Текст книги "Дикая омега (ЛП)"

Автор книги: Ленор Роузвуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Глава 34

АЙВИ

Я вскакиваю, резко приходя в себя, глаза распахиваются, и сознание возвращается в стремительном, дезориентирующем ударе. Несколько головокружительных мгновений я не могу понять, где нахожусь – резкий свет люминесцентных ламп, запах антисептика, ровный писк монитора, отслеживающего жизненные показатели.

А потом всё обрушивается на меня разом, с оглушающей, болезненной ясностью.

Миссия. Перестрелка. Валек в снайперском гнезде. Мой отчаянный побег через ледяную пустошь.

Призрак.

Дыхание застревает в горле, когда обрывочные образы последних дней вспыхивают у меня в сознании. Пронизывающий до костей холод той ледяной пещеры. Огромная тень, бесшумно сторожившая мой сон. Те бледные, беспощадные глаза, впивающиеся в мои, когда он, неуклюже, но бережно обрабатывал мои раны.

Меня пробивает дрожь, мурашки вздымаются по коже. Призрак был словно созданием из лихорадочного кошмара – живым сном, укутанным в тень и угрозу.

И всё же... он спас меня. Укрывал от лютой метели, защищал, когда остальные прочёсывали бурю в поисках меня.

Моя рука машинально поднимается к плотной повязке на бицепсе – тянущая, глубокая боль под ней напоминает, насколько близко я была к пустоте, к гибели, в тех безжалостных горах.

Шорох заставляет меня поднять взгляд, и сердце делает болезненный скачок, когда из тени выходит Чума.

– Проснулась, – его низкий, хриплый голос прокатывается по позвоночнику так, что я едва не вздрагиваю. – Как себя чувствуешь?

Я моргаю, с трудом собирая разрозненные мысли в хоть что-то цельное.

– Как будто мне в руку выстрелили, – бурчу, морщась от хрипоты в собственном голосе.

Чума тихо хохочет под своей жуткой маской.

– Тебе ещё повезло, что рука у тебя вообще осталась, – сухо отмечает он. – Если бы рана находилась необработанной ещё чуть-чуть – отнимали бы всю конечность.

Меня пробирает новая дрожь. Он прав – та пронизывающая, жгучая боль была хуже всего, что я когда-либо чувствовала. Будто кто-то раскалённым прутом проткнул кожу и кость насквозь.

Откинув тонкое одеяло, я пытаюсь свесить ноги с койки.

– Где мы? – сиплю, когда внезапная волна головокружения заставляет комнату опасно качнуться. – Мы вернулись на базу?

– Почти, – отвечает Чума, быстро пересекая комнату размашистыми, уверенными шагами. – Мы в особняке олигарха. Я организовал временную мини-клинику здесь, пока не стабилизировал тебя достаточно, чтобы транспортировать.

Он наклоняется ко мне, его светлые глаза за жёлтыми линзами сужены, изучают меня с той клинической сосредоточенностью, от которой у меня мгновенно теплеют щёки. Я напрягаюсь, вся будто сжимаюсь, когда он снимает кожаную перчатку и тыльной стороной пальцев касается моего лба.

– Похоже, у тебя всё ещё жар, – бормочет он, большим пальцем тихо проводя по линии моей скулы – так нежно, что никак не вяжется с его кровавой репутацией. – Странно. Он должен был давно спасть.

Я сглатываю, рот внезапно пересох. Я облизываю губы – мелкое, невинное движение, но его внимание цепляется за него так резко, будто я сделала что-то куда более интимное.

Золотые линзы ловят этот жест. Запах в воздухе густеет. Пряный, плотный… возбуждение. Сильное, тяжёлое. Я вдыхаю его – и жар мгновенно поднимается по венам, разгораясь под кожей.

О нет.

Только не сейчас. Пожалуйста. Только не это…

– Мне… нужно сесть, – шиплю, сопротивляясь новой волне головокружения.

Чума сразу двигается, его длинные пальцы скользят под мои плечи, осторожно поднимая меня. От прикосновения по телу словно пробегает разряд – каждая точка соприкосновения вспыхивает искрами, разжигая нестерпимую, расползающуюся жажду.

Живот сжимается, и низкий стон вырывается прежде, чем я успеваю его задавить. Жар нахлынул, накрыв с головой – будто расплавленный металл разлился между бёдер.

