Текст книги "Напарник обмену и возврату не подлежит (СИ)"

Автор книги: Лена Тулинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

***

Эрманика Ферра снова посмотрела на календарь, чтобы убедиться, что Пасха уже скоро. Слишком скоро! А ещё ничего не готово. Хоть бы Везунчик принёс что-нибудь полезное в копилку компромата на Сеньо! Тогда всё сложится отличным образом.

– Пасха уже меньше, чем через две недели, – сказала Дженна за ужином. – Если бы я была дома, наготовила бы много вкусного. Панеттоне, сырный пирог, запечённое мясо… Может быть, я уже могу вернуться в Понто-Виэсту?

– Побудьте здесь ещё немного, – взмолилась Ферра. – Иначе я буду сходить с ума, думая, как вы там.

– А я схожу с ума, гадая, не нашлись ли мои ребятки, – возразила Дженна. – Особенно если найдётся только Альтео. Что тогда? Его ведь сдадут в приют! Он ведь маленький, несамостоятельный.

Сегодня с утра Ферра поговорила с Леоной Аурелией насчёт состояния камы ди Маджио.

– Скорее всего, если вы ей расскажете о произошедшем, она опять об этом забудет, – сказала психолог. – Этот цикл так просто не прервать. Её мозг всячески избегает самого страшного. И вы ничего нахрапом не сделаете – двадцать лет прошло в таком режиме.

– Так мне избегать таких бесед с нею? – спросила Ферра.

– А вам так хочется разрушить её и без того хрупкую психику до основания, с гарантией, что уже ничто не восстановится? – спросила Нетте-Дженца. – Для чего вам это?

– Я хочу рассказать ей о том, что Альтео был со мной много лет, – сказала Ферра, – может быть, это наведёт её на мысли о том, что произошло с самим Альтео в его детстве, отчего ему стал являться Лаэртэ.

– Не забудьте пояснить, что Альтео у вас был фантомный. Как и Лаэртэ у него, – с нажимом сказала Леона. – Я бы даже несколько раз об этом упомянула, кама Ферра. Хотя нет, если честно – я бы не стала заводить этот разговор.

– Вы не считаете, что ей стоит выйти их этого цикла? Хотя бы дожить, что осталось, в ясном сознании. Она даже может успеть чему-то порадоваться, – не очень-то уверенно спросила Эрманика.

– Как мозгоправ, я согласна: ясное сознание важно. Но как человек, Эрманика, я боюсь что-то советовать. Сможет ли пожилая женщина порадоваться чему бы то ни было и захочет ли жить дальше? Быть может, вам лучше привести её ко мне на приём. Кроме участка, я принимаю вот здесь, – Леона Аурелия написала адрес. – Вам сделаю скидку. Но…

– Не думаете, что ей останется хоть что-то, чему радоваться, да? – проницательно спросила Ферра.

– Думаю, что вы нуждаетесь в ней, даже больше, чем она в вас. Дженна ди Маджио первая, кого вы захотели не просто впустить в свой дом, а приютить, сделать частью своей жизни. Что ж, это хорошо и похвально, но теперь вам, видимо, хочется больше.

– Хочу, чтобы её кошмар прекратился. Это яд, смешанный с надеждой, отчего он не перестаёт быть ядом. Каждый раз ей приходится заново переживать потерю и надеяться, что семья жива, и бог знает, сколько раз она там, в полиции Понто-Виэсты, слышала об их смерти. При этом, Леона, иногда она помнит меня, иногда нет, но всегда относится ко мне так тепло, словно я часть её семьи. И это тепло, оно делает мне больно, но заставляет чувствовать себя живой.

– Приводите, приводите Дженну ко мне, – вздохнув, сказала Нетте-Дженца. – Завтра, восьмого апреля. Я посмотрю, что можно сделать.

Такой вот у них этим утром был разговор. А этот вечер следовало потратить на уговоры Дженны.

– Хотите посидеть со мной на заднем дворе? – спросила Ферра. – Я там поставила скамеечку. Вечер тёплый, возьмём туда чай, если хотите, и посидим вдвоём. Конечно, морем и не пахнет, но зато зацветает абрикос.

– Что у тебя там? Могила любимой собаки? – спросила Дженна. – Я видела, как ты разговариваешь с землёй под тем деревом.

– Видите, ли Дженна, – сказала Ферра решительно. – Там могила, но не собаки. Это кенотаф.

