Текст книги "Тьма. Том 8 (СИ)"

Автор книги: Лео Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Глава 18

[Помехи]

[Помехи]

[Помехи]

[Помехи]

Чем дальше мы уходили, тем меньше света оставалось в коридоре. И тем серее была картинка перед глазами. Но когда мне показалось, что нас вот-вот поглотит темнота, наконец, стали попадаться светящиеся мхи.

Плетение на лице превращало мир в гигантскую гравюру, где тени были густой тушью, а редкие светящиеся мхи – белыми пятнами. Идущие рядом бойцы начинали нервно оглядываться по сторонам. Меня тоже охватило беспокойство. Но, естественно, я постарался ему не поддаваться.

Вместо этого наклонился к Авелине и спросил:

– Щит сможем поставить впереди?

– Смогу перекрыть коридор на расстоянии от нас, – ответила жена. – Так будет лучше.

– Хорошо, – кивнул я.

Мы двигались за Александром Пискарёвым, забираясь всё глубже под землю. Широкий коридор с рельсами посередине уходил вниз под ощутимым уклоном. Мха становилось больше, света от него – тоже. И люди вокруг приободрились.

Радиоведущий шёл неспешно, зато уверенно. И в этом странном месте его мощная фигура с автоматом на груди казалась бастионом спокойствия. Даже несмотря на то, что он то и дело замирал, поднимая руку. И вся наша колонна замирала следом, затаив дыхание.

Наконец, коридор упёрся в огромный подземный зал. Здесь было светлее: на стенах виднелись целые колонии светящегося мха, который отбрасывал фантасмагорически-зелёные тени на массивные двери грузовых лифтов. Всего этих дверей было три, и выглядели они как бронированные ворота в крепость. Правда, покрытые толстым слоем пыли и странного, похожего на паутину, налёта.

– Останавливаемся и ждём, – передали по цепочке приказ Пискарёва.

Сам он прошёл вправо, к двум колониям мха, между которыми было слишком темно, чтобы что-то разглядеть. И на пару мгновений скрылся в этой темноте. Раздался какой-то тихий лязг, а потом наступила тишина, которая не продлилась долго.

Вскоре Пискарёв вернулся, жестами показывая идти за ним. Отряд двинулся дальше. Впереди шли местные исследователи подземелий. Сразу за ними – ратники, плотным кольцом окружавшие цесаревну. Затем – я, Авелина, полудесяток Хлебова и Арсений Булатов с бойцами сопровождения. А замыкали движение люди Синякина.

Остановились мы в очередном помещении, однако на сей раз в центре виднелась уходившая вниз лестница. Пискарёв и трое из его людей нырнули в её темноту, а мы вновь остались ждать.

Минута. Две. Пять. Ожидание затягивалось. Люди от скуки начинали поглядывать по сторонам. Наконец, ребята Пискарёва вынырнули из темноты лестницы, а сам он стал показывать руками, чтобы мы подошли ближе.

Когда все командиры собрались рядом, радиоведущий шёпотом озвучил итоги разведки:

– Дела у нас так себе!.. Если бы это была просто вылазка, я бы предложил развернуться и идти назад. В следующий раз, типа, повезёт. Но это не наш случай.

– И что там? – спросил Синякин.

– До четвёртого яруса мы доберёмся. Но дальше, на пятом, болтаются изменённые. Сразу две разновидности: разбойники и охранники. Собирают мох, чтобы сожрать. Мимо проскочить по лестнице при всём желании не получится… – Пискарёв на миг замолчал. – Но мы тут с ребятами подумали, пока ходили… Почему бы не спуститься по большой шахте подъёмника? И не попытаться выйти там, где изменённых не будет?

– Тросы у нас есть, захваты тоже, – пожала плечами Саша. – Да и опыт использования этого добра, надеюсь, у всех здесь имеется.

Не то, чтобы это входило в обязательный план боевой подготовки… Но общий принцип знали практически все. Так что, в итоге, никто возражать не стал.

– А если нарвёмся в шахте на разбойников? – вдруг засомневался в своём предложении Пискарёв.