Чума замирает. На его лице – та хищная неподвижность, когда озарение наконец опускается на него.

– Айви, – рык низкий, с сиплым, хриплым надломом, которого я раньше в нём не слышала. – Ты что… входишь в течку?

Я сдавленно всхлипываю, пальцы судорожно комкают тонкие простыни, пока тело предательски выходит из-под контроля. Каждое нервное окончание – натянутая струна, каждая щепотка ткани, касающаяся моей кожи, – раскалённая пытка.

Этого не может быть. Не сейчас. Не здесь. Не с ними…

Меня накрывают воспоминания о Центре – искривлённые, липкие картины ухмыляющихся охранников и холодных, клинических «процедур». Тогда я была просто вещью. Предметом. Инструментом, который используют и выбрасывают. Мои течки были для них очередной формой пытки.

Но здесь… здесь, окружённая альфами – окружённая Чумой – страх вплетается во что-то более тёмное. Первобытное. Обещание удовольствия и боли. Сладкого подчинения… и потери всего, что делает меня мной.

– Айви.

Голос Чумы прорезает туман, цепляя меня обратно в реальность. Его пальцы обхватывают мой подбородок, приподнимая лицо, заставляя встретиться с пустым золотым взглядом линз. – Посмотри на меня.

Я подчиняюсь мягкому приказу и замираю. Его запах разливается густо и тяжело, тёплым туманом накрывая мысли. Я привыкла слышать альфа-голос только как грубую, властную команду, полную насилия – но эта… простая, тихая… наполняет меня странным облегчением. Напряжение в мышцах чуть-чуть отпускает, и пульс перестаёт шататься так болезненно.

В его тоне нет угрозы. Нет жестокости. Нет обещания боли. Только какая-то благоговейная тишина, совершенно чуждая этому закалённому убийце.

– Я не причиню тебе боль, – шепчет он, голосом, который сам по себе – почти прикосновение. Шершавое, нежное, до мурашек. – Не так, как они.

Меня пронзает дрожь. Он знает. Как-то – знает. И этот жестокий, изломанный альфа вдруг обещает защитить меня от того, что со мной делали.

– Пожалуйста… – выдыхаю, вцепляясь пальцами в грубую ткань его рубашки, прижимаясь к его тёплому, надёжному телу. – Сделай, чтобы прошло… Я не… Я нужна…

Свободная рука Чумы поднимается, ладонь обхватывает мою щёку. Жёсткие подушечки пальцев проводят по линии челюсти – потрясающе нежно.

– Я не могу полностью остановить это – не с теми лекарствами, что уже в твоей системе, – его голос низок, прокурен, вибрирует в костях. – Но я могу приглушить огонь. Если позволишь.

Я киваю – молча, без сопротивления, всеми фибрами души понимая, что уже слишком далеко, чтобы удержать свою броню. Жажда сильнее. Сильнее стыда. Сильнее гордости.

Чума тихо рокочет, низко, в груди. Звук горячей волной проходит по позвоночнику. Медленно, почти болезненно нежно он укладывает меня обратно на тонкий матрас и начинает снимать одежду, которую я сама пыталась сорвать, даже не замечая.

Жар под кожей растёт как безумный, и каждая нитка ткани превращается в пытку.

Сначала я напрягаюсь – инстинкты вопят: беги, дерись, рвись прочь.

Но он успокаивает шёпотом – мягким, почти ласкающим. Его прикосновения лёгкие, трепетные. Он открывает мою обожжённую жаром кожу медленно, почти благоговейно, особенно осторожно обходя раненую руку.

Когда я остаюсь полностью обнажённой под ним, он замирает… просто смотрит. Впитывает. Запоминает каждый изгиб, каждый вздох.

– Такая красивая… – хрипит он так, будто это молитва, вырвавшаяся помимо воли.

Его руки начинают скользить по моему телу – одна в перчатке, другая голая – и это безумие. Контраст мягкой кожи и холодной кожи, тепла и гладкой плотности, сводит с ума. Каждое движение раздувает пламя сильнее, доводя меня до дрожащего, невыносимого напряжения.

Но он всё ещё не даёт мне того, что я отчаянно хочу.

– Чума… – стону я, губы касаются его маски, и я извиваюсь под ним, беспомощная и горящая. – Пожалуйста… я не… я нужна…

– Тише, – шепчет он, большим пальцем рисуя круг вокруг затвердевшего соска. – Я знаю, что тебе нужно. Позволь мне позаботиться о тебе.

