Текст книги "Месть демонов (СИ)"

Автор книги: Лена Белова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Не знаю уж, почему, но мой вопрос прозвучал робко и нерешительно.

– Не раньше, чем ты разберешься со всем тем, что оставила тебе Фригга, – отрезала Леонора, протянув мне ключ от бывшего кабинета матери. – Ты и так откладывал слишком долго. Нам нужно получить доступ к той информации, которой владела твоя мама – это может оказаться полезным.

– Так почему вы сами не перерыли её кабинет? Из-за дочери?

– Не только. Будь дело только в этом, я заставила бы себя заняться работой, но беда в том, что Фригга… хотела, чтобы доступ получил именно ты.

Я, не зная, как реагировать на подобное откровение, принял ключи, кивнул в знак благодарности и молча вышел из кабинета. Прежде чем закрыть за собой дверь, я последний раз обернулся, и мне померещился огненный сполох за спиной Леоноры. Я моргнул, и видение исчезло. Значит, все-таки показалось.

Я облегченно вздохнул и направился к бывшей комнате Фригги, размышляя о том, что, видно, сильно устал и перенервничал за последнее время.

***

Заброшенный кабинет Агента… Каким он вам представляется? Лично мне воображение рисовало весьма безрадостную картину.

Полумрак, распахнутое окно, холодный ветер яростно листает станицы пожелтевших от времени книг, срывает со стен паутину и уныло завывает в трубах. Возможно, подоконник и пол запорошены первым, по-настоящему белым снегом, еще не успевшим превратиться в лужицы талой воды. В общем, все в лучших традициях остросюжетного романа. Наверное, после потери матери я слишком увлекся литературой, надеясь найти в несуществующих мирах утешение и покой.

Мои ожидания не оправдались. Угадал я, разве что, с полумраком, но настольная электрическая лампа все исправила. Окно было закрыто, и помещение ещё хранило тепло ушедшего лета. Тихо, уютно, спокойно, даже цветы на подоконнике не завяли: видимо, Леонора время от времени приходила и поливала их. Часы на стене монотонно тикали, отсчитывая минуты. Книги и прочие вещи аккуратно лежали на своих местах. И ведь если не знаешь заранее, ни за что не догадаешься, что кабинет уже как несколько месяцев лишился своего обитателя.

Оттого-то мое сердце и затопила мерзкая, прилипающая подобно скотчу, щемящая боль. Уж лучше б все было так, как я представлял: точь-в-точь по книжным канонам. А сейчас я стоял посреди кабинета и не мог отделаться от ощущения, что несчастья не было. Мне казалось, что я вот-вот услышу мягкие, почти бесшумные, но в то же время уверенные шаги, дверь тихо скрипнет, и на пороге появится мама, точь-в-точь такая, как прежде.

«Привет, Локи», – улыбнется она мне. «Привет», – я улыбнусь в ответ. – «Я ждал тебя. Мне… так много надо тебе сказать».

«Нет, не думай об этом, выбрось из головы!» – приказал я себе, зная, что подобные мечты ничем хорошим не заканчиваются. Ричард подобрал им на удивление точное определение – «наркотик». Да, именно наркотик. А после наркотиков всегда бывает ломка.

Но соблазн уйти в мир несбыточных грез, в котором мы с мамой будем вместе, был слишком велик. Здесь, в кабинете, каждая вещь напоминала о ней, заставляя сердце биться быстрее. В голове бешеной каруселью вращались воспоминания о тех днях, когда мы с Фриггой были вдвоем, и у меня не получалось остановить этот безумный круговорот и сосредоточиться на работе.

Я решил, что вскоре изменю интерьер офиса. Заменю всю мебель и технику, повешу на окно новые шторы – словом, сделаю все, на что хватит фантазии. Мне хотелось, чтобы кабинет не напоминал о маме, и ничто не отвлекало меня от работы.

Минуты три мне понадобилось, чтобы взять себя в руки и вспомнить, зачем я сюда пришел. Я должен был разобраться с документами.