Они с Синякиным вдвоём выжидательно уставились на цесаревну. А та, пожав плечиками, ответила:

– Слушайте, это ваше поселение, ваши бунтовщики и ваши сложности. Решайте и двигаемся дальше. Или возвращаемся. Мы-то уйдём, а вам с последствиями разбираться.

Пискарёв в этот раз посмотрел на Синякина: мол, раз ты от службы безопасности города, ты и решай. А тот раздражённо дёрнул плечом, не желая, видимо, принимать судьбоносные решения. Однако всё же выдавил из себя одобрение:

– Попробуем…

– Тогда, ваше высочество, понадобятся ваши ратники. У большой шахты подъёмника очень тугие двери.

– Витал? – цесаревна взглянула на главу своей дружины, а тот молча махнул рукой, как бы говоря, что это не проблема.

С ратниками вообще было забавно. Динамики на их броне здесь, внизу, не работали, поскольку не были защищены от повышенного содержания теньки. А связь не работала по-прежнему. Вот и общались они преимущественно жестами рук и пальцев. Кивать не получалось, потому что такие движения не предусматривала конструкция брони. Разве что головой могли помотать влево-вправо, если нужно было отказаться от чего-то.

Спуск в тёмную, насквозь пропитанную тенькой шахту, где на каждом уровне тебя могут поджидать бывшие люди – то ещё удовольствие, сказал бы я. Но для начала ещё в эту шахту надо было проникнуть…

Пискарёв и двое ребят сходили на разведку в зал с подъёмниками. Вернувшись, они порадовали новостями, что там чисто и врага нет. Спустившись по лестнице на четыре яруса, мы дошли до кольцеобразного зала, в центре которого шла колонна шахты внутри широкой бетонной трубы.

С помощью ломика Пискарёв развёл основные двери лифта, чтобы появилась щель. А ратники цесаревны просунули в эту щель крюки с тросами и начали с усилием разводить створки.

Расходясь в стороны, те издавали противный скрежет. И, судя по нервным лицам вокруг, не только я переживал, что этот звук услышат изменённые. Но вроде бы пронесло.

Из образовавшейся щели дохнуло холодом, гнилью и чем-то сладковатым. Пискарёв первым сунулся в проём и исчез. Вскоре в шахте подъёмника замелькал свет. Когда я подобрался ближе взглянуть, что происходит, то увидел, что Пискарёв стоит на выступе стены и крепит фонарь к полозьям подъёмника.

И правильно: внутри шахты не было мха, и царила кромешная темень. А значит, не до конца работало бы ночное зрение: ни наше, колдовское, ни техническое у обычных бойцов.

Следом за Пискарёвым в шахту отправились трое его людей. Закрепили страховочные карабины на толстенных стальных тросах и заскользили вниз. Проскочив два яруса, они остановились у третьего и начали возиться со створками.

Изнутри их, как оказалось, можно было разблокировать. Так что, приоткрыв двери подъёмника, ребята Пискарёва сунулись на этаж, тут же вернулись – и снова начали спуск. Такая процедура повторялась на каждом новом ярусе.

Каждый раз, когда двери вскрывались, один из «пискарёвских» исчезал в тёмном проёме, чтобы оценить обстановку. И вскоре возвращался, чтобы опять заскользить вниз.

– Почему они продолжают спускаться? – тихонько спросила Авелина, стоявшая рядом.

Первым ответил ей Синякин:

– Потому что на тех ярусах тоже кто-то есть. А нам нужен чистый ярус, откуда можно снова добраться к запасной лестнице, по которой мы шли.

На шестом по счёту проверяемом ярусе, ушедший в темноту парень долго не возвращался. Минута, две, три… Я уже начал беспокоиться, но тут он, наконец, появился. Что-то тихо сказал, и Пискарёв махнул нам рукой, показывая, чтобы ползли вниз.

Спускался я одним из первых. Страховочный карабин щёлкнул о стальной трос. Я взял в руки спусковое устройство, ещё раз проверил, надёжно ли закреплён на поясе выданный «громобой» – и шагнул в пустоту.

Сначала сверху доносились приглушённый шёпот и шорохи своих. Однако они быстро затихли, растворившись в гулкой влажной темноте.