– Пустая могила? Но чья? Выглядит очень маленькой, – сказала Дженна, оглядывая крошечный холмик, поросший юной травой.

– Моего… нет, нашего Альтео, – усаживаясь на скамеечку, произнесла Ферра. – Выслушайте меня, Дженна. Дело в том, что ваша трагедия произошла не несколько дней назад. Прошло двадцать лет.

Кама ди Маджио помолчала, подумала, покусала губы, стоя возле старого абрикосового дерева, а потом выговорила с явным затруднением:

– Эрманика, девочка… А ты уже… Ты не говорила мне этого раньше? Один или несколько раз?

– Н-нет, такой беседы у нас ещё не было, – покачала головой Ферра.

– Хорошо. На минуту мне показалось, что я знаю это место. Этот холмик, дерево и дом… И тебя как будто вижу не впервые. Но мы же знакомы дня два, три, как я приехала в Ситтарину, чтобы добиться правды? Так?

– Нет, Дженна. Вам не кажется. Ваш разум двадцать лет отказывался принимать ту правду, которую вы узнали через несколько дней после того, как потеряли семью.

– Двадцать лет, – прошептала Дженна. – Это многое объясняет, – сказала она после небольшой паузы. – Да, многое объясняет. Но и многое меняет, ведь так?

– Да, пожалуй, – сказала Ферра, немного сбитая с толку тем, что всё получается как-то слишком просто. – Не пугайтесь, Дженна, я всё расскажу по порядку. Вы помните Лаэртэ?

Дженна села на землю возле скамейки, уставившись куда-то в пространство. Всё-таки она не была в порядке. Просто медленно осознавала всё по порядку, проживала те двадцать лет, за которые не осознавала себя.

– Я помню Лаэртэ, – сказала кама ди Маджио только губами, сухими, потрескавшимися, бледными. – Я помню, как Альтео однажды попросил поставить ему стул и тарелку, и до конца ужина они стояли в неприкосновенности.

– Когда я была маленькой, мы пели с бабушкой про ласточку, – сказала Эрманика. – Мы тогда снимали маленький домик в Понто-Виэсте, и вот…

Она вынула из кармана жакета свернутую в трубку тонкую тетрадь.

– Маленькая девочка и кама в жёлтом платье сидели на крыльце пристройки к дому старого кама Грегорио и пели «Мамма ла рондинелла». Красивая песня, – прочитала Дженна, щурясь в сумерках, хотя Ферра и подсветила текст кончиками пальцев. – Лаэртэ сказал, что мы должны узнать слова и спеть её вдвоём.

– Этой девочкой была я. Вот наша первая точка соприкосновения, – сказала Ферра. – Потом мама с отцом развелись, и я долго не могла прийти в себя, принять то, какой стала мать. Мне было тогда лет восемь, я была одинока и напугана в новом доме в Ситтарине, и вот тогда появился Альтео. Он… он спел мне песню про ласточку, как моя бабушка, только иногда путал слова. Я никому не рассказывала о том, что у меня теперь есть Альтео, а кроме меня, его никто не видел и не слышал.

Дженна слушала молча, но Ферра видела, что иногда плечи пожилой женщины вздрагивают.

Она медленно сняла магические ортезы – как всегда, с болью и трудом, потому что магия незримыми ниточками всякий раз прошивала пальцы, соединяя нервы с перчатками. И положила руку на склонённую голову Дженны. Слабые и больные пальцы вздрагивали, но Эрманике было всё равно – сейчас она не собиралась ими крушить или колдовать, она просто хотела, чтобы Дженна почувствовала, что не одна.

– Прошло лет, наверное, десять, и Альтео стал появляться всё реже, а потом и вовсе исчез. Не стало его шуточек, его дурацких розыгрышей, его смеха. И я злилась на него. И особенно злилась, когда Альтео появился вновь – в день, когда террористы напали на управление полиции, убили нескольких моих друзей и покалечили мне руки. А потом… Потом мы с ним поссорились, и он сказал, что хочет уйти навсегда. Экзорцист помог сделать так, чтобы Альтео нашёл дорогу туда, откуда не возвращаются. И теперь я жалею, что его больше нет. Вот такая история, Дженна.

– Я была права, он не умер, – сказала кама ди Маджио и перекрестилась.

– Вы удерживали его по эту сторону, но я не знаю, почему он пришёл ко мне, а не к вам, – сказала Эрманика.