Подойдя к рабочему столу, я на секунду замешкался: было неловко рыться в вещах, когда-то принадлежавших маме. Но и Леонора права: кто-то должен был это сделать. И, к тому же, Фригга хотела, чтобы это был я.

Подумав так, я аккуратно выдвинул верхний ящик стола. Там лежала только одна тетрадь, служившая матери, насколько я понял, записной книжкой. Сейчас практически все используют электронные дневники, но маме всегда нравилось писать от руки – она по праву гордилась своим каллиграфическим почерком.

Едва ли в этой тетрадке содержались ценные сведенья – для этого существуют электронные архивы, но я все равно, повинуясь внезапному порыву, открыл её и пролистал.

Пролистал? Кого я обманываю? Я читал все, не в силах оторвать взгляда от маленьких, аккуратных и чуть закругленных букв. И плевать было, что в основном мне попадались обыденные заметки, вроде: «Совещание завтра в десять ноль-ноль» или «Не забыть разобраться с базами данных». Да у каждого делового человека есть подобные записи! Но я все равно читал, одними губами проговаривая эти простые слова. Ведь они были написаны рукой мамы и отражали какую-то часть её жизни. Правда, исписаны были лишь первые страницы – наверное, книжка была совсем новой, или мама очень редко делала записи, предпочитая держать информацию в голове.

То и дело заметки разбавляли рисунки-наброски, сделанные простым карандашом или обыкновенной ручкой. Затейливые узоры, деревья, облака, орнаменты из цветов и листьев.

«Сколько лет прошло, а она так и не избавилась от своей детской тяги к художеству, – подумал я, с грустной улыбкой разглядывая очередную картинку. – Хотя, почему от нее нужно избавляться?»

Как-то раз мама сказала мне, что, погрузившись в раздумья, часто неосознанно рисует – это помогает ей структурировать мысли.

На одной из последних картинок был изображен мой портрет. Я удивился, с какой поразительной точностью переданы черты моего лица всего несколькими штрихами. Да что там, удивило и то, что мама вообще меня рисовала. Я долго рассматривал этот нехитрый набросок и все не решался перелистнуть страничку.

«Ты вообще-то пришел с архивными документами разбираться», – лениво и почти безучастно шептал в голове голосок здравого смысла. Видимо, в свете последних событий здравый смысл махнул на меня рукой.

Даже не знаю, как долго бы я рассматривал этот рисунок, стараясь запечатлеть в памяти каждую черточку, если бы из тетради вдруг не выпорхнул лист бумаги.

Я машинально нагнулся, чтобы его подобрать. Лист был пустым, и я отправил бы его в корзину для бумаг, не будь в его правом нижнем углу ярко-красного штампа: «Чрезвычайно важно. Повышенный уровень секретности. Ограниченность доступа».

Увидев этот штамп, я понял, что волей судьбы мне в руки попал ценнейший документ. Ингрид рассказывала о таких бумагах. Когда в документе содержится что-то необычайно важное, и информацию необходимо защитить от случайного прочтения, текст скрывают особым способом, и прочесть его могут лишь люди, обладающие «ключом», который способен преодолеть защиту. Иногда это что-то вроде пароля, иногда – прикосновение руки, иногда – особенный взгляд. Обычно подобные документы-послания оставляют друг другу Агенты высшего уровня, ставя защиту от новичков.

Наверно, по плану мамы этот документ должна была прочесть Леонора, но она не успела вовремя передать его или просто забыла. А ведь бумага несла в себе что-то важное, сомневаться не приходилось – едва ли мама стала бы шифровать ерунду.

Я уже сделал шаг к двери, намереваясь отнести листок Леоноре и вместе с ней разгадать его тайну, но вдруг замер, как вкопанный.

Пересмешник неистово вспыхнул, озарив бумагу изумрудно-зеленым сиянием, и из глубин листа медленно проступили красные буквы, написанные от руки.

Послание предназначалось мне, и мой артефакт оказался ключом к шифру.

