Текст книги "Тьма. Том 8 (СИ)"

Автор книги: Лео Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Глава 19

[Помехи]

[Помехи]

[Помехи]

[Помехи]

Бежали мы толпой, без продумывания тактики, без согласования действий. Впереди неслись дружинники цесаревны. Следом едва поспевали бойцы Синякина и мой полудесяток Хлебова. Пискарёв и его любители подземелий остались охранять пленников.

Не то, чтобы меня расстраивала неорганизованность сборного отряда… Однако она не могла закончиться ничем хорошим. Здесь поблизости, конечно, не было врага, который мог бы нам показать, чего стоит координация действий. Но даже изменённые люди могут доставить много неприятностей.

Я ломиться вперёд не стал. И Авелину придержал за руку. Да и Хлебову подал знак. А, глядя на нас, замедлились и Саша с Арсением. Стрельба впереди уже почти стихла, спешить было некуда. Либо нам повезло, и среди ранее захваченных пленников кто-то знает коды к восьмому отделу… Либо не повезло, и тогда, тем более, не стоит спешить.

В итоге, мы шли по широкому коридору быстрым шагом. И, естественно, не забывали оглядываться по сторонам. Пискарёв не ошибся: здесь когда-то был и бой, и пожар. Стены до сих пор носили следы копоти, а предметы, изредка попадавшиеся под ногами, были оплавлены.

Ну а буквально через несколько десятков метров мы оказались в зале, где когда-то была переборка.

Взрывали её на совесть. Стальную плиту покорёжило, как пластиковый лист, пронесённый над пламенем. Но что самое интересное – её, к тому же, заметно перекосило, освободив угол для прохода в рост человека. И тут дело явно не обошлось без плетений. Не представляю, чем иначе можно было приподнять эту многотонную дверь.

С опаской поглядывая на переборку, мы прошли под ней и двинулись дальше. Здесь были отчётливо видны недавние следы человеческой деятельности. Во-первых, я подметил, что все возможные пути проникновения изменённых либо перекрыты, либо завалены каким-нибудь хламом.

Во-вторых, тут очевидно пытались прибраться. Местами даже тусклые, не так уж давно вкрученные лампочки горели. А в одной из комнат я заметил сваленные кучей спальники, рюкзаки, стоявшие вдоль стены, и самодельную жаровню для угля – ну да, в подземелье было, прямо скажем, нежарко.

Кое-что ещё привлекло моё внимание, и я это внимательно рассмотрел. Но пока что молча прошёл дальше. А вот в голове начали появляться очень неприятные вопросы.

Тем более, в следующем помещении обнаружились ещё повстанцы. Лежащие в лужах собственной крови. Две совсем молодых девушки и трое парней. Я быстро проверил их, а затем удивлённо хмыкнул.

– Что? – спросила Саша, когда я вернулся.

– Понимаете, ваше высочество, какая ситуация забавная… – проговорил я. – Убили-то их пулями.

– Пулями? – удивилась цесаревна.

– Да, ваше высочество… Не изменённые люди их убили, – кивнул я.

И мои слова вскоре подтвердились. Когда мы, наконец, дошли до ратников и бойцов службы безопасности, ушедших вперёд.

В помещении, где когда-то проводились важные исследования, теперь лежали не только скелеты шестидесятилетней давности, но и свежие трупы. А взглянув на расположение тел, я сразу понял, что именно тут произошло.

Впрочем, когда у тебя в голове сидит память того, которых «бывших не бывает», в этом ничего сложного нет. Но мне было интересно узнать, что насчёт ситуации думают другие.

Синякин не подвёл мои ожидания. Встретил нашу компанию мрачным взглядом и сразу сообщил:

– Перестреляли они тут друг друга… Только не пойму, почему и зачем!

– Давайте я вам помогу, – предложил я.

– Вы, Фёдор Андреевич? – удивился представитель службы безопасности города.

– Я… Смотрите, вот та группа явно погибла на бегу. Большинство тел вытянуто в направлении движения, а старые кости и мусор сдвинуты и разбросаны. Они бежали во-о-он туда! – я указал на дальнюю стену помещения. – А там сидело несколько человек, которые пытались их остановить. И даже укрытия из перевёрнутых столов соорудили.