– Может быть, тебе было нужнее, – сказала Дженна и всхлипнула, но не разрыдалась. – А может… что вероятнее… потому что детям всегда легче найти путь к сердцам друг друга. Я пойду, моя дорогая. Завтра я уеду.

– Завтра мы с вами записаны к одной моей хорошей знакомой, – Ферра сползла со скамейки и села рядом с женщиной на землю. – Мы сходим туда вместе и поговорим, просто поговорим. Хорошо?

– Для чего? – спросила Дженна.

– Ради вас, чтобы… – Ферра запнулась и не смогла найти объяснений. – Просто ради вас, Дженна. И мне бы хотелось, чтобы вы переехали ко мне. Это большой дом, мы не стесним друг друга. Но зато вдвоём нам будет не так одиноко.

Неожиданно кама ди Маджио перестала плакать, вытерла лицо и спросила достаточно спокойным, трезвым тоном:

– Я хочу вернуться в Понто-Виэсту.

– Дженна, я…

– Мне надо побыть одной. Может быть, чуть позже я продам свой дом и перееду к тебе, девочка – ты нуждаешься в присмотре, это заметно. Но сейчас я хочу побыть одна.

– Хорошо. Завтра я куплю вам билет, – сказала Ферра. – Хотя если бы вы согласились посетить со мною психолога перед отъездом…

– Тогда – послезавтра? – спросила Дженна, взяла руки Эрманики в свои и сжала. – Да, давай послезавтра. Спасибо тебе, Ника.

– За что?

– За то, что Альтео всё-таки был, – ответила пожилая женщина. – За то, что он ещё какое-то время был, пусть и не со мной, и ещё за то, что рассказала. Я ведь чувствовала, что вокруг что-то не так, но не могла понять. И я наконец-то… ничего не жду.

Тут она всё же разрыдалась в голос. Всплакнула и Ферра, обнимая Дженну ди Маджио, укачивая её, гладя по вздрагивающим хрупким плечам. Но всё прошло, едва она увидела, что в доме, где приветливо светились окна, движется чья-то тень.

ГЛАВА 16. Предупреждение

Кончики пальцев налились горячей, чистой энергией, но они еле могли двигаться, а надевать маг-ортезы было не быстро. Ферра нашарила на боку пистолет. Руки были слабы, но чувство долга и тревоги за Дженну придали им достаточно сил, чтобы удержать оружие.

– Сидите здесь, – приказала она отрывисто. – Сидите тихо, а услышите выстрел – ложитесь.

– Хорошо, – шёпотом сказала Дженна.

Ферра тихо, быстро проскользнула к задней двери дома и прошла через кухню. И столкнулась с человеком, который стоял посреди просторного холла.

– Не стреляйте, моя Фея, это всего лишь я, – сказал он, показывая руки ладонями вперёд и не шевелясь, чтобы она не выстрелила прежде, чем успеет понять. – Если бы не очень важная запись, я бы вас не потревожил.

– Матео, – сказала из кухни Дженна. – Матео Эрве, это ты?

– Это я, мама Джени, – охотно откликнулся Мад Гервас.

Ферра с трудом опустила пистолет. Руки всё-таки дрожали.

– Тебе следовало сначала позвонить, – резко сказала она Везунчику.

Дженна подошла и подала Эрманике перчатки маг-ортезов. Гервас, кажется, только сейчас увидел Железную Фею без них, и слегка нахмурился.

– Что случилось? – надевая перчатки, сказала Ферра.

– Кандидат в мэры, который якобы от народа, а на самом деле от Де Ритта, – сказал Везунчик. – Он встречался с Чикко.

– Если у тебя есть тому доказательства, то и отлично. Сольём в какую-нибудь газету, а лучше сразу в пяток, – сказала Ферра, – а ещё лучше, давай-ка я обращусь на телевидение через Эрмеса нашего Бруно! Мы испортим им всё дело, если на полную замажем Сеньо.

– Не-не-не, – сказал Везунчик. – Это всё не о том, кама Ферра. Вы не забывайте, как сильно я к вам привязался. И к вам, мама Джени.

– Ты хороший мальчик, Матео, – ласково сказала Дженна и пошла делать для него чай.

Ферра указала Везунчику на кресло.

– Садись и рассказывай.

И села в другое кресло сама. Но Гервас, едва уселся, тут же подскочил обратно.