========== Глава 4 ==========

«Думаешь, День Расплаты остался далеко позади?» – спрашивали кроваво-алые символы. – «Думаешь, он – ваше прошлое, давным-давно канувшее в небытие? Ошибаешься. Он – ваше будущее. Скорое будущее. Не захотела делать выбор, предоставленный Посредником? Возомнила, будто его смерть нас остановит, и мы не получим своего? Испугалась взять ответственность на себя? Значит, отвечать придется всему вашему миру. А тот, чья жизнь была тебе так дорога, проклят нами с того самого дня, когда он должен был умереть от твоей руки. Все годы, что ему еще суждено прожить, его будут преследовать несчастья и беды. Как и тех, кто ему дорог, и тех, кому он дорог. А потом… он положит конец существованию вашего мира. Не по своей воле, а против нее. Он породит апокалипсис, и этого вам не предотвратить. Даже если у вас поднимется рука убить его раньше срока, это ничего не изменит. Предыдущая цивилизация пала подобным образом. Хочешь знать, когда все закончится, и сколько времени еще осталось? Немного. Не пройдет и нескольких лет, как появятся вестники апокалипсиса – огненные люди. Они заберут души пяти человек, которым небезразличен твой сын, и тогда смогут провести ритуал, по окончании которого он уничтожит ВСЕ».

На этом красная надпись закончилась, но ниже проступила другая, на сей раз обычная, синяя:

«Локи, если ты прочитал это, значит, меня, скорее всего, уже нет в живых. Прости меня, если сможешь, за то, что я навлекла на тебя такую беду, да и на всю галактику тоже. С того самого дня, как я получила от демонов это послание, я искала способ предотвратить апокалипсис, но тщетно.

Но если найти выход не смогла я, это не значит, что тебя тоже постигнет неудача. Не смей опускать рук и сдаваться, борись до победного конца. Я всегда поражалась тому, как ты выпутывался изо всех передряг. Верю, и этот раз не станет исключением. Не скрою, сейчас задача перед тобой стоит действительно трудная, не чета прежним. Но ты и сам уже изменился. Стал сильнее, мудрее и опытнее. Ты найдешь способ спасти наш мир. Не подведи, прошу.

И прости меня еще раз. Я… представляю, что ты чувствуешь, читая это и зная, что я уже мертва. Очень надеюсь, что тебе никогда не придется читать эти строки, но если все же пришлось… постарайся выдержать удар судьбы. Ведь не зря я тебя столько лет к этому готовила. Знай, я любила тебя до последней секунды своей жизни, и моя любовь навсегда останется с тобой. Храни её в своем сердце и помни – никто не в силах отнять её у тебя. Как и многое другое».

Странно, но после прочтения документа я сперва задумался не над грозным посланием демонов, а над словами мамы.

«Любила тебя до последней секунды своей жизни», – эта добрая строчка вызвала во мне горькую усмешку.

Выходит, что даже Фригга не смогла предусмотреть всего. Последние секунды её прошлой жизни были отравлены злобой – Камень Тьмы постарался. Едва ли она вообще вспоминала обо мне в те мгновения. А думала, будто умрет с моим именем на устах. И, конечно, она не могла знать, что Повелители Аномалий спасут её душу, отмотав для неё время на много столетий назад, и все окажется много сложнее.

А вдруг и с моими планами будет так же? Есть ли смысл загадывать наперед, если наша жизнь так непредсказуема? Строишь планы, готовишься, ночами не спишь, а в какой-то момент все рушится, словно карточный домик. Было же так с Днем Расплаты, было же так с тренировками несчастной Коры, тщетно надеявшейся спасти свою маму.

Но значит ли это, что нужно заранее сдаться? Значит ли это, что нужно смириться с судьбой и плыть по течению, чтобы в итоге свалиться с обрыва вместе с ревущим потоком?

«Нет, – решил я после нескольких секунд раздумья. – Что бы ни случилось, нужно бороться до конца».

Я сделал этот выбор еще тогда, когда по собственной глупости оказался во власти демонических сил, которые грозились все уничтожить. Ведь, наверно, как раз в бесконечной борьбе с трудностями и состоит суть нашей жизни.

И даже если мы терпим поражение, мы знаем, что сделали все, что могли, и не корим себя понапрасну. Нет ничего страшнее, чем изо дня в день сокрушаться, что там, в прошлом, можно было не допустить беды, приложив чуть больше усилий.