Мои пальцы сжимают его рубашку, пока он опускается ниже, оставляя огненную дорожку по моему телу. Я хочу, чтобы он снял маску. Хочу почувствовать его губы. Хочу, чтобы он прижал меня к себе, растоптал, поглотил целиком – и при этом даже одно его голое прикосновение выбивает из меня стоны, как будто он знает каждую кнопку в моём теле.

Тихое, неожиданное мурлыканье срывается у меня из горла. Я даже не помню, когда в последний раз издавала такой звук – но не могу остановиться.

– Какой прекрасный звук, – выдыхает Чума, и жар вспыхивает сильнее, охватывая меня, как пожар. Каждое лёгкое касание его длинных пальцев подливает масло в пламя.

Моя спина выгибается, из груди вырывается жалобный всхлип, когда он доводит меня до грани, мучая с идеальной точностью. Он знает, куда нажать. Как сильно. Как держать меня на том тонком, сводящем с ума краю между болью и блаженством.

Я никогда раньше не хотела, чтобы альфа трогал меня. Даже в течку – боль всегда была сильнее удовольствия. Но сейчас… всё иначе. Боль есть – глубокая, стонущая в животе, требующая освобождения. Но его касания… приглушают её. На мгновение. На вдох.

Но всё же приглушают.

Это ново.

Это пугает.

И это сводит меня с ума.

– Пожалуйста… – повторяю я, почти всхлипывая, пальцы снова судорожно сминают простыню, пока он продолжает водить большим пальцем по моему соску. Это трение – изысканная пытка, едва ощутимое касание его кожи по моей – и меня уже сводит, чёрт побери, скручивает так сильно, что пальцы на ногах выгибаются.

Он низко рычит, вибрация в груди прокатывается по моим чрезмерно чувствительным нервам сладкими, до дрожи приятными толчками.

– Терпение, Айви, – хрипит он, наклоняясь ближе. – Дай мне сделать всё правильно.

Его греховные пальцы скользят ниже, описывая изгибы моего тела с такой нежностью, что она почти не вяжется с жестоким убийцей, каким я его знаю. Он изучает каждый дюйм моей горячей кожи, будто запоминает карту рельефа только через прикосновения.

И когда он, наконец, достигает влажного жара между моих бёдер, я закатываю глаза и выкрикиваю – сорванный, отчаянный звук, вырвавшийся из самой глубины.

Чума тихо усмехается, низко, тягуче, этот тёмный рык отзывается в моих костях, когда он медленно, мучительно медленно раздвигает мои складки.

– Уже такая мокрая, – шепчет он, голос пропитан благоговейной хрипотой. – Такая хорошая девочка.

Эти слова должны были меня испепелить от стыда. Должны были заставить меня отшатнуться, зарычать, возмутиться – я не чья-то игрушка, не зверёк, которого хвалят за правильную команду.

Но из его уст… из его уст это звучит как грех, произнесённый молитвой.

И я могу лишь жалобно пискнуть, когда он очерчивает круг у самого входа одним тупым кончиком пальца.

– Посмотри на себя, – хрипит он, стягивая маску одним резким движением.

Под ней – глаза, чёртовы глаза, полные того самого желания, в которое я уже безвозвратно провалилась. Он берёт кончик перчатки зубами и сдирает её – и я впервые в жизни завидую кусочку ткани.

Его обнажённая рука скользит вверх по моему животу, к груди. Ладонь обхватывает её, пальцы перекатывают затвердевший сосок – и я стону, выгибаясь навстречу.

– То, как ты извиваешься... чистая поэзия, – выдыхает он, будто это признание, от которого у него самого перехватывает дыхание.

И – наконец.

Он входит в меня одним длинным пальцем.

Растяжение – блаженство. Чистое, огненное. Каждое нервное окончание вспыхивает, как если бы меня погружали в горячий мед, смешанный с жаром течки.

– Больше… – умоляю, бёдра сами тянутся, пытаясь втянуть его глубже. – Чума, пожалуйста…

– Тихо, – шепчет он, большой палец находит мой вздувшийся, болезненно чувствительный узелок, и начинает рисовать по нему плотные, аккуратно выверенные круги.

– Вот так, – мурлычет. – Я держу тебя, маленькая омега. Позволь мне взять всё.