– Вам бы укатить отсюда поскорее вместе с мамой Джени, – выпалил он. – Дело в том, что Сеньо не просто замазан в связи с Братством. Он причастен к убийству семьи, ну вы понимаете, – тут Мад кивнул на кухню.

– Понимаю, – процедила Ферра.

А прослушав запись прямо с диктофона, только несколько раз скрипнула ортезами.

– Я не могу уехать. И не могу никуда отправить Дженну одну, понимаешь? Надо подумать, где можно её спрятать.

– Не можете уехать?

– Не могу. В четверг будет слушание по делу Орнеллы Канова, – сказала Ферра. – О нём мало кто знает, и меньше всего хочется, чтобы вокруг этого имени поднялся хоть какой-то шум. Мне не хочется радовать Чикко победой в случае, если он отыщет девушку и убьёт. Или кто-то устроит ей расстрел прямо перед зданием суда. Или…

– Так она же в Московии, – опешил Везунчик, но, встретившись глазами с Феррой, умолк и сел так быстро, словно у него ноги подломились. – Так. И что же? Что будет с Дженной?

– Запрошу охрану свидетеля, – пожала плечами Эрманика. – А пока буду охранять её сама. А вот ты скройся поскорее отсюда, не хватало ещё, чтобы тебя связали с этим делом.

– Меня связать с вами – раз плюнуть, моя Фея, Понто-Виэста маленький городишко с дрянной репутацией, и я там засветился в компании вашего малыша. Вот как бы ещё и его не зацепило.

– Малыш способен за себя постоять сам, – сказала Ферра, хотя несколько сомневалась в этом. – Иди, Везунчик.

– Я останусь, – сказал он спокойно. – Вот что хотите со мной делайте, кама детектив, но я лучше побуду с вами эту ночь.

– Ты стал моим информатором, теперь ты встрянешь ещё больше, если останешься, – занервничала Ферра, не готовая позволять мужчине не просто ночевать тут, а охранять и защищать, как будто она сама не могла с этим справиться.

– А, всё равно. Я решил, что хватит с меня вокзальной романтики. Хочу быть артистом. Думаю, мне повезёт, если только вы не вмешаетесь, детектив – уж очень я рядом с вами делаюсь неудачливым.

– Тем более уходи, – ухватилась за его суеверие Эрманика.

– Не могу. Вы с Дженной для меня – прежде всего женщины, – Гервас ударил себя в грудь кулаком. – Вы моя семья, она как мать, а вы как сестра. Я к вам здорово привязался и не оставлю в беде. Вот что хотите делайте, а не выгоните.

– Я могу телепортировать тебя через окно, – сказала она, пошевелив пальцами в качестве демонстрации силы.

– Вы этого не сделаете, моя Фея. Я для вас тоже уже не чужой человек. И потерять…

– Я не могу больше никого терять, – призналась Ферра.

– Вы крепче, чем думаете. И если я прикрою вас или маму Джени в критический момент, вы поймёте, что легче потерять такую фигуру, как Везунчик, чем её, – размахивая руками, доказывал Гервас. – И знаете, детектив, я вам так скажу: вы боитесь, что я увижу вас такой уязвимой, как пять минут назад, без перчаток. Но вы не станете слабее оттого, что я это вижу. Всё нормально. Вы для меня – идеал сильной женщины, и ваши слабости лишь оттеняют этот образ.

– Ты болтун, – сказала Ферра, несколько смущённая и в то же время польщённая такими словами. – Я вызову сюда Гатто и пару патрульных и дам тебе уйти незаметно через сад. Идёт?

– Приемлемо, – сказал Везунчик.

И тут по окнам дали короткую автоматную очередь.

Чертыхнувшись, Ферра бросилась на пол, не забыв опрокинуть кресло с Гервасом.

– Дженна, – прошипела она и на четвереньках быстро поползла в кухню.

– Я в порядке, – послышался оттуда приглушённый голос камы ди Маджио. – Я как раз наклонилась, уронила лимон и…

– Это предупреждение, – после второй очереди, громом раскатившейся по притихшему дому, сказала Ферра. – Я слышу, как отсюда отъехала машина.

Из комнаты слышался быстрый говорок Везунчика.

– Да, совершенно верно. Здесь офицер полиции и гражданское лицо, – разобрала Эрманика.

Затем Мад Гервас заглянул в кухню.

– Они уехали, я видел, – сказал он.