Я знал, что и сейчас не собираюсь сдаваться, хоть борьба со всемогущими демонами виделась безнадежной и даже наивной.

Первые минуты я сам поражался своей отрешенно-спокойной реакции. Любой здравомыслящий человек, узнав о приближении апокалипсиса, пришел бы в ужас, а я почти ничего не почувствовал.

– Апокалипсис… Демоны объявили войну… Аномалии… Огненные люди… Смерть… – одними губами шептал я, лежа на старом диванчике и глядя в потолок, чтобы хоть немного проникнуться. Но сердце равнодушно молчало, воспринимая эти страшные фразы как пустой звук, раздающийся из телевизора, где идет какой-нибудь второсортный фильм. Наверное, в глубине души я просто не мог поверить, вот и не волновался.

Правда, продлилось оцепенение недолго – суровой действительности удалось пробить брешь в моей прочной броне из отчужденности и равнодушия.

«Огненные люди, – эта фраза вдруг и впрямь обожгла мою душу, лизнув сердце языком смертоносного пламени. – Заберут души пяти человек, – пронеслось в голове со скоростью света. – Они уже забрали Джейн, а теперь тянут свои плазменные лапы… к Сьюзен!»

Первым порывом было пойти к Леоноре и все рассказать, но, поразмыслив с минуту, я передумал.

«Леонора мне не помощник, – решил я, подойдя к окну и приоткрыв его самую малость – так, чтобы ощутить холодное и отрезвляющее дыхание переменчивой осени. – Она сейчас не в том состоянии, чтобы принимать разумные решения. Она и так еле слезы сдерживает, а если еще и про апокалипсис узнает… Нет, я не имею права причинять ей очередную боль. Я должен сделать все сам. Я, а не кто-то другой должен отыскать способ спасти Сьюзен».

Мои рассуждения были логичными и даже правильными, но все-таки было в них что-то фальшивое, и оттого на душе становилось противно. Себя не обманешь – я знал, а вернее чувствовал, что не хочу посвящать в происходящее Леонору не столько потому, что за нее тревожусь, сколько потому, что боюсь ее гнева.

Не надо быть психологом, чтобы знать: когда человек в отчаянье, он неосознанно ищет «громоотвод» – нечто, что можно будет назвать причиной всех бед, нечто, на что можно обрушить эмоции, которые держать в себе стало невмоготу. И чаще всего подобным «громоотводом» становится человек – человека обвинять легче, чем что-то абстрактное.

Я не хотел, чтоб Леонора обвинила меня в страданиях дочери, и в то же время понимал, что у нее есть на то основания. Строчки: «Они заберут души пяти человек, которым небезразличен твой сын» говорили сами за себя.

Если бы мы с Даной не познакомились, если бы девушка не привязалась ко мне, она не лежала бы сейчас в одной из палат Долины Жизни. Её убивают её чувства, её воспоминания о тех кратких мгновениях, которые мы провели с ней вдвоем.

Воспоминания… Ну, конечно, надо было сразу сообразить: все слишком просто!

Опомнился я, лишь когда за мной шумно захлопнулась дверь. Я и сам не заметил, как неведомая сила подбросила меня с дивана, а ноги понесли прочь из командного центра.

– Что случилось, Локи? – Леонора, на которую я чуть было не налетел в коридоре, осторожно попыталась остановить меня.

– Нет времени! – отмахнулся я и, не замедляя темпа, побежал дальше.

– Брат, в чем дело? – Тор в глубокой задумчивости сидел на крыльце, но мое появление заставило его оторваться от мыслей.

– Потом, Тор!

Внезапная идея так взволновала меня, что я пока не мог говорить о ней с кем бы то ни было. А еще я очень боялся опоздать.

Вот и «Экстрим». Дверь закрылась, и в следующую секунду скоростной челнок бесшумно оторвался от земли и понес меня ввысь. Только набрав приличную высоту и немного отдышавшись, я заметил, что из моих глаз текут слезы. От сильного ветра? Наверное. Но не только от него.