Я снова стону, спина выгибается в дугу, когда он сгибает пальцы внутри меня – зовущий, до невозможности точный жест, от которого у меня перед глазами разлетаются звёзды. Он ловит мои рваные звуки поцелуем, жадным, голодным, и другая его рука скользит по моему телу, дразня, мучая каждую дрожащую клеточку.

Прикосновения Чумы поджигают меня изнутри.

Каждая точка, каждое движение – вспышка.

Он вскрывает во мне места, о существовании которых я даже не подозревала. Волна за волной проходит по моему телу, наращивая напряжение, пока я не трясусь на острие, между рухнуть – и воспарить.

– Вот так, – шепчет он у моего горла, зубы легко царапают чувствительную кожу. – Отдайся мне, маленькая омега. Покажи, как хорошо тебе.

Его большой палец кружит быстрее, давление усиливается, пока я уже мечусь под ним, извиваюсь, не в силах остановиться. Тугой узел в животе натягивается, натягивается, готовый лопнуть.

– Я не могу… – всхлипываю, ошеломлённая, переполненная, разрываемая чувствами. – Это слишком… я…

– Сможешь, – рычит Чума, изгибая пальцы сильнее. – И сделаешь. Кончи для меня, Айви. Сейчас.

Эта команда ломает меня. Просто разрывает пополам.

Я вскрикиваю, выгибаясь, как тетива, когда оргазм накрывает меня – взрывной, ослепительный, выжигающий мысли. Мои мышцы сжимаются вокруг его пальцев, захватывают их, пульсируют, пока волна за волной не проходит по моему телу, стирая всё, кроме пульсирующего блаженства.

Чума не останавливается. Он ведёт меня через каждый толчок, каждую дрожь, пока я полностью не обмякаю под ним – слабая, пылающая, едва дышащая.

Только когда я начинаю возвращаться, он медленно извлекает пальцы… и подносит их к губам. Лижет их – глубоко, с низким гортанным рыком удовольствия.

Он склоняется надо мной, касается моих губ – мягко, почти невесомо, и это, чёрт возьми, интимнее всего остального. Я чувствую вкус себя на его рту – чуть сладкий, чуть мускусный.

– Вот моя хорошая девочка, – шепчет он у уголка моих губ, большим пальцем отводя влажные пряди волос от моего раскрасневшегося лица. – Дыши.

И я дышу. Рваными вдохами втягиваю воздух, пока пламя внутри наконец не скатывается до тлеющего уголька.

Но жара это не гасит. Не до конца.

Боль всё ещё там – сладкая, сочная тяжесть внизу живота – но она уже не разрывает меня на части.

По крайней мере… на мгновение.

Я всё ещё пытаюсь поймать дыхание, когда волна жара снова поднимается из глубины. И хотя он снял остроту…

Его прикосновений мало.

Катастрофически мало.

Глава 35

ВАЛЕК

Я рывком просыпаюсь на диване в общей комнате – как обычно, выдернутый из сна чьими-то поднятыми голосами в коридоре. Протирая глаза, оглядываюсь. Похоже, остальные вернулись с осмотра территории, пока я отсыпался после удара по голове, который мне любезно обеспечила наша маленькая психопатка.

Кстати о ней…

Ноздри расширяются, когда меня накрывает густой, ударный запах. Ваниль и мед. И тот самый мускус омеги, который ни с чем не спутаешь. Мой член подёргивается в штанах, голод обжигает нервы, как язычки пламени. Я знаю этот запах. Знаю слишком хорошо. Хотя такой… такой манящий оттенок я никогда раньше не встречал.

Айви в течке.

Из коридора выходит Чума. Обычно холодный, отстранённый – сейчас он выглядит немного… растрёпанным. И пахнет ею. Её сладким запахом. Её феромонами. Её жаром.

Белая, вскипающая ярость мгновенно бьёт в голову.

Я вскакиваю. Хватаю Чуму за грудки. И со звериным рычанием вбиваю его спиной в стену.

– Ты, блядь, её трогал?

Он встречает мою ярость с безупречным спокойствием.

– Она корчилась от боли, – отвечает ровно. – Я всего лишь снял остроту по её просьбе.

– Ага. Конечно, – оскаливаюсь, резко тряхнув его. – Только это ты и сделал, хитрый маленький...

– Хватит!

