Текст книги "Леона. На рубеже иных миров (СИ)"

Автор книги: Лана Яровая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

– Время позднее уж, – наконец отозвался он тихим, глубоким голосом. – Не гоже гостей после долгой дороги разговорами длинными утомлять. Потом, все потом.

Словцен, уже готовый к интересному рассказу, слегка поник.

– Да мы не сильно-то и устали, – проговорил он, косясь на подругу.

– А я знаю эту историю, – произнесла Леона, поймав его взгляд. – Мне Ружена немного рассказывала. И в нескольких книгах встречала упоминания этих событий. Но и я бы не отказалась еще раз ее послушать. – Девушка очень надеялась, что сможет услышать что-то новое и важное для себя из слов старца.

Гостомысл приободрился, явно заинтересовавшись сказанным.

– Где же ты этакие книги видела? – заинтриговано уточнил он.

Девушка озадачилась столь явным его интересом – где ж, как ни у наставницы она могла такое видеть… Сжав в руках кружку с ароматным сбитнем, осторожно ответила:

– У Ружены в вивлиофике.

Гостомысл изумленно поднял брови и тихо рассмеялся, качая головой из стороны в сторону.

– Ну Веда… Ну лиса, – смеясь, тихо проворчал он себе под нос.

Девушка еще сильнее стушевалась, подозревая, что явно сказала лишнего, и опустила глаза в кружку, с большим интересом разглядывая плавающие у поверхности листики земляники.

– Ну чтож, отчего бы и не рассказать, раз молодежь просит, – согласился наконец Гостомысл. – Тяга к знанию похвальна.

Ребята заулыбались, приготовившись слушать. И старец начал свой неторопливый рассказ:

– Много, дюже много столетий назад была в нашем мире особая сила. И была она такой же частью природы, как вода или воздух. Знающие люди могли черпать ее из окружающего мира, так же легко, как мы пьем или дышим, и творить настоящие чудеса, – проговорил он, склонив вперед голову и выразительно посмотрев на гостей. – Именовали их по-разному: кто колдунами звал, кто чародеями, кто кудесниками. Сейчас же нас – тех, кто сохранил крохи оставшихся знаний, больше чаровниками кличут. Мало теперь мы умеем-то. – Гостомысл потер сухонькой ладонью, густо заросший сединами, подбородок. – Древние же чародеи обладали таким мастерством, что по своему желанию могли в мгновение ока перенестись в другое место. Могли изменить течение рек и заставить корабли плыть по воздуху, аки по воде. Встречались мне даже упоминания того, как вырастали по их велению каменные дома из-под земли. Были и особые умельцы, кто мог слышать шепот трав и говорить на языке зверей… Слыхивал ли, кто из вас, чтоб кто-нибудь умел такое? – спросил старец. Друзья отрицательно покачали головами. – То-то и оно… Невообразимые чары творили они… Такие, что нам сейчас и не ведомо, – проговорил он с нескрываемым огорчением и восхищением разом. – Одним из таких чудес были волшебные врата в другие миры.

Словцен давно отставил свою опустевшую миску и восторженно слушал старца. При словах про другие миры, он пораженно поддался вперед и, сделав широкие глаза, быстро глянул на подругу – она ведь тоже рассказывала ему о других мирах. Ну неужто это была правда?

Гостомысл расценил его удивление по-своему:

– Эти миры, – стал объяснять он, – скрываются среди звезд. Достаточно поглядеть ночью наверх и ты сможешь их увидеть. Только не поймешь, за каким из огней таится живой мир, – по-старчески мягко рассмеялся Гостомысл. – Никто не поймет, увы. Некоторые из этих миров мертвы, а некоторые пышут жизнью. И где-то живут такие же люди, одно что и мы, будто из одного чрева пошли наши рода. А где-то существа странные, нам чуждые, неведомые… Но все ж Божьи твари, – назидательно добавил он. – Те врата, что были на нашей земле вели в миры дюже похожие на наш.

– А много их было? – не выдержав, спросила Леона

– Сейчас нам доподлинно известно лишь о трех мирах. Тех, чьи врата мы сумели найти, – пояснил старец.