– И зачем одним понадобилось бежать к той стене, а другим – её оборонять? – подыграла мне Авелина.

– Вот это я сейчас и намереваюсь узнать! – сообщил я, и сам направляясь туда, куда недавно так рвались свободолюбцы.

Стена была самой обычной. Белые панели, казалось, плотно пригнанные друг к другу. Вот только это лишь казалось. Одна из панелей отходила. И стоило её пошатать, как она сдвинулась, открывая служебную нишу с проводами и трубами.

А за нишей имелся параллельный ход, уводивший в обе стороны, направо и налево. На его стене висели кабели, с потолка светили редкие лампы. Пол покрывал слой пыли, в которой отчётливо виднелись свежие следы ног.

– И что там? – спросил Синякин.

– Служебный проход с электрическими проводами, – ответил я. – Наши подрывники отправились направо.

– В любом случае, выиграли нападавшие, – кивнул Синякин. – И что теперь?

– А теперь мы пойдём по следам, – ответил я очень спокойно. – Скажем так, мне жуть как интересно узнать, куда же направились эти ребята. Вы-то нам сказали, что загнали этот отряд сюда, а что получается?

– Вы на что намекаете, Фёдор Андреевич? – возмутился Синякин. – Мы действительно их сюда…

– Не сходится, – покачал я головой. – Если вы загнали их сюда, то почему перед переборкой лежат трупы свободолюбцев и изменённых, но нет даже малейших следов присутствия ваших бойцов? Это раз!

Я сделал шаг к Синякину, и тот, сглотнув, отступил. Цесаревна взглянула на своих ратников, и те начали расходиться, распределяя цели среди бойцов службы безопасности. То же самое делал мой полудесяток Хлебова. А безопасники, само собой, приготовились отбиваться.

– К тому же… Если вы их сюда загнали, то почему не знали про пожарную переборку? – продолжил я, надвигаясь на отступающего Синякина. – Это два! И три…

Я остановился и указал на проход в стене:

– Это, ять, что такое⁈

– Проход, Фёдор Андреевич! – нервно отозвался Синякин. – Мы о нём знать не могли…

– Да черт с ней дырой, Артём Михайлович! – рявкнул я и подцепил ногой чёрный провод. – Это, ять, что такое, спрашиваю⁈

– Провод… – с искренней растерянностью ответил тот.

– Это не провод, Артём Михайлович! – отозвался я, присел и, подцепив пальцами, показал белую маркировку на чёрной изоляции. – Это войсковой особый кабель, используемый на границе с Тьмой! Для обеспечения связи внутри отдельной заставы! Во время нашествия и при повышенном содержании теньки!

А потом указал Синякину за спину:

– Он идёт из комнаты там, позади, где стоят рюкзаки и жаровня. И там он подсоединён к приёмнику-передатчику. Точнее, к бездисковому телефону, Артём Михайлович. А тянется он… – я повернулся к дыре в стене. – … Туда!

– Допустим… – судорожно сглотнув, кивнул Синякин.

– Вы вообще здесь были, Артём Михайлович? Вы хоть пытались вчера кого-то брать? – уточнил я.

– Фёдор Андреевич, вчера мы действительно шли за этими, как вы их называете, подрывниками! – начал оправдываться Синякин. – И действительно их преследовали. Этот отряд ушёл в седьмой отдел. А остальные сбежали обратно в восьмой…

– То есть не вы их загнали, Артём Михайлович. Не вы… – кивнул я, бросая провод на пол. – Они сами разделились и ушли. А вы даже не стали их преследовать. И не захотели выяснять, какого буя они тут забыли.

– Нет, – помрачнев, ответил Синякин.

– Блеск! – закивал я. – А после этого градоначальник радостно подписал нас на эту вылазку… Меня знаете, что волнует, Артём Михайлович? Почему они ушли в эту дыру как раз тогда, когда мы до них почти добрались?

– Не совсем вас понимаю, Фёдор Андреевич… – проговорил Синякин, нахмурившись.