У него были мелкие порезы на щеке, но он улыбался.

– Чего ты смеешься? – огрызнулась Ферра.

– Не знаю. В меня раньше стреляли, но это было не так захватывающе, – сказал он. – Сейчас – совершенно не то!

***

Предупреждение скорее разозлило Эрманику, чем напугало. Братство посмело угрожать – и кому? Ей, Железной Фее! Чезаре Гатто приехал вперёд патруля, затем прибыли Танита с Луиджи. Позвонил и шеф Солто.

– Орнелла надёжно спрятана? – спросила Ферра.

– Спрятана и перепрятана после того, как министр устроил мне выволочку за то, что мы якобы вывезли каму Канова из страны, – хмыкнул Солто. – Мне пришлось тогда признаться, где она на самом деле, так вот после этого я её снова перевёз.

– Это хорошо, – Ферра сделала паузу, и шеф правильно всё понял.

– Тебе надо укрыть свидетельницу, – сказал он.

– Именно. Хотя она ничего не знает и, скорее всего, даже не вспомнит завтра то, что видела сегодня. Но поди докажи это добрым членам Братства.

– Ну, ну, успокойся, Эрманика, всё хорошо.

– Какого чёрта хорошо, – взорвалась она. – Я зла на них. И готова нанести ответный визит.

– Терпение, всё должно быть по порядку, – сказал Солто. – У твоего дома будет дежурить охрана.

– Я знаю, – Ферра положила телефонную трубку. – Чезаре, – позвала она стажёра, – отвечаешь за каму ди Маджио головой. Только попробуй уснуть.

– Ни за что на свете, – хлопая длиннющими ресницами, сказал Гатто.

– Мы тоже тут побудем, – сказал Луиджи, располагаясь на диванчике.

– Танита может ехать домой, – сказала Ферра. – Да и тебе…

– Хотите чаю? – встряла Дженна.

– Я поджарю хлеба, – оживился Везунчик.

– Так, тебя тут быть не должно, – всплеснула руками Ферра.

– Я теперь свидетель нападения, куда я денусь? Вон, детективу Чавес всю правду рассказать должен. К тому же я ранен, видите кровь? Мне надо лежать!

Но диван уже был занят, так что Везунчик согласился сидеть, правда, недолго – сорвался на кухню помогать Дженне. Танита Чавес только хихикала, глядя на то, как вёрткий, шустрый вор носится туда-сюда из кухни в гостиную и обратно.

– У меня давно не было столько народу сразу, – сдавленно сказала Эрманика.

Это напоминало не охрану свидетелей, а дружескую вечеринку. С улицы заглянул патрульный – Ферра узнала старого знакомца Торрано, – уточнил, всё ли в порядке и получил кусок вчерашнего пирога.

– Иди спать, Ферра, – сказал Луиджи, заметив, что Эрманике не по себе. – Мы будем вести себя тихо.

– Я всё равно не усну, – ответила она, но скоро заклевала носом, сидя в кресле.

И дала себя уговорить пойти в спальню. Где долго лежала, слыша сквозь сон разговор и даже смех. Это было так непривычно и странно, что Ферра решила завтра рассказать об этом Леоне Аурелии.

***

– Могу я вернуться домой? – спросила утром Дженна, и у Ферры всё оборвалось от её тона и её взгляда, точно указывавших, что вчерашний день уже стёрся из памяти старушки.

ГЛАВА 17. Уберечь и не потерять

Приём у Нетте-Дженцы пришлось перенести на неопределённый период, так как Леона заболела. Но Эрманика подозревала, что и десяток сеансов ничего не дадут. Оставалось просто заботиться о Дженне и всякий раз уговаривать её побыть в Ситтарине ещё пару дней.

Наступила среда, девятое апреля. День был настолько душным и жарким днём, что Ферра, не выдержав, распахнула окно в кабинете и пошла за ледяным лимонадом в ближайшее кафе. Стажёр Котёнок увязался за нею.

– Детектив, – на приказ вернуться к бумажным делам, ответил паренёк, – главное моё дело – это оберегать напарника.

Кто ещё кого будет оберегать? Но Ферра похлопала Гатто по плечу.

– Ладно, идём, – сказала она. – Заодно обсудим завтрашний день.

– Ох, – сказал Чезаре, забавно округляя тёмные глаза, – завтра же четверг!

– Вот именно. Второе слушание по делу Орнеллы.