– Где? – затаив дыхание, спросила девушка, чувствуя, как забилось быстрее сердце.

– Это уже другая история, – подозрительно нахмурив брови, коротко ответил он. В лице девушки мелькнула досада.

– Сколько их было точно нам пока неизвестно, – продолжил рассказ Гостомысл, – но мы знаем, что правители этих миров заключили меж собою союз. И так появилось содружество. От такие чудеса были, – понимающе глянув на пораженного Словцена, согласился он.

Слушать старца было одно удовольствие, и друзья, захваченные рассказом, ловили каждое его слово.

– В те времена в одном из миров зародилась новая, религия.

Парень бросил короткий взгляд на подругу, которая отставляла в этот момент опустевшую кружку. Она ведь не так давно рассказывала ему эту историю!

– Не знаю, с чего уж те люди отвернулись от своих родных Богов, заслуженно али нет. Но эта придуманная людьми вера была извращенной, неправильной, неестественной… Вера в ненастоящего, не рожденного солнцем бога, – вымолвил Гостомысл, хмурясь. – Это была жестокая, кровавя религия. Она требовала закланий[3] и челобитного преклонения. Она провозгласила женщин порочным, грязным существом, оскверняя и уничтожая тех, кто есть земное воплощение Дарующей Жизнь, – он посмотрел на притихших ребят, подался вперед и, качая указательным пальцем, сурово проговорил: – нельзя отрекаться ни от одного из составляющих зарождения новых жизней: мужчины жизнь сеют, женщины жизнь даруют. И никак иначе. Убери одно, и жизнь иссякнет. – Гостомысл чуть отклонился назад, покачал головой. – Эта религия от чего-то закрепилась, пришлась по нраву людям, и их родные Боги были совсем забыты ими. Со временем выходцы с того мира стали распространять свою веру и в других мирах. На одних она приживалась, сея зерно разлада меж людьми и их родными Богами, на других – нет. На наших землях, к сожалению, прижилась, – разочарованно проговорил Гостомысл, словно все еще не веря, как могли наши предки принять ее. – Темным пятном расползалась она по нашим землям… А с ней пошла молва, что Боги наши неправильные, что от кривды они идут. Жрецы новой религии стали насаждать людям, что их Боги – пережитки дикого прошлого, и вера в них начала приравниваться к окаянству и прегрешению. Многих они тогда сумели обратить в свою религию… Так наши Боги стали уходить в забытие, – тяжелым голосом проговорил старец. – Все больше и больше последователей из разных миров содружества примыкало к новой религии, все больше людей верили в несуществующего бога. И все вместе, принося ему кровавые жертвы и вознося молитвы, они сумели воплотить его. Так зародился Эйнхэво, – Гостомысл вдруг пристально посмотрел на друзей и предостерег: – но не следует произноситься его имя всуе. Незачем обращать к нему свои мысли лишний раз и даровать этому существу свою жизненную силу.

Ребята растеряно и слегка испугано кивнули.

– Это противоестественное божество, – недобро продолжил Гостомысл. – Которого не должно было существовать… Вскормленный жестокой религией, которая давала одним власть над другими; религией, которая заставляла людей ежечасно возносить молитвы своему богу, обещая всепрощение за усердие в мольбе и за звонкую монету жрецам, вместо того, чтобы научить людей самим нести ответственность за свои деяния, вместо того, чтобы научить людей благочестивости и любви ко всему сущему; религией, которая превозносила одних и принижала других; вскормленный кровью жертв, которых отправляли ему на заклание; он воплотился, как мерзкое, жалкое, кровожадное существо. И с каждым новым святилищем в его честь, с каждым произнесенным ему славословием, с каждым новым верующим в него, он лишь рос и укреплялся, и неутолимая жажда крови его росла…

Друзья давно уже отставили кружки и ошарашено слушали жуткую историю старца. Леона обхватила себя за плечи. У парня по спине уже во всю бежали мурашки. И опускающийся за окном сумрак лишь усиливал зловещесть создавшейся обстановки.