– Понимаете ли, Артём Михайлович, какое дело. У нас тут в одном месте собралось очень интересное общество. Цесаревна из рода Рюриковичей. Единственные два представителя нового рода Седовых-Покровских, который очень важен его величеству. И Арсений Булатов, сын головы пограничного управления Военного Приказа по Ишимскому княжеству. Всех нас сюда затащили, чтобы помочь вам в поимке каких-то сопляков. Но вдруг оказалось, что у этих сопляков имеется автоматическое оружие и защищённая проводная связь, как на границе… Которую, кстати, не так уж легко добыть. Мне кажется, или нас решили подставить, Артём Михайлович?

Синякин промолчал, буравя меня взглядом. В наступившей тишине отчётливо было слышно, как цесаревна нецензурным шёпотом обещает всевозможные кары на голову Проскурятина, городского главы.

– Меня только одно интересует… Под что именно вы нас подвели, Артём Михайлович? – спросил я. – Может, всё-таки расскажете?

– Фёдор Андреевич, я вас ни под что не подводил! – наконец, с горечью в голосе сообщил он. – Я действительно шёл сюда брать под стражу подрывников. И мы все получили это задание сегодня же, вместе с вами. Сейчас я не вру! Соврал я только, когда подтвердил, что это мы накануне загнали часть подрывников в седьмой отдел. Это я признаю… На меня надавили Проскурятин и мой начальник, голова службы безопасности.

Синякин говорил честно. Ну или был уверен в том, что это и есть правда. Или же он был матёрым скрытнем, которого учили врать, не моргнув глазом. Во всяком случае, ни один из невербальных сигналов, обозначающих ложь, не был подан. Без карманного детектора или верного менталиста оставалось только верить Синякину.

Но я, само собой, верить ему не собирался. Хотя мысль о том, что именно этот человек не злоумышлял, а просто выполнял приказы, даже когда соврал, как-то успокаивала. Однако полностью исключать его из подозреваемых я не собирался.

– Федя, а можешь растолковать ход твоих мыслей? – попросил Арсений.

– Чего тут толковать? Подставили нас! – рявкнула цесаревна. – Обвели вокруг пальца! Провели на мякине! Как желторотиков! Послали в это чёртово подземелье под предлогом захвата молодняка! А на самом деле… А леший его знает, зачем на самом деле.

– На устройстве приёма-передачи три кнопки, – сообщил я. – Думаю, надо проверить, с кем связывались эти подрывники. А потом допросить пленников, которых удалось захватить. Артём Михайлович, не доставите их сюда? В какой-нибудь из комнат я ими займусь.

На самом деле, острой необходимости кого-то допрашивать не было. Но для Синякина это была дополнительная проверка. Если он участвовал в подставе, то постарается пленников либо убить, либо «нечаянно» упустить. Как минимум, того или тех, кто может что-то важное рассказать. И тогда я буду с гарантией знать, что он предатель и готов ударить в спину.

Если же всех пленников доставят в целости… Да нет, я всё равно Синякину до конца не поверю. Ведь может быть и так, что среди взятых молодчиков нет ни одного, кто реально что-то знает.

Но Синякин показал себя с лучшей стороны. Для начала повернулся к своим людям и приказал опустить оружие. А затем отправил десяток бойцов за пленниками. Сам же остался с нами, и все вместе мы вернулись в комнату со спальниками, жаровней и чёртовым телефоном.

Обычный телефон… Старомодная трубка, квадратный корпус из усиленного пластика. Такой хоть об стену кидай, он ни за что не сломается. В отсеке питания – три усиленных батарейки. Защитное плетение от избыточной теньки работает на кристалле на тысячу капель. Кристалл, к слову, разряжен уже на треть.

Я поднял трубку и, послушав шумы, нажал на первую кнопку. Вызов прошёл почти сразу, но отвечать на том конце провода никто не спешил. Спустя пару минут ожидания я опустил трубку, сбрасывая звонок. А затем снова её поднял с рычажка и нажал вторую кнопку.

На этот раз ответили почти сразу.

– И что там у вас? – раздражённо проворчал мужской голос.

Мне лично он был незнаком, но хотелось бы поточнее проверить… И я протянул трубку спутникам, предлагая самим опознать мужчину на том конце провода.

– Чего звоним, придурки? – вновь громко спросила трубка.

Цесаревна нахмурилась и пожала плечами. Мол, понятия не имею, кто это такой в трубке орёт.

– Чего вызывали-то⁈.. Котельников, ты, что ль?