Альфа-команда бьёт по нервам, как плеть. В дверях появляется Тэйн, рядом – Виски, кулаки в крови. Тэйн отрывает меня от Чумы с чудовищной силой – и тут же сам вбивает Чуму в противоположную стену.

– Дай мне хотя бы одну хорошую причину, по которой я не должен выпустить тебе кишки прямо сейчас, – рычит он, упершись предплечьем в горло медика. Чума чуть подаётся назад, но его хватка – несокрушима.

Чума лишь фыркает, презрительно.

– Потому что мне не нужно, чтобы ты мне верил, – спокойно бросает он. – Можешь спросить у Айви сам.

Челюсть Тэйна дергается. Пальцы чуть сильнее вжимаются в горло Чумы. На мгновение я почти уверен, что он сорвётся, поддастся ярости и сломает его, как бешеную собаку.

Но потом он медленно – очень медленно – отпускает.

– Это не конец, – предупреждает он, голосом, от которого кровь в жилах стынет. – Ещё раз провернёшь что-то подобное без согласования с остальными – и ты вылетишь. И второй попытки не будет.

Виски фыркает, губы тянутся в презрительной усмешке.

– Значит, он теперь на особом положении? Привилегии для доктора?

– Никаких, – рявкает Тэйн, резко поворачиваясь к нему. – Но у нас сейчас проблемы посерьёзнее, чем драки между собой.

Виски тычет пальцем в Чуму:

– Как он и сказал – у Айви течка. И с тем, что скоро подъедет конвой для сделки по оружию, её запах привлечёт каждого поганого наёмника и барыгу в сотне километров. Эти ублюдки в лесу нашли её легко даже тогда, когда подавитель ещё работал.

Тяжесть его слов ложится на комнату, как саван.

И сколько бы я ни ненавидел Чуму за его своеволие – Тэйн прав. Непомеченная, плодная омега в цикле – это маяк. Призыв. Сигнал для каждого свободного альфы вокруг.

А мы сейчас на территории самой мразотной публики – подпольных торговцев, похитителей, живодёров, которые бы убили за шанс заполучить такую редкую добычу.

– И что нам делать? – бурчит Виски, сжав руки в кулаки. – Мы же не можем оставить её так.

– Не можем, – жёстко кивает Тэйн.

У меня брови ползут вверх. Лёгкий холодок тревоги прокатывается по позвоночнику, когда я вижу взгляд, который он бросает на нас.

– Она сама выберет, – говорит он. – Кого из нас допустит к себе. Кто будет… удовлетворять её потребности. По собственной воле.

Он обводит нас тёмным, прожигающим взглядом, считывая каждую вспышку ярости и инстинктов, кипящих под кожей.

– Последнее, что нам сейчас нужно, – это кровавая бойня между неуправляемыми альфами, – продолжает он. – Айви выберет. И мы все это примем. Без споров. А тот, кто даже подумает о принуждении… ответит мне лично.

Эту угрозу озвучивать не нужно. Она ощущается в каждой линии его тела. В его глазах – холодных, бездонных, беспощадных.

Никто не хочет лишиться яиц от руки Тэйна. Но впервые – мы все согласны, даже без угрозы. Никто не заставит Айви делать то, чего она не хочет.

– Как и должно быть, – вставляет Чума.

Тэйн бросает в него взгляд, острый как лезвие.

– Кроме тебя. Ты – в стороне. Ты уже… продегустировал товар.

Чума смотрит на него долго, глаза чуть сужены, мышцы челюсти подёргиваются. Но затем он коротко кивает.

– Хорошо. Но объяснять это ей будешь ты.

– С удовольствием, – бросает Тэйн, уже разворачиваясь и шагая в сторону коридора.

Виски моргает, на лице мелькает растерянное выражение:

– Ты уверен насчёт этого? – выкрикивает он ему вслед. – Мы – альфы, а не какие-нибудь ручные киски. Ты правда думаешь, что ухаживания сработают? Особенно с омегой, дикой как мустанг?

Взгляд, который Тэйн бросает на него, тёмный, нечитаемый.

– У нас нет выбора, – глухо роняет он. – Не если мы хотим сохранить её живой.

И он исчезает в коридоре, его тяжёлые шаги вибрируют в полу.

Мы с Виски молча смотрим ему вслед. Тишина густая, как дым, тянется между нами.

Наконец Виски хмыкает, усмехаясь:

– Ну что ж… будет весело.