– Да-а, – протянул старец, заметив как покосилась Леона за окно. – Не ко времени все же мы затеяли этот разговор, – покачал он головой и встал, чтобы сменить в светце[4] догорающую лучину.

– Люди забывали заветы родных богов, – продолжил он, снова опускаясь на лавку. – И стали использовать чаровство и свое мастерство волшбы во вред нашему миру и себе, и во благо новорожденному божеству. Которое требовало проливать чужую кровь и совершать черные ритуалы под прикрытием благочестивости и праведности. И наши Боги не выдержали творящегося на их земле ужаса. Чтобы уберечь людей и наш мир от разрушения, и не дать этому противоестественному существу расти и крепнуть за счет пожирания жизненных сил наших земель, Боги лишил мир чар. Но так гласит легенда. Мне же думается, что Боги не перекрывали ток волшебной силы в мире, они лишь отняли у людей возможность ей пользоваться. Но со временем, когда те, кто остался верен родным Богам, сумели искоренить зло на наших землях, и люди очистились от скверны, запрет был снят. Но знания уже были утеряны… Потому то, то что можем мы – лишь крохи от того, что могли наши далекие предки.

На том разговор был окончен. И изба погрузилась в тягостное молчание.

Друзья остались под сильным впечатлением от мрачности рассказанной истории.

Недоумение, недоверие, растерянность смешались в голове Словцена в одно неясное чувство, заставляя его чувствовать себя потеряно… Ведь древние, полузабытые легенды про другие миры были для него невиданными небылицами, а тут не сказитель, уважаемый старец рассказывает…

И даже Леона ощутила, как неспокойно ей стало, ведь от Гостомысла она узнала новые подробности этой темной истории, о которых, видно, умалчивала Ружена.

– Оставьте это, – снова раздался глубокий голос старца, заметившего, как посмурнели лица ребят. – То давно уж минуло. О прошлом нужно помнить, но жить настоящим. А в настоящем вам пора уж отойти ко сну, – наставительно проговорил Гостомысл. – Завтра отдыхайте, отсыпайтесь с дороги. Можете в город съездить, провожатого найдем, коли захотите. А после уж станем думать, что с вами делать, ученички, – хмыкнул старец и поднялся из-за стола.

Из-за окна было видно, что давно уж наступила поздняя ночь, и слышно было, как уже во всю стрекотали свои любовные песни, кузнечики.

Они вышли наружу, где уже стояла та особенная свежесть, которая опускается на землю вместе с поздними летними ночами. Леона зябко поежилась – в избе было тепло, и, выйдя на прохладный воздух, она тут же ощутила, как побежали по телу мелкие мурашки. Она обхватила себя за плечи и подняла голову кверху – в небесах горели мириады крошечных искорок, словно кто-то просыпал из божественной кадки звездную пыльцу.

– Идемте, – позвал их Гостомысл, направляясь к дальней избе. – Это изба женская, – объяснил он. – Там будешь жить ты, Леона. Хозяйка здесь над всем Верхуслава, к ней с вопросами иди, ее слушайся. – Он повернулся и указал на дом, стоящий по другую сторону от низенькой средней избы, – то мужская изба. Туда, Словцен, мы с тобой отправимся. Если что нужно будет – мои покои в светелке.

Словцен молча посмотрел в указанную сторону. Леона же кивнула, показывая, что поняла.

– Гляди, – кивнул он на мерцающий свет в оконце на первом этаже, когда они подошли к крыльцу женской избы. – Тебя, видно, ждут.

Леона тепло попрощалась с мужчинами, пожелав им добрых снов. Поднялась на крыльцо и, поглядев им вслед, вошла в дом.

– Ох, пришла наконец! – устало сказала молодая девушка с крепкой смоляной косой, вяло перебиравшая пряжу.

– Здравствуй, – поздоровалась Леона. – Ты Верхуслава?

Девушка вытаращилась на нее, как на слабоумную.

– Витаной меня зовут, – представилась она, поднимаясь со своего места и беря в руки плошку с горящей свечой. – Идем скорее, я тебе комнату твою покажу.

Они поднялись на второй этаж.

– Все добрые люди спят уже давно, а меня тебя ждать оставили, – бурчала девушка.