А побледневший Синякин взял у меня трубку и поднёс к уху, отчего следующие пару фраз неизвестного я не слышал. И только когда безопасник оторвал трубку от уха, вернув мне, я услышал окончание речи:

– … А будете отрывать от дел, спущусь и лично вас сгною, поняли меня, придурки⁈..

Я повесил трубку, прерывая вызов, и выразительно посмотрел на Синякина. А тот, бедняга, был сам не свой: то бледнел, то краснел, то пятнами шёл. Будто не мог определиться, что делать: сгореть со стыда или провалиться ещё глубже под землю.

– Это Сырколодезный, мой начальник, – наконец, признался он.

– Вернусь, и лично в петлю суну этого Сырколодезного! Своими руками! – сверкая зелёными очами, пообещала Саша. – И Проскурятина! Сгною! Но сначала повешу!..

Чем-то она сейчас напоминала грозных родственников. Видимо, начинала впадать в фамильную ярость. Я же поднял трубку и нажал третью кнопку. И снова пошёл вызов. Только на этот раз мне ответил довольно молодой голос:

– Дело сделано, Котёл?

– Ага, – ответил я.

– Тогда шуруйте техничкой до нас! Закроемся, и пусть эти уроды пытаются нас выкурить!

Я повесил трубку и обвёл взглядом спутников, начиная с Синякина:

– Итак, в вашем городе, Артём Михайлович, действует какое-то сообщество молодняка, которое сначала устраивает неудачное покушение на цесаревну… К слову, удачным оно быть и не могло, потому что её высочество за себя постоять умеет, да и с охраной путешествует… Затем гостей с Большой земли отправляют за этим же молодняком в подземелья, откуда есть все шансы не вернуться, – я замолчал. – А там оказывается, что в подземелье у молодняка налажена проводная связь между двумя отрядами – раз. С вашим глубоко неуважаемым начальником – два. При этом, как я только что услышал, молодняк задумал очередное дело…

– Уходить нам отсюда надо! – хрипло выдал Синякин. – Сейчас же!..

И в этот момент телефон зазвонил. Резкий звук пронёсся по комнате, заставив нас вздрогнуть. Под первой кнопкой мигала красная лампочка, как бы намекая на неприятности. Я поднял трубку и приложил к уху. На том конце провода слышалось чьё-то дыхание. Пауза затягивалась, но и я не спешил говорить, ожидая, что собеседник сам себя проявит.

И тот сполна оправдал ожидания.

– Надеюсь, я в данный момент говорю с Седовым-Покровским… – послышалось из трубки, и что-то в голосе собеседника показалось мне знакомым. – А если нет, то кто бы ты ни был, передай ему мои слова. Мальчишка, сиди там и жди меня, понял? Ты труп! И ты, и твоя жена! Я вас уничтожу, грязные свиньи!..

На этот раз я трубку положил сам. Постоял ещё пару секунд молча, вспоминая, где слышал этот голос. И вспомнил. Отчего мне сразу расхотелось идти дальше. А ещё я очень пожалел, что согласился взять в Серые земли Авелину. Хотя, конечно, в нашей ситуации ещё неизвестно, где ей было бы безопасней.

Просто, когда я слышал этот голос в прошлый раз, звучал он не по-русски. А по-гречески.

– Ромеи! – наконец, коротко сообщил я. – Валим! Быстро!

– Да я их собственным руками порву! – возмутилась и без того разъярённая Саша. – Уничтожу!..

– Этот тот скрытень, который… – я осёкся, посмотрев на Синякина. – … Который увёл артефакт! Он нас всех на молекулы распылит!

Может, это не слишком вежливо, но я схватил за руки Сашу и Авелину и потащил к выходу, хотя цесаревна и пыталась упираться. Синякин, Хлебов, Булатов и Витал последовали за мной, даже не пытаясь воспрепятствовать недостойному поведению. Так-то вообще не положено монаршьих особ за руку волочь туда, куда они не хотят… Но я был очень сильно не уверен, что здесь и сейчас мы с Авелиной сможем повторить трюк с двумя артефактными сердцами. Тем более, неизвестно, какое пространство этот могучий щит покроет, и сколько продержится.