Мой взгляд выхватывал из серого мрака балки, покрытые ржавчиной и каплями конденсата, пучки оборванных кабелей и массивные противовесы, застывшие в неподвижности.

Когда я спускался мимо дверей на других ярусах, то отчётливо слышал звуки, издаваемые местными изменёнными. Вздохи, сопение, шебуршание, тихое постукивание…

Внизу ребята Пискарёва помогли мне отцепиться и перебраться в зал с подъёмниками. Это оказалось такое же круглое помещение, как то, что я недавно покинул.

Здесь царил беспорядок, учинённый людьми, убегавшими в панике шестьдесят лет назад. Сломанные стулья, опрокинутые столы, разбросанные пожелтевшие бумаги, брошенные противогазы, тёмные, въевшиеся в бетон, пятна, очень похожие на кровь… А на стенах, похоже, когда-то висели инструкции и плакаты. Однако кто-то ожесточённо содрал их, оставив лишь жалкие обрывки.

А ещё всё вокруг покрывал толстый слой пыли. И отпечатывались в нём лишь наши свежие следы.

Я окинул взглядом всех, кто успел спуститься. Синякин, пара его бойцов, ещё несколько человек из отряда Пискарёва – и всё. Затем я мысленно пересчитал тех, кто спускался до меня… Получалось, что трое отсутствовали. Не считая самого Пискарёва, который всё ещё находился в шахте.

– Вроде нас побольше должно быть внизу. А где остальные? – спросил я Синякина.

– Трое сразу ушли на разведку, – кивнул тот в темноту.

Пока вниз ползли остальные члены сборного отряда, включая цесаревну и мою жену, я отошёл в сторону. И начал осторожно обходить центральную шахту по кругу, стараясь не наступать на хрупкие свидетельства разумной жизни, давно покинувшей эти места.

Мой взгляд скользил по надписям на стенах, по разбросанным деталям… Я хотел обойти весь зал, но меня остановил один из людей Пискарёва, стоявший в отдалении.

– Не ходите дальше, ваше благородие, – тихо сказал он, едва шевеля губами.

Я остановился и вопросительно посмотрел на него.

– Мы не проверяли дальше, – пояснил он. – Так-то вроде бы никого нет. Но здесь хватает ниш, отверстий вентиляции и просто незаметных мест. А там могут быть и разбойники, и охранники… Подойдёте слишком близко, и они мигом вас почуют.

Его слова заставили меня по-новому взглянуть на, казалось бы, пустующее помещение. Каждая тень, каждый тёмный проём мог быть потенциальной засадой.

– Вы здесь всегда настороже? – спросил я.

– Приходится, ваше благородие, – признался парень. – Жить-то хочется.

Я кивнул в знак благодарности и отошёл назад, к основной группе. Спускались наши долго, а кому-то и вовсе приходилось помогать. Та же Авелина раньше подобными увлечениями не страдала, поэтому её нужно было страховать. Заодно, пока все спускались, вернулись уходившие по лестнице трое ребят Пискарёва. Они доложили, что внизу чисто до самого седьмого отдела. Того, куда накануне загнали часть свободолюбцев, у которых теперь требовалось выяснить код доступа в восьмой отдел.

Последним из шахты спустился Пискарёв, подав знак двигаться дальше. Сам он вновь пошёл первым, иногда замирая и прислушиваясь к чему-то.

Спустившись по ступеням где-то на уровень пятого отдела, мы вышли на очередную ярусную площадку и начали потихоньку собираться, готовясь к следующему проходу.

Я стоял рядом с Авелиной и Хлебовым, оглядываясь по сторонам, когда спереди долетел сдавленный голос Пискарёва:

– Стоим, не шевелимся!

Весь отряд замер, стараясь даже дышать пореже. Я проследил за взглядом ведущего и увидел, что его так напугало.

Из одного из тёмных проёмов, ведущих вглубь яруса, вышли трое, по всей видимости, изменённых охранников. И застыли неподалёку от лестницы, то ли осматриваясь, то ли принюхиваясь – не знаю уж, как они воспринимают окружающий мир.