– Дак а чего не позвала раньше? Показала бы, да шла спать, – неловко ответила Леона.

– Гостей не торопят, – явно передразнивая чей-то строгий, поучительный голос, произнесла девушка.

Она провела ее к небольшой комнате, расположившейся на противоположной от главного двора стороне.

– Вещи твои тама уже лежат, Прошка притащил. Смотри поблагодари его потом, мог бы и в конюшнях оставить ведь, – наставительно проговорила Витана, косясь на гостью.

– Конечно, – озадачено ответила Леона.

– Мы тебе лохань там поставили с дороги обмыться, воды горячей натаскали. Но только она остыла уж давно, наверно, пока ждала тебя, – проворчала девушка. – Знали б, что вы так долго там просидите, лучше б баню натопили.

– Ничего я и прохладой если что обойдусь, – благодарно ответила Леона. – Большое спасибо вам за заботу.

Черты лица девушки смягчились. Она кивнула.

– Постель тебе уже застелили, – предупредила она. – И мы не знали, есть ли у тебя ночная рубаха, поэтому положили там тебе одну. На кровати лежит, увидишь. И полотенце там же, рядом. Надо будет чего, моя комната вон, – она указала в начало коридора, – третья от входа по другой стороне.

Леона кивнула и еще раз поблагодарила девушку.

– Ну, вроде обо всем сказала. До завтра, тогда. Добрых снов тебе, – пожелала, Витана и передала гостье свечу. – Смотри, свечи зазря не жги, предупредила она. Леона кивнула.

– И твой сон пусть добр будет, – пожелала в ответ она, уже развернувшейся уходить девушке.

Та повернула голову и, улыбнувшись, кивнула. И вдруг задорно хихикнула и хитро добавила: – На жениха погадать не забудь. – И, махнув рукой, пошла к себе

Леона хмыкнула и вошла в небольшую комнатку. Ничего лишнего – кровать, столик с небольшим зеркалом, лежащим на нем вниз лицом, табурет да простой сундук для вещей в изножье кровати. Седельные сумки оказались тут же. В углу, за невысокой ширмой, Леона нашла обещанную лохань. И даже вода в стоящих рядом ведрах, к ее радости, остыла еще не до конца.

Девушка придвинула к лохани табурет, поставила на него свечу, бросила на ширму полотенце с рубахой, и, с удовольствием усевшись в лохань, от души стала поливаться теплой водой, смывая с себя пот и дорожную пыль.

Уже сидя в свежезастланной кровати и вяло расчесывая волосы, девушка наконец ощутила, как навалилась на нее усталость. Она перебралась к изножью кровати, положила расческу на крышку сундука и тут же залезла под одеяло. И уже почти провалившись в сон, она вспомнила слова Витаны и весело подумала: «а почему бы и нет…». Хмыкнув и забавляясь с самой себя, она прошептала:

– Сплю на новом месте, приснись жених невесте…

***

… Руки ее в чужой крови. Она течет и течет с них густым багряным потоком, стекающим под нее в широкую лужу… Не лужа… Багровая река, поднимающаяся все выше… И она в самом ее центре….

– Я убила его… Убила… – шепчет она, вставшей по другую сторону Ружене…

– Не ты жизнь даровала, не тебе и отнимать ее… – грозно повторяет свои слова наставница и исчезает в черно-багровом мареве…

… Высокая кровавая волна вздымается над ней из реки и резко накрывает ее с головой…

… Ночь… Быстрый бег сквозь густую высокую траву… Чье-то тяжелое дыхание… Ее?.. Протяжный вой… Огромная тень мелькает сбоку в зарослях… Совсем близко… Шорох травы… Она спотыкается, падает на спину… Ясный свет полной луны в темном, усыпанном звездами небе… Свет меркнет, закрытый башкой вставшего над ней огромного черного зверя с горящими янтарем глазами…

***

Леона проснулась от громкого звона метала, когда солнце уже вовсю освещало ее комнатку. Она быстро подскочила, соображая на ходу, где сейчас ее меч, и метнулась к окну, выглядывая наружу.