– Федя, пусти! Я этого скрытня с дерьмом смешаю! – на ходу сопротивлялась Рюриковна, пытаясь вырвать руку.

– Или он вас всех! Я его силищу видел! – парировал я, вываливаясь в коридор прямо навстречу бойцам службы безопасности и Пискарёву с его людьми.

И не преминул повторить им своё очень своевременное предложение:

– Уходим! Нас подставили!

– А этих? – удивился Пискарёв, указывая на пленников, а заодно пропуская мимо меня, бегущую рядом Авелину и силой утаскиваемую Александру.

– Да кончите их, и всё!.. – буркнул я.

– Кроваво кончите ублюдков! Чтобы мучились! – добавила Саша, даже перестав ненадолго вырываться. – Федя, да пусти же!..

– Не могу, ваш батюшка просил вас уберечь! – на бегу ответил я.

Мы не успели. Совсем чуть-чуть не успели. Возможно, сообрази я быстрее, и ещё смогли бы уйти. Впрочем, это мало бы чем нам помогло. Даже поднимись мы наверх… Вырваться из осаждённого зверьём города было мало шансов. А греки, по всей видимости, уже были рядом, пусть и глубоко под землёй. И я не сомневался в возможностях греческого скрытня вырваться на поверхность, несмотря на всю кодлу местных изменённых.

За нашими спинами зарявкали выстрелы, и зазвучали крики бойцов-безопасников. А потом подземелье вздрогнуло. И даже Саша, растерявшая где-то и благоразумие, и инстинкт самосохранения, на мгновение замерла.

Там, где находился служебный проход, в который ушли свободолюбцы, ревело пламя. И жар от него докатывался даже до нас.

– Сдохни! – цесаревна всё-таки вырвалась и, выпустив какое-то мудрёное плетение, швырнула его в огонь.

Что-то белое, будто сотканное из снега, пронеслось по коридору, расширяясь на лету, отчего стены начали покрываться искристым инеем… А потом оно столкнулось со всепожирающим огнём. И в тот же миг подземный комплекс снова содрогнулся. На этот раз ударили чем-то неоформленным, но оттого не менее убойным.

Снесло нас всех. Ратников Витала, Синякина и его бойцов, Пискарёва с его ребятами, пленников, щит Авелины, мои щиты, Арсения… Казалось, весь мир летит в едином направлении, неудержимо и единодушно – будто на нас ураганный ветер дунул.

Разве что бетонные стены и пол никуда не полетели. Из-за чего приземление выдалось болезненным.

И только я сумел перекатиться несколько раз и встать на ноги. Благодаря замедлению времени, окончание полёта и падение растянулись почти на минуту. Я даже сумел подстраховать жену и Сашу от жёсткого приземления. А потом кинулся создавать один за другим щиты, перегораживая размочаленный коридор.

Я сливал теньку и тут же её восполнял, хватая жгутиками прямо из воздуха, где её было невероятно много. Вот только мой противник, которому я был совсем не противник, а так, фигня какая-то, делал всё то же самое. И во много-много раз быстрее. Увы, соперничать с настолько сильным двусердым мне было ещё рановато.

Краем глаза я увидел, как зашевелилась Авелина, приходя в себя, но отвлечься не мог ни на секунду. Грек ударил снова, видимо, рассчитывая побыстрее нас всех добить. К счастью, огненный удар был не таким ужасающе сильным, как в первый раз, и мои щиты выдержали.

А вот стены бывшего научного предприятия начала покрывать чёрная сажа. И всё-таки до нас смертоносное пламя не добралось. Но и большая часть моих щитов сгорела в один момент.

А потом навалилась тьма…

Она вдруг появилась отовсюду. Из каждой щели, из каждого отверстия. Просачиваясь везде, где только можно было просочиться. Густая, тягучая, вязкая…. Меня будто в болото погрузили. Правда, в этом болоте, на удивление, можно было дышать.

Что-то бледное мелькнуло рядом так быстро, что я еле успел заметить, даже с моим замедлением. Это нечто напоминало жгутики двусердых, вот только было не энергетическое, а вполне материальное.

Что, впрочем, не мешало этому чему-то впитывать теньку!

Лже-жгутик рванул ко мне, но я успел выставить перед ним плетения щита. Всего три штуки, но они остановили бледный отросток, и тот снова спрятался во тьме.

