, стаскивали побитую технику. Часть, которую надеялись восстановить – в центр. А то, что в полевых условиях не вышло запустить – в круг. Подставлять работающие грузовики под новые атаки никто не хотел.

Одновременно закипела и другая работа. Бойцы достали бензопилы с топорами. С визгом моторов и сухим треском они стали валить чахлые, но вполне годные для наших целей ели, росшие по сторонам от дороги.

Освободив деревца от ветвей, голые стволы резали на короткие брёвна и устанавливали под днищами грузовиков. Это позволяло сделать заграждение, через которое не пролезла бы и тварь размером с обычную собаку. А те ветви, что потолще и попрямее, затачивали на колья. После чего вбивали их в оттаявшую землю перед баррикадой, создавая примитивный, но эффективный палисад.

Работали сообща: сначала ещё возникали стычки и споры, а потом как-то договорились, и дело пошло на лад. Времени до заката хватало, так что к ночи доделать лагерь мы точно успевали. Но, естественно, все опасались, что зверьё нападёт раньше.

Отдельным, самым мрачным, пожалуй, вопросом стали тела погибших.

– Если оставим снаружи, утром их можно не найти. В здешних местах, Бархан говорит, и простых падальщиков хватает… – хмуро сказал Давид, глядя на выложенные в ряд и запакованные в пакеты фигуры.

– Знаю, так не принято… Но давайте их в лагерь всё-таки занесём… – предложил Михаил Дутный. – Сложим у дальних машин. А как доберёмся до обжитых мест, отправим обратно в Ишим. Там и мертвецкие хорошо оборудованы, и люди есть, кто их в порядок приведёт. Всё-таки родным надо бы тела вернуть…

На морозе трупы замерзали быстро. А запах смерти и крови сдувал холодный ветер. Так что, сложенные в отдельном месте, мёртвые вряд ли сильно потревожили бы бойцов. И всё же нет-нет, но то один, то другой дружинник мрачно поглядывали на печальный штабель.

Пока лагерь обрастал брустверами из земли, снега, льда, брёвен и металла, наш радист активно крутил ручки. Эфир шипел и потрескивал, выплёвывая короткие переговоры между отрядами. Сквозь помехи прорывались обрывки чужих переговоров, полные такого же хаоса и растерянности, что у нас:

«…Не можем двигаться! Потеряли ходовую…»

«…Тыловики будут? Или нам самим тащить?..»

«…Заправщик в секторе есть? Нужно топливо».

Подробности о нашей ситуации, а главное – о невозможности двигаться дальше в ближайшее время, передать удалось. Я вообще опасался, что придётся назад поворачивать и терять на этом время, но Михаил Дутный немного просветил:

– Оно каждый раз, Фёдор… То одно, то другое… Редко когда без сложностей в самом начале. Мы идём чистить Серые земли, а их обитатели отбиваются, как могут. В этом году, правда, как-то уж слишком умело… Если честно, мне так впервые не повезло…

Я помогал, где мог, отправив Авелину в наш грузовик. В висках стучала кровь, тело настойчиво требовало отдыха, но не судьба: работы было ещё много. Да и обдумывать варианты, что дальше делать, оказалось проще, когда руки заняты физическим трудом. Но в какой-то момент в кармане куртки призывно завибрировала трубка. А мрачные окрестности огласила жизнерадостная детская песенка.

Этот звонок у меня стоял на очень особенного человека. Того самого, который номер телефона дал и заставил записать, но сам ещё ни разу не звонил.

Хмыкнув, я приложил трубку к уху и отошёл в сторонку, где нас не могли услышать:

– Жалуйтесь, ваше высочество!

Возможно, это дурачество было не очень уместно в такой ситуации. Но иногда, чтобы с полной отдачей заниматься серьёзными делами, сначала надо поднять себе настроение.

Цесаревна моему необычному приветствию, несколько… Удивилась. Во всяком случае, ответила лишь через несколько секунд молчания:

– Ну это ж ты со ставкой связывался, тебе и жаловаться, Федь!