За окном, на расчищенном от травы и отсыпанным песком ристалище, парами бились раздетые по пояс мужчины. А рядом упорно отжимался взмокший, раскрасневшийся Словцен.

Леона выдохнула и отошла от окна.

– И чего подорвалась, – пробурчал откуда-то сбоку женский голос. – Спала бы еще да спала.

Девушка недоуменно обернулась и увидела, как у лохани возится крохотная полнотелая женщина в возрасте, ростом не выше двухлетнего ребенка.

– Здравствуй, – поздоровалась Леона с домовушкой.

– Здравствуй-здравствуй, дитя, – откликнулась она, вытирая свои руки о чистый передничек. – Воспитанница Ружены, да? – толи спросила, толи подтвердила домовушка. – Звать-то тебя как?

– Леоной.

– Ну а я Верхуслава, – представилась та. – Знакомы будем.

Леона приветственно поклонилась домовушке.

– А куда вода делась? – недоуменно спросила она, заметив, что лохань опустела.

– А им все расскажи, да покажи, – пробормотала та, поводя рукой по воздуху, и со всех уголков к ней ниточками потянулась пыль, собираясь у нее в ладошке в крохотный плотный комочек. – Куды надо, туды и делась. Чего, в первой чтоль видишь?

– В первой, – кивнула Леона, с восторгом наблюдая за происходящим. Добролюб редко показывал свою волшбу, предпочитая делать ее незаметно или вовсе делать все руками.

Верхуслава сделала озадаченное выражение лица, а потом вдруг понимающе покивала.

– Ну, Добролюб никогда не любил с этим возиться, – заметила она, убирая твердый шарик в кармашек под передником.

– А ты знаешь Добролюба? – заинтересовалась Леона, почувствовав, как на душе становится теплее от родного имени.

– А как не знать-то, когда столько лет под одной крышей прожили, – подтвердила женщина. И опережая новый вопрос проговорила: – ну все-все, некогда мне тут с тобой болтать-то. Ты бы ложилась, еще отдохнула бы с дороги-то, деточка. Потом не будет времени бока належивать. Шибко Гостомысл-то тут всех гоняет, никто без дела не сидит, – добавила домовушка и исчезла.

Позже, спустившись после умывания вниз, Леона заметила прильнувших к окнам на первом этаже нескольких восторженных девиц, среди которых заметила и знакомую ей с вечера Витану.

– А новенький-то глядите, какой пригожий, – хихикала одна из них.

– Да что новенький, ты глянь на Да́ра лучше… – возмутилась друга.

– Ой-й, девоньки, как хорошо, что Воимир вернулся… – вздохнула еще одна.

– Эх, да на долго ли…

– Как же он хорош… С таким мужиком и жить не страшно… – поддержали ее.

– Нелюдим только… – заключила Витана.

Девушки разом печально вздохнули.

Леона не поверила своим ушам. Она быстро подбежала к соседнему оконцу, чуть наклонилась, заглядывая в проем и еще раз посмотрела на бьющихся. И только теперь, к своему удивлению, заметила, уже знакомого ей мужчину. Его темные волосы, густо прореженные проседью, были поделены на двое и верхняя их часть была собрана на затылке крохотной петелькой. В отличии от остальных, он бился сразу с двумя противниками.

– О! Новенькая! – заметили ее девицы, оторвавшись от захватывающего зрелища.

Леона отвлеклась от окна, разогнулась и и повернулась к девушкам.

– Признавайся, с тобой твой жених приехал? – вдруг спросила одна из них – румяная, пышногрудая, пышнобедрая девица с толстой соломенной косою.

– Нет, друг, – озадаченно ответила Леона.

– И что, совсем-совсем не жених? – сдвинув брови, настаивала она.

Леона удивленная по началу ее напором, коротко рассмеялась.

– Совсем не жених, – подтвердила она.

Девица расслабилась.

– Меня Заря́ной звать, – представилась она, широко улыбаясь.

– А я Леона, – приветственно проговорила девушка, кивнув.

– Мы знаем уже, – ответила другая. Худенькая, с двумя русыми косами – видно уж сговорилась с кем-то, раз косу разделила. – А я Агне́ша, – представилась она, с мягкой улыбкой.