Я фыркаю, закатывая глаза и снова опускаясь на ветхий диван.

– Пусть победит лучший.

В этой стае это будет непросто, учитывая, что среди нас нет ни одного, кто был бы хоть немного лучшим.

И даже просто хорошим – тоже нет.

Глава 36

ТЭЙН

Густой, опьяняющий запах течки Айви обрушивается на меня, как приливная волна, едва я переступаю порог лазарета. Ноздри расширяются, каждую мышцу в теле сводит от того, как этот аромат заполняет чувства. Сладкая ваниль и мёд, смешанные с мускусным, осязаемым соблазном плодовитой омеги в полном расцвете.

Ничего подобного я ещё не чувствовал.

Это зов сирены, дёргающий за самые примитивные инстинкты, сидящие в глубине моего мозга, ту хищную часть, которая слишком хорошо знает её уязвимость. Знает, какое искушение предлагает её тело в таком состоянии.

Я сглатываю, сжав зубы, когда желание подойти ближе и забрать её прорывается сквозь контроль. Позволить зверю сорваться с цепи и взять то, что каждая жила моего альфа-естества считает принадлежащим мне по первобытному праву.

Только чистая сила воли удерживает меня на месте, ногти впиваются в ладони, пока я запираю это первобытное голодное урчание обратно в клетку.

Это Айви, моя омега.

А не какая-то жаждущая сука в течке, которую можно запомнить и загнать до тех пор, пока жар не выгорит сам.

Она заслуживает большего. Заслуживает быть нежно, трепетно любимой – так, как ни один из нас, ебанутых ублюдков, вообще не способен.

Но мы – всё, что у неё есть.

Айви шевелится на узкой койке, тонкая простыня сползает на её талию, обнажая мягкие изгибы тела, блестящие от пота. Её бездонные глаза – цвет самого моря – цепляются за меня, полуприкрытые, стеклянные от лихорадочного жара.

И я начинаю чуть меньше осуждать Чуму, если именно так она смотрела на него, когда просила его снять приступы боли.

Вроде как.

– Тэйн, – шепчет она, так хрипло и сладко, что желание накрывает меня новым витком.

Я прочищаю горло, вырывая себе секунду, чтобы собраться, и подхожу к её постели.

– Как ты себя чувствуешь?

Едва заметная улыбка трогает её полные губы – до боли чувственная.

– Бывало и лучше.

Грубый смешок срывается с моих губ прежде, чем я успеваю его удержать – с низким, рычащим оттенком.

– Поверю.

Она смотрит из-под опущенных ресниц, в её взгляде – острая, ясная умность, несмотря на затуманенность.

– Ты пришёл отчитывать меня за Чуму? – спрашивает она.

Я приподнимаю бровь от её формулировки, подавляя вспышку ревнивой ярости, готовой взорваться в груди.

– Нет, – бурчу. – Но кое-что спросить нужно.

Айви напрягается, её гибкое тело скручивается, как туго натянутая проволока. Она изучает меня несколько секунд, будто взвешивая свои слова.

– Это я попросила его…? – она не договаривает, и по её тонким чертам пробегает тень неуверенности.

Я киваю, удерживая её взгляд.

– Да. Это была ты.

Она колеблется, прикусывая нижнюю губу. Затем, почти неслышно:

– …Да. Ты… будешь меня наказывать?

Лоб хмурится от дрожи в её голосе, от внезапной вспышки страха, которая мгновенно портит её запах.

Её взгляд впивается в мой, смесь ярости и осторожности.

– С чего бы мне тебя наказывать, Айви? – мягко спрашиваю я, убирая влажную прядь с её лба. – Это твое тело. Ты имеешь полное право решать, кто тебя трогает.

Боже. Я хочу, чтобы это был я.

Она моргает, губы едва заметно приоткрываются. Я почти вижу, как шестерёнки крутятся в её голове, как она обрабатывает простую истину, которую большинство альф у неё бы отняли.

Спустя долгий, напряжённый миг она, кажется, выныривает из мыслей.

– Если не за это, то… – начинает она.

Я тихо смеюсь, покачивая головой.

– Нет, малышка. Совсем не за это. – Наклоняюсь ближе, ловлю её взгляд, убеждая её увидеть искренность в моём. – Дело в другом. Тебе здесь небезопасно, Айви. Не в таком состоянии. Конвой вот-вот прибудет, чтобы закрыть сделку. А твой запах… – я умолкаю, когда этот сводящий с ума аромат снова вспыхивает в воздухе.