Что и говорить, я не был от этой идеи в восторге. Но знал, что пойду на любые меры, чтобы Сьюзен осталась жива, и огненные люди не получили её душу. Всю дорогу до медицинского центра я думал только об этом, и потому время в пути пролетело почти незаметно.

***

Долина Жизни… Обычно, всякий раз, когда я попадаю сюда, на меня волнами накатывают воспоминания: как я познакомился с Элвисом и Корой, как мы пытались спасти корпус детского отделения, как меня мучил артефакт-пересмешник, и как нас всех обманул Искусственный Интеллект. И еще я всегда старался прочувствовать самобытную атмосферу этого маленького «государства» – насладиться ароматом цветов и шелестом листьев, уловить малейшие изменения и ощутить непреходящую умиротворяющую гармонию.

В этот раз я не замечал ничего. Окружающий мир словно бы превратился в размытое пятно. Просто фоновая картинка, наскоро намалеванная бесталанным художником. Ни атмосферы, ни ощущений, ни воспоминаний – ничего.

Перед глазами мелькали фонтаны, клумбы, деревья, здания и даже люди, но все они были бездушными, плоскими, словно их вырезали из картона. «Человек в картонном городе», – так бы, скорее всего, назывался рассказ о моем путешествии через Долину Жизни, если бы кому-то в голову пришла нелепая мысль его написать.

Разумеется, дело было не в медицинском центре, а в моем восприятии. Точнее, в отсутствии восприятия как такового. Даже апокалипсис перестал меня волновать, превратившись в кукольную постановку, которая развернется в этом ненастоящем, созданном на скорую руку мирке, за который просто смешно всерьез беспокоиться.

Думать я мог только об умирающей девушке. В эту минуту только она была для меня настоящей, а все остальное виделось дешевым спектаклем.

– В какой палате Сьюзен? – спросил я у администратора, даже не отметив про себя, как он выглядит и какая у него одежда. Передо мной словно стоял безликий манекен.

Все-таки странная это штука – уход от реальности. Хотя что, если подумать, мы называем реальностью? Объективность или наше субъективное восприятие? Хочется выбрать первое, но объективного взгляда на мир не существует, ведь взгляд – это и есть восприятие мира одним человеком.

Мы можем стараться быть реалистами, а можем закрыться в собственных ощущениях и фантазиях, и все равно видеть мир объективно не может никто. Каждый смотрит со своего ракурса и не может своим взглядом охватить всего: мир слишком разносторонен и противоречив, и вряд ли кто-то из ныне живущих способен видеть его целиком. Получается, ни один человек не может дать ответ на вопрос: «А какая она, эта объективная реальность?» Видимо, каждый из нас существует в своем собственном мире – мире своего восприятия, но вместе с тем мы живем вместе, и оттого людям порой так сложно понять друг друга.

– Локи, ты заснул что ли? – оторвал меня от размышлений голос администратора.

– Нет, просто задумался. Извините, – пробормотал я, сокрушенно покачав головой: уже не замечаю, когда со мной начинают говорить. Что же дальше будет?

– Неважно выглядишь.

– Спасибо за комплимент.

Я съязвил на автомате, в действительности ничуть не обидевшись: мне было плевать, кто и что думает о моем внешнем виде.

– Может, тебе стоит…

– Нет. – Я даже не захотел узнать окончание фразы. – Так в какой палате?

– В триста пятнадцатой, в третий раз уже говорю.

– Ага, спасибо, – кивнул я и поспешил вверх по лестнице.

***

Сьюзен лежала на кровати, укрытая двумя теплыми одеялами. Должно быть, сильно мерзла. Увидев меня, она слабо, но до боли искренне улыбнулась и попыталась сесть.

– Локи? Я так рада, что ты прилетел ко мне.

Я присел на край кровати и взял Сьюзен за руку, отметив, что ладонь у неё холодная и сухая, совсем как у восковой фигуры. Но все-таки она живая, настоящая. Пока еще живая…

– Я прилетел бы раньше, если бы только знал, что ты в беде. Почему ты не сказала мне? Почему скрыла свою болезнь?

Сьюзен на мгновение прикрыла глаза.