– А меня Леся́ной кличут, за то, что из лесу не вылажу, – весело вклинилась еще одна девушка. Тоже русая, с зелеными глазами, невысокая, и будто немногим младше остальных.

Каждой девушке Леона дружелюбно улыбалась и приветственно кивала.

– А почему ты приехала? – поинтересовалась Заряна.

– Ты осталась одна? – осторожно спросила Лесяна.

– А правда, что твоя мама тоже здесь выросла? – полюбопытствовала Агнеша.

– А ну кыш, чего накинулись, – перебила их Витана. – Сама расскажет коли захочет. – И, весело блеснув глазами, обратилась к Леоне: – ну что, привиделся кто тебе?

– Где привиделся? – недоуменно переспросила девушка, вскруженная накинувшейся оравой болтушек.

– Дак ты не гадала что ли? – немного разочаровано протянула Леся, переглянувшись с остальными.

– Ах, вы об этом! – весело произнесла Леона, поняв наконец, чего от нее хотят девицы. – Гадала, – призналась она. – Только смутные сны были, не помню ничего толком… Видно не пришел ко мне жених, – пожав плечами, соврала девушка.

Она помнила обрывки снов… Кровавую реку и горящие желтым звериные глаза… Только зачем о том знать девицам? Жених-то все равно не привиделся…

***

– Странно, что Воимир ничего не сказал тебе, – озадачено произнес Словцен, когда они шли с Леоной по Белому Граду.

Встретившись утром, друзья решили сразу поехать в город, чтобы отправить весточки домой. От провожатых они отказались.

Удивительно, но молва нисколько не приукрашивала, и он оказался именно таким, как о том сказывали люди. Аккуратные улочки пересекали город белыми змейками, оправдывая его имя и радуя глаз чистотой, пригожими светлыми домиками и мощеными белым камнем дорогами. И весь он будто искрился светом и легкостью.

Когда друзья только вошли в город, то на окраинных улицах им встречались лишь невысокие дома, очень походившие на беленые избы мазанки. Раньше им не приходилось видеть таких построек, и ребята с большим интересом разглядывали домики и их цветастую роспись, которой украшали свои хаты небогатые горожане.

Чем ближе друзья подходили к торговым рядам, тем зажиточней становились встреченные ими жилища.

Сейчас друзья шли по небольшой торговой улочке и вокруг стояли сплошь купеческие дома. Где сложенные из беленого кирпича, а где и белокаменные, о двух, а порой и о трех этажах, да с балкончиками и широкими крылечками, с каменными узорами вокруг оконцев, с лепниною по стенам, да с серой деревянной черепицей на крышах.

– Ты о том, что его Гостомысл отправил за мной? – отстраненно уточнила девушка, поглощённая красотами города и поиском почтового отделения.

– Угу, – промычал парень.

– Да, я тоже удивилась, – согласилась Леона. – Но может он подумал, что не поверю, – пожала плечами девушка, вспомнив их первую встречу. – Знакомства у нас по началу и правда не вышло.

Мимо то и дело проходили горожане, спешащие по своим делам. То купец молодой пройдет вальяжным шагом, по-молодецки сдвинув набок красную шапку, то горожанка, возвращающаяся с рынка с полной корзинкой съестного.

– Отчего не вышло? – удивился парень.

Леона скорчила неловкую рожицу.

– Я когда очнулась в повозке с ним, испугалась и приняла его за другого человека… Сначала на ходу едва не выпрыгнула, потом чуть не напала на него, – призналась девушка.

Слева она заметила, как из небольшой лавки выходит худощавый старик с очень похожим на снадобье бутыльком.

У Словцена вытянулось лицо.

– За кого? – пораженно спросил он.

– Да, не важно, – отмахнулась она, с интересом глянув на вывеску, на которой значилось: «Травы, лекарства, снадобья от Миродея», и мысленно пообещала себе потом туда наведаться. – Но то, что он не сказал позже, и правда странно.

А про себя еще подумала, что узнай она сразу, то отпало бы много вопросов и подозрений.