Из кромешной тьмы вынырнула Авелина, прижавшись ко мне. Правда, из-за этого я пропустил удар очередного отростка, вылетевшего из темноты. Но в этот раз ему помешало что-то чёрное, пушистое и когтистое. И я даже подумал, что Тёме здесь, наверно, неплохо. Хотя, конечно, лучше бы по-прежнему сидел наверху, в нашем номере. Там бы у него точно были шансы уйти живым.

Ещё два удара я принял на щиты… А потом бледные жгутики до нас всё-таки добрались…

Эпилог

– Ты, Фёдор, извини, что пришлось вас так выдёргивать… – виноватым голосом сказал мой собеседник, которого звали Евгений Олегович Псковский. – Понимаю, грубовато вышло… Но тут и вправду нельзя такими плетениями кидаться. Вы же там всё угробите совсем. И ладно мы, калеки, но наверху-то тоже люди живут. Да и мои бывшие сослуживцы проснулись…

– Да чего уж там. Выдернули, и хорошо! Нас бы этот грек всё равно размазал… – вздохнул я.

– Это да… Хотя ты щиты свои бодренько плёл вообще-то. Ты же, получается, решил быстроплётом стать? – дядя Женя, как он попросил его называть, вопросительно посмотрел на меня и, не дожидаясь ответа, кивнул. – Ну что ж, мне кажется, в твоём случае отличное решение. Сложно, конечно, но ты, я вижу, упорный.

Мы тут были как бы цельными. Будто смотришь теневым взглядом в реальном мире, но реальность и энергетическая часть – более яркие, что ли… Сложно объяснить, как именно здесь работало восприятие. Почему-то память Андрея подкидывала воспоминания про бредовую книжку о какой-то девочке в зазеркалье.

– А что у тебя с бывшими сослуживцами-то? – спросил я.

– Ну скажем… Они не такие добрые, как я, – улыбнулся дядя Женя, а потом горько усмехнулся. – Безумны они, Федь. Разум только трое сохранили. Я, Толстогубов, он раньше трубопроводной службой ведал, и Ерошкин, библиотекарь. Остальные безумны…

– И двусердые тоже? – понял я.

– Да, они тут самые лютые… Ты даже не представляешь, какой голод мы постоянно испытываем! – вздохнул дядя Женя. – Организмы изменились, подстроились под уровень теньки, какой был во время выброса. А он снижается же мало-помалу… И от этого мы постоянно голодны. Я-то держу себя в руках. А те, кто разум потерял, летят на любой звук и всплеск. Прямо как мотыльки на пламя.

Тёма запрыгнул ко мне на колени. Здесь он был пепельно-серым комком меха, который постоянно перетекал из одной формы в другую.

К слову, я так и не понял, где это «здесь».

– А где мы, кстати? – спросил я. – Что это за место?

– Я так-то тебе и объяснить не смогу, Федь… Я ведь больше практик, чем теоретик. Но твой кот здесь, видишь, себя как дома чувствует. А я его, кстати, видел, когда он сюда нырял. Просто мне наверх ходу нет, но было очень любопытно, что за зверь такой.

– В обычном мире он ныряет в тень и исчезает! – заметил я. – Я это называю «перемещение в тенях».

– Тени… – попробовал слово на вкус дядя Женя, а затем отрицательно пошевелил жгутиками. – Слишком просто для того, где мы находимся… Хождение в тени – это так, одно лишь внешнее проявление. А так-то мы… Да я не знаю даже. Это как будто пространство, но иное, понимаешь? Оно как бы по своим законам живёт. Вот видишь, например, язык туманный?

– Ага…

Я вообще тут много что видел. И длинный туманный язык, протянувшийся в сплошной черноте. И каменистую, ни на что не похожую площадку, на которой мы сидели. И даже знакомую антенну, хотя вообще она должна находиться на поверхности. А именно, на крыше исследовательского комплекса.