Рост у них был такой, что бывшие люди почти упирались в высокий потолок. А тела больше напоминали груды бугристых мускулов, увенчанные наростами крошечных, по сравнению с плечами, голов. Кожа имела цвет и текстуру застывшего бетона. Короткие мощные ноги с явным трудом удерживали огромный вес. А длинные руки-дубины с шипастыми костяшками едва не касались пола.

Из спины и плеч тоже торчали шипы, но уже больше похожие на скальные обломки. Перейдя на теневое зрение, я обратил внимание, что к этим шипам постоянно тянутся хлопья теньки. Которой здесь, в подземелье, и вправду было очень много.

Для меня всё выглядело так, будто вокруг начался снегопад, как в начале зимы. Когда с неба медленно-медленно опускаются большие снежинки. Настолько медленно, что ветер или восходящие потоки подхватывают их, и появляется ощущение, будто снег идёт вверх.

Это было даже красиво… Если бы это не были хлопья теньки.

Я снова переключился на обычное зрение. Надо сказать, пока я осматривался, ситуация на этаже не изменилась.

Практически.

Люди стояли на месте, целясь из оружия в потенциальную угрозу, а изменённые охранники – разглядывали нас.

Не знаю, почему я решил, что они нас разглядывают. Скорее, мне так показалось. Глаз я на утопленных в тело головах не увидел. Да и местные рассказывали, что бывшие охранники – слепые.

Секунда. Две. Десять.

Потом один из охранников, самый крупный, низко, словно из бочки, проворчал что-то. Звук был похож на перекатывание булыжников. Двое других ответили такими же гортанными раскатами. Они ещё раз «посмотрели» в нашу сторону, удивительно плавно для своей массы развернулись и скрылись обратно в темноте яруса. Их тяжёлые шаги быстро стихли, позволив нам отмереть.

Пискарёв выдохнул и тихонько сообщил:

– Видно, им пока не до нас. Не голодные. Или не в настроении. Повезло.

Лестница вела нас всё ниже. И вскоре внизу показался тусклый, но устойчивый свет. Седьмой ярус.

Войдя на него, мы остановились в изумлении. Здесь горело аварийное освещение. Из нескольких десятков ламп под потолком, большая часть которых, конечно, давно перегорела, несколько всё-таки светились, разгоняя кромешную тьму.

Пройдя ещё пару десятков шагов, мы вышли в такое же круглое помещение, как наверху, с шахтой посреди.

– Приборы ночного видения и плетения не снимаем! – чётко и громко, нарушая тишину, приказал Синякин. – Свет здесь есть, но мы не знаем, что впереди. Ослепнете в темноте – подведёте всех.

Пока отряд собирался в центре зала, Пискарёв наклонился, изучая пол. Он провёл рукой по толстому слою пыли, а затем встал и медленно обвёл взглядом зал. Его лицо стало мрачным.

– Следы, – тихо сказал он, обращаясь ко мне, Синякину и подошедшей Саше. – Много следов. Охранники, учёные, разбойники… Все виды тут прошли.

– И где они? – спросила Саша, хмуря брови и сжимая свой автомат.

Невозможность, в случае чего, пользоваться сложными плетениями, её явно угнетала. Как, впрочем, и меня с Авелиной. Хотя, откровенно говоря, те плетения, которые мы знали, вряд ли можно было считать сложными.

– А вот это самый главный вопрос, ваше высочество… – Пискарёв покачал головой. – Их здесь нет. Ни одного. Помещение большое, но не настолько, чтобы спрятать столько «изменышей». Значит, они куда-то ушли.

– Куда? – в груди похолодело от нехорошего предчувствия.

– Туда, куда и мы идём, – Синякин ответил вместо радиоведущего. – В глубину. К седьмому отделу. К «свободолюбцам».

Наш переход к седьмому отделу напоминал прогулку по заминированному полю. Не в плане взрывчатки, а в плане звука. Мы ступали медленно, перенося вес с ноги на ногу, осторожно обходя разбросанные обломки и оборванные кабели.

Взгляды были, в основном, прикованы к полу. Но периферией зрения мы ловили каждое движение в мрачных тёмных углах, куда не добирался свет аварийных ламп.