– Боюсь, новых жалоб у меня нет. Исключительно те же, что и у остальных! – ухмыльнулся я. – Саша, а у вас-то всё в порядке? И что там с Булатовыми?

– Я сейчас догнала их дружину. Есть потери, однако не очень серьёзные. Мои тяжёлые ратники вовремя помогли, – успокоила цесаревна. – Вы с Авелиной не пострадали?

– Нет, с нами всё в порядке. А вот у отряда, шедшего впереди, много бойцов погибло. Мы спешили им на помощь, но сами попали в засаду… – сделав паузу, я прямо уточнил: – Поддержки, как я понимаю, можно не ждать?

– Поддержка, Федь, нынче на вес золота! Слишком уж неожиданно всей кучей зверьё навалилось… – расстроенно призналась цесаревна. – Держитесь пока своим умом. А я попробую что-нибудь сделать… И умоляю вас, не геройствуйте больше! С героями, как правило, масса хлопот из-за посмертных наград. А я, знаешь ли, не люблю лишнюю бумажную волокиту.

– Ну как так-то? Совсем Рюриковичи в тиранию ударились. Помереть, и то уже подданным спокойно не дают… – не удержавшись, с улыбкой пожаловался я.

– Но-но-но! Ты смотри, Федь, не привыкай языком молоть! А то вдруг папеньке моему такое когда-нибудь скажешь, а он и осерчать может, если в плохом настроении! – оценив шутку, засмеялась цесаревна, а затем резко посерьёзнела: – Ещё раз прошу: не геройствуйте больше. На вылазках в Серые земли так не принято. Большинство едет сюда за звонким рублём, а не по велению совести.

– Понимаю, хоть и не одобряю. Но если бы мы не поспешили на выручку тому отряду, ничего бы не изменилось. Думаю, на нас бы всё равно выскочили с двух сторон. А двумя дружинами отбиваться как-то легче… – объяснил я свою позицию. – В любом случае, умирать я не собираюсь.

– Вот и славно. Хороший ты мальчик, Федь, правильный! Держитесь там! Жди, я тебе перезвоню! – с этими словами цесаревна бросила трубку.

А я опустил руку с телефоном. И окинул скептическим взглядом наш лагерь.

– Продержаться… Отличный совет!.. Жаль, её высочество стратег, а не тактик… – вздохнул я себе под нос.

На удивление, не прошло и получаса, как Саша действительно перезвонила. Я как раз склонился с Михаилом Дутным над двумя схемами движения, расстеленными на крыле одного из уцелевших грузовиков. Мы сверяли наши маршруты, намечая возможные пути отхода. Лицо Михаила было серым от усталости, но в глазах горела упрямая решимость. Видимо, он уже потерял слишком много, чтобы сдаваться сейчас. И я его отлично понимал, но с другими вариантами по-прежнему было туго.

– Значит, если двигаться вдоль… – сказал было он, но его прервало настойчивое жужжание, а затем и детская песенка в моём кармане.

Я извиняющимся жестом поднял руку. А затем отошёл подальше, в тень между двумя грузовиками, где стук топоров звучал немного тише. На экране трубки горела знакомая надпись: «Её высочество цесаревна Александра». Еле-еле в окно для имени помещалась, между прочим…

– Ваше высочество! – на этот раз я сдержал шутки, рвущиеся на язык.

– Федь, чтобы время не терять… Где вы сейчас находитесь, согласно вашей схеме движения? – деловым тоном уточнила Саша.

– Сектор 7-Б, перегон 15. Стоим лагерем у дороги. Двумя отрядами, моим и Михаила Дутного.

– Потери, если в точных цифрах?

– Один погибший, тринадцать раненых. Двое тяжёлых. У Михаила Дутного, с чьим отрядом объединились, выбыло больше половины состава. И много раненых. Техника повреждена, половина грузовиков не на ходу. Боезапас изрядно потратили, но на какое-то время хватит. Часть грузовиков попробуем восстановить.

– Понятно. А что с поддержкой? Командование отвечало? – уточнила Александра.