О том, что Воимир оказался давним знакомцем Гостомысла, и время от времени подолгу задерживался в его поместье, беря на себя роль наставника и обучая его воспитанников воинскому искусству, они узнали с утра. Словцен – от самих мужчин. Леона – от веселых болтливых девиц, глазеющих на то, как мужчины упражняются с мечами. От них же она узнала, что пару седьмиц назад Воимир, спустя долгое отсутствие, снова прибыл в поместье и, по наказу Гостомысла, отправился в путь, чтобы встретить девушку и сопроводить ее в дороге. Они же с Руженой об том не знали, а потому Леона спокойно поехала одна, даже не подозревая, что кого-то отправили ей в охрану.

Флокс вдруг сильно заинтересовался выставленными у одной из лавок овощами и резко дернул головой, пытаясь уцепить зубами желтобокую морковку. Леона еле удержала наглого коня от воровства.

Ребята не стали оставлять своих лошадей в городских конюшнях и шли по улице вместе с ними, держа их в поводу.

Леоне показалось забавным, что в город пропускали лишь тех верховых, у чьих лошадей под хвостами были надеты особливые сумки для навоза. Их предупредили об этом еще в поместье Гостомысла и даже выдали те самые сумки, но девушка до последнего не верила, что на воротах действительно будет стоять страж, бдящий за конскими… подхвостьями.

– Знаешь, я попросился к Воимиру в ученики, – сказал вдруг Словцен.

Леона удивленно глянула на друга.

– Когда успел?

– Да по утру.

Как на зло он проснулся едва ли не с рассветом, даром, что тело еще требовало отдыха. Но сон, увы, больше не шел, и парень спустился на первый этаж избы. И хоть Гостомысл хмуро велел Словцену идти обратно и отдыхать с дороги, он все же отправился на ристалище. Без дела лежать он никогда не любил, а памятуя о своей неумелости и слабости во время нападения, он и вовсе рад был этой возможности перенять частичку мастерства настоящего воина. Но к его неудовольствию меча ему не дали, отправив всего лишь отжиматься в сторонке да делать странные упражнения, которые были ему в новинку.

– И что он? – заинтересовалась Леона.

– Да ничего, – буркнул парень. – Сказал, что не берет личных учеников.

Леона сочувственно поджала губы.

– Не расстраивайся, – подбодрила она друга. – Не думаю, что Гостомысл тебя прогонит. Ты заметил? Все его подопечные обучаются ремеслам. Уверена, он позволит тебе остаться и найти дело себе по душе.

Парень благодарно улыбнулся девушке за поддержку.

Заплутав среди торговых улочек, ребята испросили помощи у прохожих, и добрые горожане подсказали друзьям нужную дорогу к главной площади, где стояла почта.

Чем ближе они подходили к центру Белого Града, тем шире и краше становились улицы. И тем богаче были встречающиеся на пути дома.

Выйдя к дворцовой площади, друзья восхитились окружающей ее красотой, очарованно глядя вокруг.

Сам княжеский дворец был укрыт за высокой белокаменной стеной, оставшейся еще со времен разрозненности, но так и не снесенной после. Но вот вокруг него высились роскошные боярские хоромы – белокаменные терема с множеством горниц и светлиц о нескольких этажах, с башенками, с остроконечными и изогнутыми бочкой крышами, покрытыми мелкой фигурной черепицей и увенчанные длинными шпилями.

Глаза разбегались от такой лепоты, не зная куда глядеть вперед. Толи на длинные гульбища[5], протянувшиеся вокруг хором, с украшенными каменою лепкой ограждениями. Толи на высокие крылечки с резными столбцами и перилами, да на открытые светелки с крышей о четырех витых столбах. Толи на будто из кружева вязанные причелины да узорчатые фронтоны.

Не зря белый Град считался самым красивым княжградом Сольмении.

Полюбовавшись боярскими хоромами, ребята быстро отыскали почту и отправили наконец весточки своим родным. А после еще успели навестить Бальжина, разыскав его кузню в мастеровом конце.

Назад друзья возвращались полные радостных впечатлений и волшебного, окрыляющего чувства любви к этой прекрасной жизни.