– Я… знала, тебе и без того сейчас нелегко. После того, что случилось с Фриггой, вся ответственность обрушилась на тебя. Все СМИ только и твердили о твоем положении на политической арене. Я понимала, как тебе трудно, и не хотела валить на тебя еще и это. Думала, это все временно. Думала, это скоро пройдет. Ты же знаешь, я не люблю придавать своим проблемам огласку и вынуждать других страдать вместе со мной.

– Но это все равно происходит.

Я глядел в ее глаза и не замечал ничего, кроме них. Именно в этот момент я понял, как много может передать взгляд. Сьюзен не обладала способностями Доланы, но её глаза были очень живыми. Они и впрямь сообщали то, о чем молчали уста: «Я ждала тебя, Локи. Мне было так тяжело без тебя, так одиноко, так плохо. Я думала, с ума сойду здесь, в этой палате».

– Да, но… этого так хочется избежать. Мне жутко стыдно, что моя болезнь доставляет близким столько хлопот. Мать из-за меня сама не своя и не может сосредоточиться на работе, теперь вот ты прилетел, хотя у тебя и своих проблем хватает.

– И эта – одна из них.

Я решил, пора переходить к делу, хотя мне и не хотелось этого делать. Хотелось просто сидеть, держать Сьюзен за руку и по-детски верить, что все обойдется, все кончится хорошо.

– Ты все время стремишься перенести на себя чужие неприятности. – И вновь болезненная, но такая светлая и чистая улыбка. – Эмоциональный мазохист. Неужели тебе собственных неурядиц мало?

Оттягивать страшную минуту дальше было уже невозможно. Лучше уж поскорее отмучиться и перевернуть этот лист своей жизни.

– Да нет же, нет, ты не понимаешь! Твоя болезнь – это все не просто так, Дана! Это… это из-за меня.

– По-моему, ты передергиваешь.

Ее голос прозвучал очень мягко, но я все равно не сумел сдержаться:

– Может быть, для начала дослушаешь?! Они приходят к тебе, огненные люди, да?!

– Приходят, но… все говорят, это обычные галлюцинации.

– А я тебе говорю, что черта с два! Огненные люди существуют, и знаешь, к кому они приходят?!

– К кому?

Она смотрела на меня с легким испугом. Наверное, пыталась понять, стоит относиться к моим словам всерьез, или я просто нахожусь не в себе.

– К тем, кто меня любит.

– Но откуда…?

– Демоны оставили послание. Огненные люди – вестники апокалипсиса. Они заберут души пяти человек, которым я небезразличен, и тогда… произойдет конец света.

– Но причем тут ты?

– День Расплаты помнишь? Я должен был погибнуть тогда. Должен был стать жертвой для демонов. Они эту жертву не получили, ну и… Теперь я попал в опалу. Я и, что самое страшное, все те, кто так или иначе со мною связан.

– Так получается, я умру, и этого не избежать?

В глазах Сьюзен отразился холод спокойствия – словно бы океаны застыли за сотую долю секунды, превратившись в царство вечных льдов и морозов. Наверное, она уже давно понимала это и почти смирилась.

– Нет, я нашел способ спасти тебя.

Я проговорил это очень быстро и скомкано, и это, наверное, навело Дану на мысли, что мне самому этот способ не очень-то по душе.

Она глядела на меня, не отрываясь, и ждала, что я скажу. Должно быть, для нее сейчас тоже не существовало ничего, кроме моих глаз. Уж лучше бы она в них не смотрела. Они словно открытые, кровоточащие раны.

Я понимал, что не могу молчать вечно.

– Твои воспоминания обо мне. Мы их сотрем начисто, Ника поможет. После операции ты обо мне и не вспомнишь, а, стало быть, перестанешь любить. И по демонической логике огненные люди уже не смогут тебя забрать. Летим на Цереру!

Сьюзен решительно потрясла головой. При этом глаза её смотрели так, словно мой план пугал её больше неминуемой гибели.

– Нет. Нет, Локи, ни за что.

– Но это единственный выход.

Я понимал, что Дана не будет в восторге, но получить резкий отказ готов не был. Я думал, она все взвесит и воспользуется шансом спастись.