– А вот в некоторых странах в пост запрещены суды, – поведал стажёр.

– Из-за жары, видимо, – равнодушно сказала Эрманика.

– Вовсе нет, там как раз нередко ещё снег лежит. В Московии, к примеру, – Чезаре невпопад блеснул знаниями, и Ферра лишь усмехнулась.

– Московия большая, – сказала она, – где-то ничуть не холоднее, чем в Ремии. Ну и потом, что нам до московитов? У нас свои порядки и, кстати, слушание – ещё не суд. Это скорее притирка обвинителей с защитниками, поигрывание мускулами.

– О, глядите-ка, – Гатто притормозил у входа в кафе. – Видите? Там Мартини.

– Ещё бы к нему тоник и оливку, – с мрачным видом пошутила Ферра. – Ну, если он тут случайно, то мы его не тронем.

Ну да, случайно! Кто бы мог поверить в такую случайность, как продажный адвокат Братства, заглянувший в маленькое кафе напротив полицейского управления? Делать ему тут больше нечего, как потягивать через трубочку молочный коктейль!

– Я вас приветствую, кама Ферра, – сказал Мартини деловито, едва она со стажёром вошла и уселась за столик подальше от окон.

– Чао, – кисло сказала Ферра. – Какие-то вопросы, кам Мартини?

– Непременно, – адвокат подсел за столик рядом с Гатто, и совершенно случайно у входа встал, подпирая дверь мощным плечом, страшенный высокий парень.

– Вы ведь знаете, что сегодня адвокат камы Канова захворала? – спросил Мартини.

Ферра ничего такого не знала.

– Вас всё равно не назначат защитником камы Канова, – ответила она. – А что с камой Джиованни?

– Ой, да знаете, ничего особенного, просто сильная мигрень, – Мартини картинно поморщился и коснулся левой стороны лица, словно мигрень была и у него. – Такая сильная мигрень, знаете, будто палкой ударили.

– Неужели клан Де Ритта изменил своим правилам и теперь бьёт женщин? – прямо спросила Эрманика. – Что сделалось с многоуважаемым Чикко? Ведь раньше он старался не трогать женщин, а если уж приходилось, то не мучал, а наносил удар милосердия. Или, скажем, вместо того, чтобы лишить жизни, лишал всего лишь руки, ноги… и так далее? Какой был милосердный человек, помилуй бог, а теперь что же? Позволяет бить женщину, да ещё палкой по голове? Ццц… Какое падение нравов.

– Знаете, кама Ферра, – сказал Мартини раздосадованно, – дон Альтеридже строго приказал всем в Братстве пальцем вас не трогать. Но вы всё-таки нарываетесь. Полагаю, вы уверены, что останетесь безнаказанной за такие ваши слова? Но есть способы доставить вам немало неприятностей.

Скрипнули сочленения маг-ортеза, дробно стукнули по столу пальцы.

– Какой вы неприятный человек, кам Мартини, – сказала Эрманика. – Зачем вы на самом деле пришли? Порадовать меня известием об избиении адвоката?

– Нет, кама Ферра. Я пришёл предупредить вас. Мы хотим получить Орнеллу в безраздельное пользование. Не переживайте – она останется жива и даже здорова. Капо передумал убивать её, у него для Орнеллы есть предложение поинтересней.

– Орнелла получит то, что ей причитается, за преднамеренное убийство женщины, – сказала Эрманика сухо.

– Тут как суд решит, – вставил Гатто, – и вам всё равно не позволят заменить адвоката Джиованни.

– Ой, какой у вас мальчишка шустрый, – обрадовался Мартини, – только не очень умный. Мальчик мой, не встревай, когда разговаривают взрослые дяди и тёти.

– Это мой напарник, а не ваш мальчик, – резко сказала Ферра, чувствуя, что мраморная столешница постепенно нагревается под рукой. – И не смейте его перебивать и поучать, это моя прерогатива.

Как хорошо, что кафе настолько старомодно, что тут не признают пластика – иначе столик бы просто расплавился…

– Понял, понял, – сказал Мартини. – Но вынужден огорчить вас обоих: защищать Орнеллу буду именно я. И уже завтра вас ждёт сюрприз: не будет никакого суда. Всё закончится вторым слушанием.

– Ещё чего, – взвился Гатто, но тут уж его осадила сама Ферра.