***

На следующий день, ребята встали позже, сумев наконец-то расслабиться и спокойно отоспаться. Взяв с собой по паре пирожков на завтрак, они вышли на улицу и уселись на сочную траву на небольшой солнечной полянке за избами.

Сегодня Гостомысл должен был решить, как с ними быть дальше, и друзья переживали в ожидании предстоящего разговора. Впрочем, тревог своих они друг другу не показывали. И если Словцен вчера хотя бы немного поделился с подругой своими мыслями, то Леона сейчас была скупа и на слова, и на эмоции. Молча жуя свой пирожок с капустой она положила голову на руки и разглядывала медленно ползущую по травинке божью коровку.

Из-за избы вышел хмурый Воимир и направился в сторону ребят. Подойдя к ним и, загородив солнце, он бросил на траву перед ними деревянные мечи.

– Я буду вас учить, – коротко сказал он.

Посмотрев на валяющиеся перед ними мечи, Словцен не поверил своему счастью и поднял пораженный взгляд на мужчину. Девушка же напротив, чувств друга не разделяла.

– Я не просила брать меня в ученицы, – недоуменно проговорила она, сама удивляясь собственной нелюбезности. Что-то в этом мужчине ее напрягало. И еще, ее все же задело то, что он скрыл от нее в пути свои намерения.

– А тебя никто не спрашивал, – спокойно отрезал он. – Поднимайте оружие и покажите, что вы умеете. Если вы хоть на что-то способны.

Леона аж вспыхнула внутри от злости и негодования. Она осталась сидеть на месте, сверля Воимира гневным взглядом.

– За неподчинение наставнику будешь чистить отхожие ямы, – спокойно предупредил он. – Я считаю до трех, и ты или поднимаешь меч или идешь за ведром и лопатой.

Следующие два дня девушка провела за опусканием ведер в отхожие ямы.

Воимир не был для нее авторитетом. Хоть она и была безмерно благодарна ему за помощь, узнав от Словцена, что он для нее сделал, но это не давало этому, все же незнакомому, мужчине права ей командовать. Она не за этим проделала этот путь и точно не жаждала его в наставники.

Тогда она молча ушла с поляны, недоуменно направившись с вопросами к Гостомыслу.

– Я должна начать обучаться у Воимира? – спросила она, когда наконец отыскала старца и они завели разговор.

Леона не стала упоминать грубость Воимира, но, кажется, Гостомысл и сам догадался, заметив ее негодование, которое девушка все же старалась скрыть. Потому что на мгновенье старец недовольно, даже грозно, нахмурился и задумчиво глянул в окно.

– Я готов обучать тебя, дитя, – мягко сообщил Гостомысл, поворачиваясь к ней. – По правде говоря, я дал твоей матери обещание, прежде чем она покинула этот мир…

– Значит она все же смогла перейти? – не сдержавшись, перебила старца возбужденная его словами девушка.

Гостомысл согласно покачал головой.

– Не сразу, но смогла, – подтвердил он, даже не упрекнув девушку в грубости.

Сердце у нее в груди сделало радостный кульбит. Значит это была правда! Там, в лесу, это действительно была мама! И у нее получилось на мгновенье открыть к ней проход!

– Как я уже сказал, – продолжил Гостомысл, – я дал Лике обещание, что постараюсь помочь тебе разобраться с твоей силой. Но для начала я должен был хотя бы взглянуть на тебя… И на твоего друга, раз уж он захотел остаться здесь… – многозначительно проговорил старец. – Я готов взять тебя в учение, девочка. И сегодня я принял решение, что вы оба останетесь в поместье. Но под личным наставничеством Воимира, – добавил он. – Разумеется, – уточнил Гостомысл, чуть склонив голову вперед, – спросив прежде, согласны ли вы сами остаться здесь.

Окрыленная предстоящим обучением, и уже мечтая о том дне, когда по ее воле откроется не хрупкое окно, которое исчезает от одного прикосновения, а настоящий переход к матери, девушка пошла обратно. Гостомысл наверняка сможет разобраться с ее силой и поможет научиться ей управлять. А потом… Может она сможет отыскать и отца…