– Знаю. Но он мне не нужен.

– Сьюзен, послушай…

– Нет, Локи, ты послушай. Один раз я уже пошла по этому пути, и знаешь, какие он оставил ощущения?

– Нет.

Что и говорить, мне стало стыдно. Я должен был хоть раз спросить Дану об этом.

– Пойми, я – это не тот кусок мяса, что ты видишь сейчас перед собой. Я – это мои мысли, мои чувства и мои… воспоминания. Мой мир. А ты, Локи – ты его часть. Пожалуй, что… самая яркая и самая важная. И вырезать тебя из моей души… это хуже, чем убить. Без тебя я – уже не совсем я. А если быть откровенной, то совсем не я. Знаешь, есть такие вещи, которые мир стремится забрать у тебя, но их отдавать нельзя – ни за что и ни в коем случае. Это твои убеждения, мечты и мысли, словом, все то, что для тебя по-настоящему важно. То, из чего состоишь ты сам. Я не знаю, как выразить, но надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю. Просто, у каждого в душе есть что-то, за что и умереть не страшно.

Я невольно стиснул её руку сильнее.

– Но подумай обо мне! Ты говоришь только о собственных чувствах, а подумай, что будет со мной, когда тебя… не станет! Ты думаешь, я смогу это пережить?

– Твоя мать жива сейчас, но посмотри правде в глаза, тебе от этого легче?

Этот простой вопрос поставил меня в тупик. Я и в самом деле не знал, как на него ответить.

– Честно? Нет. Мне ужасно её не хватает. В моем собственном мире её уже нет, так что… это все равно, как если бы она умерла. Но зато меня хотя бы не терзает совесть, что человек погиб по моей вине. Я не хочу мучиться и каждый день осуждать себя за твою смерть!

– А ты и не будешь виновен. Поверь, я умираю не за тебя, а за… саму себя, за свои чувства. Это мой выбор и моё решение. Я знаю, что для меня так будет лучше, и у тебя нет права мне возражать.

– Согласен, – выдавил я, понимая, что действительно не имею права настаивать: Сьюзен взрослый человек и должна выбирать сама.

– Спасибо, что смог понять. Мне было важно, чтобы ты не злился на меня за моё решение. Спасибо тебе за все. Они уже близко.

– Огненные?

– Да.

– Ты видишь их?

Для меня самого палата, не считая Даны, была пуста.

– Вижу. Остались последние секунды. Прощай, Локи. Они могут забрать у тебя меня, но мои чувства – никогда.

В этот момент я ощутил прикосновение прохладных и сухих губ, которое продлилось долю секунды, но запечатлелось в памяти навсегда. Не так я представлял себе этот момент. Совсем не так.

Я закрыл глаза всего на мгновение, а когда открыл, Дана уже лежала в кровати, устремив свой безжизненный, навечно застывший взор в потолок. Я вновь сомкнул веки, пытаясь защититься об боли, превратив свою действительность в абсолютную пустоту. Не вышло: мертвенно-бледное лицо Сьюзен четким видением стояло перед мысленным взором.

Исступленный стон сорвался с губ помимо воли.

– За что?! Почему она?! Почему?!

На эти вопросы никто не ответил, но в какой-то момент мне померещилось, что я ощутил щекой обжигающее дыхание пламени.

***

Открыть глаза было сложно – мало того, что веки казались свинцовыми, так их еще словно бы склеили чем-то противным и вязким. Тело тоже не желало повиноваться – конечности будто одеревенели. Что же произошло?

Я с трудом сел в постели и огляделся по сторонам. Глаза щипало от невыносимо яркого света, и было сложно увидеть хоть что-то. Виски отозвались болью, к горлу подступила тошнота. Уткнувшись головой в колени, я попытался взять себя в руки и сообразить, что к чему. Попытка провалилась: мозг одеревенел наравне с руками и ногами.

– Настоятельно советую лечь, – донесся от двери незнакомый голос. – Тебе необходим покой. Через пару часов снотворное полностью выветрится, и тогда мы продолжим терапию.