Пискарёв, шедший в голове колонны, внезапно замер у стены, где висела схема этажа, потрескавшаяся от времени и покрытая слоем грязи. Он достал свою церу, аккуратно стёр грязь с поверхности схемы и сделал несколько снимков.

С этого момента он стал регулярно сверяться с электронной копией, отмеряя наш путь по виртуальным коридорам и залам. Иногда он останавливался, отправляя вперёд своих людей, и тогда нам приходилось стоять и ждать, когда те вернутся.

В этой темноте мы путешествовали уже часа четыре. Вскоре обычным предстояло заменить фильтры в масках для дыхания. И мне подумалось, что хорошо бы сделать это заранее, не дожидаясь, когда нас настигнут неприятности. А в том, что они настигнут, я почему-то не сомневался. Не может всё идти гладко, когда разношёрстный отряд лезет в темноту подземелья, где обитают изменённые люди.

В какой-то момент мы выбрались в длинный зал, похожий на те, которые уже приходилось пройти. Однако тут имелись определённые отличия… Начать надо бы с того, что в центре зала, на плитах, темнели несколько десятков неподвижных тел.

Часть из них принадлежала изменённым учёным. Их тонкие, многосуставчатые туловища, нелепо раскинув многочисленные конечности, выделялись среди всех. Однако вперемешку с ними лежали и другие – нормальные люди. В современной, хоть и порванной местами одежде.

Молодые парни и девушки. «Свободолюбцы». Их тела были обезображены. Похоже, смерть им выдалась не слишком приятная. Некоторые оказались буквально разорваны на части.

Но самое жуткое было не в этом. По периметру зала, в глубокой тени под стенами, сидели или стояли, сливаясь с мраком, ещё несколько десятков изменённых учёных.

Они не двигались, не издавали звуков. Просто замерли, словно каменные изваяния уродливых пауков. Одни прилипли к стенам, другие выбрали тень погуще, чтобы скрыться в ней.

А в дальнем конце зала, перекрывая единственный проход, виднелась наглухо опущенная стальная переборка. Она была испещрена вмятинами и царапинами, но выстояла под сильными ударами, похоже. И не пустила изменённых дальше.

Пискарёв принялся знаками показывать, чтобы мы шли обратно, а сам медленно попятился, напряжённо глядя в зал. К счастью, эти жуткие твари так и не отреагировали на нас. А когда мы, наконец, оказались на безопасном расстоянии, Пискарёв снова обошёл отряд и занял место во главе.

И вновь наша группа углубились в лабиринт седьмого отдела. Но в этот раз путь был недолог. Пискарёв двигался уверенно, сверяясь с планом на цере, и вскоре мы оказались в небольшом, но просторном помещении, похожем на столовую.

Двери здесь были целы, и их можно было забаррикадировать. В углу валялись пустые баллоны из-под воды, но главное – здесь было несколько выходов, что давало пути для отступления.

– Устроим привал здесь, – объявил Пискарёв, когда все втянулись внутрь. – Отдыхаем, проверяем снаряжение, пьём воду, меняем фильтры. Никакого шума.

После его слов в заброшенной столовой воцарилась тихая, но напряжённая суета. Бойцы рассредоточились по углам. Одни, в том числе и мой полудесяток Хлебова, снимали маски и с глухими щелчками заменяли отработавшие фильтры. Другие с характерным звуком, стараясь не шуметь, откручивали крышки с фляг.

Пискарёв, отпив воды и сменив фильтры, отозвал в сторону меня, Авелину, Сашу, Булатова, Витала и Синякина. Мы образовали тесный круг, и по лицу радиоведущего я понял: новости будут нерадостными.

– Если честно, не знаю, что дальше делать!.. – без предисловий выдохнул он, и в его глазах читалась непривычная в его случае неуверенность.

– В чём сложность? – так же тихо спросил я. – Там десятка три этих «учёных». Их так сложно убить?

– Перебить три десятка – дело техники, ваше благородие, – вместо ведущего ответил Синякин. – Но шум от стрельбы всё равно будет. К этим трём десяткам подтянется подкрепление. И не три десятка, а все триста.