– Сядь, Котёнок, пожалуйста, – сказала она, изо всех сил стараясь не сорваться. – Дай ему закончить. Мне интересно. Итак, адвокат, говорите, не стесняйтесь.

– В ваших интересах туда не ходить, и питомца вашего, простите, напарника, с собой не тащить, – тоном заботливого отца посоветовал Мартини. – Вот просто очень обяжете, если не придёте.

– Приду, – сказала Ферра спокойно. – И вы ничего мне не сделаете.

– Вам – да, – подчеркнул Мартини. – Но вам ведь позавчера уже намекнули, что взятый вами курс не вполне верный?

– И я знаю, кто на что намекал, – кивнула Эрманика. – Не знала только, что вы решите воспользоваться чужим предупреждением в собственных целях.

– А чего два раза ходить? – развёл руками продажный адвокат. – Итак, дело сделано. Вы оповещены. Явитесь – пеняйте на себя. Повторюсь, если нам приказали не трогать лично саму Железную Фею, это отнюдь не значит, что мы не сумеем вас как-то задеть.

– Я поняла, – на остатках спокойствия произнесла Ферра.

Ей принесли лимонад – лимон, мята, колотый лёд. Захотелось всё это выплеснуть в сальную рожу этому мопсу, который смел рычать на неё, на Железную Фею, способную раздавить, придушить, испепелить…

– Детектив, – вполголоса позвал Гатто. – Давайте скажем адвокату Мартини до свидания и отпустим его.

Столик уже превратился в каменную плиту, тлели тканевые салфетки, дымился букетик чахлых тюльпанов. Лимонад тихо закипал в стакане.

Ферра убрала руку со стола, глядя на Мартини, который отодвинулся от столика и из последних сил старался не удрать, пока Фея не отпустит. Нельзя было отказать ему в некоем подобии выдержки: ну, не удрал же. Но Эрманика отчётливо чуяла страх. Немного дожать – и уйдёт с мокрыми штанами, а то и с грязными.

– Идите, – махнула она на него, пожалев ни в чём не повинных владельцев и служащих кафе, которым пришлось бы подтирать лужицы и пояснять клиентам, отчего тут воняет скунсами. – Передайте Чикко, что я вас услышала.

– И что вы не придёте, – с нажимом сказал Мартини, пятясь к двери и к парню с лицом добермана. – Ни в коем случае не придёте и не вывалите на слушании никаких свидетельских показаний и припрятанных улик. Да?

– Передайте Чикко, что я вас услышала, – прорычала Ферра, и адвокат счёл за необходимость поскорее убраться из кафе.

– Кама детектив хочет заменить стакан? – спросила официантка, подойдя с тыла, и Эрманика едва не спалила ни в чём не повинную девушку.

Вовремя опомнилась и кивнула.

– Спасибо. Мне не мешает остыть. Только… стойте, не трогайте тут ничего. Дайте столу и стакану немного остыть, не то обожжётесь.

– Д-да, я не подумала, – сказала официантка, которую только что спасли от ожога.

– Чезаре, – сказала Ферра спустя пару минут, когда залпом выпила холодный лимонад. – Чиро, что ты думаешь по этому поводу?

– Думаю утроить охрану Дженны, – прямо ответил парень. – Не хочу, чтобы она пострадала.

– «Мама Джени», – вспомнила Эрманика и тут же с горечью улыбнулась. – Да, она не должна пострадать. Знаешь, как в кино иногда говорят: «если хоть волос упадёт с её головы»? Так вот, если с Дженной что-то случится, я сорвусь с цепи. И пусть меня потом даже казнят, но кое-кому я всё-таки перегрызу глотку!

Гатто посмотрел на Ферру с таким обожанием, что ей стало совестно.

– Не воспринимай буквально, – сказала она, смущённо кашлянув. – Это я так. Нельзя преступать закон.

– Ради того, кого я люблю, я бы пошёл на всё, – не задумываясь, сказал стажёр. – Ради родителей, или вас, или Дженны.

– Но «всё» – это порой действительно «всё», – грустно ответила ему Ферра. – Представь, каково потом будет этим тем, кого ты любишь. Ведь они тоже любят тебя. Что станет с твоей мамой, если тебя убьют? И как я должна буду жить дальше, понимая, что тебя не уберегла?

Гатто не выдержал и сгрёб руки Эрманики в свои.

– Кама Ферра, не говорите так, – взмолился он. – Мы ведь договорились, что мы лишь напарники. Даже не друзья! А теперь вы дразните меня.