– Терапию? – переспросил я, еле-еле ворочая языком: голос мне тоже не подчинялся. – Постойте. Вы что… накачали меня какой-то медицинской гадостью?

– Ну, во-первых, это вовсе не гадость, а современное и, к слову, весьма дорогостоящее лекарство. – Врач, видимо, расценил мои слова как профессиональное оскорбление. – А во-вторых, что нам еще оставалось делать, если ты, захлебываясь слезами, кричал что-то про демонов, которых ты из-под земли достанешь, про апокалипсис и еще много чего… невразумительного?

Я, сглотнув комок в горле, выдавил из себя слабую и, наверно, не очень-то убедительную улыбку.

– Думаете, я совсем умом тронулся? Вас можно понять. И… возможно, вы правы. У меня чувство, что мозг вот-вот на атомы распадется. Но вы должны меня отпустить, ведь никто другой не сможет предотвратить беду.

– Ты о конфликте с другой галактикой?

– Нет, не о нем. Демоны. Апокалипсис. Вы же сами сказали, что все слышали.

– Да, но, – врач принужденно рассмеялся, – мне показалось, что в то время ты был несколько…

– Не в себе, да. Знаю. После смерти Сьюзен меня накрыло, и я потерял контроль. Но это не значит, что те мои слова были бредом. Демоны действительно решили устроить нам апокалипсис.

Врач посмотрел на меня так, что сомнений не оставалось: он убежден в моем сумасшествии.

– Послушай, смерть двух близких людей стала для тебя сильным ударом, но мы поможем тебе пережить это и… вернуться к нормальной жизни. А за государственные дела не беспокойся: твои приближенные заменят тебя на время.

– А если без демагогии, то положите меня в психбольницу? – ровным, не выражающим эмоций голосом спросил я, жалея, что нельзя открыть врачу правду: Фригга жива, обязанности правителя исполняет Рэй, а надвигающийся апокалипсис реален.

Если бы я осмелился на такой шаг, его подозрения лишь укрепились бы. Ведь если смотреть на это глазами рядового Агента, то и впрямь напоминает бред сумасшедшего.

Для населения у нас была своя версия, более простая и адекватная. Никакого Рэя и уж тем более никаких игр со временем: Фриггу, ставшую жертвой возродившегося артефакта, чудом удалось убить – вот что думали рядовые жители государства. Правда была известна лишь тем, кто участвовал в операции. Даже Леонора свято верила в ту фальшивку, что до сих пор распространяли по галактике СМИ. Так что ж было взять с этого молодого специалиста?

– Тебе нужна помощь квалифицированных докторов, – заявил врач, но голос его дрожал: небось, боялся, что я опять выйду из себя и закачу скандал.

Дожили… на меня уже смотрят, как на дикого зверя.

– Едва ли ваши доктора тут чем-то помогут, – возразил я и невидящим взором поглядел в окно.

– Ну-ну, не говори ерунды. Это же Долина Жизни. Мы лечим и более тяжелые случаи.

В этот раз голос врача прозвучал почти ласково, что злило только сильнее.

– Сьюзен вы вылечить не смогли.

Эти слова заметно смутили доктора.

– Ну, это…

– И в этом нет вашей вины. – Меня опять посетило желание выплеснуть на собеседника правду, но я удержался: Фригга была права, когда говорила, что есть вещи, которых простым людям лучше не знать. – Просто имейте в виду, что вы не виноваты, и все.

– Отдыхай. – По лицу врача не угадывалось, принял он эти слова к сведенью или пропустил мимо ушей, но я склонялся ко второму. – А еще лучше – постарайся снова заснуть. Я скоро приду.

И он ушел, оставив меня наедине с мыслями.

Разговор с ним оставил горькое послевкусие: врач и мысли не допустил, что я говорю серьезно и здраво. И дело было даже не столько в самой информации, сколько в её подаче. Я был уверен: если бы об апокалипсисе объявила Фригга, ей бы поверили безоговорочно. Ведь она всегда так спокойна, что сомневаться в её адекватности невозможно. А я? Я закатил истерику в палате покойной Сьюзен, и за одно только это получил статус психически больного.