Она краснеет, зрачки расширяются, аквамариновые глаза превращаются в узкие полоски вокруг чёрной глубины.

– Мой запах? – шепчет она.

Я киваю, сглатывая.

– Это маяк, кролик. Для каждого одинокого альфы в радиусе пары миль. Зовёт их сунуть свои носы сюда, как псов в гоне. – Краешек моих губ дёргается в горькой усмешке. – Включая и меня.

Справедливости ради, она не дёргается от моей волчьей ухмылки – этот гордый наклон подбородка не меняется ни на йоту. Но я замечаю, как её горло судорожно дёргается, как дыхание на миг прерывается.

Она прекрасно понимает, о чём я говорю. О том, что её сочный запах делает с самыми примитивными частями мозга альфы.

– Значит, – шепчет она, удерживая мой взгляд с такой силой, что кровь в жилах начинает гудеть, – какое у тебя решение?

Кончик её языка скользит по полным губам, и от этого простого, невинного жеста во мне снова вспыхивает желание. Я сжимаю зубы, сопротивляясь внезапному порыву наклониться и забрать этот дразнящий рот – поглотить её тихие стоны и прерывистые вздохи.

– Тебе нужно выбрать одного из нас, – хриплю я, и слова выходят почти рычанием. – Кого-то из стаи, кто проведёт тебя через эту течку. Кто не даст другим ублюдкам учуять тебя.

Айви застывает, её гибкое тело становится абсолютно неподвижным. Кажется, даже дыхание замирает на пару драгоценных секунд, пока смысл моих слов доходит до неё.

Потом – тихо, так тихо, что я едва слышу сквозь собственный оглушающий пульс:

– Ты… позволишь мне выбрать себе партнёра на течку?

Я откидываюсь назад, давая ей пространство, и заставляю себя кивнуть.

– Конечно. А почему бы нет?

Её взгляд отводится в сторону, тонкие черты лица морщатся.

– Потому что… вы – альфы, – шепчет она, так тихо, что мне приходится вслушиваться. – Вы берёте, что хотите. Так всегда было.

Боль в её голосе, обнажённая уязвимость, которую она вдруг позволяет мне увидеть… это удар. Настоящий удар, который вышибает воздух из лёгких.

Какие же кошмары преследуют её? Какие ужасы совершили над ней мои сородичи, чтобы оставить такую выжженную травму? Мысль об этом поднимает во мне ярость – белую, едкую, обжигающую.

Я поднимаю руку и накрываю её щёку ладонью, заставляя снова встретиться глазами.

– Не в этот раз, Айви, – произношу я, и слова звучат, будто клятва. – Не с нами.

Она долго изучает моё лицо, словно пытаясь проникнуть в самую душу. И, кажется, находит то, что искала. Плечи чуть опускаются, напряжение медленно сползает с неё.

– Но… – шепчет она, снова прикусывая нижнюю губу. – Это… не создаст… напряжение? Если я выберу одного из вас, а не других?

Я обдумываю её вопрос, подавляя низкое рычание, поднимающееся в груди от одной мысли о том, что она выберет не меня. Что я буду смотреть, как один из моих братьев метит её, доводит до тех вершин, которые я хочу дать ей сам.

Наконец, я заставляю себя встретить её взгляд прямо, не моргая.

– Это не важно, – говорю я низко, окончательно. – Что бы ты ни решила – мы это примем. Без споров. Без вызовов. Я даю тебе свое слово.

Айви задерживает мой взгляд ещё на несколько ударов сердца. Я почти вижу, как её ум перебирает варианты, взвешивает каждую грань моего обещания. Затем медленно кивает.

– А что насчёт… – она запинается, зубы снова цепляются за губу. – Насчёт Призрака?

Имя бьёт в меня, как кулак в грудь. Паника и инстинктивное отрицание взмывают во мне одновременно.

Я не мог расслышать правильно. Или она совсем рехнулась?

– Призрака? – переспросил я, когда наконец смог говорить. Мне не удаётся убрать оттенок недоверия из голоса.

Айви кивает ещё раз, увереннее.

– Он спас меня, когда я сбежала, – шепчет она, и по её тонким чертам пробегает ранимая тень. – Лечил мои раны, держал меня в живых, пока остальные охотились. Я… доверяю ему.