– Я потеряла нескольких друзей во время теракта и осталась жить с тем, что… Я осталась жить. За себя и за них. Но всех жизней не проживёшь один, поэтому я бы хотела не терять людей, а встречать новых. Жить и любить, а не испытывать страх и вину за тех, кого не сумела уберечь. Ты понимаешь, о чём я толкую?

Чезаре Гатто кивнул, но затем потянулся через стол, ещё тёплый, но уже не обжигающий, буквально животом на столешницу лёг, чтобы дотянуться… И достал до губ Эрманики в тот момент, когда она только-только сообразила, что происходит. Это был мимолётный, но очень чистый и нежный поцелуй. У Гатто были гладкие и прохладные губы. Большого труда стоило не отшатнуться… или не податься вперёд, чтобы продолжить? Всё-таки мальчишка был по-своему хорош.

– Это лишнее, Чиро, – сказала Ферра сдавленно.

– Будьте уверены, детектив, я найду способ уберечь вас и уберечься самому, чтобы вы не страдали, – сказал парнишка. – И завтра мы никуда не денемся, мы придём.

– Мы придём, – клятвенно заверила его Ферра. – А ещё, пожалуй, позвоню-ка я адвокату Джиованни. Ну так, поинтересуюсь, насколько тяжело ей пришлось и много ли досталось. Быть может, она сумеет выйти или прислать замену получше, чем этот мопсовидный подлиза Мартини!

И, встав, отсалютовала то ли давно уже ушедшему Мартини, то ли Братству, а то ли всему миру неприличным жестом – ударом рукой по сгибу в локте, жестом, который очень любят футболисты Ремии и не только они.

***

Колокольчик… Ферра коснулась кончиками пальцев нежно зазвеневших хрустальных трубочек. Звон вышел поразительно прекрасный, словно бальзам для ушей.

Зеркало. В отражении Эрманика увидела себя: натянутую, как струну, напряжённую до предела. Ещё немного, и сердце просто выскочит наружу. Уж такой сегодня день, десятое апреля, четверг. Если никто и ничто не подведёт, они одержат первую победу в целой их череде. Но это вряд ли будет простой бой. Ферра оглядела свой костюм – чёрная юбка, тёмно-красная блузка, строгий жакет. Светлые волосы с заметно отросшими тёмными корнями. Надо бы зайти в парикмахерскую…

«Вот сегодня после слушания и зайду!» – решила про себя женщина.

Дверь. Снаружи ждали Дженна, Мад Гервас, Чезаре Гатто и двое патрульных. Сегодня Дженне придётся побыть в участке, это место было наиболее безопасным. Выйдя на крылечко, Ферра сощурилась: какой ясный день, какое чистое небо. Хороший день для сражения! И пусть не придётся пустить в ход огнестрельное оружие. Битва разумов и профессиональных навыков против преступности и произвола – тоже самая настоящая битва.

Она подёргала дверную ручку, трижды проверяя, надёжно ли заперт дом. На этом всегда настаивал Альтео ди Маджио.

– Можно мне с вами? – спросила вдруг Дженна.

– Никак нельзя, – сказала Ферра строго. – Вам лучше пока не высовываться.

– Строго говоря, моя фея, нам всем лучше бы не высовываться, – сказал Везунчик.

– Гервас, вы можете идти на все четыре стороны, – ответила Эрманика. – Сказать честно, ваши показания были бы очень ценны, наравне с курьерскими. Но если засветитесь как наш информатор, ваши же коллеги житья вам не дадут.

– Ой, не очень-то и хотелось проводить среди них остаток жизни, – заухмылялся Везунчик. – Сказал же: я пойду в кино сниматься. Вот увидите!

– Курьера мы, кстати, тоже очень берегли, – вставил патрульный Торрано. – Сегодня его привезут буквально под охраной, потому что на него уже и остатки клана Канова зубы точат, и даже Лаура.

– А Лаура-то почему? – удивилась Ферра.

– Приходила она к гостинице, пыталась убедить парня, чтобы – как вы сказали – не высовывался. Ей ведь хочется как-то уберечь сестру от тюрьмы.

– А от Братства не хочется? – вздохнула Эрманика.

Они все сели в фургон, внутри пахло пылью. Зато разместиться тут можно было сразу всей честной компанией. Везунчик тоже влез: сказал, что без него не справятся.