– Да и это не беда, – снова заговорил Пискарёв, доставая свою церу и выводя на неё схему, – Смотрите… Мы здесь. А здесь – та самая переборка.

Он ткнул пальцем в нужное место.

– Как её пройти? Если будем взрывать или резать, к нам сбегутся со всех окрестных ярусов. А если обходить… – Пискарёв снова указал на план. – … Вот здесь обходные пути. Туда можно попасть даже отсюда, если выйти через кухню.

– И что нам мешает это сделать? – спросила Саша, пристально изучая карту.

– Этот коридор проходит впритык к техническим помещениям седьмого отдела. Ну, там, где раньше были мастерские, склады и всё такое… – пояснил Пискарёв. – А там водятся техники. И там же можно нарваться на изменённых двусердых… Слишком большой риск. Я такое сам решать не возьмусь.

Мы молча переглянулись. Варианты, мягко говоря, были не из приятных. Синякин первым нарушил тишину:

– Я бы лучше попытался пройти… Сколько спускаться в это чёртово подземелье, чтобы повернуть назад?

– Меня волнует только один вопрос, – проговорила цесаревна. – Если повстанцы перекрыли переборку здесь, что им мешало опустить их по всей ширине отдела?

– Шестьдесят лет назад здесь всё и началось, – пояснил Пискарёв. – Ромеи и нанятые ими разбойники прорвались внутрь именно в седьмом отделе. Никто не знает, откуда они здесь взялись. Но прорывались они из глубины. И переборки с этого боку были взорваны ещё тогда. Их просто нельзя перекрыть.

Он снова ткнул пальцем в схему.

– Тогда почему изменённые люди стоят у единственной закрытой переборки? – удивилась Авелина.

– Потому что они не слишком умные, – признался Пискарёв. – Как уже говорилось, ваше благородие, если у них и были мозги, от них мало что осталось.

– Ну раз так, то надо идти! – вздохнула цесаревна.

Пискарёв кивнул, спрятал церу и взглядом измерил нашу небольшую группу.

– Тогда так сделаем… Вперёд пойду я и пара моих людей. Будем указывать направление. Дальше идёт Артём Михайлович со своими людьми и двусердые… Ваше высочество…

– Ратники меня не отпустят, так что пойду вместе с ними, – покачала головой Александра.

– Хорошо… На разведку времени не будет, – предупредил Пискарёв. – Когда ходишь рядом с техническими помещениями, задерживаться не стоит. Оружие держим наготове, если что – стреляем.

Мы двинулись прямо из столовой, даже не пытаясь вернуться в основные коридоры. Пискарёв повёл нас через помещения кухни. Здесь было ещё больше хаоса – опрокинутые шкафы и столы, рассыпанная по полу и спрессованная в камень еда. И чьи-то кости, хрустевшие под ногами.

Александр шёл чуть впереди, его массивная фигура заслоняла обзор. Он уверенно прокладывал путь через завалы к дальней стене, где угадывался ещё один проход. И мы уже начали надеяться, что проскользнём незамеченными.

Именно в этот момент из гигантской вытяжной трубы над плитами, с тихим шелестящим звуком вывалились трое изменённых учёных. Время замедлилось… Но я потерял драгоценные доли секунды, заметив противника слишком поздно.

А учёные уже рванули к Пискарёву, который их не замечал у себя за спиной. В этот момент кто-то из людей Синякина начал стрелять, а сам Артём Михайлович рявкнул, привлекая внимание Пискарёва:

– Саша, сзади!

Хлопки выстрелов и крики разорвали тишину, которую мы так долго берегли. Тварей, конечно, смело раньше, чем они добрались до Пискарёва… Но звуки прокатились по помещению и, уйдя в вентиляцию, рванули в тёмные коридоры.

Ответ не заставил себя ждать. Сначала это был далёкий, едва уловимый шорох. Потом – нарастающий гул приближения живых существ. И шёл он со стороны того самого зала с переборкой.

– На выход! – уже без всякой скрытности взревел Пискарёв, кидаясь вперёд.