– Даже если отвечало, у нас на частотах сплошные помехи. Но, насколько я знаю, пока по связи долетают только призывы о помощи.

– Думаю, на помощь можно не рассчитывать… – не сдержав тяжёлый вздох, призналась цесаревна. – Боюсь, мы прошли точку невозврата. Вам надо оставить позицию и двигаться на юго-восток. Ваша теперешняя цель – поселение Хворостово.

Я помолчал, скрипя зубами и мысленно примеряя этот маршрут к карте.

Хворостово? До него, даже по прямой, три дня пути минимум. Ещё и по местному бездорожью… С нашим подбитым транспортом. И с ранеными… Скажем честно, тяжёлые не переживут. Остальные, кто как…

– Федь, понимаю, отчего ты молчишь. Но мы с Арсением тоже идём туда. Хворостово – единственная точка поблизости, где есть хорошие мастерские и можно починить грузовики! – снова заговорила Саша. – Сейчас все отряды сначала будут приходить в себя, а потом выдвинутся туда, чтобы чинить машины. На всём этом можно потерять несколько недель. Так что… Вам кровь из носу надо попасть туда раньше, чем подтянутся основные силы.

– Раненые не выдержат трёх дней тряски по бездорожью… – озвучил свои мысли я, глядя на кузов одного из грузовиков, ставшего у нас чем-то вроде медицинской части.

– Не беспокойся. Считай, вопрос с ранеными вот-вот будет решён! – голос Александры в кои-то веки показался мне уставшим.

Похоже, она много с кем успела переговорить, выторговывая нам лучшие условия.

– За вами по тому же пути, но отставая на полдня, а теперь и больше, следует обоз Тылового Приказа с лекарем. Этот лекарь очень опытный, сможет вернуть в строй всех, даже тяжёлых. Я связалась с начальником обоза и приказала ускориться, чтобы остановились и помогли вам. Вам же надо будет сопроводить их до Хворостово.

– Уверена? Они согласились и подтвердили это? – уточнил я, боясь ликовать раньше времени.

– Фёдор, я договорилась, и они обещали. Доберутся до вас завтра в первой половине дня. Сейчас тоже зализывают раны после нападения. Как только сможете, вместе с ними выдвигайтесь в Хворостово. Не задерживайтесь. Лучше долечить раны в Хворостово, пока вам будут технику чинить, чем ютиться под стенами. Оно же не резиновое, в конце концов.

Когда наш разговор закончился, я задумался. Ещё минуту назад мы с Михаилом обсуждали ситуацию, и по всему выходило, что кроме как отходить – вариантов нет. Хотя, конечно, нам обоим это очень не нравилось. А сейчас двум нашим отрядам предстояло прорываться вперёд.

С другой стороны, от Хворостово была наезженная дорога, и шла она до следующей условно безопасной точки. Если ехать большим отрядом, имелись шансы этот участок преодолеть быстро. И тогда мы бы достигли первой точки развёртывания сил.

Стоило оно того? Если бы я просто хотел разбогатеть в Серых землях – однозначно нет. Но у меня было другое задание. А значит, придётся убеждать Михаила, что стоит рискнуть. У него-то грузовиков на ходу больше, чем у нас.

День тянулся медленно и нервно. Ожидание новой атаки висело в воздухе, смешиваясь с запахом гари, металла и едкого дыма жаровен. Но атаки не последовало. Лес вокруг замер в неестественно-зловещем молчании.

Единственным, что её нарушило, стал проезжавший мимо отряд. Небольшая колонна, возглавлял которую гусеничный грузовик, торивший дорогу. Проезжая мимо, они даже не замедлились. Похоже, взаимопомощь во время чистки и вправду была не в чести. Хотя это глубоко неправильно, конечно. Всё-таки одно дело делаем, могли бы и помочь.

А ближе к вечеру с одним из грузовиков Дутного случилось чудо, которого мы уже и не ждали. Ребятам, которые весь день реанимировали технику, удалось кое-как залатать раздробленный мост. Теперь грузовик отчаянно скрипел и постукивал на ходу, но всё-таки двигался.