– Вот если в этот туманный язык входить в разных местах, то и окажешься, в итоге, в разных местах и даже времени… Если, к примеру, у основания войти, то, смотря откуда зайдёшь, появишься либо у выхода на поверхность, либо в шахте лифта, но время может быть разное. Мне кажется, этот туманный язык, он как бы символизирует всю шахту. Однако есть здесь и такие вот ответвления, как островок, где мы сейчас сидим. Они тоже часть шахты. Но как бы в разных… Да не знаю я, в общем, как объяснить… Тяжело это… Я ведь больше по изменениям материалов работал. А всей этой высоконаучной мутью с изнанкой тени занимался Славосилов.

– Как тебя вообще в это предприятие занесло? Ты же, выходит, из рода князей Псковских, чуть ли не родственник Рюриковичей! – заметил я, вспомнив всё, что знал о ныне живущих родственниках дяди Жени и моём однокашнике в Васильках.

– Такие родственники, что есть князья и поближе к престолу! – отмахнулся тот, и снова жгутиком, как будто их ему было куда удобнее использовать, чем руки. – А попал… Знаешь, у меня же весь род уже лет триста на технике помешан. Кто чем занимается. Какие-то ветви рода делают автомобили. Кто-то станки. Кто-то корабли. Кто-то самолёты… А у меня душа не лежала ко всему этому. Я бы даже из рода вышел, чтоб на меня не давили… Но всё же родственники Рюриковичей, как-никак. Да и какой пример я другой молодёжи подал бы?

Дядя Женя горько усмехнулся.

– Я наукой хотел заниматься. А родственники насели так, что хоть волком вой. Я пошёл к Рюриковичам, объяснил им всё. А они, на самом деле, люди незлые. Ну и определили меня сюда. Тут, сказали, и науку двигать можно, и родичи доставать не будут. Закрытая точка всё-таки. Порядки особые, все дела… Только знаешь, Федь… Знал бы, как оно обернётся, лучше бы всю жизнь болты крутил, да в масле ходил. Жаль, назад уже ничего не вернёшь.

– У меня однокашник из вашей побочной ветви. Витя Пскович. Его вроде бы не заставляют, – попытался я утешить собеседника.

– Может, и впрямь, изменили они свои порядки! – как-то светло и радостно улыбнулся дядя Женя. – Сколько лет-то прошло уже… Да и мой пример, он, может, не прошёл даром…

– А выйти ты отсюда не можешь? – спросил я.

– Нет… – печально покачал жгутиками дядя Женя. – Я даже тут могу только рядом с этим туманным языком находиться… Мы, считай, Федь, здесь привязаны. С одной стороны, умереть не можем. Пока есть тенька, будем влачить существование. А с другой, там, где теньки мало, нам вообще жизни нет. Я подумывал уйти дальше, умереть… А потом подумал, что хоть я теперь и страховидла, но самоубийство же – грех. Ну вот и тяну лямку. Может, оно само как-нибудь сладится…

– Да уж…

– Ты не думай, так-то жаловаться не на что! – вновь приободрившись, заметил дядя Женя. – Да, собеседников всего двое: один сантехник и один библиотекарь. Ну так если заскучаю, могу и в спячку уйти. А сны тут удивительные снятся, знаешь. Как кино! Красочные такие, увлекательные! Хорошо, что твой кот меня вовремя разбудил. Умный он у тебя. Иначе бы я не смог вас вытащить… Я и так, прости уж, не всех успел.

Не всех… Полудесяток Хлебова погиб в пламени. Ещё пятеро ратников и шестеро безопасников погибли. И ещё одного человека из команды Пискарёва сожрал дикий собрат дяди Жени.

Хлебова с его полудесятком и вовсе было до слёз жалко. Привык я к этим мужикам, да и ответственность за своих людей давила, как ярмо на шее.

– Спасибо тебе, дядь Жень, ещё раз… А что с греком, кстати? – вспомнил я.

– Отбивается пока, – пожал плечами дядя Женя. – У нас же здесь время иначе идёт, сам понимаешь… А там, в обычном мире, всего-ничего прошло.

– Эх, добили бы его, тварь такую… – выдохнул я.

– Это вряд ли… Не такие мои бывшие сослуживцы сильные, чтобы этого, с носом, легко добить. Да и двое их там, ромеев… Второй проклятьями одно за другим садит, чисто как пулемёт! – поморщился дядя Женя.

А я тоже поморщился, вспомнив второго. Это он меня когда-то наградил проклятьем, после которого я экстренно в лекарню попал.