Я смотрю на неё долго. Абсолютно ошеломлённый. Из всех альф, которых она могла выбрать… Призрак? Мой брат – пусть и не по крови – тот бешеный зверь, которого даже я едва удерживаю большую часть времени?

– Айви… – начинаю я, но замолкаю, качнув головой. Как объяснить ей тяжесть того, что она предлагает? Какую опасность она принимает, позволяя Призраку приблизиться настолько?

Она не понимает, какая тьма живёт под его маской. Какая ярость кипит под кожей. Магма под камнем – горячая, смертельная.

Как будто почувствовав мои сомнения, она наклоняется чуть ближе, её ладонь касается моей руки.

– Остальные ему не доверяют, – шепчет она, каждая нота – тихое убеждение. – А ты?

Я открываю рот, чтобы сразу сказать нет. Чтобы выдать, что, конечно же, я не могу доверить ему даже воздух рядом с ней. Я люблю его. Я бы умер за него. Но я его знаю. Он – зверь. Сила природы, которую не удержать и не обуздать. Я рисковал своей жизнью, своими людьми, чтобы держать его под контролем – но её?

Её я не отдам на риск. Даже ему. Он мой брат. Но он всё ещё монстр. Настоящий монстр.

Но слова не выходят. Потому что, как бы это ни было безумно… Я понимаю, что доверяю ему. С ней – по крайней мере.

Не той версии Призрака, что рвётся в бой с первобытной жестокостью, разрывая врагов в кровавом угаре. А той другой – тихой, тени, которую он почти никому не показывает. Той, что проявилась в Краснозубых горах, когда он укрывал Айви от холода, защищал её своим телом.

Как бы искорёжена ни была его психика, в нём всё ещё есть этот зачаточный инстинкт защищать…

свою омегу.

Нашу омегу.

Она хорошо влияет на него. Я давно не видел эту сторону в нём. Если вообще когда-либо видел.

Вопрос только в том… готов ли я доверить самое дорогое, что у меня есть, монстру? Даже тому, которого люблю. Но я ведь тоже монстр. Что делает меня лицемером.

Я всматриваюсь в глаза Айви, видя, как в них сталкиваются вспышки тревоги и тот несгибаемый стержень, который изначально притянул меня к ней, как моль к огню. Она не отступит. Не в этом вопросе.

Медленно выдыхая, я насильно выпрямляю плечи, позволяя напряжению уйти, и даю ей короткий, выверенный кивок.

– Ты права, – тихо говорю я, и вес каждого слова будто гулом разносится в тишине между нами. – Остальные ему не доверяют. Но я – да.

Брови Айви сдвигаются, её живой ум уже складывает последствия моего признания.

– Но…?

Я удерживаю её взгляд, не моргая.

– Но он не всегда… сам, – хрипло признаю. – Я доверяю Призраку. Только не той вещи, в которую он превращается. Ты же видела, на что он способен там, снаружи. На какую жестокость. И это – когда его разум ещё держится.

Она невольно вздрагивает, её запах на миг горчит всплеском чистого страха. Но она не отводит взгляда. Не дрогнет.

– Он никогда не был рядом с омегой, – продолжаю я, и слова царапают горло, будто щебень. – Тем более с той, что в течке, с этими феромонами, этими инстинктами. Я не знаю, как он отреагирует. Насколько далеко зайдёт его звериная сторона, если он вдохнёт тебя такой.

Губы Айви чуть раскрываются, по нежным чертам скользит ранимая тень.

– Этого ты боишься? – выдыхает она, удерживая мой взгляд так пристально, что у меня перехватывает дыхание.

Это то, чего я боюсь больше всего. Но есть и ещё кое-что.

Я втягиваю воздух поглубже, пытаясь подобрать слова для того клубка эмоций, что ворочается у меня внутри. Как объяснить ей весь этот узел, весь хрупкий баланс, на котором мы стоим?

– Не только этого, – наконец произношу, голос грубее, чем хотел. – Есть… кое-что ещё.

Брови Айви хмурятся, она ищет ответы на моём лице.

– Что, Тэйн? – мягко спрашивает она, и искреннее беспокойство в её голосе тянет за ниточку глубоко во мне.

Я провожу рукой по волосам, ощущая, как раздражение и беспомощность нарастают.

– Призрак… он… никому не показывает лица, – выдавливаю я. – Никогда. Не специально. Даже мне.