Мы ринулись за ним. При это я ещё старался держать в поле зрения Авелину и Сашу. Двое ребят Пискарёва упёрлись в створки двойной двери в дальнем конце кухни. Однако те никак не поддавались их усилиям.

Два Сашиных ратника подскочили на помощь, уперлись бронированными плечами, надавили… И створки наконец-то начали с треском расходиться. Оказалось, с другой стороны их блокировала доска, просунутая в ручки. От усилий ратников она отчаянно трещала, но, на удивление, держалась.

Подскочивший к двери Пискарёв направил на неё автомат и дал очередь, прошивая пулями сухую древесину. Жалобно скрипнув напоследок, доска сломалась, и путь был свободен.

Отряд хлынул в узкий тёмный проём. Я пропустил вперёд Авелину, Булатова и Сашу. Сам скользнул следом, радуясь, что Тёма с нами не пошёл. В этой суете было бы действительно страшно его потерять. Последними уходили ратники в тяжёлых доспехах. Они уже начали стрелять по кому-то в столовой. Но я, остановившись в отдалении, врага так и не увидел.

Последний из ратников, зашедший в коридор, не медля ни секунды, захлопнул створки изнутри. И, подняв с пола обломок всё той же доски, вставил его обратно в ручки, чтобы закрыть проход.

Мы не стали ждать, когда изменённые начнут ломиться в дверь, а двинулись дальше.

Перед нами тянулся длинный и прямой, как стрела, «казённый» коридор. Стены были покрашены в зелёный скучный цвет, а вдоль них и под потолком шли пучки кабелей и труб.

По обе стороны виднелись одинаковые металлические двери с номерками. Вероятно, бывшие кабинеты или кладовые техперсонала. Мы двигались вперёд быстрым шагом. К сожалению, идти тихо при такой скорости не особо выходило.

Коридор закончился скучным прямоугольным помещением. Что тут было раньше, сейчас не вышло бы разобрать. Вполне возможно, просто пустой зал.

Вот только на этот раз он не пустовал.

Прямо по центру, за баррикадой из перевёрнутых столов и шкафов, сидели трое людей. Нормальных, не изменённых. Они были в потрёпанной гражданской одежде, с автоматами в дрожащих руках.

Видеть они нас не могли: приборов ночного видения не было. А мы так и не вступили в круг света, отбрасываемый светильником, который они поставили посреди своего укрепления. А вот наши шаги они услышали загодя.

И так перепугались, что тут же начали стрелять на звук. Один выдал длинную очередь, которая всё же преодолела артефактную защиту Авелины. Судя по характерным вспышкам, пули были с сердечником из хладного железа.

Я услышал глухие удары пуль о броню и сдавленные вскрики. А двоим из отряда Пискарёва и вовсе не повезло: ребята рухнули на пол, дёргаясь в предсмертных конвульсиях.

Прежде чем кто-либо успел отдать команду, наш отряд ответил. Несчастных «свободолюбцев» просто смело свинцовым ураганом, обрушившимся на их укрепление.

– Вперёд-вперёд-вперёд! – заорал Синякин, поторапливая своих бойцов.

Мы ринулись через зал, перепрыгивая через разрушенную баррикаду и трупы несчастных. С противоположной стороны зала, из тёмного прохода, с криками и воплями выбежали ещё несколько «свободолюбцев».

Эти, к счастью, сразу стрелять не начали. Только пялились в темноту, пытаясь понять, что произошло. Светильник-то в укреплении тоже смело пулями…

В дело вступили бойцы Синякина. Они скользнули к растерявшимся «свободолюбцам», используя темноту и замешательство…

А затем послышались глухие удары, крики и стоны. Когда я подоспел, всё было кончено. Каждый повстанец оказался прижат к полу, со сведёнными за спиной руками, а их автоматы уже складывали кучкой поблизости.

И сейчас бы допросить их быстренько… Но из темноты, откуда они примчались, доносилась отчётливая яростная стрельба. И не как у нас, с глушителями, а громкие раскатистые выстрелы из разнокалиберного оружия. А ещё крики и взрывы гранат.

С кем-то там их товарищи повздорили. И повздорили серьёзно.