– Зато за этих… Как ты их назвал? Подрывники? – уточнил дядя Женя. – Вот за них можешь больше не волноваться! Тех, кто в восьмом отделе сидит, теперь сожрут точно. А… Вон оно что… Уже жрут. Ну и поделом, коли такие дураки!.. Нечего на Рюриковичей покушаться!..

– Ты прямо невзлюбил их! – удивился я эмоциональности дяди Жени, который на словах про подрывников начал бешено размахивать всеми жгутиками сразу.

– Ну а как их любить? За что, Федь? Глупые люди, которые вместо того, чтобы над собой расти, всех вокруг в своё болото тащат. Нельзя так… Греков я тоже не люблю, но они ведь для своей страны стараются. Так сказать, гадят из чувства любви к родине. А эти? А эти просто гадят, да ещё там, где живут и столоваются. Ну что за свинство, а⁈

– Они бы с тобой не согласились! – я рассмеялся. – Сказали бы, что, наоборот, как лучше хотят.

– Благими намерениями дорога в ад выстелена, Федь! – дядя Женя успокоился и тоже усмехнулся. – Хочешь, чтобы стало чище – уберись. Хочешь, чтобы стало светлее – зажги светильник. А эти почему-то бегут убивать, резать и взрывать.

– Да я-то с тобой согласен… – заметил я.

– Я это понимаю! – дядя Женя отмахнулся парой жгутиков. – Я просто не силён во всех этих риториках и словоблудиях. Не тем занимался. Вот если тебе нужен состав сплава, которым этот треклятый усилитель делали – так я их все наизусть помню. Какие изначальные сплавы были, как и что делать с ними при помощи теньки… Тебе, к слову, не нужно?

– На мне, дядь Жень, и так уже столько тайных знаний висит, что ещё одно будет лишним, – секунду подумав, честно ответил я. – Этот усилитель, кстати, до сих пор повторить не могут.

– Потому что сплавы – это ещё не усилитель. Славосилов со своими умниками там такое наворотил, что ой-ой-ой… – дядя Женя покачал головой. – Думаешь, этот усилитель просто так везде видно, и там, и тут? Не-е-ет, брат! Он просто существует и там, и тут. И передача сигнала идёт через вот это пространство, где мы, а не через то, где обычный мир.

– А как сигнал обратно приходит? – удивился я.

– Это со свойствами волн связано. Им вроде как туда-сюда можно гулять, как твоему коту. Мне один парень из восьмого отдела пытался объяснить, пока мы ещё нормальными были… Но я, честно говоря, и тогда понимал их с пятого на десятое. Мне кажется, если бы там, у Славосилова, все двусердыми были, они бы саму Тьму изловили и препарировали, чтобы потом с умным видом чирикать, что у неё да как устроено.

– Ты же наукой хотел заниматься! – с улыбкой припомнил я.

– Я хотел заниматься наукой, а не срастись с ней! – захохотал дядя Женя. – Есть же разница! Если ты не можешь простым языком объяснить сложные вещи, то наукой ты не занимаешься. Ты в неё погрузился и вылезти не можешь. Так мне, Федь, кажется. Но ребята всё равно башковитые были… Жалко их! Были такие умные, а теперь только жрать хотят… Незавидная судьба-то.

– Да уж… – я не нашёл слов.

Я вообще не понимал, как этот парень, родившийся с золотым половником во рту, умудрился остаться человеком в местном аду. Впрочем, к сантехнику у меня тоже были вопросы. Только библиотекарь ещё как-то вписывался в образ того, кто сохраняет разум в любой непонятной ситуации.

– А чего теперь-то? Ты всех нас обратно вернуть сможешь? – спросил я, кивнув на силуэты жены, Саши, Арсения и остальных, спящие на каменистом полу неподалёку.

Царевна даже губами во сне причмокивала и улыбалась. Возможно, именно сейчас ей снилось, как она казнит градоправителя и главу безопасности Стопервого.

Не могу сказать, что перспектива остаться здесь сильно пугала. Во-первых, я бы не был привязан к какому-то переделённом месту с высоким содержанием теньки. А, во-вторых, тут, если честно, всё воспринималось иначе. Легче, что ли…